— Думаю, вам здесь нечего делать. — Ева приблизилась вплотную к Кэтрин, которой пришлось посмотреть вверх, чтобы увидеть глаза польки. Она чувствовала себя застигнутой врасплох. Ей пришлось плотно обхватить себя руками, чтобы не распахнулся халат. Кэтрин собралась с духом:
— А вам?
— Я здесь работаю. На мистера Торпа. И не таким образом, как вы…
— Что вы себе позволяете?
— Извините… Мой английский… Видимо, мои слова прозвучали…
— Всего хорошего. — Кэтрин собрала всю волю в кулак и повернулась к Еве спиной. Она потянулась к дверной ручке, опасаясь, что ее остановят. Но этого не произошло. Кэтрин открыла дверь и вышла на лестничную площадку.
Ева последовала за ней. Она достала из кармана передника ключи и быстро закрыла дверь на оба замка. Затем догнала Кэтрин на лестнице.
— Вам не следовало заходить в эту комнату.
Кэтрин не ответила. Она продолжала спускаться нарочито медленно.
— Существование этой комнаты — секрет. Государственная тайна. Разве мистер Торп вам не говорил об этом?
Кэтрин снова ничего не сказала. Она дошла до балкона и повернулась к Еве. Та стояла, возвышаясь над американкой почти на голову. Кэтрин непроизвольно приняла оборонительную позу. Судя по всему, Ева поняла это. По ее тонким губам пробежало подобие улыбки. Голосом учителя, выговаривающего нашкодившему ученику, она сказала:
— В моей стране вас расстреляли бы за шпионаж.
— Сейчас мы не в вашей, а в моей стране.
Ева, казалось, на секунду задумалась:
— Да. Но я обязана доложить.
— Делайте, черт возьми, все, что вам угодно. — Кэтрин быстро прошла мимо польки в свою спальню. Она закрыла дверь, посмотрела в глазок и очень близко от себя увидела лицо экономки, уставившейся на дверь спальни. Немного подумав, Кэтрин с силой щелкнула задвижкой.
Кэтрин села на краешек кровати. Она была в ярости. Как ее унизили! Никогда больше она не будет заниматься любовью в этой квартире. А лучше всего, если ноги ее больше здесь не будет. Взгляд Кэтрин остановился на бутылке «Принцесса Гави», стоящей на ночном столике. Она зубами вытащила пробку, налила вино в бокал с тонкой ножкой и залпом осушила его, затем опустилась в шезлонг и закрыла глаза. Нужно все обдумать. Нет, пожалуй, не приходить сюда вообще — это уж слишком. В конце концов, Питеру-то она может доверять. Кроме того, ее разбирает любопытство. Ведь намекал же ей О'Брайен, что находит самого Питера и то, чем он занимается, немного странным.
Нет, ко всему этому должен быть ключ. Главный ключ, открывающий все двери, все замки, все сейфы. А там, внутри, — тайны и шифры, останки людей и скандалы. Создается такое впечатление, что об этом ключе известно всем: О'Брайену, Питеру, Джеймсу Аллертону, сестре Энн, ее жениху Николасу Уэсту… О нем известно ее отцу, известно полковнику Карбури. Эта тайна похожа на семейный секрет, о котором взрослые ничего не говорят детям, но те все равно на эмоциональном уровне ощущают факт его существования. Сегодня вечером будет семейный совет, и сегодня маленькая Кейт обо всем узнает.
15
Питер Торп вошел в бар, расположенный на втором этаже «Университетского клуба», и подошел к стойке.
— Добрый вечер, Дональд.
— Добрый вечер, мистер Торп, — улыбнулся бармен.
— Извините за случившееся.
— Что вы, нет проблем.
— Помню, я смотрел на себя вон в то зеркало… И вдруг почувствовал, что меня подхватило страшным ураганом… Правда, другие посетители этого урагана не заметили.
Бармен рассмеялся:
— Что будете пить?
— Только минеральную.
Бармен опять рассмеялся и налил в стакан «Перье». Торп подтянул к себе «Таймс» и пробежал глазами по заголовкам.
— Боже мой, сколько убийств в этом городе! Ужасно.
— Да. Но в большинстве случаев и убийцы, и жертвы — знакомые люди. Вы знали это? Кстати, в основном это всякие «банджос» и «бонгос».
— «Банджос» и «бонгос»?
Дональд усмехнулся, протирая стакан.
— Ага. — Он взглянул на помощника официанта, убирающего грязную посуду. У того была явно латиноамериканская внешность. — Черномазые и пуэрториканцы. «Банджос» и «бонгос». — Он подмигнул.
Торп улыбнулся в ответ.
— У вас, Дональд, богатый словарный запас. Ваше здоровье. — Он поднял свой стакан. — Кстати, нет ли у вас каких-либо данных в отношении человека по имени Карбури? Должен был остановиться здесь, но…
Дональд быстро провел пальцем по стопке карточек.
— Нет, нету.
— Англичанин. Пожилой, высокий, худощавый, с усами.
— А, Эдвардс. Частенько заходит сюда.
— Он здесь примерно со среды?
— Да, да. Эдвардс. — Он снова просмотрел карточки. — Номер 403. Был здесь десять-пятнадцать минут назад. Выпил и ушел.
— На нем был смокинг?
Дональд почесал в затылке.
— Нет… Нет, он был в твидовом пиджаке. — Судя по всему, Дональд только что заметил на Торпе вечерний костюм.
— Идете на вечеринку, мистер Торп?
Питер свернул газету.
— Дональд, вы когда-нибудь слышали об УСС?
Бармен отрицательно покачал головой.
— Вторая мировая война, — подсказал Торп.
В глазах Дональда была пустота.
— А о КГБ? О МИ-6? — спросил Питер.
— КГБ… А, конечно, русские шпионы. МИ-6.. Что-то знакомое.
— А СС?
— Да, знаю, это нацисты.
Торп улыбнулся:
— Никогда не задумывались?
— О чем?
— Ну, о жизни. О героях и предателях. О добре и зле, о закатившейся славе, о жертвах, о долге, о чести, о своей стране, о памяти человеческой… Память не всегда добра, Дональд.
Этот поворот в разговоре Дональду не понравился.
— Да-а.
— Сегодня вечер в честь ветеранов УСС. Управления стратегических служб, предшественника ЦРУ. — Торп показал на первую полосу газеты. — Вот туда и собираюсь. Там они будут вспоминать. Они помнят слишком много. Это опасно.
— Значит, вы услышите президента?
— Именно. — Торп толкнул запечатанный конверт через стойку. — Окажите мне услугу, Дональд. Обзвоните клуб — бильярдные, библиотеку и прочее — и постарайтесь разыскать Эдвардса. Когда найдете, передайте ему вот это.
Дональд положил конверт за стойку.
— Да, конечно. А может, оставить в его ячейке у портье?
— Нет, я хочу, чтобы вы вручили это ему лично. И до того, как он уйдет отсюда. Можете даже позвонить ему в номер. Не исключено, что он сейчас переодевается к ужину. Но моего имени не упоминайте, хорошо?
Торп заговорщически подмигнул. Дональд как бы с пониманием подмигнул в ответ, хотя явно был немного в замешательстве.
Легким движением пальцев Торп отправил через стойку десятку. Дональд ловко подхватил ее и сунул в карман.
— Время не ждет, — несколько патетически произнес Торп, слезая с высокого стула. — Вы, конечно, знакомы с творчеством Элиота[2]. «Время нынешнее и прошедшее — оба существуют в будущем, а будущее заключено в прошлом». Так вот, Дональд, это будущее не за горами. Могучая волна будущего, которая началась, как легкая рябь, сорок лет назад, скоро смоет нас с лица земли. Я даже могу назвать вам точную дату — четвертое июля. Вот увидите. И запомните, кто вам это сказал.
— Хорошо, мистер Торп. Приятно провести вам вечер.
— Боюсь, у меня на сегодня другие планы.
Торп выглянул из окна такси. Автомобили еле ползли по Парк-авеню. Впереди была большая пробка. Полицейские на лошадях гарцевали по обе стороны улицы ближе к тротуарам. Начался легкий дождь. На левой стороне Парк-авеню, между Шестьдесят шестой и Семьдесят седьмой улицами, как раз напротив штаба Седьмого полка, несколько сот демонстрантов, отгороженные полицейским кордоном, выкрикивали лозунги.
— Что тут происходит, черт возьми? — спросил таксист.
— Здесь будет выступать президент.
— Боже! Что же вы мне раньше не сказали? А перед кем?
— Передо мной. А я опаздываю. Я пойду пешком.
Он заплатил, вышел из такси и пошел по запруженной машинами улице. Возле входа в Штаб машины были припаркованы в два-три ряда. Демонстранты напротив размахивали антиядерными лозунгами и пели песню шестидесятых годов:
Скажи, мой друг,
Мне много раз,
Что скоро уж не будет нас,
Что смерть придет…
Торп злорадно ухмыльнулся:
— Считайте, что она уже пришла, ублюдки.
Он прошествовал сквозь шпалеры полицейских и подошел к Штабу. Подняв голову, он осмотрел столетнее здание, построенное из кирпича и гранита. Раньше вечера в честь ветеранов УСС проводились, как правило, в «Уолдорф-Астории», но с ростом международной напряженности они были перенесены сюда, что должно было демонстрировать воинственность нации. В небо упирались грозные башни, а на окружающих смотрели угрюмые бойницы. Однако в целом создавалось впечатление чего-то искусственного, как от парадной формы почетного караула: сидит хорошо, а для боя неудобно.
Торп поднялся по лестнице и вошел в здание через массивные двустворчатые дубовые двери.
Стены вестибюля были обиты сплошными деревянными панелями и украшены монументальными портретами известных полководцев. С высоченных потолков свисали выцветшие и обожженные полковые знамена. Огромные напольные канделябры были настоящим антиквариатом. Вообще, все выглядело очень аристократично. «Университетский клуб» значительно поблек в глазах Питера.
Припозднившиеся гости спешили мимо Торпа, а вокруг стояли десятки агентов секретной службы в темных костюмах. Пиджаки у многих были по-старомодному непомерной длины, наверняка под ними прятались автоматы «узи» или короткоствольные помповые ружья.
Полицейский указал Торпу направо, и он пристроился в хвост очереди, ожидавшей проверки на металлодетекторе. Наконец Питер прошел через рамку под пристальными взглядами людей из секретной службы.
За детекторами открывался широкий, украшенный флагами коридор, от которого в обе стороны отходили красивые залы, соединенные в анфиладу. В гардеробе Торп сдал свой плащ. Затем прошел в один из залов с обильно накрытыми столами, где уже убирали аперитивы. Торп нашел нетронутый мартини и выпил.
— Плохой тон — опаздывать к президенту, Питер.
Торп обернулся и увидел подходящего к нему Николасв Уэста.
— Было бы хуже прийти раньше и к тому же трезвым.
— Ты только что приехал? — спросил Уэст.
— Да, а ты?
— Я застрял в аэропорту, — ответил Николас. Питер предложил:
— Слушай, а почему бы нам не смыться отсюда? Я знаю превосходный стриптиз на Сорок шестой Западной. Там наверху есть симпатичный бордельчик.
Уэст попытался засмеяться, но щеки у него зарделись. Торп внимательно рассматривал приятеля. Даже в вечернем костюме и черном галстуке он ухитрялся выглядеть так, будто был в своем всегдашнем твидовом мятом пиджаке. Ему шел сорок второй год, но на вид Торп не дал бы ему и тридцати. Он преподавал историю в Вашингтонском университете, когда в 1967 году Ричард Хэлмс, тогдашний директор ЦРУ, поручил ему и еще нескольким молодым историкам работу по составлению всеобъемлющей истории УСС и ЦРУ. Это секретное задание превратилось в бесконечный проект, руководителем которого и был назначен Уэст.
Торп взял еще один мартини с подноса и сделал глоток.
— Ну, как книга, Ник?
Уэст пожал плечами:
— Постоянно появляются какие-нибудь новые данные, и все приходится переписывать заново.
Торп кивнул.
— Да, такие сведения могут доставлять немало неприятностей. Вы нашли издателя?
— Два тома уже в печати, — улыбнулся Уэст.
— А как насчет продажи?
— Сто процентов. Отпечатано по десять экземпляров каждого тома, и набор уничтожен. Конечно, один экземпляр пошел директору, еще один — в мой отдел. — Взглянув на Торпа, Уэст добавил: — Дальнейшее распределение копий уже само по себе секретно.
— Может, пришлешь мне экземплярчик?
— А ты достанешь разрешение директора?
— Конечно. Какие именно два тома вышли из печати?
— Период УСС, с сорок второго по сорок пятый годы, и два года, предшествовавших образованию ЦРУ в сорок седьмом. — Он огляделся и увидел, что никого, кроме официантов, в гостиной не осталось. — Ну что, пойдем?
— Не торопись. — Торп допил мартини и повернулся к Уэсту. — Я все же хотел бы кое-что из этого увидеть. Могу подсоединить твой компьютер к своему.
Уэст внимательно посмотрел на него.
— Если тебе это действительно необходимо и у тебя будет соответствующее разрешение, я покажу тебе все, что захочешь.
Торп покачал головой.
— Нет, такие вещи лучше делать чисто по-дружески.
— Я подумаю об этом.
— Отлично. — Торп закурил и присел на краешек длинного стола. Он знал, что Уэст начинает нервничать из-за опоздания, поэтому вести с ним дело становилось легче.
Торп пригляделся к этому бесцветному человеку. Характер работы Уэста и его природное любопытство сделали его одной из самых осведомленных фигур в ЦРУ. Кто-то сказал, что если бы появилась возможность выбирать объект допроса — президент, директор ЦРУ или Николас Уэст, — они остановились бы на Уэсте. Питер щелчком отправил окурок в камин.
— Моя фамилия тебе никогда в твоих материалах не встречалась?
Уэст отвел глаза, не в силах выдержать пристальный взгляд Торпа, и направился к двери, ведущей в главный зал.
— Пойдем, Питер.
Торп спрыгнул со стола и пошел следом.
— Тебе не действует на нервы вся эта деликатная информация, хранящаяся у тебя в голове?
— Да. Уже многие годы я не могу спокойно спать.
Он открыл дверь и оказался перед тяжелыми портьерами, которыми закрывали вход. Офицер из секретной службы попросил его предъявить приглашение, и Уэст показал карточку. Охранник нашел его фамилию в списке гостей и пропустил Ника взмахом руки. Торп тоже показал свое приглашение и прошел вслед за Уэстом.
Он остановился у портьер и сказал:
— Кажется, показалось высшее руководство. Последняя возможность смыться, Ники.
Уэст покачал головой и собрался было пройти дальше, когда Торп положил ему руку на плечо.
— Подожди, парень, начинается торжественная часть.
Уэст остановился. Он почувствовал, как Торп сжимает его плечо все крепче и крепче. С Питером Торпом ему было как-то неуютно. У этого человека все было чрезмерным: он был слишком властен, слишком привлекателен, слишком богат. Но, как ни странно, что-то притягивало к нему Уэста.
— За тобой есть сегодня наблюдение? — поинтересовался Торп.
— Наверное, — пожал плечами Уэст.
— Ты их видишь?
— Иногда.
— Хорошо, я их вычислю. Потом мы оторвемся и сходим в местечко, о котором я говорил.
— Их не волнует, хожу ли я по борделям. Их вообще ничего не будет волновать до тех пор, пока я не соберусь отвезти какой-нибудь чемоданчик в советское посольство. Или не куплю билет в путешествие в никуда.
— Приятно слышать, что ты еще можешь по этому поводу шутить.
Уэст взглянул на Торпа.
— Насколько я могу судить, сегодня за мной ведешь наблюдение ты.
— Нет, не я, Ники.
— Я так и думал, — улыбнулся Уэст.
За последнее время он несколько раз допускал профессиональные ошибки, ведя с Торпом слишком откровенные служебные разговоры. Но вот присоединяться к шалостям Торпа он не хотел. Торп был другом, но и соблазнителем тоже. Он соблазнял одинаково и мужчин, и женщин. Уэст чувствовал, что Торпу нужна часть его души, хотя и не мог понять зачем.
— Пока ты со мной, Николас, с тобой не случится ничего плохого, — сказал Питер.
— Пока я с тобой, ничего хорошего со мной тоже не случится.
Торп засмеялся, но тут же выражение его лица изменилось. Он обнял Уэста за плечи и притянул к себе, тихо прошептав на ухо:
— Они собираются тебя схватить. Ты им нужен в Москве, и они тебя достанут.
Уэст обернулся к Торпу:
— Нет. Контора меня оберегает.
Торп заметил, как сильно Уэст побледнел. Он грустно улыбнулся и покачал головой:
— Они не могут охранять тебя вечно, и им это прекрасно известно. Более того, они даже не хотят охранять тебя, потому что ты, мой друг, знаешь слишком много. Когда кончится срок твоего контракта, они не станут морочить себе голову проблемой с твоими новыми установочными данными. Они, скорее, просто уберут тебя. Это их методы. Да хранит тебя Господь, Ник, но твоя судьба висит сейчас между Москвой и Арлингтонским кладбищем.
Уэст почувствовал, что у него пересохло во рту. Он инстинктивно прижался к Торпу. Тот похлопал Уэста по спине:
— Я смогу помочь тебе. У нас есть еще немного времени.
Часть третья
Встреча
16
Питер Торп и Николас Уэст вошли в главный зал, который на самом деле был спортивным залом, высотой с четырехэтажный дом, а по площади — больше футбольного поля. Наклонный потолок с большими сводчатыми окнами был укреплен чугунными балками.
Зал ярко освещали огромные люстры. По обеим его сторонам возвышались ступенями ряды для сидения, способные вместить тысячу человек. Торп вгляделся в затемненную верхнюю часть этих рядов прямо над помостом. Там не было гостей, зато через каждые тридцать футов стояли сотрудники секретной службы с биноклями. Торп знал, что на скамейках перед ними лежали винтовки с оптическим прицелом.
Питер осмотрел зал. Над помостом висели три флага: американский, британский и французский, а также выполненный в коричневых тонах большой портрет человека, создавшего УСС, — генерала Уильяма Донована, Дикого Билла.
Торп насчитал около двухсот столиков, накрытых голубыми скатертями и сервированных серебром, фарфором и хрусталем.
— Где наш столик? — спросил Торп.
— Номер четырнадцать, у самого помоста.
Торп посмотрел на помост, расположенный у северной стены. Он узнал Рэя Клайна, бывшего заместителя директора ЦРУ по информации и офицера УСС в прошлом.
Почетный караул морских пехотинцев внес знамя, и все гости поднялись. Военный оркестр заиграл национальный гимн. Около двух тысяч человек разом запели.
Уэст встал по стойке «смирно» и тоже запел. Торп опять посмотрел на помост. Слева от Клайна стоял Майкл Бэрк — бывший офицер УСС и бывший президент команды «Янкиз» и корпорации «Мэдисон Скуэйр-гарден». За Бэрком он увидел Чарльза Коллинвуда, журналиста и летописца операций УСС во время войны, а рядом с ним стояла Клэр Бут Льюс. Слева от нее — Ричард Хэлмс, также бывший сотрудник УСС и бывший директор ЦРУ, человек, привлекший Уэста к работе в конторе. Торп обернулся к Николасу:
— Вон твой старый босс, Ник. Не забудь поблагодарить его за работу.
Уэст перестал петь и пробормотал что-то нецензурное.
Торп улыбнулся:
— Он уже выбрался, а ты все еще повязан.
Гимн кончился и заиграли «Боже, храни Королеву».
Торп заметил:
— Эй, это напоминает мне о полковнике Рандольфе Карбури, знаешь его?
Уэст стоял, заложив руки за спину.
— Я слышал о нем, а что?
— Он тоже будет здесь сегодня.
Уэст кивнул. Оркестр доиграл британский гимн и начал «Марсельезу». Торп увидел на сцене, сбоку от Президента Соединенных Штатов, Джефри Смита, президента Союза ветеранов УСС, и своего отца Джеймса Аллертона, почетного гостя. Слева от Аллертона стоял Билл Кейси, бывший офицер УСС и нынешний глава ЦРУ. Рядом был Уильям Колби, служивший в свое время в УСС и возглавлявший недавно ЦРУ.
Торп отметил вслух:
— Ребята неплохо сохранились.
Доиграли французский гимн, и архиепископ Нью-Йорка начал молитву.
Торп спародировал слова молитвы:
— Господи Боже, спаси нас от оборотней в ночи. — Он обернулся к Уэсту: — Ты в последнее время слышал их вой?
Уэст ничего не ответил.
Архиепископ закончил чтение молитвы, и все сели на свои места. Джефри Смит начал свою приветственную речь.
— Я не хотел тебя напугать, — сказал Торп Уэсту.
Уэст чуть не расхохотался:
— Ты меня до ужаса испугал. — Ник взглянул на Питера. — У меня неприятности?
— Совсем нет. Просто над тобой нависла смертельная опасность.
— И какая же?
— Извини, секрет. Но ты, наверное, догадываешься. Что касается КГБ, то тебе следует быть максимально осторожным. Что же касается конторы, то ты должен подумать о страховке. Понимаешь меня?
— Что-то вроде: «В случае моей преждевременной кончины или исчезновения следующие документы и письменные показания, данные под присягой, направляются в редакции „Нью-Йорк таймс“ и „Вашингтон пост“…»
— Вот-вот.
Уэст кивнул.
— Я помогу тебе с деталями, — сказал Торп.
— В обмен на что?
— Всего лишь на твою дружбу. — Он улыбнулся и взял Уэста за руку. — Пойдем лицезреть гнев леди, которую заставили ждать. Бери удар на себя. Я и так уже весь в дерьме.
Кэтрин Кимберли с неудовольствием посмотрела на приближающегося Торпа.
— Ник застрял в аэропорту, — сказал Торп, чмокнув ее в щеку.
— Извините, это моя вина, нужно было провести важный разговор. Как дела, Кейт? — Уэст наклонился и поцеловал ее.
Кэтрин взяла его за руку и улыбнулась:
— Ты разговаривал с Энн?
— Вчера вечером. С ней все в порядке. Шлет тебе привет.
Уэст оглядел столик и поздоровался за руку с О'Брайеном:
— Мистер О'Брайен, очень рад снова видеть вас.
Николас взглянул на Патрика О'Брайена. Ему было шестьдесят с лишним, но светлые, лишь слегка тронутые сединой волосы, розоватое лицо и живые светло-голубые глаза делали его моложе. Уэст знал, что О'Брайен очень следит за собой и, как говорили, даже прыгает с парашютом, причем часто — лунными ночами, как привык еще в «оккупированной Европе». О'Брайен кивнул на пару, сидевшую за столом:
— Вы оба, конечно, знаете Китти и Джорджа ван Дорнов.
Торп и Уэст поприветствовали их и заняли свои места. Кэтрин указала на мужчину, сидевшего напротив нее:
— А это мой друг Тони Абрамс. Он работает в нашей фирме.
Абрамс поздоровался за руку с Уэстом. Он протянул руку и Торпу, но тот наливал себе водку из бутылки «Столичной». Торп взглянул на Абрамса.
— Да, мы уже встречались.
Затем он поднял бокал с кристально прозрачной жидкостью.
— Кто-то мудро вспомнил о моей любви к русской водке. Ваше здоровье!
Он залпом осушил половину бокала и выдохнул, затем обратился к присутствующим:
— Вам может показаться странным, что такой патриот и боец холодной войны, как я, пьет русскую водку. — Взглянув прямо на Абрамса, он продолжил: — Я пью русскую водку подобно тому, как наши предки пили кровь своих врагов.
— В знак презрения или для храбрости? — спросил Абрамс.
— Ни то ни другое, мистер Абрамс. Мне просто нравится ее вкус. — И он, засмеявшись, облизал губы.
— Если насчет крови, то у вас она на правой манжете, мистер Торп, — заметил Абрамс.
Питер Торп опустил бокал и посмотрел на свою манжету. Красновато-рыжее пятно запеклось возле запонки из оникса. Он потер его пальцами и спросил:
— Похоже на кровь, правда?
— Да, похоже, — ответил Абрамс.
Кэтрин обмакнула кончик салфетки в стакане с водой.
— Сотри, пока не въелось.
Торп улыбнулся, беря салфетку:
— Для женщин всего мира характерны три фразы: «Вынеси мусор», «У меня болит голова», и «Сотри, пока не въелось».
Он промокнул пятнышко и заметил:
— Определенно кровь.
— Ты что, порезался? — спросила Кэтрин холодно.
— Порезался? Да нет.
Джордж ван Дорн заметил с другого конца стола:
— Тогда, мистер Торп, учитывая вашу профессию, вы, вероятно, порезали кого-то другого. — Он улыбнулся.
Торп ответил ему также улыбкой. В разговор вмешалась Китти ван Дорн:
— Может быть, это кетчуп?
Торп скорчил гримасу и закатил глаза:
— Кетчуп? Мадам, я с детства смотреть не могу на кетчуп. Кэтрин наверняка думает, что это губная помада, но я должен оправдаться. Это — кровь. Я могу различить кровь, когда я ее вижу. — Взглянув на Абрамса, он добавил: — Вы очень наблюдательны, мистер Абрамс. Вам бы надо работать детективом.
— Я им и был.
Группа курсантов академии Уэст-Пойнт собралась у помоста и начала исполнять попурри из модных песен.
Торп обратился к Абрамсу, стараясь перекричать пение:
— Ваши родители случайно не были большевистскими агитаторами? Леон и Руфь Абрамс? Их, часом, не арестовывали за организацию стачки и беспорядков на швейной фабрике?
Абрамс уставился на Торпа. Его родители действительно имели определенную известность в профсоюзных кругах, и их имена, возможно, даже упоминались в некоторых книгах, посвященных рабочему движению. Но они не были настолько знамениты, чтобы Торп мог о них знать.
— Да, Леон и Руфь — это мои родители. Вы что, занимаетесь рабочим движением?
— Нет, сэр. Я занимаюсь красными.
Под столом Кэтрин пнула Торпа ногой. Питер сказал, обращаясь к ней:
— Это очень интересно. И очень романтично. Тони — сын народных героев Америки. — Он повернулся к Абрамсу. — Кстати, а почему Тони?
Абрамс слегка улыбнулся:
— Мое настоящее имя Тобиас. Уменьшительное от него Тоби. Но там, где я вырос, были распространены имена типа Дино и Вито. Так Тоби превратилось в Тони.
— Америка! Этот великий сплав наций. И вы удачно сюда вплавились.
Над столом повисло неловкое молчание. Затем Торп спросил:
— Ваши родители все еще коммунисты, мистер Абрамс?
— Они умерли.
— Сочувствую. А вы унаследовали их взгляды?
— Родители моей матери в годы Великой депрессии вернулись в Россию. Они попали под сталинские чистки. Видимо, погибли в лагерях.
— Это, наверное, подорвало веру ваших родителей в справедливость и всеобщее братство, к которым якобы ведет революция?
— Вполне вероятно. — Абрамс закурил. — Родители моего отца, которые из России никогда не уезжали, были уничтожены нацистами где-то в 1944 году — примерно в то же время, когда от рук немцев погибли и ваши настоящие родители, мистер Торп. В мире так много совпадений.