Страница:
В нижнем этаже мрачного дома в, самом дальнем конце Фрименс-Корта, на Корнхилле, сидело четверо клерков фирмы Додсона и Фогга, двух поверенных[64] его величества при Суде Королевской Скамьи[65], Общих Тяжб в Вестминстере и верховного Канцлерского суда[66]; у вышеупомянутых клерков во время дневных занятий было столько же надежды уловить проблески небесного света и солнца, сколько и у человека, посаженного на дно достаточно глубокого колодца; и притом они не могли увидеть днем звезды, каковой возможности не лишает пребывание в колодце.
Комната для клерков в конторе Додсона и Фогга была темной, сырой, затхлой, и в ней находились: высокая деревянная перегородка, долженствовавшая заслонять клерков от взглядов непосвященных, два старых деревянных стула, очень громко тикающие часы, календарь, стойка для зонтов, вешалка и несколько полок, заваленных перенумерованными связками грязных бумаг, старыми сосновыми ящиками с бумажными наклейками и, пустыми, всех видов и размеров, глиняными бутылками из-под чернил. Стеклянная дверь выходила в коридор, выводивший во двор. С наружной стороны этой стеклянной двери в пятницу утром, наступившим после событий, правдиво изложенных в предыдущей главе, и предстал мистер Пиквик в сопровождении Сэма Уэллера.
— Входите, что же вы! — раздался голос из-за перегородки в ответ на тихий стук мистера Пиквика.
Мистер Пиквик и Сэм вошли.
— Мистер Додсон или мистер Фогг дома, сэр? — вежливо осведомился мистер Пиквик, направляясь со шляпой в руке к перегородке.
— Мистера Додсона нет дома, а мистер Фогг очень занят, — ответил голос, и в то же время голова с пером за ухом, — та, которой принадлежал этот голос, — показалась из-за перегородки перед мистером Пиквиком.
Это была неопрятная голова, на которой рыжеватые волосы, тщательно разделенные боковым пробором и напомаженные, завивались полукруглыми хвостиками, обрамлявшими плоскую физиономию, украшенную парой маленьких глазок, очень грязным воротничком сорочки и порыжевшим черным галстуком.
— Мистера Додсона нет дома, а мистер Фогг очень занят, — сказал человек, которому принадлежала голова.
— Когда вернется мистер Додсон, сэр? — осведомился мистер Пиквик.
— Не могу вам сказать.
— Скоро ли освободится мистер Фогг, сэр?
— Не знаю.
Тут человек принялся преспокойно чинить перо, а другой клерк, который размешивал зейдлицкий порошок[67] под крышкой своей конторки, одобрительно засмеялся.
— В таком случае я подожду, — сказал мистер Пиквик.
Ответа не последовало. Мистер Пиквик уселся без приглашения и стал слушать громкое тиканье часов и приглушенный разговор клерков.
— Вот была потеха, правда? — сказал джентльмен в коричневом фраке с медными пуговицами, в закапанных брюках мышиного цвета и блюхеровских башмаках[68], заканчивая рассказ о своих похождениях прошлой ночью.
— Здорово, чертовски здорово! — сказал человек с зейдлицким порошком.
— Том Каминс председательствовал, — продолжал человек в коричневом фраке. — В половине пятого я добрался до Сомерс-Тауна[69] и до того нагрузился, что никак не мог попасть ключом в замочную скважину, пришлось разбудить старуху. Интересно, что сказал бы старый Фогг, если бы узнал об этом. Пожалуй, выставил бы?
Это веселое предположение вызвало дружный смех всех клерков.
— Сегодня утром была потеха с Фоггом, — сказал человек в коричневом фраке. — Пока Джек разбирал бумаги, а вы оба ушли вносить гербовый сбор, Фогг был здесь, распечатывал письма, когда пришел, знаете, этот самый, против которого у нас сеть судебный приказ[70] в Кемберуэл…[71] Как его фамилия?
— Ремси, — подсказал клерк, который отвечал мистеру Пиквику.
— Да, Ремси… Довольно-таки потрепанный клиент. «Ну, сэр, — говорит старый Фогг и глядит на него очень грозно, сами знаете его манеру, — ну, сэр, вы пришли покончить дело?» — «Да, пришел, сэр, — сказал Ремси, опуская руку в карман и вытаскивая деньги, — долг два фунта десять шиллингов да судебные издержки два фунта пять. Вот деньги, сэр», — и тяжело вздохнул, вытаскивая деньги, завернутые в промокательную бумагу. Старый Фогг посмотрел сперва на деньги, потом на него, потом кашлянул по-своему, так что я уже знал — сейчас начнется. «Должно быть, вы не знаете, что декларация но иску зарегистрирована[72], а это значительно увеличивает судебные издержки?» спросил Фогг. «Что вы говорите, сэр! — воскликнул Ремси, отшатнувшись. Срок истек только вчера вечером, сэр». — «Тем не менее, — сказал Фогг, — мой клерк как раз пошел регистрировать. Мистер Джексон пошел регистрировать декларацию по делу Булмен и Ремси, мистер Уикс?» Конечно, я сказал «да», тогда Фогг опять кашлянул и посмотрел на Ремси. «Боже мой! — воскликнул Ремси. — А я-то чуть с ума не сошел, наскребывая эти деньги, и все ни к чему!» «Совершенно ни к чему, — холодно сказал Фогг, — а посему вы лучше отправляйтесь назад, наскребите еще кое-что и принесите сюда вовремя». «Черт подери, больше не могу!» — крикнул Ремси, ударив кулаком по столу. «Не угрожайте мне, сэр», — сказал Фогг, делая вид, будто испугался. «Я вам не угрожаю, сэр», — сказал Ремси. «Угрожаете, — сказал Фогг. — Уходите, сэр, уходите из этой конторы, сэр, и возвращайтесь, сэр, когда научитесь, как себя вести». Ну, Ремси попробовал что-то сказать, но Фогг не дал ему, тогда он спрятал деньги в карман и потихоньку вышел. Едва закрылась дверь, как старый Фогг, с приятной улыбкой на лице, поворачивается ко мне и вытаскивает из кармана декларацию. «Уикс, — говорит Фогг, — наймите кэб, поезжайте как можно скорее в Темпль и зарегистрируйте это. О судебных издержках можно не беспокоиться, потому что он человек степенный, семья большая, жалованье двадцать пять шиллингов в неделю, и если он выдаст нам адвокатскую гарантию[73], — а в конце концов он должен будет это сделать, — я знаю, что его хозяева позаботятся об уплате; поэтому, мистер Уикс, мы должны выудить у него все, что можно; это христианский поступок, мистер Уикс, ибо, имея большую семью и получая маленькое жалованье, он извлечет пользу из доброго урока и не будет делать долгов, не так ли, мистер Уикс, не так ли?» И, уходя, он с таким добродушием улыбнулся, что приятно было на него смотреть. Превосходный делец! — сказал Уикс тоном глубочайшего восхищения. Превосходный, не правда ли?
Остальные трое от души присоединились к этому мнению, рассказ доставил им беспредельное удовольствие.
— Славные здесь люди, — сказал мистер Уэллер своему хозяину, — и, нечего сказать, славное у них понятие о забаве, сэр.
Мистер Пиквик кивнул в знак согласия и кашлянул с целью привлечь внимание молодых джентльменов за перегородкой, которые, облегчив себя краткой беседой, снисходительно занялись новым клиентом.
— Быть может, Фогг уже освободился, — сказал Джексон.
— Пойду узнаю, — сказал Уикс, медленно слезая с табурета. — Как доложить о вас мистеру Фоггу?
— Пиквик, — ответил прославленный герой этих записок.
Мистер Джексон отправился с докладом наверх и немедленно вернулся с ответом, что мистер Фогг примет мистера Пиквика через пять минут. Исполнив поручение, он снова занял место за конторкой.
— Как он себя назвал? — прошептал Уикс.
— Пиквик, — сообщил Джексон, — это ответчик по делу Бардл и Пиквик.
Из-за перегородки вдруг послышалось шарканье ног и приглушенный смех.
— Они на вас глазеют, сэр, — шепнул мистер Уэллер.
— Глазеют на меня, Сэм! — повторил мистер Пиквик. — Что вы имеете в виду?
Вместо ответа мистер Уэллер указал большим пальцем через плечо, и мистер Пиквик, подняв взор, обнаружил следующий приятный факт: все четыре клерка — лица их выражали крайнюю веселость, а головы торчали над деревянной перегородкой — внимательно изучали фигуру и весь облик человека, якобы игравшего женскими сердцами и разрушившего женское счастье. Когда он поднял глаза, ряд голов мгновенно исчез, и немедленно вслед за этим раздался скрип перьев, путешествовавших с бешеной скоростью по бумаге.
Внезапный звон колокольчика, висевшего в конторе, призвал мистера Джексона в кабинет Фогга; оттуда он вернулся и сказал, что он (Фогг) готов принять мистера Пиквика, если тот поднимется наверх.
Мистер Пиквик поднялся наверх, оставив Сэма Уэллера внизу. Во втором этаже на двери комнаты, выходящей во двор, были начертаны удобочитаемыми буквами внушительные слова: «Мистер Фогг»; постучав в дверь и получив приглашение войти, Джексон ввел мистера Пиквика.
— Мистер Додсон вернулся? — осведомился мистер Фогг.
— Только что вернулся, сэр.
— Попросите его заглянуть сюда.
— Слушаю, сэр.
(Те же без Джексона.)
— Присядьте, сэр, — сказал Фогг, — не угодно ли газету, сэр? Мой компаньон сейчас придет, и мы потолкуем об этом деле, сэр.
Мистер Пиквик взял стул и газету, но вместо того чтобы читать, поглядывал поверх нее и рассматривал дельца. Это был пожилой человек, прыщеватый, сидящий на растительной диете, человек в черном фраке, темных панталонах и коротких черных гетрах, — существо, которое, казалось, было неотъемлемой частью своей конторки и не превосходило ее ни умом, ни сердечностью.
Через несколько минут явился мистер Додсон, полный, осанистый, суровый на вид человек с громким голосом, и разговор начался.
— Это мистер Пиквик, — сказал Фогг.
— А! Вы — ответчик, сэр, по делу Бардл и Пиквик? — спросил Додсон.
— Да, сэр, — ответил мистер Пиквик.
— Итак, сэр, — сказал Додсон, — что же вы предлагаете?
— Да, — сказал Фогг, засовывая руки в карманы панталон и откидываясь на спинку стула. — Что вы предлагаете, мистер Пиквик?
— Погодите, Фогг, — сказал Додсон, — дайте мне выслушать, что хочет сказать мистер Пиквик.
— Я пришел, джентльмены, — начал мистер Пиквик, безмятежно взирая на двух компаньонов, — я пришел сюда, джентльмены, чтобы выразить изумление по поводу полученного на днях письма от вас и осведомиться, какие у вас основания для вчинения мне иска.
— Основания для… — Фогг только это и успел выговорить, когда его остановил Додсон.
— Мистер Фогг, — сказал Додсон, — говорить буду я.
— Прошу извинить меня, мистер Додсон, — сказал Фогг.
— Что касается оснований иска, сэр, — продолжал Додсон назидательным тоном, — вы должны спросить свою собственную совесть и свои собственные чувства. Мы, сэр, руководствуемся исключительно заявлением нашего клиента. Это заявление, — сэр, может быть правдивым или лживым, оно может быть достойно доверия или не достойно, но если оно правдиво и если оно достойно доверия, я, не колеблясь, скажу, сэр, что наши основания иска, сэр, серьезны и не могут быть опровергнуты. Может быть, вы, сэр, несчастный человек или, может быть, коварный человек, но если бы меня призвали в качестве присяжного, сэр, высказать мнение о вашем поведении, сэр, то заявляю, не колеблясь, — у меня имелось бы только одно мнение по этому вопросу.
Тут Додсон выпрямился с видом оскорбленной добродетели и взглянул на Фогга, который глубже засунул руки в карманы и, глубокомысленно кивнув, сказал тоном весьма убежденным:
— Несомненно.
— Так вот, сэр, — сказал мистер Пиквик, на лице которого отразилось сильное огорчение, — разрешите мне заверить вас, что я — несчастнейший человек, поскольку речь идет об этом деле.
— Надеюсь, что так, сэр, — отозвался Додсон, — хочу верить, сэр. Если вы действительно не повинны в том, что вменяется вам в вину, то вы более несчастливы, чем можете себе представить. Что скажете вы, мистер Фогг, по этому поводу?
— Скажу то же, что и вы, — с недоверчивой улыбкой ответил Фогг.
— Первоначальный приказ[74], сэр, — продолжал Додсон, — был выдан правильно. Мистер Фогг, где наша книга praecipe?[75]
— Вот она, — сказал Фогг, протягивая квадратную книгу в пергаментном переплете.
— Вот запись, — продолжал Додсон. — «Мидлсекс. Марта Бардл, вдова versus[76] Сэмюел Пиквик. Размер убытков 1500 фунтов, Додсон и Фогг со стороны истицы. Авг. 28, 1830». Все в порядке, сэр, в полном порядке.
Додсон кашлянул и посмотрел на Фогга, который тоже сказал: «В полном». Затем оба посмотрели на мистера Пиквика.
— Должен ли я это понимать так, — сказал мистер Пиквик, — что вы действительно намерены дать ход этому делу?
— Понимать, сэр? Это вы, несомненно, можете, — отвечал Додсон, изобразив улыбку, которая не наносила бы ущерба его достоинству.
— И то, что убытки действительно исчислены в полторы тысячи фунтов? спросил мистер Пиквик.
— К этому вы можете прибавить мое заверение, что, если бы мы могли повлиять на нашу клиентку, сумма была бы увеличена втрое, сэр, — ответил Додсон.
— Во всяком случае, мне кажется, миссис Бардл особенно настаивала, заметил Фогг, взглянув на Додсона, — что она не уступит ни одного фартинга.
— Несомненно, — сухо отозвался Додсон. — Ибо иск только что вчинен и не следовало допускать, чтобы мистер Пиквик пошел на компромисс, даже если бы он к этому склонялся.
— Поскольку вы ничего не предлагаете, сэр, — сказал Додсон, держа в правой руке кусок пергамента, а левой любовно протягивая мистеру Пиквику копию, — мне остается только вручить вам копию приказа. Оригинал остается у нас, сэр.
— Прекрасно, джентльмены, прекрасно! — сказал мистер Пиквик, вставая во весь рост и вскипая гневом. — Вы будете иметь дело с моим поверенным, джентльмены.
— Мы будем в восторге, — сказал Фогг, потирая руки.
— В восторге! — повторил Додсон, открывая дверь.
— Но раньше чем уйти, джентльмены, — начал вoзбужденный мистер Пиквик, останавливаясь на пороге, — разрешите мне сказать, что из всех гнусных и подлых дел…
— Погодите, сэр, погодите, — очень вежливо перебил Додсон. — Мистер Джексон! Мистер Уикс!
— Сэр? — отозвались два клерка, появляясь на нижней площадке лестницы.
— Я хочу только, чтобы вы слышали, что говорит этот джентльмен, — пояснил Додсон.
— Пожалуйста, продолжайте, сэр… Кажется, вы сказали: «Гнусные и подлые дела»?
— Сказал! — подтвердил мистер Пиквик, совершенно взбешенный. — Я сказал, сэр, что из всех гнусных и подлых дел, какие когда-либо затевались, это является самым гнусным. Я это повторяю, сэр!
— Вы слышите, мистер Уикс? — спросил Додсон.
— Вы не забудете этих выражений, мистер Джексон? — спросил Фогг.
— Быть может, вы желали бы назвать нас вымогателями, сэр? — сказал Додсон. — Пожалуйста, назовите, сэр, если вам угодно, пожалуйста, назовите, сэр.
— Назову! — сказал мистер Пиквик. — Вы — вымогатели!
— Прекрасно, — сказал Додсон. — Надеюсь, вам слышно там, внизу, мистер Уикс?
— О да, сэр! — ответил Уикс.
— Если не слышно, поднимитесь, пожалуйста, на одну-две ступеньки, — добавил мистер Фогг. — Продолжайте, сэр, продолжайте! Назовите нас ворами, сэр, или, быть может, вам угодно нанести одному из нас оскорбление действием? Сделайте одолжение, сэр, мы не окажем ни малейшего сопротивления. Сделайте одолжение, сэр!
Так как Фогг стоял на соблазнительно близком расстоянии от сжатого кулака мистера Пиквика, то вряд ли можно сомневаться, что сей джентльмен исполнил бы его настойчивую просьбу, не вмешайся в дело Сэм, который, заслышав спор, выскочил из конторы, взбежал по лестнице и схватил своего хозяина за руку.
— Уходите-ка отсюда, — сказал мистер Уэллер. — Волан — прекрасная игра, но если вы — волан, а два законника — ракетки, тогда игра чересчур возбуждает, чтобы быть приятной. Уходите отсюда, сэр! Если вам нужно облегчить душу и вздуть кого-нибудь, выйдем на улицу и вздуйте меня, а здесь, пожалуй, это дорогая забава.
И без всяких церемоний мистер Уэллер стащил своего хозяина с лестницы, вывел его в переулок и, благополучно доставив на Корнхилл, поместился за его спиной, готовый следовать, куда бы тот ни пошел.
Мистер Пиквик рассеянно побрел вперед, перешел улицу против Меншен-Хауса[77] и направил свои стопы к Чипсайду. Сэм уже начал недоумевать, куда они идут, как вдруг его хозяин оглянулся и произнес:
— Сэм, я иду прямо к мистеру Перкеру.
— Это как раз то самое место, куда вам нужно было пойти еще вчера вечером, сэр, — ответил мистер Уэллер.
— Думаю, что так, Сэм, — сказал мистер Пиквик.
— Наверняка, — сказал мистер Уэллер.
— Хорошо, хорошо, Сэм! — отозвался мистер Пиквик. — Мы сейчас же туда пойдем, но сначала, так как я несколько вышел из себя, мне бы хотелось выпить стаканчик грога, Сэм. Где его можно было бы получить, Сэм?
Сведения мистера Уэллера о Лондоне были пространны и своеобразны. Он ответил, нимало не задумываясь:
— Второй поворот направо, предпоследний дом по той же стороне. Займите отделение у самого камина, там у столика нет средней ножки, а у других есть, и это очень неудобно.
Мистер Пиквик слепо подчинился указаниям своего слуги и, приказав Сэму идти за ним, вошел в намеченную таверну, где ему был быстро подан горячий грог, а мистер Уэллер на почтительном расстоянии, но за одним столом с хозяином, устроился за пинтой портера.
Помещение было очень простое и находилось, по-видимому, под особым покровительством кучеров пассажирских карет, ибо несколько джентльменов, которые по всем внешним признакам принадлежали к этой просвещенной профессии, пили и курили, сидя за низкими перегородками. Среди них находился тучный, краснолицый, пожилой человек, сидевший в отдалении против мистера Пиквика и привлекший его внимание. Тучный человек курил с большим увлечением, но после каждой полдюжины затяжек вынимал трубку изо рта и взглядывал сначала на мистера Уэллера, а потом на мистера Пиквика. Затем он погружал в кружку часть физиономии, какую могла вместить кружка в кварту, и снова бросал взгляд на Сэма и на мистера Пиквика. Затем он делал еще с полдюжины затяжек с видом глубоко задумчивым и взглядывал на них снова. Наконец, тучный человек, положив ноги на скамью и прислонившись спиной к стене, начал без конца дымить, разглядывая сквозь дым вновь прибывших, словно решил изучить их досконально.
Сначала маневры тучного человека ускользнули от внимания мистера Уэллера, но вскоре, видя, что взгляд мистера Пиквика то и дело устремляется в одном направлении, он также начал смотреть в ту сторону, заслоняя в то же время глаза рукой, как будто распознал находившийся перед ним объект и хотел окончательно убедиться в том, что не ошибается. Впрочем, сомнения его быстро рассеялись, ибо тучный человек извлек густое облако из своей трубки и хриплым голосом, напоминавшим голос чревовещателя и вырвавшимся из-под широких шарфов, обматывающих его шею и грудь, медленно издал следующие звуки:
— Ну да, Сэмми!
— Кто это, Сэм? — осведомился мистер Пиквик.
— Не верю своим глазам, сэр! — ответил мистер Уэллер, с изумлением вытаращив глаза. — Это старик!
— Старик! — повторил мистер Пиквик. — Какой старик?
— Мой отец, сэр! — ответил мистер Уэллер. — Как поживаете, развалина?
Выразив столь почтительно сыновнюю любовь, мистер Уэллер подвинулся, чтобы освободить место для тучного человека, который с трубкой во рту и с кружкой в руке подошел поздороваться с ним.
— Ну, Сэмми, — сказал отец, — я тебя не видал больше двух лет.
— Что и говорить, старина! — ответил сын. — Как мачеха?
— Я тебе вот что скажу, Сэмми, — начал мистер Уэллер-старший с большой торжественностью. — Не бывало на свете вдовы лучше этой моей второй суженой — славное было создание, Сэмми, а теперь скажу об ней одно: она была такая на редкость приятная вдова, и как жаль, что она изменила свое положение! Она не годится в жены, Сэмми.