Страница:
А ведь никакой вины он за собой не чувствовал. Кроме, разве что, излишней самонадеянности.
Старуха поднялась на невысокое крылечко бани, зашла в тесный предбанник с высоким потолком и распахнула дверь в парную, пропуская Игоря вперед.
– Заходи.
Он шагнул через высокий порог и замер: посреди просторной парной на толстой металлической цепи с потолка свешивался огромный ржавый крюк. Игорь даже тряхнул головой, проверяя, не галлюцинация ли это, настолько не ожидал наяву встретить воплощение ночного кошмара.
– Что встал? – старуха подтолкнула его в спину, и Игорь чуть не упал, налетев на лавку, – я обещала из тебя ремней нарезать? Обещала. Тебе Маринка это передала? Передала. Ты ее послушал? Нет, не послушал. Сиди и жди.
Старуха хотела захлопнуть дверь, но Игорь ее остановил:
– Погодите. Погодите минуточку. Я сейчас.
Он скинул на пол рюкзак, сел на лавку и попробовал развязать веревку негнущимися пальцами.
– Ну? Чего еще ты придумал?
– Я быстро.
Руки, как назло, не хотели слушаться, и узел затянулся слишком туго. Игорю пришлось дернуть его зубами. Он вытащил приготовленный с самого верха пакет и протянул старухе:
– Вот. Маринке передайте. Тут ее вещи. И еще…
Он сунул руку поглубже и вынул оставшиеся шоколадки в шуршащих обертках.
– А это что такое? – старуха шумно понюхала воздух.
– Это – сласти. Она любит…
Старуха хмыкнула, но шоколад взяла, захлопнула дверь и задвинула засов.
Игорь опустил голову на руки: от страха дрожали колени, и противно ныл низ живота. Осматриваться по сторонам совершенно не хотелось – глаза сразу натыкались на ржавый крюк. Да что же он так расклеился? Чего, собственно, боится? Его зовут Медвежье Ухо, разве нет? Он пришел сюда по своей воле, от него зависит жизнь дочери и Маринки, и если старуха хочет его испытать, он должен выдержать любое испытание. Другого пути снискать ее расположение у него нет.
И все равно было страшно. Игорь начал прислушиваться, не возвращается ли старуха, но стены оказались слишком толстыми, снаружи вообще не доносилось ни звука. Серый свет едва проникал сквозь маленькое застекленное окно, но его вполне хватало, чтобы рассмотреть баню как следует. Обычная парная. Огромная белёная печь с каменкой и котлом. Полок – высокий и широкий, две осиновые лавки, деревянные кадушки и чугунные тазы. Ковши и веники на стене. И крюк посередине.
Его зовут Медвежье Ухо. А не Тухлый Кусок Мяса. Но если он просидит тут еще минут пятнадцать, то при виде старухи начнет умолять ее о пощаде. И после этого можно будет попрощаться с травкой, с Маринкой и Светланкой. Навсегда. Игорь встал и прошелся из угла в угол. Чтобы унять дрожь в коленях. Выглянул в окно, и снова сел.
Старуха не пришла ни через пятнадцать минут, ни через полчаса. Она нарочно тянула время, давала ему возможность понервничать. Довести себя до полного отчаянья. Ну нет! Это у нее не получится!
Игорь достал из рюкзака «Пятнадцатилетнего капитана» – он его не дочитал, уступив Маринке – и сел поближе к окну. О чем он мечтал, когда в детстве читал Жюля Верна? Наверное, не о том, чтобы сидеть запертым в бане и трястись от страха. Он мечтал быть отважным, смело смотреть в лицо опасности и никогда не сдаваться. Вот сейчас как раз настало время воплотить свои детские фантазии в жизнь. Эта мысль оптимизма не прибавила – детские фантазии слишком отличались от реальности, да и система ценностей с тех времен несколько изменилась.
Сначала строчки разбегались перед глазами, смысл прочитанных слов ускользал, но вскоре Игорь вчитался, отвлекся и даже получил некоторое удовольствие от прочитанного. Но когда услышал шаги на крыльце, от его спокойствия не осталось и следа – страх сдавил горло, снова дрогнули колени, и заныло в животе.
Старуха отодвинула засов и распахнула дверь.
– Ну что? – спросила она, остановившись на пороге.
– Я готов, – ответил Игорь, стараясь придать голосу твердость, и посмотрел ей в глаза.
Старуха помолчала, оглядывая его с головы до ног, хмыкнула и сказала:
– Благодари Маринку, Медвежье Ухо. Жалеет она тебя. Так уж она убивалась, так плакала, что я решила над ней сжалиться. И цветочек мой к тебе привязался. Дам тебе возможность. Сослужишь мне три службы. Согласен?
Игорь постарался, чтобы вздох облегчения прозвучал не слишком громко, и кивнул.
– Перво-наперво, будешь пасти моих кобылиц семь дней и семь ночей. А чтоб тебе не скучно было, объездишь трех коней – это вторая служба. За это отдам тебе одного коня и Маринку. Ну, а не справишься – пеняй на себя. Убить не убью, три ремня со спины вырежу, солью натру и сюда никогда больше не пущу.
Игорь хотел сказать, что не умеет объезжать коней, и на лошади он в последний раз сидел лет двадцать назад, но решил об этом благоразумно умолчать.
– А третья служба?
– О третьей службе потом поговорим, ты сначала эти две отслужи. Но за третью службу я тебя научу, как дочку от смерти спасти. Ну как, согласен на мои условия?
Выбора все равно не было. Смущал только срок: семь дней – это слишком долго. Колдун говорил, что две недели у Светланки точно есть, но две недели как раз через семь дней и истекают. А Маринка? Волох сказал, что у нее времени еще меньше. Неужели и старуха хочет его обмануть и заманить в ловушку? Пока он будет пасти ее кобылиц, ни Светланке, ни Маринке помощь его уже не понадобится.
– Разумеется, я согласен, – Игорь пожал плечами.
– Ну, тогда пошли. Познакомлю тебя с твоими подопечными.
В конюшне стояли двенадцать ослепительно-белых кобыл, по-настоящему белых, без единого пятнышка, с красными глазами. Старуха явно гордилась своими лошадками, и недаром – это были удивительно красивые животные, все как на подбор. Игорь не очень хорошо разбирался в породистых лошадях, он любил всех лошадей, и не понимал, почему одна стоит дороже квартиры, а другую можно купить на его месячную зарплату. Ему все лошади казались одинаково красивыми. Но эти… Они были совершенством. Ни одной линии, нарушающей гармонию.
– Попробуй, прокатись, – предложила старуха, – они, конечно, шалые все, но объезженные. Не боишься?
Игорь пожал плечами: было бы неплохо потренироваться.
– Тогда Ветреницу бери, – посоветовала старуха и показала на крайний денник, – она самая спокойная. Только седел у меня нет, не держу.
– А я, если честно, всегда без седла ездил. Выучили меня так.
– Ну, смотри, – старуха протянула ему уздечку из мягкой светлой кожи.
– Только я почищу ее сначала, чтобы она ко мне привыкла. Можно?
– Чего ж нельзя.
Прикасаться к этой красавице было приятно и волнующе. Как к перелет-траве. Сначала кобыла не очень обрадовалась его появлению, но смирилась и позволила пройтись по своему великолепному телу щеткой. Уздечка привела ее в трепет и оскорбила в лучших чувствах – ею, вольной и гордой, собирались помыкать! Игорю пришлось насильно пригнуть ее голову и угостить сухариком, завалявшимся в кармане. Он надел уздечку, шепча ей на ухо ласковые слова, и кобыла смирилась, согласилась с ним, а главное – оценила твердую руку. Никогда еще Игорю не было так легко с лошадьми – он четко знал, о чем животное думает и что ощущает.
– Да ты, никак, ее язык понимаешь? – подозрительно спросила старуха.
Игорь покачал головой, взял Ветреницу под уздцы и повел во двор. Старуха направилась следом, и на лице ее появилось удивление. Как будто она даже такой малости от него не ожидала. Или лошадь повела себя не так, как обычно? Игорь ждал от кобылы подвоха – так просто с седоком она не смирится. Но это будет всего лишь проверкой, не более.
– Хоть прутик возьми, – предложила старуха.
– Не надо, зачем? Я же не собираюсь ее во весь опор гнать, я по двору прокачусь только. Вспомню…
Он прикусил язык – вдруг старуха передумает доверять ему своих лошадей, когда узнает, что он давным-давно на них не садился? Мальчишкой он умел запрыгивать на лошадь на скаку, но сейчас бы на это не решился. И вообще, «вскочил на коня» звучит гордо, но Ветреница была высокой…
– Ногу, – старуха нагнулась и подставила ладонь.
Игорь благодарно кивнул, и сильная рука подкинула его на спину лошади без труда. Двадцати лет как не бывало: тело мгновенно вспомнило, что нужно делать, и когда подлая кобыла, надеясь напугать седока, встала на «свечку», оно отреагировало само – Игорь даже не успел подумать об этом, пригнулся к шее и чудом удержался от падения, но удержался.
– Нет, красавица, так не пойдет, – он покрепче взялся за поводья, – придется тебе на некоторое время смирить свой гордый нрав.
– Неплохо, – кивнула старуха.
Игорь пустил ее вперед легкой рысью, чувствуя, как не терпится лошадке перейти на галоп. А лучше всего рвануть в карьер, перелететь через ограду и мчаться вперед, не зная преград.
– Милая, там лес, куда ж ты собираешься скакать? – шепнул он ей, – слушайся старших, и все будет хорошо.
Он дал ей пройти пару кругов галопом, когда почувствовал себя немного поуверенней. Нет, сидеть на лошади он не разучился! Ветреница проверила его на вшивость еще пару раз, шарахаясь в стороны и резко срываясь с места, но ей все стало ясно сразу после «свечки», так что на жалкие попытки выйти из-под контроля Игорь даже внимания обращать не стал.
Он спешился около конюшни и вопросительно глянул на старуху.
– Нормально, – кивнула она, – а теперь посмотри на моих жеребцов.
Жеребцы произвели на Игоря сильное впечатление. Один – вороной тяжеловоз, весом под тонну, ростом в холке выше Игоря, с широченной грудью и мохнатыми ногами – посмотрел на него через открытую старухой дверь денника недобрым взглядом, всхрапнул и оскалился.
– Ну как? – спросила старуха, пряча улыбку, – богатырский конь?
Игорь кивнул и отошел подальше – разглядывать лошадь было небезопасно. От жеребца исходила злоба, он рыл копытом землю, глаза его наливались кровью только от присутствия человека. Да это дракон огнедышащий, а не лошадь! Неужели именно его надо объездить? Да к нему и подходить-то страшно!
Второй оказался ему под стать – огненно-рыжий, легкий, тонконогий, но еще более опасный. Завидев Игоря, он сразу поднялся на дыбы и ударил в дверь копытами, надеясь ее сокрушить. Вороной все же не пытался атаковать, этот же рвался в бой: лягнуть, укусить, растоптать! Маньяк-убийца.
– Хорош? – старуха уже не скрывала улыбки.
Игорь прикусил губу. Из двух зол надо выбирать три ремня из спины – это, конечно, больно, но не так опасно для жизни. Если бы не Маринка, он бы предложил это старухе прямо сейчас.
– А где третий? – на всякий случай спросил он.
– И третьего хочешь увидеть? Ну, посмотри…
Старуха пошла в дальний угол конюшни, одной рукой сдвинула в сторону огромный валун, закрывающий вход в подземелье, и нырнула вниз.
Так. Если третьего держат под землей, наверное, стены денника не выдерживают его крутого нрава… И она собирается вывести его на свет? Может, сразу выйти во двор и не рисковать?
Но старуха вывела наверх бледного коняшку, среднего роста, с круглыми боками – наверняка, беспородный, и не очень молодой мерин. У него были добрые, спокойные глаза, которые он жмурил от света.
– Его зовут Сивка, – старуха подошла к Игорю вплотную, и конь доверчиво ткнулся ему в карман.
– Учуял сухарики? – улыбнулся Игорь, – сейчас, достану. А почему он сидит в подвале?
– Сивка не любит света, но ты на это внимания не обращай.
Конь осторожно взял сухарик мягкими губами. Игорь погладил его гладкую шею. Это не обыкновенный конь, в нем что-то не так. Игорь не чувствовал его мыслей. Но, несомненно, такого можно и объезжать – не убьет и не покалечит, разве что уронит пару раз.
– Можно, я возьму его с собой? На ночь.
Все лошади в этой конюшне были своевольными, показывали норов, требовали укрощения, и только этот коняшка ничего не стремился Игорю доказать. Добрый и доверчивый парень. Пожалуй, рано поддаваться панике, надо попробовать.
Маринка. 22 – 23 сентября
Маринка вовсе не надеялась разжалобить старуху, у нее случилась настоящая истерика, хотя к ним она склонна совсем не была. Она в кровь разбила руки, когда стучалась в толстые бревна и пыталась пробить их насквозь. И все потому, что она проспала! Маринка не смыкала глаз всю ночь, сначала ждала, когда старуха заснет. Но попытки выбраться через окно ни к чему не привели – если, ободрав уши, можно было просунуть голову наружу, то плечи туда не пролезали совсем. Тогда Маринка попробовала уйти через дверь, и, на ее счастье, она оказалась не заперта. Давно наступила ночь, стояла абсолютная темнота, Маринка вышла на крыльцо, всматриваясь во мрак, но ничего не увидела. Она ощупью спускалась по ступенькам, когда сильные руки старухи втащили ее обратно в дом.
– Убиться захотела? Белый свет не мил? – старуха вытащила из печки горящую головню и швырнула ее со ступенек вниз. Судя по тому, как долго внизу маячил огонек, падать бы Маринке пришлось глубоко.
После этого Маринка начала ждать, когда старуха уйдет, и глядела в блюдечко на Игоря. Но вредная хозяйка избушки никуда не собиралась: на рассвете она отвела Маринку к колодцу и дала умыться, предложила даже истопить баню, накормила ее пышными блинами с медом и с вареньем, а потом села на печь и принялась прясть. Игорь спал, нитка, которую пряла старуха, монотонно наматывалась на веретено, и Маринка сама не заметила, как задремала. Наверняка, старуха только этого и ждала. И наверняка она подсмотрела в блюдечко за Игорем, чтобы его подкараулить.
Глупо было надеяться на то, что медвежонок испугается и убежит. Даже если бы Маринка не проспала его приход, она бы все равно не смогла его ни в чем убедить. Но ей казалось, что это она виновата в том, что не сумела вовремя убежать, не подобрала нужных слов, чтобы он ей поверил и ушел, и ей оставалось только стучать кулаками в стенку и кричать, увидев старуху в окне.
Когда же старуха вернулась в избушку и принялась точить кривой нож, Маринка живо представила, как этим кривым ножом она станет резать медвежонка, и совершено перестала соображать. Она билась головой об стенку и ломала руки, и старухе пришлось намертво прижать ее к сундуку. Но тогда Маринка стала задыхаться от слез, спазмы стискивали ее грудь так, что ей самой становилось страшно, но остановиться она не могла. Старуха насильно влила ей в рот какой-то отвар, и пообещала, что медвежонка не тронет, только Маринка не могла успокоиться еще минут десять. А потом ее трясло крупной дрожью, старуха накрыла ее теплой шубой, сунула блюдечко ей в руки и залезла на печку, прясть свою пряжу.
– Медвежье Ухо ничего не боится, – злобно сказала Маринка старухе, посмотрев на Игоря, – он там сидит и читает.
Старуха ничего не ответила, только усмехнулась, а Маринка сама не заметила, как уснула под монотонный шорох ее веретена. Наверное, в отваре, который дала ей старуха, было какое-то снотворное.
Разбудил ее аппетитный запах, исходящий из печки – готовила хозяйка избушки превосходно.
– Что? Проголодалась? – старуха довольно ухмыльнулась, – садись, обедать будем.
Маринка хотела попросить покормить Игоря тоже, но, взглянув в блюдечко, увидела, что он сидит на крыльце бани и ест суп из глиняного горшочка, закусывая его огромным куском хлеба. Она посмотрела в окно над столиком – Игорь действительно сидел совсем рядом, живой и невредимый. Только в блюдечке изображение было крупней и четче. Маринка помахала ему рукой, но старуха погрозила ей пальцем:
– Не отвлекай его. У него теперь служба есть, ему с тобой лясы точить некогда.
– А какая у него служба? – тут же спросила Маринка.
– Не твоего ума дело. Сослужит мне эту службу – я тебя отпущу.
– Правда?
– Я никого не обманываю. Я всегда правду говорю.
Наверняка, старуха придумала какую-нибудь каверзу. Не может быть, чтобы она так легко согласилась отдать Маринку Игорю. Но спросить во второй раз Маринка не решилась.
Супчик, которым ее угощала старуха, оказался превосходным – наваристым, острым и сытным. А такого хлеба Маринка вообще никогда в жизни не пробовала.
– А как вас зовут? – из вежливости поинтересовалась она, наворачивая похлебку.
– Кто как. Кто бабкой, а кто бабушкой. Но если бабушкой тебе не удобно, то зови меня Авдотьей Кузьминичной.
– А вы здесь всегда живете? – Маринка осмелела.
– Всегда, всегда… – кивнула старуха.
– И вам не скучно?
– Мне не бывает скучно.
– А тогда зачем вам я?
– Ха! – старуха качнула головой, – много будешь знать – скоро состаришься. Живи и ни о чем не думай. О тебе есть кому подумать и кому побеспокоиться. Сегодня отдыхай, в окно смотри – сейчас твой суженый моих лошадок покажет. Может, и на крылечко тебе позволю выйти, да и сама на них полюбуюсь. Давно на них никто верхом не сидел. А завтра научу тебя кое-чему, не сидеть же тебе без дела над своим блюдечком. Хоть бы посмотрела на бабушку свою, на отца с матерью – нет, уперлась в своего ненаглядного! А ведь оно что хочешь показать может – страны заморские, людей диковинных…
– Видела я страны заморские и людей диковинных по телевизору. Только со звуком, – Маринка глянула в блюдце – Игорь уже поставил горшочек на крыльцо и пошел в сторону конюшни.
Она быстро доела суп и поинтересовалась:
– А посуду тут как моют?
– Никак, – старуха взяла ее освободившийся горшочек в руки, дунула в него, показала Маринке абсолютно чистое дно и поставила на печь.
– Ой как здорово! И пол не метут?
– А чего тут мести? Дунул, плюнул…
– Если бы у меня дома так было! – восхитилась Маринка.
– Этому тебя и научу, – лицо старухи расплылось в довольной улыбке, – я сразу поняла, чего тебе не хватает. Ладно, бери квас и пошли на крыльцо, моих лошадок глядеть.
Деревянная кружка с квасом появилась на столе, пока Маринка сидела, отвернувшись. Она могла бы поклясться, что старуха не ставила ее на стол. Старуха сидела рядом с ней на сундуке, и никак не могла сделать этого незаметно.
Авдотья Кузьминична пошептала на дверь, и через несколько секунд она открылась. Этого превращения Маринка никак не могла осознать: только что баня была видна в окошко, а теперь на нее выходило крыльцо! Никакого поворота избушки она не почувствовала, и пожалела, что не смотрела в окно. Как будто это двор, провал в земле и лес повернулись вокруг домика, а не домик вокруг себя.
– Садись, – старуха села на крыльцо и постучала по доскам рядом с собой, – сейчас выйдет твой ненаглядный. Вот я посмотрю, как он на Жемчужинку без моей помощи влезет.
Игорь вывел во двор белоснежную лошадь, и остановился, увидев Маринку на крыльце. Маринка помахала ему рукой, он подмигнул ей и улыбнулся. И вскочил он на лошадь легко – напрасно старуха надеялась над ним посмеяться. Только Жемчужинка почему-то не пошла вперед, начала брыкаться и скакать из стороны в сторону, а потом встала на дыбы. Маринка думала, что Игорь упадет, но он удержался, и после этого лошадь пошла ровной рысью.
– Молодец! – тихонько крякнула старуха и хлопнула ладонью по коленке, – не дал себя сбросить!
Игорь проехал совсем рядом и снова подмигнул Маринке. Он очень здорово смотрелся на лошади, если бы Маринка в первый раз увидела его в седле, то ни за что бы не подумала, что он ботаник.
– Где же он так научился? Сейчас и лошадей, поди, нет нигде… – покачала головой Авдотья Кузьминична, – отлично ездит, как влитой сидит. И лошади его уважают. Не ожидала я, не ожидала…
Маринка не поняла – разочарована старуха или довольна. Сама Маринка гордилась Игорем и любовалась на него. Он проехал мимо них галопом, и вызвал у нее еще больший восторг.
– Медвежье Ухо! Это потрясающе! – не удержалась она.
Игорь прошел весь двор по кругу и остановился около крыльца.
– Это лошадь очень хорошая. Я на таких лошадях никогда еще не ездил.
– А можно мне попробовать на ней прокатиться? – спросила Маринка у Авдотьи Кузьминичны.
– Ну, если не боишься… – старуха пожала плечами.
– А чего бояться-то?
– Тогда попробуй.
Игорь спешился и подвел Жемчужинку поближе к крыльцу. Маринка подошла к ней, лошадь скосила неестественно красный глаз, как у кролика-альбиноса, и окрысилась. Игорь потянул поводья.
– Эй! Я тебе! Уронишь Маринку – получишь в лоб, – он взял Маринку за руку, – подходи с этой стороны, бери ее за гриву и вставай коленкой мне на ладонь. Ногу закидывай, как на велосипед.
– Какая она высокая… – Маринка вздохнула.
– Ничего, я же тебя подсажу.
Запрыгнуть на лошадь оказалось намного проще, чем на ней сидеть – очень высоко и широко.
– Держись за гриву, крепко. И не бойся – если начнешь падать, я тебя подхвачу, – Игорь потянул лошадь за повод, и она пошла вперед.
Маринка вцепилась в гриву обеими руками, ей казалось, одно движение, и она непременно упадет.
– Боишься? – Игорь улыбнулся.
– Нисколько! – гордо ответила Маринка. На самом деле, ей было очень страшно.
– Рысью попробуем? Совсем чуть-чуть.
– Давай!
Эх, если бы старуха не сидела на крыльце, сейчас бы Игорь мог увезти ее отсюда. На красивой белой кобылице… Игорь побежал, лошадь с шага перешла на рысь, и Маринка чуть не заорала от страха – ее высоко подкидывало вверх, и каждый шаг лошади казался настоящим испытанием. Нет, далеко она не уедет, даже если Игорь будет ее держать. Да она сейчас просто свалится! Надо немедленно просить пощады!
Игорь сам догадался перейти на шаг.
– Ну что, Огненная Ладонь? Страшно было?
– Ну… Разве что совсем чуть-чуть. Как ты на ней ездишь? Это же просто нереально!
– Да нет, так только в первый раз кажется. Надо держаться коленками.
– Коленками?! Это невозможно.
– Давай, я тебя сниму, – Игорь погрозил лошади пальцем, выпустил повод и помог Маринке сойти на землю.
Она не удержалась и прижалась к его груди, тем более что Жемчужинка закрывала их от старухи. Игорь поймал повод рукой, обнял ее и шепнул:
– Моя Маринка…
– Я так за тебя боялась, медвежонок… Я так по тебе скучаю…
– Подожди немножко. Я заберу тебя отсюда.
– Что за службу она тебе придумала?
– Ничего сложного – семь дней и семь ночей пасти ее лошадок. С сегодняшней ночи.
– Семь дней? – Маринка заглянула ему в лицо, – а сегодняшний день считается?
– Нет.
Ей не надо было считать. До назначенного срока оставалось семь ночей, но всего шесть дней… До заката последнего дня она не доживет.
– Игорь… – шепнула Маринка, – она хочет меня убить… Она собирается меня убить… Забери меня отсюда, пожалуйста! Забери!
– Эй! – раздался громкий окрик, – я думала, вы там целуетесь, а вы лясы точите?
Жемчужинка, услышав голос хозяйки, рванулась, оскалилась, ударила копытами по земле и заплясала, высоко подкидывая задние ноги.
– Отходи в сторону! – Игорь отодвинул Маринку рукой, закрывая от разбушевавшейся кобылы, – Осторожней!
Маринка и сама догадалась отпрыгнуть подальше, чтобы ему не мешать. Лошадь ходила по кругу, стараясь то повернуться к нему задом, то вырвать повод из рук, и Игорь еле-еле ее удерживал. Тем временем старуха слезла с крыльца, подошла поближе, и, схватив Маринку за руку, потащила ее к избушке.
Бесконечное скошенное поле… В бешенной гонке за Знанием померкший тонкий силуэт Ее едва не растворился в суетных, сиюминутных интересах. Обретение средств едва не затмило цели. Но когда Знание снизошло, оказалось в руках – осязаемое, плотное, надежное – тогда с новой силой жажда взяла его за горло.
– Ну, оглянись, – твердил он в отчаянье, – оглянись хотя бы раз…
Теперь он боялся, что не узнает Ее, когда настанет момент вести Ее на свет. А согласится ли Она пойти с ним? Захочет ли дать ему руку? Ведь он убил Ее. Он не хотел, он не умел, он думал совсем о другом! Он забыл отцовские наставления – никогда не трогать того, что влечет за собой необратимые последствия. Никогда не лезть туда, где не чувствуешь себя уверенным. Никогда не рисковать тем, что тебе не принадлежит.
Его отец от природы обладал силой, благодаря деду утроил ее знаниями, но растратил жизнь на жалкое врачевание. В юности он не понимал отца, и только с годами, растеряв страсти, догадался, почему отец не ищет силе иного применения. Отец не видел в этом смысла. Какая разница, чем заниматься и чего добиваться, если ни одно достижение не приносит радости. Тихое существование, тихая деятельность и тихая смерть. Был ли отец счастлив? Какая разница. Отец передал ему все, что знал. И если бы не Она, он бы прожил жизнь так же тихо и умер в безвестности.
Он так хотел доказать ей свою силу, свою мудрость, свою исключительность… Тогда это еще имело для него значение. Он собирался всего лишь переплести ниточки их судеб, соединить их вместе, чтобы Она не исчезала, чтобы Она всегда была рядом, чтобы никто, кроме него, не мог поселиться в Ее сердце. Но ниточка Ее не хотела обвиваться вокруг его нитки. Она то приближалась, то отдалялась, но неизменно распрямлялась и отходила в сторону. И тогда он привязал Ее нитку к своей узелком. Крохотным тугим узелком с петелькой – чтобы в любой момент можно было его распустить. Если бы он знал тогда, к чему это приведет! Даже крохотный узелок, спотыкаясь об ось времени, рвет тонюсенькую нить.
Старуха поднялась на невысокое крылечко бани, зашла в тесный предбанник с высоким потолком и распахнула дверь в парную, пропуская Игоря вперед.
– Заходи.
Он шагнул через высокий порог и замер: посреди просторной парной на толстой металлической цепи с потолка свешивался огромный ржавый крюк. Игорь даже тряхнул головой, проверяя, не галлюцинация ли это, настолько не ожидал наяву встретить воплощение ночного кошмара.
– Что встал? – старуха подтолкнула его в спину, и Игорь чуть не упал, налетев на лавку, – я обещала из тебя ремней нарезать? Обещала. Тебе Маринка это передала? Передала. Ты ее послушал? Нет, не послушал. Сиди и жди.
Старуха хотела захлопнуть дверь, но Игорь ее остановил:
– Погодите. Погодите минуточку. Я сейчас.
Он скинул на пол рюкзак, сел на лавку и попробовал развязать веревку негнущимися пальцами.
– Ну? Чего еще ты придумал?
– Я быстро.
Руки, как назло, не хотели слушаться, и узел затянулся слишком туго. Игорю пришлось дернуть его зубами. Он вытащил приготовленный с самого верха пакет и протянул старухе:
– Вот. Маринке передайте. Тут ее вещи. И еще…
Он сунул руку поглубже и вынул оставшиеся шоколадки в шуршащих обертках.
– А это что такое? – старуха шумно понюхала воздух.
– Это – сласти. Она любит…
Старуха хмыкнула, но шоколад взяла, захлопнула дверь и задвинула засов.
Игорь опустил голову на руки: от страха дрожали колени, и противно ныл низ живота. Осматриваться по сторонам совершенно не хотелось – глаза сразу натыкались на ржавый крюк. Да что же он так расклеился? Чего, собственно, боится? Его зовут Медвежье Ухо, разве нет? Он пришел сюда по своей воле, от него зависит жизнь дочери и Маринки, и если старуха хочет его испытать, он должен выдержать любое испытание. Другого пути снискать ее расположение у него нет.
И все равно было страшно. Игорь начал прислушиваться, не возвращается ли старуха, но стены оказались слишком толстыми, снаружи вообще не доносилось ни звука. Серый свет едва проникал сквозь маленькое застекленное окно, но его вполне хватало, чтобы рассмотреть баню как следует. Обычная парная. Огромная белёная печь с каменкой и котлом. Полок – высокий и широкий, две осиновые лавки, деревянные кадушки и чугунные тазы. Ковши и веники на стене. И крюк посередине.
Его зовут Медвежье Ухо. А не Тухлый Кусок Мяса. Но если он просидит тут еще минут пятнадцать, то при виде старухи начнет умолять ее о пощаде. И после этого можно будет попрощаться с травкой, с Маринкой и Светланкой. Навсегда. Игорь встал и прошелся из угла в угол. Чтобы унять дрожь в коленях. Выглянул в окно, и снова сел.
Старуха не пришла ни через пятнадцать минут, ни через полчаса. Она нарочно тянула время, давала ему возможность понервничать. Довести себя до полного отчаянья. Ну нет! Это у нее не получится!
Игорь достал из рюкзака «Пятнадцатилетнего капитана» – он его не дочитал, уступив Маринке – и сел поближе к окну. О чем он мечтал, когда в детстве читал Жюля Верна? Наверное, не о том, чтобы сидеть запертым в бане и трястись от страха. Он мечтал быть отважным, смело смотреть в лицо опасности и никогда не сдаваться. Вот сейчас как раз настало время воплотить свои детские фантазии в жизнь. Эта мысль оптимизма не прибавила – детские фантазии слишком отличались от реальности, да и система ценностей с тех времен несколько изменилась.
Сначала строчки разбегались перед глазами, смысл прочитанных слов ускользал, но вскоре Игорь вчитался, отвлекся и даже получил некоторое удовольствие от прочитанного. Но когда услышал шаги на крыльце, от его спокойствия не осталось и следа – страх сдавил горло, снова дрогнули колени, и заныло в животе.
Старуха отодвинула засов и распахнула дверь.
– Ну что? – спросила она, остановившись на пороге.
– Я готов, – ответил Игорь, стараясь придать голосу твердость, и посмотрел ей в глаза.
Старуха помолчала, оглядывая его с головы до ног, хмыкнула и сказала:
– Благодари Маринку, Медвежье Ухо. Жалеет она тебя. Так уж она убивалась, так плакала, что я решила над ней сжалиться. И цветочек мой к тебе привязался. Дам тебе возможность. Сослужишь мне три службы. Согласен?
Игорь постарался, чтобы вздох облегчения прозвучал не слишком громко, и кивнул.
– Перво-наперво, будешь пасти моих кобылиц семь дней и семь ночей. А чтоб тебе не скучно было, объездишь трех коней – это вторая служба. За это отдам тебе одного коня и Маринку. Ну, а не справишься – пеняй на себя. Убить не убью, три ремня со спины вырежу, солью натру и сюда никогда больше не пущу.
Игорь хотел сказать, что не умеет объезжать коней, и на лошади он в последний раз сидел лет двадцать назад, но решил об этом благоразумно умолчать.
– А третья служба?
– О третьей службе потом поговорим, ты сначала эти две отслужи. Но за третью службу я тебя научу, как дочку от смерти спасти. Ну как, согласен на мои условия?
Выбора все равно не было. Смущал только срок: семь дней – это слишком долго. Колдун говорил, что две недели у Светланки точно есть, но две недели как раз через семь дней и истекают. А Маринка? Волох сказал, что у нее времени еще меньше. Неужели и старуха хочет его обмануть и заманить в ловушку? Пока он будет пасти ее кобылиц, ни Светланке, ни Маринке помощь его уже не понадобится.
– Разумеется, я согласен, – Игорь пожал плечами.
– Ну, тогда пошли. Познакомлю тебя с твоими подопечными.
В конюшне стояли двенадцать ослепительно-белых кобыл, по-настоящему белых, без единого пятнышка, с красными глазами. Старуха явно гордилась своими лошадками, и недаром – это были удивительно красивые животные, все как на подбор. Игорь не очень хорошо разбирался в породистых лошадях, он любил всех лошадей, и не понимал, почему одна стоит дороже квартиры, а другую можно купить на его месячную зарплату. Ему все лошади казались одинаково красивыми. Но эти… Они были совершенством. Ни одной линии, нарушающей гармонию.
– Попробуй, прокатись, – предложила старуха, – они, конечно, шалые все, но объезженные. Не боишься?
Игорь пожал плечами: было бы неплохо потренироваться.
– Тогда Ветреницу бери, – посоветовала старуха и показала на крайний денник, – она самая спокойная. Только седел у меня нет, не держу.
– А я, если честно, всегда без седла ездил. Выучили меня так.
– Ну, смотри, – старуха протянула ему уздечку из мягкой светлой кожи.
– Только я почищу ее сначала, чтобы она ко мне привыкла. Можно?
– Чего ж нельзя.
Прикасаться к этой красавице было приятно и волнующе. Как к перелет-траве. Сначала кобыла не очень обрадовалась его появлению, но смирилась и позволила пройтись по своему великолепному телу щеткой. Уздечка привела ее в трепет и оскорбила в лучших чувствах – ею, вольной и гордой, собирались помыкать! Игорю пришлось насильно пригнуть ее голову и угостить сухариком, завалявшимся в кармане. Он надел уздечку, шепча ей на ухо ласковые слова, и кобыла смирилась, согласилась с ним, а главное – оценила твердую руку. Никогда еще Игорю не было так легко с лошадьми – он четко знал, о чем животное думает и что ощущает.
– Да ты, никак, ее язык понимаешь? – подозрительно спросила старуха.
Игорь покачал головой, взял Ветреницу под уздцы и повел во двор. Старуха направилась следом, и на лице ее появилось удивление. Как будто она даже такой малости от него не ожидала. Или лошадь повела себя не так, как обычно? Игорь ждал от кобылы подвоха – так просто с седоком она не смирится. Но это будет всего лишь проверкой, не более.
– Хоть прутик возьми, – предложила старуха.
– Не надо, зачем? Я же не собираюсь ее во весь опор гнать, я по двору прокачусь только. Вспомню…
Он прикусил язык – вдруг старуха передумает доверять ему своих лошадей, когда узнает, что он давным-давно на них не садился? Мальчишкой он умел запрыгивать на лошадь на скаку, но сейчас бы на это не решился. И вообще, «вскочил на коня» звучит гордо, но Ветреница была высокой…
– Ногу, – старуха нагнулась и подставила ладонь.
Игорь благодарно кивнул, и сильная рука подкинула его на спину лошади без труда. Двадцати лет как не бывало: тело мгновенно вспомнило, что нужно делать, и когда подлая кобыла, надеясь напугать седока, встала на «свечку», оно отреагировало само – Игорь даже не успел подумать об этом, пригнулся к шее и чудом удержался от падения, но удержался.
– Нет, красавица, так не пойдет, – он покрепче взялся за поводья, – придется тебе на некоторое время смирить свой гордый нрав.
– Неплохо, – кивнула старуха.
Игорь пустил ее вперед легкой рысью, чувствуя, как не терпится лошадке перейти на галоп. А лучше всего рвануть в карьер, перелететь через ограду и мчаться вперед, не зная преград.
– Милая, там лес, куда ж ты собираешься скакать? – шепнул он ей, – слушайся старших, и все будет хорошо.
Он дал ей пройти пару кругов галопом, когда почувствовал себя немного поуверенней. Нет, сидеть на лошади он не разучился! Ветреница проверила его на вшивость еще пару раз, шарахаясь в стороны и резко срываясь с места, но ей все стало ясно сразу после «свечки», так что на жалкие попытки выйти из-под контроля Игорь даже внимания обращать не стал.
Он спешился около конюшни и вопросительно глянул на старуху.
– Нормально, – кивнула она, – а теперь посмотри на моих жеребцов.
Жеребцы произвели на Игоря сильное впечатление. Один – вороной тяжеловоз, весом под тонну, ростом в холке выше Игоря, с широченной грудью и мохнатыми ногами – посмотрел на него через открытую старухой дверь денника недобрым взглядом, всхрапнул и оскалился.
– Ну как? – спросила старуха, пряча улыбку, – богатырский конь?
Игорь кивнул и отошел подальше – разглядывать лошадь было небезопасно. От жеребца исходила злоба, он рыл копытом землю, глаза его наливались кровью только от присутствия человека. Да это дракон огнедышащий, а не лошадь! Неужели именно его надо объездить? Да к нему и подходить-то страшно!
Второй оказался ему под стать – огненно-рыжий, легкий, тонконогий, но еще более опасный. Завидев Игоря, он сразу поднялся на дыбы и ударил в дверь копытами, надеясь ее сокрушить. Вороной все же не пытался атаковать, этот же рвался в бой: лягнуть, укусить, растоптать! Маньяк-убийца.
– Хорош? – старуха уже не скрывала улыбки.
Игорь прикусил губу. Из двух зол надо выбирать три ремня из спины – это, конечно, больно, но не так опасно для жизни. Если бы не Маринка, он бы предложил это старухе прямо сейчас.
– А где третий? – на всякий случай спросил он.
– И третьего хочешь увидеть? Ну, посмотри…
Старуха пошла в дальний угол конюшни, одной рукой сдвинула в сторону огромный валун, закрывающий вход в подземелье, и нырнула вниз.
Так. Если третьего держат под землей, наверное, стены денника не выдерживают его крутого нрава… И она собирается вывести его на свет? Может, сразу выйти во двор и не рисковать?
Но старуха вывела наверх бледного коняшку, среднего роста, с круглыми боками – наверняка, беспородный, и не очень молодой мерин. У него были добрые, спокойные глаза, которые он жмурил от света.
– Его зовут Сивка, – старуха подошла к Игорю вплотную, и конь доверчиво ткнулся ему в карман.
– Учуял сухарики? – улыбнулся Игорь, – сейчас, достану. А почему он сидит в подвале?
– Сивка не любит света, но ты на это внимания не обращай.
Конь осторожно взял сухарик мягкими губами. Игорь погладил его гладкую шею. Это не обыкновенный конь, в нем что-то не так. Игорь не чувствовал его мыслей. Но, несомненно, такого можно и объезжать – не убьет и не покалечит, разве что уронит пару раз.
– Можно, я возьму его с собой? На ночь.
Все лошади в этой конюшне были своевольными, показывали норов, требовали укрощения, и только этот коняшка ничего не стремился Игорю доказать. Добрый и доверчивый парень. Пожалуй, рано поддаваться панике, надо попробовать.
Маринка. 22 – 23 сентября
«Глянула на него красная девица, и взяла ее жалость великая: другого такого красавца во всем свете поискать!»
Сказка о молодце-удальце, молодильных яблоках и живой воде: N 173 Народные русские сказки А. Н. Афанасьева
Маринка вовсе не надеялась разжалобить старуху, у нее случилась настоящая истерика, хотя к ним она склонна совсем не была. Она в кровь разбила руки, когда стучалась в толстые бревна и пыталась пробить их насквозь. И все потому, что она проспала! Маринка не смыкала глаз всю ночь, сначала ждала, когда старуха заснет. Но попытки выбраться через окно ни к чему не привели – если, ободрав уши, можно было просунуть голову наружу, то плечи туда не пролезали совсем. Тогда Маринка попробовала уйти через дверь, и, на ее счастье, она оказалась не заперта. Давно наступила ночь, стояла абсолютная темнота, Маринка вышла на крыльцо, всматриваясь во мрак, но ничего не увидела. Она ощупью спускалась по ступенькам, когда сильные руки старухи втащили ее обратно в дом.
– Убиться захотела? Белый свет не мил? – старуха вытащила из печки горящую головню и швырнула ее со ступенек вниз. Судя по тому, как долго внизу маячил огонек, падать бы Маринке пришлось глубоко.
После этого Маринка начала ждать, когда старуха уйдет, и глядела в блюдечко на Игоря. Но вредная хозяйка избушки никуда не собиралась: на рассвете она отвела Маринку к колодцу и дала умыться, предложила даже истопить баню, накормила ее пышными блинами с медом и с вареньем, а потом села на печь и принялась прясть. Игорь спал, нитка, которую пряла старуха, монотонно наматывалась на веретено, и Маринка сама не заметила, как задремала. Наверняка, старуха только этого и ждала. И наверняка она подсмотрела в блюдечко за Игорем, чтобы его подкараулить.
Глупо было надеяться на то, что медвежонок испугается и убежит. Даже если бы Маринка не проспала его приход, она бы все равно не смогла его ни в чем убедить. Но ей казалось, что это она виновата в том, что не сумела вовремя убежать, не подобрала нужных слов, чтобы он ей поверил и ушел, и ей оставалось только стучать кулаками в стенку и кричать, увидев старуху в окне.
Когда же старуха вернулась в избушку и принялась точить кривой нож, Маринка живо представила, как этим кривым ножом она станет резать медвежонка, и совершено перестала соображать. Она билась головой об стенку и ломала руки, и старухе пришлось намертво прижать ее к сундуку. Но тогда Маринка стала задыхаться от слез, спазмы стискивали ее грудь так, что ей самой становилось страшно, но остановиться она не могла. Старуха насильно влила ей в рот какой-то отвар, и пообещала, что медвежонка не тронет, только Маринка не могла успокоиться еще минут десять. А потом ее трясло крупной дрожью, старуха накрыла ее теплой шубой, сунула блюдечко ей в руки и залезла на печку, прясть свою пряжу.
– Медвежье Ухо ничего не боится, – злобно сказала Маринка старухе, посмотрев на Игоря, – он там сидит и читает.
Старуха ничего не ответила, только усмехнулась, а Маринка сама не заметила, как уснула под монотонный шорох ее веретена. Наверное, в отваре, который дала ей старуха, было какое-то снотворное.
Разбудил ее аппетитный запах, исходящий из печки – готовила хозяйка избушки превосходно.
– Что? Проголодалась? – старуха довольно ухмыльнулась, – садись, обедать будем.
Маринка хотела попросить покормить Игоря тоже, но, взглянув в блюдечко, увидела, что он сидит на крыльце бани и ест суп из глиняного горшочка, закусывая его огромным куском хлеба. Она посмотрела в окно над столиком – Игорь действительно сидел совсем рядом, живой и невредимый. Только в блюдечке изображение было крупней и четче. Маринка помахала ему рукой, но старуха погрозила ей пальцем:
– Не отвлекай его. У него теперь служба есть, ему с тобой лясы точить некогда.
– А какая у него служба? – тут же спросила Маринка.
– Не твоего ума дело. Сослужит мне эту службу – я тебя отпущу.
– Правда?
– Я никого не обманываю. Я всегда правду говорю.
Наверняка, старуха придумала какую-нибудь каверзу. Не может быть, чтобы она так легко согласилась отдать Маринку Игорю. Но спросить во второй раз Маринка не решилась.
Супчик, которым ее угощала старуха, оказался превосходным – наваристым, острым и сытным. А такого хлеба Маринка вообще никогда в жизни не пробовала.
– А как вас зовут? – из вежливости поинтересовалась она, наворачивая похлебку.
– Кто как. Кто бабкой, а кто бабушкой. Но если бабушкой тебе не удобно, то зови меня Авдотьей Кузьминичной.
– А вы здесь всегда живете? – Маринка осмелела.
– Всегда, всегда… – кивнула старуха.
– И вам не скучно?
– Мне не бывает скучно.
– А тогда зачем вам я?
– Ха! – старуха качнула головой, – много будешь знать – скоро состаришься. Живи и ни о чем не думай. О тебе есть кому подумать и кому побеспокоиться. Сегодня отдыхай, в окно смотри – сейчас твой суженый моих лошадок покажет. Может, и на крылечко тебе позволю выйти, да и сама на них полюбуюсь. Давно на них никто верхом не сидел. А завтра научу тебя кое-чему, не сидеть же тебе без дела над своим блюдечком. Хоть бы посмотрела на бабушку свою, на отца с матерью – нет, уперлась в своего ненаглядного! А ведь оно что хочешь показать может – страны заморские, людей диковинных…
– Видела я страны заморские и людей диковинных по телевизору. Только со звуком, – Маринка глянула в блюдце – Игорь уже поставил горшочек на крыльцо и пошел в сторону конюшни.
Она быстро доела суп и поинтересовалась:
– А посуду тут как моют?
– Никак, – старуха взяла ее освободившийся горшочек в руки, дунула в него, показала Маринке абсолютно чистое дно и поставила на печь.
– Ой как здорово! И пол не метут?
– А чего тут мести? Дунул, плюнул…
– Если бы у меня дома так было! – восхитилась Маринка.
– Этому тебя и научу, – лицо старухи расплылось в довольной улыбке, – я сразу поняла, чего тебе не хватает. Ладно, бери квас и пошли на крыльцо, моих лошадок глядеть.
Деревянная кружка с квасом появилась на столе, пока Маринка сидела, отвернувшись. Она могла бы поклясться, что старуха не ставила ее на стол. Старуха сидела рядом с ней на сундуке, и никак не могла сделать этого незаметно.
Авдотья Кузьминична пошептала на дверь, и через несколько секунд она открылась. Этого превращения Маринка никак не могла осознать: только что баня была видна в окошко, а теперь на нее выходило крыльцо! Никакого поворота избушки она не почувствовала, и пожалела, что не смотрела в окно. Как будто это двор, провал в земле и лес повернулись вокруг домика, а не домик вокруг себя.
– Садись, – старуха села на крыльцо и постучала по доскам рядом с собой, – сейчас выйдет твой ненаглядный. Вот я посмотрю, как он на Жемчужинку без моей помощи влезет.
Игорь вывел во двор белоснежную лошадь, и остановился, увидев Маринку на крыльце. Маринка помахала ему рукой, он подмигнул ей и улыбнулся. И вскочил он на лошадь легко – напрасно старуха надеялась над ним посмеяться. Только Жемчужинка почему-то не пошла вперед, начала брыкаться и скакать из стороны в сторону, а потом встала на дыбы. Маринка думала, что Игорь упадет, но он удержался, и после этого лошадь пошла ровной рысью.
– Молодец! – тихонько крякнула старуха и хлопнула ладонью по коленке, – не дал себя сбросить!
Игорь проехал совсем рядом и снова подмигнул Маринке. Он очень здорово смотрелся на лошади, если бы Маринка в первый раз увидела его в седле, то ни за что бы не подумала, что он ботаник.
– Где же он так научился? Сейчас и лошадей, поди, нет нигде… – покачала головой Авдотья Кузьминична, – отлично ездит, как влитой сидит. И лошади его уважают. Не ожидала я, не ожидала…
Маринка не поняла – разочарована старуха или довольна. Сама Маринка гордилась Игорем и любовалась на него. Он проехал мимо них галопом, и вызвал у нее еще больший восторг.
– Медвежье Ухо! Это потрясающе! – не удержалась она.
Игорь прошел весь двор по кругу и остановился около крыльца.
– Это лошадь очень хорошая. Я на таких лошадях никогда еще не ездил.
– А можно мне попробовать на ней прокатиться? – спросила Маринка у Авдотьи Кузьминичны.
– Ну, если не боишься… – старуха пожала плечами.
– А чего бояться-то?
– Тогда попробуй.
Игорь спешился и подвел Жемчужинку поближе к крыльцу. Маринка подошла к ней, лошадь скосила неестественно красный глаз, как у кролика-альбиноса, и окрысилась. Игорь потянул поводья.
– Эй! Я тебе! Уронишь Маринку – получишь в лоб, – он взял Маринку за руку, – подходи с этой стороны, бери ее за гриву и вставай коленкой мне на ладонь. Ногу закидывай, как на велосипед.
– Какая она высокая… – Маринка вздохнула.
– Ничего, я же тебя подсажу.
Запрыгнуть на лошадь оказалось намного проще, чем на ней сидеть – очень высоко и широко.
– Держись за гриву, крепко. И не бойся – если начнешь падать, я тебя подхвачу, – Игорь потянул лошадь за повод, и она пошла вперед.
Маринка вцепилась в гриву обеими руками, ей казалось, одно движение, и она непременно упадет.
– Боишься? – Игорь улыбнулся.
– Нисколько! – гордо ответила Маринка. На самом деле, ей было очень страшно.
– Рысью попробуем? Совсем чуть-чуть.
– Давай!
Эх, если бы старуха не сидела на крыльце, сейчас бы Игорь мог увезти ее отсюда. На красивой белой кобылице… Игорь побежал, лошадь с шага перешла на рысь, и Маринка чуть не заорала от страха – ее высоко подкидывало вверх, и каждый шаг лошади казался настоящим испытанием. Нет, далеко она не уедет, даже если Игорь будет ее держать. Да она сейчас просто свалится! Надо немедленно просить пощады!
Игорь сам догадался перейти на шаг.
– Ну что, Огненная Ладонь? Страшно было?
– Ну… Разве что совсем чуть-чуть. Как ты на ней ездишь? Это же просто нереально!
– Да нет, так только в первый раз кажется. Надо держаться коленками.
– Коленками?! Это невозможно.
– Давай, я тебя сниму, – Игорь погрозил лошади пальцем, выпустил повод и помог Маринке сойти на землю.
Она не удержалась и прижалась к его груди, тем более что Жемчужинка закрывала их от старухи. Игорь поймал повод рукой, обнял ее и шепнул:
– Моя Маринка…
– Я так за тебя боялась, медвежонок… Я так по тебе скучаю…
– Подожди немножко. Я заберу тебя отсюда.
– Что за службу она тебе придумала?
– Ничего сложного – семь дней и семь ночей пасти ее лошадок. С сегодняшней ночи.
– Семь дней? – Маринка заглянула ему в лицо, – а сегодняшний день считается?
– Нет.
Ей не надо было считать. До назначенного срока оставалось семь ночей, но всего шесть дней… До заката последнего дня она не доживет.
– Игорь… – шепнула Маринка, – она хочет меня убить… Она собирается меня убить… Забери меня отсюда, пожалуйста! Забери!
– Эй! – раздался громкий окрик, – я думала, вы там целуетесь, а вы лясы точите?
Жемчужинка, услышав голос хозяйки, рванулась, оскалилась, ударила копытами по земле и заплясала, высоко подкидывая задние ноги.
– Отходи в сторону! – Игорь отодвинул Маринку рукой, закрывая от разбушевавшейся кобылы, – Осторожней!
Маринка и сама догадалась отпрыгнуть подальше, чтобы ему не мешать. Лошадь ходила по кругу, стараясь то повернуться к нему задом, то вырвать повод из рук, и Игорь еле-еле ее удерживал. Тем временем старуха слезла с крыльца, подошла поближе, и, схватив Маринку за руку, потащила ее к избушке.
* * *
Jus summam saepe summa malitia est [3]
Латинская пословица
Бесконечное скошенное поле… В бешенной гонке за Знанием померкший тонкий силуэт Ее едва не растворился в суетных, сиюминутных интересах. Обретение средств едва не затмило цели. Но когда Знание снизошло, оказалось в руках – осязаемое, плотное, надежное – тогда с новой силой жажда взяла его за горло.
– Ну, оглянись, – твердил он в отчаянье, – оглянись хотя бы раз…
Теперь он боялся, что не узнает Ее, когда настанет момент вести Ее на свет. А согласится ли Она пойти с ним? Захочет ли дать ему руку? Ведь он убил Ее. Он не хотел, он не умел, он думал совсем о другом! Он забыл отцовские наставления – никогда не трогать того, что влечет за собой необратимые последствия. Никогда не лезть туда, где не чувствуешь себя уверенным. Никогда не рисковать тем, что тебе не принадлежит.
Его отец от природы обладал силой, благодаря деду утроил ее знаниями, но растратил жизнь на жалкое врачевание. В юности он не понимал отца, и только с годами, растеряв страсти, догадался, почему отец не ищет силе иного применения. Отец не видел в этом смысла. Какая разница, чем заниматься и чего добиваться, если ни одно достижение не приносит радости. Тихое существование, тихая деятельность и тихая смерть. Был ли отец счастлив? Какая разница. Отец передал ему все, что знал. И если бы не Она, он бы прожил жизнь так же тихо и умер в безвестности.
Он так хотел доказать ей свою силу, свою мудрость, свою исключительность… Тогда это еще имело для него значение. Он собирался всего лишь переплести ниточки их судеб, соединить их вместе, чтобы Она не исчезала, чтобы Она всегда была рядом, чтобы никто, кроме него, не мог поселиться в Ее сердце. Но ниточка Ее не хотела обвиваться вокруг его нитки. Она то приближалась, то отдалялась, но неизменно распрямлялась и отходила в сторону. И тогда он привязал Ее нитку к своей узелком. Крохотным тугим узелком с петелькой – чтобы в любой момент можно было его распустить. Если бы он знал тогда, к чему это приведет! Даже крохотный узелок, спотыкаясь об ось времени, рвет тонюсенькую нить.