Между тем Питер-Паулюс пожирал свежие продукты и первосортные консервы, которыми запаслись для Его Милости. Все шло как нельзя лучше первые тридцать дней, и "Карло-Альберто" прибыл в точку пересечения 54-го градуса западной долготы с 7-м градусом северной широты. Отсюда он собирался прямым курсом идти к берегам Французской Гвианы, чтобы использовать восточно-северо-восточное течение для достижения Демерары, но здесь вдруг обнаружилась на корабле изрядная пробоина. Экипаж бросился к насосам и работал не покладая рук, чтобы облегчить судно, скверное состояние которого пророчило неизбежную гибель. К несчастью, штиль установился раньше, чем течение подхватило трехмачтовик. Его капитан не имел даже возможности посадить корабль на прибрежную мель. Он старался любой ценой удержаться на плаву и ждать ветра. Восемь дней "Карло-Альберто" наполнялся водой, как губка, несмотря на все усилия доблестных матросов, и при полнейшей безучастности Питера-Паулюса, который ни минуты не был встревожен. Агония парусника началась в доброй сотне миль от берега. Подул бриз*, но, увы, слишком поздно. Корабль тонул, и это всем было ясно. Спустили на воду большую шлюпку, дамы разместились там первыми, следом за ними мистер Браун с неразлучными плащом и чемоданом. Наспех погрузили немного провизии, бочонок с водой, секстант и компас, затем капитан перерезал фал** своего гибнущего судна и последним занял место в шлюпке, держа в руке национальную эмблему он хотел спасти хотя бы этот обломок своей разбитой судьбы.
   ______________
   * Бриз - ветер, дующий с берега в море (береговой бриз) и с моря на берег (морской бриз).
   ** Фал - снасть (канат) для подъема парусов или флага.
   Через полчаса трехмачтовик исчез с поверхности моря, корпус его улегся на мягкое илистое дно, и лишь брам-стеньги* уныло торчали над бегущими желтоватыми волнами.
   ______________
   * Брам-стеньга - верхняя оконечность мачты.
   Питер-Паулюс, который боялся остановки, успокоился, видя, что плавание продолжается. И хотя палящие лучи солнца падали почти отвесно, а его жена и дети изнемогали от жары и нервного потрясения, он находил все это очаровательным и подбадривал своим звонким "all right!" матросов, которые начинали уже косо посматривать на англичанина. Двадцать четыре часа бесстрашные моряки энергично боролись со стихией, преодолевая отчаяние, но никак не могли достичь берега, казалось, убегавшего от них. Силы людей, если и не мужество, уже ослабли, когда они заметили красивую шхуну, державшую курс к северо-востоку. Немедленно подняли белую тряпку на кончике весла. Сигнал бедствия был замечен, шхуна тотчас развернулась и взяла курс на шлюпку. Потерпевших кораблекрушение спасли, и Питер-Паулюс удовлетворенно продолжал плавание. Так счастливо встреченным кораблем оказался "Сафир", небольшое французское судно с военно-морской базы в Кайенне. Оно доставляло провизию в исправительную колонию Сен-Лорана. Тали* были приведены в движение, и лодку вместе с пассажирами легко подняли на борт корабля. Его командир, капитан-лейтенант Барон принял пострадавших со всей любезностью, характерной для офицеров французского флота.
   ______________
   * Таль (тали) - корабельный грузоподъемный механизм с ручным или механическим приводом.
   Питер-Паулюс ликовал. Даже не поблагодарив капитана, предоставившего свою каюту в распоряжение дам, чудак поинтересовался, сколько может продлиться плавание.
   Полагая, что потерпевший стремится скорее попасть на берег, офицер поспешил его успокоить и пообещал бросить якорь в Сен-Лоране через двадцать четыре часа, если прилив позволит преодолеть каменную гряду в водах Марони.
   - Но я не хочу на берег... Я нахожу остановки несносными... Даю вам сто фунтов, если вы отвезете меня как можно дальше...
   Капитан "Сафира" с большим трудом втолковал Питеру-Паулюсу, что военное судно не может подчиняться прихоти первого встречного и что он обязан следовать положенным курсом. Затем офицер добавил:
   - В Сен-Лоране я буду только четыре дня. Если вы желаете возвратиться со мной в Кайенну, то можете подождать прибытия французского парохода, который доставит вас в Демерару.
   - Но я не хочу в Демерару! Я желаю плавать! Мне нужна только навигация! Потому что плавание необходимо для моего гастрита...
   Ветер и приливная волна объединились против Питера-Паулюса. Так что "Сафир", как и пообещал его капитан, через двадцать четыре часа бросил якорь в виду Сен-Лорана.
   Несчастный островитянин был безутешен. И не только из-за перспективы четырехдневного пребывания на суше, но еще и от самой мысли о неподвижности. Тут не представится возможность, как в морских портах, нанять какой-нибудь катер и носиться вдоль берегов в ожидании отъезда. Единственные лодки, которыми располагал Сен-Лоран, принадлежали дирекции исправительной тюрьмы, и они не могли покинуть колонию без приказа старшего начальника.
   Но мистер Браун проявлял удивительную находчивость, когда речь заходила об удовлетворении его эгоизма. Едва лишь "Сафир" обосновался на рейде, как чудаковатый пассажир прямо с борта очень тщательно обследовал берега великой реки с помощью подзорной трубы, которую удалось спасти во время крушения. И он заметил на другой стороне - то был голландский берег - мачту, венчавшую какое-то судно.
   - А это что там такое? - спросил Питер-Паулюс у капитан-лейтенанта.
   - Это голландский пост Альбина.
   - Военная база?..
   - Нет, - пояснил офицер. - Время от времени туда причаливают торговые суда, чтобы загрузиться деревом, да еще раз в месяц заходит "Марони-Пэкет" за почтой.
   - О!.. - задумчиво изрек островитянин. - Мне бы хотелось наведаться на этот пост, помогите мне, пожалуйста, капитан!
   - С превеликим удовольствием. Я предоставлю в ваше распоряжение вельбот с четырьмя матросами. Поездка займет не больше часа.
   - Великолепно! - коротко подытожил Питер-Паулюс, расцветший при мысли о предстоящем плавании.
   Бедные безропотные жертвы, миссис Арабелла, мисс Люси и мисс Мери, покорно последовали за всемогущим мономаном и вскоре, совершенно разбитые, оказались перед очаровательным домом голландского комиссара. Молодого человека лет тридцати, шотландского происхождения, звали Мак-Клинток. Он со всей учтивостью позаботился о дамах, пребывавших в расстройстве чувств и нуждавшихся в отдыхе. А в это время Питер-Паулюс, клокоча вулканом, бродил на солнцепеке в поисках какой-нибудь завалящей лодки.
   Боясь, как бы гостя не хватил солнечный удар, комиссар почти насильно затащил его в дом, - до такой степени выходивший из себя навигатор ненавидел сушу...
   Вслед за этим бедняга Мак-Клинток вынужден был прослушать бесконечную историю Питера-Паулюса, от распродажи его фирмы до кораблекрушения, узнать про сплин, медицинские консультации, гастрит, навигацию, про насущную потребность англичанина в водной стихии, для удовлетворения которой необходимы были всевозможные плавательные средства, от громадного парохода до микроскопической лодочки.
   - О!.. - завершил мистер Браун. - Я хочу плавать! Я должен плавать все время! Если не найдется хотя бы маленькой лодки, то я сойду с ума... немедленно!
   - Однако, - заметил комиссар, исчерпав все аргументы, - в моем распоряжении нет лодок и кораблей. Думаю, что вам лучше остаться на "Сафире", который выйдет в море через четверо суток.
   - Я сойду с ума!
   - Послушайте, миссис Браун больна, ей нельзя сейчас путешествовать.
   - Миссис Браун тоже сойдет с ума, она так переживает за мое здоровье! Скажите, а там кто-то причалил к берегу, я видел маленькую лодку... Чья она?
   - Это пирога, она принадлежит двум неграм-бошам.
   - Я куплю пирогу и двух негров.
   - Но это вольные люди, и я не советую вам покушаться на их свободу. Однако если вы желаете подняться по реке, то они охотно вас повезут, разумеется, за плату.
   - Конечно! Я заплачу. Мой гастрит не может ждать!
   Этот чертов тип умел найти неотразимые аргументы.
   Он посулил такую щедрую плату, что двое бошей, соблазненных перспективой немедленно заполучить изрядное количество "кругляшков" (пятифранковых монет), согласились катать мистера Брауна и его семью до прибытия "Марони-Пэкет", то есть пятнадцать дней. Корму их пироги, к счастью довольно просторную, прикрывал лиственный тент. Магазины Кепплера, расположенные возле комиссариата, снабдили отъезжавших продуктами, затем Питер-Паулюс, фрахтовщик и капитан в одном лице, вместе с семьей занял места на легком суденышке.
   - Я нахожусь на реке, - сказал он, пожимая руку любезному голландцу, и у меня только маленькая лодка, но все-таки это навигация!
   Затем англичанина повезли к водопаду Гермина, который боши преодолели с такой же легкостью, как и их собратья бони. Все шло хорошо первые пять дней, но черным гребцам, не привыкшим к особой требовательности, надоело выполнять повелительные указания своего пассажира, который желал двигаться безостановочно, не давая им ни минуты передышки. Они пошептались между собой и, не обращая внимания ни на грозные окрики Питера-Паулюса Брауна из Шеффилда, ни на его пистолет, которым тот бездумно размахивал, в один прекрасный вечер высадились на голландском берегу Марони, неподалеку от водопада Петер-Сугу.
   Волей-неволей мистер Браун вынужден был уступить и согласился провести ночь на земле. Он плохо спал и ничего не ел.
   Знаменитый гастрит пробудил его на утренней зорьке. Он громогласно окликнул негров, но ответом была зловещая тишина. Пока белые спали, черные предательски улизнули, как они обычно и поступают в том случае, если им навязывают непомерную работу. И без малейших угрызений совести они бросили на произвол судьбы в гвианской глубинке Питера-Паулюса Брауна с пледом и чемоданом, его жену и двух дочерей.
   ГЛАВА 8
   Загадки множатся. - В хижине. - Жертва гремучей змеи. - Незаменимое лекарство. - Трогательная благодарность. - Спутник браконьера. - Бернаш потомок капитолийских гусей. - Странные обычаи краснокожих: женщина рожает болеет мужчина. - Как "умыть собаку". - Незаменимый друг.
   Внезапные катастрофы уже неоднократно обрушивались на гвианских робинзонов. За двадцать лет, которые прожили они на диких просторах, масса неприятностей и разочарований послужила результатом тщательно продуманных планов, чей успех казался несомненным. Но исчезновение лодок, доверенных освобожденному каторжнику Гонде, было бедствием, ни с чем не сравнимым. Не только потому, что их существование и даже сама судьба были поставлены под угрозу. Впрочем, что значили материальные потери для людей, привыкших к любым лишениям, испытавших уже не раз нечеловеческое напряжение. Они вполне обходились скудным пропитанием охотника и рудокопа. Но это происшествие означало отсрочку грандиозного плана, составленного в общих интересах. Это значило, что крупный район, прилегающий к Марони, еще на долгое время останется пустынным. Девственный лес будет осужден на молчание, никто не потревожит золото плодоносных рек, колонизация затормозится. Наконец, само дело цивилизации испытает сокрушительный удар.
   Надлежало ли снова ехать во Францию, снова закупать промышленные товары, столь бесценные в местных условиях, и потерять еще год?.. Целый год! Это вечность в нынешнюю эпоху, когда еще быстрее, чем мертвые герои баллад, движутся вперед живые!
   Робен мгновенно оценил все значение постигшего их несчастья, представил все его последствия. То, что лодки украдены, не вызывало ни малейшего сомнения. Гипотеза стихийного бедствия отпадала. Флотилия не исчезла бы так бесследно, не оставив хоть самых ничтожных знаков для зорких глаз робинзонов. С другой стороны, инженер не ставил под сомнение честность Гонде. Еще до своего освобождения каторжник неоспоримо доказал, насколько он человек надежный и преданный. Кому же следует приписать этот коварный и страшный удар? С какой целью он совершен? Что же это за дерзкие существа или настолько могущественные, что осмелились напасть на таких людей, как Робен, его сыновья и их доблестные помощники негры?..
   Пока легкая лодка скользила по волнам Марони, а прерывистый чих машины раскалывал знойный застывший воздух, робинзоны жадно ощупывали взглядом проплывавшие мимо берега. Их капитан погрузился в раздумья. Жалобный стон раненого заставил его вздрогнуть. Дю Валлон вышел из летаргического состояния, в котором находился с того момента, как Шарль и Никола подобрали его у подножия панакоко с ужасной раной в груди. Изумление креола от самого факта, что он все еще находится среди живых, сопоставимо было лишь с огромной благодарностью, которую он пытался засвидетельствовать своим спасителям. Шарль вполголоса рассказывал ему о драматических событиях, последовавших после загадочного нападения, жертвой которого стал директор: о пожаре на золотом прииске, наводнении, обстоятельствах спасения... Не забыл и о таинственных эмблемах, прикрепленных ночью к стволу дерева, на котором они с Никола укрывались.
   Директор прииска, еще не в силах заговорить, смог только выразить свою признательность, слабо пожав руку молодому человеку. Никола, более искушенный в колониальной медицине, чем все красные и черные пиэй тропического региона, освободил рану от перевязки. Он промыл пораженную область и покрыл ее слоем ваты, смоченной соком сассафра*. Эта ароматическая жидкость обладает антисептическими и высушивающими свойствами, она дала немедленное облегчение креолу, который спокойно задремал.
   ______________
   * Сассафра - дерево семейства лавровых; эфирное масло, добываемое из его коры и древесины, употребляется в парфюмерии и медицине.
   Его сон длился около двух часов, приступ лихорадки разбудил несчастного. Впрочем, эта болезнь не приобрела у него тяжелых форм, и Никола надеялся подавить ее вспышку щедрой дозой хинина. Прислушиваясь к стонам больного, Робен никак не мог избавиться от мысли, что - прав он или нет есть какая-то тайная связь между попыткой убийства и похищением Гонде.
   Инженер подсел к раненому, не решаясь его расспрашивать. Но тот с интуицией, свойственной горячечным больным, казалось, понял желание Робена.
   - Вы в состоянии меня слушать?.. - тихо спросил тот.
   - И даже отвечать... - сказал раненый слабым, как шелест, голосом.
   - Ваше положение требует большой осторожности. Я боюсь утомить вас.
   - Нет, нет... У меня не очень сильная лихорадка. Говорите...
   - Есть ли у вас враги или, по крайней мере, завистники?
   - Нет.
   - Кто-то был заинтересован в вашей смерти?
   - Не думаю. Скорее наоборот... Прииск "Удача" не мог функционировать без меня... Его рабочим и служащим как раз лучше, чтобы я остался в живых...
   - Вы можете припомнить обстоятельства, при которых вам нанесли эту рану?..
   Дю Валлон, по всему видно, с усилием напрягал память. Еле слышным, прерывающимся голосом он поведал о забастовке рабочих, о странных шумах, которые они слышали по ночам, о приведенных в негодность инструментах и о ловушках, разбросанных под ногами старателей, об ужасной смерти одного из них.
   - Думаю, что я имел дело с похитителями золота. Промывочные желоба работали ночью, это я определенно установил. Но вот кто эти воришки?.. Никогда не видел на прииске посторонних людей, разве что нескольких индейцев.
   - Вы не заметили ничего необычного?
   - Нет. Впрочем, один из них, крупный старик с седыми волосами, настоящий гигант, запомнился мне... Уж больно жуткое у него лицо, и выражение какое-то странное. Он бродил возле реки, а при встрече с соплеменниками никогда не пил тафии. Последние полмесяца мы его не видели.
   - Вас не утомил разговор?..
   - Нет. Но лихорадка держится... Я еще должен сказать вам несколько слов... Кто знает, смогу ли я беседовать завтра...
   Коротко сообщив о первых ночных происшествиях, которые подтолкнули его на дежурство возле громадного дерева панакоко, он продолжил:
   - Я выстрелил в том направлении, где светились два глаза. Услышал невообразимый крик. Затем было такое чувство, что на меня навалилась огромная туша, целая гора... Отлично помню ощущение холодной кожи, влажной, скорее даже липкой... Четыре человека, вместе взятые, не сравнятся ни весом, ни размерами со странным существом, душившим меня. Впечатление длилось не более двух секунд, а затем мне нанесли страшный удар в грудь. Я потерял сознание, однако перед этим успел заметить темный силуэт, его можно было принять за человека... Он соскользнул по лиане, протянутой между землей и нижними ветвями. Как будто здоровенный паук болтался на ниточке паутины...
   - Ну и... это все?
   - Все, - подтвердил раненый, совершенно обессилев от напряжения. Больше ничего не знаю. Как бы там ни было и что бы ни случилось, я хочу выразить всем вам свою самую искреннюю благодарность...
   Инженер собирался ответить молодому человеку какими-то сердечными словами. Вдруг до лодки донесся с берега неимоверный шум и грохот. Взору открылись несколько хижин индейцев-эмерийонов, возведенных на лесных вырубках, которые образовывали просвет в густой чаще.
   Никола сбросил пар, лодка замедлила бег и вскоре ткнулась носом в песок.
   - Возможно, индейцы нам кое-что расскажут. - В голосе Шарля звучала надежда.
   Он легко спрыгнул на берег, за ним последовали отец и Анри.
   - А ну потише, ничего же не слышно! - обратился юноша к двум краснокожим, которые, стоя у порога большой хижины и вооружась жестяными ящиками из-под топленого сала, что есть мочи тарабанили по ним кулаками. Что вы вытворяете? Громыхаете, будто глухие!
   - Мы должны помешать Йолоку* забрать к себе большого человека и маленьких человечков!
   ______________
   * Индейское божество. (Примеч. перев.)
   - В хижине больные, и эти несчастные изгоняют злого духа. Зайдем туда.
   Друзья вступили в жилище, заполненное густым дымом от сгоревших ароматических трав, и увидели сидевшую на полу индианку. Она держала на коленях ребенка лет пяти-шести, который казался мертвым. Никогда еще не видели робинзоны, чтобы человеческое лицо воплощало такую пронзительную скорбь, как у этой женщины. Безумными глазами созерцала молодая мать, совершенно убитая горем, - а это, конечно, было ее дитя, ведь только матери дано так страдать, - маленькое существо, чьи посиневшие губы покрыла густая пена.
   Она увидела белых, вскочила на ноги, протянула умирающего ребенка к Анри, словно говоря: "Спасите его!" - настолько велико доверие к европейцам у этих первобытных детей природы. Глаза ее жадно впились в молодого человека, ловя каждое его движение. Она ожидала, не отводя взгляда от его губ, затаив дыхание, обезображенная горем.
   Одна нога у мальчика опухла и почернела, она была облеплена пластырем из какого-то кровавого месива.
   - Этого ребенка только что укусила змея, - сказал Анри, хорошо знакомый с обычаями лесных обитателей. - Женщина убила змею, растолкла ее и приложила к ране. Однако малыш погиб. Бедная мать!
   - Нет, нет! - воскликнул Шарль. - Погоди-ка! Одну минуту!
   Юноша помчался к лодке, поспешно вскрыл небольшой ящик, достал оттуда дорожную аптечку и стремглав возвратился в хижину.
   - Ведь он еще не умер?.. Не умер?..
   - Нет, пульс прощупывается...
   - Хорошо, положи его на землю, но так, чтобы голова была повыше...
   Не теряя времени молодой человек раскупорил флакон голубого стекла с притертой пробкой, достал из обитой фиолетовым бархатом коробочки маленький шприц с градуированным поршнем и с полой металлической иглой. Наполнив шприц на одну треть жидкостью из флакона, Шарль ввел иглу под кожу бедра и нажал на поршенек. Несколько капель вещества проникли под эпидерму и тотчас же рассосались. Юноша повторил операцию на торсе, на брюшной полости, в общей сложности введя под кожу около двух кубических сантиметров жидкости. Затем стал ждать.
   Женщина, прямая и застывшая, словно в каталептическом припадке, неотступно следила за таинственной процедурой. Она ни на секунду не отводила от мальчика глаз, в которых, казалось, сосредоточилась вся ее жизнь. Прошло пять минут. Пять минут тоски и тревоги. И вдруг индианка вскрикнула, из глаз ее потекли слезы. У маленького умирающего дрогнули и приоткрылись веки.
   - Он спасен, - радостно заявил Шарль. - Через час будет ходить. А завтра окончательно выздоровеет.
   Робен и Анри, пораженные и счастливые, не верили своим глазам.
   - Шарль, милое мое дитя, ты нашел сильнодействующее лекарство от змеиных укусов?..
   - Ну да, причем и от самых опасных змей! А та, что укусила мальчика, банальная гремучая змея, как ты можешь видеть по кольцам, оставшимся на коже... Но, к сожалению, не я автор открытия. Тем не менее счастлив его применить...
   - А вещество, которое ты использовал для подкожного впрыскивания, называется...
   - Марганцово-калиевая соль.
   - Ты везешь эту чудесную новинку из Парижа?
   - Да, отец. Из Парижа через Рио-де-Жанейро.
   - Как это?
   - Я был в Музее естественной истории, в Париже. Мне на глаза попала статья доктора Пьетра-Санта в "Гигиенической газете", весьма серьезном издании. Я узнал, что доктор Ласерда нашел противоядие от змеиных укусов, проводя эксперименты в лаборатории физолонии в музее Рио-де-Жанейро. Это противоядие - марганцово-калиевая соль, чье действие против ферментов давно было известно, но ее никогда не пробовали применять при лечении ядовитых укусов. Эксперименты проводили на собаках, искусанных змеями типа кобры. Удалось спасти всех животных, к которым применили новый метод, а вот остальные погибли. Все лечение состоит, как я уже показал, в подкожном впрыскивании раствора марганцово-калиевой соли. А раствор этот получается при разведении одного грамма соли в ста граммах дистиллированной воды...
   - Просто замечательно!
   - И к тому же недорого стоит, а какое верное средство... Вы уже убедились в успехе моего первого опыта!
   Действительно, за время короткого и интересного экскурса в область физиологии к ребенку вернулось сознание. Он улыбался своей матери, которая плакала от переполнявших ее чувств и бросала благодарные и преданные взгляды на белых кудесников.
   Между тем густой дым, заполнявший хижину, постепенно рассеялся, и Робен с сыновьями заметили высоко подвешенный гамак, в котором распростерлась какая-то человеческая фигура, издававшая громкие жалобные стоны.
   - А это что за человек?..
   - Мой муж, - тихо ответила индианка.
   - О!.. Я больной! Очень тяжелый больной!.. О!.. - доносился голос из гамака.
   Видя, что на него обращен всеобщий интерес, мужчина принялся рычать и завывать, словно красная обезьяна.
   - Эй, компе, - повысил голос инженер, - скажи мне, что с тобой случилось!
   - Вы разве не видите... Мне так плохо, потому что моя жена родила маленького человечка...
   Возглас удивления вырвался у белых при столь необычном заявлении. Они знали об этой особенности индейского быта, но до сих пор не наблюдали ничего подобного.
   Так это правда! В тот момент, когда жена становится матерью, когда святые обязанности материнства даруют ей право на максимальное уважение и заботы мужа, этот последний, забывая о своем долге, разыгрывает недостойную комедию, свидетелями которой стали трое белых.
   Действительно, самые добросовестные путешественники единогласно подтверждают существование такого варварского обычая: среди прочих - Ле Блонд, Шомбурк*, Видаль**, комендант Буйе и доктор Крево.
   ______________
   * Шомбурк, точнее: Шомбургк, братья Роберт Герман (1804 - 1865) и Рихард (1811 - 1891) - английские путешественники, по происхождению немцы, в 1835 - 1844 годах исследовали Гвианское плоскогорье. Буссенар скорее всего упомянул старшего брата, который руководил экспедицией.
   ** Видаль де ла Бланш-Поль (1845 - 1918) - французский географ, основатель научной школы "географии человека".
   Когда жена рожает, ее муж растягивается на койке, стонет и причитает десять дней. Сразу же после родов женщина, эта бедная мученица, в такой момент не получающая ни от кого никакой помощи, идет к реке, купает новорожденного, сама совершает омовение и, едва держась на ногах, возвращается к своему мужу, обязанная ухаживать и заботиться о нем вместо того, чтобы самой получать помощь, столь необходимую в ее состоянии...
   Она поддерживает костерок из ароматических трав под гамаком "больного мужа", принимает на себя все хозяйственные заботы и подносит жалкому бездельнику матете, вид укрепляющего питья, которое заменяет винные гренки, хорошо известные нашим роженицам.
   Это было бы смешно, если бы не было так отвратительно.
   И вот эта бедная мать, чей младенец, едва ли четырех дней от роду, исходил криком в своем маленьком гамаке, умудрилась убить змею, напавшую на старшего сына. Она нашла в своей любви силы противостоять его агонии, выполнить все ритуалы, диктуемые суевериями ее расы.
   Раненый малыш задремал, убаюканный тягучей индейской мелодией, которую тихо напевала мать. Настал момент расспросить ее, не видала ли она на реке три большие лодки. Увы, поглощенная несчастьем, женщина ничего не заметила. Не сказали ничего вразумительного и двое индейцев, которые священнодействовали с жестяными коробками, изгоняя злого духа.
   Робинзонам оставалось только откланяться. Довольные совершенным добрым делом, они оставили в хижине несколько безделушек, немного провизии и уже собрались уходить, когда индианка поднялась и громко позвала: