не останется времени торговать своим телом. Но так оно и есть, он знает
римский плебс как свои пять пальцев, хотя сам живет в пяти виллах. Дай им
горстку медных монет, и эти владыки мира проголосуют за любой направленный
против них же закон; впрочем, за полезный им закон они тоже проголосуют,
лишь если дашь им горсть медных монет. Дальше ужина они не загадывают.
Катилина может сколько угодно обещать землю, но изберут его лишь в том
случае, если он уплатит за выборы, то есть купит голоса.
- Значит, вы не считаете, что все разрешит земельный вопрос?
- Нет, почему же, - ответил он с улыбкой, - но я не думаю, что он может
быть решен выборами.
Я ушел в раздумье. Александр пользуется большим влиянием в ремесленных
союзах.
Вечером Цебион, весь сияя от счастья, рассказал мне, что хозяин
согласился подождать с половиной квартирной платы. Мы отправились с ним
играть в кости к Тригеминским воротам. Он обнял меня посреди улицы; от
взоров прохожих нас скрыло облако пыли. Он снова мой порывистый и нежный
Цебион.
Вечером застал в саду у строящегося манежа Спицера, он пререкался с
десятником. Спицер угрожал конфисковать лес для оплаты кредиторов. Десятник
спас положение, заявив, что лес пока является собственностью строительной
фирмы. Каменщики стояли вокруг и ухмылялись.
Особа с присыпанными красной пудрой волосами - Муция, жена Помпея! Вот
это победа! Смела! Явилась прямо к нам в дом.
В цирюльнях состоятельные люди говорят, что Катилина угрожает
республике. Я слышал, как богатый суконщик, по-видимому человек
здравомыслящий, сказал: "Никогда бы этот субъект не приобрел такой
популярности, если б господа из сената опять не норовили положить в
собственный карман всю азиатскую военную добычу, а мы все за нее кровью
заплатили и деньгами!" Цирюльник его обнадежил, напомнив о Цицероне.
- Пока Цицерон что-нибудь да значит в Риме, - сказал он убежденно, -
нечего опасаться диктатуры ни слева, ни справа. Цицерон - это республика. А
за Цицероном стоит Сити.
Все посетители согласились с ним, суконщик тоже.
Утечка капиталов принимает все большие размеры. Процентная ставка
повысилась с шести до десяти. Значит, Сити все-таки уже побаивается
Катилины. Однако Помпоний Целер (выделка кож) сказал нечто весьма
любопытное:
- Быть может, Сити намеренно переправляет капиталы за границу, чтобы
пугнуть всех Катилиной.
Мы еще с добрый час обсуждали его слова.
Цебион какой-то странный в последнее время. Уж не подозревает ли он о
моих отношениях с Главком? Он такой впечатлительный! Или он болен? Тревожусь
о нем. С Главком я сейчас никак не могу порвать: он информирует меня о
движении катилинариев, с которым вскоре, может быть, придется очень и очень
считаться.
Ц. постоянно не в духе. На Форуме, по его словам, что-то затевается, но
что именно - ему не известно. Клубы Сити, по-видимому, еще не договорились
между собой, какую позицию должна занять демократическая партия на
предстоящих консульских выборах. Ц. на пару с Крассом уже не раз по
поручению клубов проворачивал предвыборные кампании демократов. В этом году
они к нему еще не обращались. Он, разумеется, делает вид, будто ему это
безразлично, или же роняет фразы вроде того, что ему осточертело быть на
побегушках у клубов: позовут тебя в последнюю минуту и не раскрывают карты.
К тому же его допекают кредиторы.
В такие минуты Ц. любит поиздеваться над Сити и афиширует свою
принадлежность к сенату. Правда, у него это скоро проходит. К сожалению, он
снова и снова позволяет втянуть себя в политику Сити. Такие замечания, как
недавно брошенное Помпонием Целером (выделка кож) о двадцати миллионах,
нажитых Помпеем на Востоке, словно яд, отравляют ему существование. Как ему
якобы ни опротивела политика, он опять безвылазно торчит с Клодием в
библиотеке, и они часами обсуждают, с какой масти намерено пойти Сити. В
прошлом году благополучно провели в консулы Цицерона, то есть "нового
человека" из непатрицианской семьи. А он оказался во сто крат хуже, чем
сенат. Первое, что он сделал, - это распустил демократические уличные клубы,
в которых население столицы было организовано по месту жительства, улицам,
районам. И в оправдание этой меры заявил, что нужно обуздать эти бандитские
шайки. Этот новый человек и старый ментор твердит о равных правах для левых
и правых. (Я привел слова Клодия.)
- Как вы можете с этим мириться, - науськивал он Ц. - Простые люди вас
хорошо знают. Они не забыли гладиаторских игр, которыми вы их потчевали,
когда были квестором. Все они, от владельца самой мелкой мастерской до
крупного подрядчика и менялы, уже однажды рассчитывали на вас. Клубы Сити
используют вас от случая к случаю, вы для них мальчик на побегушках. А кто у
них еще есть из такой именитой семьи? Надо уметь постоять за себя!
Ц. мерил комнату длинными шагами, и я видел, как яд начинает
действовать. Не выношу этого напомаженного, смазливого Клодия, хотя Помпея
пять раз на дню уверяет, что он необыкновенно остроумен. Вечно он хочет
втянуть Ц. в свои политические махинации. Он возглавлял уличные клубы, хотя
сам из старой патрицианской семьи. На мой взгляд, мы достаточно прогорели
после знаменитых игр, которые Ц. устраивал, будучи квестором.
У Цебиона что-то с жирным Руфом, кладовщиком амбаров второго района. Он
принял от него в подарок перстень. Какие же еще нужны доказательства! Я
напрямик ему это сказал. Он изменился в лице и начал, запинаясь, что-то
плести. Обещал больше с ним не встречаться, но, пока он не вернет перстня, я
ему не поверю. Нет, он должен отослать перстень!
Никак не мог уснуть, принял снотворное.
Мумлий Спицер недавно сделал мне неслыханно наглое предложение -
указать ему какой-нибудь подходящий для конфискации объект покрупнее, а он в
долгу не останется. За кого он меня принимает?
Перстень подарила Цебиону мать, она сама мне подтвердила. Он
принадлежал еще его покойному отцу, бывшему легионеру. Я чересчур мнителен.
Подслушал из конторы разговор Александра с Ц. Они сидели в атриуме.
Библиотекарь сказал:
- Сейчас идет ожесточенная схватка. Тот не политик, кто в нее не
вмешается, и демократия не демократия, если она не вступит в бой.
Завсегдатаи шикарных клубов на Палатинском холме, где обедает господин
Цицерон, самодовольно внимают его остроумным и хвастливым донесениям о том,
как подавлен сенат утечкой капиталов и агитацией катилинариев. Но простые
люди зашевелились. Они понимают, что теперь или никогда можно что-то
отвоевать. Какие прекрасные открываются перед вами возможности! Либо
примкните к Катилине, превратите его программу в серьезную политическую
платформу, выкиньте из этого движения авантюристов! Либо выступите против
Катилины, обратитесь к ремесленным союзам и потребуйте отставки Цицерона,
решительного проведения в жизнь демократической программы, особенно в части
земельного вопроса! Все допустимо, кроме одного - оставаться в стороне.
Ц. подробно осведомился о настроениях в избирательных округах. Высокие
и все повышающиеся цены на хлеб, растущая безработица, задолженность банкам
- все это глубоко всколыхнуло малоимущих, и, по словам Александра,
существует большая опасность, что они бросятся в объятия Катилины. Ц. после
этого разговора был задумчив, но, по-видимому, не склонен действовать. Он
веско заявил:
- Земельный вопрос - основное, в этом Александр прав. До тех пор пока
не будет разрешен земельный вопрос, спокойствия и порядка не будет.
Вот уже вторая попытка втянуть его в политику!
Всякий раз, как Ц. ужинает с Фульвией, он нарочно приглашает и меня. То
ли потому, что хочет подчеркнуть, сколь он демократичен (она вращается в
кругах катилинариев), то ли потому, что уже не хочет прежней близости с ней.
Она очень занятна и всегда в курсе всех новостей. На днях она прочла Ц.
лекцию о поразительном сходстве, существующем, на ее взгляд, между
положением таких политических деятелей, как он, и таких особ, как она.
- Точь-в-точь как нам, - сказала она, - вам приходится выжидать. Как бы
дорого это ни стоило. Представляете, сколько я трачу на свои туалеты? А уход
за телом! По-вашему, я для собственного удовольствия ношу вот эти
драгоценности? О бессмертные боги! Так же, как вы для собственного
удовольствия устраивали гладиаторские игры! Иначе попробуй обратить на себя
внимание! И потом, надо набить себе цену. Но не мне вас учить, мой дорогой,
когда я просто восхищаюсь вами. Я всегда говорю: как бы Гай Юлий ни швырялся
деньгами, он никогда не швыряет их на ветер; впрочем, вы не своими
швыряетесь. Словом, надо уметь ждать. Лишь бы не просчитаться, знать, на
кого ставить. Конечно, не следует быть и чересчур разборчивым. Ни вы, ни я
не можем себе этого позволить. Все оценить и выбрать наилучшее, вот в чем
задача! А что вы еще дождетесь своего червонного короля, в этом я нисколько
не сомневаюсь.
Ц. чуть не подавился куриной ножкой.
Спицер все же нас перехитрил. Оказывается, он пронюхал о существовании
конюшен в Пренесте и описал верховых лошадей. Поделом, мне не жалко. За
обедом Ц. разглагольствовал о том, как он отчитал Спицера за его подлость, а
тот со стыда не смел на него глаз поднять. Можно подумать, что все это Ц.
очень веселит. Но меня он не обманет. То он часами сидит на садовой скамье,
мрачно уставившись в землю, то впадает в самый восторженный оптимизм.
Красс за Катилину! Сегодня он сказал Ц., что Сити могло бы выложить
большие суммы для Катилины, поскольку Помпей в отношении азиатских откупов
все еще придерживается точки зрения сената, а Каталина обязался приструнить
своих более радикальных сторонников и прекратить агитацию против банков. На
этих условиях демократическая партия готова поддержать его кандидатуру на
консульских выборах в нынешнем году. Нам поручают руководство избирательной
кампанией. Ц. немедленно приступил к делу. В ту же ночь у нас собралось
человек двадцать из округов - председатели избирательных комиссий.
Красс ушел еще до того, как они ввалились. Ц. принял всех этих
лавочников, мелких ремесленников, домовладельцев, ветеранов Мария и т. д. в
еще не отстроенном манеже. Все это народ положительный. Они связаны с сотней
религиозных сект и ремесленными союзами. Если им поручают подготовку
выборов, они обходят избирателей со списками и собирают подписи или же
раздают списки (и деньги) союзам, а те действуют уже сами. Ц. они знают по
прежним поручениям подобного рода, он известен как человек Красса, а у того
благодаря его богатству огромное влияние.
Ц. извинился, что принимает гостей в недостроенном помещении; показал
единственную почти готовую фреску "Диана на голубом коне". Они рассматривали
ее молча, возможно, что она написана в чересчур модернистском духе.
Ц. спросил их, как средний римлянин, человек с улицы, относится к
агитации Катилины. Маленький хромой старичок, старшина союза канатного
промысла, заявил, что они уже не могут удерживать своих безработных членов,
число которых все возрастает. Тот, кого выбросили на улицу, без оглядки
бежит за Катилиной. Прекращение военных поставок в Азию катастрофически
отразилось на положении ремесленников. Изо дня в день растет ненависть к
банкам, которые нещадно выколачивают долги и плату за квартиру. А от
возвращения армии из азиатского похода никто ничего не ждет, кроме усиления
нужды. Ведь мир в Азии - палка о двух концах: частенько мать, найдя в списке
павших имя сына, вся в слезах возвращается домой, и ее встречает рыдающая
невестка - оказывается, маленькой шорной мастерской не возобновили военные
заказы. Вот и получается, что одна и та же семья льет слезы из-за войны и
из-за мира.
Неожиданное заявление Ц. о том, что от них "ожидают" поддержки Катилины
на предстоящих консульских выборах, было воспринято как ошеломляющая
новость.
Ц. тут же заговорил о предвыборных лозунгах. Поразительно, как он без
всякой подготовки, словно вытряхивая ее из складок своей тоги, стал излагать
продуманную во всех подробностях программу. С Крассом он успел обсудить лишь
финансовую сторону; у него не было и получаса, чтобы набросать несколько
политических пунктов, как заявились все эти люди из округов. Голова у него
работает невероятно быстро, а умение приспосабливаться к разного рода
обстоятельствам бесподобно! Битых двадцать минут он толковал о новых
поселениях, которые разгрузят столицу; ремеслам придется отбиваться от
заказов! Бесплатный хлеб получат не только лишившиеся работы, но и вообще
все нуждающиеся. "Смешно думать, - воскликнул он, - будто канатчик или
пекарь, который, имея всего двух-трех рабов, лишь кое-как перебивается,
обременен долгами и вечно ломает голову, как наскрести непосильную арендную
плату за свою лавку, не нуждается в дешевом хлебе!" Подробно он остановился
на кассации задолженности банкам. И все это с цифрами! Государство обязано
предоставлять ремесленникам кредиты на приобретение и содержание рабов! На
это он особенно напирал. "Для чего же Гогда ваши сыновья завоевывают обе
Азии? - вопрошал он. - Куда гонят необозримые стада рабов? Неужели все
достанется тремстам семействам для их крупных поместий? Или нескольким
бронзоплавильням? Где рабы? Они нужны вам!"
Видно было, что подобные речи доставляют удовольствие его слушателям.
По их словам, это была самая демократичная программа из всех когда-либо
выдвигавшихся перед консульскими выборами. Да, с подобной программой одно
удовольствие начинать предвыборную кампанию! Каждый пальчики себе оближет,
услыхав такие лозунги! Но тут вышла небольшая заминка.
Человек с одутловатым бледным лицом и жирным затылком пропищал:
- А я вот точно знаю: Катилина принимает в свои отряды рабов. Как нам
это понимать?
Собравшиеся заволновались. Это был один из основных вопросов.
Заговорили все разом. А благообразный старик - как я узнал, председатель
погребальной кассы - крикнул громче всех: "Что ж, нас призывают рабам
пособничать? На бунт их подбивать?" Канатчик, весь покрывшись пятнами,
громко сказал, не глядя на Ц.: "Об этом не может быть и речи. Две трети
членов нашего союза сами держат по нескольку рабов у себя в мастерских".
Ц. не дал разгореться страстям. Он что-то сказал довольно тихо, так что
его слова потонули в общем шуме. Но это-то и заставило всех замолчать;
дальнейшее уже никто не пропустил - мимо ушей.
- Я впервые слышу об этом, - сказал он, - и немедленно же выясню, но
считаю, что это исключено. - Немного помолчав, он добавил уже в тоне
дружеской беседы: - В саду приготовлено угощение, господа, и подавать вам
будут рабы. Кстати, мой секретарь - я поручил ему оформление некоторых
пунктов нашего небольшого соглашения, связанных с финансами, - он с улыбкой
кивнул в мою сторону, - тоже раб. Я думаю, что вопрос о рабах не нуждается в
дальнейшем обсуждении, ибо вопроса этого не существует.
И он быстро перешел к чисто деловой стороне. Тут сразу пошла торговля о
том, сколько предлагать избирателям за голоса. После этого всех еще хорошо
угостили. Я вновь поразился умению Ц. обходиться с этой публикой: он
запросто с ними беседует и в то же время не допускает никакой фамильярности.
Подумать только: битых пять минут он обсуждал с каким-то пекарем "Диану на
голубом коне"!
Но в общем этот неожиданный поворот меня тревожит. Даже очень.
Поделился с Цебионом. Он развил ряд весьма интересных мыслей. Руфа он
не видел уже три недели.
После полудня к нам явились трое каких-то господ. Ц. заперся с ними в
библиотеке. Когда они покидали наш дом, я в одном из них признал бывшего
консула Корнелия Лентула Суру ("Голяшку"). Ныне он опять претор. Это один из
главных заправил при Катилине. Посмотрел он на меня, надо сказать, крайне
нагло.
До чего же мы докатились!
Сегодня Ц., как бы мимоходом, попросил меня разузнать, каковы цены на
земельные участки в Кампании (?). А ведь три дня назад наши денежные дела
были так плохи, что мы не могли пригласить даже золотаря для очистки
выгребной ямы.
Фульвия - вероятно, одна из самых соблазнительных кокоток столицы -
остроумно рассказывала сегодня о том, какие заботы мучают ей подобных дам в
связи с неопределенным политическим положением. Хотя бархатный сезон еще не
окончился, все они уже вернулись в душный, пыльный Рим и стараются любыми
средствами выведать у политиков, что творится за кулисами. Улыбаясь, она
спросила Ц.:
- Что ж, будет он консулом? Я держала пари и поставила на него.
- На кого?-спросил Ц.
- На Катилину, разумеется.
- Тогда не ставьте слишком много, - заметил Ц., как бы нехотя. -
Кстати, что вас надоумило?
Она пояснила. Молодые и молодящиеся катилина-рии сейчас высоко
котируются. Модным считается туалет в народном духе - очень простой. Только
нитка янтаря - и больше никаких украшений. Ногти на ногах не красят.
Говорить надо о земельном вопросе. Фульвия добавила: "Ведь, в конце концов,
всех нас эксплуатируют, не так ли?" Но ее подружка Фония решила все же не
бросать своего сенатора. Она говорит: "Погоди, мой толстунчик еще возьмет
верх. Ты не знаешь, он груб до садизма". (Она у нас ужасная реакционерка!)
Сейчас только и толкуют, что о демократии. Цицероном все восхищаются - это
за его демократические идеалы и еще потому, что он намерен купить городской
дом Красса (четыре с половиной миллиона сестерциев). С тех пор как Катилина
вошел в моду, шикарным считается жалеть раненых, вернувшихся из азиатского
похода. На некоторых вечеринках дело уже дошло до сборов в пользу калек. А
Тертулла пожертвовала для ослепших на войне изумрудное колье (коринфской
работы), которое ей подарил Пульхер, - он ведь откупил часть азиатских
налогов. За это два молодых катилинария из аристократов повели ее
осматривать лачуги на берегу Тибра. Говорят, один из них божественно красив.
Конечно, весь свет заказывает себе новые туалеты - все надеются, что
Катилина спишет долги.
В городе уже попадаются предвыборные плакаты. Повсюду - на стенах
домов, в торговых рядах, даже на памятниках бросаются в глаза лозунги
Катилины: "Почему растут цены на хлеб? Кто прикарманил трофеи азиатской
войны? Почему гражданин Рима не владеет римской землей?" - и т. п.
Когда мы с Ц. шли через Форум, он счел необходимым подчеркнуть, что
этот последний лозунг особенно доходчив.
Сегодня в час приема клиентов между Ц. и огромным неотесанным верзилой
с рваными ушами борца произошел следующий разговор:
Верзила: - Хочу вот школу ораторов открыть.
Ц.: - А у вас имеются средства?
Верзила: - Найдем! - Он кладет ко мне на стол запечатанный конверт.
Ц.: - Рекомендации?
Верзила: - Из Колизея, ваше благородие.
Ц.: - Вы собираетесь обучать ораторскому искусству гладиаторов?
Верзила: - Это зачем же? Самых главных начальников.
Ц.: - ?..
Верзила:- Нынче все ладятся под народ. Дело большое. Продаю всякие
выраженьица, оптом и в розницу. Уже пять человек на меня работают - бегают,
ругательства собирают. Двадцать тысяч я в это дело вложил.
Публий Мацер, наш партийный "погоняла" в сенате, стоявший рядом со
мной, когда верзила выходил с рекомендательным письмом, вполголоса шепнул
мне:
- Демократия наступает!
Был Клодий вместе с Александром. Вот уж неравная парочка! Один -
опустившийся аристократ, некогда глава демократических уличных клубов,
бывших вооруженных отрядов демократии, другой - теоретик демократии, раб
Красса.
Разговор шел о поддержке Катилины демократами на консульских выборах.
Александр доказывал, что за это дело можно браться, только если ты готов
идти до конца, иначе погубишь весь избирательный аппарат. Ц. спросил, откуда
он взял, что кто-то не намерен идти до конца. Александр смешался, потом стал
что-то мямлить, будто связанные с Крассом банки хоть и дают деньги на
поддержку Катилины, но до него дошли слухи, что целый ряд влиятельных
дельцов ведет тайные переговоры с сенатской партией относительно совсем
другой позиции на выборах. Недаром Цицерон упорно добивается примирения Сити
с сенатом. Он пугает и тех и других Каталиной. Ц. самым решительным образом
отрицал возможность подобных переговоров. Под конец Клодий, совсем
расстроенный, заметил:
- Если эти торгаши из Сити действительно пойдут с Цицероном и сенатом
против народа, то я сам стану катилинарием.
Когда парочка уже встала, собираясь уходить, Александр обронил:
- Как знать, может быть, они не с Цицероном, а с Помпеем хотят пойти
против народа.
Ц. промолчал, хотя, казалось, Александр ждет от него ответа. Вообще Ц.
был молчалив. Быть может, его озадачил слух относительно тайных переговоров
между Сити и сенатом? Или ему просто не хотелось показывать этим господам,
как плохо он осведомлен. Положение его довольно шаткое. Поручение, правда, у
него есть, но информации он не получает. Говорить о единой политической
линии, какая имеется у сенатской партии, где Катон и Катулл крепко держат
вожжи в руках, у демократов вообще не приходится. Там царит разброд, тем
более что само Сити частенько руководствуется весьма противоречивыми
интересами.
О Сити Александр отзывается с горечью. Разве то, что оно делает,
достойно именоваться политикой? Сити просто беспокойно ерзает своим толстым
задом, так как смутно чувствует, что сидеть ему неловко - вот давление его и
перемещается с места на место. Об осмысленных действиях не может быть и
речи.
Кстати, Ц. спросил сегодня, не узнал ли я что-нибудь о ценах на
земельные участки. Я сообщил ему несколько цифр. Он забрал листок.
Пришли четыре председателя избирательных округов. Вид подавленный.
Говорят, что натолкнулись на странное равнодушие, когда они в ремесленных
союзах завели речь о кандидатуре Катилины. Никто прямо ничего не говорит, но
чуть ли не все пожимают плечами. В союзе канатчиков заявили, что не станут
"отговаривать своих членов", однако и советовать им ничего не будут.
Серебряных дел мастера сомневаются в надежности предвыборного соглашения и
весьма пренебрежительно отзываются о Ц. Шорники тоже. А пекари зашли еще
дальше - считают программу вообще несерьезной. Все настроены против
диктатуры.
Постановили: избирательным комиссиям обращаться непосредственно к
избирателям, пользуясь списками предыдущих выборов.
Деньги от купцов из долины По только пришли. Ц. и Красс решили передать
их в предвыборный фонд Катилины. Во всяком случае, об этом говорят, как я
сам слышал, менялы на Форуме. Купцам из Цизальпинской Галлии обещали, что
Катилина присвоит им римское гражданство. Я сам до сих пор не могу поверить,
что Красс всерьез решил поддерживать кандидатуру Катилины. Правда, он, как и
сенат, боится диктатуры Помпея. С Помпеем у него к тому же давняя личная
вражда, но скорей всего он надеется, что, протащив Катилину в консулы и
поставив его под надежный контроль, ему легче будет прибрать к рукам все
доходы, поступающие из Азии. Между прочим, он по каким-то делам уехал в
Сицилию.
Что Ц. отдал деньги, полученные от городов на По, в предвыборный фонд
Катилины, - весьма разумно. В таких случаях к отчетам никто особенно не
придирается.
Сегодня счастливый день: вдруг резко подскочили азиатские бумаги. За
одни сутки мое состояние увеличилось на добрых 700 сестерциев. Угостил
Цебиона.
Ц. разошелся, как всегда, когда есть деньги. Помпонию Целеру (выделка
кож) он сказал: "Нынешние выборы решат судьбу демократии. Достаточно
поговорить с простыми людьми, чтобы убедиться, что все так и кипит в
кварталах бедноты. Мои агент (он имел в виду судебного исполнителя Мумлия
Спицера) рассказал мне, в каких условиях он живет. У двоих из шести его
детей легкие не в порядке. Стены такие сырые, что соль в солонках каменеет.
От крыс нет спасения. Уже более ста лет на ремонт канализации не отпускали
ни сестерция. Да, Азия нужна нам до зарезу!"
Двадцатого выборы. Предстоят интересные (и небезопасные) недели. Только
бы Ц. не связывался слишком с Катилиной. Главк утверждает, что прошлой ночью
Катилина был у нас в доме. Как бы это выяснить?
Я совершенно убит, даже думать не в состоянии. Цебион обманывает меня!
После полудня у меня оказался свободный часок, и я отправился к нему на дом.
Мне сразу бросилось в глаза, что мать его смутилась; она стала уверять,
будто Цебион с дядюшкой ушел на собачьи бега. Я ей прямо в глаза сказал:
наверняка он шляется с каким-нибудь парнем. Сперва она пыталась все
отрицать, но в конце концов призналась. Это Руф. Уже несколько недель он
каждый вечер проводит у них. Я разрыдался, но, кое-как пересилив себя,
отправился с младшим братишкой Цебиона в четвертый район, где должны были
состояться собачьи бега. Разумеется, Цебиона там не оказалось. Весь вечер и
половину ночи бегал по всем балаганам и увеселительным местам. Затем вместе
с братишкой бросился к хлебным амбарам на берегу Тибра. Паренек знал, где
живет этот Руф, - он таскал к нему записки (какое бесстыдство!). До двух
римский плебс как свои пять пальцев, хотя сам живет в пяти виллах. Дай им
горстку медных монет, и эти владыки мира проголосуют за любой направленный
против них же закон; впрочем, за полезный им закон они тоже проголосуют,
лишь если дашь им горсть медных монет. Дальше ужина они не загадывают.
Катилина может сколько угодно обещать землю, но изберут его лишь в том
случае, если он уплатит за выборы, то есть купит голоса.
- Значит, вы не считаете, что все разрешит земельный вопрос?
- Нет, почему же, - ответил он с улыбкой, - но я не думаю, что он может
быть решен выборами.
Я ушел в раздумье. Александр пользуется большим влиянием в ремесленных
союзах.
Вечером Цебион, весь сияя от счастья, рассказал мне, что хозяин
согласился подождать с половиной квартирной платы. Мы отправились с ним
играть в кости к Тригеминским воротам. Он обнял меня посреди улицы; от
взоров прохожих нас скрыло облако пыли. Он снова мой порывистый и нежный
Цебион.
Вечером застал в саду у строящегося манежа Спицера, он пререкался с
десятником. Спицер угрожал конфисковать лес для оплаты кредиторов. Десятник
спас положение, заявив, что лес пока является собственностью строительной
фирмы. Каменщики стояли вокруг и ухмылялись.
Особа с присыпанными красной пудрой волосами - Муция, жена Помпея! Вот
это победа! Смела! Явилась прямо к нам в дом.
В цирюльнях состоятельные люди говорят, что Катилина угрожает
республике. Я слышал, как богатый суконщик, по-видимому человек
здравомыслящий, сказал: "Никогда бы этот субъект не приобрел такой
популярности, если б господа из сената опять не норовили положить в
собственный карман всю азиатскую военную добычу, а мы все за нее кровью
заплатили и деньгами!" Цирюльник его обнадежил, напомнив о Цицероне.
- Пока Цицерон что-нибудь да значит в Риме, - сказал он убежденно, -
нечего опасаться диктатуры ни слева, ни справа. Цицерон - это республика. А
за Цицероном стоит Сити.
Все посетители согласились с ним, суконщик тоже.
Утечка капиталов принимает все большие размеры. Процентная ставка
повысилась с шести до десяти. Значит, Сити все-таки уже побаивается
Катилины. Однако Помпоний Целер (выделка кож) сказал нечто весьма
любопытное:
- Быть может, Сити намеренно переправляет капиталы за границу, чтобы
пугнуть всех Катилиной.
Мы еще с добрый час обсуждали его слова.
Цебион какой-то странный в последнее время. Уж не подозревает ли он о
моих отношениях с Главком? Он такой впечатлительный! Или он болен? Тревожусь
о нем. С Главком я сейчас никак не могу порвать: он информирует меня о
движении катилинариев, с которым вскоре, может быть, придется очень и очень
считаться.
Ц. постоянно не в духе. На Форуме, по его словам, что-то затевается, но
что именно - ему не известно. Клубы Сити, по-видимому, еще не договорились
между собой, какую позицию должна занять демократическая партия на
предстоящих консульских выборах. Ц. на пару с Крассом уже не раз по
поручению клубов проворачивал предвыборные кампании демократов. В этом году
они к нему еще не обращались. Он, разумеется, делает вид, будто ему это
безразлично, или же роняет фразы вроде того, что ему осточертело быть на
побегушках у клубов: позовут тебя в последнюю минуту и не раскрывают карты.
К тому же его допекают кредиторы.
В такие минуты Ц. любит поиздеваться над Сити и афиширует свою
принадлежность к сенату. Правда, у него это скоро проходит. К сожалению, он
снова и снова позволяет втянуть себя в политику Сити. Такие замечания, как
недавно брошенное Помпонием Целером (выделка кож) о двадцати миллионах,
нажитых Помпеем на Востоке, словно яд, отравляют ему существование. Как ему
якобы ни опротивела политика, он опять безвылазно торчит с Клодием в
библиотеке, и они часами обсуждают, с какой масти намерено пойти Сити. В
прошлом году благополучно провели в консулы Цицерона, то есть "нового
человека" из непатрицианской семьи. А он оказался во сто крат хуже, чем
сенат. Первое, что он сделал, - это распустил демократические уличные клубы,
в которых население столицы было организовано по месту жительства, улицам,
районам. И в оправдание этой меры заявил, что нужно обуздать эти бандитские
шайки. Этот новый человек и старый ментор твердит о равных правах для левых
и правых. (Я привел слова Клодия.)
- Как вы можете с этим мириться, - науськивал он Ц. - Простые люди вас
хорошо знают. Они не забыли гладиаторских игр, которыми вы их потчевали,
когда были квестором. Все они, от владельца самой мелкой мастерской до
крупного подрядчика и менялы, уже однажды рассчитывали на вас. Клубы Сити
используют вас от случая к случаю, вы для них мальчик на побегушках. А кто у
них еще есть из такой именитой семьи? Надо уметь постоять за себя!
Ц. мерил комнату длинными шагами, и я видел, как яд начинает
действовать. Не выношу этого напомаженного, смазливого Клодия, хотя Помпея
пять раз на дню уверяет, что он необыкновенно остроумен. Вечно он хочет
втянуть Ц. в свои политические махинации. Он возглавлял уличные клубы, хотя
сам из старой патрицианской семьи. На мой взгляд, мы достаточно прогорели
после знаменитых игр, которые Ц. устраивал, будучи квестором.
У Цебиона что-то с жирным Руфом, кладовщиком амбаров второго района. Он
принял от него в подарок перстень. Какие же еще нужны доказательства! Я
напрямик ему это сказал. Он изменился в лице и начал, запинаясь, что-то
плести. Обещал больше с ним не встречаться, но, пока он не вернет перстня, я
ему не поверю. Нет, он должен отослать перстень!
Никак не мог уснуть, принял снотворное.
Мумлий Спицер недавно сделал мне неслыханно наглое предложение -
указать ему какой-нибудь подходящий для конфискации объект покрупнее, а он в
долгу не останется. За кого он меня принимает?
Перстень подарила Цебиону мать, она сама мне подтвердила. Он
принадлежал еще его покойному отцу, бывшему легионеру. Я чересчур мнителен.
Подслушал из конторы разговор Александра с Ц. Они сидели в атриуме.
Библиотекарь сказал:
- Сейчас идет ожесточенная схватка. Тот не политик, кто в нее не
вмешается, и демократия не демократия, если она не вступит в бой.
Завсегдатаи шикарных клубов на Палатинском холме, где обедает господин
Цицерон, самодовольно внимают его остроумным и хвастливым донесениям о том,
как подавлен сенат утечкой капиталов и агитацией катилинариев. Но простые
люди зашевелились. Они понимают, что теперь или никогда можно что-то
отвоевать. Какие прекрасные открываются перед вами возможности! Либо
примкните к Катилине, превратите его программу в серьезную политическую
платформу, выкиньте из этого движения авантюристов! Либо выступите против
Катилины, обратитесь к ремесленным союзам и потребуйте отставки Цицерона,
решительного проведения в жизнь демократической программы, особенно в части
земельного вопроса! Все допустимо, кроме одного - оставаться в стороне.
Ц. подробно осведомился о настроениях в избирательных округах. Высокие
и все повышающиеся цены на хлеб, растущая безработица, задолженность банкам
- все это глубоко всколыхнуло малоимущих, и, по словам Александра,
существует большая опасность, что они бросятся в объятия Катилины. Ц. после
этого разговора был задумчив, но, по-видимому, не склонен действовать. Он
веско заявил:
- Земельный вопрос - основное, в этом Александр прав. До тех пор пока
не будет разрешен земельный вопрос, спокойствия и порядка не будет.
Вот уже вторая попытка втянуть его в политику!
Всякий раз, как Ц. ужинает с Фульвией, он нарочно приглашает и меня. То
ли потому, что хочет подчеркнуть, сколь он демократичен (она вращается в
кругах катилинариев), то ли потому, что уже не хочет прежней близости с ней.
Она очень занятна и всегда в курсе всех новостей. На днях она прочла Ц.
лекцию о поразительном сходстве, существующем, на ее взгляд, между
положением таких политических деятелей, как он, и таких особ, как она.
- Точь-в-точь как нам, - сказала она, - вам приходится выжидать. Как бы
дорого это ни стоило. Представляете, сколько я трачу на свои туалеты? А уход
за телом! По-вашему, я для собственного удовольствия ношу вот эти
драгоценности? О бессмертные боги! Так же, как вы для собственного
удовольствия устраивали гладиаторские игры! Иначе попробуй обратить на себя
внимание! И потом, надо набить себе цену. Но не мне вас учить, мой дорогой,
когда я просто восхищаюсь вами. Я всегда говорю: как бы Гай Юлий ни швырялся
деньгами, он никогда не швыряет их на ветер; впрочем, вы не своими
швыряетесь. Словом, надо уметь ждать. Лишь бы не просчитаться, знать, на
кого ставить. Конечно, не следует быть и чересчур разборчивым. Ни вы, ни я
не можем себе этого позволить. Все оценить и выбрать наилучшее, вот в чем
задача! А что вы еще дождетесь своего червонного короля, в этом я нисколько
не сомневаюсь.
Ц. чуть не подавился куриной ножкой.
Спицер все же нас перехитрил. Оказывается, он пронюхал о существовании
конюшен в Пренесте и описал верховых лошадей. Поделом, мне не жалко. За
обедом Ц. разглагольствовал о том, как он отчитал Спицера за его подлость, а
тот со стыда не смел на него глаз поднять. Можно подумать, что все это Ц.
очень веселит. Но меня он не обманет. То он часами сидит на садовой скамье,
мрачно уставившись в землю, то впадает в самый восторженный оптимизм.
Красс за Катилину! Сегодня он сказал Ц., что Сити могло бы выложить
большие суммы для Катилины, поскольку Помпей в отношении азиатских откупов
все еще придерживается точки зрения сената, а Каталина обязался приструнить
своих более радикальных сторонников и прекратить агитацию против банков. На
этих условиях демократическая партия готова поддержать его кандидатуру на
консульских выборах в нынешнем году. Нам поручают руководство избирательной
кампанией. Ц. немедленно приступил к делу. В ту же ночь у нас собралось
человек двадцать из округов - председатели избирательных комиссий.
Красс ушел еще до того, как они ввалились. Ц. принял всех этих
лавочников, мелких ремесленников, домовладельцев, ветеранов Мария и т. д. в
еще не отстроенном манеже. Все это народ положительный. Они связаны с сотней
религиозных сект и ремесленными союзами. Если им поручают подготовку
выборов, они обходят избирателей со списками и собирают подписи или же
раздают списки (и деньги) союзам, а те действуют уже сами. Ц. они знают по
прежним поручениям подобного рода, он известен как человек Красса, а у того
благодаря его богатству огромное влияние.
Ц. извинился, что принимает гостей в недостроенном помещении; показал
единственную почти готовую фреску "Диана на голубом коне". Они рассматривали
ее молча, возможно, что она написана в чересчур модернистском духе.
Ц. спросил их, как средний римлянин, человек с улицы, относится к
агитации Катилины. Маленький хромой старичок, старшина союза канатного
промысла, заявил, что они уже не могут удерживать своих безработных членов,
число которых все возрастает. Тот, кого выбросили на улицу, без оглядки
бежит за Катилиной. Прекращение военных поставок в Азию катастрофически
отразилось на положении ремесленников. Изо дня в день растет ненависть к
банкам, которые нещадно выколачивают долги и плату за квартиру. А от
возвращения армии из азиатского похода никто ничего не ждет, кроме усиления
нужды. Ведь мир в Азии - палка о двух концах: частенько мать, найдя в списке
павших имя сына, вся в слезах возвращается домой, и ее встречает рыдающая
невестка - оказывается, маленькой шорной мастерской не возобновили военные
заказы. Вот и получается, что одна и та же семья льет слезы из-за войны и
из-за мира.
Неожиданное заявление Ц. о том, что от них "ожидают" поддержки Катилины
на предстоящих консульских выборах, было воспринято как ошеломляющая
новость.
Ц. тут же заговорил о предвыборных лозунгах. Поразительно, как он без
всякой подготовки, словно вытряхивая ее из складок своей тоги, стал излагать
продуманную во всех подробностях программу. С Крассом он успел обсудить лишь
финансовую сторону; у него не было и получаса, чтобы набросать несколько
политических пунктов, как заявились все эти люди из округов. Голова у него
работает невероятно быстро, а умение приспосабливаться к разного рода
обстоятельствам бесподобно! Битых двадцать минут он толковал о новых
поселениях, которые разгрузят столицу; ремеслам придется отбиваться от
заказов! Бесплатный хлеб получат не только лишившиеся работы, но и вообще
все нуждающиеся. "Смешно думать, - воскликнул он, - будто канатчик или
пекарь, который, имея всего двух-трех рабов, лишь кое-как перебивается,
обременен долгами и вечно ломает голову, как наскрести непосильную арендную
плату за свою лавку, не нуждается в дешевом хлебе!" Подробно он остановился
на кассации задолженности банкам. И все это с цифрами! Государство обязано
предоставлять ремесленникам кредиты на приобретение и содержание рабов! На
это он особенно напирал. "Для чего же Гогда ваши сыновья завоевывают обе
Азии? - вопрошал он. - Куда гонят необозримые стада рабов? Неужели все
достанется тремстам семействам для их крупных поместий? Или нескольким
бронзоплавильням? Где рабы? Они нужны вам!"
Видно было, что подобные речи доставляют удовольствие его слушателям.
По их словам, это была самая демократичная программа из всех когда-либо
выдвигавшихся перед консульскими выборами. Да, с подобной программой одно
удовольствие начинать предвыборную кампанию! Каждый пальчики себе оближет,
услыхав такие лозунги! Но тут вышла небольшая заминка.
Человек с одутловатым бледным лицом и жирным затылком пропищал:
- А я вот точно знаю: Катилина принимает в свои отряды рабов. Как нам
это понимать?
Собравшиеся заволновались. Это был один из основных вопросов.
Заговорили все разом. А благообразный старик - как я узнал, председатель
погребальной кассы - крикнул громче всех: "Что ж, нас призывают рабам
пособничать? На бунт их подбивать?" Канатчик, весь покрывшись пятнами,
громко сказал, не глядя на Ц.: "Об этом не может быть и речи. Две трети
членов нашего союза сами держат по нескольку рабов у себя в мастерских".
Ц. не дал разгореться страстям. Он что-то сказал довольно тихо, так что
его слова потонули в общем шуме. Но это-то и заставило всех замолчать;
дальнейшее уже никто не пропустил - мимо ушей.
- Я впервые слышу об этом, - сказал он, - и немедленно же выясню, но
считаю, что это исключено. - Немного помолчав, он добавил уже в тоне
дружеской беседы: - В саду приготовлено угощение, господа, и подавать вам
будут рабы. Кстати, мой секретарь - я поручил ему оформление некоторых
пунктов нашего небольшого соглашения, связанных с финансами, - он с улыбкой
кивнул в мою сторону, - тоже раб. Я думаю, что вопрос о рабах не нуждается в
дальнейшем обсуждении, ибо вопроса этого не существует.
И он быстро перешел к чисто деловой стороне. Тут сразу пошла торговля о
том, сколько предлагать избирателям за голоса. После этого всех еще хорошо
угостили. Я вновь поразился умению Ц. обходиться с этой публикой: он
запросто с ними беседует и в то же время не допускает никакой фамильярности.
Подумать только: битых пять минут он обсуждал с каким-то пекарем "Диану на
голубом коне"!
Но в общем этот неожиданный поворот меня тревожит. Даже очень.
Поделился с Цебионом. Он развил ряд весьма интересных мыслей. Руфа он
не видел уже три недели.
После полудня к нам явились трое каких-то господ. Ц. заперся с ними в
библиотеке. Когда они покидали наш дом, я в одном из них признал бывшего
консула Корнелия Лентула Суру ("Голяшку"). Ныне он опять претор. Это один из
главных заправил при Катилине. Посмотрел он на меня, надо сказать, крайне
нагло.
До чего же мы докатились!
Сегодня Ц., как бы мимоходом, попросил меня разузнать, каковы цены на
земельные участки в Кампании (?). А ведь три дня назад наши денежные дела
были так плохи, что мы не могли пригласить даже золотаря для очистки
выгребной ямы.
Фульвия - вероятно, одна из самых соблазнительных кокоток столицы -
остроумно рассказывала сегодня о том, какие заботы мучают ей подобных дам в
связи с неопределенным политическим положением. Хотя бархатный сезон еще не
окончился, все они уже вернулись в душный, пыльный Рим и стараются любыми
средствами выведать у политиков, что творится за кулисами. Улыбаясь, она
спросила Ц.:
- Что ж, будет он консулом? Я держала пари и поставила на него.
- На кого?-спросил Ц.
- На Катилину, разумеется.
- Тогда не ставьте слишком много, - заметил Ц., как бы нехотя. -
Кстати, что вас надоумило?
Она пояснила. Молодые и молодящиеся катилина-рии сейчас высоко
котируются. Модным считается туалет в народном духе - очень простой. Только
нитка янтаря - и больше никаких украшений. Ногти на ногах не красят.
Говорить надо о земельном вопросе. Фульвия добавила: "Ведь, в конце концов,
всех нас эксплуатируют, не так ли?" Но ее подружка Фония решила все же не
бросать своего сенатора. Она говорит: "Погоди, мой толстунчик еще возьмет
верх. Ты не знаешь, он груб до садизма". (Она у нас ужасная реакционерка!)
Сейчас только и толкуют, что о демократии. Цицероном все восхищаются - это
за его демократические идеалы и еще потому, что он намерен купить городской
дом Красса (четыре с половиной миллиона сестерциев). С тех пор как Катилина
вошел в моду, шикарным считается жалеть раненых, вернувшихся из азиатского
похода. На некоторых вечеринках дело уже дошло до сборов в пользу калек. А
Тертулла пожертвовала для ослепших на войне изумрудное колье (коринфской
работы), которое ей подарил Пульхер, - он ведь откупил часть азиатских
налогов. За это два молодых катилинария из аристократов повели ее
осматривать лачуги на берегу Тибра. Говорят, один из них божественно красив.
Конечно, весь свет заказывает себе новые туалеты - все надеются, что
Катилина спишет долги.
В городе уже попадаются предвыборные плакаты. Повсюду - на стенах
домов, в торговых рядах, даже на памятниках бросаются в глаза лозунги
Катилины: "Почему растут цены на хлеб? Кто прикарманил трофеи азиатской
войны? Почему гражданин Рима не владеет римской землей?" - и т. п.
Когда мы с Ц. шли через Форум, он счел необходимым подчеркнуть, что
этот последний лозунг особенно доходчив.
Сегодня в час приема клиентов между Ц. и огромным неотесанным верзилой
с рваными ушами борца произошел следующий разговор:
Верзила: - Хочу вот школу ораторов открыть.
Ц.: - А у вас имеются средства?
Верзила: - Найдем! - Он кладет ко мне на стол запечатанный конверт.
Ц.: - Рекомендации?
Верзила: - Из Колизея, ваше благородие.
Ц.: - Вы собираетесь обучать ораторскому искусству гладиаторов?
Верзила: - Это зачем же? Самых главных начальников.
Ц.: - ?..
Верзила:- Нынче все ладятся под народ. Дело большое. Продаю всякие
выраженьица, оптом и в розницу. Уже пять человек на меня работают - бегают,
ругательства собирают. Двадцать тысяч я в это дело вложил.
Публий Мацер, наш партийный "погоняла" в сенате, стоявший рядом со
мной, когда верзила выходил с рекомендательным письмом, вполголоса шепнул
мне:
- Демократия наступает!
Был Клодий вместе с Александром. Вот уж неравная парочка! Один -
опустившийся аристократ, некогда глава демократических уличных клубов,
бывших вооруженных отрядов демократии, другой - теоретик демократии, раб
Красса.
Разговор шел о поддержке Катилины демократами на консульских выборах.
Александр доказывал, что за это дело можно браться, только если ты готов
идти до конца, иначе погубишь весь избирательный аппарат. Ц. спросил, откуда
он взял, что кто-то не намерен идти до конца. Александр смешался, потом стал
что-то мямлить, будто связанные с Крассом банки хоть и дают деньги на
поддержку Катилины, но до него дошли слухи, что целый ряд влиятельных
дельцов ведет тайные переговоры с сенатской партией относительно совсем
другой позиции на выборах. Недаром Цицерон упорно добивается примирения Сити
с сенатом. Он пугает и тех и других Каталиной. Ц. самым решительным образом
отрицал возможность подобных переговоров. Под конец Клодий, совсем
расстроенный, заметил:
- Если эти торгаши из Сити действительно пойдут с Цицероном и сенатом
против народа, то я сам стану катилинарием.
Когда парочка уже встала, собираясь уходить, Александр обронил:
- Как знать, может быть, они не с Цицероном, а с Помпеем хотят пойти
против народа.
Ц. промолчал, хотя, казалось, Александр ждет от него ответа. Вообще Ц.
был молчалив. Быть может, его озадачил слух относительно тайных переговоров
между Сити и сенатом? Или ему просто не хотелось показывать этим господам,
как плохо он осведомлен. Положение его довольно шаткое. Поручение, правда, у
него есть, но информации он не получает. Говорить о единой политической
линии, какая имеется у сенатской партии, где Катон и Катулл крепко держат
вожжи в руках, у демократов вообще не приходится. Там царит разброд, тем
более что само Сити частенько руководствуется весьма противоречивыми
интересами.
О Сити Александр отзывается с горечью. Разве то, что оно делает,
достойно именоваться политикой? Сити просто беспокойно ерзает своим толстым
задом, так как смутно чувствует, что сидеть ему неловко - вот давление его и
перемещается с места на место. Об осмысленных действиях не может быть и
речи.
Кстати, Ц. спросил сегодня, не узнал ли я что-нибудь о ценах на
земельные участки. Я сообщил ему несколько цифр. Он забрал листок.
Пришли четыре председателя избирательных округов. Вид подавленный.
Говорят, что натолкнулись на странное равнодушие, когда они в ремесленных
союзах завели речь о кандидатуре Катилины. Никто прямо ничего не говорит, но
чуть ли не все пожимают плечами. В союзе канатчиков заявили, что не станут
"отговаривать своих членов", однако и советовать им ничего не будут.
Серебряных дел мастера сомневаются в надежности предвыборного соглашения и
весьма пренебрежительно отзываются о Ц. Шорники тоже. А пекари зашли еще
дальше - считают программу вообще несерьезной. Все настроены против
диктатуры.
Постановили: избирательным комиссиям обращаться непосредственно к
избирателям, пользуясь списками предыдущих выборов.
Деньги от купцов из долины По только пришли. Ц. и Красс решили передать
их в предвыборный фонд Катилины. Во всяком случае, об этом говорят, как я
сам слышал, менялы на Форуме. Купцам из Цизальпинской Галлии обещали, что
Катилина присвоит им римское гражданство. Я сам до сих пор не могу поверить,
что Красс всерьез решил поддерживать кандидатуру Катилины. Правда, он, как и
сенат, боится диктатуры Помпея. С Помпеем у него к тому же давняя личная
вражда, но скорей всего он надеется, что, протащив Катилину в консулы и
поставив его под надежный контроль, ему легче будет прибрать к рукам все
доходы, поступающие из Азии. Между прочим, он по каким-то делам уехал в
Сицилию.
Что Ц. отдал деньги, полученные от городов на По, в предвыборный фонд
Катилины, - весьма разумно. В таких случаях к отчетам никто особенно не
придирается.
Сегодня счастливый день: вдруг резко подскочили азиатские бумаги. За
одни сутки мое состояние увеличилось на добрых 700 сестерциев. Угостил
Цебиона.
Ц. разошелся, как всегда, когда есть деньги. Помпонию Целеру (выделка
кож) он сказал: "Нынешние выборы решат судьбу демократии. Достаточно
поговорить с простыми людьми, чтобы убедиться, что все так и кипит в
кварталах бедноты. Мои агент (он имел в виду судебного исполнителя Мумлия
Спицера) рассказал мне, в каких условиях он живет. У двоих из шести его
детей легкие не в порядке. Стены такие сырые, что соль в солонках каменеет.
От крыс нет спасения. Уже более ста лет на ремонт канализации не отпускали
ни сестерция. Да, Азия нужна нам до зарезу!"
Двадцатого выборы. Предстоят интересные (и небезопасные) недели. Только
бы Ц. не связывался слишком с Катилиной. Главк утверждает, что прошлой ночью
Катилина был у нас в доме. Как бы это выяснить?
Я совершенно убит, даже думать не в состоянии. Цебион обманывает меня!
После полудня у меня оказался свободный часок, и я отправился к нему на дом.
Мне сразу бросилось в глаза, что мать его смутилась; она стала уверять,
будто Цебион с дядюшкой ушел на собачьи бега. Я ей прямо в глаза сказал:
наверняка он шляется с каким-нибудь парнем. Сперва она пыталась все
отрицать, но в конце концов призналась. Это Руф. Уже несколько недель он
каждый вечер проводит у них. Я разрыдался, но, кое-как пересилив себя,
отправился с младшим братишкой Цебиона в четвертый район, где должны были
состояться собачьи бега. Разумеется, Цебиона там не оказалось. Весь вечер и
половину ночи бегал по всем балаганам и увеселительным местам. Затем вместе
с братишкой бросился к хлебным амбарам на берегу Тибра. Паренек знал, где
живет этот Руф, - он таскал к нему записки (какое бесстыдство!). До двух