Чайлд Ли. Точный расчет

   Они двинулись вперед, поднялись по короткой лесенке и очутились в кухне, одновременно выполнявшей функции столовой. Это помещение могло бы прекрасно смотреться и в загородном доме: сплошь обитое сосновыми досками, с большим столом в одном конце и кухонной утварью — в противоположном. Здесь пахло свежесваренным кофе. Супруги Армстронг сидели за столом с большими чашками ароматного напитка. Перед ними лежали четыре разных газеты. Миссис Армстронг была одета в спортивный костюм. При этом лицо ее так вспотело, словно она только что вышла из тренажерного зала, возможно, расположенного в подвале дома. Похоже, она не собиралась лететь в Орегон вместе с мужем. На ней не было никакого макияжа, а сама женщина выглядела уставшей и чем-то расстроенной, словно события Дня Благодарения коренным образом изменили ее мировоззрение. Сам Армстронг выглядел спокойным, был одет по-домашнему: без галстука, в свежей рубашке и куртке с закатанными по локоть рукавами. Вице-президент изучал передовицы свежих газет — «Нью-Йорк Таймс» и «Вашингтон Пост».
   — Кофе? — предложила миссис Армстронг.
   Ричер кивнул. Женщина встала, прошла к тому месту, где находилась посуда и, сняв с крючков две чашки, наполнила их горячим напитком, после чего вернулась к гостям, неся по кружке кофе в каждой руке. Ричер не смог определить, можно ли было бы назвать миссис Армстронг высокой или нет. Она была одной из тех женщин, которые казались высокими на каблуках и низкими — в домашних тапочках. Она передала чашки гостям без излишних церемоний, а в это время Армстронг наконец оторвался от газет.
   — Мы узнали о несчастье, которое случилось с вашей матерью, — произнесла Нигли. — Поверьте, нам было очень жаль слышать об этом.
   Армстронг понимающе кивнул.
   — Мистер Стивесант предупредил меня, что у вас имеется ко мне приватная беседа.
   — Именно так, — подтвердил Ричер.
   — Может ли при этом присутствовать моя супруга?
   — Все зависит от того, какой смысл вы вкладываете в понятие «приватная беседа».
   Миссис Армстронг взглянула на мужа.
   — Ну, ты сможешь рассказать мне о вашем разговоре позже, перед тем как уедешь. Если, конечно, посчитаешь это необходимым.
   Армстронг снова кивнул и начал демонстративно складывать газеты. Потом он поднялся, подошел к кофеварке и еще раз наполнил чашку.
   — Пойдемте, — предложил вице-президент.
   Они вернулись в коридор с лесенкой, свернули и очутились в боковой комнате. Два телохранителя остались снаружи по обеим сторонам двери. Армстронг окинул их извиняющимся взглядом и закрыл дверь. Комната служила кабинетом, хотя больше напоминала помещение для отдыха. В центре стоял огромный старинный письменный стол, на котором, правда, не обнаружилось даже компьютера. Массивные кресла, обитые кожей, красивые книги на полках, предназначенные, видимо, для того, чтобы любоваться их богатыми переплетами. На полу раскинулся персидский ковер ручной работы, стены обиты деревянными панелями. В комнате приятно пахло свежестью, исходящей из невидимого устройства, дезодорирующего воздух. В глаза бросалась большая фотография на стене, изображавшая существо неопределенного пола, стоящее на громадной льдине. Человек на снимке был одет в длинный пуховик с капюшоном и толстые варежки, доходящие ему до локтей. Меховая опушка капюшона наполовину скрывала лицо неизвестного и, кроме того, оно все равно пряталось за лыжную маску и большие солнцезащитные очки. Одна рука этого непонятного существа была поднята в приветствии.
   — Это наша дочь, — пояснил Армстронг. — Мы с женой попросили ее прислать нам фотографию, потому что очень скучаем без нее, и вот что дочура нам передала. Ей не откажешь в чувстве юмора.
   Он уселся за письменный стол, а Ричер и Нигли устроились рядом в креслах.
   — Мне кажется, что разговор действительно предстоит весьма конфиденциальный, — насторожился Армстронг.
   Ричер кивнул:
   — И в конце нашей беседы, я чувствую, мы все сойдемся на том, что она и должна будет остаться строго конфиденциальной.
   — Что же вы такое задумали рассказать мне?
   — Мистер Стивесант сообщил нам о неких незыблемых правилах, перед тем как допустил сюда, — заговорил Джек.
   — Я начну с того, что сразу же нарушу хотя бы одно из них. Дело в том, что Секретная служба перехватила шесть угрожающих посланий против вас. Первое письмо пришло с почтой восемнадцать дней назад. Еще два аналогичных также были доставлены с почтой, а три поступили через курьеров.
   Армстронг молчал.
   — Похоже, вас это не удивляет, — заметил Джек.
   Армстронг неопределенно пожал плечами.
   — Политика — дело настолько сложное, что приходится переставать удивляться чему бы то ни было.
   — Наверное, вы правы, — тактично согласился Ричер. — И в конце всех шести посланий вместо подписи стоял отпечаток большого пальца. Мы выяснили, кому он принадлежит. Его владельцем оказался старик из Калифорнии. Преступники отрезали ему палец, забрали с собой и использовали в качестве своеобразного штампа.
   Армстронг снова ничего ему не ответил.
   — Второе письмо нашли на письменном столе в кабинете Стивесанта. Через некоторое время нам удалось выяснить, что туда его подбросил один из служащих Секретной службы — некий сотрудник из технического персонала по фамилии Нендик. Неизвестные похитили у него жену, чем вынудили Нендика совершить данный проступок. Он был настолько перепуган, что сболтнет лишнее на допросе и его жену убьют, что перестал реагировать на действительность адекватно и впал в кому. Правда, как мы полагаем, его супруга была мертва уже задолго до этого эпизода.
   Армстронг продолжал молчать.
   — Среди сотрудников Секретной службы есть один ученый-исследователь по фамилии Суэйн. Именно он и сумел сделать важное ментальное заключение. Он высказал предположение, что мы где-то просчитались, и что будто бы сам Нендик является своеобразным посланием. Таким образом, получалось, что до нас дошло семь посланий, а не шесть. Потом мы добавили того парня с отрубленным пальцем из Калифорнии, и у нас получилось восемь посланий. Но это еще не все. Во вторник было совершено два убийства, что означает лишь следующее: нам следует прибавить еще девятое и десятое послания. Были убиты два совершенно не знакомых друг с другом человека, один в Колорадо, другой — в Миннесоте. Но они оба носили фамилию Армстронг, а их убийство должно было служить чем-то вроде «демонстрации вашей уязвимости», как выразились в письме преступники.
   — О нет, только не это, — почти простонал Армстронг.
   — Итого, всего получается, что до нас дошло десять посланий, — подытожил Ричер. — И все они имели целью мучить вас, заставить нервничать, ввести в состояние страха. Правда, вы о них ничего не знали. И вот тогда я подумал, а что если мы до сих пор чего-то не учли, и чего-то недосчитываемся. И знаете что? Мне кажется, я прав. Я даже уверен в том, что посланий должно быть одиннадцать.
   В маленьком кабинете снова воцарилась тишина.
   — И что же должно стать одиннадцатым посланием? — в нерешительности произнес Армстронг.
   — Это нечто такое, что мы упустили их виду, — пояснил Ричер. — Это то, что пришло почтой, адресованной вам, но показалось настолько безобидным для сотрудников Секретной службы, что они не посчитали его угрозой. Видимо, это нечто такое, что для агентов представляло собой что-то нейтральное, а для вас значило гораздо большее.
   Армстронг продолжал хранить молчание.
   — И я думаю, что это послание пришло первым, — не отступал Ричер. — В самом начале, даже перед тем, как встревожились агенты Секретной службы. Мне кажется, это было какое-то напоминание о себе, понятное только вам одному. И поэтому я полагаю, что вы знали о нем все это время. Мне кажется, вы и сейчас знаете, кто за вами охотится и почему.
   — Но ведь получается, что из-за меня погибли совершенно невинные люди, — наконец заговорил Армстронг. — И вы предъявляете мне достаточно серьезное обвинение.
   — Вы хотите сказать, что так ничего и не поняли?
   Вице-президент не отвечал.
   Ричер подался вперед.
   — Самые главные слова вами так и не были произнесены, — стараясь сохранять спокойствие, заговорил он. — То есть, я хочу сказать вам сейчас вот что. Если бы я стоял и раздавал бездомным индейку, и друг кто-то начал стрелять в меня, да так, что кто-то другой погиб, практически бросившись на меня, закрывая меня своим телом и истекая кровью на моих глазах, я бы рано или поздно задался вопросом: а кто они такие, черт возьми?! Какого дьявола им от меня нужно? С какой стати они выбрали меня? Вот какие вопросы должны были прийти в голову любого нормального человека. И я бы задавал их громко и отчетливо, уж поверьте мне. Но вы не стали спрашивать ничего подобного. Мы ведь уже дважды виделись с вами с тех пор. Сначала в подвале Белого Дома, потом, чуть позже, в офисе Секретной службы. Вы много чего нам рассказали. Вы интересовались, пойманы ли преступники или еще нет? Вот о чем вы беспокоились в первую очередь. Но вы не спрашивали, кто они такие, и не интересовались их мотивами. А почему так? Здесь существует только одно логичное объяснение: вы уже все знали сами.
   Армстронг не ответил ему.
   — И мне кажется, что ваша жена тоже знает кое-что, — добавил Ричер. — Вы передали нам, как она сердится на вас за то, что вы подвергаете людей риску. Я не думаю, чтобы она говорила это абстрактно, в общем смысле. Мне кажется, она тоже все знает, а потому считает, что вы должны были рассказать об этому тем, кому полагается.
   Армстронг молчал.
   — Поэтому мне кажется, что сейчас вы чувствуете себя немного виноватым, — продолжал Ричер. — Наверное, именно из-за этого вы сначала согласились сделать заявление по телевидению, а потом неожиданно решили действительно посетить церковную службу. Ну, здесь, видимо, в вас заговорила совесть. А все потому, что вы знали, но никому ничего не рассказали.
   — Но я ведь политик, — начал Армстронг, — а у каждого политика имеется по сотне недоброжелателей, если не больше. И мне было бы и глупо и бессмысленно строить догадки.
   — Чушь! — усмехнулся Ричер. — Никакая политика тут не замешана. Это чисто личное дело. Ваш так называемый политический противник — не более чем местный фермер из Северной Дакоты, культивирующий соевые бобы, которого вы сделали беднее на десять центов в неделю тем, что изменили размеры субсидий. Либо старый чопорный сенатор, за которого вы в свое время отказались голосовать. Любитель соевых бобов мог бы предпринять какие-то сомнительные действия против вас во время предвыборной кампании, а сенатор, скорее всего, дождался бы своего часа и выступил против вас на местном собрании, но не более того. Никто из них не дерзнул бы пойти на то, на что осмелились эти парни.
   Вице-президент молчал.
   — И я вовсе не глупец, — заявил Ричер. — Я серьезно разозлившийся мужчина, на руках у которого умерла женщина, которая была мне очень близка и дорога.
   — Но и я не глупец, — отозвался Армстронг.
   — А мне кажется иначе. Что-то очень неприятное надвинулось на вас из прошлого, но вы почему-то считаете, что имеете право проигнорировать все это и понадеяться на то, что все обойдется само собой. Неужели вы не сознавали, что это все равно случится? Создается такое впечатление, что вы, ребята, просто не смотрите в будущее. Вы посчитали, что стали достаточно известной личностью только потому, что вас избрали сначала в Палату представителей, а потом и в Сенат? Нет, вы ошибались. Простые люди ничего о вас и не знали вплоть до предвыборной кампании, которая прошла этим летом. А вы-то посчитали, что ваши маленькие секреты уже давным-давно стерлись из памяти? Ничего подобного.
   Армстронг молчал.
   — Кто это люди? — потребовал ответа Ричер.
   Армстронг лишь неопределенно пожал плечами.
   — А вы сами как думаете?
   Теперь настала очередь Джека выдержать паузу.
   — Я полагаю, что у вас имеется некая проблема в поведении, — начал он. — Вы достаточно вспыльчивы. Ну, примерно такой же, каким был ваш отец. Мне кажется, что очень давно, еще до того, как вы научились управлять своими эмоциями, случилось так, что от вас пострадали некоторые люди. Только кое-кто из них успел позабыть об этом, а кое-кто — нет. И потому я считаю, что тут все дело заключается в эпизоде из жизни одного человека, когда кто-то поступил по отношению к нему достаточно жестоко. Ну, может быть, при этом были задеты его чувства или самооценка, или произошло нечто такое, что его здорово унизило. И вот эта обида затаилась в человеке очень глубоко. Однако как-то раз он включил телевизор, увидел вас на экране спустя тридцать лет, и давнишняя обида всколыхнула его сердце.
   Долгое время Армстронг сидел молча, не в силах произнести ни слова.
   — Как далеко зашло ФБР в своем расследовании? — наконец спросил он.
   — Они ничего до сих пор не выяснили. Ходят вокруг да около, ищут каких-то несуществующих людей. Мы подобрались к преступникам гораздо ближе.
   — И что же вы намереваетесь предпринять?
   — Я собираюсь помочь вам, — заявил Джек. — Но не потому, что вы заслужили это. Я хочу отомстить за Нендика и его жену, за старика Андретти, двоих невинных людей по фамилии Армстронг, снайпера Крозетти и, в основном, за Фролих, которая была очень близка моему брату. Вы же в данном случае выиграете лишь потому, что будете являться в моем плане чем-то вроде подобного продукта.
   На этот раз тишина длилась особенно долго.
   — И наша беседа останется конфиденциальной? — наконец спросил Армстронг.
   Ричер кивнул.
   — По-другому нельзя. Хотя бы ради меня.
   — Мне кажется, вы замыслили слишком опасный план действий.
   — Что ж, те люди, которые играют с огнем, частенько обжигаются.
   — Но это же закон джунглей.
   — А где, по-вашему, черт возьми, вы живете?!
   Армстронг снова надолго замолчал.
   — Итак, вы сейчас узнаете мою тайну, а я — вашу, — наконец произнес он.
   Ричер кивнул.
   — И после этого мы оба будем жить счастливо.
   И снова тишина. На этот раз пауза длилась целую минуту. Ричер увидел, как на его глазах вдруг исчез Армстронг-политик, а на его месте возник Армстронг-мужчина.
   — Вы во многом заблуждаетесь, — начал он, — но не во всем.
   Затем он нагнулся, отодвинул ящик стола, достал из него мягкий конверт-бандероль и бросил его на стол. Конверт скользнул по гладкой деревянной поверхности и остановился в дюйме от края.
   — Наверное, вот это и должно было быть посланием номер один, — заговорил вице-президент. — Бандероль пришла как раз в день выборов. Наверное, агенты Секретной службы были несколько озадачены, взглянув на ее содержимое, но посчитали, что ничего опасного тут не содержится, а потому передали бандероль мне.
   Конверт оказался ничем не примечательным: таким, в которых люди посылают друг другу почтой маленькие вещички. Адрес тоже был предельно прост: «Бруку Армстронгу, сенатору США, Вашингтон, округ Колумбия», напечатанный на знакомой самоклеющейся этикетке все тем же полужирным шрифтом «Таймс Нью Роман», размер букв — четырнадцать. Бандероль была отправлена из какого-то городка штата Юты 28 октября. По металлическому зажиму-бабочке можно было определить, что конверт открывали и закрывали не менее двух раз. Ричер отодвинул зажим и заглянул внутрь конверта, держа его так, чтобы Нигли тоже смогла увидеть его содержимое.
   В конверте лежала миниатюрная копия бейсбольной биты. Такие мелочи обычно продаются в сувенирных лавках и дарятся на память. Бита была выточена из мягкой породы дерева желтого цвета, отлакирована и имела диаметр ручки примерно в один дюйм. Целиком вся бита должна была бы иметь в длину дюймов пятнадцать, но сувенир кто-то нарочно испортил. Сначала подпилил дерево, а потом просто переломил его, после чего немного нарочно обработал так, чтобы было похоже, будто бита сломалась сама по себе.
   — У меня нет проблем со здоровьем, и я не вспыльчив. А вот мой отец, как вы правильно заметили, этим страдал. Мы тогда жили в маленьком городке в штате Орегон, заброшенном и немноголюдном. В основном люди здесь работали на лесопильных заводах, а жили по-разному. Владельцам лесопилок принадлежали большие дома, бригадиры довольствовались средними, а простые рабочие ютились в хибарах или снимали комнаты. В городке имелась своя школа. Моя мать держала собственную аптеку. На юг по шоссе от нашего городка шли другие, такие же, а к северу тянулись девственные леса. Поэтому мы чувствовали себя так, словно живем на границе цивилизации. В городке изредка совершались преступления, но, в общем, все было не так-то плохо. Иногда кое-кто начинал заниматься проституцией, другие пьянствовали, а в целом это был стандартный провинциальный американский городишко.
   Армстронг немного помолчал, положил руки на стол и некоторое время просто смотрел на них.
   — Мы тогда было восемнадцать, — продолжал он. — Я закончил среднюю школу и собирался отправиться на учебу в колледж. Оставались последние дни перед отъездом. В то время сестра уже жила где-то в другом месте. У ворот у нас был оригинальный почтовый ящик — отец сам смастерил его в форме миниатюрной лесопилки, из тоненьких кедровых дощечек. Как раз, за год до того случая, во время празднования Хэлоуина, кто-то из местных мальчишек разбил этот ящик бейсбольной битой. Ну, вы, наверное, сами знаете, как хулиганы любят покуражиться в праздники, и чем это все, как правило, заканчивается. Мы очень переживали тот случай: все семейство любило этот ящик. Он и в самом деле получился у отца достаточно оригинальным. Однако отец собрался с силами и сделал еще один такой же ящик. Однако теперь он стал одержим идеей постоянно охранять свое творение, и даже оставался несколько раз ночевать возле него.
   — Но дети все равно вернулись, — догадалась Нигли.
   Армстронг кивнул.
   — В конце лета, — подтвердил он. — Они явились на грузовичке и прихватили с собой биту. Это были здоровенные парни. Я не был с ними знаком, хотя видел их в нашей местности пару раз. По-моему, они братья. Ну, такие классические хулиганы и задиры с окраины соседнего города, от которых всегда лучше держаться подальше. Одним ударом они снесли ящик, и тогда отец, увидев такое безобразие, выбежал из дома и началась ссора. Хулиганы стали посмеиваться над отцом, говорить ему разные обидные вещи, оскорблять маму. Ну, например, велели ему позвать ее, мол, мы ей покажем при помощи вот этой биты, как можно хорошенько поразвлечься... Можете себе представить, какими отвратительными жестами они сопровождали свои угрозы и насмешки. Ссора постепенно перешла в драку. Отцу повезло: он удачно нанес обидчикам два удара и победил их. А может быть, его выручила военная сноровка и постоянные тренировки на свежем воздухе. Так или иначе, биту он сломал, скорее всего, о шест, к которому был прикреплен наш почтовый ящик. Я подумал, что на этом инцидент и закончится. Как же я ошибался! Отец приволок откуда-то цепи с замками и приковал мальчишек к дереву так, что они оказались на четвереньках, лицом друг напротив друга. К этому времени отец разъярился до такой степени, что почти не соображал, что происходит вокруг. Подобрав сломанную биту, он начал колотить мальчишек ее обрубком. Я пытался остановить его, но все бесполезно. Потом отец сказал, что сейчас сам покажет этим негодяям, как можно развлечься с ручкой от биты, и они принялись молить его о пощаде. Они плакали и завывали достаточно громко и долго...
   Он снова замолчал.
   — Все это время я находился во дворе, — продолжал Армстронг. — Я просто пытался каким-то образом успокоить отца. Но эти хулиганы смотрели на меня так, будто это не отец, а лично я истязал их! Словно я непосредственно участвовал в пытке, а ведь я лишь невольно стал свидетелем того, как они были опозорены. Да, я действительно все это наблюдал. Ну а что может быть хуже для задиры и забияки, чем оказаться в таком беспомощном положении, да еще знать, что это видит кто-то другой. В глазах мальчишек я замечал только ненависть. Они ненавидели меня, именно меня! Мне даже казалось, что они хотели мне сказать что-то вроде: «Теперь ты видел, как мы были унижены, а потому обязательно умрешь». Да-да, именно так, не меньше.
   — И что же произошло потом? — поинтересовалась Нигли.
   — Мой отец не торопился освобождать их. Он решил оставить их у дерева на ночь, пообещав вернуться утром и продолжить наказание. Мы с ним пошли домой и легли спать, но через час я осторожно прокрался во двор с тем, чтобы отпустить пленников. Однако их там уже не оказалось. Каким-то образом они все же избавились от оков и убежали. Больше я их не видел. Вскоре я уехал учиться в колледж, а по окончании учебы очень редко навещал этот городок.
   — А ваш отец умер.
   Армстронг кивнул.
   — У него были проблемы с давлением, что, в общем, и не удивительно, если учитывать его вспыльчивый характер. Мне бы надо было позабыть об этом эпизоде, но я никак не мог справиться с воспоминаниями. Этот ненавидящий взгляд преследовал меня еще очень долго. Да я до сих пор вижу их глаза, переполненные ледяной ненавистью. Ну, вы, наверное, можете себе представить состояние двух головорезов, которым пришлось пережить подобное унижение. Они, наверное, посчитали, что я совершил какой-то смертный грех лишь потому, что видел, что с ними произошло. Как будто это не отец, а я избивал их. Они продолжали смотреть на меня, а я, не будучи психологом, так и не сумел ничего понять. Однако этот взгляд я не забыл. И когда мне пришла та самая бандероль, я ни на секунду не сомневался в том, кто бы мог мне прислать подобный подарочек. И это несмотря на то, что с тех пор прошло почти тридцать лет.
   — Вам известны их имена? — поинтересовался Ричер.
   Но Армстронг только покачал головой.
   — Нет, мне о них вообще ничего не известно кроме, разве, того, что они жили, скорее всего, в соседнем городке... Ну и что же вы теперь намерены делать?
   — Я знаю лишь то, что мне хотелось бы сделать.
   — Что же это?
   — Я бы с огромным удовольствием сломал вам обе руки и ушел отсюда, чтобы больше никогда с вами не встречаться. Потому что если бы вы рассказали все это еще в день выборов, Фролих сейчас осталась бы жива.
   — Почему же вы промолчали, черт побери? — возмутилась Нигли.
   Армстронг грустно мотнул головой. В его глазах заблестели слезы.
   — Да потому, что я и представить себе не мог, насколько все это серьезно. В самом деле, я говорю вполне искреннее. Клянусь вам здоровьем собственной дочери. Неужели вы сами не понимаете этого? Я только подумал, что они хотели напомнить мне о неприятном эпизоде из моей жизни, не более того. Я посчитал, что они могли как-то отомстить мне и в чем-то скомпрометировать в отношении моей политической карьеры. Но при этом я ни о чем не волновался, потому что не чувствовал себя виноватым перед ними. По-моему, это понятно. Ну зачем бы еще им понадобилось посылать мне эту сломанную игрушечную биту? С той поры прошло целых тридцать лет. Я вырос, и они тоже стали взрослыми мужчинами. Я научился разумно рассуждать, а потому посчитал, что они тоже — люди разумные. Вот почему мне эта выходка показалась просто неуместной и глупой шуткой. И я не сумел разглядеть в ней опасности. Я говорю это вполне серьезно. Конечно, мне было неприятно видеть эту биту, но я огорчался не более часа, а потом почти забыл о ней. Еще некоторое время мне казалось, что они должны были прислать мне еще какое-нибудь не менее глупое послание, как бы в продолжение и развитие данной темы, но ничего похожего не последовало. По крайней мере, я-то сам ничего об этом не знал. А все потому, что никто ничего мне не рассказывал! И я узнаю обо всем только сейчас! Да и то вы успели сказать, что Стивесант запретил вам говорить об этом. А ведь столько людей пострадало, и кто-то даже погиб! Господи, ну почему же никто не счел нужным ввести меня в курс дела? Я бы ничего не стал скрывать, если бы меня просто попросили обо всем подробно рассказать!
   В комнате стало тихо.
   — Выходит, что в чем-то вы правы, а в чем-то — нет, — медленно заговорил вице-президент. — Я знал, кто это и за что они меня преследуют, но только я не знал, что они продолжают свою войну против меня. Я знал только самое начало этой истории, потом мне стал известен и ее конец. Что же касается середины, то я оставался в полном неведении. Но как только у приюта началась стрельба, я сразу все понял. Поверьте мне, я тут же догадался, в чем дело. И все равно испытал невероятный шок. Как будто меня громом сразило. Неужели такого продолжения я мог ожидать? Это же просто безумие. Ну, это все равно, как ты ожидаешь получить гнилым помидором в лицо, а в результате получается так, что на тебя летит ядерная ракета. Мне почудилось, что весь мир в эту минуту словно сошел с ума. Вы хотите обвинить меня в том, что все это время я молчал. Хорошо, я принимаю ваши обвинения, но откуда мне было знать, что эти типы пошли дальше со своими угрозами и даже успели перейти к действиям? Как я мог предвидеть подобное безумие?
   В комнате снова стало тихо.
   — Вот в этом и заключается моя тайна, — кивнул Армстронг. — И я виноват. Но не в том, что совершил какой-то проступок тридцать лет назад, а в том, что не смог предвидеть всех последствий и не предугадал ход развития событий, которые начали очень быстро разворачиваться три недели назад.
   Никто ему ничего не ответил.
   — Как вы считаете, стоит ли мне теперь рассказать все Стивесанту? — спросил вице-президент Джека.
   — Поступайте по своему усмотрению, — пожал плечами Ричер.
   Наступила долгая пауза, в течение которой Армстронг-мужчина постепенно исчез, и его место снова занял Армстронг-политик.