Диккенс Чарльз. Посмертные записки Пиквикского Клуба

   — Значит, мисс Уордль с вами? — осведомился мистер Пиквик.
   — Ну, конечно, — отвечал Уордль. — В настоящее время она находится в гостинице Осборна в Эдельфи, если только ваш предприимчивый друг не удрал с нею, пока я здесь сижу.
   — Значит, вы помирились? — спросил Перкер.
   — Ничуть не бывало, — возразил Уордль. — Она все время плакала и хныкала и сделала передышку только вчера вечером между чаем и ужином; тогда она очень важно уселась писать письмо, а я сделал вид, будто ничего не замечаю.
   — Полагаю, вы нуждаетесь в моем совете? — спросил Перкер, переводя взгляд с глубокомысленного лица мистера Пиквика на взволнованную физиономию Уордля; при этом он угостился несколькими щедрыми понюшками своего любимого возбуждающего средства.
   — Полагаю, что так, — сказал Уордль, взглянув на мистера Пиквика.
   — Разумеется, — подтвердил сей джентльмен.
   — Ну, так слушайте, — сказал Перкер, вставая и отодвигая стул. — Вот вам мой совет: отправляйтесь вы оба пешком, в экипаже или как хотите, потому что вы меня утомили, и обсудите этот вопрос между собой. Если вы его не решите к тому времени, когда мы снова встретимся, я вам скажу, что надо делать.
   — Вот это здорово! — заметил Уордль, не зная, смеяться ему или обижаться.
   — Вздор, мой дорогой сэр! — заявил Перкер. — Я вас обоих знаю гораздо лучше, чем вы сами себя знаете. Этот вопрос вами уже решен.
   Высказав свое мнение, маленький джентльмен ткнул табакеркой сперва в грудь мистеру Пиквику, а потом в жилет мистеру Уордлю, после чего все трое расхохотались, в особенности два последних джентльмена, которые без всякой видимой причины или повода обменялись рукопожатием.
   — Сегодня вы обедаете у меня, — сказал Уордль провожавшему их Перкеру.
   — Не обещаю, мой дорогой сэр, не обещаю, — отвечал Перкер. — Во всяком случае, я загляну вечерком.
   — Жду вас к пяти, — сказал Уордль. — Эй, Джо!
   Когда удалось, наконец, разбудить Джо, двое друзей уехали в коляске мистера Уордля, к которой, из человеколюбивых соображений, было приделано сзади сиденье для жирного парня, ибо, помещайся Джо просто на запятках, он неминуемо свалился бы и разбился насмерть при первом же погружении в сон.
   Приехав в гостиницу «Джордж и Ястреб», они узнали, что Арабелла, получив от Эмили записку, извещавшую об ее прибытии, немедленно послала за наемной каретой и вместе со своей горничной отправилась в Эдельфи. Так как у Уордля были дела в Сити, то он отослал коляску с жирным парнем в свою гостиницу, дабы предупредить, что он с мистером Пиквиком приедет к пяти часам обедать.
   Получив такое приказание, жирный парень отправился в путь, и пока коляска катилась по камням, он мирно спал на заднем сиденье, словно покоился на пуховике и пружинном матраце. Когда экипаж остановился, он чудесным образом проснулся без посторонней помощи и, хорошенько встряхнувшись, чтобы расшевелить все силы ума, пошел наверх исполнять поручение.
   Повредила ли встряска умственным способностям жирного парня, вместо того чтобы привести их в порядок, или пробудила в нем столько новых идей, что он забыл самые обыкновенные правила вежливости, или, наконец (не исключена и эта возможность), не помешала ему заснуть, пока он поднимался по лестнице, как бы там ни было, но факт не подлежит сомнению: он вошел в гостиную, не постучав предварительно в дверь, и увидел джентльмена, сидевшего на диване рядом с его молодой хозяйкой и очень нежно обнимавшего ее за талию, в то время как Арабелла со своей хорошенькой горничной находилась в другом конце комнаты, делая вид, будто пристально смотрит в окно. При виде такой сцены жирный парень издал какое-то восклицание, леди испустила вопль, джентльмен проклятье, — все произошло почти одновременно.
   — Бездельник, что вам здесь нужно? — вопросил джентльмен.
   Вряд ли стоит говорить, что это был мистер Снодграсс.
   На это жирный парень, весьма устрашенный, ответил коротко:
   — Хозяйку.
   — Зачем я вам нужна? — отворачиваясь, спросила Эмили. — Вот глупый!
   — Хозяин с мистером Пиквиком приедут обедать к пяти часам, — отвечал жирный парень.
   — Убирайтесь вон! — крикнул мистер Снодграсс, грозно взирая на ошеломленного юношу.
   — Нет, нет, нет! — стремительно прервала Эмили. Белла, дорогая, мне нужно посоветоваться с тобой!
   Вслед за этим Эмили, мистер Снодграсс. Арабелла и Мэри удалились в угол и в течение нескольких минут взволнованно перешептывались; жирный парень успел за это время преспокойно вздремнуть.
   — Джо! — сказала, наконец, Арабелла, оглядываясь и обворожительно улыбаясь. — Как поживаете, Джо?
   — Джо! — сказала Эмили. — Вы добрый юноша. Я вас не забуду, Джо!
   — Джо! — сказал мистер Снодграсс, подходя к изумленному юноше и хватая его за руку. — Я вас не узнал. Вот вам пять шиллингов, Джо.
   — А за мной еще пять, Джо! — сказала Арабелла. — В память старого знакомства.
   И она подарила толстяка, явившегося столь некстати, еще одной прелестной улыбкой.
   Жирный парень соображал туго. Сначала он был сбит с толку такими неожиданными милостями и с тревогой озирался вокруг. Затем его широкая физиономия начала расплываться в не менее широкую улыбку, и, наконец, засунув в карманы по полукроне и обе руки, он разразился хриплым хохотом — в первый и единственный раз в своей жизни.
   — Кажется, он нас понимает, — сказала Арабелла.
   — Нужно поскорее дать ему что-нибудь поесть, — заметила Эмили.
   Услыхав эти слова, жирный парень чуть было не захохотал снова. Мэри. еще немного пошептавшись, отделилась от группы и сказала:
   — Я пообедаю с вами, сэр, если вы ничего не имеете против.
   — Идемте! — засуетился жирный парень. — Там такой чудесный мясной паштет!
   С этими словами жирный парень стал спускаться по лестнице, а его хорошенькая спутница, следуя за ним в столовую, приковывала взгляды всех лакеев и вызывала досаду у всех горничных.
   В столовой оказался не только паштет, о котором с таким чувством говорил юноша, но вдобавок еще кусок мяса, блюдо картофеля и кувшин портера.
   — Садитесь, — сказал жирный парень. — Вот здорово! Как я проголодался!
   Восторженно повторив эти слова раз пять или шесть подряд, юноша уселся за небольшой стол, а Мэри заняла место против него.
   — Хотите этого? — спросил жирный парень, вонзив в паштет нож и вилку по самую рукоятку.
   — Маленький кусочек, пожалуй, — отвечала Мэри.
   Жирный парень положил Мэри маленький кусочек, а себе — большой, и только что собрался приступить к еде, как вдруг наклонился вперед и, положив руки на колени, не выпуская ножа и вилки, очень медленно проговорил:
   — Послушайте, какая вы аппетитная!
   Это было сказано восторженным тоном и могло показаться лестным, но глаза молодого джентльмена смотрели по-каннибальски, и комплимент звучал двусмысленно.
   — Ах, боже мой, Джозеф! — воскликнула Мэри, притворяясь смущенной. Что это вы говорите!
   Жирный парень постепенно выпрямился и ответил тяжелым вздохом, затем несколько секунд пребывал в задумчивости и, наконец, отхлебнул портеру. Совершив этот подвиг, он снова вздохнул и усердно приналег на паштет.
   — Какая милая молодая леди мисс Эмили! — сказала Мэри после долгого молчания.
   Жирный парень успел за это время прикончить паштет. Он посмотрел на Мэри и ответил:
   — Я знаю кое-кого получше.
   — Вот как! — сказала Мэри.
   — Да! — подтвердил жирный парень с необычайным для него оживлением.
   — Как ее зовут? — полюбопытствовала Мэри.
   — А вас как?
   — Мэри.
   — И ее точно так же, — объявил жирный парень. Она — это вы.
   Парень ухмыльнулся, чтобы подчеркнуть свой комплимент, и не то скосил глаза, не то прищурился; есть основания предполагать, что он хотел сделать глазки.
   — Не говорите так, — сказала Мэри, — ведь вы этого не думаете.
   — Не думаю? — возразил жирный парень. — Думаю. Послушайте!
   — Что?
   — Вы всегда будете сюда приходить?
   — Нет, — отвечала Мэри, покачав головой. — Я здесь только сегодня до вечера. А почему вы спрашиваете?
   — Ах, как бы мы чудесно обедали вместе, если бы вы здесь остались! — с чувством сказал жирный парень.
   — Пожалуй, я бы изредка забегала сюда — повидаться с вами, — сказала Мэри, с притворным смущением теребя скатерть, — если вы мне окажете одну услугу.
   Жирный парень перевел взгляд с пустого блюда из-под паштета на жаркое, словно считал, что всякая услуга должна иметь какое-то отношение к еде, затем вытащил из кармана полукрону и с беспокойством взглянул на нее.
   — Вы меня понимаете? — спросила Мэри, лукаво посматривая на его одутловатое лицо.
   Он снова взглянул на полукрону и чуть слышно ответил:
   — Нет.
   — Леди не хотят, чтобы вы говорили старому джентльмену о молодом джентльмене в гостиной, и я вас тоже очень прошу.
   — И это все? — с явным облегчением осведомился жирный парень, пряча в карман полукрону. — Ни слова не скажу.
   — Видите ли, — пояснила Мэри, — мистер Снодграсс очень любит мисс Эмили, а мисс Эмили очень любит мистера Снодграсса, и если вы расскажете об этом старому джентльмену, он вас всех увезет далеко отсюда, в деревню, и там вы никого не будете видеть.
   — Нет, я ни за что не скажу! — решительно заявил жирный парень.
   — Пожалуйста, не говорите, — просила Мэри. — А теперь пора мне идти наверх — переодеть мою хозяйку к обеду.
   — Не уходите, — взмолился жирный парень.
   — Нужно идти, — возразила Мэри. — Ну, а пока до скорого свидания!
   Жирный парень с игривостью слоненка растопырил руки, надеясь сорвать поцелуй, во так как не требовалось большой ловкости, чтобы от него ускользнуть, то покорительница его сердца скрылась раньше, чем он успел ее обнять. После этого апатичный юноша уплел с сентиментальным видом около фунта мяса и крепко заснул.
   Столько нужно было обсудить вопросов и столько обдумать планов, касавшихся побега и бракосочетания в том случае, если старик Уордль не смягчится, что до обеда оставалось не больше получаса, когда мистер Снодграсс окончательно распрощался. Леди побежали в спальню Эмили переодеваться, а влюбленный, взяв шляпу, вышел из комнаты. Не успел он закрыть за собой дверь, как раздался громкий голос Уордля, и, перегнувшись через перила, мистер Снодграсс увидел его самого, — он поднимался по лестнице с какими-то джентльменами. Понятия не имея о расположении комнат, мистер Снодграсс в смятении поспешил вернуться туда, откуда только что вышел, а затем, перейдя в соседнюю комнату (спальню мистера Уордля), тихо притворил за собой дверь как раз в тот момент, когда джентльмены, увиденные им мельком, входили в гостиную. Это были мистер Уордль, мистер Пиквик, мистер Натэниел Уинкль и мистер Бенджемин Эллен, которых он без труда узнал по голосам.
   «Какое счастье, что у меня хватило присутствия духа избежать встречи с ним! — с улыбкой подумал мистер Снодграсс, направляясь на цыпочках к другой двери, по соседству с кроватью. — Эта дверь выходит в тот же коридор, и я могу удалиться тихо и мирно».
   Обнаружилось только одно препятствие, которое помешало ему удалиться тихо и мирно: оно состояло в том, что дверь была заперта на ключ, а ключа не было.
   — Подайте нам сегодня, любезный, самое лучшее вино, какое у вас есть, сказал старик Уордль, потирая руки.
   — Вы получите самое лучшее, сэр, — отвечал лакей.
   — Доложите леди, что мы пришли.
   — Слушаю, сэр.
   Мистер Снодграсс страстно и пламенно мечтал о том, чтобы леди было доложено о его прибытии. Он даже рискнул прошептать в замочную скважину: «Лакей!» — но у него мелькнула мысль, что на выручку может явиться какой-нибудь другой лакей, и вдобавок он обнаружил удивительное сходство между своим положением и тем, в каком недавно очутился один джентльмен в соседней гостинице (отчет о злоключениях последнего появился в утреннем номере сегодняшней газеты, в рубрике «Происшествия»). Мистер Снодграсс уселся на чемодан и задрожал всем телом.
   — Перкера не будем ждать, — сказал Уордль. — Он всегда аккуратен. Он будет вовремя, если рассчитывает приехать. А если нет, ждать бесполезно. Вот и Арабелла!
   — Сестра! — вскричал мистер Бенджемин Эллен, романтически сжимая ее в своих объятиях.
   — Ах, милый Бен, как от тебя пахнет табаком! — сказала Арабелла, слегка ошеломленная таким проявлением любви.
   — Разве? — удивился мистер Бенджемин Эллен. Разве, Белла? Ну, что ж, может быть.
   Да, это действительно могло быть, ибо он только что покинул приятную компанию, которая состояла из двенадцати студентов-медиков, куривших в маленькой комнате с большим камином.
   — Но я очень рад тебя видеть, — продолжал мистер Бен Эллен. — Да благословит тебя бог, Белла!
   — Милый. Бен, — сказала Арабелла, целуя брата, — больше не обнимай меня, ты мне все платье изомнешь.
   Когда примирение достигло этой стадии, мистер Бен Эллен от избытка чувств, сигар и портера прослезился и сквозь помутневшие стекла очков окинул взглядом присутствующих.
   — А мне вы ничего не скажете? — воскликнул Уордль, раскрывая объятия.
   — Очень много скажу, — прошептала Арабелла, отвечая на ласки и поздравления старика. — Вы — бессердечное, бесчувственное, жестокое чудовище!
   — А вы — маленькая мятежница, — так же вполголоса ответил Уордль, — боюсь, что придется отказать вам от дома. Таких особ, как вы, которые выходят замуж, ни с кем не считаясь, опасно принимать в обществе. Но позвольте-ка, громко добавил старый джентльмен, — вот и обед. Вы сядете рядом со мной. Джо! Черт возьми, он не спит!
   К великому огорчению своего хозяина, жирный парень пребывал в состоянии бодрствования; глаза его были широко раскрыты и как будто не собирались закрыться. И в манерах ею обнаружилось какое-то проворство, равным образом необъяснимое; встречаясь глазами с Эмили или Арабеллой, он ухмылялся и скалил зубы; один раз Уордль готов был поклясться, что он им подмигнул.
   Эта перемена в поведении жирного парня проистекала из сознания собственной важности и чувства собственного достоинства, какое он обрел, заслужив доверие молодых леди, а своими гримасами и подмигиванием он снисходительно давал понять, что они могут положиться на его преданность. Так как эта мимика скорее могла пробудить подозрения, чем успокоить их, то Арабелла время от времени отвечала ему, сердито хмуря брови или покачивая головой, а жирный парень, рассматривая это как приказание быть начеку, начинал гримасничать, ухмыляться и подмигивать с особым усердием в доказательство того, что все понял.
   — Джо! — сказал Уордль, после безуспешных поисков в карманах. — Нет ли там на диване моей табакерки?
   — Нет, сэр, — ответил жирный парень.
   — Вспомнил! Сегодня утром я ее оставил на туалетном столике, — сказал Уордль. — Принеси из соседней комнаты.
   Жирный парень пошел в соседнюю комнату и спустя минуту вернулся с табакеркой и с таким бледным лицом, какого еще не видывали у жирного парня.
   — Что случилось с мальчишкой? — воскликнул Уордль.
   — Ничего со мной не случилось, — испуганно ответил Джо.
   — Уж не встретился ли ты там с каким-нибудь духом? — осведомился старый джентльмен.
   — Или в тебе самом сидит дух? — добавил Бен Эллен.
   — Пожалуй, вы правы, — шепнул через стол Уордль. Я уверен, что он пьян.
   Бен Эллен высказал то же предположение, а так как этот джентльмен был знатоком упомянутого недуга, то Уордль укрепился в своей догадке, которая тревожила его уже с полчаса, и окончательно решил, что жирный парень пьян.
   — Не спускайте с него глаз, — прошептал Уордль. — Скоро мы узнаем, пьян он или нет.
   Злополучный юноша едва успел обменяться несколькими словами с мистером Снодграссом: этот джентльмен умолял Джо попросить кого-нибудь из друзей освободить его из заключения, а затем вытолкал из комнаты вместе с табакеркой, опасаясь, как бы его долгое отсутствие не показалось подозрительным. Сначала Джо размышлял, и физиономия у него была очень встревоженная, а затем отправился на поиски Мэри.
   Но Мэри, переодев свою хозяйку, ушла домой, и жирный парень вернулся в полном смятении.
   Уордль и мистер Бен Эллен переглянулись.
   — Джо! — сказал Уордль.
   — Слушаю, сэр!
   — Зачем ты выходил?
   Жирный парень беспомощно окинул взглядом сидевших за столом и пробормотал, что он этого не знает.
   — А, так ты не знаешь? — сказал Уордль. — Передай сыр мистеру Пиквику.
   Тем временем мистер Пиквик, находившийся в самом бодром и превосходном расположении духа, развлекал всех за обедом и в данный момент вел оживленный разговор с Эмили и мистером Уинклем; в пылу беседы он учтиво наклонил голову, грациозно размахивал левой рукой, чтобы подчеркнуть свои реплики, и излучал безмятежные улыбки. Взяв ломтик сыра с блюда, он хотел было повернуться к своим слушателям и возобновить разговор, как вдруг жирный парень, нагнувшись к самой его голове, ткнул большим пальцем через плечо и состроил такую страшную и омерзительную гримасу, какую можно увидеть только в рождественской пантомиме.
   — Ах, боже мой! — вздрогнув, воскликнул мистер Пиквик. — Что же это такое?
   Он запнулся, ибо жирный парень уже успел выпрямиться и заснуть или притвориться крепко спящим.
   — Что случилось? — спросил Уордль.
   — Это удивительный мальчик! — отвечал мистер Пиквик, боязливо посматривая на парня. — Как ни странно, но, честное слово, я боюсь — у него в голове не все в порядке.
   — Ох, мистер Пиквик, что вы говорите! — в один голос воскликнули Эмили и Арабелла.
   — Конечно, я в этом не уверен, — продолжал мистер Пиквик, когда воцарилось глубокое молчание и все с испугом переглядывались, — но его поведение поистине устрашающее. Ой! — взвизгнул мистер Пиквик, подпрыгнув на стуле. Прошу прощения, леди, но он вонзил мне в ногу какой-то острый инструмент. Право же, он опасен.
   — Он пьян! — в бешенстве заревел старик Уордль. Позвоните в колокольчик! Позовите лакеев! Он пьян!
   — Я не пьян! — завопил жирный парень, падая на колени, когда хозяин схватил его за шиворот.
   — Значит, ты сумасшедший, это еще хуже. Позовите лакеев! — повторил старый джентльмен.
   — Я не сумасшедший, я в своем уме, — захныкал жирный парень.
   — Тогда зачем же ты, черт бы тебя побрал, втыкаешь мистеру Пиквику в ногу какие-то острые инструменты? — сердито спросил Уордль.
   — Он не смотрит на меня, — отвечал парень, — а мне нужно ему что-то сказать.
   — Что ты хотел сказать? — раздались голоса.
   Жирный парень разинул было рот, посмотрел на дверь спальни, снова разинул рот и согнутыми указательными пальцами вытер две слезинки.
   — Что ты хотел сказать? — встряхнув его, спросил Уордль.
   — Постойте! — вмешался мистер Пиквик. — Позвольте, я с ним поговорю. Что вы хотели мне сообщить, бедный мальчик?
   — Я хотел шепнуть вам на ухо, — отвечал жирный парень.
   — Чего доброго, ты хотел откусить ему ухо, — сказал Уордль. — Не подходите к нему. Он с норовом. Позвоните, чтоб его отвели вниз.
   Мистер Уинкль уже схватился было за сонетку, но тут его остановили изумленные возгласы: влюбленный пленник, раскрасневшись от смущения, внезапно вышел из спальни и отвесил общий поклон присутствующим.
   — Ох! — попятившись, воскликнул Уордль, отпуская на свободу жирного парня. — Это еще что такое?
   — Я прятался в соседней комнате, сэр, с тех пор как вы пришли, пояснил мистер Снодграсс.
   — Эмили, моя девочка, — укоризненно сказал Уордль, — я ненавижу обман и ложь. — Это в высшей степени неделикатно и нечестно. Право же, я этого не заслужил, Эмили!
   — Дорогой папа! — воскликнула Эмили. — Арабелла знает… все знают… и Джо знает, что я понятия не имела, где он прячется. Огастес, да объясните же все, ради бога!
   Мистер Снодграсс, который только и ждал случая заговорить, тотчас же начал рассказывать, как он очутился в таком отчаянном положении; страх вызвать раздор в семье побудил его уклониться от встречи с мистером Уордлем; он хотел выйти в другую дверь, но так как она оказалась запертой, он поневоле вынужден был остаться. Положение было тягостное, но теперь он меньше об этом жалеет, ибо получил возможность заявить, в присутствии общих друзей, как глубоко и искренне любит дочь мистера Уордля, и с гордостью говорит, что это чувство взаимно, и если бы между ними пролегли тысячи миль или разлились воды океана, — все равно он ни на секунду не забудет тех счастливых дней, когда впервые… и так далее.
   После такого торжественного заявления мистер Снодграсс снова отвесил поклон, заглянул в свою шляпу и направился к двери.
   — Постойте! — заревел Уордль. Почему… чтоб вас побрали…
   — …небесные силы, — кротко подсказал мистер Пиквик, опасавшийся худшего.
   — Ладно — небесные силы, — повторил Уордль, не возражая против такой замены, — почему вы мне сразу этого не сказали?
   — Или не доверились мне? — прибавил мистер Пиквик.
   — Ах, боже мой! — воскликнула Арабелла, спеша на выручку. — Какой смысл задавать сейчас все эти вопросы. когда вы из корысти хотели иметь зятя побогаче, и сами это знаете, а вдобавок вы такой вспыльчивый и жестокий, что вас боятся все, кроме меня! Пожмите ему руку и ради господа бога прикажите, чтобы ему принесли пообедать: у него такой вид, как будто он умирает с голоду. И пускай вам сейчас же подадут вина, потому что с вами сладу нет, пока вы не выпьете по крайней мере двух бутылок.
   Достойный старый джентльмен ущипнул Арабеллу за ухо, расцеловал ее без всяких стеснений, очень нежно поцеловал свою дочь и горячо пожал руку мистеру Снодграссу.
   — Она права по крайней мере в одном пункте, — весело сказал старый джентльмен. — Позвоните, чтобы нам дали вина.
   Явилось вино, и в ту же секунду появился и Перкер. Мистеру Снодграссу накрыли за отдельным столиком, и, пообедав, он придвинул свой стул к Эмили, не вызывая ни малейшего протеста со стороны пожилого джентльмена.
   Вечер прошел чудесно. Маленький мистер Перкер удивительно разошелся, рассказал несколько смешных историй и спел печальный романс, который оказался таким же забавным, как и его анекдоты. Арабелла была очень мила, мистер Уордль — очень весел, мистер Пиквик — очень приветлив, мистер Бен Эллен очень буен, влюбленные — очень молчаливы, мистер Уинкль — очень разговорчив, а все — очень счастливы.

Глава LV

   Мистер Соломон Пелл с помощью выборного комитета кучеров улаживает дела мистера Уэллера-старшего

 
   — Сэмивел, — сказал мистер Уэллер, обращаясь к своему сыну утром после похорон, — я нашел его, Сэмми. Я так и думал, что оно там.
   — Что вы нашли и где? — осведомился Сэм.
   — Завещание твоей мачехи, Сэмми, — отвечал мистер Уэллер. — В нем сделаны распоряжения насчет оболгаций, о которых я тебе говорил вчера.
   — А разве она вам не сказала, где оно лежит? — спросил Сэм.
   — Ни словечком не обмолвилась, Сэмми, — отвечал мистер Уэллер. — Мы улаживали наши маленькие свары, а я старался ее подбодрить и совсем забыл спросить о завещании. И, пожалуй, я бы и спрашивать не стал, даже если бы вспомнил, — добавил мистер Уэллер. — Нехорошее это дело, Сэмми, надоедать больному вопросами об его деньгах, когда ухаживаешь за ним. Это все равно, что усаживать в карету наружного пассажира, слетевшего с крыши, вздыхать и спрашивать, как он себя чувствует, и в то же время запустить ему руку в карман.
   Иллюстрировав свою мысль таким примером, мистер Уэллер достал из бумажника грязный лист почтовой бумаги, исписанный каракулями, беспорядочно лепившимися друг к другу.
   — Вот он — документ, Сэмми, — сказал мистер Уэллер. — Я нашел его в маленьком чайнике на верхней полке буфета. Бывало, еще до замужества, она хранила там свои банковые билеты, Сэмивел. Я много раз видел, как она снимала крышку с чайника, когда нужно было платить по счетам. Бедняжка! Она могла бы наполнить своими завещаниями все чайники в доме и не почувствовала бы никакого неудобства, потому что последнее время почти не интересовалась этим напитком, вот только в вечера трезвости они закладывали фундамент чаем, чтобы залить его спиртным.
   — Что же тут сказано? — спросил Сэм.
   — Точь-в-точь то самое, что я тебе говорил, сын мой, — отвечал родитель. — «Двести фунтов оболгациями моему пасынку Сэмивелу, а все остальное мое имущество, какое бы оно ни было, моему мужу Тони Вэллеру, которого я назначаю моим единственным душеприказчиком».
   — И это все? — осведомился Сэм.
   — Все, — сказал мистер Уэллер. — А так как только мы с тобой заинтересованы и для нас все ясно и понятно, то мы преспокойно можем бросить эту бумажку в огонь.
   — Что вы делаете, сумасшедший! — закричал Сэм, выхватывая бумагу, когда его родитель в простоте душевной начал разгребать угли, чтобы перейти от слов к делу. — Нечего сказать, хорош душеприказчик!
   — А чем плох? — осведомился мистер Уэллер, сердито оглядываясь, с кочергой в руке.
   — Чем плох! — воскликнул Сэм. — Да тем, что ее нужно сперва заверить, утвердить и присягу принести и всякие формальности проделать.
   — Ты это не шутя говоришь? — спросил мистер Уэллер, опуская кочергу.
   Сэм старательно спрятал завещание в боковой карман и взглядом дал понять, что не только не шутит, но говорит очень серьезно.