Буркин Юлий Сергеевич. Звездный табор, серебряный клинок

   - Я-то не против, - с сомнением заметил Калиостро. - Как ребята...
   Хмурый с кейсом тоже заглянул в свои карты, и у него заблестели глаза.
   - Играем, - сказал он, явно предчувствуя победу. - Но только по червонцу. И давайте сыграем только один кон и больше не будем.
   Меня это заело. Я-то знал, что это я - в беспроигрышной ситуации, а не он.
   Калиостро взглянул на меня, и я согласно кивнул.
   - Хорошо, - проронил Калиостро. - Дай-ка сюда свой кепон, - протянул он руку. Потрепанный отдал ему свой головной убор, и Калиостро, водрузив его себе на колени, кивнул мне:
   - Клади червонец.
   Я послушался. Он удвоил сумму банка и положил двадцать тугриков. Теперь на банке было тридцать, и Хмурый, помножив эту сумму на два, положил еще шестьдесят. Итого, на банке стало девяносто тугриков, и Потрепанный был вынужден поставить уже сто восемьдесят. На банке теперь в сумме было двести семьдесят тугриков. Все это заняло буквально две минуты. Круг замкнулся, и я, уверенный в выигрыше, выложил соответственно пятьсот сорок тугриков. Это была уже значительная сумма. Осталось у меня в кошельке несколько меньше. А на банке теперь было двести семьдесят плюс пятьсот сорок - то есть восемьсот десять тугриков.
   Калиостро, пасанув, сбросил карты.
   Хмурый хмуро нас оглядел и спросил:
   - Мы тут все люди взрослые? Игра есть игра? Кто выиграл, тот забирает деньги, и никаких разговоров, что мы просто попробовали, просто учились...
   Не согласиться было невозможно.
   - И я могу класть не только двойной банк, а сколько угодно много?
   Калиостро согласно кивнул.
   Хмурый полез в кейс и достал перевязанную пачку банкнот.
   - Пересчитайте.
   Под нашими пристальными взглядами Калиостро сосчитал. Три тысячи тугриков.
   - Кладу на банк, - сказал Хмурый.
   Потрепанный моментально пасанул и сбросил карты. И в игре мы с Хмурым остались вдвоем.
   И тут лишь до меня начало что-то доходить... Карты у меня и в самом деле беспроигрышные. Но теперь-то, чтобы продолжить игру, я должен был поставить на банк сумму, равную трем тысячам восьмистам десяти, помноженным на два. То есть семь тысяч шестьсот двадцать тугриков. Или, если пожелаю, больше. Таких денег у меня не было и в помине. Пасанув же, я потеряю уже выложенные пятьсот сорок, и Хмурый отправит банк в свой кейс, даже не вскрыв свои карты.
   Уже вышедший из игры добрый дяденька Калиостро, мягко потянув к своему лицу мою руку с картами и заглянув в них, отечески посоветовал:
   - Надо играть, парень. Такой шанс бывает раз в жизни. Хорошие деньги идут...
   - Мне нечего поставить, - признался я.
   - У тебя в Ерофееве друзья есть? - тихо продолжал увещевать добрый дяденька Калиостро, поедем, займешь. Надо играть. Выигрыш твой... Кататься будем за твой счет? - обратился он к Хмурому.
   - Летим, - согласился тот. Весь его вид выдавал крайнюю степень возбуждения.
   - Нет, - сказал я. - Никуда я не полечу. - И малодушно продолжил голосом, просящим пощады: - И вообще это несерьезно. Мы же только учились...
   - Карточный долг - долг чести, - напомнил Калиостро.
   - Но мне нужны эти деньги, - поражаясь самому себе, заныл я и потянулся к клетчатой кепке.
   И тут же остановился. Потому что увидел направленные мне в лицо стволы четырех бластеров. Их держали в руках Хмурый, Калиостро, Потрепанный и улыбчивый водитель. Ну конечно. С самого начала они работали вместе. Вот тебе и "Сто лет одиночества"... Неужели моя внешность до сих пор выдает филолога?
   Сам, удивляясь своему самообладанию, хотя краска и ударила мне в лицо, я заявил:
   - Тогда я пас.
   И сбросил карты.
   Да-а... Ну и кретин же я. Фактически выбросил на ветер все свои деньги и не известно, выберусь ли еще из этой ситуации живым. Искоса я глянул на Аджуяр, о которой в азарте забыл напрочь. И как раз в этот миг она вскинула руки и медленно с расстановкой произнесла:
   - Это была шутка. Пошутили и будет. Отдайте болвану деньги, и мы без проблем доедем до места.
   Двигаясь, как марионетка, Калиостро сунул бластер за пазуху, выгреб из кепки Потрепанного все лежащие там тугрики, включая пачку Хмурого, и подал их мне.
   - Пошутили и будет, - безжизненным голосом повторил он произнесенную Аджуяр фразу.
   Поспешно сложив деньги в бумажник, я запихал его поглубже за пазуху.
   - Перекресток Путина и Распутина? - сонно спросил "рубаха парень"-водитель, тоже спрятавший свой бластер.
   - Да, - подтвердил я.
   Весь дальнейший путь до названного места мы летели молча. Я боялся поднять на Аджуяр глаза. Не проронила ни слова и она. Однако, когда флаер-псевдолет. приземлился на площадку, выпустил нас и жулики убрались восвояси, старуха неожиданно коснулась моей руки. Я посмотрел на нее и увидел на ее лице легкую задумчивую улыбку.
   - Этот трюк с картами джипси узнают еще до того, как начинают самостоятельно ходить, - сообщила она. - К тому же, будь ты немного внимательнее, заметил бы, что вперед мы летели только над космодромом, а потом кружили на месте.
   Я почувствовал, что покраснел от стыда, но она продолжила неожиданно мягко:
   - Не кори себя, государь, - как ни странно, этот мой мифический титул она произнесла без тени иронии. - Ты наивен и чист душой. Ибо, не способный к подлости сам, ты не ждешь ее и от других. Таков и должен быть правитель империи.
   Я сокрушенно помотал головой:
   - Такого правителя враги в два счета обведут вокруг пальца.
   - Чтобы этого не случилось, правитель должен иметь десяток хитроумных и лживых советников. Царь - это честь, остальные оберегают ее любыми средствами. Беда, когда дело обстоит наоборот: лжив царь, а его советники чересчур доверчивы...
   Невозможно описать словами, как я был благодарен ей за эти слова. Наверное, даже больше, чем за состоявшееся минуту назад спасение.
   Но было не до сантиментов. Я потрогал нагрудный карман и нащупал в нем диск письма дядюшки Сэма. На месте. А строптивая Сволочь непрерывно копошилась в боковом кармане. Что ж, мы на Петушках, мы в Ерофееве, и все необходимое при нас. И деньжатами мы теперь, кстати, разжились.
   Пора за дело.
   * * *
   Над серой дверью ничем не примечательного, такого же громадного, как все прочие, здания, расположенного по указанному в дядюшкином послании адресу, я с удивлением обнаружил вывеску: "Общество консервативного пчеловодства". Я уже усомнился, туда ли попал, когда дверь отворилась, и из нее вышли два человека в одинаковых светло-розовых плащах, точно таких, какие я когда-то видел на бедняге Семецком. То, как настороженно огляделись "пчеловоды" по сторонам, с каким недобрым подозрением с ног до головы осмотрели меня и Аджуяр, моментально убедило меня, что мы на верном пути.
   Подождав, пока "пчеловоды" скрылись из виду, мы приблизились к двери. Ни звонка, ни переговорника, ни даже элементарной дверной ручки я не увидел. Но стоило нам подойти к двери вплотную, как посередине ее серой поверхности проступило черное овальное пятно.
   Я и сам догадался, что это - датчик кодового замка или что-то наподобие, но, прежде чем совершить правильное действие, наверное, совершил бы и пару глупостей: прикладывал бы к пятну свою ладонь или кричал в него свое имя... Аджуяр же, в отличие от меня, по-видимому, была знакома с подобными системами:
   - Дай зверя, - сказала она.
   Я повернулся к ней так, чтобы она могла залезть в соответствующий карман. (Сам я после памятного укуса в нос стал предельно осторожен; в наших отношениях с зомбированной Сволочью появилась ощутимая прохладца.) Аджуяр достала крысу и, не обращая внимания на отчаянные трепыхания и писк, плотно прижала ее животом к плоскости пятна. С мелодичным звоном дверь отворилась, и мы ступили в полутемное помещение.
   Дверь за нашими спинами мягко закрылась, и эта мягкость, и то, как дрогнул при этом пол, заставили меня почувствовать, что масса этой двери неимоверно велика. Появилось ощущение, что мы вошли в громадный сейф. Это чувство усугублялось и тем, что, стоило двери закрыться, как тень, в которую мы ступили, превратилась в непроглядный мрак.
   Стоя в темноте, я чувствовал себя полным идиотом. Потому что в темноте вокруг нас явно происходила некая бурная деятельность. Раздавались какие-то поскрипывания, и нас обдавало при этом легким ветерком. Тихо, на пределе восприятия, то басисто, то тоненько звучал какой-то технологический гул, а в резонанс с ним мелко, до щекотки в ногах, вибрировало все помещение. Шарканье, шелест, еле слышный неразборчивый шепоток... Эта не совсем тишина порождала острое сознание опасности и незащищенности. Я машинально напрягся и даже, пригнувшись, встал в боксерскую стойку, прекрасно понимая, что толку от этого никакого.
   - Идет сканирование, - услышал я тихий голос Аджуяр. - Лучше при этом стоять неподвижно, быстрее закончится.
   Я заставил себя расслабиться, опустил руки и замер. Я почувствовал, как Аджуяр коснулась меня, а затем сунула мне в карман Сволочь. Прошла минута, две, три... И тут мрак начал плавно рассеиваться, являя нашим глазам довольно неожиданную картину.
   В белокаменном просторном холле, где, как оказалось, мы находимся, метрах в трех от нас и метрах в пяти от пола, расположившись в три шеренги, висели около сотни "пчеловодов" все в тех же розовых одеяниях. Висели они, пользуясь, конечно, такими же, как у меня, антигравитационными способностями. Руки их были вытянуты по швам, подбородки браво задраны.
   Я смотрел на них. Они сосредоточенно смотрели сквозь меня.
   И тут, показавшись настоящим громом после царившей не совсем тишины, холл наполнился бравурными звуками, напоминавшими игру духового оркестра. И я услышал голос человека, которого до того даже не заметил (он зависал слева и чуть позади нас, лицом к строю):
   - Господа офицеры!
   "Пчеловоды" вытянулись еще сильнее, превратившись, казалось, в каменные статуи.
   - Да здравствует Государь всея Руси, самодержец и помазанник Божий Роман Михайлович Романов! Ура!
   - Ура! Ура! Ура! - взорвался строй.
   Я с удивлением обнаружил, что не только не смущен и не только готов к такой помпезной встрече, но уже давно и с нетерпением жду ее. Взмыв, к ужасу Аджуяр, над полом, я не спеша проплыл перед строем, вглядываясь в лица приветствовавших. Лица мне понравились. Они были молоды, и в них читались спокойствие и решимость. Признаться, я надеялся увидеть среди них и лицо Семецкого, ведь "починили" же его однажды, кто знает, может быть, он выкарабкался и на этот раз... Но нет. Семецкого в строю "консервативных пчеловодов" не оказалось.
   Я подплыл к командиру и, повиснув рядом с ним, обратился к строю:
   - Благодарю за службу. Вольно.
   Строй расслабленно зашевелился.
   - Р-разойдись! - рявкнул командир, и шеренги рассыпались.
   "Пчеловоды", бросая на меня короткие любопытствующие взоры, разлетелись в разные стороны, а их командир повернулся ко мне:
   - Как счастливы мы, государь, видеть вас в добром здравии и невредимым! воскликнул он. - Ваш след потерялся. Лишь эпизодические известия да угрозы врагов, посылаемые в ваш адрес, давали нам призрачную надежду на то, что еще не все потеряно. Но мы не были уверены в достоверности этих сомнительных известий.
   Тут только я смог разглядеть его как следует. Белокурый мужчина средних лет с короткой шкиперской бородкой, но без усов. Однако выражение его лица несколько отличалось от того, что я видел у его подчиненных. Вместе с радостью, о которой он говорил, читались в его серых глазах и усталость, и глубокая озабоченность, и даже растерянность.
   - Рад взаимно, - кивнул я. - Давайте-ка спустимcя. Моя спутница - джипси, и наше парение в воздухе ей несколько непривычно, а возможно, оно и пугает ее.
   - Но можем ли мы доверять ей? - неуверенно глянул он вниз. - Эти джипси...
   - Только благодаря ей я жив и нахожусь тут. Так что прошу любить и жаловать. Зовут ее Аджуяр. А как, кстати, мне обращаться к вам?
   - Ох, простите, - искренне смутился мой собеседник, приземляясь вместе со мной рядом с Аджуяр, - с этого следовало начать. - И обратился к нам обоим: Меня зовут Филипп. В нашем братстве я исполняю обязанности старшего... Но признаюсь, это вынужденное положение. Я, как и все те, кого вы сейчас видели, больше привык исполнять, нежели отдавать приказы. Наш истинный вождь пропал...
   - Я знаю, - остановил я его жестом и достал диск письма дядюшки Сэма. Вот послание вашего командира, - протянул я носитель ему. - Он в беде и просит у вас помощи.
   Глаза бородача вспыхнули:
   - Это меняет дело! - воскликнул он, беря письмо. - Главное, что он жив! Его держат на космическом корабле или на какой-то планете?
   - На планете, - ответил я, слегка удивившись вопросу.
   - Тогда мы обязательно выручим его! - обрадовался бородач, поглаживая диск. - Мы должны это сделать прежде всего прочего. Только Сэмюэль владеет полной информацией о предстоящем... - он опасливо глянул на Аджуяр. - О предстоящей операции.
   - Ты хотел сказать, "о предстоящем перевороте"? - усмехнувшись, уточнила цыганка.
   - М-м... Да, - вновь, коротко глянув на нее, согласился он. - Я именно это и хотел сказать. Сэмюэль создал нашу организацию. - Филипп перевел взгляд на меня. - Именно он, мой государь, разработал план вашего появления в нашем мире и дальнейшего возведения вас на трон. Но из-за этих грязных... - внезапно он остановился.
   Но вновь вмешалась Аджуяр:
   - "Из-за этих грязных джипси", - ты хотел сказать?
   - Да, - холодно бросил бородатый Филипп, - из-за случайности, которую не мог предвидеть никто, все пошло наперекосяк. Я действительно рад видеть вас, государь, - голос его стал тише и доверительнее, - но, признаться, я впал в растерянность. Я понятия не имею, что мне нужно делать, но, приняв на себя командование, старательно скрываю это от подчиненных... Вся надежда на это, потряс он диском письма и мечтательно улыбнулся.
   - Какого ж дьявола ты тут болтаешь с нами! - рявкнула Аджуяр. И передразнила: - "Впал в растерянность"... Пока вы тут впадали в растерянность, мы сотню раз рисковали жизнью, чтобы добраться до вас.
   - Да-да, вы, бесспорно, правы, болтать не время, - улыбка бородача стала натянутой. - Рядом с вами меня удерживает лишь дань вежливости. - Аджуяр презрительно фыркнула, но Филипп продолжал: - Выручить Сэмюэля - это главная наша задача сейчас.
   - Постойте-постойте, - не согласился я. - Думаю, прежде всего мы должны вытащить из рук противника мою жену и сына!
   - Я знаю о вашем горе, - нахмурился Филипп, - о том, что в опасности находится жизнь царевича... Однако, думаю, сперва нам все же следует вызволить нашего руководителя. Он обладает политическими связями, многие влиятельнейшие лица при дворе поддерживают или же, наоборот, боятся его. А без дипломатии и придворных интриг тут не обойтись. Сэмюэль в этом - опытнейший мастер. Он сумеет решить эту задачу значительно эффективнее нас. Он - стратег, мы - бойцы, привыкшие выполнять приказы.
   - Как же тогда вы собираетесь вызволять его? - ехидно поинтересовалась Аджуяр, выражая своим вопросом и мое разочарование.
   - Боем, - отозвался Филипп, нарочито глядя не на нее, а на меня, словно вопрос был задан мной. - Только бы мы смогли определить планету, на которой его держат. А ваша жена и сын находятся в открытом космосе, и пытаться отбить их в сражении - слишком рискованно для их жизни. Если же говорить прямо, то практически невозможно. Поэтому их там и держат.
   - Джипси умеют взять на абордаж любое судно и извлечь из него все, что им надо, - сообщила Аджуяр с интонацией презрения в голосе. - Включая людей.
   - Они помогут нам? - слегка оживившись, но явно с сомнением спросил бородач.
   - Они помогли бы, - усмехнулась цыганка. - Но они далеко.
   Бородач пожал плечами.
   - Значит, будем действовать по нашей схеме, - полуутвердительно проговорил он.
   Я глянул на Аджуяр. Она, поджав губы, кивнула в знак согласил.
   - Хорошо, - согласился и я. - С чего же мы начнем?
   - Мы начнем... - в лице Филиппа появилось ясно видимое замешательство. Мы... - Тут он остановился, потеребил рукой бороду и твердо сказал: - Сейчас один из моих помощников проводит вас туда, где вы сможете отдохнуть с дороги, я же тем временем исследую послание Сэмюэля, и мы примем меры к его спасению.
   Мне не очень-то понравилось, что мы с Аджуяр как бы остаемся в стороне. Видимо, именно моего недовольства по этому поводу Филипп и побаивался. Но надо быть справедливым. Ведь и впрямь, вряд ли я или Аджуяр способны чем-то помочь ему в этом деле... Смирившись с подобной мыслью, я тут же почувствовал, как действительно необходим мне отдых после всех треволнений преодоленного пути.
   - Действуйте, - сказал я. И требовательно добавил: - Однако держите меня в курсе всех событий.
   - Непременно, мой государь.
   ... Не знаю, как Аджуяр, но я в отведенные нам апартаменты двигался "на автомате". Усталость окончательно сморила меня. Единственное, на что я обратил внимание, - это золоченый восклицательный знак на белой двери, в том месте, где в гостиницах обычно бывает номер комнаты.
   Сопровождавший нас молодцеватый "пчеловод" открыл дверь, и мы оказались в комфортабельном трехкомнатном номере с роскошной просторной кроватью. Тут царил мягкий полумрак, и это было главным, что мне требовалось для отдыха.
   - Это для вас, государь, - сказал он и хотел было вести Аджуяр куда-то дальше, но, переглянувшись, мы оба запротестовали.
   - Но тут только одна постель, - возразил "пчеловод", глянув на меня так, словно всю жизнь изучал старика Фрейда.
   - Мне постельки не нужна, - заявил я, воспарив над полом и приняв горизонтальное положение. - Я буду спать так - в соседней комнате.
   - Не смею возражать, - пожал плечами "пчеловод" и удалился.
   Лишь только мы остались в номере вдвоем с Аджуяр и заперли дверь, я вплыл в одну из комнат и моментально уснул в невесомости - так, как когда-то спал на корабле дядюшки Сэма. Наверное, я несколько шокировал этим мою пожилую спутницу, но мне, признаться, было на это глубоко начхать.
   ... А проснулся я от дикого желания выпить. Потому что мне приснилось, будто бы мы с Лялей, сидя у костра перед нашим шатром, попиваем под звуки Гойкиного балисета молодое виноградное вино. Сон был красочный и безумно приятный. И я, уже проснувшись, еще долго не открывал глаза, надеясь вернуться в него. Но нет. Милые моему сердцу образы улетучились, оставив лишь тихую печаль и непреодолимое желание принять спиртного.
   Спиртного...
   Спиртного!
   Вот же дикость! На скутере этого добра было завались, но там вовсю действовала спонтанно возникшая в моей душе установка не пить. Теперь же, когда мы достигли цели нашего полета и от души моей слегка отлегло, эта установка, по-видимому, так же самопроизвольно снялась. Но как я найду выпивку - здесь и сейчас?
   Из-за стены раздавалось мерное похрапывание Аджуяр. Я повторил попытку уснуть, но не тут-то было. Пока не тяпну, не тресну, не клюкну, не дерябну, не поддам, не приму, не пропущу - не усну. Факт. Я осознал это так отчетливо, что и не пробовал больше бороться с собой. Из недр памяти даже выплыли и стали крутиться, словно склеенные в кольцо магнитной ленты, строчки из песни Юрия Лозы, а точнее, группы "Примус", которая уже в мое-то время считалась древней:
   ... Водочки, наливочки, пивка или винца!
   Пора! Пора, брат, пора, брат, пора!
   С утра! С утра по чуть-чуть, с утра!..
   Но ведь должно же у них тут быть какое-нибудь кафе или магазин! Денег у меня - до хрена и больше... Я опустился на пол, стараясь не шуметь, отомкнул дверь... Но замок все-таки предательски щелкнул, храп прекратился, и из комнаты тут же раздался тихий голос Аджуяр:
   - Принеси и мне.
   Ведьма! Истинно ведьма! Она читает мои мысли, словно открытую книгу... Но лучше с ней не спорить.
   - Хорошо, - отозвался я. - Если найду. - И вышел в пустынную ярко освещенную трубу коридора, облицованную изнутри керамикой с таким изысканным, но неброским узором пастельных тонов, что ходить по нему было бы кощунством. И я тихонечко поплыл по воздуху. Да, наверное, все тут передвигаются так, недаром пол, потолок и стены никак здесь не разграничены. Должно быть, такие коридоры особый шик, ведь все здесь подчеркивает тот факт, что пользуются им практически только самые высокопоставленные персоны, наделенные "мнемогравитатом".
   Удивительно, что я не обратил на это внимания по пути в спальню. В таком, видно, был состоянии. А теперь, понимаете ли, выспался и вновь обрел наблюдательность и любознательность.
   Ничего примечательного, кроме таких же дверей, как наша, только с цифрами вместо восклицательного знака, мне по пути не встретилось. Пока коридор не начал мягко поворачивать направо. Там, за поворотом, явно происходило какое-то движение, раздавались голоса. И звуки голосов стремительно приближались. Почему-то мне не хотелось, чтобы меня увидели.
   Я осторожно повернул ручку ближайшей двери, и она отворилась. Я опасливо заглянул. Это была комнаты номера, похожего на наш, но более аскетично обставленного. И комната эта была пуста. Я осторожно влетел нее, прикрыл за собой дверь, оставив лишь маленькую щелку, и, повиснув высоко над полом в горизонтальном положении, приник к этой щелке глазами.
   Мое любопытство принесло неожиданные плоды. Точнее даже - корнеплоды. По коридору мимо двери, не торопясь и о чем-то оживленно болтая, проплыли два "пчеловода", несущие за ручки здоровенную корзину, наполненную отборной морковкой...
   Значит, местонахождение дядюшки Сэма определено?!
   Я должен найти Филиппа и выяснить, так ли это.
   От волнения я даже забыл о том, что выгнало меня из спальни. Дождавшись, когда "пчеловоды" удалятся на значительное расстояние, я выскользнул в коридор и поплыл, миновав вскоре и нашу дверь с восклицательным знаком, за ними - в направлении, обратном прежнему.
   И вознагражден я за это был отменно.
   ... Жаль мне себя немного,
   Жаль мне бездомных собак,
   - сообщил некогда общественности Сергей Есенин,
   Эта прямая дорога
   Меня привела в кабак...
   То же, разве что при полном отсутствии собак, случилось и со мной.
   Сперва я увидел дверь и услышал за ней звуки балисета и гортанные голоса, ревущие под его аккомпанемент нечто маршеобразное. За этой-то дверью и скрылись "пчеловоды" с корнеплодами. Я заглянул. Это был просторный бар, и в нем веселились человек тридцать. Некоторые по двое-трое сидели отдельно, но большинство собрались за одним столом, и в тот момент, когда я заглянул, они во всю мочь горланили одну и ту же повторяющуюся строфу:
   ... Но наш командир никогда не сдает,
   Велит: "За Отечество, братцы!",
   И мы без сомнений готовы вперед
   Хоть драться, хоть водки нажраться!..
   Мои "пчеловоды" тем временем куда-то исчезли, а остальные, присутствовавшие там, были одеты "не по форме" - в самые разнообразные наряды. Но я догадался, что это - та же публика, что стояла предо мной в строю, только на отдыхе. У меня даже от сердца отлегло: нормальные люди... И я не ошибся. Песня закончилась, и я, надеясь быть незамеченным, тихонько двинулся к бару... Но тут же знакомый голос бородатого Филиппа скомандовал:
   - Господа офицеры!
   Все повскакали с мест и, стоя навытяжку, воззрились на меня.
   - Вольно-вольно, - махнул я рукой. - Отдыхайте.
   Дадут мне тут спокойно выпить или нет? Очевидно, нет.
   Филипп, одетый в "русско-народный" костюм, уже стоял передо мной:
   - Ваше Величество. Радость! Мы установили местонахождение Сэмюэля и как раз собирались будить вас, чтобы выяснить, желаете ли вы участвовать в его освобождении лично. Вылет к месту его заточения - через час.
   Меня это известие не слишком поразило. Если бы установить место было невозможно, дядюшка Сэм не надеялся бы на это.
   - Я-то желаю. А вы уверены, что будете в состоянии? - усмехнулся я, кивая на загроможденный сосудами стол.
   - Это отдыхающая смена, - слегка смутился Филипп. - Те, кто летят, готовятся. А я, хоть и нахожусь тут, но спиртного не употребляю.
   - А вот я, хоть и полечу с вами, а хотел бы употребить, - заявил я и двинулся своим путем. Царь я или не царь?
   - Простите за назойливость, - вновь догнал меня Филипп, - и не сочтите за наглость... Мы сейчас с ребятами как раз обсуждали один вопрос...
   - Ну? - опять вынужден был остановиться я, так и не добравшись до вожделенной цели.
   - Мы мечтали... Когда все станет на свои места и вы по праву займете престол, вы будете для нас недосягаемы... А сейчас, пока... Мы хотели, но не решались... - он мялся, как мальчишка. Да он и есть, в сущности, бородатый мальчишка.
   - Вы хотели выпить со мной? - помог я ему. Эх, люди-люди. Летать научились без крыльев, а и впрямь все такие же.
   - Да! - выпалил Филипп так, словно признался наконец девушке в давно скрываемой любви. Ожидая от меня всего что угодно, включая смертную казнь через повешение, он вытянулся передо мной, выпучив глаза. Безумству храбрых поем мы песню.
   Выпить, значит.
   - Легко, - сказал я, понимая, что посидеть спокойно в одиночестве мне все равно не дадут. Его глаза сверкнули:
   - Тогда не присядете ли вы за наш стол? Еду и напитки принесут немедленно.
   - Айда, - махнул я рукой. И он дернулся было к своим, но я остановил его: - Только вот что. Организуйте-ка что-нибудь и для моей пожилой спутницы-джипси - в комнату. Думаю, она не откажется от бутылочки вина. И она того заслужила.
   - Организуем немедленно! - заверил он и крикнул своим: - Эй! Освободите место для государя!
   - Кстати! - вспомнил я и повернулся к нему боком. - Вытащите-ка у меня из кармана животное.
   Филипп, не выказывая и тени удивления, сунул руку ко мне в карман и извлек оттуда сонную Сволочь.
   - Распорядитесь, чтобы ее посадили в просторную клетку и кормили, как на убой, - скомандовал я. - Этому зверю я обязан жизнью.