Страница:
— Я всегда не выносила этого Джоба, — сказала Мэри.
— Иначе и быть не могло, моя милая, — отозвался Сэм.
— Почему? — осведомилась Мэри.
— Потому что уродство и надувательство никогда не могут подружиться с красотой и добродетелью, — ответил мистер Уэллер. — Не правда ли, мистер Мазль?
— Никоим образом, — отозвался этот джентльмен.
По этому случаю Мэри рассмеялась и сказала, что ее рассмешила кухарка, а кухарка рассмеялась и сказала, что она не смешила.
— У меня нет стакана, — сказала Мэри.
— Пейте из моего, моя прелесть, — предложил мистер Уэллер. — Приложите губки к этому-вот стакану, и тогда я могу вас поцеловать через посредника.
— Как вам не стыдно, мистер Уэллер! — сказала Мэри.
— Почему мне должно быть стыдно, моя драгоценная?
— Стыдно так говорить.
— Вздор! Никакой беды тут нет. Это натурально. Не правда ли? — обратился мистер Уэллер к кухарке.
— Не спрашивайте меня, бесстыдник, — ответила кухарка в превеликом восхищении.
По этому случаю кухарка и Мэри снова стали хохотать, пока вследствие совместного действия пива, холодного мяса и смеха последняя едва не задохнулась; это был устрашающий припадок, от коего она оправилась только благодаря похлопыванию по спине и другим необходимым услугам, которые с величайшей деликатностью оказывал мистер Сэмюел Уэллер. В самый разгар веселья и смеха раздался громкий звонок у садовой калитки; юный джентльмен, который обедал в прачечной, немедленно побежал отворять. Внимание мистера Уэллера было всецело поглощено хорошенькой горничной; мистер Мазль был занят угощением гостя, а кухарка только что перестала хохотать и подносила ко рту огромный кусок, как вдруг дверь в кухне открылась и вошел мистер Джоб Троттер.
Мы сказали — вошел мистер Джоб Троттер, но это выражение не отвечает нашему правилу строго придерживаться фактов. Дверь открылась, и появился мистер Троттер. Он хотел войти и даже собирался это сделать, как вдруг заметил минера Уэллера, невольно отступил шага на два и остановился, взирая на неожиданно открывшуюся перед ним картину и совершенно оцепенев от изумления и ужаса.
— Вот он! — воскликнул Сэм, весело вскакивая с места. — Да ведь мы только что о вас говорили! Как поживаете? Где вы были? Входите!
Возложив руку на шелковичный воротник не сопротивлявшегося Джоба, мистер Уэллер втащил его в кухню, запер дверь на ключ и передал ключ мистеру Мазлю, а тот хладнокровно опустил его в боковой карман и застегнул пуговицу.
— Вот потеха! — вскричал Сэм. — Подумать только, что мой хозяин имел удовольствие встретиться с вашим там наверху, а я радуюсь встрече с вами здесь внизу! Ну, как же вы поживаете и как подвигается дело с колониальной торговлей? Как я рад вас видеть! Какой у вас довольный вид! Истинное наслаждение повидаться с вами, не правда ли, мистер Мазль?
— Совершенно верно, — подтвердил мистер Мазль.
— Какой он веселый! — сказал Сэм.
— В каком прекрасном расположении духа! — сказал Мазль.
— И как он рад видеть нас — от этого встреча еще приятнее, — сказал Сэм. — Присаживайтесь, присаживайтесь!
Мистер Троттер не сопротивлялся и был усажен на стул возле очага. Он поднял свои маленькие глазки сперва на мистера Уэллера, потом на мистера Мазля, но ничего не сказал.
— Ну-с, а теперь, — продолжал Сэм, — в присутствии этих леди я бы хотел спросить просто так, из любопытства, считаете ли вы себя самым милым и воспитанным молодым джентльменом, который прибегает к помощи розового клетчатого платочка и сборника гимнов номер четвертый?
— И который собирается жениться на кухарке? — с возмущением объявила сия леди. — Негодяй!
— И отказаться от дурных навыков и заняться колониальной торговлей? вставила горничная.
— А теперь я вам объясню, в чем тут дело, молодой человек, торжественно начал мистер Мазль, распаляясь при двух последних намеках. Вот эта леди (указывая на кухарку) водит компанию со мной, и когда вы осмеливаетесь, сэр, говорить о том, что откроете с ней колониальную лавку, вы меня раните в самое чувствительное место, в какое только может один мужчина ранить другого. Вы меня понимаете, сэр?
Тут мистер Мазль, который, в подражание своему хозяину, был высокого мнения о своем красноречии, умолк в ожидании ответа.
Но мистер Троттер не дал никакого ответа. И мистер Мазль продолжал тор— жественным тоном:
— Очень возможно, сэр, что наверху вы не понадобитесь в течение нескольких минут, сэр, потому что мой хозяин в настоящее время чрезвычайно занят — сводит счеты с вашим хозяином, сэр, и, стало быть, у вас найдется свободное время, сэр, для маленького секретного разговора со мной, сэр. Вы меня понимаете, сэр?
Мистер Мазль снова умолк в ожидании ответа, и снова мистер Троттер его разочаровал.
— Ну, в таком случае, — продолжал мистер Мазль, мне очень жаль, что приходится объясняться в присутствии леди, но дело важное, и они мне простят. В людской никого нет, сэр. Если вы пройдете туда, сэр, мистер Уэллер позаботится, чтобы все было по правилам, и мы можем получить взаимное удовлетворение, пока не зазвонит колокольчик. Следуйте за мной, сэр!
Произнеся эти слова, мистер Мазль шагнул к двери и, дабы выиграть время, начал на ходу снимать куртку.
Но как только кухарка услышала заключительные слова этого смелого вызова и увидела, что мистер Мазль собирается приступить к делу, она испустила громкий и пронзительный вопль и, бросившись на мистера Джоба Троттера, который тотчас же встал со стула, начала царапать и бить его по широкой плоской физиономии с энергией, свойственной возбужденным особам женского пола, и, запустив руки в его длинные черные волосы, выдрала примерно столько, что хватило бы на пять-шесть дюжин траурных колец самого большого размера. Совершив этот подвиг со всем пылом, какой внушила ей преданная любовь к мистеру Мазлю, она, шатаясь, отступила и, будучи леди тонко и деликатно чувствующей, немедленно свалилась под кухонный стол и лишилась чувств.
В эту минуту раздался звонок.
— Это за вами, Джоб Троттер! — сказал Сэм.
И, раньше чем мистер Троттер мог возразить или ответить, раньше даже, чем он успел остановить кровь из царапин, нанесенных лишившейся чувств леди, Сэм схватил его за одну руку, а мистер Мазль за другую; один тащил вперед, другой подталкивал сзади: так она его и препроводили по лестнице прямо в гостиную.
Их взорам открылась поразительная картина. Альфред Джингль, эсквайр, он же капитан Фиц-Маршалл, стоял у двери со шляпой в руке и улыбкой на лице, нимало не смущенный своим крайне неприятным положением. Против него стоял мистер Пиквик, который, по-видимому, внедрял в него какое-то высоконравственное поучение, ибо левая его рука покоилась под фалдами фрака, а правая была простерта в воздухе, по привычке, свойственной ему, когда он произносил торжественные речи. Неподалеку стоял с негодующей физиономией мистер Тапмен, которого заботливо удерживали двое его младших друзей; в дальнем конце комнаты находились мистер Напкинс, миссис Напкинс и мисс Напкинс, мрачно величественные и вне себя от возмущения.
— Что мешает мне, — со свойственным судье достоинством произнес мистер Напкинс, когда ввели Джоба, что мешает мне задержать этих людей как мошенников и самозванцев? Нелепое сострадание. Что мешает мне?
— Чванство, старый приятель, чванство, — отозвался Джингль, сохраняя спокойствие. — Не задержите — не пройдет — заполучили капитана, э? Ха-ха! Очень хорошо — партия для дочери — попали впросак — предать огласке — — ни за что на свете — дурацкое положение — весьма!
— Жалкий человек! — воскликнула миссис Напкинс. — Мы презираем ваши гнусные намеки!
— Я всегда его терпеть не могла, — добавила Генриетта.
— О, конечно! — продолжал Джингль. — Рослый молодой человек — старый поклонник — Сидни Поркенхем — богат — красивый малый — однако не так богат, как капитан, — выставить его — покончить с ним — все на свете ради капитана — нет равных капитану — все девицы-без ума от него — не так ли, Джоб?
Тут мистер Джингль расхохотался от всей души, а Джоб, радостно потирая руки, издал первый звук с тех пор, как вошел в дом, — тихое, чуть слышное хихиканье, которое как будто имело целью выразить, что он слишком дорожит своим смехом, чтобы позволить ему улетучиться в звуке.
— Мистер Напкинс, — сказала миссис Напкинс, — этот разговор неуместен в присутствии слуг. Прогоните этих негодяев!
— Правильно, моя дорогая, — отозвался мистер Напкинс. — Мазль!
— Ваша честь?
— Откройте парадную дверь.
— Слушаю, ваша честь.
— Оставьте этот дом! — сказал мистер Напкинс, выразительно размахивая рукой.
Джингль улыбнулся и шагнул к двери.
— Стойте! — сказал мистер Пиквик.
Джингль остановился.
— Я бы мог, — сказал мистер Пиквик, — отомстить сильнее за все, что перенес от вас и от этого вашего лицемерного друга.
Джоб Троттер поклонился с большой учтивостью и приложил руку к сердцу.
— Я говорю, — продолжал мистер Пиквик, постепенно начиная раздражаться, — что мог бы отомстить сильнее, но я довольствуюсь тем, что разоблачил вас, и это разоблачение считаю своим долгом по отношению к обществу. Это снисходительность, сэр, о которой, надеюсь, вы будете помнить.
Когда мистер Пиквик дошел до этого пункта, Джоб Троттер с шутливой важностью приставил руку к уху, словно боялся упустить хотя бы один слог.
— И я могу только добавить, сэр, — сказал мистер Пиквик, окончательно рассердившись, — что я считаю вас мошенником и… и негодяем… и… и хуже которого не видал… и не слыхал… за исключением этого святоши и бродяги в шелковичной ливрее.
— Ха-ха! — отозвался Джингль. — Славный малый Пиквик — доброе сердце — крепкий старикашка — но горячиться не следует — вредно, весьма — до свиданья — еще увидимся — не падайте духом — ну, Джоб, — трогай!
С этими словами мистер Джингль нахлобучил шляпу па свой особый лад и вышел из комнаты. Джоб Троттер помешкал, огляделся по сторонам, улыбнулся, а затем отвесив мистеру Пиквику насмешливо торжественный поклон и подмигнув мистеру Уэллеру с дерзким лукавством, которое превосходило всякое описание, последовал за своим неунывающим хозяином.
— Сэм! — сказал мистер Пиквик, когда мистер Уэллер двинулся было вслед за ними.
— Сэр?
— Останьтесь здесь.
Мистер Уэллер, казалось, колебался.
— Останьтесь здесь, — повторил мистер Пиквик.
— Нельзя ли мне отполировать Джоба в палисаднике? — спросил мистер Уэллер.
— Конечно, нет, — ответил мистер Пиквик.
— Нельзя ли мне вышвырнуть его за ворота, сэр? — спросил мистер Уэллер.
— Ни под каким видом, — ответил хозяин.
Мистер Уэллер впервые с тех пор, как поступил на службу, состроил на момент недовольную и разочарованную мину. Но его лицо мгновенно прояснилось, ибо коварный мистер Мазль, спрятавшись за парадной дверью и стремительно выскочив в надлежащий момент, с большой ловкостью спустил как мистера Джингля, так и его верного слугу с лестницы прямо в стоявшие внизу кадки с агавами.
— Исполнив свой долг, сэр, — обратился мистер Пиквик к мистеру Напкинсу, — я вместе с моими друзьями распрощаюсь с вами. Я приношу вам благодарность за то гостеприимство, с каким мы были встречены, и прошу разрешения заявить от имени всех нас, что мы бы его не приняли и не согласились на подобный выход из создавшегося положения, если бы нас не побуждало живейшее чувство долга. Завтра мы возвращаемся в Лондон. Вашу тайну мы будем хранить.
Выразив таким образом свой протест против утреннего инцидента, мистер Пиквик низко поклонился и, несмотря на уговоры всей семьи, вышел из комнаты вместе со своими друзьями.
— Наденьте шляпу, Сэм, — сказал мистер Пиквик.
— Она внизу, сэр, — ответил Сэм и побежал за нею.
В кухне не было никого, кроме хорошенькой горничной; и так как шляпы Сэма не оказалось на месте, он должен был ее искать, а хорошенькая горничная светила ему. Им пришлось осмотреть всю комнату в поисках шляпы. Хорошенькая горничная, горя желанием найти ее, опустилась на колени и перерыла все вещи, сваленные в углу за дверью. Это был неудобный угол: до него нельзя было добраться, не закрыв предварительно двери.
— Вот она! — сказала хорошенькая горничная. Это она?
— Дайте-ка, я посмотрю, — сказал Сэм.
Хорошенькая горничная поставила свечу на пол. Свет она давала очень тусклый. Сэму тоже пришлось опуститься на колени, чтобы разглядеть, действительно ли это его шляпа. Это был удивительно тесный угол, и, в этом не виноват никто, кроме человека, который строил дом, — Сэм и хорошенькая горничная поневоле очутились очень близко друг от друга.
— Да, это она, — сказал Сэм. — Прощайте.
— Прощайте, — сказала хорошенькая горничная.
— Прощайте, — сказал Сэм и с этими словами уронил шляпу, которую стоило такого труда найти.
— Какой вы неловкий! — сказала хорошенькая горничная. — Вы опять ее затеряете, если не будете осторожнее.
И только для того, чтобы шляпа снова не затерялась, она надела ее ему на голову.
Может быть, лицо хорошенькой горничной стало еще красивее, когда она обратила его к Сэму, а может быть, это было случайное следствие того, что они находились так близко друг от друга, — остается невыясненным по сей день, но только Сэм ее поцеловал.
— Ведь вы это сделали не нарочно? — краснея, сказала хорошенькая горничная.
— Ну, конечно! — сказал Сэм. — А вот теперь нарочно.
И он поцеловал ее еще раз.
— Сэм! — крикнул мистер Пиквик, перегнувшись через перила.
— Иду, сэр! — отозвался Сэм, взбегая по лестнице.
— Как долго вы возились! — заметил мистер Пиквик.
— Там было что-то за дверью, сэр, мы не могли ее сразу открыть, — ответил Сэм.
Таким был первый эпизод первой любви мистера Уэллера.
— Иначе и быть не могло, моя милая, — отозвался Сэм.
— Почему? — осведомилась Мэри.
— Потому что уродство и надувательство никогда не могут подружиться с красотой и добродетелью, — ответил мистер Уэллер. — Не правда ли, мистер Мазль?
— Никоим образом, — отозвался этот джентльмен.
По этому случаю Мэри рассмеялась и сказала, что ее рассмешила кухарка, а кухарка рассмеялась и сказала, что она не смешила.
— У меня нет стакана, — сказала Мэри.
— Пейте из моего, моя прелесть, — предложил мистер Уэллер. — Приложите губки к этому-вот стакану, и тогда я могу вас поцеловать через посредника.
— Как вам не стыдно, мистер Уэллер! — сказала Мэри.
— Почему мне должно быть стыдно, моя драгоценная?
— Стыдно так говорить.
— Вздор! Никакой беды тут нет. Это натурально. Не правда ли? — обратился мистер Уэллер к кухарке.
— Не спрашивайте меня, бесстыдник, — ответила кухарка в превеликом восхищении.
По этому случаю кухарка и Мэри снова стали хохотать, пока вследствие совместного действия пива, холодного мяса и смеха последняя едва не задохнулась; это был устрашающий припадок, от коего она оправилась только благодаря похлопыванию по спине и другим необходимым услугам, которые с величайшей деликатностью оказывал мистер Сэмюел Уэллер. В самый разгар веселья и смеха раздался громкий звонок у садовой калитки; юный джентльмен, который обедал в прачечной, немедленно побежал отворять. Внимание мистера Уэллера было всецело поглощено хорошенькой горничной; мистер Мазль был занят угощением гостя, а кухарка только что перестала хохотать и подносила ко рту огромный кусок, как вдруг дверь в кухне открылась и вошел мистер Джоб Троттер.
Мы сказали — вошел мистер Джоб Троттер, но это выражение не отвечает нашему правилу строго придерживаться фактов. Дверь открылась, и появился мистер Троттер. Он хотел войти и даже собирался это сделать, как вдруг заметил минера Уэллера, невольно отступил шага на два и остановился, взирая на неожиданно открывшуюся перед ним картину и совершенно оцепенев от изумления и ужаса.
— Вот он! — воскликнул Сэм, весело вскакивая с места. — Да ведь мы только что о вас говорили! Как поживаете? Где вы были? Входите!
Возложив руку на шелковичный воротник не сопротивлявшегося Джоба, мистер Уэллер втащил его в кухню, запер дверь на ключ и передал ключ мистеру Мазлю, а тот хладнокровно опустил его в боковой карман и застегнул пуговицу.
— Вот потеха! — вскричал Сэм. — Подумать только, что мой хозяин имел удовольствие встретиться с вашим там наверху, а я радуюсь встрече с вами здесь внизу! Ну, как же вы поживаете и как подвигается дело с колониальной торговлей? Как я рад вас видеть! Какой у вас довольный вид! Истинное наслаждение повидаться с вами, не правда ли, мистер Мазль?
— Совершенно верно, — подтвердил мистер Мазль.
— Какой он веселый! — сказал Сэм.
— В каком прекрасном расположении духа! — сказал Мазль.
— И как он рад видеть нас — от этого встреча еще приятнее, — сказал Сэм. — Присаживайтесь, присаживайтесь!
Мистер Троттер не сопротивлялся и был усажен на стул возле очага. Он поднял свои маленькие глазки сперва на мистера Уэллера, потом на мистера Мазля, но ничего не сказал.
— Ну-с, а теперь, — продолжал Сэм, — в присутствии этих леди я бы хотел спросить просто так, из любопытства, считаете ли вы себя самым милым и воспитанным молодым джентльменом, который прибегает к помощи розового клетчатого платочка и сборника гимнов номер четвертый?
— И который собирается жениться на кухарке? — с возмущением объявила сия леди. — Негодяй!
— И отказаться от дурных навыков и заняться колониальной торговлей? вставила горничная.
— А теперь я вам объясню, в чем тут дело, молодой человек, торжественно начал мистер Мазль, распаляясь при двух последних намеках. Вот эта леди (указывая на кухарку) водит компанию со мной, и когда вы осмеливаетесь, сэр, говорить о том, что откроете с ней колониальную лавку, вы меня раните в самое чувствительное место, в какое только может один мужчина ранить другого. Вы меня понимаете, сэр?
Тут мистер Мазль, который, в подражание своему хозяину, был высокого мнения о своем красноречии, умолк в ожидании ответа.
Но мистер Троттер не дал никакого ответа. И мистер Мазль продолжал тор— жественным тоном:
— Очень возможно, сэр, что наверху вы не понадобитесь в течение нескольких минут, сэр, потому что мой хозяин в настоящее время чрезвычайно занят — сводит счеты с вашим хозяином, сэр, и, стало быть, у вас найдется свободное время, сэр, для маленького секретного разговора со мной, сэр. Вы меня понимаете, сэр?
Мистер Мазль снова умолк в ожидании ответа, и снова мистер Троттер его разочаровал.
— Ну, в таком случае, — продолжал мистер Мазль, мне очень жаль, что приходится объясняться в присутствии леди, но дело важное, и они мне простят. В людской никого нет, сэр. Если вы пройдете туда, сэр, мистер Уэллер позаботится, чтобы все было по правилам, и мы можем получить взаимное удовлетворение, пока не зазвонит колокольчик. Следуйте за мной, сэр!
Произнеся эти слова, мистер Мазль шагнул к двери и, дабы выиграть время, начал на ходу снимать куртку.
Но как только кухарка услышала заключительные слова этого смелого вызова и увидела, что мистер Мазль собирается приступить к делу, она испустила громкий и пронзительный вопль и, бросившись на мистера Джоба Троттера, который тотчас же встал со стула, начала царапать и бить его по широкой плоской физиономии с энергией, свойственной возбужденным особам женского пола, и, запустив руки в его длинные черные волосы, выдрала примерно столько, что хватило бы на пять-шесть дюжин траурных колец самого большого размера. Совершив этот подвиг со всем пылом, какой внушила ей преданная любовь к мистеру Мазлю, она, шатаясь, отступила и, будучи леди тонко и деликатно чувствующей, немедленно свалилась под кухонный стол и лишилась чувств.
В эту минуту раздался звонок.
— Это за вами, Джоб Троттер! — сказал Сэм.
И, раньше чем мистер Троттер мог возразить или ответить, раньше даже, чем он успел остановить кровь из царапин, нанесенных лишившейся чувств леди, Сэм схватил его за одну руку, а мистер Мазль за другую; один тащил вперед, другой подталкивал сзади: так она его и препроводили по лестнице прямо в гостиную.
Их взорам открылась поразительная картина. Альфред Джингль, эсквайр, он же капитан Фиц-Маршалл, стоял у двери со шляпой в руке и улыбкой на лице, нимало не смущенный своим крайне неприятным положением. Против него стоял мистер Пиквик, который, по-видимому, внедрял в него какое-то высоконравственное поучение, ибо левая его рука покоилась под фалдами фрака, а правая была простерта в воздухе, по привычке, свойственной ему, когда он произносил торжественные речи. Неподалеку стоял с негодующей физиономией мистер Тапмен, которого заботливо удерживали двое его младших друзей; в дальнем конце комнаты находились мистер Напкинс, миссис Напкинс и мисс Напкинс, мрачно величественные и вне себя от возмущения.
— Что мешает мне, — со свойственным судье достоинством произнес мистер Напкинс, когда ввели Джоба, что мешает мне задержать этих людей как мошенников и самозванцев? Нелепое сострадание. Что мешает мне?
— Чванство, старый приятель, чванство, — отозвался Джингль, сохраняя спокойствие. — Не задержите — не пройдет — заполучили капитана, э? Ха-ха! Очень хорошо — партия для дочери — попали впросак — предать огласке — — ни за что на свете — дурацкое положение — весьма!
— Жалкий человек! — воскликнула миссис Напкинс. — Мы презираем ваши гнусные намеки!
— Я всегда его терпеть не могла, — добавила Генриетта.
— О, конечно! — продолжал Джингль. — Рослый молодой человек — старый поклонник — Сидни Поркенхем — богат — красивый малый — однако не так богат, как капитан, — выставить его — покончить с ним — все на свете ради капитана — нет равных капитану — все девицы-без ума от него — не так ли, Джоб?
Тут мистер Джингль расхохотался от всей души, а Джоб, радостно потирая руки, издал первый звук с тех пор, как вошел в дом, — тихое, чуть слышное хихиканье, которое как будто имело целью выразить, что он слишком дорожит своим смехом, чтобы позволить ему улетучиться в звуке.
— Мистер Напкинс, — сказала миссис Напкинс, — этот разговор неуместен в присутствии слуг. Прогоните этих негодяев!
— Правильно, моя дорогая, — отозвался мистер Напкинс. — Мазль!
— Ваша честь?
— Откройте парадную дверь.
— Слушаю, ваша честь.
— Оставьте этот дом! — сказал мистер Напкинс, выразительно размахивая рукой.
Джингль улыбнулся и шагнул к двери.
— Стойте! — сказал мистер Пиквик.
Джингль остановился.
— Я бы мог, — сказал мистер Пиквик, — отомстить сильнее за все, что перенес от вас и от этого вашего лицемерного друга.
Джоб Троттер поклонился с большой учтивостью и приложил руку к сердцу.
— Я говорю, — продолжал мистер Пиквик, постепенно начиная раздражаться, — что мог бы отомстить сильнее, но я довольствуюсь тем, что разоблачил вас, и это разоблачение считаю своим долгом по отношению к обществу. Это снисходительность, сэр, о которой, надеюсь, вы будете помнить.
Когда мистер Пиквик дошел до этого пункта, Джоб Троттер с шутливой важностью приставил руку к уху, словно боялся упустить хотя бы один слог.
— И я могу только добавить, сэр, — сказал мистер Пиквик, окончательно рассердившись, — что я считаю вас мошенником и… и негодяем… и… и хуже которого не видал… и не слыхал… за исключением этого святоши и бродяги в шелковичной ливрее.
— Ха-ха! — отозвался Джингль. — Славный малый Пиквик — доброе сердце — крепкий старикашка — но горячиться не следует — вредно, весьма — до свиданья — еще увидимся — не падайте духом — ну, Джоб, — трогай!
С этими словами мистер Джингль нахлобучил шляпу па свой особый лад и вышел из комнаты. Джоб Троттер помешкал, огляделся по сторонам, улыбнулся, а затем отвесив мистеру Пиквику насмешливо торжественный поклон и подмигнув мистеру Уэллеру с дерзким лукавством, которое превосходило всякое описание, последовал за своим неунывающим хозяином.
— Сэм! — сказал мистер Пиквик, когда мистер Уэллер двинулся было вслед за ними.
— Сэр?
— Останьтесь здесь.
Мистер Уэллер, казалось, колебался.
— Останьтесь здесь, — повторил мистер Пиквик.
— Нельзя ли мне отполировать Джоба в палисаднике? — спросил мистер Уэллер.
— Конечно, нет, — ответил мистер Пиквик.
— Нельзя ли мне вышвырнуть его за ворота, сэр? — спросил мистер Уэллер.
— Ни под каким видом, — ответил хозяин.
Мистер Уэллер впервые с тех пор, как поступил на службу, состроил на момент недовольную и разочарованную мину. Но его лицо мгновенно прояснилось, ибо коварный мистер Мазль, спрятавшись за парадной дверью и стремительно выскочив в надлежащий момент, с большой ловкостью спустил как мистера Джингля, так и его верного слугу с лестницы прямо в стоявшие внизу кадки с агавами.
— Исполнив свой долг, сэр, — обратился мистер Пиквик к мистеру Напкинсу, — я вместе с моими друзьями распрощаюсь с вами. Я приношу вам благодарность за то гостеприимство, с каким мы были встречены, и прошу разрешения заявить от имени всех нас, что мы бы его не приняли и не согласились на подобный выход из создавшегося положения, если бы нас не побуждало живейшее чувство долга. Завтра мы возвращаемся в Лондон. Вашу тайну мы будем хранить.
Выразив таким образом свой протест против утреннего инцидента, мистер Пиквик низко поклонился и, несмотря на уговоры всей семьи, вышел из комнаты вместе со своими друзьями.
— Наденьте шляпу, Сэм, — сказал мистер Пиквик.
— Она внизу, сэр, — ответил Сэм и побежал за нею.
В кухне не было никого, кроме хорошенькой горничной; и так как шляпы Сэма не оказалось на месте, он должен был ее искать, а хорошенькая горничная светила ему. Им пришлось осмотреть всю комнату в поисках шляпы. Хорошенькая горничная, горя желанием найти ее, опустилась на колени и перерыла все вещи, сваленные в углу за дверью. Это был неудобный угол: до него нельзя было добраться, не закрыв предварительно двери.
— Вот она! — сказала хорошенькая горничная. Это она?
— Дайте-ка, я посмотрю, — сказал Сэм.
Хорошенькая горничная поставила свечу на пол. Свет она давала очень тусклый. Сэму тоже пришлось опуститься на колени, чтобы разглядеть, действительно ли это его шляпа. Это был удивительно тесный угол, и, в этом не виноват никто, кроме человека, который строил дом, — Сэм и хорошенькая горничная поневоле очутились очень близко друг от друга.
— Да, это она, — сказал Сэм. — Прощайте.
— Прощайте, — сказала хорошенькая горничная.
— Прощайте, — сказал Сэм и с этими словами уронил шляпу, которую стоило такого труда найти.
— Какой вы неловкий! — сказала хорошенькая горничная. — Вы опять ее затеряете, если не будете осторожнее.
И только для того, чтобы шляпа снова не затерялась, она надела ее ему на голову.
Может быть, лицо хорошенькой горничной стало еще красивее, когда она обратила его к Сэму, а может быть, это было случайное следствие того, что они находились так близко друг от друга, — остается невыясненным по сей день, но только Сэм ее поцеловал.
— Ведь вы это сделали не нарочно? — краснея, сказала хорошенькая горничная.
— Ну, конечно! — сказал Сэм. — А вот теперь нарочно.
И он поцеловал ее еще раз.
— Сэм! — крикнул мистер Пиквик, перегнувшись через перила.
— Иду, сэр! — отозвался Сэм, взбегая по лестнице.
— Как долго вы возились! — заметил мистер Пиквик.
— Там было что-то за дверью, сэр, мы не могли ее сразу открыть, — ответил Сэм.
Таким был первый эпизод первой любви мистера Уэллера.
Глава XXVI,
которая содержит краткий отчет о ходе дела Бардл против Пиквика
Разоблачив Джингля и достигнув таким образом главной цели своего путешествия, мистер Пиквик решил немедленно вернуться в Лондон, чтобы ознакомиться с теми действиями, какие были за это время предприняты против него мистерами Додсоном и Фоггом. Следуя этому решению со всей энергией и настойчивостью, свойственными его характеру, он взобрался на заднее место первой же кареты, которая отходила из Ипсуича утром после памятных событий, пространно изложенных в двух предшествующих главах, и в сопровождении трех своих друзей и мистера Сэмюела Уэллера прибыл в столицу, в полном здравии и благополучии, вечером того же дня.
Здесь друзья на некоторое время расстались.
Мистеры Тапмен, Уинкль и Снодграсс разъехались по своим домам, чтобы заняться необходимыми приготовлениями к предстоящему визиту в Дингли Делл, а мистер Пиквик и Сэм нашли себе пристанище в очень хорошем старомодном и комфортабельном помещении, а именно в таверне и гостинице «Джордж и Ястреб», Джордж-Ярд на Ломберд-стрит.
Мистер Пиквик пообедал, покончил со второй пинтой превосходного портвейна, прикрыл голову шелковым носовым платком, положил ноги на каминную решетку и откинулся на спинку удобного кресла, но внезапное появление мистера Уэллера с дорожной сумкой вывело его из спокойного созерцательного состояния.
— Сэм, — сказал мистер Пиквик.
— Сэр? — откликнулся мистер Уэллер.
— Я только что думал о том, — сказал мистер Пиквик, — что у миссис Бардл на Госуэлл-стрит осталось очень много вещей и следовало бы их взять до нашего отъезда.
— Очень хорошо, сэр, — ответил мистер Уэллер.
— Я бы мог отослать их на время к мистеру Тапмену, Сэм, — продолжал мистер Пиквик, — по прежде необходимо их разобрать и уложить. Вам нужно пойти на Госуэлл-стрит, Сэм, и уладить это дело.
— Сейчас, сэр? — осведомился мистер Уэллер.
— Сейчас, — ответил мистер Пиквик. — Постойте, Сэм, — добавил мистер Пиквик, вытаскивая кошелек, — нужно уплатить за квартиру. Срок истекает на святках, но расплатитесь и покончите с этим делом. Я предупреждаю за месяц и отказываюсь от квартиры. Вот предупреждение в письменной форме. Передайте его и скажите миссис Бардл, что она может сдать комнаты, когда ей будет угодно.
— Прекрасно, сэр, — ответил мистер Уэллер. — Больше ничего?
— Больше ничего, Сэм.
Мистер Уэллер медленно пошел к двери, словно ждал еще чего-то, медленно открыл ее, медленно вышел и медленно прикрыл ее дюйма на два, когда мистер Пиквик крикнул:
— Сэм!
— Сэр? — отозвался мистер Уэллер, быстро возвращаясь и закрывая за собой дверь.
— Сэм, я отнюдь не возражаю, если вы попытаетесь узнать, как расположена ко мне сама миссис Бардл и можно ли считать вероятным, что это гнусное и ни на чем не основанное дело будет доведено до конца. Я говорю, что не возражаю против этого, если у вас есть желание разузнать, Сэм, — сказал мистер Пиквик.
Сэм слегка кивнул головой в знак понимания и вышел из комнаты. Мистер Пиквик снова накрыл голову шелковым носовым платком и приготовился вздремнуть. Мистер Уэллер быстро удалился, чтобы исполнить поручение.
Было около десяти часов, когда он добрался до Госуэлл-стрит. В маленькой гостиной, выходившей окнами на улицу, горели две свечи, и на штору падала тень от двух женских шляп. У миссис Бардл были гости.
Мистер Уэллер постучал в дверь, и после довольно длинного промежутка времени, в течение которого на улице высвистывался какой-то мотив, а в доме преодолевалось упрямство свечи, не желавшей загораться, пара маленьких башмаков затопала по коврику в передней, и появился юный Бардл.
— Ну, сорванец, — сказал Сэм, — как поживает мамаша?
— Она здорова, — ответил юный Бардл, — и я тоже.
— Какое счастье! — сказал Сэм. — Передайте ей, что я хочу с ней поговорить, слышите, юный феномен?
После такой просьбы юный Бардл поставил свечу на нижнюю ступеньку и исчез вместе со своим поручением в гостиной.
Две шляпы, бросавшие тень на штору, были головными уборами двух самых близких приятельниц миссис Бардл, которые только что пришли, чтобы мирно выпить чашку чаю и разделить с хозяйкой скромный горячий ужин, состоявший из двух порций поросячьих ножек и поджаренного сыра. Сыр восхитительно подрумянивался в маленькой голландской печке перед камином; поросячьи ножки чувствовали себя превосходно в маленькой жестяной кастрюльке, висевшей на крюке, миссис Бардл и ее две подруги также чувствовали себя прекрасно, мирно беседуя обо всех своих близких друзьях и знакомых, когда юный Бардл, выходивший к парадной двери, вернулся и передал поручение, доверенное ему мистером Сэмюелом Уэллером.
— Слуга мистера Пиквика! — сказала, бледнея, миссис Бардл.
— Ах, боже мой! — сказала миссис Клаппинс.
— Право же, я бы этому не поверила, если бы это случилось не при мне, сказала миссис Сендерс.
Миссис Клаппинс была маленькая, живая, суетливая женщина; миссис Сендерс — большая, толстая, широколицая особа; и обе пришли в гости к миссис Бардл.
Миссис Бардл сочла уместным заволноваться; а так как ни одна из трех в сущности не знала, следует ли при данных обстоятельствах поддерживать со слугой мистера Пиквика какие бы то ни было отношения иначе, чем через Додсона и Фогга, то все они были захвачены врасплох. В таком состоянии нерешительности было ясно, что первым делом следует угостить тумаком мальчика за то, что он встретил у двери мистера Уэллера. Поэтому мать дала ему тумака, и он мелодически заревел.
— Перестань вопить… негодное создание! — сказала миссис Бардл.
— Да, не огорчай твою бедную мать, — вмешалась миссис Сендерс.
— У нее достаточно огорчений и без тебя, Томми, с сострадательной покорностью вымолвила миссис Клаппинс.
— Ах, вот не везет бедняжке! — сказала миссис Сендерс.
От этих поучительных замечаний юный Бардл завыл еще громче.
— Что же мне делать? — обратилась миссис Бардл к миссис Клаппинс.
— Я думаю, вам следует его принять, — ответила миссис Клаппинс. — Но непременно при свидетеле.
— Мне кажется, закон предпочитает двух свидетелей, — сказала миссис Сендерс, которая, как и первая приятельница, сгорала от любопытства.
— Пожалуй, лучше всего будет впустить его сюда, решила миссис Бардл.
— Разумеется, — ответила миссис Клаппинс, с живостью подхватывая эту мысль. — Войдите, молодой человек, и, пожалуйста, закройте сначала парадную дверь.
Мистер Уэллер мгновенно принял приглашение, и, войдя в гостиную, изложил дело миссис Бардл в следующих выражениях:
— Очень сожалею, если причиню личные неудобства, сударыня, как говорил грабитель, загоняя старую леди в растопленный камин, но так как мы с хозяином только что приехали в город и собираемся опять уехать, то уж тут, знаете ли, ничего не поделаешь.
— Конечно, молодой человек не может отвечать за грехи своего хозяина, заметила миссис Клаппинс, на которую наружность мистера Уэллера и его умение вести разговор произвели большое впечатление.
— Несомненно! — подхватила миссис Сендерс, которая, если судить по задумчивым взглядам, устремленным на маленькую жестяную кастрюлю, казалось мысленно подсчитывала предполагаемое количество поросячьих ножек на случай, если Сэму предложат остаться к ужину.
— А пришел я сюда вот для чего, — продолжал Сэм, игнорируя эти замечания: — во-первых, передать отказ моего хозяина от квартиры — вот он; во-вторых, внести квартирную плату — вот она; в-третьих, сказать, чтобы все его вещи были собраны и переданы тому, кого мы за ними пришлем; в-четвертых, сообщить, что вы можете сдать это помещение, когда вам угодно, — вот и все.
— Что бы ни произошло, — сказала миссис Бардл, а я всегда говорила и теперь скажу: во всех отношениях, кроме одного, мистер Пиквик держал себя как настоящий джентльмен. Деньги всегда были за ним все равно что в банке, всегда!
Говоря это, миссис Бардл приложила платок к глазам и вышла из комнаты написать расписку.
Сэм прекрасно знал, что ему нужно только помолчать, и женщины непременно начнут говорить, поэтому он в глубоком молчании рассматривал по очереди: жестяную кастрюлю, поджаренный сыр, стену и потолок.
— Бедняжка! — сказала миссис Клаппинс.
— Ах, бедное создание! — подхватила миссис Сендерс.
Сэм ничего не сказал. Было ясно, что они заговорят на тему, его интересовавшую.
— Право же, я не могу совладать с собой, — сказала миссис Клаппинс, когда подумаю о таком вероломстве. Я не хочу задеть вас, молодой человек, но ваш хозяин — старый изверг, и если бы он был здесь, я бы ему это сказала в лицо!
— Скажите! — посоветовал Сэм.
— Видеть, как ужасно она это принимает к сердцу, бредит и тоскует, ни в чем не находит удовольствия, разве что зайдут из жалости подруги посидеть с нею и утешить ее, — продолжала миссис Клаппинс, поглядывая на жестяную кастрюлю и голландскую печку, — это возмутительно!
— Бесчеловечно, — сказала миссис Сендерс.
— А ваш хозяин, молодой человек! Джентльмен со средствами, он бы и не почувствовал расходов на жену, так бы и не почувствовал! — продолжала миссис Клаппинс с большим увлечением. — Нет никакого оправдания его поведению! Почему он на ней не женится?
— А ведь правда! — сказал Сэм. — Вот в чем вопрос!
— Вот именно, вопрос! — подхватила миссис Клаппинс. — Она бы ему задала вопрос, будь у нее мой характер. Однако есть закон, защищающий нас, женщин, которых они сделали бы несчастными созданиями, если бы могли, а в этом, молодой человек, ваш хозяин убедится, поплатившись раньше, чем успеет постареть на полгода.
При этом утешительном замечании миссис Клаппинс улыбнулась миссис Сендерс, которая также ответила ей улыбкой.
«Делу дан ход, это ясно», — подумал Сэм, когда миссис Бардл вернулась с распиской.
— Вот расписка, мистер Уэллер, — сказала миссис Бардл, — а вот сдача, и, надеюсь, вы выпьете стаканчик, чтобы согреться. Выпейте хотя бы ради старого знакомства.
Сэм понял, какую можно извлечь из этого выгоду, и немедленно согласился. Миссис Бардл достала из шкафчика черную бутылку и рюмку; ее рассеянность, вызванная глубокой душевной скорбью, была так велика, что, наполнив рюмку мистера Уэллера, она извлекла еще три винных рюмки, которые тоже наполнила.
— Ах, миссис Бардл! — воскликнула миссис Клаппинс. — Посмотрите-ка, что вы сделали!
Сэм, конечно, все это смекнул и потому тотчас же сказал, что никогда не пьет до ужина, если вместе с ним не выпьет леди. Над этим весело посмеялись, и миссис Сендерс решила его потешить и пригубила из своей рюмки. Тогда Сэм заметил, что вино следует пустить вкруговую, и все пригубили. Вслед за сим маленькая миссис Клаппинс предложила тост за успех в процессе «Бардл против Пиквика», и леди, осушив рюмки под этот тост, тотчас же сделались очень разговорчивы.
— Должно быть, вы слышали о том, что происходит, мистер Уэллер? — спросила миссис Бардл.
— Слыхал кое-что, — ответил Сэм.
— Это ужасно, мистер Уэллер, если вас выставляют таким образом перед публикой! — сказала миссис Бардл. — Но теперь я понимаю: ничего другого мне не оставалось сделать, и мои адвокаты, мистер Додсон и Фогг, говорят, что с теми свидетелями, которых мы вызовем, мы должны выиграть дело. Но я не знаю, что я буду делать, мистер Уэллер, если мне не удастся его выиграть!
Разоблачив Джингля и достигнув таким образом главной цели своего путешествия, мистер Пиквик решил немедленно вернуться в Лондон, чтобы ознакомиться с теми действиями, какие были за это время предприняты против него мистерами Додсоном и Фоггом. Следуя этому решению со всей энергией и настойчивостью, свойственными его характеру, он взобрался на заднее место первой же кареты, которая отходила из Ипсуича утром после памятных событий, пространно изложенных в двух предшествующих главах, и в сопровождении трех своих друзей и мистера Сэмюела Уэллера прибыл в столицу, в полном здравии и благополучии, вечером того же дня.
Здесь друзья на некоторое время расстались.
Мистеры Тапмен, Уинкль и Снодграсс разъехались по своим домам, чтобы заняться необходимыми приготовлениями к предстоящему визиту в Дингли Делл, а мистер Пиквик и Сэм нашли себе пристанище в очень хорошем старомодном и комфортабельном помещении, а именно в таверне и гостинице «Джордж и Ястреб», Джордж-Ярд на Ломберд-стрит.
Мистер Пиквик пообедал, покончил со второй пинтой превосходного портвейна, прикрыл голову шелковым носовым платком, положил ноги на каминную решетку и откинулся на спинку удобного кресла, но внезапное появление мистера Уэллера с дорожной сумкой вывело его из спокойного созерцательного состояния.
— Сэм, — сказал мистер Пиквик.
— Сэр? — откликнулся мистер Уэллер.
— Я только что думал о том, — сказал мистер Пиквик, — что у миссис Бардл на Госуэлл-стрит осталось очень много вещей и следовало бы их взять до нашего отъезда.
— Очень хорошо, сэр, — ответил мистер Уэллер.
— Я бы мог отослать их на время к мистеру Тапмену, Сэм, — продолжал мистер Пиквик, — по прежде необходимо их разобрать и уложить. Вам нужно пойти на Госуэлл-стрит, Сэм, и уладить это дело.
— Сейчас, сэр? — осведомился мистер Уэллер.
— Сейчас, — ответил мистер Пиквик. — Постойте, Сэм, — добавил мистер Пиквик, вытаскивая кошелек, — нужно уплатить за квартиру. Срок истекает на святках, но расплатитесь и покончите с этим делом. Я предупреждаю за месяц и отказываюсь от квартиры. Вот предупреждение в письменной форме. Передайте его и скажите миссис Бардл, что она может сдать комнаты, когда ей будет угодно.
— Прекрасно, сэр, — ответил мистер Уэллер. — Больше ничего?
— Больше ничего, Сэм.
Мистер Уэллер медленно пошел к двери, словно ждал еще чего-то, медленно открыл ее, медленно вышел и медленно прикрыл ее дюйма на два, когда мистер Пиквик крикнул:
— Сэм!
— Сэр? — отозвался мистер Уэллер, быстро возвращаясь и закрывая за собой дверь.
— Сэм, я отнюдь не возражаю, если вы попытаетесь узнать, как расположена ко мне сама миссис Бардл и можно ли считать вероятным, что это гнусное и ни на чем не основанное дело будет доведено до конца. Я говорю, что не возражаю против этого, если у вас есть желание разузнать, Сэм, — сказал мистер Пиквик.
Сэм слегка кивнул головой в знак понимания и вышел из комнаты. Мистер Пиквик снова накрыл голову шелковым носовым платком и приготовился вздремнуть. Мистер Уэллер быстро удалился, чтобы исполнить поручение.
Было около десяти часов, когда он добрался до Госуэлл-стрит. В маленькой гостиной, выходившей окнами на улицу, горели две свечи, и на штору падала тень от двух женских шляп. У миссис Бардл были гости.
Мистер Уэллер постучал в дверь, и после довольно длинного промежутка времени, в течение которого на улице высвистывался какой-то мотив, а в доме преодолевалось упрямство свечи, не желавшей загораться, пара маленьких башмаков затопала по коврику в передней, и появился юный Бардл.
— Ну, сорванец, — сказал Сэм, — как поживает мамаша?
— Она здорова, — ответил юный Бардл, — и я тоже.
— Какое счастье! — сказал Сэм. — Передайте ей, что я хочу с ней поговорить, слышите, юный феномен?
После такой просьбы юный Бардл поставил свечу на нижнюю ступеньку и исчез вместе со своим поручением в гостиной.
Две шляпы, бросавшие тень на штору, были головными уборами двух самых близких приятельниц миссис Бардл, которые только что пришли, чтобы мирно выпить чашку чаю и разделить с хозяйкой скромный горячий ужин, состоявший из двух порций поросячьих ножек и поджаренного сыра. Сыр восхитительно подрумянивался в маленькой голландской печке перед камином; поросячьи ножки чувствовали себя превосходно в маленькой жестяной кастрюльке, висевшей на крюке, миссис Бардл и ее две подруги также чувствовали себя прекрасно, мирно беседуя обо всех своих близких друзьях и знакомых, когда юный Бардл, выходивший к парадной двери, вернулся и передал поручение, доверенное ему мистером Сэмюелом Уэллером.
— Слуга мистера Пиквика! — сказала, бледнея, миссис Бардл.
— Ах, боже мой! — сказала миссис Клаппинс.
— Право же, я бы этому не поверила, если бы это случилось не при мне, сказала миссис Сендерс.
Миссис Клаппинс была маленькая, живая, суетливая женщина; миссис Сендерс — большая, толстая, широколицая особа; и обе пришли в гости к миссис Бардл.
Миссис Бардл сочла уместным заволноваться; а так как ни одна из трех в сущности не знала, следует ли при данных обстоятельствах поддерживать со слугой мистера Пиквика какие бы то ни было отношения иначе, чем через Додсона и Фогга, то все они были захвачены врасплох. В таком состоянии нерешительности было ясно, что первым делом следует угостить тумаком мальчика за то, что он встретил у двери мистера Уэллера. Поэтому мать дала ему тумака, и он мелодически заревел.
— Перестань вопить… негодное создание! — сказала миссис Бардл.
— Да, не огорчай твою бедную мать, — вмешалась миссис Сендерс.
— У нее достаточно огорчений и без тебя, Томми, с сострадательной покорностью вымолвила миссис Клаппинс.
— Ах, вот не везет бедняжке! — сказала миссис Сендерс.
От этих поучительных замечаний юный Бардл завыл еще громче.
— Что же мне делать? — обратилась миссис Бардл к миссис Клаппинс.
— Я думаю, вам следует его принять, — ответила миссис Клаппинс. — Но непременно при свидетеле.
— Мне кажется, закон предпочитает двух свидетелей, — сказала миссис Сендерс, которая, как и первая приятельница, сгорала от любопытства.
— Пожалуй, лучше всего будет впустить его сюда, решила миссис Бардл.
— Разумеется, — ответила миссис Клаппинс, с живостью подхватывая эту мысль. — Войдите, молодой человек, и, пожалуйста, закройте сначала парадную дверь.
Мистер Уэллер мгновенно принял приглашение, и, войдя в гостиную, изложил дело миссис Бардл в следующих выражениях:
— Очень сожалею, если причиню личные неудобства, сударыня, как говорил грабитель, загоняя старую леди в растопленный камин, но так как мы с хозяином только что приехали в город и собираемся опять уехать, то уж тут, знаете ли, ничего не поделаешь.
— Конечно, молодой человек не может отвечать за грехи своего хозяина, заметила миссис Клаппинс, на которую наружность мистера Уэллера и его умение вести разговор произвели большое впечатление.
— Несомненно! — подхватила миссис Сендерс, которая, если судить по задумчивым взглядам, устремленным на маленькую жестяную кастрюлю, казалось мысленно подсчитывала предполагаемое количество поросячьих ножек на случай, если Сэму предложат остаться к ужину.
— А пришел я сюда вот для чего, — продолжал Сэм, игнорируя эти замечания: — во-первых, передать отказ моего хозяина от квартиры — вот он; во-вторых, внести квартирную плату — вот она; в-третьих, сказать, чтобы все его вещи были собраны и переданы тому, кого мы за ними пришлем; в-четвертых, сообщить, что вы можете сдать это помещение, когда вам угодно, — вот и все.
— Что бы ни произошло, — сказала миссис Бардл, а я всегда говорила и теперь скажу: во всех отношениях, кроме одного, мистер Пиквик держал себя как настоящий джентльмен. Деньги всегда были за ним все равно что в банке, всегда!
Говоря это, миссис Бардл приложила платок к глазам и вышла из комнаты написать расписку.
Сэм прекрасно знал, что ему нужно только помолчать, и женщины непременно начнут говорить, поэтому он в глубоком молчании рассматривал по очереди: жестяную кастрюлю, поджаренный сыр, стену и потолок.
— Бедняжка! — сказала миссис Клаппинс.
— Ах, бедное создание! — подхватила миссис Сендерс.
Сэм ничего не сказал. Было ясно, что они заговорят на тему, его интересовавшую.
— Право же, я не могу совладать с собой, — сказала миссис Клаппинс, когда подумаю о таком вероломстве. Я не хочу задеть вас, молодой человек, но ваш хозяин — старый изверг, и если бы он был здесь, я бы ему это сказала в лицо!
— Скажите! — посоветовал Сэм.
— Видеть, как ужасно она это принимает к сердцу, бредит и тоскует, ни в чем не находит удовольствия, разве что зайдут из жалости подруги посидеть с нею и утешить ее, — продолжала миссис Клаппинс, поглядывая на жестяную кастрюлю и голландскую печку, — это возмутительно!
— Бесчеловечно, — сказала миссис Сендерс.
— А ваш хозяин, молодой человек! Джентльмен со средствами, он бы и не почувствовал расходов на жену, так бы и не почувствовал! — продолжала миссис Клаппинс с большим увлечением. — Нет никакого оправдания его поведению! Почему он на ней не женится?
— А ведь правда! — сказал Сэм. — Вот в чем вопрос!
— Вот именно, вопрос! — подхватила миссис Клаппинс. — Она бы ему задала вопрос, будь у нее мой характер. Однако есть закон, защищающий нас, женщин, которых они сделали бы несчастными созданиями, если бы могли, а в этом, молодой человек, ваш хозяин убедится, поплатившись раньше, чем успеет постареть на полгода.
При этом утешительном замечании миссис Клаппинс улыбнулась миссис Сендерс, которая также ответила ей улыбкой.
«Делу дан ход, это ясно», — подумал Сэм, когда миссис Бардл вернулась с распиской.
— Вот расписка, мистер Уэллер, — сказала миссис Бардл, — а вот сдача, и, надеюсь, вы выпьете стаканчик, чтобы согреться. Выпейте хотя бы ради старого знакомства.
Сэм понял, какую можно извлечь из этого выгоду, и немедленно согласился. Миссис Бардл достала из шкафчика черную бутылку и рюмку; ее рассеянность, вызванная глубокой душевной скорбью, была так велика, что, наполнив рюмку мистера Уэллера, она извлекла еще три винных рюмки, которые тоже наполнила.
— Ах, миссис Бардл! — воскликнула миссис Клаппинс. — Посмотрите-ка, что вы сделали!
Сэм, конечно, все это смекнул и потому тотчас же сказал, что никогда не пьет до ужина, если вместе с ним не выпьет леди. Над этим весело посмеялись, и миссис Сендерс решила его потешить и пригубила из своей рюмки. Тогда Сэм заметил, что вино следует пустить вкруговую, и все пригубили. Вслед за сим маленькая миссис Клаппинс предложила тост за успех в процессе «Бардл против Пиквика», и леди, осушив рюмки под этот тост, тотчас же сделались очень разговорчивы.
— Должно быть, вы слышали о том, что происходит, мистер Уэллер? — спросила миссис Бардл.
— Слыхал кое-что, — ответил Сэм.
— Это ужасно, мистер Уэллер, если вас выставляют таким образом перед публикой! — сказала миссис Бардл. — Но теперь я понимаю: ничего другого мне не оставалось сделать, и мои адвокаты, мистер Додсон и Фогг, говорят, что с теми свидетелями, которых мы вызовем, мы должны выиграть дело. Но я не знаю, что я буду делать, мистер Уэллер, если мне не удастся его выиграть!