Буркин Юлий Сергеевич. Звездный табор, серебряный клинок

   - Смею заверить вас, государь, эта клетка будет минимум золотой!
   "Много чести", - подумал я, машинально почесывая нос. Но промолчал. Не следует лишать подданных идеалов и подавлять их рвение.
   ... От стойки к столикам и обратно над головами сновали летающие подносы со снедью. Но мне еду принес в собственных руках низенький розовощекий человечек. Улыбка его при этом была столь лучезарна, что я догадался: все это приготовлено им самим.
   Блюда были отменными, водка так себе, однако терпимая... Но никогда еще я не ел и не пил в такой идиотской ситуации, когда несколько десятков глаз в абсолютной тишине с благоговением наблюдают за каждым твоим движением, чуть ли не заглядывая в рот.
   А и ладно. Пусть себе смотрят. Я хочу есть. И пить.
   Но в конце концов мне это надоело. Правда, когда я уже прикончил почти все, что мне принесли. Чувствуя, как благословенное тепло растекается по кровеносной системе, я утер губы и откинулся на спинку Кресла.
   - Кто у вас играет? - указал я на балисет. Это был славный, изысканных форм инструмент, совсем не похожий на видавший виды и потрескавшийся Гойкин. Чей это балисет? Можно подержать в руках?
   - Конечно, - протянул мне инструмент один из моих "верноподданных". Сочту за честь. А вы играете?
   - Бренчу маленько, - признался я. - В мое время был похожий инструмент, он назывался гитара. (Я чувствовал себя, как старая дева: что может быть приятнее компании, в которой можно не скрывать древность своего происхождения!) - А когда я жил среди джипси, я научился перестраивать балисет под гитару. Позволите?
   Они позволили. Предложи я им натянуть на гриф их собственные жилы, они позволили бы все равно.
   Отключив автонастройку и привычно подстроив две струны, я попробовал звук и сыграл кусочек из "Bip Вор" Мак'Картни. Звук был и вправду исключительный. Темброблок намного богаче, чем у Гойкиного инструмента, и еще куча кнопок неизвестного мне предназначения. Хотя о функции клавиши "Memo", под струнами справа, я догадался сразу. Перед тем как вновь проиграть кусочек "Bip Вор", я коснулся этой клавиши, а когда доиграл, коснулся снова. И балисет принялся повторять сыгранное мной сам, как механическое пианино. А я получил возможность провести дополнительную сольную импровизацию...
   Когда я остановился, слушатели разразились такими бурными овациями и даже повизгиваниями восторга, словно я, как минимум, исполнил каприччио Паганини. Хотя, по мне, так еще неизвестно, что круче - каприччио Паганини или "Bip Вор" Мак'Картни.
   - Вы нам споете что-нибудь? - окончательно оборзев и пьянея от своей борзости, спросил Филипп. - Что-нибудь из вашего времени. Ваш русский мы знаем.
   - Ладно, - усмехнулся я. - Сегодня можно. Но учти: завтра за такую фамильярность с царем будешь гнить в карцере.
   Не знаю, есть ли сейчас в армии карцеры, но то, что сказанное мной угроза, Филипп явно понял и слегка побледнел.
   Что же им сыграть-то?
   Легкость во всем теле, ощущение свободы и скорой победы подняли из недр моей памяти одну, давным-давно написанную мною песенку в стиле Макаревича. А что? Хорошая песенка. Намереваясь поразить слушателей древностью даты, я заявил:
   - Написано в одна тысяча девятьсот девяносто пятом году.
   Затем поставил до-мажор, прошелся по струнам быстрым перебором и, двигаясь в басу вниз, запел:
   У меня был друг по фамилии Флюгер,
   Он всегда и во всем был прав,
   Оттого, что знал, куда
   Дуют ветра.
   Он мне часто доказывал с остервенением,
   Что свободен во всем и смел,
   Но подул ветерок, он сменил направление,
   Уверяя, что сам захотел.
   У меня был друг по фамилии Парус,
   Он твердил: "Я всегда лечу
   Только в те края, куда
   Сам захочу".
   Но подул ветерок, и упругий, как зонтик,
   Мчится парус куда-то вдаль;
   Вон он - алым пятном виден на горизонте,
   Это он покраснел от стыда.
   Кто бы ни был я сам, я судить их не вправе,
   Оттого, что и сам не свят,
   Но и я беру в друзья
   Не всех подряд.
   Если кто-то твердит: "Нет свободы на свете",
   Я руки не подам ему.
   Я ищу тебя, друг, по фамилии Ветер,
   Мне так скучно летать одному.
   Сделал паузу и повторил в замедленном темпе:
   Я ищу тебя, друг, по фамилии Ветер,
   Мне так скучно летать одному.
   Остановился и огляделся, уверенный, что сейчас-то они и вовсе лопнут от восторга. Но мои "подданные" смотрели на меня тупыми взглядами, а иногда и коротко переглядывались между собой с какими-то подозрительными ухмылочками.
   Текст они не поняли, что ли?
   "Что, "древнерусский" плохо учили?" - хотел спросить я. Но вместо этого вопрос задан был мне:
   - А что... - осторожно-осторожно начал один голубоглазый, видно, самый смелый "пчеловод" отдыхающей смены, - разве в двадцатом веке уже был изобретен мнемогравитат?..
   Я не сразу понял смысл этого вопроса. А когда понял, слегка разозлился. Вот же придурки! Как мне им объяснить, что под словом "летать" я, сочиняя эту песню, подразумевал быть свободным, а не реальный физический полет?.. Да никак не объяснить. И не буду я этим заниматься. Пусть лучше считают меня вруном. Хоть это и нежелательно.
   Я спросил смельчака:
   - Ты уверен, что понял песню правильно?
   - Нет, - честно признался он.
   - То-то и оно, - кивнул я. - Подумай как-нибудь на досуге. Сумеешь понять, я подам тебе руку.
   В сердцах я опрокинул в глотку остатки водки, вернул балисет хозяину и спросил Филиппа:
   - Не пора?
   - Пора, - согласился он, глянув на часы, и поднялся.
   Поднялся и я. Но, прежде чем двинуться к выходу, Филипп сказал:
   - Простите, государь. Я поражаюсь вашей выдержке. Неужели у вас нет вопросов ко мне?
   У меня были вопросы. Масса вопросов. Но я собирался задать их первому лицу, а не заместителю.
   - Нет, - твердо ответил я.
   - Тогда... От лица моих товарищей я хочу поблагодарить вас.
   - За что? - удивился я.
   - За все, - значительно произнес он. - О сегодняшнем дне я, да и все мы будем рассказывать внукам. А они еще и не поверят... Мы не присягали вам на верность, у нас не было на это времени. Мы еще сделаем это - в более торжественной обстановке. Но и сейчас мы клянемся служить вам верой и правдой, не жалея живота своего. Клянемся? - глянул он на товарищей.
   - Клянемся! - хором отозвались те.
   Я почувствовал, что к горлу моему подкатил комок. Вот же, блин. Стоит выпить, и ты становишься чувствительным, как барышня.
   - Ладно, - махнул я рукой, чувствуя, что мой голос предательски дрогнул. Погнали за дядюшкой Сэмом.
   - Одна маленькая формальность, - сказал Филипп мне уже в коридоре. - В наши корабли, а они военные, физически способны войти лишь люди, имеющие статус социальной значимости не ниже определенного.
   - Вы хотите сказать, что я не имею права лететь с вами? Так что же вы морочили мне голову?!
   - Я хочу наделить вас этим статусом. Точнее, разблокировать его.
   - Что это значит?
   Филипп слегка замялся, но продолжал:
   - Открою один секрет. Мне не хотелось бы говорить об этом, но я не могу быть с вами не откровенным...
   - Так в чем дело? Говори. Я слушаю.
   - Сэмюэль наделил вас способностью управлять гравигенераторами. Обычно одновременно с этим человек получает один из самых высоких статусов социальной значимости. Но Сэмюэль поосторожничал и, наделив вас таким статусом, заблокировал его.
   - Все ясно, - кивнул я, думая про себя: "Вот же свинья... Скольких опасностей мог бы я избежать, не "поосторожничай" дядюшка Сэм..." - Так действуй, - кивнул я Филиппу. - Что для этого надо?
   - У нас есть специалист. Пройдемте в его кабинет.
   * * *
   Мы - пятьдесят вооруженных до зубов "пчеловодов", Филипп и я - высыпали под открытое небо. Аджуяр, конечно же, будет рвать и метать, что я не прихватил ее с собой. Но это не так уж сильно волнует меня... С удивлением я обнаружил, что утро еще не настало. На улице царила тьма, и Филипп с гордостью шепнул мне:
   - Это Сэмюэль добился того, чтобы эта часть города не освещалась.
   Я не совсем понял, что в этом хорошего. Конспирация? Я промолчал, вдохнув полной грудью воздух и чувствуя по его свежести, что приближается гроза.
   - Разобрались в колонну по три, - негромко скомандовал Филипп и стал медленно подниматься над землей, одновременно двигаясь вперед. Я последовал его примеру, и тут же справа и слева ко мне пристроилось по бравому молодцу. Я глянул назад. Мы летели ровным строем, Филипп двигался рядом, чуть поодаль. Таким образом, я находился в центре первой шеренги, и то, что я был в положении рядового бойца, мне понравилось. Я не хотел быть знаменем. Я хотел быть реальной боевой единицей.
   - Горизонталь! - скомандовал Филипп, и я, чуть замешкавшись, принял так же, как все остальные, горизонтальное положение.
   - Скорость! - прозвучала следующая команда, и мы помчались все быстрее и выше.
   - Так держать, - остановил ускорение и подъем Филипп, когда в ушах у нас уже засвистел ветер.
   Мы мчались высоко над сверкающим рекламой ночным Ерофеевым. Грозная вереница воинов над игрушечными небоскребами. На миг небо осветилось слабым всполохом зарницы и гулко, но негромко, словно кто-то потряс лист железа, пророкотал гром. Неожиданно, со всей возможной остротой, я почувствовал, что этот мир все же нравится мне. Что мне вообще нравится жизнь. Тревожное состояние природы будоражило мои притупившиеся и уснувшие в пути сюда чувства. Или это дает знать о себе еще не улетучившийся хмель? А может быть, я просто захмелел от скорости?
   Крупные капли дождя ударили мне в лицо как раз в тот момент, когда огни города остались за нами, и Филипп приказал:
   - Вниз.
   Это был компактный, вероятно секретный, космодром. Четыре боевых корабля "пчеловодов" отличались от того, на чем летали мои джипси, как шестисотый "Мерседес" от цыганской кибитки. Если бы на "Мерседесе" был установлен станковый пулемет, сравнение было бы еще точнее. Даже моему кораблю, отнятому у сборщика налогов, было далеко до этих. Хотя машина дядюшки Сэма была все-таки еще круче.
   Мы опустились на землю. Разбившись на четыре команды по тринадцать человек, так, что я и Филипп оказались в одной из них, взлетели вновь, но уже ко входным диафрагмам кораблей. Привычный мне трап не только не опускался за ненадобностью, но и отсутствовал вовсе. Нечего делать в этом корабле тем, кто не обладает способностью летать.
   Первым диафрагмы достиг Филипп, она раскрылась, и он исчез внутри. Диафрагма тут же затянулась перед моим носом. Но я уже знал, как должен действовать, впервые мне представилась возможность проверить наличие статуса социальной значимости на практике. Я вытянул вперед правую руку, и диафрагма послушно открылась передо мной.
   То, что в рубке вместо привычных мне двух кресел их было три, сперва обрадовало меня. Мне хотелось быть в деле, но, несмотря на нажитый у джипси опыт, тут я вряд ли смог бы быть полноценным вторым штурманом. А уж обузой-то я быть не хотел.
   Но Филипп сказал:
   - Ваше Величество, займите правое кресло второго штурмана.
   - А чье это? - спросил я, указывая на среднее, уже занятое рыжеволосым юнцом.
   - Это место стрелка, - пояснил Филипп.
   Ну конечно. До сих пор-то мне приходилось летать только на борту сугубо гражданских кораблей.
   - В таком случае, - покачал я головой, - думаю, будет правильнее, если кресло второго штурмана займет тот, кто и должен, согласно вашему боевому расчету. Я не умею обращаться с гиперприводом.
   Филипп посмотрел на меня одобрительно. Но заговорил подчеркнуто резко:
   - Это и не понадобится. Запасным гиперштурманом является стрелок, рыжеволосый подтверждающе кивнул мне и напряженно улыбнулся, - так как в момент прыжка стрельба все равно невозможна. А второй штурман помогает капитану маневрировать в режиме поглощения пространства или на аварийной реактивной тяге. Да и то лишь в случае крайней необходимости... - эти слова он произносил слегка неуверенно, точнее, неохотно. Ему явно хотелось, чтобы я находился тут, а я заставлял его признать нецелесообразность этого. Я облегчил ему задачу.
   - С этим я справлюсь, - заявил я, окинув взглядом щиток и определив, что никаких сюрпризов для меня там нет. - Опыт вождения корабля у меня достаточный.
   - В таком случае, - голос Филиппа вновь зазвучал твердо, - займите свое место и впредь прошу не прекословить мне. Я - командир этой боевой операции. А вы... Вы пока просто гость. Дорогой гость, - добавил он, смягчившись.
   Я молча занял свое место и пристегнулся. Филипп принялся отдавать распоряжения остальным кораблям. Взревели двигатели.
   - Старт! - скомандовал он, и я чуть не потерял сознание от навалившейся перегрузки. Но, покосившись налево, я увидел, что ни у командира, ни у стрелка не дрогнул в лице ни один мускул. Я сжал зубы и уставился на экран.
   Филипп продиктовал координаты выхода из гиперпрыжка - многоэтажную череду слов и чисел, в которой последней фразой было: "Планета Зеленая Лужайка".
   "Как все-таки они сумели так быстро определить ее? - подумал я. Когда-нибудь обязательно выясню". Мелькнула шальная мысль, что планету определили по названию, но я тут же отбросил ее.
   - Сбавить обороты, - произнес Филипп после долгой паузы. Помолчал еще, нервно теребя бороду, а затем рявкнул:
   - Рывок!
   ... Никогда мне не привыкнуть к этому чувству. Да к нему, наверное, и невозможно привыкнуть...
   Мы вынырнули в реальность.
   - Все четыре корабля успешно совершили прыжок, - глядя на живую карту звездных трасс, словно бы сам себе сообщил Филипп, но я понял, что слова эти предназначены моим ушам. Затем он проговорил громче, уже открыто обращаясь ко мне: - Второй, разверните корабль носом к планете.
   Я с готовностью принялся манипулировать рычагами двигателей поглощения, а Филипп продолжил руководство нашей маленькой эскадрой: - Внимание. Приготовиться к бою. Вижу радиомаяк космодрома. Частота - четвертый стандарт. Настройтесь.
   Я не слышал, что ответили Филиппу капитаны кораблей, но, видимо, они подтвердили настройку. Тем временем моими стараниями на экран иллюминатора выполз темно-синий диск Зеленой Лужайки. Вот такое несоответствие цветов. Глянув на экран и одобрительно мне кивнув, Филипп перехватил управление в свои руки и скомандовал остальным:
   - Направляемся к космодрому без запроса и без ответов на запросы.
   Диск планеты становился все больше. Сперва он был синим, затем бирюзовым, а сейчас и впрямь стал зеленым, и теперь уже можно было разглядеть на нем некоторые детали ландшафта...
   "Корабль типа "Призрак", - раздался из модуля связи слегка встревоженный, но миролюбивый голос, - не видим вашего радиомаяка. Проверьте состояние ваших систем оповещения и отзовитесь".
   - Приготовиться к бою, - скомандовал Филипп, не включая режим ответа. Огонь на поражение по всякому появившемуся в зоне видимости искусственному объекту.
   Не успел он произнести эти слова, как рыжий юнец слева от меня возбужденно подпрыгнул и выкрикнул:
   - Вижу!
   Увидел и я. Это была огромная и уже знакомая мне по очертаниям посудина жандармского крейсера.
   - Огонь! - рявкнул Филипп.
   Наш корабль тряхнуло, и белая сияющая линия вытянулась от нас к жандармскому кораблю. Причем не одна. К махине крейсера их протянулся целый сноп. Видно, вместе с нами выстрелы произвели и бомбардиры остальных наших кораблей.
   "Подло, - подумал я. - Но наверное, таковы правила игры этого мира..."
   - Второй, - скомандовал Филипп, и я превратился в слух, - приготовьтесь, по выходу, к моментальному ориентированию и движению к планете на поглотителях.
   Я чуть было не спросил, "по какому выходу", но не успел, провалившись в разноцветное небытие.
   ... Уже приходя в себя, я понял смысл маневра Филиппа. Мы ушли в гиперпространство, не ожидая ответного выстрела. Спрятались, не меняя при этом точку выхода. Сколько мы там пробыли, не знаю. Ориентироваться во времени там невозможно. Но когда вынырнули, на месте давешнего крейсера я увидел целую армаду, минимум из десяти таких же гигантов.
   - Отставить движение! - приказал Филипп мне, а затем вновь скомандовал стрелку: - Огонь!
   И вновь, совершив удар по противнику, мы ушли в гиперпространство.
   ... "Еще один такой маневр, - подумал я, приходя в себя, - и мне конец. Оргазм - это, конечно, хорошо. Но не несколько же раз подряд. Во всяком случае для меня. Да это и не оргазм..."
   - Два шага вперед! - скомандовал Филипп, и я, удивляясь себе, сообразил, что это значит. Я поспешно сориентировал корабль носом к планете и произвел два единоразовых поглощения, хотя ранее никогда этого не делал. Теперь я видел, что крейсеров осталось только четыре, и сейчас мы оказались с ними почти нос к носу.
   - Поле! - приказал Филипп, и я напрягся, пытаясь сообразить, что он имеет в виду. Но по тому, как поспешно, даже судорожно, начал совершать какие-то действия стрелок, понял, что команда относится не ко мне, а к нему и расслабился. Внезапный мощный удар потряс корабль, и противно зазвенел сигнал аварийной системы.
   - В шлюпку! - крикнул Филипп, и я увидел, что он отстегивается. Я сделал то же, мы освободились от ремней одновременно, но тут выяснилось, что система искусственной гравитации вышла из строя, и мы, нелепо размахивая руками, устремились в разные стороны. Стрелок при этом хладнокровно оставался на своем месте.
   - Отставить поле! - крикнул Филипп. - В шлюпку!
   Сила тяжести моментально появилась вновь, и я метров с четырех рухнул на пол. Тут же я почувствовал, что с обеих сторон меня подхватили под руки. Через минуту диафрагма шлюпки уже закрывалась за нашими спинами, а еще через миг раздался взрыв такой силы, что мне показалось, будто это взорвалась моя голова...
   ... Когда я пришел в себя, я увидел над собой склоненное лицо стрелка. Точнее, я лишь догадался, что это он: зрение никак не желало сфокусироваться. Я полулежал в жестком пластикатовом кресле со спинкой, почти до упора откинутой назад.
   - Все в порядке, государь, - сказал стрелок, убедившись, что я очнулся. Наш корабль уничтожен, но мы в безопасности.
   Я хотел спросить, где Филипп, но вместо того лишь прохрипел что-то нечленораздельное.
   - Невредимыми из наших остались два корабля, - продолжал отчитываться стрелок.
   Я, наконец, обрел дар речи:
   - А сколько осталось у них?
   - В тот момент, когда мы покинули корабль, их было четыре.
   Ну, это-то я и сам видел.
   - Но бой идет и без нас, - продолжал стрелок. - Возможно, их уже меньше. Мы первыми врезались в их расположение и хотели было применить гравитационную ловушку, но они ударили раньше.
   - А Филипп?.. - спросил я, готовясь к худшему.
   - Я здесь, - раздался знакомый голос позади меня. - Жив и здоров. Простите, что не могу отвлечься от управления.
   Я сел. В ушах звенело, но зрение мало-помалу приходило в норму.
   - Как остальные? - спросил я Филиппа, глядя на его сгорбленную спину. Те, что были на нашем корабле.
   Но он не понял, что я обращаюсь к нему, и молчал.
   За него ответил стрелок:
   - Уцелели все. Они перебрались в шлюпки раньше нас. Сейчас мы выйдем на орбиту и будем ждать, когда нас подберут. У ведущей команды - штурманов и стрелка - в этом смысле самое неудобное положение. А десант автоматически втягивается в шлюпки вместе с креслами, как только зазвучит тревога.
   "Толково", - подумал я и спросил:
   - А по шлюпкам, вы думаете, противник стрелять не будет?
   - Если мы проиграем бой, то, конечно, так и случится, - отозвался рыжеволосый.
   - Но бой мы уже выиграли, - сообщил Филипп, как я теперь понял, приникший к глазкам портативного визора шлюпки. - Против двух наших кораблей у жандармов остался один. Внезапность - наше главное оружие. И оно не подвело. Тактика боя, которой я обучался у Сэмюэля, должна была... Все! - сам себя перебил он выкриком. - Готов и последний! Мы победили!
   * * *
   Вскоре мы пристыковались к одному из наших кораблей и перебрались на его борт. Выяснилось, что без жертв со стороны "пчеловодов" все-таки не обошлось. В одну из шлюпок, отделившихся от нашего корабля, угодил его обломок, и она взорвалась. И в одной из шлюпок второго подбитого жандармами корабля, когда ее принудительно пристыковали, отсутствовал воздух, и были обнаружены три мертвых тела десантников. Было установлено, что обшивку и этой шлюпки также пробил осколок.
   Настроение у меня было подавленное, но Филипп, заметив это, сказал мне:
   - Они погибли за отечество. Все мы готовим себя к этому. Их жертва достойна восхищения и благодарности. Скорбеть будем позже.
   - А скольким еще предстоит погибнуть? - возразил я. - Не думаю, что на Зеленой Лужайке нас ждут с распростертыми объятиями.
   - На Зеленой Лужайке никого нет, - возразил Филипп. - Это личные угодья Рюрика. - Он посмотрел на меня многозначительно, но я этого его взгляда не понял. - Экологически девственная планетка, и никто без специального распоряжения тирана не имеет права сажать здесь свой корабль. Космодром сторожевых кораблей находился на искусственном спутнике, и он уничтожен.
   - Выходит, путь открыт?
   - Да. Путь открыт. А генетическое сканирование позволило нам точно установить местонахождение дядюшки Сэма. Он - единственный человек на этой планете. Почти... - оговорился Филипп.
   - Почти единственный?
   - Почти человек.
   Один из наших кораблей остался ожидать на орбите, а тот, в котором находились я и Филипп, приземлился на обширной лесной поляне, беспощадно выжигая густые, сочные травы царских угодий. Конечно же, это была не та поляна, на которой мы должны были найти дядюшку Сэма, мы и над этой-то в целях безопасности провисели минут десять, усиленно сигналя и разгоняя все живое. Но дядюшка должен был находиться где-то поблизости.
   Тут только я сообразил, что отсутствие на корабле трапа - явление достаточно странное. А если высаживаешься в таком месте, которое не оборудовано генераторами поля? Спросил об этом Филиппа, и тот терпеливо объяснил мне, что находящийся на корабле генератор обеспечивает действие мнемогравитата в диаметре ста метров от него и этого вполне достаточно, чтобы высадиться.
   - А на самой планете генераторы не установлены? - спросил я.
   - Нет, - покачал головой Филипп и повторил: - Экологически чистая зона. Честно говоря, - добавил он, - я и сам узнал все это почти перед самым вылетом, а раньше об этой планете не имел ни малейшего понятия.
   Таким образом, дальнейшие мои вопросы отпали сами собой.
   Мы выплыли из корабля и мягко опустились, повиснув в метре над землей. Высыпали наружу и остальные.
   - Будем искать? - спросил я.
   - Нет, - покачал головой Филипп. - Будем ждать. Он видел нас, и, думаю, он уже в пути.
   Я огляделся. Вокруг стоял изумительной красоты смешанный лес. Самый что ни на есть родной - с березками, осинками, елью, пихточками и вековыми дубами. А аромат!.. Его не опишешь. Интересно все-таки, неужели все это - не искусственные насаждения? Неужели где-то, так далеко от Солнца, могла появиться такая красота?
   Поляна, на которой мы стояли, находилась на пригорке, и удивительный пейзаж средней полосы России открывался моему благодарному взгляду. Покой и умиротворение царили вокруг. Листва деревьев в основном была еще зеленой, но кое-где уже желтела, а иногда и пламенела оранжевым заревом. Наверное, это были заросли рябины.
   - Тут есть и грибы, и ягоды, - предположил я.
   Филипп удивленно на меня посмотрел.
   - Как-то не думал об этом, - сказал он. - Признаться, о сборе грибов и ягод в естественных условиях я только читал...
   Я усмехнулся.
   - Пойду посмотрю, - сказал я. - Надеюсь, меня не подстерегают тут никакие опасности?
   - Тут водятся дикие животные, - отозвался он с тревогой в голосе. - Хотя у нас есть бластеры, но я, конечно же, никуда не отпущу вас в одиночку.
   Я кивнул, но соврал:
   - Один из секретов истинных грибников - нужно держаться друг от друга метрах в двадцати-тридцати... Ну а в случае чего вы всегда сможете прийти мне на помощь. Хотя это вряд ли понадобится.
   Сказав это, я направился в чащу, сперва пользуясь гравитатом, а когда его действие прекратилось - пешком. На самом деле мне просто захотелось побыть одному. Казалось, я снова дома, где-нибудь в Подмосковье. Отдав какие-то распоряжения подчиненным, Филипп поплелся за мной.
   Я вошел в тенистые кущи. Трава здесь была не такой высокой, как на поляне, и я сразу же увидел шляпку роскошного белого гриба. Я кинулся к нему и присел на корточки, залюбовавшись. Но сорвать не решился, с детства меня научили, что рвать гриб нельзя, чтобы не нарушить грибницу. А ножа у меня при себе не было. Я хотел было уже подняться и отправиться дальше...
   Но тут внезапно откуда-то сверху на меня упала огромная рычащая туша.
   "Рысь?! Медведь?! Кто-то еще более страшный?.." - мысли перепутались, и я, рухнув на землю, покатился по ней, пытаясь освободиться. Кто-то сзади больно кусался и рвал на мне одежду. Я истошно закричал...
   Раздался смачный удар, и я почувствовал себя свободным. Я вскочил и сперва увидел своего спасителя - Филиппа. А потом того, кто нападал: грузного голого мужчину, поднимающегося с земли. С горящими глазами и... заячьими ушами! Да ведь это дядюшка Сэм!
   - Роман Михайловиць! Филипп! - вскричал он и запрыгал от возбуждения. - А я-то думал: прилетели люди Рюрика! Сол один, второго я не заметил. Я хотел перегрызть вам глотку, государь, завладеть одездой и орузидм, а потом захватить корабль! Бозе праведный, неузели это и вправду вы?!
   И тут его веселье внезапно сменилось унынием, он остановился, поник ушами, уселся на траву и горестно зарыдал.
   - Полно, полно, дядюшка Сэм, - попытался я утешить его, почесывая за ухом. - К чему эти слезы сейчас, когда вы уже спасены?
   - Это плацю не я, - ответил он, всхлипывая, - это плацет заяцья цясть моего нынеснего естества.