Буссенар Луи Анри. Гвианские робинзоны (= Беглецы в Гвиане, Тайна золота)

   - Ну я же вам говорил, - возбужденно вмешался Робен, - этот человек, запятнавший свой мундир, - какой-то бандит, удравший из тюрьмы, а надзиратель и негры - соучастники его преступлений.
   - Я сразу об этом подумал, хотя носил он форму очень естественно и выражался довольно культурно. Но и я не простачок, знаю, что среди каторжников встречаются ловкие пройдохи и комедианты. Впрочем, я мог не опасаться за свою жизнь, так как не было еще случая, чтобы беглые решились пойти на убийство. Им отлично известно, что в случае поимки смертная казнь им будет обеспечена.
   Меня грубо швырнули на дно тюремной лодки, на борту которой неподвижно сидел индеец. Я упал на ящики, банки, корзины, загромоздившие всю лодку, и ударился так сильно, что потерял сознание.
   Очнулся я глубокой ночью, лежа на спине. Обмотали меня веревками так плотно, что и пальцем не удавалось пошевелить. Флотилия плыла. Возможно, я ошибаюсь, но мне показалось, что мы пересекли Марони и достигли голландской территории. Во всяком случае, берег был очень близко, потому что ветви иногда заслоняли звезды. Затем движение прекратилось, мы застыли на месте. Остановка длилась долго, уже забрезжил рассвет, когда мы снова двинулись в путь.
   - Не кажется ли вам, Гонде, что воры - у меня достаточно оснований называть их именно так - спрятали там наш груз, который должен был сильно возбуждать алчность этих беспринципных людей?..
   - Ей-богу, месье Робен, вполне возможно. Короче говоря, дело они обстряпали очень ловко. Я же говорю, что ничего бы не заподозрил, не будь татуировки так называемого капитана. Я принял бы на веру, что ваши товары конфискованы, тем более что этот человек исчез ночью, как и все его спутники.
   - Да что вы говорите?!
   - Сущую правду, месье. Назавтра, то есть вчера утром, я обнаружил, что нахожусь на реке, в устье которой мы стояли прежде на якоре. Шайка краснокожих окружала нас. Я этих людей раньше не видел, выглядели они весьма подозрительно. Насчитывалось их десять человек. Русло реки было перегорожено огромным, недавно срубленным оливковым деревом. Сообщение между нижним и верхним течением было полностью прервано.
   Своих людей я не нашел возле себя. Но появились другие компаньоны: европейская дама, две юные девушки и белый мужчина, которого женщины называли своим отцом. Я ничего не понимал во всей этой истории и чувствовал, что схожу с ума. Индейцы не обижали пленных, хотя белый тип осыпал их ругательствами. Наоборот, они смотрели на женщин с изумлением и не без почтительности.
   Короче говоря, я не знаю, что произошло ночью после этого странного дня, потому что заснул как убитый. А когда проснулся, то европейская дама и обе девушки уже исчезли. Вот тогда мои приключения достигли высшей точки неправдоподобия. Абсолютно голый англичанин оказался привязанным к дереву, а вождь краснокожих, старик злобного вида, заканчивал его "расписывать", приводя в то состояние, в каком вы его наблюдаете в данный момент.
   Нас посадили в лодку. Я с удивлением узнал один из наших баркасов, только совершенно пустой, если не считать нескольких консервных банок. Их, видно, оставили, чтобы мы не сдохли с голоду. Я хотел отправиться разыскивать вас, но мой палач стал боксировать, и волей-неволей пришлось его сопровождать. И вот тогда выпал счастливый случай встретиться с вами.
   - Все это, - заметил Робен, - мне кажется сейчас менее странным, нежели можно было предположить. Эти проходы и возвращения, внезапные исчезновения европейцев, появление краснокожих имеют целью запутать нас, направить по ложному следу. Маскарад с англичанином - всего лишь грубая проделка индейца, кривлянье от полноты чувств, можно не придавать ему значения. Наши товары должны быть неподалеку отсюда. Они спрятаны на том или на этом берегу. Я отдаю предпочтение голландскому, тем более что, по вашим словам, лодка могла пересечь Марони позавчерашней ночью.
   - Да, месье.
   - Эти негодяи считают себя очень находчивыми, а на самом деле они жалкие простачки. Украденные предметы могут находиться только здесь или в том пункте, куда вас доставили прошлой ночью. Вторая версия представляется более правдоподобной. Главное для нас - пошевеливаться... Мы не можем позволить бесконечно водить себя за нос. Какого черта, в самом деле! Такой крупный груз не может исчезнуть, словно плетеная корзинка. Ну что, Гонде, вам трудно будет узнать это место, не так ли?
   - Увы, это правда, месье Робен.
   - Но я слежу за нитью событий. Ведь лодки останавливались ночью только один раз?..
   - Да, месье.
   - И при вашем возвращении сюда вы увидели англичанина с его семьей, которых доставили в то же время, что и вас?
   - Абсолютно верно.
   - Наш оригинал, возможно, узнает место высадки или хотя бы направление, в каком их вели... Надеюсь, он согласится нас проводить.
   Питер-Паулюс, присевший на корточки среди хижины, под своей пышной расписной оболочкой сохранял невозмутимость истинного индейца. Ничто не задевало его, он ничего не желал ни видеть, ни слышать.
   Робен приблизился к нему.
   - Мистер Браун, хотите снова увидеть жену и детей, снова обрести свое богатство?
   - Я желаю совершать "навигацию", - процедил тот сквозь длинные зубы.
   - У вас будет "навигация", мистер Браун, обещаю вам. Но прежде вы должны нам помочь отыскать то место на берегу, где вы находились до похищения.
   - Нет.
   - Вы отказываетесь?
   - Йес. Я нахожусь тут для "навигации", а не для помощи вам. Я есть английский подданный и не желаю связывать мое существование с вашим.
   - Но тревога о семье... забота о денежном благополучии...
   - Моя семья вас не касается. Мои денежные дела не касаются такого авантюриста, как вы.
   - Ну, вы - нахал, мистер Браун... К тому же совершенно бездушный отец.
   - Я есть английский подданный, и у меня больной желудок.
   - Ладно. Поступайте как знаете. Вы абсолютно свободны в своих действиях и суждениях. Мы оставим вас здесь, а свою работу выполним сами. Провизии вам хватит на неделю.
   - Я заплачу за еду.
   - Но у вас же нет ни шиллинга.
   - Я - знаменитый промышленник из Шеффилда. У меня кредит в банке...
   - Ну, тогда заложите в банк туманы Марони, поджидая нашего возвращения, и - будьте здоровы!
   Пока Робен вел переговоры с англичанином, Никола разогревал паровик. В момент завершения беседы давление пара в котле достигло необходимой отметки. Робинзоны заняли места на борту, и лодка на всех парах понеслась к голландскому берегу. Переход совершили за четверть часа, потом поисковая группа по уже известной системе стала медленно обходить территорию, жадно вглядываясь в нескончаемую завесу зелени.
   Поиски были долгими и трудными, несмотря на изощренный опыт европейцев и безошибочный нюх индейской собаки. Наконец, выбившись из сил, Робен собрался скомандовать остановку, чтобы заготовить дрова, так как топливо было на исходе.
   - Стоп! - внезапно вскричал он при виде большой индейской пироги, привязанной к корневищу. Ее корма выступала из густых зарослей муку-муку.
   Присевший на корзине индеец неспешно покуривал самокрутку, свернутую из листка маго. Робен окликнул краснокожего.
   - Эй! Компе! Эгей!
   - Эй! Компе! Эгей! - эхом отозвался индеец.
   - Чья это лодка?
   - Капитана Вампи.
   - А где он?
   - Там, на земле, вместе с моим отцом!
   Полдюжины краснокожих, привлеченных свистом пара, вырывавшегося из клапанов, высыпали из чащи.
   Робен, Анри и Шарль вместе с двумя неграми-бони высадились на берег. Вскоре они оказались посреди довольно многочисленной толпы, окружившей маленькую хижину.
   - Бонжур, Вампи!
   - Бонжур, Ломи, бонжур, Башелико, бонжур, муше! - ответствовал капитан, хорошо знавший сыновей Ангоссо.
   - Что делает здесь капитан Вампи? - поинтересовался инженер.
   - Я искал белого муше, его мадам и маленьких мадемуазель.
   - А откуда ты идешь?
   - Я опьянял бухту, чтобы ловить много рыбы, потом ее коптить.
   Трое европейцев вместе с неграми вошли в хижину, и прежде всего им бросился в глаза священник, сидевший около подвесной койки. У него были седые волосы и борода.
   Две юные девушки с безутешным выражением лица тихо плакали, слезы струились по щекам. В гамаке лежала европейская женщина, охваченная, по-видимому, тяжелейшим приступом лихорадки. Она непрерывно и жалобно стонала.
   Священник поднялся с места при виде вошедших людей, которые почтительно приветствовали его.
   - Ах, господа! Да будет благословенным ваш приход! Вы можете оказать большую услугу этим несчастным юным девушкам и их больной матери. Я возвращался с верховьев Марони, когда нашел их вчера на французском берегу. Они поведали мне свою душераздирающую историю. В довершение всех несчастий их отец куда-то пропал. Я намеревался сопроводить их до Спервайна, когда узнал, что индейский капитан должен вскоре прибыть за ними. Я их тотчас привел сюда, надеясь увидеть здесь и главу семейства. Увы, моим надеждам не суждено было сбыться! Скажите, есть ли у вас хинин? Эту бедную даму с утра терзает жесточайший приступ лихорадки, а я бессилен с ним бороться, мои запасы медикаментов совершенно исчерпаны.
   Робен не успел ответить на обращение. Гонде, который тихо приблизился и незаметно выступил вперед, вдруг обнажил мачете и резким прыжком ягуара бросился на священника.
   - Это он! Бандит! Это он! Фальшивый кюре! Он не больше священник, как наш капитан! Ко мне, люди! Хватайте мерзавца!
   Молниеносным жестом так называемый священник отбросил в сторону устремленное на него оружие. Затем, проскользнув под гамаком с ловкостью натурального хищника, кинулся прочь из хижины и исчез в лесу прежде, чем наблюдатели этой странной сцены успели сделать хотя бы одно движение.
   - Не смейте его преследовать! - зычным голосом распорядился Робен. - Он наверняка не один! Мы можем попасть в засаду! Необходимо избежать ловушки!
   Однако совершенно обезумевший Гонде, вне себя от ярости, ничего не слышал и не внимал никаким советам.
   Он бросился вдогонку за злоумышленником, и верный пес Матао помчался за ним. Громкий лай еще долго раздавался в лесу, пока не утих вдалеке.
   Бывший каторжник отсутствовал уже более четверти часа, и робинзоны начали опасаться, как бы он не стал жертвой собственного безрассудства, когда общий вздох облегчения вырвался из груди. Появился Гонде, весь исколотый и исцарапанный колючками и острыми листьями. Но он сиял.
   - Подлец! Я узнал его по голосу! - запыхавшись, проговорил бывший каторжник. - Он изобразил из себя старика, загримировавшись и посыпав мукой бороду и волосы. Но меня не проведешь!
   - Держите! - Гонде бросил к ногам Робена черную сутану, от которой бандит освободился по дороге, чтобы сподручней было бежать. - Вот видите, маскарад для него - дело привычное! Разве не прав я, когда говорил, что никакой это не священник и не офицер, а один из наших воришек?! На сей раз ему удалось ускользнуть, но нет худа без добра, потому что в пятидесяти шагах отсюда я сделал важное открытие.
   ГЛАВА 12
   Ценные сведения зеленого листка. - Временные препятствия. - Самодельная лебедка. - Бедная мать!.. Бедные дети!.. - Как "извлечь солнечный удар". Немного туземной медицины. - Бегство индейцев. - Сильные, "как тапиры". Признательность краснокожей женщины. - А теперь - домой!
   Счастливый случай привел Гонде к открытию действительно впечатляющему. Он попытался, впрочем без успеха, идти по следам загадочного существа, которое, обнаружившись под сутаной миссионера, растворилось в непроходимой зеленой чаще. Гонде не сомневался в том, кто мог быть этот отважный негодяй, с равным изяществом носивший одеяние миссионера и военную форму. Такая легкость приспособления к совершенно различным ролям могла быть свойственна лишь человеку, закаленному во многих испытаниях, не ведающему предрассудков, готовому на все, короче говоря, одному из больших "аристократов" того земного ада, который называется каторгой.
   Несмотря на интуицию собаки Матао и ее великолепный нюх, бывший каторжник скоро понял всю бесполезность своего преследования. И не только бесполезность, но и опасность. Такова запутанность огромного цветника гвианской феи, настолько непроходимы девственные заросли, чреватые многообразными ловушками и угрожающие самой жизни, что в этом лесном лабиринте охотник сам превращается в дичь, так что и Гонде в один прекрасный момент мог запросто оказаться заложником незнакомца, если бы тот решил перейти в наступление.
   Бедняга понял это очень скоро и подозвал к себе собаку, умерив ее охотничью прыть. Однако усердный пес успел притащить к нему в качестве трофея черную сутану, небрежно брошенную на куст. Теперь Гонде возвращался, чутко озираясь и прислушиваясь к враждебному лесу. Верная ищейка бежала в трех шагах впереди, не ускоряя и не замедляя движения, часто и прерывисто втягивая черным, как трюфель, носом разнообразные лесные ароматы. И человек тоже был начеку, пристально вглядываясь в каждый штрих окружающей картины малой части бесконечно великого... Старая привычка лесного обходчика, от глаз которого ничто необычное не должно ускользнуть. И он недаром сохранял предосторожность - иначе бы не заметил выступающего из земли основания одного из этих жестких, коричневых, древесных черешков, на которых держатся листья пальмы-макупи.
   Любой человек, незнакомый с условиями первобытной жизни, равнодушно прошел бы мимо торчащей из земли деревяшки. Между тем такой сложный лист достигает трех метров длины, а кончик его в объеме - не меньше человеческого пальца. Нет, такой грубой ошибки Гонде не мог совершить. Лист был зарыт! Выступавший черенок имел не более десяти сантиметров и был срезан наискосок, как будто мачете.
   Бывший каторжник удостоверился, что режущие кромки растения не содержат никакого ядовитого вещества, и для пущей предосторожности ободрал мачете деревянистый стебель. Затем наклонился и потянул изо всей силы. Лист вывернулся целиком, со всеми своими смятыми отростками, не потерявшими еще зеленой свежести.
   "Однако же, - основательно рассудил Гонде, - этот лист зарыли совсем недавно, и не может быть, чтобы только один... Должны найтись и другие... Будем копать!"
   Матао, готовый приняться за любую работу и наблюдая, как человек стал ковырять мачете землю, тут же с большим энтузиазмом поддержал его усилия и заработал лапами и носом с таким рвением, будто собирался добыть из норы броненосца. Уже через несколько минут трудолюбивое животное раскопало добрый квадратный метр зеленой подстилки, образованной из тщательно уложенных листьев. Следует, правда, сказать, что толщина взрыхленного слоя земли не превышала двадцати сантиметров.
   - Ты смотри!.. - удивился Гонде. - Да это прямо-таки силосная яма! И что там может быть под листьями?.. Шерш, Матао, шерш! Ищи, моя храбрая собака!
   Подбодренный голосом и жестом человека, Матао с еще большим усердием стал рыться в яме и внезапно, выдернув зубами плотный слой свалявшейся зелени, провалился почти по уши в какую-то пустоту среди срезанных растений. Гонде показалось, что когти животного скребут по твердой и гладкой поверхности, которую собака была не в состоянии преодолеть.
   - Ко мне, Матао, ко мне! - тихо скомандовал он.
   Ищейка выскочила из дыры и, напрягшись всем телом, со вздыбленным хвостом и вытянутой мордой застыла в той прекрасной стойке, от которой сладко замирает сердце даже самого опытного охотника.
   - Черт подери, да что бы все это значило? - Гонде был крайне заинтригован.
   Он наклонился и просунул мачете в глубину выемки. Кончик оружия наткнулся на твердое, издав при этом металлический звук. Дрожь пробежала по телу каторжника от макушки до пяток. Встав на четвереньки, он жадно разгребал землю, рвал корешки, скреб и царапал, не щадя рук и ногтей, а затем, обливаясь потом, с ноющей поясницей, весь ободранный и исцарапанный, бросился к робинзонам, отдав строгий наказ собаке:
   - Оставайся на месте, Матао! Жди меня!
   Умное животное вильнуло хвостом, как бы подтверждая: "Приказ понят!" и не сдвинулось с места, храня позу окаменевшего изваяния.
   Весь эпизод длился не более четверти часа. Вскоре Гонде присоединился к робинзонам, начавшим переживать из-за его долгого отсутствия. От безумной радости бедняга стал заикаться, он никак не мог отдышаться, весь его облик пронизывали тревога и торжество.
   - О!.. Месье Робен! Вот это находка! Очень важная находка! Идемте же! Скорее! О, Боже! Так распорядилась судьба! Вы будете счастливы! Мне повезло!..
   - Да успокойтесь, Гонде! Возьмите себя в руки! Что же стряслось, объясните мне наконец! Что вы такое нашли, славный мой приятель?..
   - Месье Робен, идемте... Идемте скорей! Вы многое видели в своей жизни, но такое, клянусь, еще никогда не попадалось вам на глаза!
   - Да что же это, что?!
   - Ну... там собака... она караулит... паровую машину! Нет, нет, я не спятил! - Гонде почувствовал, что возбуждение способно придать его словам оттенок неправдоподобия. - Я трогал! Я видел! Это хорошо спрятано! И упаковано как надо. Блестит, как серебро. Идемте же! Прошу вас, идемте скорей!
   Исполненные живого любопытства, Робен, Шарль и Никола устремились вслед за Гонде. Нет, бывший каторжник ничего не выдумал, не сошел с ума. В какой-нибудь полусотне метров возвышался над раскопками холмик земли вперемешку с увядшей зеленью, а на нем торжественно застыл Матао, словно воплощение самой бдительности. Тонкий луч солнца, проникая сквозь вершины деревьев, золотой нитью доставал до самого дна ямы и заставлял искриться трубы и краны очаровательного парового двигателя.
   - Это наша машина! - восторженно вскричали Шарль и Никола.
   - Спасибо, Гонде. - Робен был взволнован. - Вы оказали огромную услугу нашей колонии!
   - Но это не все. Там находятся и копры, они расставлены вокруг машины. Я их на ощупь определил... И что-то еще... чертовски тяжелое, - продолжил каторжник, который снова энергично раскапывал грунт.
   - Наверняка это наши баллоны с ртутью! - догадался Шарль. - Отец, ты слышишь: ртуть! Отныне можно приступать к разработкам золота. Какие у нас планы?..
   - По-моему, все ясно. Извлечь как можно скорее наши орудия производства, столь счастливо найденные, погрузить их снова на лодку и вернуться домой. На этот раз будем охранять понадежней, не правда ли, Гонде?..
   - О да, месье Робен! Теперь уж ни один смельчак или хитрец меня не проведет!
   - Но как же нам перенести такую массу железа?.. - задумался вслух Анри.
   - А для воров тут не было проблемы...
   - Наверное, их было больше, чем нас...
   - Но у нас же есть еще индейцы капитана Вампи... Если мы им хорошо заплатим, они не откажутся поработать носильщиками!
   - Пустые разговоры! - засмеялся Шарль. - Ты разве не помнишь, Никола, когда мы заказывали в Европе все эти машины и материалы, то всегда выдвигали условие: чтобы они были в максимально разобранном виде, удобном для транспортировки... Просили даже следить, чтобы отдельные части и секции весили не больше тридцати килограммов...
   - Ну, это же вполне естественно, ведь при нынешнем состоянии колонии, когда нет ни дорог, ни вьючных животных, люди тянут груз на своих плечах...
   - Так что наши копры весят всего по тридцать килограммов, только на пять килограммов больше нормы, установленной правительством. Что касается самого паровика, то конструктор Дебэйе придал ему необычайно скромные размеры, и это при том, что машина обладает очень большой мощностью... Шесть человек смело могут ее нести на ровной доске до самого берега!
   - Браво! Итак, за работу! - заключил Анри, поигрывая своей атлетической мускулатурой. - Ты в ответе за все, мой маленький Шарль!
   Пока робинзоны, развив кипучую деятельность, заняты переноской груза, вернемся в хижину, чьи обитатели еще не пришли в себя после дерзкой выходки Гонде и бегства того, кого все принимали за подлинного священника, настолько хорошо играл негодяй свою роль.
   Сперва растерянные и немного пристыженные, индейцы, как достойные представители своей подвижной и переменчивой расы, вновь обрели привычную беззаботность. Две юные мисс, расстроенные исчезновением отца и болезнью матери, тихо плакали в объятиях мадам Робен.
   Бедные дети с душевным смятением наблюдали, как быстро меняется лицо их милой матушки. Взгляд потускнел, в нем не было больше жизни, губы судорожно сведены, из горла вырываются бессвязные слова и хриплое, прерывистое дыхание. Обильный пот струится по искаженному лицу, обретшему оттенок восковой бледности.
   Напрасно мадам Робен, давно знакомая со всеми фазами и особенностями ужасной гвианской лихорадки, пыталась утешить несчастных девушек. Самая трогательная нежность и забота лучшей из матерей и лучшей из жен были в данный момент бесполезны.
   - Моя мама погибла!.. Моя мама умирает! - рыдала Люси.
   - Мадам! - стонала Мери. - Спасите ее! Помогите!..
   - Мои милые бедные дети! Терпите и надейтесь! Все, чему нас научил долгий и болезненный опыт, все, на что способна искренняя преданность, мы все испробуем, мы используем малейшую возможность!.. Надо только дождаться окончания приступа...
   - Но она же умрет!
   - Посмотрите, какая она холодная!
   - О, Боже! Она не узнает нас больше!
   - А этот бред... какие-то бессвязные слова...
   - Мама! Это я!.. Мы здесь, рядом с тобой!
   - Надейтесь, дети мои, надейтесь! Я думаю, что через час приступ пойдет на убыль. Тогда попробуем хинин...
   - О мадам! Но для чего ждать!
   - Так надо, - твердо отвечала мадам Робен. - Хинин, принятый во время приступа, может усилить его интенсивность, а это очень опасно для вашей больной матери.
   - А опасность еще не так велика в данный момент? - Девушки отчаянно искали хоть маленький лучик надежды.
   - Нет. Если мы сможем предупредить повторение приступа или, по крайней мере, смягчить его, если он снова обострится, то ваша мать скоро выздоровеет.
   - О! Мадам, как вы добры! И как мы вас любим! - Девушки пытались улыбнуться сквозь слезы.
   - Но ведь я - женщина... И я - мать... - просто отвечала мадам Робен.
   В эту минуту молодой бони неловко, но почтительно выдвинулся на авансцену, держа перед собой большой флакон с прозрачной жидкостью.
   - Ломи, дитя мое, - сказала мадам Робен, - что это ты затеял?..
   - Маленькая индианка дала мне этот флакон, чтобы вылечить белую мадам от солнечного удара...
   - Но у нее нет солнечного удара!
   - А я думаю, что есть, мадам. И все краснокожие люди так думают.
   Поскольку разговор шел на креольском наречии, девушки переспросили:
   - Что он сказал, мадам?
   - Этот добрый негр полагает, что ваша матушка страдает от солнечного перегрева, и он просит меня дать ей лекарство, которое креолы используют в подобных случаях.
   - И мы тоже вас просим, мадам, - воскликнули девушки, с благодарностью поглядывая на черного богатыря. - Ведь это лекарство безвредно, не так ли?
   - Совершенно безвредно, но я боюсь - увы! - что оно также и бесполезно. Однако не имеет значения. Не хочу вас лишать хотя бы ничтожного шанса. Давай свой флакон, Ломи!
   Бони приблизился и вручил жене изгнанника сосуд из прозрачного стекла с расширенным горлом, один из тех, которые в Европе служат для хранения консервированных фруктов. Он был наполнен водой и содержал еще некоторое количество зерен маиса. Там же на дне лежал серебряный перстень. Горлышко закрывала простая тряпка, обмотанная тесемкой.
   По всей видимости, больше всего миссис Арабелла испытывала боль в голове, потому что бессознательно, автоматическим жестом прикладывала руку ко лбу, как это делают страдающие менингитом*. Мадам Робен осторожно наклонила флакон, затем перевернула его кверху дном таким образом, что широкое горло, прикрытое куском материи, плотно прижалось ко лбу. Ловко удерживая склянку в таком положении, женщина как бы застыла в терпеливом ожидании.
   ______________
   * Менингит - воспаление одной из мозговых оболочек.
   Обе девушки, крайне удивленные и заинтригованные, стали свидетелями странного явления. Вода во флаконе, сохранявшая, вполне понятно, уровень температуры окружающей среды, вдруг как бы вскипела и забурлила. Зерна маиса запрыгали во все стороны и стали стягиваться к центру вследствие вихревого движения, как это бывает с горохом в кипящем котле. Вода казалась действительно закипевшей, потому что крупные пузыри самопроизвольно возникали в ней, исчезали и снова появлялись.
   Индейцы и оба молодых негра стали в кружок и с видимым удовольствием наблюдали за необычной операцией.
   Все это продолжалось с полчаса. Затем, то ли вследствие того, что острый приступ миновал, как ожидала мадам Робен, то ли потому, что подействовало странное туземное средство, но дыхание больной мало-помалу стало спокойнее и ровнее, лицо медленно обрело естественный цвет, бред прекратился, женщина тихо задремала.
   Пораженные и счастливые девушки не верили случившемуся, они горячо обнимали мадам Робен, глаза их увлажнились теперь уже от огромной радости.
   - Нет, каково... Ну, каково... - бормотал Ломи, взгляд больших фарфоровых глаз которого с глубоким торжеством перебегал с одной женщины на другую. - Добрая мадам хорошо вытянула солнечный удар... бонбон... очень даже хорошо...