Страница:
Через несколько минут прогремели три новых удара с такими же раскатами грохота. За ними последовала волна воплей и рычания, не имевших ничего общего с человеческими голосами. В призрачном полыхающем свете этой дикой симфонией, казалось, дирижировал сам дьявол, а исполняли ее осужденные на вечные муки. Адский концерт длился с полчаса. Потребовалось все бесстрашие робинзонов, чтобы выдержать, не испугаться и даже не обеспокоиться этим тарарамом, совершенно невыносимым для человеческого слуха.
Когда шум прекратился, инженер первым нарушил молчание, в котором пребывали слегка обалдевшие слушатели кошачьего концерта.
- Нам представляется случай, быть может, единственный, лицом к лицу столкнуться с врагами, потому что сейчас они находятся близко. Нас много, мы хорошо вооружены и не ведаем усталости. Вот что я предлагаю: пятьдесят человек во главе с Никола и Шарлем охраняют поселок. Я отправляюсь в разведку с другой полусотней, со мной также идут месье Дю Валлон, Анри, Эжен, Эдмон, Ломи и Башелико. В эту группу включим всех людей с Мартиники, они особенно храбрые и решительные. Двигаемся бесшумно, Матао пустим впереди Боб останется здесь. Мы установим причину всей этой дьявольщины, а там сориентируемся на месте. Такая экспедиция не представляет никакой опасности, учитывая наши силы и совершенство оружия, которым мы располагаем...
Действительно, у европейцев были великолепные карабины Ветерли-Гинар семизарядное полуавтоматическое оружие со стрельчато-цилиндрическими пулями. Его убойная сила и точность попадания очень велики, оно незаменимо для людей кочевой и авантюрной жизни: уход за ним прост, а надежность выше всяких похвал. Будучи в Париже, Шарль купил десять карабинов у известного оружейника на avenue de l'Opera, который снабжал стрелковым оружием всех изыскателей. С такими "игрушками" робинзонам не страшна была целая орда чертей из девственного леса.
Отряд под водительством Робена тронулся в путь, бесшумно идя знакомыми тропинками, освещенными отблесками пожара. Через полчаса вышли в долину реки Сен-Жан. Мужчины замаскировались за деревьями, которые образовывали вокруг поляны словно кольцо огромного цирка, и глазам их открылся незабываемый спектакль.
Четыре огромных костра пылали, потрескивая и посылая в вышину снопы искр. Сложенные из гигантских нагромождений веток и поленьев, эти очаги симметрично располагались по углам квадрата, занимавшего возвышенную часть рельефа. В центре стоял нечувствительный к языкам пламени высоченный старик индеец. Он был совершенно гол. Длинные снежно-белые волосы ниспадали на плечи, оттеняя странно энергичное выражение лица, искаженного судорогой гнева. Тело восьмидесятилетнего атлета с выступающими буграми мускулов искрилось в рыжих отсветах костров, словно позолоченное. Пятеро обнаженных индейцев, похожие на золотые статуи, сброшенные с пьедесталов, распростерлись неподвижно вокруг какой-то темной туши, которую можно было принять за огромного ламантина*.
______________
* Американский ламантин - крупное млекопитающее родом с Антильских островов. Это китообразное травоядное, чей вес достигает четырехсот килограммов, в трудах некоторых путешественников еще называют "сиреной" или "морской свиньей". У ламантина серая кожа, слегка шершавая, с отдельными пучками щетины в разных местах, преимущественно в уголках губ и на внутренней поверхности плавников. Эти плавники, которые прячутся под облегающей их кожей, состоят из пяти пальцев, имеющих по пять фаланг с плоскими и округленными ногтями на концах, и отдаленно напоминают человеческую руку. Тело продолговатой формы, похожее на бурдюк, завершается широким и плоским усеченным хвостом, расходящимся веером. Головная часть оканчивается мясистой мордой, имеющей наверху два дыхательных отверстия, ноздри. Ум ламантина, его общительный и привязчивый нрав представляют разительный контраст с грубыми формами. Его называют еще "женщиной-рыбой" из-за сосков, которые сильно развиваются во время беременности. (Примеч. авт.)
Шестой индеец, опустив голову, стоял перед стариком, выражая глубочайшее почтение.
Наконец двое европейцев были накрепко привязаны к дереву, ствол которого украшали цветок виктории и голова аймары. Они корчились и стонали от страшной боли, языки пламени лизали их ноги. Старик пошевелил дрова в костре и возвратился к неподвижно застывшему человеку.
- К тебе обращаюсь я, мой сын, - сказал он глухим голосом, - к тебе, самый юный из индейцев арамишо! Ты тоже должен умереть! Белые захватили лес, он больше нам не принадлежит! Тайна золота нарушена. Наше племя должно исчезнуть. Гаду* нас покинул. Умри! Погибни от руки твоего отца Панаолина, последнего из арамишо!
______________
* Гаду - индейское божество.
Молодой индеец поднял голову. Старик прикоснулся кончиком пальца к его глазу, и юноша рухнул замертво на землю, среди уже окоченевших трупов своих собратьев.
- А теперь нужно разобраться с тобой, - обратился Панаолин к одному из европейцев, горевших заживо. - Белый, ты меня обманул! Я подобрал тебя, умирающего от голода, когда ты убежал от людей из Бонапарта*. Твое тело истекало кровью, его сотрясала лихорадка. Ты хотел отомстить бледнолицым, которые мучили тебя. Нас объединила одна ненависть, я стал твоим другом и верным союзником. Я призвал тебе на помощь Водяную Матушку, посвятив тебя во все наши тайны. Ты поклялся мне, что обладаешь таким пиэй, который убивает белых людей, как мой пиэй убивает краснокожих. Но ты солгал мне, потому что белые в золотой долине вспарывают чрево земли огненной машиной и забирают золото индейцев, которым принадлежит этот лес и эта земля. Белый! Ты меня предал. Я побежден. Но вурара (кураре) спасет нас от стыда. Вурара убил последних арамишо. Водяная Матушка погибла. Панаолин умрет. Но прежде, чем он прикоснется к своему глазу кончиком ногтя, смазанного священным пиэй, который соединит его с предками, Панаолин вырвет лживый язык у белого!
______________
* На мысе Бонапарт находится исправительная колония Сен-Лорана.
Потрясенные робинзоны не успели опомниться, как страшный старик схватил нож, раскрыл несчастному рот и одним махом отрубил язык, с жестом отвращения бросив окровавленный обрубок в огонь.
Европейцы выскочили на поляну в тот момент, когда старик подступал к следующей жертве. Он замер на месте, обратив на пришельцев полный ненависти и угрозы взор:
- Вас я тоже ненавижу! Будьте прокляты, белые, погубившие лес и укравшие тайну золота! Я вас презираю и ухожу из жизни!..
Вождь арамишо стремительно поднес руку к лицу и рухнул на груду трупов.
При свете костров Робен и Анри узнали единственного уцелевшего в этой драме. Несчастный страдалец, чьи ноги превратились в два ужасных черных обрубка, был тот самый незнакомец, который проник в их жилище под видом англичанина.
Отбросив всякое злопамятство, видя в человеке, который еще накануне покушался на их жизнь, только тяжело страдающего мученика, они освободили его от уз, соорудили импровизированные носилки и отнесли в поселок. На складе было много хлопка нового урожая, им плотно укутали искалеченные ноги. Боль стала меньше терзать раненого, и душераздирающие стенания поутихли.
Это был мужчина в цветущем возрасте, с живыми глазами, виски у него слегка серебрились. Лицо, все еще искаженное страданием, однако заурядно правильное, казалось на первый взгляд невыразительным и бесцветным. Но стоило приглядеться внимательнее, как в малоподвижном обличье проступала маска, способная принимать любые очертания, копировать индивидуальности, скрывавшая подлинный актерский талант. Он ничуть не походил на трех персонажей, которых воспроизвел с неподражаемым искусством. Даже теперь, представ в природном виде, его физиономия инстинктивно пыталась перевоплотиться в чью-то постороннюю, неведомую сущность.
Время от времени сардоническая гримаса* искажала его рот, морщинила кожу вокруг глаз, когда его острый взгляд падал на робинзонов, с любопытством изучавших необычный экземпляр человеческой породы. Но он пересилил себя и глухо сказал:
______________
* Сардоническая гримаса - злобно-насмешливое, язвительное выражение лица.
- Прошу вас, дайте мне тафии!
Странное дело, и этот невнятный голос удивительно подходил к бесцветному лицу. Его речь, лишенная красок, как и внешность, могла волшебно видоизменяться по его желанию.
- Тафия! - с живостью возразил Робен. - Даже не думайте об этом!
- Я ведь не ребенок, не правда ли, и не питаю ни малейших иллюзий относительно того, что меня ждет. Знаю, что я погиб безвозвратно.
Инженер пытался протестовать:
- Надежда на выздоровление всегда остается...
- Оставьте! Если бы даже я и выздоровел, то лишь для того, чтобы меня выдали властям этой страны. Они шутить не любят, гвианские власти...
- Но мы не доносчики, - с достоинством заявил Робен, - и не палачи!
- Пусть будет по-вашему. Но жизнь, которую вы сохранили бы моему искалеченному телу, станет лишь постоянным мучением, а у меня даже нет револьвера, чтобы пустить пулю в лоб. К счастью, жить мне остается недолго. Вижу, однако, что вы не прочь узнать кое-что обо мне. Например, по какому стечению обстоятельств я очутился здесь... Ну, послушайте... Эта история немного похожа на вашу, она должна вас заинтересовать.
Робен подал знак индийскому кули, и тот принес бутылку старого рома. Незнакомец жадно отхлебнул большой глоток. Алкоголь сразу его оживил, он как будто забыл на минуту о боли.
- Еще три года тому назад, - раздался глухой, невнятный голос, - я был освобожденным каторжником в Сен-Лоране. Причина, из-за которой я попал в тюрьму, не имеет значения. Отбыв срок, я отпахал еще столько же - пять лет, вольным поселенцем, вернулся в Европу. Жил, как и большинство бывших каторжников... в постоянной войне с обществом. Естественно, водил дружбу с воровской компанией, прозябал, как весь трудовой люд, поджидая счастливого случая разбогатеть. И такой шанс представился в Париже благодаря вашему сыну и его компаньону, которые попались на моей дороге.
Однажды вечером я торчал в кафе "Верона", где любят собираться члены гвианского землячества. Прислушивался к разговорам, как человек, постоянно озабоченный поиском документов. Слова о золоте, приисках, рудных жилах заставили меня навострить уши. Речь шла о миллионах, обсуждались многообещающие дела, сулившие сказочную прибыль.
"Вот это мне подходит, - сказал я про себя. - Надо пристроиться к лакомому пирожку..."
Я проследил за этими людьми. Узнал, где они живут, выяснил имена, обстоятельства жизни, короче, все, что меня интересовало, и стал тенью ничего не подозревавших дельцов: удалось внедрить одного из моих дружков в их компанию. Это, заметьте, детские штучки для нашего брата, отбывшего срок. Итак, я уже знал достаточно много. Снабженный приличной суммой, которую выдал мне наш банкир, я без колебаний отправился изучать местные условия и прибыл сюда за два месяца до возвращения ваших путешественников.
Поначалу мне везло, как избалованному ребенку. Случай мне благоприятствовал, хотя я научился обходиться без его вмешательства. Я бродил под видом изыскателя в районе водопада Гермина, когда судьба свела меня с давним товарищем по каторге, с этим беднягой Бонне, чью ужасную смерть вы наблюдали.
Десять лет назад Бонне бежал из заключения, был пойман и осужден пожизненно. Однако он совершил повторный побег и к нашей встрече уже три года жил среди индейцев, полностью переняв их нравы и обычаи. Мы рассказали друг другу о своих делах без утайки, с той откровенностью, которая свойственна бывшим товарищам по несчастью. Бонне уже изрядно хлебнул первобытной жизни, он признался, что главным поводом его бегства к индейцам арамишо стал поиск огромного сокровища, принадлежавшего этому племени. В существовании богатства он когда-то имел случай убедиться.
Но у меня было для него предложение получше. Я рассказал о деле, связанном с вами. Мы быстро поладили. Завербовать индейцев было делом нетрудным. Эти потомки вымершего племени питали к белым непримиримую ненависть. Мы выразили такие же чувства и торжественно поклялись помогать индейцам истреблять белое племя. Вы понимаете меня с полуслова, не так ли?.. Речь шла о том, чтобы вырезать всех вас с помощью индейцев, завладеть вашими правами на собственность, захватить золотой прииск, короче, полностью перевоплотиться в вас и стать честными золотоискателями, разумеется, освободившись от индейских союзников...
Цинизм этого человека, столь хладнокровно говорившего о "деле", для исполнения которого убийство служило главным способом действия, вызвал среди слушателей ропот возмущения и гнева.
А раненый отхлебнул еще спиртного и продолжал как ни в чем не бывало, не обращая внимания на произведенный эффект:
- Краснокожие действительно были отличными помощниками, без предрассудков, и располагали методами действий необычными, но безотказными. Они беспрекословно повиновались своему вождю, ну прямо как сектанты горного старца. Вообще суеверия и фанатизм занимают огромное место в их жизни, я бы даже сказал, что наряду с ненавистью к белым это их главная особенность.
Эти суеверия успешно использовались против ваших рабочих, ибо те их вполне разделяли. Вы же знакомы с легендой о Водяной Матушке, не правда ли?.. Ну вот, Панаолин поймал когда-то молодого ламантина и приручил его буквально как собаку. Ламантин выполнял команды по свистку, по слову, по знаку. Он следовал за своим хозяином повсюду, даже освобождал его от гребли, потому что приловчился тянуть пирогу за собой, а временами сопровождал его и на суше, если того требовали неотложные обстоятельства. Панаолин простодушно верил, что стал властелином Водяной Матушки, и никогда не забывал после каждой вылазки оставить в ее честь памятный знак - цветок виктории и голову аймары.
С целью завладеть прииском мы сперва прибегли к способам, которые я назвал бы платоническими. Спекулируя на безграничной доверчивости негров и их склонности к суеверию, пытались запугать их настолько, чтобы они бросили работу и разбрелись. Дикие ночные концерты; ядовитые змеи, брошенные в изыскательские скважины; порча инструментов; барабанный стук по корням, страшное рычание Водяной Матушки вместе с воющим хором ее почитателей таковы, в общем, были эти детские выдумки, которые мы использовали. Ловкий, как макака, Бонне забирался с помощью лиан на верхушку громадного сухого панакоко, стоявшего на краю поляны. Хорошо замаскировавшись среди паразитарных растений, он тарабанил что есть мочи по звонкому стволу мертвого великана.
Но однажды вечером директор, человек не робкого десятка, занял под деревом пост и чуть не ослепил на один глаз "Водяную Матушку". Тогда мы решили нанести сокрушительный удар. Тем более что время подгоняло путешественники прибывали из Европы с чудесной техникой для промышленной добычи золота. Мы подложили мощный заряд под каменистую гряду, образовывавшую водораздел между золотым прииском и бассейном соседней реки. Взрыв породил наводнение, которое, однако, не принесло нам никакой пользы. Воистину дела шли из рук вон плохо, и от насильственных действий мы вынуждены были на время отказаться.
Я располагал иными средствами, вы могли в этом убедиться. Мне пришло на ум воспользоваться своими актерскими талантами, чтобы легко и не подвергая себя опасности завладеть вашими богатствами. Я предусмотрительно захватил с собой из Европы немалое количество разных костюмов, в которые переодевался от случая к случаю, и верил, что мой план удастся, а неудачи отступят. Признайтесь, что мои перевоплощения в офицера с его дотошностью и в миссионера-утешителя заслуживают высокой оценки. Но этот болван англичанин все испортил. Отдаю должное вашей бдительности и сноровке, однако и судьба к вам была благосклонной, это неоспоримо. Тем лучше для вас. Значит, я "работал" впустую, и наши "военные хитрости" оказались разоблаченными... Но смерть англичанина...
- Как, - вскричал Робен, - вы убили этого бедняка?!
- Нет, нет, это не убийство! Он умер от солнечного удара. Его смерть внушила мне новую идею. У меня было время изучить этого оригинала. Вы его видели мало, и то лишь в фантастическом "костюме", изготовленном мною. Зная, что двух его дочерей нет на прииске, я решил сыграть роль этого типа, внедриться в вашу семью и... сделать на это последнюю ставку. Игра ва-банк!
Судьба распорядилась иначе. Вы родились под счастливой звездой. Это был крах всех надежд. Панаолин с какого-то времени перестал доверять нам, его подозрения укрепляла цепь наших неудач. Старый негодяй, сознавая свое неизбежное поражение, решил покончить со всем одним махом, истребив и себя самого. Его люди схватили нас, привязали к дереву... Дальнейшее вам известно.
Охваченный приступом горячки, несчастный захрипел. Он снова поддержал алкоголем слабеющее возбуждение и продолжал:
- Месье, я кончил... Силы быстро уходят, мне сдается, что пламя сжигает внутренности. Через несколько минут я умру... и это к лучшему... Я рассказал вам о себе, чтобы вы поняли: я не какая-нибудь заурядность... Простое авторское самолюбие...
Видите ли, я - мятежник новой волны... Меня победили, но я не раскаиваюсь... как в романах, где обезоруженный бандит приходит к назидательному финалу... становится честным парнем...
Ну, все равно... Вы - сильные люди... Вы побороли Панаолина, старого гвианского демона... Он был символом этой земли, некогда проклятой, теперь преображенной вашей энергией...
Добродетель свершила то, на что напрасно замахивался порок... А ведь я был человеком умным и сильным... Неужели честь сегодня большего стоит, чем преступление?..
- И вы еще сомневаетесь в этом, в такую минуту! - В голосе Робена звучало неподдельное волнение. - Вы сомневаетесь, когда я заявляю вам о прощении - от своего имени и от имени тех, кто чуть не стал вашими жертвами!
Умирающий устремил на инженера пронзительный взгляд, который понемногу туманился... Две слезинки набежали ему на глаза... Он тяжко дышал, грудь вздымалась с трудом и неровно. Голосом, потерявшим свой саркастический тон, он прошептал:
- Вы правы... месье... Я гнусен... как преступление... Вы велики... как добродетель... Спасибо вам... вы заставили отверженного... пролить первые слезы раскаяния!
Конец третьей части
Эпилог
Гвианские робинзоны сдержали слово. Попрощавшись с метрополией и не имея никаких намерений возвратиться туда, они, следуя примеру англичан, создали свою страну на колониальной почве. Они жили исключительно ради новой родины, посвящая все силы ума и таланта ее развитию, упорным трудом добиваясь чудесного расцвета своего уголка полуденной земли.
Вот уже больше двадцати лет их девизом служат слова: "Родина и труд". Неудивительно, что нынешнее положение робинзонов можно определить одним-единственным словом: "Счастье".
У Робена и его героических друзей здоровая и радостная старость. Гвиана остается такой же гостеприимной, как бы ни пытались спорить с этим ее недоброжелатели и хулители.
Старший сын Анри, покинувший Европу в десятилетнем возрасте, не испытывает желания совершить туда даже увеселительную поездку. Его брат Шарль полагает, что годичное пребывание во Франции вполне удовлетворило его любознательность. У обоих робинзонов есть и более веские причины оставаться на берегах Марони. Анри недавно обвенчался с мисс Люси в мэрии Сен-Лорана. В тот же самый день состоялось обручение Шарля и мисс Мери. Обе молодые женщины, умом и сердцем ставшие экваториальными француженками, не желали больше расставаться со своей приемной матерью. И где же найдется лучшее место для семейной идиллии, чем эта солнечная страна, с ее ослепительными цветами, вечнозелеными долинами, несравненным простором!
Эжен и Эдмон решили, что необходимым дополнением к их колониальному образованию стало бы, как у Шарля, путешествие в Европу. На "Сальвадоре", принадлежавшем трансатлантической компании, с ними вместе отправился в путь Дю Валлон, которого тоже охватило желание побродяжничать несколько месяцев. Впрочем, и новые потребности золотого прииска делали очень полезной эту поездку.
Радость совершенно вскружила голову Никола. Бравый робинзон тоже соединил свою судьбу с красивой женщиной. Он взял себе в жены сестру главного механика, очаровательную креолку с Мартиники, чей ум и доброта соперничали с ее природной грацией.
Бывший каторжник Гонде, всегда приветливый и прямодушный, повел скромный образ жизни и безукоризненно трудился, искупая роковой миг юности.
Единственный признак старости у силача Ангоссо - совершенно побелевшая густая шевелюра.
- Мо фика Казимир (я стал Казимиром), - говорил добрый негр, который и трех дней не проводил без воспоминаний о прежнем друге.
Его жена Ажеда, всегда подвижная и хлопотливая, невзирая на дородность, воспитывала "по-европейски" целый клан негритят, робинзонов будущего, которыми с полным основанием гордились их отцы, Ломи и Башелико.
Все члены этой большой дружной семьи жили то на золотом прииске, то в сельскохозяйственной колонии. Переезды не занимали много времени, их легко и быстро совершала паровая лодка, каждые два дня курсировавшая по этому маршруту. В заключение добавим, что здоровье рабочих было великолепным благодаря хорошему питанию - тучные стада на обильных пастбищах непрерывно росли, - а также заботе Робена.
Как только у какого-либо старателя появлялись даже легчайшие симптомы заболевания, будь то лихорадка или малокровие, его незамедлительно отвозили в поселок на водопаде Петер-Сунгу. Перемена воздуха и условий работы помогала быстрому выздоровлению.
Можно утверждать, что цивилизация в этом уголке земли одержала победу.
Каждое утро, когда трехцветное полотнище знамени возносилось кверху и ярко полыхало на флагштоке, а звуки трубы призывали рабочих к новому трудовому дню, сердце бывшего изгнанника сжималось от волнения, неиссякающая радость жизни наполняла его.
И, наблюдая это вечно пылающее горнило труда и борьбы, в котором ковалось процветание "Полуденной Франции", Робен с чувством удовлетворения и естественной гордости мог воскликнуть: "Дело моей жизни торжествует!" И добавить, глядя на развевающийся флаг: "Все это - моей любимой родине..."
Конец
Когда шум прекратился, инженер первым нарушил молчание, в котором пребывали слегка обалдевшие слушатели кошачьего концерта.
- Нам представляется случай, быть может, единственный, лицом к лицу столкнуться с врагами, потому что сейчас они находятся близко. Нас много, мы хорошо вооружены и не ведаем усталости. Вот что я предлагаю: пятьдесят человек во главе с Никола и Шарлем охраняют поселок. Я отправляюсь в разведку с другой полусотней, со мной также идут месье Дю Валлон, Анри, Эжен, Эдмон, Ломи и Башелико. В эту группу включим всех людей с Мартиники, они особенно храбрые и решительные. Двигаемся бесшумно, Матао пустим впереди Боб останется здесь. Мы установим причину всей этой дьявольщины, а там сориентируемся на месте. Такая экспедиция не представляет никакой опасности, учитывая наши силы и совершенство оружия, которым мы располагаем...
Действительно, у европейцев были великолепные карабины Ветерли-Гинар семизарядное полуавтоматическое оружие со стрельчато-цилиндрическими пулями. Его убойная сила и точность попадания очень велики, оно незаменимо для людей кочевой и авантюрной жизни: уход за ним прост, а надежность выше всяких похвал. Будучи в Париже, Шарль купил десять карабинов у известного оружейника на avenue de l'Opera, который снабжал стрелковым оружием всех изыскателей. С такими "игрушками" робинзонам не страшна была целая орда чертей из девственного леса.
Отряд под водительством Робена тронулся в путь, бесшумно идя знакомыми тропинками, освещенными отблесками пожара. Через полчаса вышли в долину реки Сен-Жан. Мужчины замаскировались за деревьями, которые образовывали вокруг поляны словно кольцо огромного цирка, и глазам их открылся незабываемый спектакль.
Четыре огромных костра пылали, потрескивая и посылая в вышину снопы искр. Сложенные из гигантских нагромождений веток и поленьев, эти очаги симметрично располагались по углам квадрата, занимавшего возвышенную часть рельефа. В центре стоял нечувствительный к языкам пламени высоченный старик индеец. Он был совершенно гол. Длинные снежно-белые волосы ниспадали на плечи, оттеняя странно энергичное выражение лица, искаженного судорогой гнева. Тело восьмидесятилетнего атлета с выступающими буграми мускулов искрилось в рыжих отсветах костров, словно позолоченное. Пятеро обнаженных индейцев, похожие на золотые статуи, сброшенные с пьедесталов, распростерлись неподвижно вокруг какой-то темной туши, которую можно было принять за огромного ламантина*.
______________
* Американский ламантин - крупное млекопитающее родом с Антильских островов. Это китообразное травоядное, чей вес достигает четырехсот килограммов, в трудах некоторых путешественников еще называют "сиреной" или "морской свиньей". У ламантина серая кожа, слегка шершавая, с отдельными пучками щетины в разных местах, преимущественно в уголках губ и на внутренней поверхности плавников. Эти плавники, которые прячутся под облегающей их кожей, состоят из пяти пальцев, имеющих по пять фаланг с плоскими и округленными ногтями на концах, и отдаленно напоминают человеческую руку. Тело продолговатой формы, похожее на бурдюк, завершается широким и плоским усеченным хвостом, расходящимся веером. Головная часть оканчивается мясистой мордой, имеющей наверху два дыхательных отверстия, ноздри. Ум ламантина, его общительный и привязчивый нрав представляют разительный контраст с грубыми формами. Его называют еще "женщиной-рыбой" из-за сосков, которые сильно развиваются во время беременности. (Примеч. авт.)
Шестой индеец, опустив голову, стоял перед стариком, выражая глубочайшее почтение.
Наконец двое европейцев были накрепко привязаны к дереву, ствол которого украшали цветок виктории и голова аймары. Они корчились и стонали от страшной боли, языки пламени лизали их ноги. Старик пошевелил дрова в костре и возвратился к неподвижно застывшему человеку.
- К тебе обращаюсь я, мой сын, - сказал он глухим голосом, - к тебе, самый юный из индейцев арамишо! Ты тоже должен умереть! Белые захватили лес, он больше нам не принадлежит! Тайна золота нарушена. Наше племя должно исчезнуть. Гаду* нас покинул. Умри! Погибни от руки твоего отца Панаолина, последнего из арамишо!
______________
* Гаду - индейское божество.
Молодой индеец поднял голову. Старик прикоснулся кончиком пальца к его глазу, и юноша рухнул замертво на землю, среди уже окоченевших трупов своих собратьев.
- А теперь нужно разобраться с тобой, - обратился Панаолин к одному из европейцев, горевших заживо. - Белый, ты меня обманул! Я подобрал тебя, умирающего от голода, когда ты убежал от людей из Бонапарта*. Твое тело истекало кровью, его сотрясала лихорадка. Ты хотел отомстить бледнолицым, которые мучили тебя. Нас объединила одна ненависть, я стал твоим другом и верным союзником. Я призвал тебе на помощь Водяную Матушку, посвятив тебя во все наши тайны. Ты поклялся мне, что обладаешь таким пиэй, который убивает белых людей, как мой пиэй убивает краснокожих. Но ты солгал мне, потому что белые в золотой долине вспарывают чрево земли огненной машиной и забирают золото индейцев, которым принадлежит этот лес и эта земля. Белый! Ты меня предал. Я побежден. Но вурара (кураре) спасет нас от стыда. Вурара убил последних арамишо. Водяная Матушка погибла. Панаолин умрет. Но прежде, чем он прикоснется к своему глазу кончиком ногтя, смазанного священным пиэй, который соединит его с предками, Панаолин вырвет лживый язык у белого!
______________
* На мысе Бонапарт находится исправительная колония Сен-Лорана.
Потрясенные робинзоны не успели опомниться, как страшный старик схватил нож, раскрыл несчастному рот и одним махом отрубил язык, с жестом отвращения бросив окровавленный обрубок в огонь.
Европейцы выскочили на поляну в тот момент, когда старик подступал к следующей жертве. Он замер на месте, обратив на пришельцев полный ненависти и угрозы взор:
- Вас я тоже ненавижу! Будьте прокляты, белые, погубившие лес и укравшие тайну золота! Я вас презираю и ухожу из жизни!..
Вождь арамишо стремительно поднес руку к лицу и рухнул на груду трупов.
При свете костров Робен и Анри узнали единственного уцелевшего в этой драме. Несчастный страдалец, чьи ноги превратились в два ужасных черных обрубка, был тот самый незнакомец, который проник в их жилище под видом англичанина.
Отбросив всякое злопамятство, видя в человеке, который еще накануне покушался на их жизнь, только тяжело страдающего мученика, они освободили его от уз, соорудили импровизированные носилки и отнесли в поселок. На складе было много хлопка нового урожая, им плотно укутали искалеченные ноги. Боль стала меньше терзать раненого, и душераздирающие стенания поутихли.
Это был мужчина в цветущем возрасте, с живыми глазами, виски у него слегка серебрились. Лицо, все еще искаженное страданием, однако заурядно правильное, казалось на первый взгляд невыразительным и бесцветным. Но стоило приглядеться внимательнее, как в малоподвижном обличье проступала маска, способная принимать любые очертания, копировать индивидуальности, скрывавшая подлинный актерский талант. Он ничуть не походил на трех персонажей, которых воспроизвел с неподражаемым искусством. Даже теперь, представ в природном виде, его физиономия инстинктивно пыталась перевоплотиться в чью-то постороннюю, неведомую сущность.
Время от времени сардоническая гримаса* искажала его рот, морщинила кожу вокруг глаз, когда его острый взгляд падал на робинзонов, с любопытством изучавших необычный экземпляр человеческой породы. Но он пересилил себя и глухо сказал:
______________
* Сардоническая гримаса - злобно-насмешливое, язвительное выражение лица.
- Прошу вас, дайте мне тафии!
Странное дело, и этот невнятный голос удивительно подходил к бесцветному лицу. Его речь, лишенная красок, как и внешность, могла волшебно видоизменяться по его желанию.
- Тафия! - с живостью возразил Робен. - Даже не думайте об этом!
- Я ведь не ребенок, не правда ли, и не питаю ни малейших иллюзий относительно того, что меня ждет. Знаю, что я погиб безвозвратно.
Инженер пытался протестовать:
- Надежда на выздоровление всегда остается...
- Оставьте! Если бы даже я и выздоровел, то лишь для того, чтобы меня выдали властям этой страны. Они шутить не любят, гвианские власти...
- Но мы не доносчики, - с достоинством заявил Робен, - и не палачи!
- Пусть будет по-вашему. Но жизнь, которую вы сохранили бы моему искалеченному телу, станет лишь постоянным мучением, а у меня даже нет револьвера, чтобы пустить пулю в лоб. К счастью, жить мне остается недолго. Вижу, однако, что вы не прочь узнать кое-что обо мне. Например, по какому стечению обстоятельств я очутился здесь... Ну, послушайте... Эта история немного похожа на вашу, она должна вас заинтересовать.
Робен подал знак индийскому кули, и тот принес бутылку старого рома. Незнакомец жадно отхлебнул большой глоток. Алкоголь сразу его оживил, он как будто забыл на минуту о боли.
- Еще три года тому назад, - раздался глухой, невнятный голос, - я был освобожденным каторжником в Сен-Лоране. Причина, из-за которой я попал в тюрьму, не имеет значения. Отбыв срок, я отпахал еще столько же - пять лет, вольным поселенцем, вернулся в Европу. Жил, как и большинство бывших каторжников... в постоянной войне с обществом. Естественно, водил дружбу с воровской компанией, прозябал, как весь трудовой люд, поджидая счастливого случая разбогатеть. И такой шанс представился в Париже благодаря вашему сыну и его компаньону, которые попались на моей дороге.
Однажды вечером я торчал в кафе "Верона", где любят собираться члены гвианского землячества. Прислушивался к разговорам, как человек, постоянно озабоченный поиском документов. Слова о золоте, приисках, рудных жилах заставили меня навострить уши. Речь шла о миллионах, обсуждались многообещающие дела, сулившие сказочную прибыль.
"Вот это мне подходит, - сказал я про себя. - Надо пристроиться к лакомому пирожку..."
Я проследил за этими людьми. Узнал, где они живут, выяснил имена, обстоятельства жизни, короче, все, что меня интересовало, и стал тенью ничего не подозревавших дельцов: удалось внедрить одного из моих дружков в их компанию. Это, заметьте, детские штучки для нашего брата, отбывшего срок. Итак, я уже знал достаточно много. Снабженный приличной суммой, которую выдал мне наш банкир, я без колебаний отправился изучать местные условия и прибыл сюда за два месяца до возвращения ваших путешественников.
Поначалу мне везло, как избалованному ребенку. Случай мне благоприятствовал, хотя я научился обходиться без его вмешательства. Я бродил под видом изыскателя в районе водопада Гермина, когда судьба свела меня с давним товарищем по каторге, с этим беднягой Бонне, чью ужасную смерть вы наблюдали.
Десять лет назад Бонне бежал из заключения, был пойман и осужден пожизненно. Однако он совершил повторный побег и к нашей встрече уже три года жил среди индейцев, полностью переняв их нравы и обычаи. Мы рассказали друг другу о своих делах без утайки, с той откровенностью, которая свойственна бывшим товарищам по несчастью. Бонне уже изрядно хлебнул первобытной жизни, он признался, что главным поводом его бегства к индейцам арамишо стал поиск огромного сокровища, принадлежавшего этому племени. В существовании богатства он когда-то имел случай убедиться.
Но у меня было для него предложение получше. Я рассказал о деле, связанном с вами. Мы быстро поладили. Завербовать индейцев было делом нетрудным. Эти потомки вымершего племени питали к белым непримиримую ненависть. Мы выразили такие же чувства и торжественно поклялись помогать индейцам истреблять белое племя. Вы понимаете меня с полуслова, не так ли?.. Речь шла о том, чтобы вырезать всех вас с помощью индейцев, завладеть вашими правами на собственность, захватить золотой прииск, короче, полностью перевоплотиться в вас и стать честными золотоискателями, разумеется, освободившись от индейских союзников...
Цинизм этого человека, столь хладнокровно говорившего о "деле", для исполнения которого убийство служило главным способом действия, вызвал среди слушателей ропот возмущения и гнева.
А раненый отхлебнул еще спиртного и продолжал как ни в чем не бывало, не обращая внимания на произведенный эффект:
- Краснокожие действительно были отличными помощниками, без предрассудков, и располагали методами действий необычными, но безотказными. Они беспрекословно повиновались своему вождю, ну прямо как сектанты горного старца. Вообще суеверия и фанатизм занимают огромное место в их жизни, я бы даже сказал, что наряду с ненавистью к белым это их главная особенность.
Эти суеверия успешно использовались против ваших рабочих, ибо те их вполне разделяли. Вы же знакомы с легендой о Водяной Матушке, не правда ли?.. Ну вот, Панаолин поймал когда-то молодого ламантина и приручил его буквально как собаку. Ламантин выполнял команды по свистку, по слову, по знаку. Он следовал за своим хозяином повсюду, даже освобождал его от гребли, потому что приловчился тянуть пирогу за собой, а временами сопровождал его и на суше, если того требовали неотложные обстоятельства. Панаолин простодушно верил, что стал властелином Водяной Матушки, и никогда не забывал после каждой вылазки оставить в ее честь памятный знак - цветок виктории и голову аймары.
С целью завладеть прииском мы сперва прибегли к способам, которые я назвал бы платоническими. Спекулируя на безграничной доверчивости негров и их склонности к суеверию, пытались запугать их настолько, чтобы они бросили работу и разбрелись. Дикие ночные концерты; ядовитые змеи, брошенные в изыскательские скважины; порча инструментов; барабанный стук по корням, страшное рычание Водяной Матушки вместе с воющим хором ее почитателей таковы, в общем, были эти детские выдумки, которые мы использовали. Ловкий, как макака, Бонне забирался с помощью лиан на верхушку громадного сухого панакоко, стоявшего на краю поляны. Хорошо замаскировавшись среди паразитарных растений, он тарабанил что есть мочи по звонкому стволу мертвого великана.
Но однажды вечером директор, человек не робкого десятка, занял под деревом пост и чуть не ослепил на один глаз "Водяную Матушку". Тогда мы решили нанести сокрушительный удар. Тем более что время подгоняло путешественники прибывали из Европы с чудесной техникой для промышленной добычи золота. Мы подложили мощный заряд под каменистую гряду, образовывавшую водораздел между золотым прииском и бассейном соседней реки. Взрыв породил наводнение, которое, однако, не принесло нам никакой пользы. Воистину дела шли из рук вон плохо, и от насильственных действий мы вынуждены были на время отказаться.
Я располагал иными средствами, вы могли в этом убедиться. Мне пришло на ум воспользоваться своими актерскими талантами, чтобы легко и не подвергая себя опасности завладеть вашими богатствами. Я предусмотрительно захватил с собой из Европы немалое количество разных костюмов, в которые переодевался от случая к случаю, и верил, что мой план удастся, а неудачи отступят. Признайтесь, что мои перевоплощения в офицера с его дотошностью и в миссионера-утешителя заслуживают высокой оценки. Но этот болван англичанин все испортил. Отдаю должное вашей бдительности и сноровке, однако и судьба к вам была благосклонной, это неоспоримо. Тем лучше для вас. Значит, я "работал" впустую, и наши "военные хитрости" оказались разоблаченными... Но смерть англичанина...
- Как, - вскричал Робен, - вы убили этого бедняка?!
- Нет, нет, это не убийство! Он умер от солнечного удара. Его смерть внушила мне новую идею. У меня было время изучить этого оригинала. Вы его видели мало, и то лишь в фантастическом "костюме", изготовленном мною. Зная, что двух его дочерей нет на прииске, я решил сыграть роль этого типа, внедриться в вашу семью и... сделать на это последнюю ставку. Игра ва-банк!
Судьба распорядилась иначе. Вы родились под счастливой звездой. Это был крах всех надежд. Панаолин с какого-то времени перестал доверять нам, его подозрения укрепляла цепь наших неудач. Старый негодяй, сознавая свое неизбежное поражение, решил покончить со всем одним махом, истребив и себя самого. Его люди схватили нас, привязали к дереву... Дальнейшее вам известно.
Охваченный приступом горячки, несчастный захрипел. Он снова поддержал алкоголем слабеющее возбуждение и продолжал:
- Месье, я кончил... Силы быстро уходят, мне сдается, что пламя сжигает внутренности. Через несколько минут я умру... и это к лучшему... Я рассказал вам о себе, чтобы вы поняли: я не какая-нибудь заурядность... Простое авторское самолюбие...
Видите ли, я - мятежник новой волны... Меня победили, но я не раскаиваюсь... как в романах, где обезоруженный бандит приходит к назидательному финалу... становится честным парнем...
Ну, все равно... Вы - сильные люди... Вы побороли Панаолина, старого гвианского демона... Он был символом этой земли, некогда проклятой, теперь преображенной вашей энергией...
Добродетель свершила то, на что напрасно замахивался порок... А ведь я был человеком умным и сильным... Неужели честь сегодня большего стоит, чем преступление?..
- И вы еще сомневаетесь в этом, в такую минуту! - В голосе Робена звучало неподдельное волнение. - Вы сомневаетесь, когда я заявляю вам о прощении - от своего имени и от имени тех, кто чуть не стал вашими жертвами!
Умирающий устремил на инженера пронзительный взгляд, который понемногу туманился... Две слезинки набежали ему на глаза... Он тяжко дышал, грудь вздымалась с трудом и неровно. Голосом, потерявшим свой саркастический тон, он прошептал:
- Вы правы... месье... Я гнусен... как преступление... Вы велики... как добродетель... Спасибо вам... вы заставили отверженного... пролить первые слезы раскаяния!
Конец третьей части
Эпилог
Гвианские робинзоны сдержали слово. Попрощавшись с метрополией и не имея никаких намерений возвратиться туда, они, следуя примеру англичан, создали свою страну на колониальной почве. Они жили исключительно ради новой родины, посвящая все силы ума и таланта ее развитию, упорным трудом добиваясь чудесного расцвета своего уголка полуденной земли.
Вот уже больше двадцати лет их девизом служат слова: "Родина и труд". Неудивительно, что нынешнее положение робинзонов можно определить одним-единственным словом: "Счастье".
У Робена и его героических друзей здоровая и радостная старость. Гвиана остается такой же гостеприимной, как бы ни пытались спорить с этим ее недоброжелатели и хулители.
Старший сын Анри, покинувший Европу в десятилетнем возрасте, не испытывает желания совершить туда даже увеселительную поездку. Его брат Шарль полагает, что годичное пребывание во Франции вполне удовлетворило его любознательность. У обоих робинзонов есть и более веские причины оставаться на берегах Марони. Анри недавно обвенчался с мисс Люси в мэрии Сен-Лорана. В тот же самый день состоялось обручение Шарля и мисс Мери. Обе молодые женщины, умом и сердцем ставшие экваториальными француженками, не желали больше расставаться со своей приемной матерью. И где же найдется лучшее место для семейной идиллии, чем эта солнечная страна, с ее ослепительными цветами, вечнозелеными долинами, несравненным простором!
Эжен и Эдмон решили, что необходимым дополнением к их колониальному образованию стало бы, как у Шарля, путешествие в Европу. На "Сальвадоре", принадлежавшем трансатлантической компании, с ними вместе отправился в путь Дю Валлон, которого тоже охватило желание побродяжничать несколько месяцев. Впрочем, и новые потребности золотого прииска делали очень полезной эту поездку.
Радость совершенно вскружила голову Никола. Бравый робинзон тоже соединил свою судьбу с красивой женщиной. Он взял себе в жены сестру главного механика, очаровательную креолку с Мартиники, чей ум и доброта соперничали с ее природной грацией.
Бывший каторжник Гонде, всегда приветливый и прямодушный, повел скромный образ жизни и безукоризненно трудился, искупая роковой миг юности.
Единственный признак старости у силача Ангоссо - совершенно побелевшая густая шевелюра.
- Мо фика Казимир (я стал Казимиром), - говорил добрый негр, который и трех дней не проводил без воспоминаний о прежнем друге.
Его жена Ажеда, всегда подвижная и хлопотливая, невзирая на дородность, воспитывала "по-европейски" целый клан негритят, робинзонов будущего, которыми с полным основанием гордились их отцы, Ломи и Башелико.
Все члены этой большой дружной семьи жили то на золотом прииске, то в сельскохозяйственной колонии. Переезды не занимали много времени, их легко и быстро совершала паровая лодка, каждые два дня курсировавшая по этому маршруту. В заключение добавим, что здоровье рабочих было великолепным благодаря хорошему питанию - тучные стада на обильных пастбищах непрерывно росли, - а также заботе Робена.
Как только у какого-либо старателя появлялись даже легчайшие симптомы заболевания, будь то лихорадка или малокровие, его незамедлительно отвозили в поселок на водопаде Петер-Сунгу. Перемена воздуха и условий работы помогала быстрому выздоровлению.
Можно утверждать, что цивилизация в этом уголке земли одержала победу.
Каждое утро, когда трехцветное полотнище знамени возносилось кверху и ярко полыхало на флагштоке, а звуки трубы призывали рабочих к новому трудовому дню, сердце бывшего изгнанника сжималось от волнения, неиссякающая радость жизни наполняла его.
И, наблюдая это вечно пылающее горнило труда и борьбы, в котором ковалось процветание "Полуденной Франции", Робен с чувством удовлетворения и естественной гордости мог воскликнуть: "Дело моей жизни торжествует!" И добавить, глядя на развевающийся флаг: "Все это - моей любимой родине..."
Конец