Данливи Дж.. Волшебная сказка Нью-Йорка

нос очки, вглядываясь поверх оправы.
-- Итак миссис Сильвер, готовы ли вы к даче дальнейших
показаний.
-- Можно мне выпить воды.
-- Разумеется, миссис Сильвер, мы вас не торопим.
-- Это все сердце.
-- Вы продолжите, когда почувствуете себя готовой.
-- Я готова.
-- Что вы ощутили в тот день, миссис Сильвер, увидев тело,
выставленное в той комнате в похоронном бюро Вайна.
-- Мне показалось, что я попала в какой-то бродвейский
балаган. А служитель сказал, чтобы я заткнулась.
-- И вы заткнулись.
-- Ну уж нет. Я потребовала, чтобы мне показали Герби. И
тут я увидела его нос. Уж нос-то Герби я где угодно узнаю, вот
я и подошла поближе, чтобы его разглядеть. И увидела это
безобразие.
-- Под этим безобразием, вы, конечно, подразумеваете
покойного мистера Сильвера.
-- Да, вот именно. У меня просто ноги подкосились. Голова
пошла кругом. Это был Герби. Только совершенно, совершенно
чужой, словно какой-нибудь человек в подземке. Я уже
почувствовала, как у меня бородавки вскрываются. Так он меня
потряс.
-- И что же произошло вслед за этим, миссис Сильвер.
-- Я сказала, что вы с ним сделали. А служитель говорит,
это у нас такой люкс. Я сказала, люкс. Это по-вашему люкс. Вы,
говорю, превратили его в шлюху. Тут он и предложил мне
возмещение убытков.
-- И что вы ответили.
-- Что я могла ответить на подобное оскорбление, только
одно -- нет.
-- И служитель извинился перед вами.
-- Нет.
-- Что же он сказал.
-- Он сказал, я буду накачивать тебя формалином, пока ты
не лопнешь, и что он продаст меня в музей уродов, сказал,
перестань тут вонять, паскудная ебаная сука.
-- И что мистер Кристиан сделал после этого.
-- А что ему было делать. Он уже наделал достаточно.
-- Он продолжал вам угрожать.
-- Может продолжал, может пончиками торговал, мне уже было
все равно. Я потеряла сознание. И очнулась в больнице, вся в
бородавках. Да еще меня там успокоительными накачивали.
-- И как вы себя чувствуете с того дня.
-- Какие это чувства, я все равно что в камере пыток. Вот
как я себя чувствую. Я уже восемь раз падала в обморок. Один
раз свалилась прямо в холодильник. Голова все время болит.
После бородавок у меня нервная трясучка. Сердце стало сдавать.
По ночам мне все время чудится лицо Герби, так что спать я
совсем не могу. И с почками что-то случилось, я теперь по
двадцати раз на дню бегаю в туалет. А до этого потрясения мне
двух раз хватало, ну трех, если уж очень понервничаю.
Кристиан озирается по сторонам. Серое небо в окне. В
середине зала суда сидит человек, перебирая пальцами клавиши
машинки, словно играя. Каждое слово записывает. Для вечного
сохранения. Что вы сделали с моим Герби. Ну, попортил, ну что
теперь. Молитесь, чтобы явилось некое чудовищное бедствие и
стерло воспоминания о недавнем кошмаре. Вроде моих воспоминаний
о том, как отец во время одного из его запоев заявил, что любит
угрей. Пусть они даже извиваются на тарелке. Сказал матери, что
покажет ей, как он умеет заботиться о семье. И вернулся средь
ночи. С угрями. С целой коробкой, они, корчась, рассыпались по
всему дому. Отец разбудил меня, чтобы я посмотрел. Мы с
братиком стояли и вопили от страха. А мать лупила отца кулаками
по лицу.
-- Корнелиус Кристиан, займите свидетельское место.
Кристиан восходит по истертым ступеням, убирая рукою назад
красивые пряди волос. Испытывая некий зуд. Блохи, что ли,
скачут по этой палате правосудия. Представитель истца тоже
почесывается. Единственно, чем можно их распугать, это пукнуть
как следует. И навлечь на себя обвинение в покушении на
достоинство суда. Посредством смертельной газовой атаки.
-- Клянетесь ли вы говорить всю правду и ничего, кроме
правды, и да поможет вам Бог.
-- Пожалуй что так.
-- Да или нет.
-- Я что, обязан быть столь категоричным.
-- Да.
-- Но разве это не ущемляет моих демократических прав. Тем
более, что я сию минуту выслушал совершенно беспардонное
вранье.
Судья громко бьет молотком по столу. Одновременно
поворачиваясь и стягивая очки на кончик носа. Чтобы вглядеться
в свидетеля. И спросить.
-- Клянетесь вы или не клянетесь, пожалуйста, ответьте
либо да, либо нет. И больше не позволяйте себе подобных
замечаний у меня в суде. Вы кто в этом деле.
-- Не знаю, по-видимому, бальзамировщик, ваша честь.
-- В таком случае отвечайте на вопрос, клянетесь ли вы
говорить правду.
-- Да, ваша честь. Клянусь говорить правду.
-- Сообщите ваше имя и адрес.
-- Корнелиус Кристиан. Насчет адреса я в настоящий момент
не уверен. Понимаете, квартирную хозяйку застрелили, и там есть
один горбун, который все время приходит за квартирной платой,
хотя в преступлении обвинили ее племянника.
-- Отвечайте на вопрос, каков ваш адрес.
-- Так ведь, судья, я потому и говорил, что мне врать не
хочется. Я не живу, где жил, поскольку меня там окончательно
допекли.
-- А я упеку вас в тюрьму, если немедленно не получу хоть
одного прямого ответа. И я попросил бы представителя ответчика
вместо того, чтобы чесаться, призвать своего свидетеля к
порядку, я не намерен терпеть у себя в суде нелепых выходок
подобного рода, понятно.
-- Да, ваша честь. Но не позволите ли мне указать, что
мистер Кристиан весьма своеобразный молодой человек. Говоря
точнее, он страдает чрезмерным чистосердечием. Он вовсе не
хотел оскорбить кого-либо.
-- Вы хотите, чтобы я оштрафовал вас обоих за неуважение к
суду.
-- Нет, ваша честь.
-- Ну так поговорите с вашим клиентом. Это ведь ваш
клиент.
-- В общем и целом, видимо, да, хотя я познакомился с ним
всего минуту назад.
-- И тем не менее вы сочли возможным заключить, что он
страдает чрезмерным чистосердечием.
-- Эту информацию мне предоставил мой клиент мистер Вайн,
ваша честь.
-- Я вижу, так мы ни до чего не договоримся. Ну-с, мистер
Кристиан, ваше полное имя.
-- Да, ваша честь. Корнелиус Медовиус Кристиан. Родился в
Бруклине, вырос в Бронксе.
-- Родословную докладывать не обязательно. Где вы живете.
-- Ваша честь, нельзя ли мне сообщить вам это в
конфиденциальном порядке. Понимаете, тут еще припуталась
пароходная компания, которая перевозила тело моей жены.
-- О господи, будьте любезны, прекратите это. Что вы себе
позволяете, в конце-то концов. При чем здесь пароходная
компания. Что еще за тело. И какое отношение имеет к делу ваша
жена.
-- Ваша честь, она скончалась на борту корабля. Видимо,
тут и кроется причина того, что я втянул мистера Вайна в эту
неприятную историю. Мне нужно было оплатить счет похоронной
конторы.
-- Возражаю, ваша честь, возражаю. Клиент противной
стороны расходует время суда на не имеющую отношения к делу
болтовню. Я прошу вашу честь установить адрес свидетеля.
-- Не нервничайте, адвокат. И не указывайте мне, что я
должен делать у себя в суде. Суд именно этим и занимается. И вы
тоже, будьте добры, перестаньте чесаться.
-- Приношу свои извинения, ваша честь.
-- Ну хорошо, мистер Кристиан, успокойтесь. Мы понимаем,
что у вас могут иметься причины, по которым вы не желаете
обнародовать ваш адрес, но суд требует, чтобы вы это сделали.
-- Да, ваша честь. Я живу невдалеке от Музея Естественной
истории. Значит, пойдете по Западной авеню Центрального Парка,
знаете, на которой находится Музей города Нью-Йорка. Там еще на
стенах развешаны фотографии пароходов на Гудзоне. Ну вот, и
если вы направитесь в ту сторону.
-- Мистер Кристиан, перестаньте впустую расходовать время
суда. Даю вам последнее предупреждение.
-- Я только объясняю, как легче дойти до моего жилья.
-- Назовите нам улицу и номер дома.
-- А не могу я просто объяснить, как туда добраться.
-- Нет, не можете. И прежде, чем вы продолжите, позвольте
вам заметить, что вы оказываете медвежью услугу и себе, и
своему нанимателю.
-- Это предвзятость, ваша честь.
-- Если вы окажете мне любезность и замолчите, я сам
скажу, что это такое. И кроме того, я оштрафую всех
присутствующих за неуважение к суду, если они немедленно не
перестанут чесаться. Что на вас всех напало. Итак, мистер
Кристиан, без проволочек, ваш адрес.
-- Это угол Сорок Шестой западной и, по-моему, Семьдесят
Шестой улицы, но только на табличке, которая на углу квартала,
написано Семьдесят Седьмая, я так думаю, что это дети
исправили, в шутку.
-- Это еще что за новости.
-- Так ваша честь, я ведь с самого начала и пытался
втолковать вашей чести, что мне, может быть, придется сказать
вам ложь, хотя я-то буду говорить чистую правду.
-- Я намерен предоставить вам последний шанс. В качестве
вашего адреса мы запишем угол Сорок Шестой западной и Семьдесят
Шестой улицы.
-- Но ведь это неправда.
-- Умолкните, это правда. Итак, адвокат, вы можете подойти
к свидетелю и опросить его.
-- Мистер Кристиан, состояли ли вы в штате у мистер Вайна.
-- Видите ли, я как-то заглянул к нему и...
-- Будьте добры, отвечайте на вопрос только да или нет,
этого достаточно.
-- Ну, судя по всему, да. У меня не было ни гроша в
кармане. Я только что сошел с корабля.
-- И чем вы занимались у мистера Вайна.
-- Проверял показания термометров, разводил родственников
усопших по разным покоям, даже бегал за сигаретами для
скорбящих, которые в них нуждались.
-- Это вы готовили тело усопшего, известного вам под
именем мистер Сильвер.
-- Да. Он у нас в задней комнате лежал. Видок у него был,
хуже некуда.
-- А подготовкой других тел вы занимались.
-- Да, конечно. Вместе с Джорджем. Он мне показывал разные
приемчики.
-- Вы имеете в виду методы и процедуры.
-- Да.
-- Так вы сказали, что мистер Сильвер выглядел ужасно.
-- Да. Хотя я чувствовал, что под внешней оболочкой
скрывается облик юноши.
-- Как же вы смогли это почувствовать.
-- Ну, просто сразу было видно, что он человек
одухотворенный. Что, может быть, жизнь была к нему не слишком
добра. Ему приходилось платить подоходный налог, и вероятно,
люди кричали на него поверх заваленного рубашками прилавка,
вообще были с ним нелюбезны. И все такое. Но я сознавал, что
передо мной лишь внешняя оболочка его человеческой сущности.
Что при жизни он, может быть, даже любил классическую музыку.
Адвокат миссис Сильвер хлопает бумагами об стол и
одновременно с этим встает, размахивая по воздуху левой рукой,
а правой скребя подмышкой.
-- Ваша честь, я возражаю против безумного направления,
которое принимает исследование обстоятельств дела. Никто не
способен, взглянув на труп, определить его отношение к
классической музыке.
-- Отклоняется. Нет ничего невозможного в том, что мистер
Кристиан, смог различить в этом человеке нечто большее, чем
просто кожа да кости. Продолжайте.
-- Итак, не могли бы вы сказать нам, мистер Кристиан, на
что были направлены ваши усилия при подготовке тела мистера
Сильвера.
-- Я пытался найти применение великому искусству, в
которое посвятил меня мистер Вайн. Мистер Вайн говорил мне, что
способен прочесть по лицу человека всю историю его жизни. И
что, постигнув ее, ты обретаешь способность показать красоту
его прошлого. Выпавшие ему радостные мгновения. Понимаете,
нужно лишь возвратить на место запавшие глаза. Чтобы они стали
такими, какими были, когда человек ночью на кухне трепал по
голове своего пса, закусывая после просмотра телевизионных
программ стаканом молока и булочкой с корицей. Подобные минуты
являются, быть может, счастливейшими в жизни человека. Я всегда
питал склонность к изучению человеческой природы.
Адвокат миссис Сильвер снова вскакивает, ковыряя левой
рукой в паху. Блохам нравятся укромные уголки.
-- Возражаю, ваша честь. Это совершенно невероятная чушь.
Бессмыслица.
-- Возражение принимается. Пусть адвокат ответчика
объяснит суду, какое отношение имеет мужчина, гладящий пса на
кухне, к принесенной истцом жалобе. Миссис Сильвер обвиняет
ответчика в том, что, размалевав ее мужа до неузнаваемости, он
причинил ей душевную травму.
-- Ваша честь, я только пытаюсь показать, что мистер
Сильвер, представший перед миссис Сильвер, был, в сущности,
лишь омоложенной и более отвечавшей истине версией ее мужа.
Подобно рваному и запачканному живописному полотну, найденному
на чердаке под слоем пыли и затем безупречно восстановленному.
Поверенный миссис Сильвер хлопает себя ладонью по лбу.
Плечи его внезапно белеют, осыпанные низвергшейся перхотью.
-- Возражаю. Ради всего святого, уж не желает ли противная
сторона предположить, что муж миссис Сильвер был грязен, что
его покрывали некие наслоения, и что его, так сказать,
выбросили вон, подобно ненужному сору.
-- Да, именно таково наше предположение. Что касается
мистера Кристиана, то он всего лишь пытался вернуть это
отвергнутое тело в такое состояние, чтобы всякому, кто его
любил, было приятно посмотреть на него, покоящегося на смертном
одре.
Адвокат миссис Сильвер падает в свое кресло и еще три раза
кряду хлопает себя по челу. Новый снежный заряд перхоти.
Оставаясь сидеть, адвокат обеими руками чешется подмышками.
Судья наклоняется, вглядываясь в его неистовое ерзанье.
-- С вами все в порядке, мистер Блиц.
-- Я лишь пребываю во временном ошеломлении, вызванном
последним замечанием противной стороны.
-- Ну-с, если адвокат мистера Кристиана закончил, вы,
возможно, пожелаете провести перекрестный допрос свидетеля.
В глазах Блица загорается некое подобие жизни. На лбу
Кристиана испарина. Стираю ее тыльной стороною ладони. Окна
наливаются серостью. Раскаты далекой грозы. Так и подмывает
выскочить наружу. И дунуть по улицам в Чайна-таун.
-- Итак, мистер Кристиан. Вы производите впечатление
достойного молодого человека.
-- Благодарю вас.
-- До мистера Сильвера вам приходилось бальзамировать
чье-либо тело.
-- Да. Я ассистировал при бальзамировании нескольких тел.
-- А до того вы прошли курс обучения.
-- Нет. Но я был знаком со множеством мальчиков, которые
интересовались диким животным миром, и мы вместе читали книги
по таксидермии. Я научился также свежевать бурундуков и
обрабатывать ондатровые шкурки. Вы желаете, чтобы я продолжал.
-- Да, мистер Кристиан, продолжайте пожалуйста.
Кристиан окидывает взглядом лица людей, набившихся в зал
суда. Ненадолго задерживается на адвокате мистера Вайна,
медленно опускающего лоб на сложенные руки. Вид у него такой,
будто он здорово чем-то расстроен. А у самой задней стены.
Стоит мой толстолицый друг из желтого дома. Рывком раздергивает
пиджак. Из-под которого глядит новое послание.

БЛОХИ

-- Ну так вот, я хотел сказать, что занимался этим в
отроческую пору. Уже после того, как осиротел.
-- И вы, мистер Кристиан, сочли это своего рода курсом
обучения, который позволил бы вам в дальнейшем стать искусным
похоронных дел мастером.
-- Как вам сказать, сдирать с животных шкуру и
изготавливать чучела, это работа, требующая определенного
мастерства.
-- О, я и на минуту не позволил себе предположить, мистер
Кристиан, что эта работа не требует мастерства. Я лишь хотел бы
указать, что к этому, возможно, и сводился весь имеющийся у вас
опыт, перед тем как вы стали бальзамировщиком и принялись
готовить к погребению человеческих существ.
-- Нет, почему же, я изготовил еще чучело каймановой
черепахи. Самой крупной, какую когда-либо отлавливали в
Бронксе. У нее были такие челюсти, что она могла рельсу пополам
перекусить.
-- О. Продолжайте, прошу вас. Не обращайте на меня
никакого внимания, мистер Кристиан. Изумленное выражение на
моем лице есть не более чем свидетельство наслаждения, с
которым я вас слушаю.
-- Ну слава богу, а то я, глядя, как вы скребетесь, решил,
что это у вас от чесотки. И несколько сбился с мысли.
-- Прошу меня извинить. Так лучше. Видите, я засунул руки
в карманы. Ну-с, что там насчет каймановой черепахи.
-- Вам действительно хочется это услышать.
-- Мне хочется услышать лишь то, что по вашему мнению
поможет нам убедиться в наличии у вас опыта по части
погребального дела.
-- Ну, я не хотел бы вводить суд в заблуждение. Просто я
кое-что знал о том, как набивать чучела животных, чтобы они
выглядели совершенно живыми. Однажды мы сделали чучело большой
мокасиновой змеи. И засунули его через окно в парадную прихожую
одного дома, дело было субботним вечером, когда в дом обычно
гости сходились, так они у нас все единого мигом попрыгали из
окошек. Кроме тестя, он был калека, ездил в инвалидном кресле,
и они его выкатили через сетчатую летнюю дверь да так, знаете,
безжалостно, даже открыть ее не потрудились.
Судья, уронив голову на руку в черной мантии. Лупит по
столу молотком, который держит в другой руке.
-- Если кто-нибудь еще раз засмеется, я прикажу очистить
зал суда. Хватит с меня и того, что все вы чешетесь, как
безумные. Можно подумать, вас клопы заедают.
-- Так оно и есть, ваша честь.
-- В таком случае скажите спасибо, что это клопы, а не
мокасиновые змеи. Продолжайте, мистер Кристиан.
-- Да я, собственно, хотел только показать, что способен
изготовить реалистичное и совсем как живое чучело.
Сбоку сидит на скамье джентльмен в собственной судейской
мантии. Он и ведет себя, как судья, лупя кулаком одной руки по
ладони другой, наподобие беззвучного молотка. В процессе
судоговорения. Кто-то тайком открывает коробку с завтраком и
вгрызается в бутерброд. А мистер Блиц покачивается взад-вперед
на каблуках. Выставляя напоказ несколько великоватые
хромированные пряжки на полуботинках. И задирая подбородок,
посылает в мою сторону струю неароматного дыхания.
-- А вы большой любитель розыгрышей, мистер Кристиан.
Пугаете добрых людей до того, что они съезжают с ума и прыгают
в окна.
-- Это неправда.
-- В чем же тогда правда, мистер Кристиан.
-- Видите ли, доброго в них было мало. Скаредные, низкие
люди, которые каждую пятницу усаживались вечером с хайболлами
вокруг стола и играли в бридж. Я был в то время безнадзорным
ребенком. Да и лет мне было не больше двенадцати.
-- И как только вам исполнилось тринадцать, вы больше
ничего такого не делали, мистер Кристиан.
-- Нет, почему же. Делал и немало.
-- О, так расскажите же нам. Что вы там делали. В такой
приятный знойный день хорошо посидеть, послушать разные байки.
-- Вообще-то я не думаю, что они имеют отношение к
данному делу.
-- Напротив, очень даже имеют. Они могут доказать нам, что
вы просто веселый молодой человек, любящий время от времени
посмеяться.
-- Ну, я иногда собирал собачий помет. Сваливал его
кое-кому на веранду и забрасывал палыми листьями.
-- А, так то была осенняя эскапада, мистер Кристиан.
-- Совершенно верно. А потом я поджигал листья и нажимал
кнопку звонка, люди выскакивали из дому и, увидев, что у них
веранда горит, начинали затаптывать листья.
-- То есть, излагая ваш рассказ более вульгарным, если
позволите, языком, эти не в чем не повинные люди в панике
топтали собачье дерьмо.
-- Возражение, ваша честь, возражение. Мистер Блиц не
вправе продолжать эти совершенно ни к чему не ведущие выпады.
Мистер Кристиан ничем не отличался от любого юноши,
подрастающего в замкнутой общине и изводящего соседское
старичье. Я, когда был мальчишкой, запускал соседям живых змей
в трубы отопления, и те падали им на головы с потолка.
Могучий раскат грома, вспышка молнии. Люди в зале суда
пригибают головы. Дождь барабанит по стеклам. Сгущается
темнота. Загорается свет. Мой толстолицый друг ухмыляется и
покачивает вверх-вниз головой -- да, да. Публика продолжает
чесаться, а мистер Блиц наставляет палец на Кристиана.
-- Не в том ли состоит правда, мистер Кристиан, что мысль
разукрасить мистера Сильвера на манер какой-нибудь карнавальной
вертихвостки показалась вам дьявольски забавной. И единственно
потому, что вид доведенных до ярости людей доставляет вам
чрезвычайное удовольствие. Вам захотелось посмотреть, как
ничего не подозревающая женщина переживет самое сокрушительное
из выпавших ей в жизни испытаний. Да вы еще и пригрозили, что
набальзамируете ее.
-- Я думал, что это ее успокоит.
-- Успокоит. Стало быть, в качестве успокоительного
средства вы предлагаете людям бальзамирование.
-- Некоторых оно погружает в вечный покой.
-- О, люди, сидящие в зале суда, могут покатываться со
смеху, мистер Кристиан, но мне это смешным вовсе не кажется.
Накачаю тебя формалином. Толкану разъездному музею уродов.
Перестань вонять, паскудная ебаная сука. Вы произносили эти
слова, мистер Кристиан, чтобы успокоить миссис Сильвер.
-- Я думал, что крепкие выражения смогут ее отвлечь.
-- Отвлечь.
-- Ну хорошо, это слово вырвалось у меня случайно.
-- Мне представляется, что не одно только это слово, но и
множество иных, мистер Кристиан. В том числе и накачаю тебя
формалином. И толкану музею уродов. Этим вы полагали отвлечь
миссис Сильвер.
-- Я полагал, что это сможет благотворно сказаться на ее
поведении.
-- Ах, на ее поведении.
-- Да, она вела себя безобразно.
-- Вам ли судить об этом, мистер Кристиан. Человеку,
разбрасывающему собачье дерьмо по верандам добропорядочных
граждан.
-- Вы не смеете ссылаться на эти факты. Я поведал о них
суду доверительным образом.
-- Смею, мистер Кристиан, разумеется смею. Вы же посмели
выставить останки мистера Сильвера на посмешище и до конца
жизни изуродовать воспоминания миссис Сильвер о муже. Я, видите
ли, не смею. Еще как смею. Больше того, я смею надеяться, что
ваши дерьмовые выходки будут красоваться в заголовках газет от
побережья до побережья.
-- Довольно, адвокат.
-- Но ваша честь, мистер Кристиан сам ознакомил нас со
своими разудалыми похождениями.
-- Прошу вас ограничиться рамками перекрестного допроса.
-- Очень хорошо. Мистер Кристиан. Кто вы такой.
-- Прошу прощения.
-- Я спрашиваю, кто вы. Некоторое время назад вы назвали
себя сиротой.
-- Я Корнелиус Медовиус Кристиан, из бруклинских
Медовиусов и бронксовских Кристианов, морем приплывших сюда из
Европы.
-- Понятно. Происхождение, осмелюсь сказать, не весьма
почтенное.
-- Мои родители были впавшими в бедность, добронамеренными
людьми, гордившимися теми возможностями, которые предоставила
им эта страна. А вас с вашими вульгарными издевками они не
сочли бы достойным даже презрения.
-- Насколько я понимаю, нам предстоит вкратце ознакомиться
с известными вам крепкими выражениями.
-- И ровно через секунду ты, раболепный, пакостный пердун,
вылетишь у меня из этого зала через окно.
-- Вот это уже на что-то похоже, полный букет. Нет, прошу
вас, ваша честь, пусть мистер Кристиан продолжает.
-- Адвокат, вы нанесли мистеру Кристиану оскорбление. Если
он вам накостыляет, я сочту его поступок не более чем
непосредственным осуществлением правосудия. И оштрафую вас за
неуважение к суду, поскольку вы вынудили его прибегнуть к
кулачной расправе.
-- Ваша честь, подобным образом судебных заседаний не
ведут.
-- Уж не вы ли, грошовый пакостный адвокатишка,
намереваетесь учить меня вести судебное заседание.
-- Нет, ваша честь. Фу-ты, ну-ты, оказывается, это я
кругом виноват. Простите, мне необходимо принять одну из моих
сердечных пилюль. Господи, как паршиво я себя чувствую. Я хотел
сказать, что с моим клиентом обошлись здесь несправедливо. Вот
перед вами молодой человек, рассказавший, как он изготавливал
чучела черепах. Как он разбрасывал собачье дерьмо по верандам
честных граждан. Едва успевшим распробовать курочку, которую
они сварили себе на обед. Как он подбрасывал ядовитых змей
людям, собравшимся для игры в бридж. В тот самый миг, когда
кто-нибудь играл, быть может, большой шлем. И вот перед вами я,
обвиненный в неуважении к суду лишь за то, что этот человек
принимается размахивать кулаками, когда ему приходит в голову
такая фантазия. Это что же, одна из наших новых свобод.
Способных губительно сказаться на всем нашем образе жизни. Вот,
стало быть, до чего докатился наш город. Где уже и травка,
растущая в ящике под окном, не чувствует себя в безопасности.
Где даже мертвому телу остается рассчитывать лишь на удачу. К
чему же тогда всю жизнь бороться, если за гробом вас ожидает
самое большое за всю вашу жизнь оскорбление. От какого-то
уборщика туалетов. Никакие полмиллиона долларов никогда не
искупят для миссис Сильвер того ужаса, который ежедневно и
ежеминутно преследует ее наяву и во сне. И что за страшная
мысль. Ведь когда она умрет, то же самое может случиться и с
нею. Тяжким бременем ложится на бедную вдову эта изматывающая
ее нервы тревога. Ведь и ее могут засунуть в ящик, словно
какую-нибудь грошовую шлюху из темного переулка. И это в то
время, когда ей только бы и радоваться жизни. Когда и на нее,
наравне с другими ее вдовыми подругами, снизошло наконец
блаженство счастливого покоя, когда муж уже не приходит домой,
хватаясь руками за голову от деловых забот. Когда ее еще
моложавое тело могло бы покрываться золотистым загаром на
лучших пляжах береговых отелей Флориды. Раскинувшихся там, где
лежало некогда множество осушенных ныне болот. И где она тоже
могла бы лежать, погрузившись в мечтательные мысли о доме, в
котором ей предстоит скоротать остаток дней. В котором
единственной ее сердечной заботой была бы забота о том, где
отыскать подходящие антикварные вещи, способные облагородить
эту крепость, воздвигнутую ею в раю. Вместо того, чтобы
мучиться здесь. В пропыленном, кишащем клопами зале суда. Во
время страшной грозы. Вот, значит, что получила она от мужа за