Страница:
Затем он взял в руки пятнадцатую страницу. Просмотрел все шесть снимков и отложил листок в сторону. Взял следующую страницу и снова просмотрел ее. Он работал быстро. Ему не нужно было вглядываться в лицо каждого полицейского, потому что перед его мысленным взором тот самый мужчина, появившийся на поле в Бисмарке, вырисовывался достаточно четко. Но на четырнадцатой странице его не оказалось. Равно как и на тринадцатой.
— А вы уверены, что хорошо помните его? — спросил Стивесант.
Двенадцатая страница легла рядом на стол вместе с теми, которые Джек уже просмотрел.
— Уверен, — коротко отозвался Ричер. — Это был он, тот самый полицейский. У него в руке имелся значок, да он сам выглядел, как настоящий полицейский. Ну, такой же, как, например, Бэннон.
Одиннадцатый и десятый лист также не принесли результатов.
— Но я не похож на полицейского, — вставил Бэннон.
Девятый лист тоже оказался отвергнутым.
— Вы смотритесь как самый настоящий полицейский, — кивнул Ричер. — У вас такое же пальто, брюки и ботинки. Да у вас даже лицо, как у заправского копа.
Восьмая страница также оказалась бесполезной.
— И он вел себя как подобает полицейскому, — добавил Ричер.
Седьмая страница последовала за восьмой.
— От него даже пахло как от полицейского.
Шестая и пятая отправились туда же.
— А что он вам сказал? — поинтересовался Стивесант.
Ничего интересного и на четвертой странице.
— Он спросил меня, безопасно ли в церкви на данный момент. Я кивнул и спросил его, что происходит. Он ответил, что, по всей видимости, начались какие-то неприятности. Потом он наорал на меня за то, что я оставил церковь открытой. Настоящий полицейский поступил бы точно так же.
Третья и вторая страница ничего не изменили, и когда Ричер брал в руки последнюю, он уже точно знал, что и на ней не будет фотографии того типа с поля. Он бросил лист рядом с остальными и отрицательно покачал головой.
— Ну ладно, а теперь плохие новости, — начал Бэннон. — Дело в том, что в полиции Бисмарка нет сотрудников, которые пришли в тот день в штатском. Ни единого. И вообще, такое мероприятие они посчитали праздником, а потому все сорок два сотрудника явились в парадной форме. Включая лейтенанта и капитана. Ну, там, белые перчатки и все такое прочее.
— Но тот парень был полицейским Бисмарка, — упрямо повторил Ричер.
— Нет, — покачал головой Бэннон. — Он им не был. В лучшем случае, он пытался выдать себя за такового.
Ричер промолчал.
— И, судя по всему, у него это неплохо получилось, — добавил Бэннон. — Вас, например, ему удалось обмануть. Очевидно, у него оказались подходящими и внешний вид, и манеры.
В комнате снова стало тихо.
— Итак, боюсь, в нашем расследовании пока ничего не изменилось, — продолжал Бэннон. — Мы все еще просматриваем списки бывших сотрудников Секретной службы и ищем преступников среди них. И кто может лучше сыграть роль провинциального полицейского, как не тот ветеран, который сам неоднократно участвовал в подобных мероприятиях и тысячи раз сталкивался с такими вот сельскими стражами порядка?
Глава 15
— А вы уверены, что хорошо помните его? — спросил Стивесант.
Двенадцатая страница легла рядом на стол вместе с теми, которые Джек уже просмотрел.
— Уверен, — коротко отозвался Ричер. — Это был он, тот самый полицейский. У него в руке имелся значок, да он сам выглядел, как настоящий полицейский. Ну, такой же, как, например, Бэннон.
Одиннадцатый и десятый лист также не принесли результатов.
— Но я не похож на полицейского, — вставил Бэннон.
Девятый лист тоже оказался отвергнутым.
— Вы смотритесь как самый настоящий полицейский, — кивнул Ричер. — У вас такое же пальто, брюки и ботинки. Да у вас даже лицо, как у заправского копа.
Восьмая страница также оказалась бесполезной.
— И он вел себя как подобает полицейскому, — добавил Ричер.
Седьмая страница последовала за восьмой.
— От него даже пахло как от полицейского.
Шестая и пятая отправились туда же.
— А что он вам сказал? — поинтересовался Стивесант.
Ничего интересного и на четвертой странице.
— Он спросил меня, безопасно ли в церкви на данный момент. Я кивнул и спросил его, что происходит. Он ответил, что, по всей видимости, начались какие-то неприятности. Потом он наорал на меня за то, что я оставил церковь открытой. Настоящий полицейский поступил бы точно так же.
Третья и вторая страница ничего не изменили, и когда Ричер брал в руки последнюю, он уже точно знал, что и на ней не будет фотографии того типа с поля. Он бросил лист рядом с остальными и отрицательно покачал головой.
— Ну ладно, а теперь плохие новости, — начал Бэннон. — Дело в том, что в полиции Бисмарка нет сотрудников, которые пришли в тот день в штатском. Ни единого. И вообще, такое мероприятие они посчитали праздником, а потому все сорок два сотрудника явились в парадной форме. Включая лейтенанта и капитана. Ну, там, белые перчатки и все такое прочее.
— Но тот парень был полицейским Бисмарка, — упрямо повторил Ричер.
— Нет, — покачал головой Бэннон. — Он им не был. В лучшем случае, он пытался выдать себя за такового.
Ричер промолчал.
— И, судя по всему, у него это неплохо получилось, — добавил Бэннон. — Вас, например, ему удалось обмануть. Очевидно, у него оказались подходящими и внешний вид, и манеры.
В комнате снова стало тихо.
— Итак, боюсь, в нашем расследовании пока ничего не изменилось, — продолжал Бэннон. — Мы все еще просматриваем списки бывших сотрудников Секретной службы и ищем преступников среди них. И кто может лучше сыграть роль провинциального полицейского, как не тот ветеран, который сам неоднократно участвовал в подобных мероприятиях и тысячи раз сталкивался с такими вот сельскими стражами порядка?
Глава 15
Сотрудник из Управления по исследованию проблем охраны и безопасности уже ожидал Стивесанта в приемной, когда троица вернулась в Министерство финансов. Он был одет в вязаный свитер и голубые брюки и выглядел так, словно ему пришлось сбежать прямо из-за стола во время праздничного обеда. Примерно одного возраста с Ричером, он внешне напоминал университетского профессора. Особенно поражали воображение его глаза: мудрые и настороженные, отчего казалось, будто этому человеку пришлось многое повидать и еще больше услышать. Он носил фамилию Суэйн. Стивесант, представив его, сам куда-то исчез. Суэйн повел Ричера и Нигли по коридорам, где те раньше еще не были, и вскоре они очутились в просторном помещении, которое одновременно выполняло роль библиотеки и лекционного зала. У трех стен здесь стояли книжные шкафы, у четвертой — ряд столов с компьютерами и принтерами. Имелась и кафедра, перед которой стояло с дюжину стульев.
— Я слышал о теории, которой сейчас придерживается ФБР, — сразу приступил к делу Суэйн.
— И вы верите в это? — поинтересовался Джек.
Суэйн неопределенно пожал плечами.
— Так верите или нет? — не отступал Ричер.
— Я полагаю, что ее нельзя считать невозможной. С другой стороны, нет особых причин верить в нее. С тем же успехом можно утверждать, что это бывшие сотрудники ФБР. Или даже те, кто сейчас работает у них. Кстати как агентство мы более эффективны, чем они. Может быть, они намеренно решили нас унизить.
— Вы считаете, что нам следует покопаться и в этом направлении?
— А вы ведь брат Джо Ричера, верно?
Джек кивнул.
— Я работал с ним, — добавил Суэйн. — Когда-то.
— И что же?
— Ему нравились случайные наблюдения, из которых можно делать заключения.
— Мне они тоже нравятся, — поддержал его Ричер, — у вас такие имеются?
— Моя работа связана с чистой теорией, — вздохнул Суэйн. — Вы понимаете? Я настоящий исследователь. Даже, я бы сказал, ученый. И потому могу только анализировать.
— Ну и что же?
— Данная ситуация не похожа на все то, с чем мне приходилось сталкиваться ранее. Ненависть здесь очевидна. Видите ли, убийства, особенно политические, могут быть идеологическими или функциональными. Функциональное убийство происходит в том случае, если необходимо отделаться от человека по политическим или экономическим причинам. Об идеологическом убийстве можно говорить, если вы убиваете кого-то из-за того, что ненавидите. В течение многих лет было совершенно бесчисленное количество покушений, связанных с данными причинами. Но нет смысла рассказывать о них, поскольку преступники в результате так ничего и не добились. И конечно, они руководствовались в основном своей безграничной ненавистью. Правда, обычно эмоции скрываются, а злоумышленники действуют, как настоящие конспираторы. Они перешептываются, даже беседуя друг с другом. Нам же достается лицезреть только результат их работы. Однако в нашем случае ненависть выплескивается наружу. Эти люди пошли на большой риск и сделали немало, при этом всякий раз убеждаясь, что их послания достигают нас.
— Каким же будет ваше заключение?
— Мне кажется, что особого внимания заслуживает подготовительная стадия в их работе. Возьмите, к примеру, эти письма. Подумайте о риске, на который пошли преступники. А сколько энергии они потратили на то, чтобы свести риск к минимуму? Они позволили себе огромные затраты именно на раннем этапе. Поэтому, надо полагать, они считали свой план достойным этих затрат.
— И все напрасно, — заметила Нигли. — Армстронг так и не увидел ни одного из их писем. Они зря потратили столько сил и времени.
— В этом можно винить только их невежество, — продолжал Суэйн. — А вы сами были уверены в том, что нам никогда не придется обсуждать проблему угроз с вице-президентом?
— Нет, — призналась Нигли. — И вообще все это меня удивило.
— Вот именно, — кивнул Суэйн. — Все только и делали, что удивлялись. А вот эти парни считали, что их письма сразу же попадут в руки Армстронга. Поэтому я уверен, что у них имеется личная неприязнь к вице-президенту. И они нацелились непосредственно на него, а вовсе не на нас.
— И мы тоже рассчитываем выйти непосредственно на них, а не на кого-нибудь другого, — сказал Ричер. — А что же это за особая причина, вызвавшая такую ненависть?
— Возможно, вы посчитаете меня наивным, — начал Суэйн, — но я не верю в то, что человек который работает у нас или когда-то работал, смог убить еще и тех двоих Армстронгов. Нет, это невозможно.
Ричер пожал плечами.
— Наверное, вы действительно наивны. Впрочем, это вопрос спорный. Да и не в этом дело. Мы убеждены в том, что преступники не работали в вашей системе.
— Почему?
— Из-за отсутствия дефиса в слове «вице-президент» в их послании.
— Дефиса? — переспросил Суэйн и, чуть помедлив, добавил: — Понимаю. Доказательство убедительное, но косвенное, верно ведь?
— Как бы там ни было, мы считаем, что у преступников имеется личная вражда по отношению к Армстронгу.
— Хорошо, но откуда она взялась? Вполне очевидно, что они его терпеть не могут. Им хотелось то насмехаться над ним, то запугать, то заставить помучиться. Просто застрелить его им показалось мало.
— Но кто они такие? Кто может так сильно ненавидеть его?
Суэйн только взмахнул рукой, словно отметая данный вопрос.
— Очевидно, есть что-то еще. Что-то такое, что мы не учли. Сколько всего посланий было получено?
— Шесть, — ответил Ричер.
— Нет, — покачал головой Суэйн. — Их было семь.
— И куда же подевалось седьмое?
— Это Нендик, — пояснил Суэйн. — Я полагаю, что Нендик доставил второе послание, а сам стал третьим. Видите ли, вы разгадали его тайну через сорок восемь часов, а это достаточно короткий срок. Правда, мы бы в любом случае добрались до него, это было неизбежно. Если не уборщики, значит, все дело в пленках. Поэтому мы сами бы выяснили, кто тут замешан. И что бы мы обнаружили? То, что Нендик лишь исполнил роль передатчика. Он сам по себе являлся посланием, и своим состоянием должен был показать, на что способны эти люди. Если предположить, что Армстронг был в курсе событий, он, вероятно, здорово бы испугался.
— Тогда получается, что общее количество посланий — девять, — вставила Нигли. — Аналогично рассуждая, можно расценить убийства в Миннесоте и Колорадо как такие же послания.
— Совершенно верно, — кивнул Суэйн. — Понимаете, что я имею в виду? Повсюду присутствует элемент запугивания. Без него не обошлось ни одного послания. Давайте представим, что мы ничего не скрывали от Армстронга. Итак, получив первое письмо, он начинает волноваться. Затем мы сами получаем письмо, и его волнение усиливается. Тут нам удается выяснить, каким образом доставлено второе сообщение, и вице-президент немного успокаивается. Но дела усложняются, поскольку тут же Нендик становится невменяемым от страха. Затем следует предупреждение о демонстрации уязвимости Армстронга — и тот снова встревожен. Наконец, совершаются два убийства — и вице-президент в ужасе вынужден констатировать, насколько жестоки и беспощадны преступники.
Ричер молчал, уставившись себе под ноги.
— Вы, наверное, скажете, что я слишком усердствую с анализом, — предположил Суэйн.
Ричер покачал головой, не отрывая взгляда от пола.
— Нет, это скорее я недооценил метод анализа. Возможно. Или даже скорее всего. Потому что о чем нам говорят отпечатки большого пальца?
— Это своеобразная насмешка, — ответил Суэйн. — Хвастовство. Загадка. Попытка подразнить вице-президента. Ну, что-то вроде: «Все равно вы меня не поймаете».
— А сколько времени вы работали с моим братом?
— Пять лет. Вернее, я работал у него. Я сказал «с ним» для важности.
— Он был хорошим начальником?
— Великолепным, — подтвердил Суэйн. — И как босс, и просто как человек.
— И он на рабочих собраниях обсуждал случайные наблюдения?
Суэйн кивнул.
— Это было замечательно. Каждый сотрудник мог свободно высказываться и выражать свое мнение.
— А сам он подключался?
— Да. Но очень скромно.
Наконец, Ричер перестал рассматривать пол и взглянул на собеседника.
— Вы говорили, что главная цель преступников — добиться страха. Но потом добавили, что отпечаток пальца должен был выразить насмешку над Армстронгом или что-то вроде того. Значит, далеко не все у них одинаково. Что-то меняется.
Суэйн пожал плечами:
— Ну, подтянуть факты все равно можно. Отпечаток пальца должен вызвать страх перед тем, что мы не сумеем их поймать, например. Другая разновидность страха, но все же страха, понимаете?
Ричер отвернулся и замолчал. Так прошло тридцать секунд, потом минута.
— Я все же докопаюсь до истины, — упрямо заявил он. — Я постараюсь быть таким же, как Джо. Я ношу его костюм. Я спал с его подружкой. Я встречаюсь с его бывшими коллегами. Поэтому я тоже приведу свои очень скромные случайные наблюдения и постараюсь их проанализировать. Ну, точно так же, как в свое время поступал он.
— И что же у тебя имеется на этот счет? — заинтересовалась Нигли.
— Мне кажется, мы упускаем что-то значительное, — пояснил Ричер. — Проходим мимо него и не замечаем.
— Что же это такое?
— В голове вертятся самые жуткие и совершенно неуместные образы. Ну, например, как секретарь Стивесанта занимается своими непосредственными делами, сидя за столом.
— Какими именно делами?
— Мне кажется, что мы совершенно неправильно поняли назначение этого отпечатка пальца. Все время мы полагали, будто они считают, что мы никогда не проследим его происхождение. Но дело в том, что мы жестоко ошибались. Все как раз наоборот: они рассчитывали на то, что мы сразу определим, кому принадлежит этот отпечаток.
— Почему?
— Потому что, как мне кажется, этот отпечаток в чем-то сродни невменяемому состоянию Нендика. Сегодня я случайно познакомился с одним часовщиком, и он поведал мне о том, откуда берется сквален.
— Из печени акул, — напомнила Нигли.
— И с кожи рядом с носом любого человека, — добавил Ричер. — Это то же самое вещество. Короче, когда ты просыпаешься, у тебя вокруг носа успевает за ночь скопиться сквален. У него точно такая же химическая формула.
— И что же?
— А то, что нашим парням не повезло. Представьте себе, что вы выбрали наугад мужчину лет шестидесяти или семидесяти. Велики ли шансы, что хоть раз в жизни у него брали отпечатки пальцев?
— Думаю, что да, — отозвалась Нигли. — Отпечатки берут у всех иммигрантов. Если он коренной американец, его могли призывать в Корею и Вьетнам, а для этого тоже требуются отпечатки пальцев, даже в том случае, если этого человека никуда потом не пошлют. Кроме того, если он хоть раз был арестован или работал в правительственной организации, его отпечатки тоже должны быть в архивах.
— Или трудился в крупной частной корпорации, — добавил Суэйн. — Сейчас очень многие компании ставят такое условие при приеме на работу. Это, в первую очередь, банки, торговые предприятия и так далее.
— Точно, — согласился Ричер. — Итак, вот что я хочу сказать. Я полагаю, что отпечаток большого пальца принадлежит не самим преступникам, а совершенно постороннему лицу, а именно выбранному ими наугад невинному человеку. И этот отпечаток должен был вывести нас на того, кому принадлежал.
В комнате стало тихо. Нигли уставилась на Ричера.
— Но для чего? — спросила она.
— Чтобы мы отыскали еще одного такого же Нендика, — пояснил Джек. — Отпечаток пальца ставился на каждом послании, и тот, кому он принадлежал, сам являлся очередным посланием. Ну, в том смысле, в котором, как нам пояснил Суэйн, посланием был и сам Нендик. Мы должны были определить, кому принадлежит отпечаток пальца и, обнаружив этого человека, увидеть, что он также смертельно напуган и не сможет прояснить ситуацию, поскольку побоится говорить. Поэтому он и будет посланием сам по себе. Но так уж получилось, что у этого человека никогда не брали отпечатков пальцев, а потому нам до сих пор так и не удалось выследить его.
— Но мы получили в общей сложности шесть посланий на бумаге, — заметил Суэйн. — Между первым, доставленным по почте, и последним, подброшенным в дом Фролих, прошло, может быть, двадцать дней. Что же все это значит? Неужели они заранее заготовили все сообщения? Но не слишком ли многое им пришлось планировать загодя?
— Не исключено, что именно так все и было, — кивнула Нигли. — И они могли напечатать десятки вариантов своих сообщений, на каждый случай, который только сумели предвидеть.
— Нет, — покачал головой Ричер. — Я думаю, они печатали их постепенно, по мере развития событий. А отпечаток пальца имели возможность получить в любой момент.
— Каким образом? — удивился Суэйн. — Неужели для этого им пришлось похитить того парня и держать его в заложниках все это время? Но тогда они были бы вынуждены повсюду возить его за собой, куда бы ни направлялись.
— Нет, эта версия не годится, — поморщилась Нигли. — Тогда мы не застали бы его дома, как только нам удалось бы выяснить адрес этого несчастного.
— Он находится у себя дома, — согласился Ричер. — А вот его большой палец — нет.
Никто ему ничего не ответил.
— Включите-ка ваш компьютер, — попросил Ричер. — И запросите у него справку из Центра информации о преступлениях по ключевым словам «большой палец».
На этот раз Бэннон сам пришел к ним. И сейчас они заседали в конференц-зале Секретной службы. Во главе стола сидел Стивесант. Ричер, Нигли и Суэйн расположились с одной стороны стола, а Бэннон — с другой.
— Это какая-то безумная идея, — пожал плечами Бэннон. Что же, по-вашему, они держат его в морозильной камере?
— Возможно, — согласился Ричер. — Нужно только немного дать ему оттаять, затем потереть им кожу возле носа — и можно ставить отпечаток на бумаге. Точно так же, как делает это секретарь Стивесанта своим резиновым штампом. Наверное, со временем палец высыхает, а потому количество сквалена на нем становится немного больше раз от раза, так как тереть его тоже приходится дольше.
— Ну и какие выводы из всего этого можно сделать? — поинтересовался Стивесант. — Если, конечно, допустить, что ваша теория верна.
Ричер поморщился.
— Теперь кое-что меняется в наших предположениях. Я думаю, что отпечатки пальцев обоих преступников имеются в архивах, и им обоим приходилось надевать резиновые перчатки.
— Значит, это два предателя, — заметил Бэннон.
— Совсем не обязательно считать, что они работали у нас, — напомнил Стивесант.
— Тогда попробуйте разумно объяснить мне и другие факты, — ехидно заявил Бэннон.
Никто не стал ему отвечать, и он победно вздернул плечи.
— Ну, что же вы, давайте, выкладывайте свои мысли, — снисходительно добавил он. — У нас имеется что-то около часа. И мне очень не хочется искать преступников там, где их нет. Поэтому попробуйте убедить меня в том, что я ошибаюсь. Докажите, что это независимые и совершенно посторонние граждане, которые просто хотят свести счеты с Армстронгом.
Стивесант многозначительно посмотрел на Суэйна, но тот упорно продолжал молчать.
— А время, между прочим, уходит, — заметил Бэннон.
— Для рассуждений сейчас не слишком подходящая обстановка, — уклончиво заявил Суйэн.
— Что такое? — улыбнулся Бэннон. — Вам нужна трибуна и соответствующая аудитория?
В комнате стало тихо.
— Вы ничего не сможете мне возразить, — продолжал Бэннон. — Я хочу сказать вот что: ну кто он такой, этот ваш вице-президент? Никто. Как там один раз сказали про них: «ведро теплых плевков», что ли?
— Кувшин, — поправил его Суэйн. — Джон Нэнс Гарнет как-то сказал, что вице-президенты не стоят и кувшина плевков. И еще он говорил, что вице-президент — это так бы запасное колесо для правительственного автомобиля. А сам он был первым помощником Рузвельта, между прочим. Джон Адамс называл вице-президента самой незначительной, да и ненужной фигурой в политике, хотя сам являлся первым вице-президентом.
— Ну и кому же могло понадобиться стрелять в запасное колесо или, как вы заметили, в кувшин с плевками?
— Позвольте мне начать с самого начала, — попросил Суэйн. — Чем занимается вице-президент?
— Сидит себе и ждет, когда умрет президент, — не задумываясь, ответил Бэннон.
Суэйн кивнул.
— Кто-то из знаменитостей как-то заметил, что работа вице-президента заключается лишь в том, чтобы ждать. Он ждет, само собой, смерти президента, а также и того, чтобы его еще раз переизбрали, а через восемь лет, глядишь, может быть, он сам станет президентом. Но, чтобы перейти к делу, скажите мне, для чего нужен вице-президент?
— Если бы я это знал! — в сердцах воскликнул Бэннон.
— Его значимость очевидна лишь тогда, когда он является кандидатом, — начал свое объяснение Суэйн. — Его расчетные ресурсы существуют с того дня, когда его начинают финансировать летом, и вплоть до дня выборов. Таким образом, он приносит пользу лишь в течение четырех или — самое большее — пяти месяцев. Начинается все с предвыборной кампании, когда он выступает со своими речами, смысл которых сводится к короткой фразе «выберите меня». К середине лета всем уже успевают порядочно надоесть кандидаты на пост президента, и потому будущий вице-президент вносит в кампанию свежую струю. Неожиданно появляется нечто новенькое, что можно обсудить. Нечто такое, что можно проанализировать. Мы начинаем рассуждать о качествах этого человека, изучаем его прошлое. Мы прикидываем, насколько он вписывается в ряд кандидатов. Вот в чем заключается первоначальная функция вице-президента. Он существует для равновесия и контраста. Если претенденту на пост президента не хватает каких-то качеств, они обязательно найдутся у того, кто выдвинут на пост вице-президента. Он может быть молодым, старым, веселым, занудным, северянином, южанином, туповатым, умницей, жестким, мягким, богатым, бедным.
— Ну, это нам понятно, — нетерпеливо вставил Бэннон.
— Итак, вот он появился, выдвинутый за то, кем является сам по себе, — продолжал Суэйн. — Поначалу для всех нас он представляет собой лишь фотографию в газете и краткую биографию в статье о нем. Он — всего лишь понятие. Некая концепция. Затем он приступает к выполнению своих обязанностей. У него должны быть навыки в участии и проведении предвыборной кампании. Именно здесь он будет играть роль нападающего. Он имеет право произносить в своих речах такие вещи, которые недопустимы для кандидата в президенты. Если в программе партии есть особенно острые моменты, именно будущий вице-президент будет произносить их в своих выступлениях. А кандидат в президенты в это время будет стоять в сторонке и наблюдать за всем этим, как и подобает в данном случае государственному деятелю. Затем происходят выборы. Победивший кандидат в президенты едет в Белый Дом, а вице-президента, так сказать, припрятывают в шкаф. Его задача выполнена. И уже после первого вторника ноября он становится абсолютно бесполезной фигурой.
— И как же Армстронг справился со своей задачей? Достойно?
— Он был великолепен. На самом деле он оказался отрицательной фигурой во время предвыборной кампании, но подсчет голосов этого не отразил, поскольку ему удавалось все время сохранять на лице свою неизменную улыбку. А правда заключается еще и в том, что он абсолютно безгрешен.
— И вы считаете, что он все же сумел наступить кому-то на любимую мозоль во время кампании, за что теперь его хотят убить?
Суэйн кивнул.
— Да, и сейчас я как раз работаю над этой проблемой. Я стараюсь проанализировать каждую его речь, каждый комментарий, а также все его нападки на противника.
— Этот период времени очень важен для нас, — подтвердил Стивесант. — Тут спорить бесполезно. Армстронг был в Палате представителей шесть лет и еще шесть заседал в Сенате, но за это время ни разу не получал подобных писем с угрозами. Вся эта история началась недавно, а потому, вероятно, и связана с событиями последних выборов.
— Да, потому что кроме предвыборной кампании ничего интересного в его жизни не происходило.
— И вы ничего не нашли в его биографии? — удивился Бэннон.
Но Суэйн лишь отрицательно покачал головой.
— Мы уже просмотрели все материалы четырех проверок. Кстати, самую недавнюю проверку проводили вы сами у себя в ФБР, когда он только был выдвинут на пост вице-президента. У нас имеется копия результатов этого исследования, но там нет ничего достойного внимания. Кроме того, у нас есть данные об исследованиях оппозиции на период последних выборов, а также два отчета, составленных в то время, когда его дважды выбирали в Конгресс. Причем те исследователи порылись в его подноготной даже глубже, чем это получилось у вас, но и они не смогли отыскать ничего компрометирующего.
— А что утверждают источники из Северной Дакоты?
— Там тоже пусто, — кивнул Суэйн. — Разумеется, мы успели побеседовать с местными журналистами, которым известно буквально все, но насчет Армстронга они ничего плохого сказать нам не сумели.
— Значит, все дело в предвыборной кампании, — подтвердил свое предположение Стивесант. — Он наверняка кому-то перешел дорогу.
— Кому-то, кто знает все об оружии, которое приобретает Секретная служба, — заметил Бэннон. — Кому-то, кто в курсе скоординированного сотрудничества между ФБР и Секретной службой. Кому-то, кто справедливо полагает, что ни одно письмо, адресованное вице-президенту, не достигнет его, прежде чем его тщательным образом изучит Секретная служба. Кому-то, кто знал, где живет Фролих. Вы слышали что-нибудь о так называемой «утиной проверке»? То есть, если кто-то похож на утку, ходит как утка, крякает как утка, то, скорее всего, это и есть утка.
— Я слышал о теории, которой сейчас придерживается ФБР, — сразу приступил к делу Суэйн.
— И вы верите в это? — поинтересовался Джек.
Суэйн неопределенно пожал плечами.
— Так верите или нет? — не отступал Ричер.
— Я полагаю, что ее нельзя считать невозможной. С другой стороны, нет особых причин верить в нее. С тем же успехом можно утверждать, что это бывшие сотрудники ФБР. Или даже те, кто сейчас работает у них. Кстати как агентство мы более эффективны, чем они. Может быть, они намеренно решили нас унизить.
— Вы считаете, что нам следует покопаться и в этом направлении?
— А вы ведь брат Джо Ричера, верно?
Джек кивнул.
— Я работал с ним, — добавил Суэйн. — Когда-то.
— И что же?
— Ему нравились случайные наблюдения, из которых можно делать заключения.
— Мне они тоже нравятся, — поддержал его Ричер, — у вас такие имеются?
— Моя работа связана с чистой теорией, — вздохнул Суэйн. — Вы понимаете? Я настоящий исследователь. Даже, я бы сказал, ученый. И потому могу только анализировать.
— Ну и что же?
— Данная ситуация не похожа на все то, с чем мне приходилось сталкиваться ранее. Ненависть здесь очевидна. Видите ли, убийства, особенно политические, могут быть идеологическими или функциональными. Функциональное убийство происходит в том случае, если необходимо отделаться от человека по политическим или экономическим причинам. Об идеологическом убийстве можно говорить, если вы убиваете кого-то из-за того, что ненавидите. В течение многих лет было совершенно бесчисленное количество покушений, связанных с данными причинами. Но нет смысла рассказывать о них, поскольку преступники в результате так ничего и не добились. И конечно, они руководствовались в основном своей безграничной ненавистью. Правда, обычно эмоции скрываются, а злоумышленники действуют, как настоящие конспираторы. Они перешептываются, даже беседуя друг с другом. Нам же достается лицезреть только результат их работы. Однако в нашем случае ненависть выплескивается наружу. Эти люди пошли на большой риск и сделали немало, при этом всякий раз убеждаясь, что их послания достигают нас.
— Каким же будет ваше заключение?
— Мне кажется, что особого внимания заслуживает подготовительная стадия в их работе. Возьмите, к примеру, эти письма. Подумайте о риске, на который пошли преступники. А сколько энергии они потратили на то, чтобы свести риск к минимуму? Они позволили себе огромные затраты именно на раннем этапе. Поэтому, надо полагать, они считали свой план достойным этих затрат.
— И все напрасно, — заметила Нигли. — Армстронг так и не увидел ни одного из их писем. Они зря потратили столько сил и времени.
— В этом можно винить только их невежество, — продолжал Суэйн. — А вы сами были уверены в том, что нам никогда не придется обсуждать проблему угроз с вице-президентом?
— Нет, — призналась Нигли. — И вообще все это меня удивило.
— Вот именно, — кивнул Суэйн. — Все только и делали, что удивлялись. А вот эти парни считали, что их письма сразу же попадут в руки Армстронга. Поэтому я уверен, что у них имеется личная неприязнь к вице-президенту. И они нацелились непосредственно на него, а вовсе не на нас.
— И мы тоже рассчитываем выйти непосредственно на них, а не на кого-нибудь другого, — сказал Ричер. — А что же это за особая причина, вызвавшая такую ненависть?
— Возможно, вы посчитаете меня наивным, — начал Суэйн, — но я не верю в то, что человек который работает у нас или когда-то работал, смог убить еще и тех двоих Армстронгов. Нет, это невозможно.
Ричер пожал плечами.
— Наверное, вы действительно наивны. Впрочем, это вопрос спорный. Да и не в этом дело. Мы убеждены в том, что преступники не работали в вашей системе.
— Почему?
— Из-за отсутствия дефиса в слове «вице-президент» в их послании.
— Дефиса? — переспросил Суэйн и, чуть помедлив, добавил: — Понимаю. Доказательство убедительное, но косвенное, верно ведь?
— Как бы там ни было, мы считаем, что у преступников имеется личная вражда по отношению к Армстронгу.
— Хорошо, но откуда она взялась? Вполне очевидно, что они его терпеть не могут. Им хотелось то насмехаться над ним, то запугать, то заставить помучиться. Просто застрелить его им показалось мало.
— Но кто они такие? Кто может так сильно ненавидеть его?
Суэйн только взмахнул рукой, словно отметая данный вопрос.
— Очевидно, есть что-то еще. Что-то такое, что мы не учли. Сколько всего посланий было получено?
— Шесть, — ответил Ричер.
— Нет, — покачал головой Суэйн. — Их было семь.
— И куда же подевалось седьмое?
— Это Нендик, — пояснил Суэйн. — Я полагаю, что Нендик доставил второе послание, а сам стал третьим. Видите ли, вы разгадали его тайну через сорок восемь часов, а это достаточно короткий срок. Правда, мы бы в любом случае добрались до него, это было неизбежно. Если не уборщики, значит, все дело в пленках. Поэтому мы сами бы выяснили, кто тут замешан. И что бы мы обнаружили? То, что Нендик лишь исполнил роль передатчика. Он сам по себе являлся посланием, и своим состоянием должен был показать, на что способны эти люди. Если предположить, что Армстронг был в курсе событий, он, вероятно, здорово бы испугался.
— Тогда получается, что общее количество посланий — девять, — вставила Нигли. — Аналогично рассуждая, можно расценить убийства в Миннесоте и Колорадо как такие же послания.
— Совершенно верно, — кивнул Суэйн. — Понимаете, что я имею в виду? Повсюду присутствует элемент запугивания. Без него не обошлось ни одного послания. Давайте представим, что мы ничего не скрывали от Армстронга. Итак, получив первое письмо, он начинает волноваться. Затем мы сами получаем письмо, и его волнение усиливается. Тут нам удается выяснить, каким образом доставлено второе сообщение, и вице-президент немного успокаивается. Но дела усложняются, поскольку тут же Нендик становится невменяемым от страха. Затем следует предупреждение о демонстрации уязвимости Армстронга — и тот снова встревожен. Наконец, совершаются два убийства — и вице-президент в ужасе вынужден констатировать, насколько жестоки и беспощадны преступники.
Ричер молчал, уставившись себе под ноги.
— Вы, наверное, скажете, что я слишком усердствую с анализом, — предположил Суэйн.
Ричер покачал головой, не отрывая взгляда от пола.
— Нет, это скорее я недооценил метод анализа. Возможно. Или даже скорее всего. Потому что о чем нам говорят отпечатки большого пальца?
— Это своеобразная насмешка, — ответил Суэйн. — Хвастовство. Загадка. Попытка подразнить вице-президента. Ну, что-то вроде: «Все равно вы меня не поймаете».
— А сколько времени вы работали с моим братом?
— Пять лет. Вернее, я работал у него. Я сказал «с ним» для важности.
— Он был хорошим начальником?
— Великолепным, — подтвердил Суэйн. — И как босс, и просто как человек.
— И он на рабочих собраниях обсуждал случайные наблюдения?
Суэйн кивнул.
— Это было замечательно. Каждый сотрудник мог свободно высказываться и выражать свое мнение.
— А сам он подключался?
— Да. Но очень скромно.
Наконец, Ричер перестал рассматривать пол и взглянул на собеседника.
— Вы говорили, что главная цель преступников — добиться страха. Но потом добавили, что отпечаток пальца должен был выразить насмешку над Армстронгом или что-то вроде того. Значит, далеко не все у них одинаково. Что-то меняется.
Суэйн пожал плечами:
— Ну, подтянуть факты все равно можно. Отпечаток пальца должен вызвать страх перед тем, что мы не сумеем их поймать, например. Другая разновидность страха, но все же страха, понимаете?
Ричер отвернулся и замолчал. Так прошло тридцать секунд, потом минута.
— Я все же докопаюсь до истины, — упрямо заявил он. — Я постараюсь быть таким же, как Джо. Я ношу его костюм. Я спал с его подружкой. Я встречаюсь с его бывшими коллегами. Поэтому я тоже приведу свои очень скромные случайные наблюдения и постараюсь их проанализировать. Ну, точно так же, как в свое время поступал он.
— И что же у тебя имеется на этот счет? — заинтересовалась Нигли.
— Мне кажется, мы упускаем что-то значительное, — пояснил Ричер. — Проходим мимо него и не замечаем.
— Что же это такое?
— В голове вертятся самые жуткие и совершенно неуместные образы. Ну, например, как секретарь Стивесанта занимается своими непосредственными делами, сидя за столом.
— Какими именно делами?
— Мне кажется, что мы совершенно неправильно поняли назначение этого отпечатка пальца. Все время мы полагали, будто они считают, что мы никогда не проследим его происхождение. Но дело в том, что мы жестоко ошибались. Все как раз наоборот: они рассчитывали на то, что мы сразу определим, кому принадлежит этот отпечаток.
— Почему?
— Потому что, как мне кажется, этот отпечаток в чем-то сродни невменяемому состоянию Нендика. Сегодня я случайно познакомился с одним часовщиком, и он поведал мне о том, откуда берется сквален.
— Из печени акул, — напомнила Нигли.
— И с кожи рядом с носом любого человека, — добавил Ричер. — Это то же самое вещество. Короче, когда ты просыпаешься, у тебя вокруг носа успевает за ночь скопиться сквален. У него точно такая же химическая формула.
— И что же?
— А то, что нашим парням не повезло. Представьте себе, что вы выбрали наугад мужчину лет шестидесяти или семидесяти. Велики ли шансы, что хоть раз в жизни у него брали отпечатки пальцев?
— Думаю, что да, — отозвалась Нигли. — Отпечатки берут у всех иммигрантов. Если он коренной американец, его могли призывать в Корею и Вьетнам, а для этого тоже требуются отпечатки пальцев, даже в том случае, если этого человека никуда потом не пошлют. Кроме того, если он хоть раз был арестован или работал в правительственной организации, его отпечатки тоже должны быть в архивах.
— Или трудился в крупной частной корпорации, — добавил Суэйн. — Сейчас очень многие компании ставят такое условие при приеме на работу. Это, в первую очередь, банки, торговые предприятия и так далее.
— Точно, — согласился Ричер. — Итак, вот что я хочу сказать. Я полагаю, что отпечаток большого пальца принадлежит не самим преступникам, а совершенно постороннему лицу, а именно выбранному ими наугад невинному человеку. И этот отпечаток должен был вывести нас на того, кому принадлежал.
В комнате стало тихо. Нигли уставилась на Ричера.
— Но для чего? — спросила она.
— Чтобы мы отыскали еще одного такого же Нендика, — пояснил Джек. — Отпечаток пальца ставился на каждом послании, и тот, кому он принадлежал, сам являлся очередным посланием. Ну, в том смысле, в котором, как нам пояснил Суэйн, посланием был и сам Нендик. Мы должны были определить, кому принадлежит отпечаток пальца и, обнаружив этого человека, увидеть, что он также смертельно напуган и не сможет прояснить ситуацию, поскольку побоится говорить. Поэтому он и будет посланием сам по себе. Но так уж получилось, что у этого человека никогда не брали отпечатков пальцев, а потому нам до сих пор так и не удалось выследить его.
— Но мы получили в общей сложности шесть посланий на бумаге, — заметил Суэйн. — Между первым, доставленным по почте, и последним, подброшенным в дом Фролих, прошло, может быть, двадцать дней. Что же все это значит? Неужели они заранее заготовили все сообщения? Но не слишком ли многое им пришлось планировать загодя?
— Не исключено, что именно так все и было, — кивнула Нигли. — И они могли напечатать десятки вариантов своих сообщений, на каждый случай, который только сумели предвидеть.
— Нет, — покачал головой Ричер. — Я думаю, они печатали их постепенно, по мере развития событий. А отпечаток пальца имели возможность получить в любой момент.
— Каким образом? — удивился Суэйн. — Неужели для этого им пришлось похитить того парня и держать его в заложниках все это время? Но тогда они были бы вынуждены повсюду возить его за собой, куда бы ни направлялись.
— Нет, эта версия не годится, — поморщилась Нигли. — Тогда мы не застали бы его дома, как только нам удалось бы выяснить адрес этого несчастного.
— Он находится у себя дома, — согласился Ричер. — А вот его большой палец — нет.
Никто ему ничего не ответил.
— Включите-ка ваш компьютер, — попросил Ричер. — И запросите у него справку из Центра информации о преступлениях по ключевым словам «большой палец».
* * *
— В Сакраменто у нас очень большой филиал, — заметил Бэннон. — Трое агентов и один врач уже задействованы. Через час мы получим всю необходимую информацию.На этот раз Бэннон сам пришел к ним. И сейчас они заседали в конференц-зале Секретной службы. Во главе стола сидел Стивесант. Ричер, Нигли и Суэйн расположились с одной стороны стола, а Бэннон — с другой.
— Это какая-то безумная идея, — пожал плечами Бэннон. Что же, по-вашему, они держат его в морозильной камере?
— Возможно, — согласился Ричер. — Нужно только немного дать ему оттаять, затем потереть им кожу возле носа — и можно ставить отпечаток на бумаге. Точно так же, как делает это секретарь Стивесанта своим резиновым штампом. Наверное, со временем палец высыхает, а потому количество сквалена на нем становится немного больше раз от раза, так как тереть его тоже приходится дольше.
— Ну и какие выводы из всего этого можно сделать? — поинтересовался Стивесант. — Если, конечно, допустить, что ваша теория верна.
Ричер поморщился.
— Теперь кое-что меняется в наших предположениях. Я думаю, что отпечатки пальцев обоих преступников имеются в архивах, и им обоим приходилось надевать резиновые перчатки.
— Значит, это два предателя, — заметил Бэннон.
— Совсем не обязательно считать, что они работали у нас, — напомнил Стивесант.
— Тогда попробуйте разумно объяснить мне и другие факты, — ехидно заявил Бэннон.
Никто не стал ему отвечать, и он победно вздернул плечи.
— Ну, что же вы, давайте, выкладывайте свои мысли, — снисходительно добавил он. — У нас имеется что-то около часа. И мне очень не хочется искать преступников там, где их нет. Поэтому попробуйте убедить меня в том, что я ошибаюсь. Докажите, что это независимые и совершенно посторонние граждане, которые просто хотят свести счеты с Армстронгом.
Стивесант многозначительно посмотрел на Суэйна, но тот упорно продолжал молчать.
— А время, между прочим, уходит, — заметил Бэннон.
— Для рассуждений сейчас не слишком подходящая обстановка, — уклончиво заявил Суйэн.
— Что такое? — улыбнулся Бэннон. — Вам нужна трибуна и соответствующая аудитория?
В комнате стало тихо.
— Вы ничего не сможете мне возразить, — продолжал Бэннон. — Я хочу сказать вот что: ну кто он такой, этот ваш вице-президент? Никто. Как там один раз сказали про них: «ведро теплых плевков», что ли?
— Кувшин, — поправил его Суэйн. — Джон Нэнс Гарнет как-то сказал, что вице-президенты не стоят и кувшина плевков. И еще он говорил, что вице-президент — это так бы запасное колесо для правительственного автомобиля. А сам он был первым помощником Рузвельта, между прочим. Джон Адамс называл вице-президента самой незначительной, да и ненужной фигурой в политике, хотя сам являлся первым вице-президентом.
— Ну и кому же могло понадобиться стрелять в запасное колесо или, как вы заметили, в кувшин с плевками?
— Позвольте мне начать с самого начала, — попросил Суэйн. — Чем занимается вице-президент?
— Сидит себе и ждет, когда умрет президент, — не задумываясь, ответил Бэннон.
Суэйн кивнул.
— Кто-то из знаменитостей как-то заметил, что работа вице-президента заключается лишь в том, чтобы ждать. Он ждет, само собой, смерти президента, а также и того, чтобы его еще раз переизбрали, а через восемь лет, глядишь, может быть, он сам станет президентом. Но, чтобы перейти к делу, скажите мне, для чего нужен вице-президент?
— Если бы я это знал! — в сердцах воскликнул Бэннон.
— Его значимость очевидна лишь тогда, когда он является кандидатом, — начал свое объяснение Суэйн. — Его расчетные ресурсы существуют с того дня, когда его начинают финансировать летом, и вплоть до дня выборов. Таким образом, он приносит пользу лишь в течение четырех или — самое большее — пяти месяцев. Начинается все с предвыборной кампании, когда он выступает со своими речами, смысл которых сводится к короткой фразе «выберите меня». К середине лета всем уже успевают порядочно надоесть кандидаты на пост президента, и потому будущий вице-президент вносит в кампанию свежую струю. Неожиданно появляется нечто новенькое, что можно обсудить. Нечто такое, что можно проанализировать. Мы начинаем рассуждать о качествах этого человека, изучаем его прошлое. Мы прикидываем, насколько он вписывается в ряд кандидатов. Вот в чем заключается первоначальная функция вице-президента. Он существует для равновесия и контраста. Если претенденту на пост президента не хватает каких-то качеств, они обязательно найдутся у того, кто выдвинут на пост вице-президента. Он может быть молодым, старым, веселым, занудным, северянином, южанином, туповатым, умницей, жестким, мягким, богатым, бедным.
— Ну, это нам понятно, — нетерпеливо вставил Бэннон.
— Итак, вот он появился, выдвинутый за то, кем является сам по себе, — продолжал Суэйн. — Поначалу для всех нас он представляет собой лишь фотографию в газете и краткую биографию в статье о нем. Он — всего лишь понятие. Некая концепция. Затем он приступает к выполнению своих обязанностей. У него должны быть навыки в участии и проведении предвыборной кампании. Именно здесь он будет играть роль нападающего. Он имеет право произносить в своих речах такие вещи, которые недопустимы для кандидата в президенты. Если в программе партии есть особенно острые моменты, именно будущий вице-президент будет произносить их в своих выступлениях. А кандидат в президенты в это время будет стоять в сторонке и наблюдать за всем этим, как и подобает в данном случае государственному деятелю. Затем происходят выборы. Победивший кандидат в президенты едет в Белый Дом, а вице-президента, так сказать, припрятывают в шкаф. Его задача выполнена. И уже после первого вторника ноября он становится абсолютно бесполезной фигурой.
— И как же Армстронг справился со своей задачей? Достойно?
— Он был великолепен. На самом деле он оказался отрицательной фигурой во время предвыборной кампании, но подсчет голосов этого не отразил, поскольку ему удавалось все время сохранять на лице свою неизменную улыбку. А правда заключается еще и в том, что он абсолютно безгрешен.
— И вы считаете, что он все же сумел наступить кому-то на любимую мозоль во время кампании, за что теперь его хотят убить?
Суэйн кивнул.
— Да, и сейчас я как раз работаю над этой проблемой. Я стараюсь проанализировать каждую его речь, каждый комментарий, а также все его нападки на противника.
— Этот период времени очень важен для нас, — подтвердил Стивесант. — Тут спорить бесполезно. Армстронг был в Палате представителей шесть лет и еще шесть заседал в Сенате, но за это время ни разу не получал подобных писем с угрозами. Вся эта история началась недавно, а потому, вероятно, и связана с событиями последних выборов.
— Да, потому что кроме предвыборной кампании ничего интересного в его жизни не происходило.
— И вы ничего не нашли в его биографии? — удивился Бэннон.
Но Суэйн лишь отрицательно покачал головой.
— Мы уже просмотрели все материалы четырех проверок. Кстати, самую недавнюю проверку проводили вы сами у себя в ФБР, когда он только был выдвинут на пост вице-президента. У нас имеется копия результатов этого исследования, но там нет ничего достойного внимания. Кроме того, у нас есть данные об исследованиях оппозиции на период последних выборов, а также два отчета, составленных в то время, когда его дважды выбирали в Конгресс. Причем те исследователи порылись в его подноготной даже глубже, чем это получилось у вас, но и они не смогли отыскать ничего компрометирующего.
— А что утверждают источники из Северной Дакоты?
— Там тоже пусто, — кивнул Суэйн. — Разумеется, мы успели побеседовать с местными журналистами, которым известно буквально все, но насчет Армстронга они ничего плохого сказать нам не сумели.
— Значит, все дело в предвыборной кампании, — подтвердил свое предположение Стивесант. — Он наверняка кому-то перешел дорогу.
— Кому-то, кто знает все об оружии, которое приобретает Секретная служба, — заметил Бэннон. — Кому-то, кто в курсе скоординированного сотрудничества между ФБР и Секретной службой. Кому-то, кто справедливо полагает, что ни одно письмо, адресованное вице-президенту, не достигнет его, прежде чем его тщательным образом изучит Секретная служба. Кому-то, кто знал, где живет Фролих. Вы слышали что-нибудь о так называемой «утиной проверке»? То есть, если кто-то похож на утку, ходит как утка, крякает как утка, то, скорее всего, это и есть утка.