Джойс Бренда. Пленница

   — Пару месяцев назад, — промурлыкала она, игриво покусывая ему шею.
   Он молниеносно извернулся и ухватил ее грудь. Зу взвизгнула от боли: он грубо вывернул ей сосок.
   — Значит, ты должна была сказать мне об этом два месяца назад!
   Она не посмела вырываться, из страха, что ей снова сделают больно.
   — Мне и в голову не могло прийти, что тебя это так волнует!
   — Еще как могло, — прошипел он. — Ты отлично все знала. Уж не вздумала ли ты меня дурачить?!
   В его шепоте звучала нешуточная угроза, а сильные пальцы снова жестоко сжали сосок.
   — Нет, что ты! — прохныкала она.
   — Никогда ничего от меня не скрывай. — Он отпустил сосок и слегка погладил грудь.
   — Обещаю, — выдохнула Зу.
   Оба отлично знали, что она лжет.
   Он оттолкнул ее, но пока не собирался уходить.
   — Это очень интересно, потому что еще с полгода назад я наводил справки, но так и не узнал, какой из моих кораблей привез ее в Триполи.
   Зу долго смотрела на него.
   — Но разве возможно, чтобы она попала сюда иным путем?
   — На свете все возможно, Зу, — холодно улыбнулся он.
   Она обхватила его сзади руками, на сей раз щекоча его ягодицы своим лобком, на котором были тщательно выщипаны все волосы.
   — Так кто же она такая? И что скрывает?
   — А вот это, моя милая, ты непременно должна разнюхать!
   Зу улыбнулась и поцеловала его в шею, а потом отодвинулась — любовник не собирался продолжать игру.
   — О чем это ты все время думаешь? — капризно поинтересовалась она. — Ты же всю ночь сегодня был не со мною, а витал где-то в облаках!
   Обычно он проводил здесь почти всю ночь, услаждая ее полуласками-полупытками.
   — Блэкуэлл. Мы должны заставить его дать ответ немедленно.
   — Но ты же сказал, что он никогда не примет ислам и не станет водить корабли паши. — Зу потянулась и присела на кровать рядом с ним.
   — Я по-прежнему в этом уверен. — Мужчина вскочил. — И чем скорее он признается в этом, тем скорее ему придет конец.
   И его лицо осветила злорадная улыбка.
   Алекс трясло. Блэкуэлла призвали в тронный зал — наверняка для того, чтобы услышать его решение. Они с Мурадом спешили на другую половину дворца, в потайную комнату. Пленница едва соображала от ужаса.
   «Пожалуйста, Господи, не позволь ему умереть!» — молилась она. При одной мысли о том, что выкинет паша в ответ на отказ капитана, ей становилось плохо. Она слишком хорошо знала о самодурстве и жестокости повелителя варваров^[7]. Разве он не приговорил к бастонадо своего собственного адмирала, раиса Джовара, за гибель «Мирабуки»?
   — Алекс! — дернул ее за руку Мурад. — Твой муж!
   Она застыла, заметив, как из-за угла вышел Джебаль. Он направлялся в тронный зал. При виде Алекс он замедлил шаги.
   — Доброе утро! — криво улыбнулась Алекс. Только Джебаля сейчас не хватало!
   — Оно действительно выдалось отличное, правда? — радостно улыбнулся Джебаль. — А ночь обещает быть и того лучше. — Его взгляд говорил сам за себя.
   Алекс была просто не в состоянии думать о вечере и предстоящем празднике — только не сейчас! Не сейчас, когда жизнь Блэкуэлла висит на волоске! Ибо всего минуту назад ее осенила догадка, что если они уже начали менять ход истории, его могут казнить сейчас, за отказ служить паше, а не будущим летом, за любовную интригу. У нее потемнело в глазах.
   — Тебе до сих пор не стало лучше? — спросил Джебаль, всматриваясь в ее лицо.
   — У меня расстройство желудка, — промямлила Алекс. По крайней мере это было правдой. Не обращая внимания на брезгливое выражение, проступившее на лице мужа, она схватила его за рукав и спросила: — Джебаль, что твой отец сделает с Блэкуэллом, если он откажется превращаться в турка?
   — Никогда не говори так про нас, Зохара, это слово употребляют только неверные, христиане! — мгновенно помрачнел Джебаль. — Ты только что оскорбила меня. Я не турок!
   — Извини. — Слишком поздно до нее дошло, какую ошибку она совершила, вообще заговорив с мужем на тему, столь милую ее сердцу.
   — Почему тебя это интересует?
   — Он мой соотечественник.
   — Неужели? Но ведь ты давно уже мусульманка, жительница Триполи и к тому же моя жена!
   Алекс не нашлась, что ответить.
   — Если неверный откажется от отцовского предложения, ему отрубят голову! — запальчиво сообщил Джебаль. — И это будет только справедливо — после всего, что натворил этот Деви-капитан. Ты согласна?
   Сзади ее пребольно ущипнул Мурад.
   Алекс стояла ни жива, ни мертва.
   — Конечно, — невнятно прошептала она.
   Джебаль пошел прочь.
   Пленница следила за ним, не веря своим ушам, обмирая от страха. Неужели это тот самый добродушный, мягкосердечный человек, которого она знала уже целый год?..
   — Он что-то заподозрил, — прервал ее смятенные мысли сердитый шепот Мурада.
   — Я вела себя глупо.
   — Это еще мягко сказано! И как прикажешь мне впредь печься о твоей безопасности, Алекс?
   — Впредь я стану вести себя более осмотрительно.
   — Похоже, никакого «впредь» не светит ни тебе, ни мне, ни твоему сердечному дружку. — Дернув ее за руку, Мурад потащил хозяйку в сторону потайной каморки.
   Им повезло, в каморке было пусто. Она нетерпеливо припала к глазку. В тронном зале уже собралось с дюжину приближенных паши: они давно сидели за столом, и вокруг суетились человек двадцать слуг и рабов, и только Джебаль стоял в дверях затейливо украшенного, отделанного мрамором зала. Алекс с облегчением отметила, что на его лице уже нет былого гнева.
   Она прошептала еле слышно, хотя здесь не было никого, кроме нее и Мурада:
   — Как по-твоему, что они сделают, когда он отвергнет их предложение?
   — Вряд ли они так вот сразу отрубят ему голову, — несколько смягчился Мурад. — У них есть разные способы убеждения. И кто знает, несмотря на твою уверенность, не сочтет ли он в итоге, что его жизнь стоит дороже, чем патриотизм и гордость?
   — Но ведь паша не терпит, когда ему перечат! — повернувшись к нему, возразила Алекс.
   — Фарук сумеет его вразумить. — Обняв ее за плечи, Мурад продолжал: — Ты напрасно изводишь себя, Алекс. Как бы то ни было, для тебя он под запретом. Оставь его в покое. Предоставь его своей судьбе. И подумай лучше о себе, о своем будущем — ведь оно может быть для тебя только здесь и только с Джебалем.
   Алекс снова отвернулась к глазку. Слова Мурада подняли новую волну страха. Нет, не может быть, чтобы ее будущее оставалось навсегда здесь, под властью Джебаля. Она сбежит, сбежит непременно. Рано или поздно. Даже если, Боже упаси, придется совершить это в одиночку. И вдруг Алекс стало интересно, смогла бы она вновь перенестись в будущее — если захочет или если у нее не останется иного выхода.
   Внезапно дверь каморки распахнулась. Алекс отпрянула от глазка. В комнату вошла Фатима — первая жена паши, к которой она питала искреннее расположение, — в сопровождении Зу. А вот ее она меньше всего хотела сейчас видеть.
   — Здравствуй, Лили Зохара, — с милой улыбкой промолвила Фатима. Она была уже в возрасте, пышнотелая и добродушная.
   — Значит, это правда, что ты подглядываешь, — с ехидной улыбочкой встряла Зу. — Ха, ума не приложу, что здесь может быть для тебя интересного!
   — Во всяком случае, не больше, чем для тебя, — в тон ей откликнулась Алекс. — Не люблю, когда важные события проходят мимо. Ведь в моей стране женщинам позволяют участвовать и в таких делах, как это!
   — В твоей стране? Но разве ты теперь не мусульманка? И разве не здесь твоя страна, Зохара… моя милая сестричка?
   Да что же с ней сегодня творится! Кто дергает ее за язык, лишая разума и выдержки?!
   — Ох, конечно, ты права! И как только я запамятовала? — не очень искусно изобразила она раскаяние.
   Мурад предостерегающе дернул ее за руку.
   — Ну, меня интересует лишь то, так ли он красив, как болтают, — промолвила Зу, заглянув в соседний глазок. — Я слышала, что он на голову выше самого рослого янычара. А один из рабов, который помогал ему сегодня принимать ванну, сообщил, что он могуч, как скала. — У Зу вырвался двусмысленный смешок. — И кое-что у него такое огромное, что этот раб никогда прежде такого не видал!
   Алекс, пылая от смущения, молча глядела на Зу.
   — Но ведь эта часть мужского тела тебя не интересует, Лили Зохара, — или сегодня вдруг заинтересовала?
   — Лили Зу, — мягко вмешалась Фатима, — негоже ссориться с сестрой.
   — Но, Лили Фатима, — захлопала ресницами Зу, — я просто хотела пошутить с милой младшей сестричкой, которая до сих пор чересчур стеснительна! А ведь ты не могла не видеть прежде мужской член, дорогая сестра?
   Алекс открыла было рот, чтобы сказать, что она думает о Зу, но Мурад больно ущипнул ее за руку. Она промолчала.
   — Не думаю, что твой бесценный первый муж был таким же стеснительным. Думаю, он имел все, что положено иметь мужчине. Ну, помнишь, тот дипломат в Гибралтаре, который скончался и не дождался, пока ты приедешь к нему. — Все еще улыбаясь, Зу впилась взглядом в Алекс.
   Алекс нервно облизала губы и ответила:
   — Не в пример некоторым, если я отдаюсь мужчине, то только по любви.
   Зу отлично поняла скрытый намек: черные глаза сразу стали колючими. Лили Фатима хлопнула ладошками, сохраняя благодушное выражение на лице.
   — Милая Зохара имеет право быть стеснительной: ведь это оттого, что скоро ей предстоит возлечь со своим мужем и доставить ему то наслаждение, которое только способна дать мужу добродетельная жена. Мой сыночек тебя обожает. И он такой хороший. А ты, Зохара, выглядишь очень сильной и здоровой и наверняка наградишь его сыном, которого он давно ждет.
   — Да, — пробормотала Алекс, потупив глаза.
   — Скажи-ка мне одну вещь, Зохара, — прошипела Зу. — На каком корабле ты плыла, когда попала в плен к корсарам?
   — На каком корабле? — переспросила Алекс. — Ну, конечно, на английском торговом.
   — Что-то я не припомню, чтобы мы захватили в прошлом году английского торговца!
   — Значит, с твоей памятью не все в порядке, — сухо парировала Алекс.
   Поднявшаяся в тронном зале суета прекратила их перепалку. Подозрительные вопросы Зу мигом вылетели у Алекс из головы. Она увидела Ксавье Блэкуэлла.
   О Господи! У нее едва не остановилось сердце. Она затаила дыхание. Ну что за бесподобный мужчина! От него так и исходили волны неукротимой мощи и страсти. У нее в голове не укладывалось, что такого человека вообще можно было взять в плен.
   — Ух ты! — ахнула Зу. — Вот так красавчик! Высокий и стройный. Эх, дали бы мне его в рабы! Х-ха! Он в постели должен быть посильнее жеребца!
   Алекс резко обернулась. На мордочке Зу светилась откровенная похоть. Это ужасно рассердило ее и еще обеспокоило.
   — Перестань, Зу, ему никогда не бывать твоим рабом, — успокоительно пропела Фатима. — Хорошо еще, если он станет раисом у моего супруга.
   Зу, слишком поглощенная открывшимся зрелищем, не стала отвечать.
   А Алекс не спускала с нее глаз, в который уже раз подумав, что эта красотка — классная секс-бомба, способная соблазнить кого угодно. Хорошо, что они с Блэкуэллом не могут встретиться. Или могут?
   Разве сама Алекс не нашла способ увидеть его?
   Стараясь больше не обращать внимания на Зу, Алекс снова прильнула к глазку. В этот момент Блэкуэлл обменивался любезностями с Фаруком. И вдруг он повернул голову и посмотрел на дальнюю стену зала — ту самую, за которой скрывалась она.
   Сияя, как полная луна, в зал вплыл паша. В глаза бросалась алая жилетка, украшенная золотом и бриллиантами, и шелковая рубаха с рукавами до полу. Он позволил толпе придворных целовать унизанную кольцами руку, пока не приблизился к Блэкуэллу. Тот также поцеловал надушенную, слегка потную кисть.
   Затем паша обнял Ксавье за плечи и повел к почетному месту за ломившимся от кушаний столом.
   — Надеюсь, ты провел приятную ночь?
   — Да, моя комната вполне удобна, — солгал Ксавье. С того дня, как он очутился в Триполи, ему почти не удавалось сомкнуть глаз.
   — Ах, как я рад это слышать. Садись же, ешь и пей! — горячо воскликнул паша.
   Блэкуэлл сел рядом с повелителем Триполи, кивнув сидевшему напротив Джебалю. Рядом с ним сидели Фарук и Джовар. Шотландец послал Блэкуэллу зловещую улыбку.
   Рабы положили в тарелки мясо, рыбу, овощи. Рекою лилось вино. Собравшиеся гости с трудом делали вид, что непринужденно беседуют о пустяках: любопытные взгляды то и дело устремлялись в сторону Ксавье. Ведь всем до одного было известно, почему неверному позволили сидеть за этим столом.
   Ксавье не мог проглотить ни кусочка, хотя отлично понимал, что скорее всего это его последняя возможность поесть по-человечески. Он лишь без конца пил густой до черноты, сладкий до приторности горячий кофе. Голова начала немного кружиться. Ему приходилось пускать в ход всю свою волю, чтобы не сорваться.
   Вот уже в который раз он бросал взгляд на дальнюю стену зала. Он был почти уверен, что оттуда на него глядят те самые изумрудные глаза.
   Для Ксавье не был секретом мусульманский обычай устраивать для женщин потайные наблюдательные комнаты. Наверное, и Александра следит за ним сейчас из укромного уголка. Он бы не хотел этого. И не потому, что ее присутствие могло как-то смутить его — хотя это было вполне реально, — просто он не хотел, чтобы она увидела нечто нелицеприятное.
   При этой мысли в его голове промелькнули две картины: залитая его собственной кровью людная площадь — и мокрое от слез прекрасное лицо, прижатое к толстым прутьям решетки.
   Ксавье с трудом удалось отогнать от себя эти мрачные мысли.
   — Как чувствуют себя мои люди? — спросил он у Джовара.
   — Жалуются, а что же еще остается делать пленным? — осклабился раис, пронзая врага холодным взглядом.
   — Их по-прежнему держат в заключении? — Блэкуэллу рассказали, что его матросов упрятали в «парилку» — место, не имевшее ничего общего с баней.
   — Не унывай, — хмыкнул Джовар. — Скажи спасибо, что они пока все живы. Их кормят, поят и даже выпускают на час прогуляться.
   — Как собак, — стараясь держать себя в руках, добавил Ксавье.
   — Как американских псов, коими они и являются, — с нарочитой небрежностью ответил Джовар.
   — Слава Богу, среди них нет хотя бы шотландских гадюк, — брезгливо сказал Ксавье.
   — А ну-ка встань, пес! — прорычал Джовар, вскочив на ноги и выхватив клинок.
   Ксавье тоже вскочил, приготовившись дать отпор, хотя у него не было оружия.
   Тут же вскочили паша, Джебаль и Фарук.
   — А ну, хватит! — грозно рявкнул паша. — Сядь, Джовар!
   Джовар медленно опустился на место, прожигая Ксавье холодным пламенем жестоких глаз.
   Паша, шумно отдуваясь, примирительно улыбнулся Ксавье:
   — Раис Блэкуэлл, прости эту выходку моего неразумного раба. Не беспокойся, он получит по заслугам за то, что проявил такую невоспитанность.
   — Ничего, я не обижаюсь, — сказал Ксавье, покосившись на горевшего от ярости и унижения Джовара.
   — Ах, как ты великодушен! Садись же, кушай, пей, — предложил паша, опускаясь на место.
   — Итак, — многозначительно улыбнулся Фарук. — Решил ли ты стать одним из нас, раис Блэкуэлл?
   Гомон за столом мгновенно стих. Ксавье замер. Сейчас все решится. Он физически чувствовал, как соседи прожигают его взглядами.
   — Вы поставили меня в крайне нелегкое положение, — осторожно начал Ксавье. — Я всегда считал себя патриотом своей страны. Тем не менее я ценю оказанное доверие.
   — Но ведь ты отдаешь себе отчет в своих поступках? — настаивал Фарук.
   Джовар нетерпеливо подался вперед.
   — Мне еще требуется время, — медленно произнес Ксавье. — Я должен как следует подумать, прежде чем отвернуться от своей веры, своей родины и товарищей. Такое решение принять крайне тяжело.
   — За два дня можно было обдумать десять таких решений! — перебил Джовар.
   — Дома я был очень богатым человеком! — заявил Ксавье.
   — Здесь ты станешь в десять раз богаче. Ты получишь кучу денег, молодую жену-красавицу и большой дворец. — Фарук улыбался одними губами.
   Паша поднялся с места. Все как один повернулись к нему.
   — Или ты с нами, или против нас! — промолвил он, с трудом сдерживая закипавший гнев. — Ты умный человек, раис Блэкуэлл. Какое решение ты принял? У тебя нет иного выбора.
   Ксавье промолчал. Он пытался прикинуть, означает ли его отказ немедленную смерть.
   — Я могу предложить тебе больше, чем имеют все мои раисы, даже Джовар — а ведь он командует всем моим флотом! — горячо продолжал паша. — Ты в жизни своей не видал столько золота!
   Джовар побледнел. Светлые пряди прилипли к мокрому от пота лбу.
   — Пятьдесят процентов, — отчеканил паша, блестя темными глазами. Под его взглядом Ксавье стало не по себе. — Половина всей добычи. Лучшая половина. И все оттого, что я желаю, чтобы ты мне служил, раис Блэкуэлл.
   — Не верю своим ушам, — солгал Ксавье, медленно вставая. Он не сводил взгляда с паши, человека, по большому счету ответственного за смерть Роберта. О, Ксавье питал к нему ненависть намного большую, нежели к Фаруку или даже к Джовару.
   — Итак, ты согласен, — заулыбался было паша.
   — Нет, — отрезал Ксавье. Он больше был не в состоянии притворяться и решил пойти ва-банк: вдруг его все-таки не умертвят немедленно, а понадеются, что в один прекрасный день он все же передумает. — Нет, — повторил он.
   Паша растерянно крякнул. Джовар с Джебалем мигом оказались на ногах — впрочем, как и все в зале, и все до одного — за исключением рабов — тянулись к кинжалам и ятаганам.
   — Как?! — взревел паша. — Ты посмел отказать мне?!
   — Да, я отказываюсь, — раздельно произнес Ксавье. Его сердце бешено колотилось, пот тек по вискам.
   Паша побагровел от ярости. Он смачно сплюнул и закричал:
   — Крови! Я желаю его крови — всей до капли!!!
   И вдруг где-то поблизости раздался дикий женский визг:
   — Не-е-ет!!!

Глава 15

   Охваченная ужасом, Алекс следила за происходящим через глазок. Вот Блэкуэлла окружили янычары, и двое из них грубо схватили капитана за руки. Мгновением позже он уже был в кандалах.
   Она увидела, как к ручным кандалам присоединили ножные, а потом Ксавье поволокли из-за стола.
   — О Боже! — вырвался у нее хриплый шепот. В широко раскрытых глазах плескался ужас.
   Мурад подхватил хозяйку, и она, дрожа, повисла на нем. Что же теперь делать? Ну неужели она отыскала живого, настоящего Блэкуэлла, чтобы тут же потерять? Не повлекло ли вмешательство в ход истории еще более раннюю гибель ее героя?
   — Алекс, Аллахом тебя молю, — ворвался в ее сознание шепот Мурада, — веди себя спокойно! Мы не одни здесь! — Встряхнув ее для убедительности, раб продолжал: — Мы ничем не сможем им помешать. Пойдем со мной. Сейчас же!
   — Но ведь они его убьют! — ахнула она, вцепившись ему в жилетку. — Мы должны остановить их!
   Бешено вырываясь из рук раба, она и не заметила, как оцарапала щеку о грубо оштукатуренную стену каморки. Ее взгляд снова обратился к глазку.
   Сначала она не заметила Блэкуэлла и решила, что его куда-то увели. Скорее всего на какое-нибудь лобное место, где рубят головы и сжигают преступников и предателей. Но нет, вот же он, в окружении солдат. Если капитан и испытывал страх, то никак этого не выказывал. Его прекрасное лицо было каменно непроницаемым.
   Алекс едва не стало плохо от радости. Слава Богу, он пока жив. Но надолго ли? И что теперь делать?
   — Пойдем же! — потянул ее Мурад.
   Алекс не отвечала. Что за глупость — отсиживаться у себя в комнате, тогда как на кону жизнь ее Блэкуэлла! Она обязана найти какой-то выход. Он не имеет права погибнуть сейчас. Алекс торопливо окинула взглядом зал. Испуганно охнув, она пристально уставилась в дальний его угол. Там стояли паша, к которому она мгновенно воспылала неукротимой ненавистью, и еще трое мужчин. Судя по виду, они о чем-то спорили. Джебаль находился справа от отца.
   Джебаль! И в сердце ее снова вспыхнула надежда. Алекс готова пойти на все, наобещать ему что угодно — только бы он сохранил Блэкуэллу жизнь!
   — Джебаль! — воскликнула она. — Мне надо поскорее к Джебалю! Я знаю, он поможет, он спасет его!
   Мурад едва успел ухватить ее за руку и остановить. Иначе она сломя голову понеслась бы в ту часть дворца, где не положено появляться ни одной женщине — а уж тем более жене Джебаля.
   — Алекс! Ты не в состоянии рассуждать здраво! Ты вообще не в состоянии рассуждать!
   — У меня нет на это времени. Пожалуйста, Мурад, помоги мне, помоги немедленно!
   — А я что делаю, Алекс? Я спасаю тебя от самой себя!
   Алекс не сразу поняла значение этих слов. Значит, он готов позволить Блэкуэллу умереть, и пальцем не шевельнув для его спасения! Разъярившись от такого коварства, она с неожиданной силой оттолкнула раба и проскочила мимо него. И помчалась со всех ног! И врезалась в живую преграду.
   Алекс вскрикнула от неожиданности.
   Зу смотрела ей в лицо, и по ухмылке первой жены было ясно, что она — знает!
   Алекс испуганно отшатнулась к стене.
   Джебаль услышал женский вопль, и теперь он никак не шел у принца из головы. Он не уловил ни слова из горячего спора между отцом, Фаруком и Джоваром, решавшими участь Блэкуэлла. Ибо Джебалю было ясно: голос, издавший этот вопль паники и протеста, принадлежал его второй жене, Зохаре. Но почему? Он был в смятении.
   Ведь Зохара знать не знает этого Блэкуэлла, верно? Или они были знакомы в Америке? Иначе с какой стати ей так беспокоиться о его судьбе, о его казни?
   Джебаль машинально обернулся и вопросительно поглядел на ту стену, в которой были устроены глазки для женщин. Ему всегда казалось, что он понимает ее. Правда, она была американкой и не походила на других женщин из привычного ему окружения. Даже посмела отказаться стать его настоящей супругой. Однако это было вполне извинительно — ведь бедняжка так тяжело переживала безвременную смерть своего первого мужа! А в остальном Зохара очень нравилась ему: такая нежная, полная жизни и сердечной доброты. Может быть, эта доброта и стала причиной переживаний из-за Блэкуэлла? Насколько Джебаль знал Зохару, она была готова биться до последнего, чтобы спасти жизнь кому угодно — даже самому ничтожному рабу.
   Ах, как ему хотелось думать, что так оно и есть!
   И Джебаль постарался уверить себя, что эти христиане до нелепого жалостливы и мягкосердечны по отношению к любому проходимцу.
   Принц покосился на капитана. И спокойствия как не бывало. Уж слишком этот малый был красив. Да, не хотел бы Джебаль иметь такого врага. Хотя, согласись он стать раисом у паши — они обретут могущественного союзника. А кроме того, он принадлежал к тому типу мужчин, перед которым не способно устоять ни одно женское сердце.
   Джебаль скрипнул зубами.
   — Джебаль! Так ты хочешь или не хочешь что-нибудь сказать по этому делу?
   — Прости, я задумался, — покраснев, пробормотал принц, не решаясь взглянуть в глаза метавшему громы и молнии отцу, в присутствии которого частенько чувствовал себя маленьким мальчиком, ожидающим наказания за очередную шалость.
   — Этому америкашке хватило глупости отказаться от моих даров! — рявкнул паша. — Я был щедр, хотя он уничтожил целых четыре моих корабля! И он не желает присягнуть мне на верность?! Я предложил ему богатство и власть — а он посмел отказаться? Пусть пеняет на себя! Я взыщу с него сполна! Негодяй расплатится собственной головой! — И паша величественно сложил руки на груди — а вернее, на брюхе.
   Джовар злорадно осклабился. Белобрысая бестия, он был доволен.
   Джебаль повернулся и встретил твердый, решительный взгляд Блэкуэлла. Всю жизнь он испытывал отвращение к насилию и прибегал к наказаниям только в тех случаях, когда не видел иного выхода. Однако сейчас внутренний голос твердил принцу, что смерть Блэкуэлла разрешила бы кучу проблем, в том числе и его личных. И все же Джебаль в отличие от паши был дальновидным и осторожным политиком.
   — Отец, мы уже развязали войну с американцами, — начал он. — Не нужно дразнить их казнью Блэкуэлла.
   — Войну?! — презрительно расхохотался Джовар. — Ха! Да они все трусы! Они послали сюда свои огромные корабли — и ради чего? Чтобы веселиться на балах, пьянствовать с англичанами в Гибралтаре да таскаться по Италии! Разве это солдаты? Это болтуны и трусы!
   Джебаль вздохнул. Джовар говорил правду, ведь всему свету было известно, что супруга коммодора Морриса предпочитает Гибралтар всему остальному побережью Средиземного моря. Ведь там находились почти все жены английских офицеров, с которыми так приятно распивать чаи и веселиться на балах. Моррис даже ни разу не потрудился сам взглянуть на воевавший с ним Триполи. И естественно, никто из горожан и не думал бояться американских моряков. Правда, они все же взяли побережье в блокаду, так что начинал ощущаться недостаток продуктов. Но его замечали только самые бедные горожане да бедуины — и уж никак не обитатели дворца или богатые торговцы. Вот и выходило, что все солдаты и матросы, капитаны кораблей и содержатели харчевен, и даже рабы готовы были без конца смеяться над этой «так-называемой-войной». А тут еще Морриса угораздило снять блокаду на прошлой неделе!
   Однако Джебаль видел как-то два военных корабля американцев. Они поразили его своими огромными размерами и тяжелым вооружением. А кроме того, разве не было возможности убедиться, что враги умеют быть и отважными, и дерзкими? С какой легкостью Блэкуэлл уничтожил целых четыре корабля паши — а ведь его «Жемчужине» куда как далеко и по размерам, и по боевой мощи до флагмана американского флота, «Конституции»!