Страница:
______________
* Я лично был знаком с капитаном Вампи и провел с ним немало приятных дней. Мы вместе охотились и ловили рыбу. По моей просьбе он "опьянял" с помощью растения Robinia nicou бухту Рейтер возле Сакуры. Вождь подарил мне большой лук и стрелы. Это самый ценный дар, на какой способен индеец ради своего компе, а я действительно стал товарищем храброго краснокожего. Одна из его жен изготовила для меня прекрасную глиняную посуду, которую я увез во Францию. Вампи крещен, но от полигамии (форма брака, при которой каждый может состоять в браке одновременно с несколькими супругами) не отказывается. (Примеч. авт.)
Индеец воистину не умеет подчиняться иным правилам, кроме своего каприза. Если он полагает, с основанием или без оного, что какое-то обстоятельство может сковать его свободу, то в одно прекрасное утро он решительно трогается с места, в спешке погрузив на пирогу женщин, детей, багаж, котлы, собак, провиант. Он бросает свой участок и устремляется куда глаза глядят, вплоть до созревания урожая. Для него не существует иной заботы, кроме материальной. Котел, кувшин, металлическая пластина для приготовления муки, лук и стрелы - вот его "vade mecum"*, столь же мало обременительное, как у философа Древней Греции.
______________
* Иди со мной (лат.). В смысле: набор необходимого.
Его религия, представляющая собой примитивное манихейство*, приспособлена ко всем условиям кочевой жизни. Он верит в антагонизм добра и зла и делает все, чтобы усмирить злого духа и угодить доброму. Отличаясь заметной склонностью к смирению с судьбой, что роднит его с мусульманским фатализмом, индеец никогда не чувствует себя несчастным. За редкими исключениями, это философски настроенный тип, который старается как можно дольше спать, поменьше работать и побольше пить тафии. В общем, он мягок, а точнее - равнодушен.
______________
* Манихейство (по имени основателя - Мани) - религия, возникшая в Персии в III в. н.э. Представляет собой синтез зороастризма и христианства. В ее основе - зороастрический дуализм, признание двух начал бытия противоборствующих царства света, добра, духа и царства тьмы, зла, материи. (Примеч. перев.)
И напрасно тратили силы миссионеры во все времена, стараясь обратить краснокожих в христианство. Те позволяли крестить себя и свидетельствовали по отношению к "монпе" (mon pere) такое же почтение, какое испытывали ко всем белым. Так и получилось, что лейтенант Вампи, который превратился потом в капитана, стал именоваться Симоном, другой индеец принял имя Жан-Пьера, третий - Поло (Поля)... И все они были крещены не единожды, а многие - по десятку раз...
Объясним, почему это происходит.
Члены гвианского французского клира принадлежат к конгрегации маристов*. Они совершают частые и дальние поездки. И весьма редко какой-то миссионер дважды посещает одно и то же место. Отлично зная, что проповеди завершаются раздачей тафии, пускай и в небольших количествах, краснокожие охотно группируются вокруг священника, которого называют "монпе", и даже сами просят их окрестить, поскольку это неизменно служит поводом к празднику. Ничего не зная о прошлом неофита**, марист проводит с ним обряд посвящения, который лукавый индеец уже выполнял - и часто неоднократно - с другими миссионерами.
______________
* Марист - член религиозной конгрегации, посвященной Деве Марии.
** Неофит - "новообращенец", новый приверженец какой-либо религии или какого-либо учения.
Беседа между Вампи и мистером Брауном быстро бы зачахла, если бы капитан не прикладывался частенько к кувшину, усердно наполнявшемуся Питером-Паулюсом.
Индеец изъяснялся на плохом негритянском языке, европеец - на французском, с англосаксонским прононсом... Оба не понимали друг друга, и с обеих сторон слова превращались в нечто совершенно неразборчивое... Но в сознании капитана Вампи зацепилось несколько английских словечек благодаря контактам с голландцами. Например, понятия "джин", "фунт", "гинея", "шиллинг" были ему знакомы. Питер-Паулюс толковал о пироге и сопровождал свою речь телодвижениями гребца. Вампи отвечал "фунтами" и "флоринами". Вскоре они уразумели друг друга.
Тем временем миссис Арабелла и ее дочери вели бессвязную беседу с индианками, дополняемую жестикуляцией, которая нередко воспринималась в прямо противоположном смысле. Все поражало англичанок в этой удивительной и совершенно непредвиденной ситуации. В ту минуту, когда им хотелось обогатить какой-нибудь значительной мыслью эти бедные мозги или пробудить тонкое чувство в душах убогих созданий, собеседница неожиданно бросалась к бутылке тафии, жадно всасывала огромный глоток, отрывала от своей груди младенца, напичканного молоком, и вливала в желудок маленького беззащитного существа такую дозу спиртного, перед которой отступил бы европеец.
Большинство индианок были некрасивы, но не без претензий. Маленький рост, угловатые фигуры, выступающие скулы, морщинки вокруг глаз делали их малопривлекательными. Но кокетство на берегах тропической реки не менее развито, чем на берегах Сены или Темзы. И юные и старые без исключения носили широкие подвязки на ногах - чуть пониже колена и чуть повыше щиколотки. Эти красные подвязки затягивались настолько туго, что нарушали кровообращение. От повышенного давления икры чудовищно раздувались, вот эта их толщина и служила образцом элегантности.
Поскольку мускулы ног переставали работать и теряли эластичность, передвижение женщин становилось весьма затруднительным. Жертвы варварского обычая ступали на кончиках пальцев, приобретая шаткую и неловкую походку, как у гусыни.
А впрочем, имеем ли право злословить по поводу подвязок и пухлых икр бедных дикарок, которые немногим уступают цивилизованным дамам с их корсетами и шнурованными ботинками...
Между тем мисс Люси, у которой уже два дня страшно чесалась подошва ноги, почувствовала себя совсем плохо и вынуждена была уединиться в хижине настолько невыносимым стал этот странный зуд. Индианка с любопытством последовала за ней. Девушка сняла обувь. Один из пальцев слегка опух, и маленькое розовое пятнышко чуть заметно выступало на белой коже. Еще два таких же пятнышка оказались на подошве ноги.
Зуд нарастал с такой силой, что мисс Люси, невзирая на присутствие нетактичной туземки, принялась ожесточенно скрести свою ногу.
- Не надо чесать. Будет хуже. В ногу забрался клещ. Дайте, я вам помогу с ним управиться.
Девушка не понимала по-креольски, но уловила в словах женщины сочувствие и показала ей пораженную ногу.
- Так и есть, - покачала та головой. - Я это умею. Я уберу клеща.
С помощью булавки она обвела каждую из маленьких точек, а потом вскрыла кожу над ними с такой ловкостью, что Люси ничего не почувствовала. Не прошло и двух минут, как умелая врачевательница показала ей на кончике булавки три маленьких белых пузырька, размером с просяное зерно. Юная англичанка сразу испытала огромное физическое облегчение.
- Подождите немножко, - сказала индианка.
Она вышла из хижины, разыскала курившего соплеменника, отсыпала из его трубки на ладонь немного пепла и вернулась к мисс Люси. После извлечения пузырьков на коже остались три маленькие дырочки. Индианка заполнила каждую табачным пеплом и велела девушке надеть обувь.
- Теперь все в порядке. Вы никогда не ходили босиком. А это злой клещ, он заползает в ноги белого человека. И его бывает много-много. Он делает очень плохо...
Успокоенная этим странным и спасительным вмешательством, мисс Люси уже собиралась поблагодарить импровизированную знахарку, как вдруг, к своему ужасу, заметила, что та сунула себе в рот булавку с таким видом, точно намеревалась ее проглотить.
Но девушка тут же осознала ошибку, увидев, что булавка насквозь прошила нижнюю губу и с тремя или четырьмя другими образовала маленькую стальную бородку.
Чтобы объяснить необходимость булавок для этих добрых людей, щеголяющих в столь незамысловатых костюмах, придется сказать несколько слов о том, что такое "la chique", или клещ, по словам индейцев.
La chique, или puce penetrante (проникающая блоха), представляет собой очень маленькое насекомое, но бесконечно более неприятное, нежели обыкновенная блоха. Главные районы обитания - Антильские острова и Южная Америка, где она встречается повсеместно. Много этих насекомых в песке, пыли, особенно в заброшенных хижинах. Блоха быстро и незаметно проникает между кожей и мышцами, не вызывая при этом никаких неприятных ощущений. Питаясь соками тела, она скоро увеличивается в объеме, достигая размеров горошины. Ее инвазия (или вторжение) обнаруживается к концу второго дня, когда в месте проникновения появляется сильный зуд. Головка и туловище насекомого теперь виднеются лишь черной точкой сквозь прозрачность кожи. Миниатюрный вампир, удобно расположившись в живом организме, вскоре откладывает яйца. Растущая семья очень многочисленна. Юные блохи атакуют ткани, приводят к злокачественным язвам, иногда смертельным; нередко приходится ампутировать пальцы.
Эта болячка частенько поражает босоногих негров и краснокожих, но и те и другие обладают удивительным искусством вырывать маленького монстра из мест внедрения. Но и при всей их способности нет надежной защиты от паразитов, и вовсе не редкость негр или индеец без одной или нескольких фаланг. К тому же ноги туземцев бывают покрыты язвами, называемыми "крабами", и "чауау", которые очень плохо поддаются терапевтическому лечению.
Избавляться от паразитов доверено прежде всего женщинам. И при такой операции булавка - первейший инструмент. Но где же носить эти "хирургические аксессуары", если нет ни футляра, ни подушечки для иголок, ни кармана?.. Проблему разрешили своеобразно. Индианки проделывают в нижней губе сквозное отверстие, которое остается после заживления губы, и вводят в этот своеобразный "футляр" булавки с загнутыми наружу кончиками. Металлические "стебельки" зажаты естественным сокращением ткани и не скользят, а очень забавно вибрируют, когда индианка смеется, говорит или нередко - увы! рыдает.
Женщин нисколько не обременяют эти инородные тела, они едят и пьют, не обращая на них никакого внимания. Присутствие булавок становится для них настолько привычным, что они вынимают их даже без помощи рук, одним движением зубов и языка.
Таково было назначение столь заинтриговавшего мисс Люси процесса во время извлечения паразитов. Стоит лишь заметить, что подобная операция вовсе не страхует европейца от новой напасти такого рода.
Между тем обмен маловразумительными словами и жестами между Питером-Паулюсом Брауном и капитаном Вампи все еще продолжался. Индеец, превратившийся в "голубую макаку" - креольское выражение, означающее крайнюю степень опьянения, - желал немедленно заняться приготовлениями к отъезду. Уже вторично он повторял мистеру Брауну, что имеет своей целью "опьянить бухту", что ему требуется четыре дня для ловли и копчения рыбы, а после этого он вернется и заберет англичанина с его семейством. Но белый собеседник упрямился, как каталонский осел*, не принимая никаких доводов.
______________
* Каталонский осел, т.е. осел из Каталонии, гористой области на северо-востоке Испании, где для перевозки грузов по крутым и узким тропам чаще всего использовались ослы.
- Я хочу уехать сейчас же! Вы понимаете? Сейчас же! Я даю вам много гиней, фунтов, флоринов... даю чек на центральный банк Суринама!
Напрасный труд. Решения индейцев незыблемы. И все, чего мог добиться Питер-Паулюс, продолжая настаивать на своем, - это вообще больше не увидеть капитана Вампи с его племенем. Скрепя сердце англичанин вынужден был принять условия краснокожего и провести на суше еще четыре невыносимых дня.
Галиби уехали. Мистер Браун, сгорая от нетерпения, кое-как высидел уже тридцать шесть часов, деля свое время между вскрытием консервных банок и разжиганием костров.
Он хранил угрюмое молчание и наблюдал не без зависти, как его жена и дочери с аппетитом завтракают и обедают, тогда как он сам, лишенный радостей "навигации", хирел и чах, с глубоким отвращением пережевывая мясную тушенку и рыбу в масле.
Минула половина второй ночи после отъезда индейцев. Очаг светил словно фара. Питер-Паулюс мирно посапывал во сне. Внезапный плеск весел ворвался в его дремотное оцепенение. Мистер Браун вздрогнул и вскочил на ноги, сон тут же слетел с него. Он заорал во всю силу своих легких, допытываясь, кто идет. Весла перестали грести, плеск утих. Трехэтажная ругань зазвучала в ночи: англичанин не любил церемониться. До его слуха донесся хруст ветвей. Огонь заколебался и стал быстро гаснуть от неизвестной причины. Воцарилась полная темнота.
Питер-Паулюс собирался протестовать против грубого и незаконного вторжения в частное жилище, но не успел. Чьи-то жесткие и сильные руки схватили его, опутали веревкой, заткнули рот кляпом.
Затем бесцеремонно поволокли через кустарник и швырнули на дно лодки. Он не в состоянии был ни пошевелиться, ни что-то крикнуть остающимся женщинам, чье положение становилось ужасным. Впрочем, Питер-Паулюс Браун вряд ли много размышлял на эту тему.
Плеск весел возобновился, лодка тронулась с места и закачалась на воде.
"А, все равно, - подумал ошарашенный англичанин, с трудом приходя в себя. - По крайней мере, это - "навигация"..."
ГЛАВА 11
Мытарства Питера-Паулюса. - Как обокрали бывшего каторжника. - Отважный негодяй. - Таинственные появления и исчезновения. - Мистер Браун желает плавать. - Снова капитан Вампи. - Лицом к лицу с вором. - Секундное замешательство. - Бегство мошенника.
Читатель помнит поразительную фразу, произнесенную плывшим вместе с Гонде индейцем в тот момент, когда гвианские робинзоны взяли приступом их лодку. Тем краснокожим, столь причудливо размалеванным краской руку и маслом карапы, говорившим по-французски с непередаваемым английским акцентом, той живой картиной, отразившей на человеческой коже загадочные проделки Водяной Матушки, словом, тем странным персонажем был Питер-Паулюс Браун!
По какому невероятному стечению обстоятельств бывший ножовщик из Шеффилда, страдавший хроническим желудочным расстройством и манией перемещения, оказался в подобном виде и в таком месте, с координатами 5°40' северной широты и 56°40' западной долготы?..
Как ни старался Робен, но ничего не сумел выудить из этого оригинала. Видя, что навигация прервана, а все протесты бесполезны, англичанин замкнулся в себе и сохранял стоическую бесстрастность, которой мог позавидовать последний потомок индейцев арамишо. Впрочем, у инженера и его сыновей хватало забот, чтобы не ломать себе голову над загадкой, рано или поздно разрешимой. Большую пирогу привязали к паровой лодке, и робинзоны взяли курс на свой лагерь, к великой радости Гонде.
Бедняга находился в плачевном состоянии. С разбитым лицом, весь в кровоподтеках, он едва держался на ногах и с трудом отвечал на вопросы.
- Ах! Месье Робен, какое счастье снова встретиться с вами! Со мной так ужасно обращались, избили, обокрали. Ваш сын доверил мне свое имущество, а его отобрали у меня силой. Но мы все найдем, и очень скоро! - Энергия как будто постепенно возвращалась к бывшему каторжнику.
- Послушайте, Гонде, но что же все-таки произошло? Расскажите, не упуская ни одной подробности... Главное, нам нельзя терять ни минуты.
- Сейчас, месье, сейчас... Но прежде позвольте задать вам один вопрос.
- Говорите.
- Вы ведь не подозреваете меня, не правда ли? Вы не допускаете, что я мог что-то украсть у вас, у моего благодетеля? И не ставите под сомнение мою бдительность?
- Нет, Гонде. Мне приходила на ум мысль о катастрофе, за которую вы никак не можете быть в ответе.
- Хотя, по правде говоря, - вмешался Шарль, - ваше исчезновение показалось нам довольно странным.
- Увы, - печально ответил бывший узник, - я могу повторить лишь одно: если оступился один раз, то не можешь больше рассчитывать на доверие честных людей.
- Вы ошибаетесь, мой сын вовсе не думал выражать вам недоверие. Мы имели в свое время достаточно доказательств вашей честности, чтобы теперь приписывать злой умысел.
- Спасибо, месье Робен, спасибо на добром слове. Я отыскал бы вас всех в течение трех дней, если бы грабители не отдали меня этому безумцу, который нещадно отколотил меня и заставил плыть вниз по реке.
Питер-Паулюс, храня презрительное молчание, с вызывающим видом повернулся спиной к европейцам.
- Но кто же вас ограбил?
- Я ничего не могу понять во всей этой истории. Верно только то, что они размалевали англичанина, усадили его в мою лодку и сказали: "Ну, а теперь плавайте на здоровье, мистер Браун, в вашем распоряжении лодка и ее владелец". Он ответил: "Хорошо", - и приказал мне: "Плывите в Сен-Лоран, у меня украли чековую книжку, я должен сделать об этом заявление". Я собирался плыть по заливу, но он страшно разозлился, чуть не до смерти избил меня своими кулачищами. Пришлось спускаться по Марони, под угрозой новой расправы.
- Йес, - соблаговолил произнести Питер-Паулюс. - Мою чековую книжку украли. Все мое состояние попало в руки негодяев. А вы были их соучастником, потому что хотели помешать мне продолжать навигацию. Я имел намерение сделать заявление властям этой ничтожной страны...
- Сэр... - начал было Робен, но его грубо прервали.
- Я есть мистер Питер-Паулюс Браун из Шеффилда, - сухо отрезал краснокожий из Великобритании.
- Ну, хорошо, мистер Питер-Паулюс Браун из Шеффилда, - на отличном английском языке ответил Робен, - прежде всего я призываю вас успокоиться. С вашим богатством ничего не случится, потому что в Сен-Лоране нет банка, к тому же воры не смогут долго использовать вашу подпись... Вот такой совет дает вам от всей души месье Робен, француз, колонист и гражданский инженер.
- Вы - мошенник. Я прикажу повесить вас и всю вашу семейку, когда броненосец Ее Величества прибудет для бомбардировки этой страны.
Инженер звонко расхохотался и, пожав плечами, отвернулся от безумца.
Но Анри выпрямился во весь свой гренадерский рост перед заносчивым англичанином, приложив палец к его разукрашенному киноварью плечу.
- Мистер Браун из Шеффилда, - сказал юноша, слегка побледнев, - я вам настоятельно советую взвешивать слова, а если хотите, то и приказываю. Вы злоупотребили своей силой по отношению к этому человеку, - он указал на Гонде, - и знайте, что по отношению к вам я располагаю такими же аргументами. Чтобы вы не ссылались на плохое знание нашего языка, перевирая или неправильно толкуя сказанное мною, я формулирую свой приказ по-английски.
- Анри, - тихо сказал инженер, - оставь в покое беднягу, быть может, у него от солнца мозги съехали набекрень. К тому же потеря денег и смехотворный облик, который придали ему неизвестные злоумышленники, служат смягчающими обстоятельствами.
Робен повысил голос, обращаясь к Питеру-Паулюсу:
- Мистер Браун, вы - наш гость! Ваша персона священна для нас! Мы готовы угодить любым вашим желаниям...
- Грязная тварь! - пробормотал Гонде. - Он оплакивает потерю состояния и ни единым словом не заикнулся о жене и дочерях, которые попали в лапы бандитов!
Лодка, тянувшая баркас на буксире, причалила к берегу. Мадам Робен услышала последние слова, произнесенные ее мужем и бывшим каторжником. Ее сердце, жены и матери, сжалось. Она даже не обратила особого внимания на экстравагантный вид прибывшего маньяка.
- Бандиты! - воскликнула она. - Женщина, молодые девушки - у них в руках! О! Мой друг, мои дорогие дети, надо вызволить их как можно быстрее!
- Я сам только что узнал об этом прискорбном событии, - заметил Робен. - Надо выяснить у Гонде все, что ему известно о похищении. Мы разработаем план действий и без промедления возьмемся за дело.
- О да! Конечно! Бедная женщина! Бедные дети! В каком ужасном положении они очутились!
Весь отряд вновь расположился в хижине. Двое негров-бони остались часовыми при лодках. А Гонде, удобно устроившись на подвесной койке, долго рассказывал о событиях минувших трех дней.
- Прошли уже сутки, как месье Шарль выехал на разведку в верховья Марони, и двенадцать часов, как вы отправились ему навстречу. Вода в реке угрожающе прибывала, хотя состояние атмосферы никак не объясняло этот резкий подъем ее уровня. До меня донесся глухой взрыв, уж не знаю, чем он был вызван. Похоже, что взорвали очень крупный подземный заряд пороха. Но как проверить это предположение? Кантоны Верхней Гвианы такие пустынные! Кто мог заложить заряд и с какой целью?
- Правда, правда, - поддержал Робен. - Этот взрыв за несколько минут до наводнения заинтересовал нас в высшей степени...
- ...Независимо от опасности, которой нам удалось избежать, и от опустошений, которые вода произвела на золотом прииске, - подхватил Шарль. Разработки теперь надолго станут невозможными. К тому же я боюсь, что большинство рабочих, спасшихся от огня, погибло в воде.
- Как бы там ни было, невзирая на всю невероятность предположения, наши мысли сходятся. Но продолжайте, Гонде, продолжайте! Слушаем вас внимательно. Успех экспедиции зависит от вашей точности.
- Мы расположились перекусить на правом берегу реки. Баркасы прочно стояли на якоре, и для пущей надежности я в каждом еще поставил по человеку. В это время мы увидели европейскую лодку. В ней было восемь человек, а на корме устроен французский балдахин. Четверо негров гребли изо всех сил. Под тентом находился офицер морской пехоты, в полной парадной форме, в сопровождении двух солдат того же рода войск и капитана в одежде военных надзирателей. Еще один пассажир, краснокожий, носил старую шляпу и рубашку.
Ага, сказал я себе, это офицер из гарнизона Сен-Лорана, проводящий, по-видимому, гидрографические работы.
Капитан повернул штурвал, и шлюпка причалила возле наших. Я тотчас ее узнал. То была одна из крупных лодок исправительной колонии, окрашенная в белое, с характерной конструкцией деревянных бортов по типу черепичной укладки. На корпусе еще виднелись черные буквы "С" и "Р", разделенные якорем.
Офицер ступил на берег в нескольких шагах от нас. Лет тридцати пяти, в чине капитана, со значком ордена Почетного легиона. Потом я заметил, что железная решетка, отделявшая гребцов от пассажиров, убрана. Надзиратель, вместо того чтобы собрать и охранять негров с заряженным револьвером, как предписывает инструкция, сошел на берег вместе с капитаном. Я с удивлением констатировал, что оба вооружены до зубов. Каждый носил на поясе револьвер крупного калибра да еще охотничье ружье на плече. Ну, это понятно, если любишь охоту. Но револьвер на маршруте, где нет ни воров, ни диких животных, - это выглядело странным. Однако меня это не касалось, и свои размышления я оставил при себе.
Я поднялся с места и почтительно снял шляпу перед офицером, который прикоснулся пальцем к околышу белой каски.
"У вас есть разрешение? - строго спросил он. - Ваши права на выход... покажите мне их".
Я вытащил из кармана разрешение, выданное старшим начальником, без которого ни одна лодка не имела права покидать территорию исправительной тюрьмы.
Он прочел и спросил:
"Так это вы Гонде?"
"Да, капитан".
"Освобожденный из заключения, совершающий рейсы между Сен-Лораном и Верхней Марони?"
"Так точно, капитан, и осмелюсь сказать, что я честно работаю с тех пор, как искупил свою вину".
"Ну, честно... Еще посмотрим. Мой мальчик, власти внимательно следят за вами. Есть подозрения, что вы активно занимаетесь контрабандой. Ввозите золото без уплаты налога и надуваете казну на восемь процентов".
"Но, капитан, клянусь вам..."
"Хватит! А что в ваших лодках?"
"Товары, привезенные из Европы, - пищевые продукты, сельскохозяйственный инвентарь, техника для добычи золота. Пункт назначения - прииск возле водопада Петер-Сунгу".
"Товары из Европы... Покажите-ка мне ваш груз".
Я должен был повиноваться и подчинился приказу без возражений. Он прочел ваше имя на ящиках и спросил:
"Робен... А это еще кто?"
- Наглец! - в один голос воскликнули возмущенные робинзоны.
- Я повторяю его слова. Он продолжил осмотр и заявил: "Это инструменты английского производства. На них требуется въездная пошлина. Она оплачена?"
"Думаю, что оплачена, поскольку все доставлено сюда на шхуне "Dieux-Merci", так что груз обязательно прошел транзитом через Кайенну".
"Ничего не знаю. Вернее, сомневаюсь в этом. А где владелец?"
"В лесу. Он должен завтра вернуться".
"Мой мальчик, вы плохо играете свою роль, вы очень неумелый контрабандист. Бесполезно ломать комедию. Я вас арестую, а груз подлежит конфискации".
- Но этот человек не имел никакого права! - с негодованием воскликнул Робен. - Ясно, что он не мог служить в нашей армии! Это не офицер, а какой-то негодяй, укравший форму для совершения подлого пиратства!
- Тут я почувствовал, что не могу больше молчать, что готов взорваться. Хотя в положении освобожденных мы всегда находимся под бдительным наблюдением властей, не имеем права ни продавать, ни покупать, ни выезжать, ни возвращаться без разрешения, и хотя мое сопротивление могло повлечь суровое наказание, я решил протестовать, даже если бы не пришлось больше возвращаться в Сен-Лоран, а просить гостеприимства у вас... Но я не успел выполнить свое намерение.
Тот, которого я считал офицером, приставил мне пистолет к груди и громко крикнул. Четверо негров и двое солдат под командой надзирателя кинулись к лодкам и в одно мгновение связали моих перепуганных людей.
Меня взяли последним - запеленали так, что я и пикнуть не мог. Тут произошел странный инцидент, на первый взгляд совсем пустяковый. Моя собака пыталась меня защищать. Она бросалась на капитана с лаем, укусила его за руку и разорвала гимнастерку от локтя до запястья. Он зарядил ружье и сразил бедное животное наповал. Кровь текла у него по руке. Он вытер ее носовым платком, и я отчетливо увидел на коже одну из отвратительных татуировок, так хорошо знакомых всем, имевшим несчастье отбывать каторгу...
* Я лично был знаком с капитаном Вампи и провел с ним немало приятных дней. Мы вместе охотились и ловили рыбу. По моей просьбе он "опьянял" с помощью растения Robinia nicou бухту Рейтер возле Сакуры. Вождь подарил мне большой лук и стрелы. Это самый ценный дар, на какой способен индеец ради своего компе, а я действительно стал товарищем храброго краснокожего. Одна из его жен изготовила для меня прекрасную глиняную посуду, которую я увез во Францию. Вампи крещен, но от полигамии (форма брака, при которой каждый может состоять в браке одновременно с несколькими супругами) не отказывается. (Примеч. авт.)
Индеец воистину не умеет подчиняться иным правилам, кроме своего каприза. Если он полагает, с основанием или без оного, что какое-то обстоятельство может сковать его свободу, то в одно прекрасное утро он решительно трогается с места, в спешке погрузив на пирогу женщин, детей, багаж, котлы, собак, провиант. Он бросает свой участок и устремляется куда глаза глядят, вплоть до созревания урожая. Для него не существует иной заботы, кроме материальной. Котел, кувшин, металлическая пластина для приготовления муки, лук и стрелы - вот его "vade mecum"*, столь же мало обременительное, как у философа Древней Греции.
______________
* Иди со мной (лат.). В смысле: набор необходимого.
Его религия, представляющая собой примитивное манихейство*, приспособлена ко всем условиям кочевой жизни. Он верит в антагонизм добра и зла и делает все, чтобы усмирить злого духа и угодить доброму. Отличаясь заметной склонностью к смирению с судьбой, что роднит его с мусульманским фатализмом, индеец никогда не чувствует себя несчастным. За редкими исключениями, это философски настроенный тип, который старается как можно дольше спать, поменьше работать и побольше пить тафии. В общем, он мягок, а точнее - равнодушен.
______________
* Манихейство (по имени основателя - Мани) - религия, возникшая в Персии в III в. н.э. Представляет собой синтез зороастризма и христианства. В ее основе - зороастрический дуализм, признание двух начал бытия противоборствующих царства света, добра, духа и царства тьмы, зла, материи. (Примеч. перев.)
И напрасно тратили силы миссионеры во все времена, стараясь обратить краснокожих в христианство. Те позволяли крестить себя и свидетельствовали по отношению к "монпе" (mon pere) такое же почтение, какое испытывали ко всем белым. Так и получилось, что лейтенант Вампи, который превратился потом в капитана, стал именоваться Симоном, другой индеец принял имя Жан-Пьера, третий - Поло (Поля)... И все они были крещены не единожды, а многие - по десятку раз...
Объясним, почему это происходит.
Члены гвианского французского клира принадлежат к конгрегации маристов*. Они совершают частые и дальние поездки. И весьма редко какой-то миссионер дважды посещает одно и то же место. Отлично зная, что проповеди завершаются раздачей тафии, пускай и в небольших количествах, краснокожие охотно группируются вокруг священника, которого называют "монпе", и даже сами просят их окрестить, поскольку это неизменно служит поводом к празднику. Ничего не зная о прошлом неофита**, марист проводит с ним обряд посвящения, который лукавый индеец уже выполнял - и часто неоднократно - с другими миссионерами.
______________
* Марист - член религиозной конгрегации, посвященной Деве Марии.
** Неофит - "новообращенец", новый приверженец какой-либо религии или какого-либо учения.
Беседа между Вампи и мистером Брауном быстро бы зачахла, если бы капитан не прикладывался частенько к кувшину, усердно наполнявшемуся Питером-Паулюсом.
Индеец изъяснялся на плохом негритянском языке, европеец - на французском, с англосаксонским прононсом... Оба не понимали друг друга, и с обеих сторон слова превращались в нечто совершенно неразборчивое... Но в сознании капитана Вампи зацепилось несколько английских словечек благодаря контактам с голландцами. Например, понятия "джин", "фунт", "гинея", "шиллинг" были ему знакомы. Питер-Паулюс толковал о пироге и сопровождал свою речь телодвижениями гребца. Вампи отвечал "фунтами" и "флоринами". Вскоре они уразумели друг друга.
Тем временем миссис Арабелла и ее дочери вели бессвязную беседу с индианками, дополняемую жестикуляцией, которая нередко воспринималась в прямо противоположном смысле. Все поражало англичанок в этой удивительной и совершенно непредвиденной ситуации. В ту минуту, когда им хотелось обогатить какой-нибудь значительной мыслью эти бедные мозги или пробудить тонкое чувство в душах убогих созданий, собеседница неожиданно бросалась к бутылке тафии, жадно всасывала огромный глоток, отрывала от своей груди младенца, напичканного молоком, и вливала в желудок маленького беззащитного существа такую дозу спиртного, перед которой отступил бы европеец.
Большинство индианок были некрасивы, но не без претензий. Маленький рост, угловатые фигуры, выступающие скулы, морщинки вокруг глаз делали их малопривлекательными. Но кокетство на берегах тропической реки не менее развито, чем на берегах Сены или Темзы. И юные и старые без исключения носили широкие подвязки на ногах - чуть пониже колена и чуть повыше щиколотки. Эти красные подвязки затягивались настолько туго, что нарушали кровообращение. От повышенного давления икры чудовищно раздувались, вот эта их толщина и служила образцом элегантности.
Поскольку мускулы ног переставали работать и теряли эластичность, передвижение женщин становилось весьма затруднительным. Жертвы варварского обычая ступали на кончиках пальцев, приобретая шаткую и неловкую походку, как у гусыни.
А впрочем, имеем ли право злословить по поводу подвязок и пухлых икр бедных дикарок, которые немногим уступают цивилизованным дамам с их корсетами и шнурованными ботинками...
Между тем мисс Люси, у которой уже два дня страшно чесалась подошва ноги, почувствовала себя совсем плохо и вынуждена была уединиться в хижине настолько невыносимым стал этот странный зуд. Индианка с любопытством последовала за ней. Девушка сняла обувь. Один из пальцев слегка опух, и маленькое розовое пятнышко чуть заметно выступало на белой коже. Еще два таких же пятнышка оказались на подошве ноги.
Зуд нарастал с такой силой, что мисс Люси, невзирая на присутствие нетактичной туземки, принялась ожесточенно скрести свою ногу.
- Не надо чесать. Будет хуже. В ногу забрался клещ. Дайте, я вам помогу с ним управиться.
Девушка не понимала по-креольски, но уловила в словах женщины сочувствие и показала ей пораженную ногу.
- Так и есть, - покачала та головой. - Я это умею. Я уберу клеща.
С помощью булавки она обвела каждую из маленьких точек, а потом вскрыла кожу над ними с такой ловкостью, что Люси ничего не почувствовала. Не прошло и двух минут, как умелая врачевательница показала ей на кончике булавки три маленьких белых пузырька, размером с просяное зерно. Юная англичанка сразу испытала огромное физическое облегчение.
- Подождите немножко, - сказала индианка.
Она вышла из хижины, разыскала курившего соплеменника, отсыпала из его трубки на ладонь немного пепла и вернулась к мисс Люси. После извлечения пузырьков на коже остались три маленькие дырочки. Индианка заполнила каждую табачным пеплом и велела девушке надеть обувь.
- Теперь все в порядке. Вы никогда не ходили босиком. А это злой клещ, он заползает в ноги белого человека. И его бывает много-много. Он делает очень плохо...
Успокоенная этим странным и спасительным вмешательством, мисс Люси уже собиралась поблагодарить импровизированную знахарку, как вдруг, к своему ужасу, заметила, что та сунула себе в рот булавку с таким видом, точно намеревалась ее проглотить.
Но девушка тут же осознала ошибку, увидев, что булавка насквозь прошила нижнюю губу и с тремя или четырьмя другими образовала маленькую стальную бородку.
Чтобы объяснить необходимость булавок для этих добрых людей, щеголяющих в столь незамысловатых костюмах, придется сказать несколько слов о том, что такое "la chique", или клещ, по словам индейцев.
La chique, или puce penetrante (проникающая блоха), представляет собой очень маленькое насекомое, но бесконечно более неприятное, нежели обыкновенная блоха. Главные районы обитания - Антильские острова и Южная Америка, где она встречается повсеместно. Много этих насекомых в песке, пыли, особенно в заброшенных хижинах. Блоха быстро и незаметно проникает между кожей и мышцами, не вызывая при этом никаких неприятных ощущений. Питаясь соками тела, она скоро увеличивается в объеме, достигая размеров горошины. Ее инвазия (или вторжение) обнаруживается к концу второго дня, когда в месте проникновения появляется сильный зуд. Головка и туловище насекомого теперь виднеются лишь черной точкой сквозь прозрачность кожи. Миниатюрный вампир, удобно расположившись в живом организме, вскоре откладывает яйца. Растущая семья очень многочисленна. Юные блохи атакуют ткани, приводят к злокачественным язвам, иногда смертельным; нередко приходится ампутировать пальцы.
Эта болячка частенько поражает босоногих негров и краснокожих, но и те и другие обладают удивительным искусством вырывать маленького монстра из мест внедрения. Но и при всей их способности нет надежной защиты от паразитов, и вовсе не редкость негр или индеец без одной или нескольких фаланг. К тому же ноги туземцев бывают покрыты язвами, называемыми "крабами", и "чауау", которые очень плохо поддаются терапевтическому лечению.
Избавляться от паразитов доверено прежде всего женщинам. И при такой операции булавка - первейший инструмент. Но где же носить эти "хирургические аксессуары", если нет ни футляра, ни подушечки для иголок, ни кармана?.. Проблему разрешили своеобразно. Индианки проделывают в нижней губе сквозное отверстие, которое остается после заживления губы, и вводят в этот своеобразный "футляр" булавки с загнутыми наружу кончиками. Металлические "стебельки" зажаты естественным сокращением ткани и не скользят, а очень забавно вибрируют, когда индианка смеется, говорит или нередко - увы! рыдает.
Женщин нисколько не обременяют эти инородные тела, они едят и пьют, не обращая на них никакого внимания. Присутствие булавок становится для них настолько привычным, что они вынимают их даже без помощи рук, одним движением зубов и языка.
Таково было назначение столь заинтриговавшего мисс Люси процесса во время извлечения паразитов. Стоит лишь заметить, что подобная операция вовсе не страхует европейца от новой напасти такого рода.
Между тем обмен маловразумительными словами и жестами между Питером-Паулюсом Брауном и капитаном Вампи все еще продолжался. Индеец, превратившийся в "голубую макаку" - креольское выражение, означающее крайнюю степень опьянения, - желал немедленно заняться приготовлениями к отъезду. Уже вторично он повторял мистеру Брауну, что имеет своей целью "опьянить бухту", что ему требуется четыре дня для ловли и копчения рыбы, а после этого он вернется и заберет англичанина с его семейством. Но белый собеседник упрямился, как каталонский осел*, не принимая никаких доводов.
______________
* Каталонский осел, т.е. осел из Каталонии, гористой области на северо-востоке Испании, где для перевозки грузов по крутым и узким тропам чаще всего использовались ослы.
- Я хочу уехать сейчас же! Вы понимаете? Сейчас же! Я даю вам много гиней, фунтов, флоринов... даю чек на центральный банк Суринама!
Напрасный труд. Решения индейцев незыблемы. И все, чего мог добиться Питер-Паулюс, продолжая настаивать на своем, - это вообще больше не увидеть капитана Вампи с его племенем. Скрепя сердце англичанин вынужден был принять условия краснокожего и провести на суше еще четыре невыносимых дня.
Галиби уехали. Мистер Браун, сгорая от нетерпения, кое-как высидел уже тридцать шесть часов, деля свое время между вскрытием консервных банок и разжиганием костров.
Он хранил угрюмое молчание и наблюдал не без зависти, как его жена и дочери с аппетитом завтракают и обедают, тогда как он сам, лишенный радостей "навигации", хирел и чах, с глубоким отвращением пережевывая мясную тушенку и рыбу в масле.
Минула половина второй ночи после отъезда индейцев. Очаг светил словно фара. Питер-Паулюс мирно посапывал во сне. Внезапный плеск весел ворвался в его дремотное оцепенение. Мистер Браун вздрогнул и вскочил на ноги, сон тут же слетел с него. Он заорал во всю силу своих легких, допытываясь, кто идет. Весла перестали грести, плеск утих. Трехэтажная ругань зазвучала в ночи: англичанин не любил церемониться. До его слуха донесся хруст ветвей. Огонь заколебался и стал быстро гаснуть от неизвестной причины. Воцарилась полная темнота.
Питер-Паулюс собирался протестовать против грубого и незаконного вторжения в частное жилище, но не успел. Чьи-то жесткие и сильные руки схватили его, опутали веревкой, заткнули рот кляпом.
Затем бесцеремонно поволокли через кустарник и швырнули на дно лодки. Он не в состоянии был ни пошевелиться, ни что-то крикнуть остающимся женщинам, чье положение становилось ужасным. Впрочем, Питер-Паулюс Браун вряд ли много размышлял на эту тему.
Плеск весел возобновился, лодка тронулась с места и закачалась на воде.
"А, все равно, - подумал ошарашенный англичанин, с трудом приходя в себя. - По крайней мере, это - "навигация"..."
ГЛАВА 11
Мытарства Питера-Паулюса. - Как обокрали бывшего каторжника. - Отважный негодяй. - Таинственные появления и исчезновения. - Мистер Браун желает плавать. - Снова капитан Вампи. - Лицом к лицу с вором. - Секундное замешательство. - Бегство мошенника.
Читатель помнит поразительную фразу, произнесенную плывшим вместе с Гонде индейцем в тот момент, когда гвианские робинзоны взяли приступом их лодку. Тем краснокожим, столь причудливо размалеванным краской руку и маслом карапы, говорившим по-французски с непередаваемым английским акцентом, той живой картиной, отразившей на человеческой коже загадочные проделки Водяной Матушки, словом, тем странным персонажем был Питер-Паулюс Браун!
По какому невероятному стечению обстоятельств бывший ножовщик из Шеффилда, страдавший хроническим желудочным расстройством и манией перемещения, оказался в подобном виде и в таком месте, с координатами 5°40' северной широты и 56°40' западной долготы?..
Как ни старался Робен, но ничего не сумел выудить из этого оригинала. Видя, что навигация прервана, а все протесты бесполезны, англичанин замкнулся в себе и сохранял стоическую бесстрастность, которой мог позавидовать последний потомок индейцев арамишо. Впрочем, у инженера и его сыновей хватало забот, чтобы не ломать себе голову над загадкой, рано или поздно разрешимой. Большую пирогу привязали к паровой лодке, и робинзоны взяли курс на свой лагерь, к великой радости Гонде.
Бедняга находился в плачевном состоянии. С разбитым лицом, весь в кровоподтеках, он едва держался на ногах и с трудом отвечал на вопросы.
- Ах! Месье Робен, какое счастье снова встретиться с вами! Со мной так ужасно обращались, избили, обокрали. Ваш сын доверил мне свое имущество, а его отобрали у меня силой. Но мы все найдем, и очень скоро! - Энергия как будто постепенно возвращалась к бывшему каторжнику.
- Послушайте, Гонде, но что же все-таки произошло? Расскажите, не упуская ни одной подробности... Главное, нам нельзя терять ни минуты.
- Сейчас, месье, сейчас... Но прежде позвольте задать вам один вопрос.
- Говорите.
- Вы ведь не подозреваете меня, не правда ли? Вы не допускаете, что я мог что-то украсть у вас, у моего благодетеля? И не ставите под сомнение мою бдительность?
- Нет, Гонде. Мне приходила на ум мысль о катастрофе, за которую вы никак не можете быть в ответе.
- Хотя, по правде говоря, - вмешался Шарль, - ваше исчезновение показалось нам довольно странным.
- Увы, - печально ответил бывший узник, - я могу повторить лишь одно: если оступился один раз, то не можешь больше рассчитывать на доверие честных людей.
- Вы ошибаетесь, мой сын вовсе не думал выражать вам недоверие. Мы имели в свое время достаточно доказательств вашей честности, чтобы теперь приписывать злой умысел.
- Спасибо, месье Робен, спасибо на добром слове. Я отыскал бы вас всех в течение трех дней, если бы грабители не отдали меня этому безумцу, который нещадно отколотил меня и заставил плыть вниз по реке.
Питер-Паулюс, храня презрительное молчание, с вызывающим видом повернулся спиной к европейцам.
- Но кто же вас ограбил?
- Я ничего не могу понять во всей этой истории. Верно только то, что они размалевали англичанина, усадили его в мою лодку и сказали: "Ну, а теперь плавайте на здоровье, мистер Браун, в вашем распоряжении лодка и ее владелец". Он ответил: "Хорошо", - и приказал мне: "Плывите в Сен-Лоран, у меня украли чековую книжку, я должен сделать об этом заявление". Я собирался плыть по заливу, но он страшно разозлился, чуть не до смерти избил меня своими кулачищами. Пришлось спускаться по Марони, под угрозой новой расправы.
- Йес, - соблаговолил произнести Питер-Паулюс. - Мою чековую книжку украли. Все мое состояние попало в руки негодяев. А вы были их соучастником, потому что хотели помешать мне продолжать навигацию. Я имел намерение сделать заявление властям этой ничтожной страны...
- Сэр... - начал было Робен, но его грубо прервали.
- Я есть мистер Питер-Паулюс Браун из Шеффилда, - сухо отрезал краснокожий из Великобритании.
- Ну, хорошо, мистер Питер-Паулюс Браун из Шеффилда, - на отличном английском языке ответил Робен, - прежде всего я призываю вас успокоиться. С вашим богатством ничего не случится, потому что в Сен-Лоране нет банка, к тому же воры не смогут долго использовать вашу подпись... Вот такой совет дает вам от всей души месье Робен, француз, колонист и гражданский инженер.
- Вы - мошенник. Я прикажу повесить вас и всю вашу семейку, когда броненосец Ее Величества прибудет для бомбардировки этой страны.
Инженер звонко расхохотался и, пожав плечами, отвернулся от безумца.
Но Анри выпрямился во весь свой гренадерский рост перед заносчивым англичанином, приложив палец к его разукрашенному киноварью плечу.
- Мистер Браун из Шеффилда, - сказал юноша, слегка побледнев, - я вам настоятельно советую взвешивать слова, а если хотите, то и приказываю. Вы злоупотребили своей силой по отношению к этому человеку, - он указал на Гонде, - и знайте, что по отношению к вам я располагаю такими же аргументами. Чтобы вы не ссылались на плохое знание нашего языка, перевирая или неправильно толкуя сказанное мною, я формулирую свой приказ по-английски.
- Анри, - тихо сказал инженер, - оставь в покое беднягу, быть может, у него от солнца мозги съехали набекрень. К тому же потеря денег и смехотворный облик, который придали ему неизвестные злоумышленники, служат смягчающими обстоятельствами.
Робен повысил голос, обращаясь к Питеру-Паулюсу:
- Мистер Браун, вы - наш гость! Ваша персона священна для нас! Мы готовы угодить любым вашим желаниям...
- Грязная тварь! - пробормотал Гонде. - Он оплакивает потерю состояния и ни единым словом не заикнулся о жене и дочерях, которые попали в лапы бандитов!
Лодка, тянувшая баркас на буксире, причалила к берегу. Мадам Робен услышала последние слова, произнесенные ее мужем и бывшим каторжником. Ее сердце, жены и матери, сжалось. Она даже не обратила особого внимания на экстравагантный вид прибывшего маньяка.
- Бандиты! - воскликнула она. - Женщина, молодые девушки - у них в руках! О! Мой друг, мои дорогие дети, надо вызволить их как можно быстрее!
- Я сам только что узнал об этом прискорбном событии, - заметил Робен. - Надо выяснить у Гонде все, что ему известно о похищении. Мы разработаем план действий и без промедления возьмемся за дело.
- О да! Конечно! Бедная женщина! Бедные дети! В каком ужасном положении они очутились!
Весь отряд вновь расположился в хижине. Двое негров-бони остались часовыми при лодках. А Гонде, удобно устроившись на подвесной койке, долго рассказывал о событиях минувших трех дней.
- Прошли уже сутки, как месье Шарль выехал на разведку в верховья Марони, и двенадцать часов, как вы отправились ему навстречу. Вода в реке угрожающе прибывала, хотя состояние атмосферы никак не объясняло этот резкий подъем ее уровня. До меня донесся глухой взрыв, уж не знаю, чем он был вызван. Похоже, что взорвали очень крупный подземный заряд пороха. Но как проверить это предположение? Кантоны Верхней Гвианы такие пустынные! Кто мог заложить заряд и с какой целью?
- Правда, правда, - поддержал Робен. - Этот взрыв за несколько минут до наводнения заинтересовал нас в высшей степени...
- ...Независимо от опасности, которой нам удалось избежать, и от опустошений, которые вода произвела на золотом прииске, - подхватил Шарль. Разработки теперь надолго станут невозможными. К тому же я боюсь, что большинство рабочих, спасшихся от огня, погибло в воде.
- Как бы там ни было, невзирая на всю невероятность предположения, наши мысли сходятся. Но продолжайте, Гонде, продолжайте! Слушаем вас внимательно. Успех экспедиции зависит от вашей точности.
- Мы расположились перекусить на правом берегу реки. Баркасы прочно стояли на якоре, и для пущей надежности я в каждом еще поставил по человеку. В это время мы увидели европейскую лодку. В ней было восемь человек, а на корме устроен французский балдахин. Четверо негров гребли изо всех сил. Под тентом находился офицер морской пехоты, в полной парадной форме, в сопровождении двух солдат того же рода войск и капитана в одежде военных надзирателей. Еще один пассажир, краснокожий, носил старую шляпу и рубашку.
Ага, сказал я себе, это офицер из гарнизона Сен-Лорана, проводящий, по-видимому, гидрографические работы.
Капитан повернул штурвал, и шлюпка причалила возле наших. Я тотчас ее узнал. То была одна из крупных лодок исправительной колонии, окрашенная в белое, с характерной конструкцией деревянных бортов по типу черепичной укладки. На корпусе еще виднелись черные буквы "С" и "Р", разделенные якорем.
Офицер ступил на берег в нескольких шагах от нас. Лет тридцати пяти, в чине капитана, со значком ордена Почетного легиона. Потом я заметил, что железная решетка, отделявшая гребцов от пассажиров, убрана. Надзиратель, вместо того чтобы собрать и охранять негров с заряженным револьвером, как предписывает инструкция, сошел на берег вместе с капитаном. Я с удивлением констатировал, что оба вооружены до зубов. Каждый носил на поясе револьвер крупного калибра да еще охотничье ружье на плече. Ну, это понятно, если любишь охоту. Но револьвер на маршруте, где нет ни воров, ни диких животных, - это выглядело странным. Однако меня это не касалось, и свои размышления я оставил при себе.
Я поднялся с места и почтительно снял шляпу перед офицером, который прикоснулся пальцем к околышу белой каски.
"У вас есть разрешение? - строго спросил он. - Ваши права на выход... покажите мне их".
Я вытащил из кармана разрешение, выданное старшим начальником, без которого ни одна лодка не имела права покидать территорию исправительной тюрьмы.
Он прочел и спросил:
"Так это вы Гонде?"
"Да, капитан".
"Освобожденный из заключения, совершающий рейсы между Сен-Лораном и Верхней Марони?"
"Так точно, капитан, и осмелюсь сказать, что я честно работаю с тех пор, как искупил свою вину".
"Ну, честно... Еще посмотрим. Мой мальчик, власти внимательно следят за вами. Есть подозрения, что вы активно занимаетесь контрабандой. Ввозите золото без уплаты налога и надуваете казну на восемь процентов".
"Но, капитан, клянусь вам..."
"Хватит! А что в ваших лодках?"
"Товары, привезенные из Европы, - пищевые продукты, сельскохозяйственный инвентарь, техника для добычи золота. Пункт назначения - прииск возле водопада Петер-Сунгу".
"Товары из Европы... Покажите-ка мне ваш груз".
Я должен был повиноваться и подчинился приказу без возражений. Он прочел ваше имя на ящиках и спросил:
"Робен... А это еще кто?"
- Наглец! - в один голос воскликнули возмущенные робинзоны.
- Я повторяю его слова. Он продолжил осмотр и заявил: "Это инструменты английского производства. На них требуется въездная пошлина. Она оплачена?"
"Думаю, что оплачена, поскольку все доставлено сюда на шхуне "Dieux-Merci", так что груз обязательно прошел транзитом через Кайенну".
"Ничего не знаю. Вернее, сомневаюсь в этом. А где владелец?"
"В лесу. Он должен завтра вернуться".
"Мой мальчик, вы плохо играете свою роль, вы очень неумелый контрабандист. Бесполезно ломать комедию. Я вас арестую, а груз подлежит конфискации".
- Но этот человек не имел никакого права! - с негодованием воскликнул Робен. - Ясно, что он не мог служить в нашей армии! Это не офицер, а какой-то негодяй, укравший форму для совершения подлого пиратства!
- Тут я почувствовал, что не могу больше молчать, что готов взорваться. Хотя в положении освобожденных мы всегда находимся под бдительным наблюдением властей, не имеем права ни продавать, ни покупать, ни выезжать, ни возвращаться без разрешения, и хотя мое сопротивление могло повлечь суровое наказание, я решил протестовать, даже если бы не пришлось больше возвращаться в Сен-Лоран, а просить гостеприимства у вас... Но я не успел выполнить свое намерение.
Тот, которого я считал офицером, приставил мне пистолет к груди и громко крикнул. Четверо негров и двое солдат под командой надзирателя кинулись к лодкам и в одно мгновение связали моих перепуганных людей.
Меня взяли последним - запеленали так, что я и пикнуть не мог. Тут произошел странный инцидент, на первый взгляд совсем пустяковый. Моя собака пыталась меня защищать. Она бросалась на капитана с лаем, укусила его за руку и разорвала гимнастерку от локтя до запястья. Он зарядил ружье и сразил бедное животное наповал. Кровь текла у него по руке. Он вытер ее носовым платком, и я отчетливо увидел на коже одну из отвратительных татуировок, так хорошо знакомых всем, имевшим несчастье отбывать каторгу...