Джойс Бренда. Пленница

   Может, она обманывает себя? А что, если после побега он отвергнет ее? И что потом? Обратно? В будущее? А вдруг не удастся? Вдруг она останется здесь навсегда?
   Она чувствовала себя в ловушке.
   Поднявшись, Алекс начала снимать с себя многочисленные одеяния. Оставив лишь копию золотого с рубинами ожерелья (которую Джебаль велел носить не снимая), она залезла в бассейн. Теплая вода ласкала тело, мягко касаясь грудей и бедер. И в памяти тут же всплыл облик Блэкуэлла. Поднявшаяся следом волна желания моментально достигла почти болезненной остроты.
   Стоп, не надо. Не надо думать о будущем. Фантазии всегда кончались одним и тем же: ей удастся завоевать величайшую в мире награду, завладеть душою, сердцем и любовью самого выдающегося в мире человека. Но с некоторых пор она опасалась, что только дурачит себя.
   И тут Алекс показалось, что за ней следят.
   Она подняла голову, осмотрелась. Никого. Алекс легла на согретую солнцем широкую ступеньку лестницы, спускавшейся в бассейн. Теплые лучи скользили по лицу, вода ласково щекотала кожу.
   — Тебе что-то нужно? — раздался голос Мурада.
   Алекс охнула, постаралась прикрыться. Впервые за все это время она постеснялась присутствия раба.
   — Нет, все в порядке. — Щеки Алекс горели.
   — В таком случае я пойду в комнату. Я уже сделал уборку и забрал у прачек чистое белье.
   Алекс кивнула. Когда он ушел, ей стало спокойнее.
   Что происходит? Куда подевалась былая непринужденность в их отношениях? Алекс не сомневалась, что Мурад ее любит, но по-дружески, не более того. А к тому же он был евнухом. Значит, он не должен относиться к женщинам так, как обычные мужчины.
   И тут у нее в голове снова зазвучали грубые намеки Зу. Она ведь ни минуты не сомневалась, обвиняя Мурада и Алекс в любовной связи. И твердила, что из евнухов получаются отменные любовники. Алекс задумчиво посмотрела туда, куда только что ушел Мурад.
   Нет, он не может любить ее как мужчина. Это невозможно! Или она ошибается?
   — Почему ты целую неделю ни разу не посылал за мной? — капризно спросила Зу.
   — Не будь ты моей первой женой, я давно бы уже наказал тебя за такие вопросы, — отрезал Джебаль. Он сидел, скрестив ноги, на кушетке и машинально обрывал гроздь винограда.
   Зу стояла перед ним. Она пришла сама, вместо того чтобы покорно дожидаться, пока ее позовут. И постаралась одеться понаряднее.
   Ее одежды были сшиты из самых дорогих и роскошных тканей, но достаточно прозрачных, чтобы не скрывать пышных соблазнительных грудей с крупными сосками. Зу подвела глаза, подкрасила губы и расчесала свои роскошные волосы. Стоя на месте, она умудрялась покачивать бедрами так, что тоненько позвякивала цепочка на широком золотом поясе, спускавшаяся в ложбинку между бедер.
   — Ах, Джебаль, ну неужели ты до сих пор гневаешься на меня за то, в чем я не виновата?
   — Ты по-прежнему утверждаешь, что Зохара лжет?
   — Да, — злобно блеснули глазки Зу. — Я не поила ее сонным зельем. Скорее всего она сделала это сама!
   — Зу, я отлично знаю о тех чувствах, которые ты испытываешь к ней и к любой другой женщине, которую мне угодно было позвать к себе в постель.
   — Да, я ревную, и это не может не радовать тебя, Джебаль! — вскричала Зу, падая на колени. — Потому что я тебя люблю!
   — Тем не менее такая ревность непозволительна.
   — Зохара лжет, — стояла на своем Зу. — Она обманула тебя, и не один раз. О, она законченная лгунья!
   Джебаль отшвырнул недоеденную гроздь, вскочил и грозно навис над своей пышнотелой супругой.
   — Что ты хочешь сказать?!
   Зу лежала у его ног. Такая поза должна была выражать покорность и возбуждать ее господина. Приподняв голову, она взглянула на него:
   — Я узнала, что в Гибралтаре никогда не было дипломата по фамилии Торнтон, ни английского, ни любой другой страны!
   — Не может быть. — Джебаль был поражен.
   — Может. — Зу встала. — Она обманула тебя. Может, у нее и был муж по фамилии Торнтон, но, во всяком случае, он никогда не был дипломатом. И никогда не плавал по Гибралтару.
   Джебаль побагровел от ярости.
   — Зачем она врет? — Зу схватила его за руку. — И была ли она замужем? Да, она не девственница, значит, уже была вместе с мужчиной. А вдруг ее зовут не Торнтон, а как-то еще? И вовсе не Александра? Кто она такая? И что скрывает?
   — Да, это очень серьезные вопросы, Зу. — Джебаль вырвал у нее свою руку. — Но я сам задам их Зохаре.
   Зу злорадно улыбнулась. Джебаль надменно посмотрел на нее.
   — Я уверен, что этому есть какое-нибудь объяснение.
   — О, конечно, — пропела Зу.
   — А тем временем я требую, чтобы ты помнила об одной вещи!
   — Только прикажи, мой господин!
   — Александры Торнтон больше не существует. А Лили Зохара — моя жена! — Его взгляд сверкнул гневом. Зу испуганно отшатнулась, недоуменно пробормотала:
   — Но я люблю тебя, Джебаль. И стараюсь помочь, как умею!
   — Лучше бы ты позаботилась о себе, моя милая!
   — Что?! — опешила Зу.
   — До меня дошли любопытные слухи — по поводу тебя и Масы.
   — Слухи? — переспросила Зу с бьющимся сердцем.
   — Да. Говорят, он превосходный любовник. Вот только кто мог бы быть его возлюбленной, кроме тебя?
   — Джебаль, но я всегда была верна тебе! — испуганно вскричала Зу.
   — А теперь не дерзнула ли ты обмануть меня, Зу? Надеюсь, что нет. — В глазах Джебаля полыхало холодное пламя. — Ведь я утоплю тебя, если узнаю об измене!
   Зу побледнела.
   Джебаль отвернулся.
   — Этим вечером я слишком занят. Однако непременно дам знать, когда захочу снова видеть тебя. — Его голос звучал оскорбительно небрежно.
   Зу вздрогнула, как от удара, но тут же изобразила на лице раболепную улыбку.
   — А теперь ступай.
   — Джебаль, — вкрадчиво сказала она, — позволь мне задать еще один вопрос.
   — Ну?
   — Ты заметил, что Зохара неравнодушна к этим новым американским пленникам?
   Джебаль развернулся на каблуках. Зу слащаво улыбалась.
   — Видел бы ты ее лицо и слышал бы ее крик, когда твой отец приговорил к смерти их красавчика капитана — кажется, он такой длинный, как минарет, и его зовут Блэкуэлл?
   Джебаль остолбенел.
   — О, конечно, это только оттого, что он ее земляк, а она такая бескорыстная, добрая душа, я уверена, что это просто жалость, и не более…
   Джебаль молчал. Зу отважилась поднять глаза.
   — Разве что они были знакомы до того, как попали в плен, может, они были друзьями там, в Америке…
   — Америка — очень большая страна, — неуверенно возразил Джебаль. — Вряд ли такое возможно.
   — Наверное, ты прав, — двусмысленно улыбнулась Зу. — Что ж, мой господин, я с нетерпением буду ждать, когда ты меня позовешь. Доброй ночи!
   Джебаль ничего не ответил.
   Зу стояла в своей спальне, повернувшись спиной к распахнутому настежь окну. Светила полная луна. Тяжелые груди темноокой красавицы были хорошо видны в вырезе жилета.
   Вот дверь в спальню неслышно открылась, и вошел мужчина. На миг он остановился, молча глядя на Зу, стоявшую в потоке лунного света.
   Она больше не в силах была ждать. И словно со стороны наблюдала, как нетерпеливо качнулись ее бедра, а в горле возник низкий стон.
   И он откликнулся. С быстротой молнии он оказался рядом, жадно просунул руку между ее бедер. Властные губы припали к ее губам в грубом, до боли, поцелуе. Зу сквозь тонкий шелк шаровар обхватила мгновенно налившуюся страстью плоть.
   Внезапно он отстранился, и их взгляды встретились. Темные очи отвечали на взгляд голубых глаз. И только потом, блеснув белозубой хищной улыбкой, он наклонился и взял в рот ее сосок. Зу принялась молиться Аллаху.
   Он швырнул ее на кровать, нетерпеливо сорвал прозрачные шаровары с пышных ягодиц и погрузил пальцы во влажную горячую плоть. Зу выгнулась всем телом, стараясь не кричать. Для верности он грубо зажал ей рот свободной рукой.
   Он покусывал сосок до тех пор, пока она не содрогнулась от первой волны наслаждения, и сильным рывком перевернул любовницу на живот. Зу захныкала, жадными глотками хватая воздух. Мигом распустив завязку на шароварах, он процедил:
   — Весь день думал о том, как я буду с тобой!
   — Да, пожалуйста, да, — стонала Зу, стоя на четвереньках.
   О, он был огромным — больше даже, чем у Масы, и снова и снова вонзался в нее на всю глубину. Зу вскрикнула — от боли и наслаждения.
   Он приподнялся и сел, усадив ее спиною к себе на колени, и продолжал бешеную скачку, умело лаская ее руками. Зу завывала от нараставшего возбуждения. Он снова опрокинул ее ничком и безжалостно овладел ею, думая только о собственном удовольствии. Наконец он застыл — и расслабленно рухнул на нее, нисколько не опасаясь, что может переломать любовнице кости.
   Он сделал с ней то, что хотел, и чувствовал себя отлично.
   — Мне было больно, — шепнула Зу.
   — И тебе это нравится.
   — Да, — призналась она.
   Он откатился в сторону и растянулся на кровати.
   Зу подползла поближе и стала жадно лизать его плоть. Он зажмурился со вздохом наслаждения. В тишине было слышно только чмоканье Зу.
   Потом наверху была Зу. Он ласкал ее, а она неистово опускалась на него, заставляя погружаться в себя все глубже и глубже, глядя куда-то невидящими глазами. Он хищно осклабился, дотронулся пальцами до самых интимных мест — и внимательно наблюдал, как она бьется в судорогах от наслаждения.
   Тогда он уложил ее на спину, а сам встал на колени возле ее головы. Зу еще шире распахнула глаза, когда любовник принялся водить по опухшим, исцелованным до крови губам шелковистым концом своей плоти. Довольно улыбнулся, когда она послушно раздвинула губы, и тут же погрузился ей в рот.
   — О Господи, — вырвалось у него. — Господи Иисусе!
   И уже через несколько мгновений он, схватив ее за голову, зарычал. Горячая струя семени оросила ей горло. Задыхаясь, он рухнул на кровать. Зу уселась рядом, нагая, жадно облизываясь. Он лениво приоткрыл глаза и спросил:
   — Интересно, получала бы ты хотя бы половину такого удовольствия, если бы не боялась до смерти зачать ребенка не от Джебаля?
   — А как по-твоему? — двусмысленно улыбнулась она.
   Он ухмыльнулся и грубо ущипнул ее.
   — Джебаль злится на меня, — помрачнела Зу. — До него дошли слухи про нас с Масой.
   Он уселся на кровати — настоящий гигант — и скрестил руки на груди. Даже под просторной рубахой были видны мощные мышцы.
   — Разве это только слухи?
   — А как ты думаешь?
   — Я думаю, что ты обожаешь все это и занимаешься этим постоянно.
   — Верно. — Она пожала плечами, а потом улыбнулась. — Но среди всех тебя мне хочется больше всего.
   — Знаю. Ведь я лучше всех.
   — И больше всех тоже, — добавила она.
   Он самодовольно рассмеялся. Он отлично знал, что Зу частенько позволяет себе играть с ним. И не обижался. Пускай забавляется, если нужно, он всегда сможет поставить сучку на место.
   — Я рассказала Джебалю, что Зохара наврала про дипломата по фамилии Торнтон, — вдруг ошарашила его Зу.
   — Зачем?
   — Надо было что-то сделать. Слишком она самоуверенная. Но мне удалось ее припугнуть. Она что-то скрывает — вот только я пока не знаю, что именно.
   — Ну, я не сомневаюсь в тебе, Зу.
   — По — моему, она знает этого Блэкуэлла. Может быть, они были знакомы в Америке, если вообще не были любовниками!
   — Она была у него в тюрьме, — сообщил он, одеваясь.
   — Она ходила в тюрьму?! — ахнула Зу. — Сколько же это ей стоило? И как ей удалось… Мурад! Конечно! Он мог ей это устроить!
   Любовник ничего не ответил. Зу прижалась к нему, щекоча широкую спину грудями.
   — Теперь я могу уничтожить ее в мгновение ока! — Физиономия Зу расплылась в счастливой улыбке.
   — Не спеши, — сердито буркнул он. — Пока не время.
   — Почему? — Зу скрестила руки так, что груди вызывающе поднялись и встали торчком. Он, не обращая внимания на эти игры, потянулся за верхним платьем.
   — Потому что Блэкуэлл хочет бежать. Со своими людьми.
   — Питер, ты не ошибся? — поразилась Зу.
   — Нет, не ошибся, — подтвердил Джовар. Его голубые глаза блеснули холодной ненавистью. — И это наконец-то приведет его к неминуемой и жестокой казни!

Глава 24

   Мурад ничего не мог с собой поделать.
   Словно какая-то неведомая сила заставила его вернуться и укрыться за густой зеленью, чтобы наблюдать за бассейном. Он понимал, что его поступки непростительны. Ведь Алекс — его госпожа. И он не имеет никакого права шпионить.
   Хотя вряд ли это было можно назвать именно так. Скорее он просто подглядывал за нею.
   И он любовался несравненным телом и лицом божественной красоты. Рыжие волосы полыхали огнем в лучах полуденного солнца, соперничая с блеском рубиновых стразов на ожерелье вместе с чудесными бутонами сосков.
   Мурад и сам не смог бы сказать точно, когда по-настоящему полюбил ее. Сначала все казалось естественным, ведь ему полагалось относиться к госпоже с любовью и обожанием, пусть даже сила этих чувств и выходила за рамки обычной рабской преданности. Он довольствовался и тем, что мог постоянно быть рядом, ухаживать за ней, защищать ее. До некоторых пор.
   До тех пор, пока не появился Блэкуэлл и пока он не увидел, что хозяйка любит другого мужчину.
   Мурад сжал кулаки в бессильной ярости. Он не желал этой любви. Он не желал сгорать от ревности — тем более, что это был человек, которого он уважал и перед чьей доблестью преклонялся. Его тревожили проснувшиеся вдруг желание и страсть. В конце концов он всего лишь часть человека — евнух и раб.
   Однако он так и не ушел из сада. И следил, как она села на край бассейна. Влажные волосы обрамляли завитками лицо и шею. Длинный непослушный локон прильнул к обнаженной груди. Никогда за всю свою жизнь не встречал он такой неземной красоты, да еще в сочетании с острым умом, отвагой и целеустремленностью. Она была неповторима. Неповторима настолько, что Мурад был готов поверить в ее путешествие из будущего — если бы не знал, что подобное невозможно.
   Он зажмурился. Ах, он только зря мучает себя! Зачем эти безумные фантазии, ведь в них Александра была не хозяйкой, а возлюбленной…
   — Мурад!.. — прошептала она.
   Раб вздрогнул. Возле него стояла Паулина. Он почувствовал, как краснеет.
   Паулина проследила за его взглядом, а потом заглянула ему в лицо. Пухлые губы скривились в легкой улыбке. Темные глаза лукаво блеснули.
   Мысли Мурада по-прежнему были полны образом Алекс. Но перед ним оказалась Паулина, и взгляд юной наложницы был проницательным. Он неловко кашлянул. Не знал, что сказать, гадал, удалось ли ей прочесть его мысли.
   — Ты искала меня?
   — Пожалуй, что так. А чем это ты сейчас занимался, Мурад? — Она прищурилась. — Уж не подглядывал ли за тем, как купается твоя госпожа?
   — Конечно, нет! — поспешно возразил он.
   Паулина тихонько засмеялась и придвинулась поближе. Так, что ее вышитая жилетка, под которой ничего не было, коснулась его груди. Ее ладонь скользнула под его жилетку, погладила голую кожу, а потом опустилась к бедрам. Он с удивлением уставился на итальянку.
   Конечно, он и прежде замечал ее. Кукольно красивая, непроходимо глупая — превосходная игрушка для Джебаля. И только.
   — По-моему, ты хочешь Лили Зохару, — прошептала Паулина.
   Мурад напрягся, готовый все отрицать. Но не смог сказать ни слова: ручка Паулины уже прокралась между бедер и умело ласкала его плоть. Мурад застыл на месте, не в силах оттолкнуть ее.
   — Ты самый красивый из всех, кого я встречала, — шептала она, а тонкие пальчики продолжали свое дело. Мурад уже задыхался и обливался потом. — И я думала о тебе очень часто…
   Мысли неслись каким-то бешеным галопом. Ему еще ни разу в жизни не приходилось заниматься любовью — и не потому, что не хотел, а потому, что был евнухом и рабом, то есть не имел доступа в эту область человеческих отношений. И вот теперь ошеломленно осознал, что вполне смог бы овладеть Паулиной. Но ведь он не хотел Паулину. Он хотел Алекс. Он хотел свою хозяйку с болезненной остротой, но не телом, а душою.
   Но почему тогда так бурлит кровь в жилах? Почему так кружится голова? А тем временем пальчики Паулины продолжали волшебную игру с его телом.
   Малютка улыбнулась и опустилась на колени. Мурад и верил и не верил в то, что происходит. А она уже пустила в дело язык. Мурад охнул. «О, великий Аллах, вот настоящий рай!»
   Паулина обхватила его губами. А потом взяла в рот и стала сосать.
   Мурад схватил ее за плечи. Его мысли перепутались от неистового желания и страха быть казненным, если его застанут с Паулиной. Но уже в следующий миг он вообще не мог думать. Горячий, ненасытный ротик лишил его рассудка. Мурад обхватил ее голову, воображая, что его пальцы запутались в нежных шелковистых локонах Алекс.
   И уже через миг опрокинул Паулину наземь и сорвал с нее жилетку, чтобы добраться до пышных грудей. Чтобы сосать напрягшиеся соски. Она взвизгнула и забилась под ним, обхватив ногами за талию.
   Мурад подавил в себе нерешительность. Что ж, пусть это другая женщина, он постарается представить, что перед ним Алекс. И он отважился погладить ее между бедер. И воскликнул от удивления. Она такая влажная, горячая — восхитительная!
   — О да, пожалуйста! — молила Паулина, прильнув к нему.
   Пальцы Мурада становились все увереннее. Так вот, значит, каковы на ощупь женщины! Горячие, мягкие и упругие… Невероятно упругие. Мураду немедленно захотелось овладеть ею, ворваться в эту упругую теплоту… Паулина забилась, он напрягся всем телом…
   И почувствовал, что за ними наблюдают. Подняв глаза, Мурад встретился со злорадными, коварными глазками Зу.
   — Она купается в саду, в бассейне, со своим рабом, — доложила Зу.
   Джебаль, который крайне редко удостаивал своим посещением женскую половину дома, кивнул и пошел к галерее. Зу с улыбкой следила за ним.
   Принц спустился с галереи и прошел по садовой дорожке, повернул за угол. И вдруг услышал странный звук — то ли человеческий стон, то ли звериный рык — откуда-то справа. Он хотел было повернуть туда, но что-то заставило его идти вперед. И через несколько шагов он застыл на месте.
   Зохара, обнаженная, купалась в бассейне.
   Джебаля словно ударили под дых.
   Наконец сквозь завесу неистового желания прорвались какие-то мысли. Он вспомнил, что Зохара посмела наврать ему и он явился сюда, чтобы обличить во лжи, а не вожделеть к ней.
   Всю ночь он не спал, думая, что бы предпринять. Если только ее вина будет доказана, несчастная получит по заслугам. Он готов даже продать ее с торгов по самой высокой цене. Но, безусловно, перед этим он непременно овладеет ею.
   Набравшись решимости, он подошел к бассейну.
   Она открыла глаза, увидела его, испугалась и неловко села на ступеньке. Прекрасное лицо залилось краской.
   — Джебаль!
   Он разглядывал ее, и не подумав улыбнуться. Она покраснела еще сильнее. Он не мог отделаться от мысли, что стоило бы сначала прыгнуть в бассейн и овладеть ею — а уж потом добиваться правды. Но вместо этого принц скрестил на груди руки и устремил на жену гневный взор. Он желал знать, почему ему лгали.
   — Джебаль, — выдавила она, смущенно улыбаясь. Ее глаза невольно скользнули к одежде. — Ты искал меня?
   — Да, искал.
   — Я бы хотела прежде одеться, — нервно сказала она.
   — Я бы предпочел, чтобы ты оставалась так, как есть, — с некоторым разочарованием возразил он.
   Она испуганно взглянула на него.
   — Это правда, — спросил Джебаль, — что не было никакого покойного супруга? Насколько мне известно, в Гибралтаре никогда не слыхали про английского дипломата Торнтона!
   Краска мигом сбежала с ее лица.
   — Это правда, — хрипло откликнулась Алекс. — Торнтону не пришлось служить в Гибралтаре.
   — Каково твое настоящее имя, Зохара? — холодно осведомился он. Однако ярости уже не было. На ее место пришло неукротимое желание.
   — Мое настоящее имя — Александра Торнтон!
   — У тебя был муж?
   — Нет. — Она отважно смотрела Джебалю в глаза.
   Он едва не ударил ее. Все застлала алая пелена. Он готов был избить ее, взять прямо здесь, в бассейне, разорвать на части…
   — Ты солгала!
   — У меня был мужчина. Я любила его. Я думала, мы поженимся. Он так обещал. И я отдалась ему. А потом… — На глазах у бедняжки выступили слезы. — … Он бросил меня, Джебаль. Взял и бросил.
   — Кто?
   — Его звали Тодд. Тодд Уитман.
   — Американец?
   — Да.
   Джебаль не спускал с нее глаз. Судя по всему, Зохара не врала.
   — Ты сказала мне правду?
   Она кивнула, ослепив его сиянием прекрасных глаз.
   — Мы дружили с Тоддом еще с детства. И я влюбилась в него в пять лет. Мы вместе учились в школе. И еще подростками объяснились друг другу в любви. Даже наши семьи были уверены, что в один прекрасный день мы поженимся.
   Джебаль верил Алекс. Он видел, что за чувства светились в ее глазах — едва заметная, умиравшая любовь и в гораздо большей степени — горе, сожаление о прошлом, боль и обида от старой раны.
   — А он лишил тебя целомудрия и бросил.
   — Он полюбил другую, — еле слышно прошептала она.
   — Мне очень жалко тебя, — неловко произнес Джебаль.
   — Могу я теперь одеться?
   Принцу стало стыдно за свою жестокую выходку. Он протянул ей легкую рубашку. Снова зардевшись, она вскочила, выхватила одежду у него из рук и натянула на себя.
   Однако Джебаль успел увидеть более чем достаточно. Еще ни разу в жизни он не обладал столь изумительно сложенной женщиной.
   — Почему ты сразу не сказала мне правду?
   Она посмотрела на него и тут же отвела взгляд.
   — Потому что я отдалась мужчине, не являясь его женой, а в моей стране это считается смертным грехом.
   — Здесь тоже. Но я понимаю тебя. — Он погладил ее по плечу и почувствовал, что бедняжку бьет крупная дрожь. А еще ему бросилось в глаза, что тонкая рубашка прилипла к мокрому телу, стали видны и пышные груди, и сильный плоский живот, и даже завитки волос на лобке. — Я хочу задать тебе еще один вопрос.
   Она кивнула.
   — Зачем ты отправилась в Гибралтар?
   — Я бежала от самой себя. Тодд выставил меня круглой дурой. Мне стало безразлично, где я живу, да и живу ли вообще. И я поднялась на борт первого попавшегося корабля. Окажись я в тот момент в другом конце города, это мог бы стать первый попавшийся поезд. Судьбе угодно было, чтобы я попала сюда.
   В мыслях у Джебаля мелькнуло, что Зу заслуживает наказания за попытку поссорить его с Зохарой. Первая жена позволяла себе вмешиваться чересчур часто и зашла слишком далеко. Ему надоели ее выходки.
   — Вот теперь мне действительно все ясно, — нежно сказал принц, привлек Алекс к себе и заключил в объятия. Она испуганно взглянула на него.
   — Не надо бояться, — прошептал он, гладя ее по спине. — В конце концов ты уже не девочка, и мы слишком долго ждали.
   Его ладони скользнули ниже, и он прижался к ней, подхватив под округлые тугие ягодицы. Она ахнула, почувствовав его давно возбудившуюся, затвердевшую плоть.
   — Здесь? Сейчас?
   — Почему бы и нет? Я готов. Я был готов еще очень давно, Зохара.
   Изумрудные глаза скрылись под пушистыми ресницами. Он воспринял это как покорность и расцеловал сначала трепетные веки, а потом припал к губам. Он изо всех сил старался не спешить и быть нежным, хотя все больше опасался, что нетерпение может сделать его грубым, как неопытного мальчишку.
   Она издала какой-то звук. Наверное, сладостный стон. По крайней мере ему бы этого очень хотелось. Запыхавшись, он отодвинулся и сказал:
   — Я люблю тебя. Я хочу тебя. Я схожу с ума от страсти!
   — Только не здесь! — В широко раскрытых глазах светился ужас. — Прошу тебя, только не здесь!
   — Все, больше я не стану откладывать ни минуты, Зохара. — Джебаль наклонился и взял в рот поднимавший тонкую ткань сосок. А потом взял ее руку и поместил у себя в паху. И чуть ли не силой заставил обхватить пальцами свой столб желаний.
   Но Зохара пискнула полузадушенным голосом:
   — Джебаль, разве ты хочешь вот так, публично демонстрировать всем наши отношения? Чтобы на нас могли глазеть все, кто пожелает? Как мы соединимся прямо в саду, на грязной дорожке?
   Джебаль поднял голову. Он едва соображал от страсти, однако увидел на галерее двух рабов и, еле сдерживаясь, велел:
   — Идем со мной, сейчас же!
   Зохара побледнела как смерть.
   — Не мог бы ты дать мне хоть чуть-чуть времени? — прошептала она наконец.
   Джебаль сердито скривился, но не успел он открыть рот, как заметил, что в их сторону спешит его раб. Африканец шагал так решительно, что было ясно: у него важное известие. Принц вздохнул. Он не знал, на что решиться. В душе его боролись желание и великодушие.
   — Ладно, я подумаю, — сказал он. — Чего тебе, Фила?
   — Мой господин, паша велит тебе поторопиться в тронный зал!
   — С кем он там?
   — С визирем Фаруком и раисом Джоваром, мой господин!
   — Я должен идти, — обратился Джебаль к своей красавице жене. — И наверное, позову тебя к себе сегодня вечером. Будь готова.
   Она кивнула, не отрывая от него растерянного взгляда. В этот момент за спиной появился ее раб. Джебаль взглянул на Мурада, повернулся и пошел прочь. На галерее принц еще раз обернулся. Зохара, вцепившись в руку раба, с ужасом смотрела ему вслед.