Бояндин Константин Юрьевич. Ступени из пепла

   Ноар-Мане смотрел в ее глаза.
   — Если бы мы заглянули в ваши бумаги, в ваш портфель, сколько еще мы бы увидели там подписанных обвинительных заключений?
   Прокурор продолжал молчать. Гвардейцы Ее Светлости встали кольцом вокруг Майтенаринн. Положили руки на оружие. Прокурор не пошевелился.
   — Если мое присутствие чисто формально, зачем вы поместили снайперов в соседних корпусах?
   Молчание.
   — Вы опасались полагаться на одного лишь Ланте, не так ли?
   — Вы превышаете полномочия, тахе-те, — произнес прокурор, улыбаясь. — Вы не имеете права допрашивать меня. Пересмотр дела — моя обязанность. Мой иммунитет к…
   — У вас нет иммунитета, — выступил вперед советник Ее Светлости.
   — Что вы сказали? — Прокурор улыбнулся шире.
   — Вы препятствовали отправлению правосудия. Пока тахе-те не произнесла формулу завершения церемонии, вы не имели права давать указания свидетелю. В соответствии с законами Южного Союза и графства Тегарон, вы теряете иммунитет должностного лица. Мы имеем право изучить имеющиеся при вас документы.
   В руке у Прокурора возник «Скорпион». Разумеется, оружие ему положено.
   — Взять ее, — приказал он. — Взять немедленно. «Жуки» не шевелились. Они, как зачарованные, смотрели на Майтенаринн. Светлая смотрела в глаза Прокурору, оставаясь бесстрастной. Не уклонилась в сторону от дула пистолета, не шевельнулась.
   Гвардейцы уже заняли оборонительные позиции. Воздух вокруг Майтенаринн наливался синеватым свечением.
   — Светлая, — воскликнула одна из женщин — сотрудница центра. — Прошу о милости! — упала на колени. — Я подписала для них… Мне было сказано… Я прошу Вас…
   Прокурор отвел пистолет в сторону и прострелил ей голову. Не изменившись лицом, не издав ни звука.
   Тут же беззвучная молния разбила окно. Майтенаринн ударило в правое плечо, развернуло, едва не бросило наземь. Она выпрямилась. Взглянула в сторону окна, из которого прилетела пуля.
   Вторая пуля лишь задела ее висок — ослепительный белый штрих отвел снаряд в сторону. Майтенаринн продолжала стоять, не обращая внимания ни на что, глядя в лицо Генерального. Кровь пропитывала ее одеяние.
   — Синий код! — крикнул советник в личный «свисток». — Спасайте Светлую! Нейтрализовать «Жуков»!

— — —

   Описание того, что произошло в Зале Заседаний, заняло много места в разных источниках. Вероятно, больше всего повезло зрителям канала Трио студии спутникового вещания Южного Союза, которая тем же вечером как-то раздобыла фрагменты оперативной съемки. Там, где все было видно наиболее эффектно.
   Там, где была видна неподвижно замершая Светлая, окутанная зыбким синим ореолом оборонительной подсветки штурмовых «Барракуд» спецназа Ее Светлости.
   Там, где были видны вспыхивающие непереносимым серебром трассы контрмер, отводящие нацеленные на Майтенаринн пули, замедляющие их, разрывающие на части, превращающие в пар. Воздух плыл и плясал, разогретый на пределе работающим полем. Многих из тех, кто держал «Барракуды», стараясь прикрыть все направления атаки, иссекло осколками, шрапнелью от отбитых снарядов, брызгами кипящего металла. Но всякий раз находились те, кто принимал из мертвых рук тяжелые разогревающиеся «Барракуды».
   Видны были «Жуки», спокойно и сосредоточенно выпускающие очереди в Майтенаринн и вокруг, старающиеся рассеять защитников, заставить их отвести в сторону, выронить раскалившиеся от перегрузки штурмовые ружья.
   Был виден тот самый седовласый корреспондент, который, подхватив одну из «Барракуд», несколько раз выстрелил в оконный проем… превращая в кипящую лаву позицию снайпера напротив. Было видно, как снайпер из соседнего здания успел прострелить насквозь его руку, прежде чем корреспондент двумя выстрелами не обезвредил и его.
   Основной кадр был смят и искажен оборонительной подсветкой, но службы новостей повторяли его вновь и вновь. Прокурор, поднявший «Скорпион», выпускающий пулю за пулей в лицо Майтенаринн… Замерла его рука… Неожиданно изменилось бесстрастное выражение лица…
   Он медленно повернул пистолет дулом к себе и, помедлив, нажал на спусковую скобу.
   Все кончилось разом. Майтенаринн стояла, не отрывая взгляда от лица Прокурора — на последнем застыло величайшее изумление. Словно в последний момент он понял что-то очень важное.
   Восемь убитых у ее ног. Трое из них — гвардейцы. С пола, залитого кровью, медленно, прихрамывая, поднялся водитель «буйвола», все еще подсвечивающий синим конусом пространство прямо перед Светлой. Ему помогли отойти в сторону, выпустить из обожженных пальцев горячее ружье.
   Майтенаринн опустилась на колени. Медленно, вся измазанная кровью, своей и чужой.
   — Vorgh as en Tae, — произнесла она бесцветно, спотыкаясь на каждом слоге.
   Те, кто выжили… кроме немногих, что предпочли взирать на происходящее через видоискатели, последовали ее примеру.
   «Смерть очищает все».
   — Vorgh vert Tae faer beart, — проговорила Светлая, поднимая плохо повинующиеся руки над головой, исполняя знак Всевидящего Ока. — «Смерть прощает и учит».
   Хор голосов повторил слова. После этого Светлая упала, ничком. Тут же оцепенение спало со всех тех, кто не был мертв.

Глава 12. ПЛАЧУЩИЕ НЕБЕСА

   Вам нужна медицинская помощь, тахе-те, — советник, Омлан Эстерен эс Темстар, дал знак врачам. Те замерли… Светлая запретила прикасаться к ней, позволила только перевязать руку и произвести общий осмотр — на предмет не замеченных ранее ранений.
   — Таха-тиа Омлан, — возразила я, стуча зубами. Мне было очень плохо. Во всех смыслах. Но надо было сделать еще немного. — Я уже не истекаю кровью. Есть несколько пунктов, по которым мне нужна ваша помощь.
   — Слушаюсь. Учитывая обстоятельства событий, и то, что прежний Генеральный Прокурор нарушил присягу в момент проведения следственных действий… Принимая по внимание…
   — Пожалуйста, сам вывод.
   — Формально сейчас исполняющей обязанности Генерального Прокурора являетесь вы, тахе-тари. Как бы ни неприятно это было для вас. Через два часа Парламент начнет слушания по данному инциденту и предложит вам передать полномочия другому лицу. Надеюсь, это то, чего вы хотите.
   Да уж. Даже если свихнусь до конца, начинать драку за такой пост… ни за что. Достаточно крови. Так много крови. Так много грязи…
   Грязь останется. Я догадываюсь, кто может занять место Генерального. Не все еще забыла. Ох, Май, пожалеешь… Да и что изменится, в целом? Но я опять пошла наперекор очевидным доводам.
   — В соответствии с временно присвоенными полномочиями, — я едва не уронила жезл, но никто не посмел улыбнуться. Я была готова придушить всех тех, кто сейчас снимал происходящее на видео, но они были нужны мне. Ненадолго.
   — Слушаю вас, — секретарь прежнего Генерального «достался по наследству».
   — Первое решение. Первым заместителем и секретарем Генерального Прокурора становится советник… — я назвала имя советника, едва не перепутав титулы и все полагающееся.
   Секретарь сделал все возможное, чтобы скрыть эмоции. Власть уплыла из его рук. А он не мог сказать ни слова. Не мог даже скривиться. Но он был мерзок… Он не мог лгать мне. «Зрение» скоро должно было погаснуть, когда я упаду, наконец. «Зрение» истощало меня, истощало стремительно. Пожалуйста, еще немного. Совсем немного.
   Советник поклонился.
   — Благодарю вас, но…
   — Дождемся, когда посторонние покинут помещение. Благодарю. Второе решение. Вот список имен… — я перечислила. — Нужно срочно отозвать все постановления прежнего Прокурора, касающиеся этих людей. Отменить все санкции. При необходимости, объявить оправдательные заключения.
   — Слушаюсь.
   — Третье. Пожалуйста. Я понимаю, как это трудно. Мне нужна аудиенция у Ее Светлости. Как можно более срочно.
   — Это очень тяжело, — признался советник, — учитывая состояние ее здоровья. И состояние вашего. Но, полагаю, она сейчас внимательно изучает то, что произошло.
   Я замерла.
   — Слушаю вас, тахе-тари, — советник оглянулся. Секретаря уже след простыл.
   Но он успел посмотреть мне в глаза… он все понял.
   — Четвертое решение будете принимать уже вы. Я хочу просить Ее Светлость о назначении вас Генеральным Прокурором. Вы можете отказаться. Но я очень прошу вас согласиться.
   Советник поклонился.
   — Я с радостью подчинюсь вашему требованию, но Парламент не утвердит мою кандидатуру. Это очевидно. Извините, тахе-тари. Я признателен вам за оценку, но вы не сможете убедить их. Даже вы.
   — Если я правильно понимаю, — я сжала зубы, стараясь удержаться в сознании. — В соответствии с пунктом…
   Советника словно озарило внутренним светом.
   — Верно, тахе-тари! — воскликнул он. — Ее Светлость в данном случае в состоянии назначить меня без утверждения Парламентом. Но вам предстоит убедить Ее Светлость.
   — Я приложу все усилия. Теперь… прошу вас… пусть меня оставят в покое. И… окажут помощь. Когда я смогу рассчитывать на аудиенцию?
   — Думаю, часа через два.
   — Буду ли я в состоянии разговаривать через два часа? — спросила я врачей.
   — Только если… Светлая… Вам нельзя принимать стимулирующие препараты. В такое время и при таких ранениях…
   — Я настаиваю. После этого я буду в вашем распоряжении, сколько потребуется.
   Я попросила всех, кроме советника, выйти.
   — Таха-тиа Омлан, — попросила я его тихо. — Относительно людей, о которых я говорила. Для меня это очень важно.
   — Генеральный Прокурор никогда не повторяет приказаний дважды, — сухо заметил советник. — Вам следует запомнить это. Отдыхайте, Светлая. Не беспокойтесь. Я не подведу вас.
   — Я знаю, — глаза закрывались… закрывались…
   — Откуда? — не выдержал он. — Да… и откуда у вас такие познания в юриспруденции? Простите меня…
   — Не знаю. Не смогу объяснить.
   Укол был очень болезненным. Саванти… Реа… Где они? Хорошо бы им быть рядом.

* * *

   Я проснулась оттого, что из темноты ко мне протянула длинные когтистые лапы мило улыбающаяся тетушка Ройсан. Лапы, источающие жуткий холод. Я села рывком, сбрасывая с себя остатки кошмара.
   — Прошу прощения, — советник повернулся ко мне. — Мы привезли вас в летнюю резиденцию Ее Светлости. Вас было велено не тревожить. Как ваше самочувствие?
   — Могло быть и лучше, — призналась я. — Но я не могу медлить.
   — Меня просили передать вам. Ее Светлость не в состоянии принять вас должным образом. Не в состоянии соблюдать церемониал приветствия. Я приношу официальные извинения за такую непочтительность.
   Что за…
   Я поклонилась, ощущая себя не в своей тарелке.
   — Извинения приняты.
   — Далее по коридору находится дверь, тахе-те. Там вас встретит охрана. Я бы просил вас оставить ваше оружие здесь.
   Я прикусила губу…
   Советник тихонько рассмеялся.
   — Вы не зря предлагаете мне этот пост, Светлая. Вас выдавало движение рук. У вас нет опыта, простите меня. Я верну вам оружие. Слово.
   Как во сне, я сняла ремень и вручила ему. Надеюсь, что я не покраснела.

— — —

   В комнате было свежо; будь посветлее, я бы сумела получше разглядеть убранство. А так — меня усадили перед занавеской у самого входа. Я смутно различила, что Ее Светлость сидит в постели. Если то, что я видела сквозь газовую занавеску, было правдой, то Ее Светлость выше меня на две головы. А я-то считала себя высокого роста… Волосы — прямые, русые, как и у меня. Виски, чуть тронутые серебром. Даже лицом мы чем-то схожи.
   — Я впервые вижу вас собственными глазами, Светлая, — улыбнулась она. Голос оказался низким, сильным. Интересно было бы услышать ее второй голос… которому невозможно не подчиниться. — Не трудитесь сообщать мне, что произошло сегодня.
   Я исполнила знак Всевидящего Ока.
   — Я не смела бы отвлекать вас, Ваша Светлость. Мне…
   Она глядела на меня сквозь занавеску, продолжая улыбаться. И я поняла… что ничего не хочу говорить. Ничего. Нет необходимости.
   — Я слушаю вас, Светлая.
   — Прошу меня извинить. Мне представляется, что вы уже все знаете.
   — Некоторые просьбы надо высказать. Я молчала.
   — Я попробую угадать, Светлая. Вы хотели просить меня позволить вам снять диадему. Отказаться от титулов. Покинуть страну.
   — Да, Ваша Светлость, — я склонила голову. Ей невозможно лгать. Если те, с кем говорила я сегодня, чувствовали себя так же, как сейчас чувствую себя я…
   — Прошу вас подойти ко мне, Светлая.
   Я не сразу осмелилась отдернуть занавеску. Ее Светлость была прикрыта до груди пышным одеялом. Голову ее венчала диадема. Темнее моей; и, уж конечно, не иссеченная шрапнелью, не покрытая капельками крови, не расцвеченная там и сям цветами побежалости.
   Снять диадему — отказаться от ответственности.
   Отказаться — бросить страну на произвол судьбы.
   Бросить страну — смешать ее с прахом.
   Все это пришло в голову одной короткой мыслью.
   — Я все поняла, — поклонилась я. — Прошу извинить меня, Ваша Светлость. Я напрасно потратила ваше время.
   — Майтенаринн, — обратилась Ее Светлость, перестав улыбаться. — Я скорблю вместе с вами о смерти вашего друга. Как только вы поправите свое здоровье, я присоединюсь к вашему трауру.
   Я склонила голову, молча соглашаясь.
   — Я не могу повлиять на решение дома Вантар эр Рейстан, пусть даже оно было основано на ложном обвинении. Но я даю вам полномочия предложить покровительство нашего дома.
   Я кивнула.
   — У вас была просьба относительно вашего нового поста. Я одобряю ее, хотя это и сопряжено с риском для нас.
   Я кивнула вновь.
   — Светлая, — я подняла голову, встречаясь с ней взглядом. — Мы — небольшая, почти ничего не значащая страна. Не скрою, мне не доставляло радости осознавать, что нас считают музейным экспонатом. За прошедшие сутки вы позволили согражданам почувствовать, что мы не просто пыль под ногами современных нам великих держав. Не сочтите мои слова лестью, но за эти сутки вы сделали почти столько же, сколько я за всю свою жизнь.
   Я поклонилась. Зачем, зачем я здесь? Ее Светлость закрыла глаза и помолчала.
   — Советник выполнит те ваши поручения, которые не требуют моего вмешательства. А сейчас, прошу вас, Светлая…
   Я преклонила колени. Затем встала, протянула руку и прикоснулась к щеке Ее Светлости.
   Она кивнула.
   Мы расстались молча.

* * *

   — Могу ли я попросить поместить меня в лечебнице Университета? — спросила я, пока автомобиль возвращался в Тегарон.
   — Мне казалось, что вы захотите вернуться домой, хотя бы ненадолго, — удивился советник… нет, уже Генеральный Прокурор. — Вас пытались отыскать — просили передать, что ваши опекуны тревожатся — Вы уже третий день не даете о себе знать.
   Надеюсь, он не заметил, как я побледнела. Третий день?! Не может быть!
   — Советник, — мне не сразу дались эти слова. — Прошу вас, напомните мне адрес моего дома.
   Он напомнил.
   Адрес моего дома… Ройсан… какие еще «опекуны»?
   — Нет, — ответила я. — Советник… Не сочтите меня сумасшедшей. Я боюсь возвращаться туда.
   Он странно посмотрел на меня.
   — Воля ваша, тахе-те. Некоторое время он молчал.
   — Вы хотите остаться на время в Университете?
   — Его строил мой предок, — отозвалась я. — Я думаю, это и есть мой настоящий дом.
   — Воля ваша, Светлая.
   Когда я выходила, сопровождаемая двумя гвардейцами, Прокурор передал мне несколько свертков.
   — Здесь все, о чем вы просили. Буду рад увидеть вас в добром здравии.

* * *

   Она попросила оставить телевизор включенным. На малой громкости.
   «Сенсацией дня стало рекордно быстрое назначение нового Генерального Прокурора; эту должность впервые получил гражданин графства Тегарон. Представитель Партии Прогресса заявил, что Конституция Южного Союза наглядно продемонстрировала ущербность…»
   После того, как сегодня ее формально признали лишенной имени — и, в качестве символического подтверждения, выстригли волосы наголо и уничтожили личный кинжал… А затем пояснили, в мельчайших подробностях, что ожидает ее завтра…
   «Череда внезапных отставок и неожиданное самоубийство двух видных политических деятелей, невольных участников сегодняшнего инцидента в графстве Тегарон, стали поводом говорить об угрозе самого масштабного политического кризиса…»
   После того, как час спустя советник Ее Светлости высказал сожаление тем, что она, человек без имени, едва не была несправедливо подвергнута публичному позору…
   «Заявила, что в случае начала слушаний о проведении опроса общественного мнения относительно отмены института монархии во всех без исключения государствах-членах Союза намерена применить самые жесткие экономические санкции…»
   После того, как она увидела во сне лицо Светлой в сияющем синем ореоле…
   За окном собиралась гроза.
   Без имени было легко умирать, но оказалось так тяжело уснуть.
   Ей почудились шаги. Фигура в белом появилась за дверью… рядом маячили две высокие фигуры в черном. Та, которую прежде звали Лас, вздохнула и закрыла глаза. Наконец-то.
   Тихонько скрипнула дверь. Странно… разве ей нужно открывать двери?
   Время шло. Когда она открыла глаза, то увидела… Майтенаринн, в больничной одежде. Но в диадеме Утренней Звезды. Неожиданная гостья сидела и молча смотрела на нее, лишенную имени.
   Та, что была без имени, закрыла глаза.
   — Лас, — произнесла Майтенаринн. — Ты нужна мне.
   — У меня нет имени, — равнодушно отозвалась ее хозяйка. — Ты говоришь ни с кем.
   — Я знаю прекрасное новое имя, — Майтенаринн положила сверток с одеждой на сидение у кровати, поверх всего этого — короткий кинжал в ножнах, символику дома Тегарон. — Как тебе понравится Лас-Таэнин эр Тегарон?
   Лас с трудом уселась.
   — Светлая, — она выглядела бесконечно уставшей. — Зачем я тебе?
   — Дени оставил мне записку, — Майтенаринн опустила голову. — Я хочу выполнить его последнюю просьбу. Я не смогу это сделать без тебя. Я не смогу заботиться о тебе, если ты не захочешь жить.
   Лас прикрыла глаза. Кивнула, приняла кинжал. Прижала ножны к груди.
   — Докажи, — попросила она. Майтенаринн поняла ее.
   — Ma es matafann ka, — прошептала она.
   — Es foar tan es mare, — продолжила Лас и закрыла глаза. — Он любил это стихотворение. Не знаю, почему. Сагари завершил его в ночь своей смерти. Но Дени любил его… отчего-то. Сказал, что ты знаешь его… знаешь перевод.
   — Только несколько строк, — призналась Майтенаринн.
   — Читай, — Лас не открывала глаз.

 
Мы с тобою — едины, мы слиты в одно,
Мы услышали клятву небес,
Что разлуки и горя нам не суждено,
Что…
 

   Не помню, подумала Майтенаринн с испугом. Лас ждала.

 
Нет тебя — но по-прежнему всходит луна,
Нет тебя — но глухи небеса,
Нет тебя — но земля чьим-то счастьем полна,
Как…
 

   Да что же это?!

 
Если реки прохладой текут, не огнем,
Небеса не рыдают, скорбя,
Если в прах обращаем все то, чем живем,
Смеем жить, никого не любя?
Беден мир, если места в нем нет для тебя.
Проклят мир, что прожил целый день без тебя!
Сгинет мир…
 

   — Хватит, — попросила Лас, опускаясь на спину. Майтенаринн посмотрела на нее удивленно.
   — Сагари просил никогда не читать это стихотворение вслух до конца.
   Майтенаринн улыбнулась.
   — Ты веришь в это?
   — Я читала рукописи Сагари… Я родом из его страны. Майтенаринн опустила голову. Все болит… болеутоляющее перестает действовать.
   — Извини.
   Лас долго лежала, закрыв глаза, и Майтенаринн уже собралась уходить.
   — Помоги мне встать, — попросила Лас неожиданно.
   Вдвоем они подошли к окну. Майтенаринн распахнула его. Дождь лил и лил, унылые серые тучи неровной грядой уходили к горизонту. Светлая подставила ладони… прижала их к лицу. Вздрогнула, поднесла к губам.
   Лас сделала то же самое. Слабый привкус соли.
   Близкая молния осветила их обеих; Майтенаринн увидела… нет, ей показалось. Она сняла диадему, осторожно положила перед собой. Вгляделась в свое отражение в оконном стекле.
   Молния прорезала тучи, облив комнату мертвенным призрачным светом.
   Нет, ей не показалось. Волосы ее оставались русыми… но виски были чуть тронуты едва заметным снегом.
   Лас глядела вдаль, откуда одна за другой наплывали тучи, и было не понять, что именно стекает по ее щекам — дождь или слезы.

Часть 2
РАЗБИТОЕ ЗЕРКАЛО

Глава 1. ТЕМНАЯ ЛУНА

   Секундная стрелка движется медленно-медленно.
   Тучи за окном расходятся; время от времени лунный свет проскальзывает между ними и заливает комнату нестерпимым серебром. Но время ползет и ползет удручающе неторопливо. Которая ночь? Вторая? Пятая? Сотая?
   Не знаю…
   Попросила поставить часы у изголовья. Голову тяжело, почти невозможно повернуть. Мускулы ноют, сердце грохочет в груди, а секундная стрелка движется еле-еле. Считай секунды, не считай — сон не приходит. Иногда удается провалиться в забытье.
   Лас читает книгу. Я чувствую, что Ласточке тревожно. Книга позволяет ей не уснуть… не провалиться в такое же бесконечное забытье. Дай воды, Лас… я знаю, что мне нельзя много пить, но терпеть почти невозможно.
   Воды, Лас…
   Не слышит.
   Немного воды…
   Лас поднимает голову. Как она постарела… Волосы успели отрасти и завиться серыми колечками. Да, конечно, говорит она, но сначала выпей это.
   Желтая таблетка на сухой ладошке. Возле моих губ. Как приятно она пахнет. Какая маленькая таблетка.
   Нет, не маленькая. Большая. Огромная. Как только она помещается в ее иссохшей ладони?
   С трудом удается закрыть глаза. Я бы позвала на помощь, закричала, но крика никто не услышит. Даже я.
   …Удалось открыть глаза. Нет луны, тучи ползут по небу, ссохшиеся, опустошенные, как и я.
   Лас…
   Подняла голову.
   Воды…
   Она кивнула, намочила салфетку, поднесла к губам. Что за пытка… Ты же знаешь, как мне хочется пить… Хоть немного.
   Терпи, сказал он. Будет трудно. Только, если не останется никаких сил.
   Как просто посоветовать — терпи!

* * *

   Я попыталась позвать его, но он меня не услышал. Меня куда-то везли. Было жарко… и душно. Все ломило. Голову сверлило сотней крохотных игл.
   Саванти облачен во что-то хрустяще-глянцевое, на голове — причудливо свернутый кусок ткани. Очков на носу нет. Худой он какой-то…
   — Очнулась? — наклоняется он. Улыбается. — Не торопись, Королева. Рано еще. Мы даже не начинали. Потом поговоришь.
   — Что… не начинали?
   — Чинить тебя, что же еще. Не старайся, не отвечай. Закрой глаза и сосчитай до сотни.
   — Что у тебя на голове?
   — Новая мода, Королева. Поправишься, тебе такой же подарю.
   Пытаюсь смеяться, но не могу— становится больно.
   — Прости, Королева… что с меня взять. Закрой глаза. Не подсматривай.
   — Реа…
   — Здесь она, здесь. Если ты скажешь еще хоть слово, она меня убьет.
   Сотня тянется куда дольше миллиона. Где-то по пути я забываю все на свете…

* * *

   — Май?
   Солнце. Первое, что осознаю — солнце уже встало.
   — Май, слышишь меня? Попытайся открыть глаза, пошевелить веками.
   Наверное, я попыталась.
   — Отлично, Май, отлично. Не пытайся говорить… Не шевелись…
   Он смеется? У меня нет ничего, чем я могла бы пошевелить!
   Что-то холодное… Ко мне прикасается что-то холодное. Ой…
   — Все в порядке, Май. Слушай внимательно. Рядом с тобой только я.
   Я и так… чую… что только ты. Саванти улыбается. Я не вижу, но знаю.
   — Отлично, вскоре сможешь видеть. У тебя сложности со здоровьем, Королева. Я потом объясню все подробно, а пока слушай внимательно. Я сделал для тебя лекарство… то, что ты носила бы в медальоне.
   Попыталась утвердительно пошевелить глазами.
   — Вот оно, рядом. Но тебе станет намного лучше, если ты продержишься без него. Будет очень плохо, Май. Очень плохо и очень долго. Тебе нельзя много пить, тебе нельзя шевелиться. Кто-нибудь из нас всегда будет рядом — день и ночь. Слышишь?
   Слышу, слышу…
   — Тебе нужно принять решение, Май. Таблетка тебе поможет… на время. Но вскоре снова станет плохо. Ты выпьешь еще одну… и еще… Постепенно все пройдет. Но если ты попытаешься вытерпеть, будет намного лучше. Подумай. Пошевели глазами вверх-вниз, когда захочешь ответить.
   Хитрый Саванти. Знает ведь, как заставить принять правильное решение.
   — Я не хитрю, Май… Я говорю честно: будет очень неприятно. Не захочешь — откажись. Таблетка все время будет здесь, тебе дадут ее, как только прикажешь.
   «Прикажешь». Не «попросишь». Думаю. Делаю вид, что думаю.
   — Уже решила? Да.
   — Будешь терпеть?
   Да. Только замолчи, Саванти…
   — Храбрая Королева…
   Прикасается к моей щеке… Я чувствую, я чувствую! И ни капли иронии. Все, Саванти, дай умереть спокойно.
   — Ты будешь жить, Королева, — говорит он. И уходит.
   Что-то тикает рядом со мной. А я проваливаюсь куда-то, глубже и глубже.

* * *

   — Помолчи хоть немного, Ани, — Реа утомленно прикрыла глаза.
   Тот самый кабинет. Те самые ящики дорогого вина, которые так и остались нетронутыми. Ну практически. Две бутылки не в счет. И еще одна разбилась.
   С ними сидел Хеваин Эммер, тот самый корреспондент «Норвен Экспресс», который, как полагали эксперты, решил исход короткого боя в Зале Заседаний.