Джойс Бренда. Пленница

   — Нет… — выдохнул он.
   Наконец они заснули. Внезапно Алекс очнулась: она лежала одна, обнаженная и даже не прикрытая одеялом, и со страхом подумала, что Ксавье ушел. И тут же во мраке каюты различила фигуру возле иллюминатора. Он стоял и смотрел на море.
   Алекс немного успокоилась.
   — Ксавье! — Он обернулся. — «Я пенни дать готов за вашу мысль»^[9].
   — Так мало? — И, поколебавшись, он добавил: — Я думал о доме.
   — Тебе, наверное, не терпится вернуться в Бостон.
   — Да… и нет, — непонятно ответил он.
   — Не понимаю, — прошептала Алекс.
   — Это трудно объяснить, — пробормотал он.
   Алекс снова стало не по себе. Ведь наступил долгожданный момент, когда можно было обсудить их будущее. Но почему-то ей было очень страшно. Почему? Ведь он ее любит. Все говорило об этом — и то, что он вернулся за ней в Триполи, и то, как он любил ее, то неистово и жадно, то нежно и медленно.
   — Что будет дальше? — шепнула она. Ксавье ответил:
   — Пребл еще не покончил с пашой. Он снова начнет штурм города. Однако сначала завтра утром доставит тебя в Тунис. Там находится чрезвычайно деятельный американский консул, который устроит транспорт до Америки. Тебя доставят домой с личным эскортом, Александра, и за все заплатит «Корабельная Блэкуэлла». Как видишь, тебе нечего бояться.
   «Нечего бояться». От этих слов мурашки побежали по спине.
   — Ксавье, мне нечего делать дома без тебя.
   — Я должен быть там.
   — Ты хочешь воевать с пашой до конца?
   — Да, — решительно ответил он.
   — Но ведь война может затянуться!
   — Вряд ли. Их укрепления и так уже почти разрушены. Еще один такой же штурм или два — и Триполи падет.
   — И что потом? — едва дыша прошептала Алекс.
   — И потом я вернусь домой.
   Повисла напряженная тишина. Алекс никак не могла понять, что же такое творится. Почему он и словом не обмолвился о том, что вернется домой к ней?
   А это упрямое желание участвовать в войне до победного конца? Может, он и ее-то спасал только потому, что считал это своим гражданским долгом? Потому что был бесстрашным рыцарем из девятнадцатого века? Ну уж нет! Такое никак не укладывалось у Алекс в голове. И она решительно заявила:
   — Я буду ждать тебя в Тунисе.
   — Нет.
   — Да.
   — Александра, неужели ты все еще не угомонилась? — воскликнул он. — Ты удивительно отважная, дерзкая и умная женщина, однако исламский мир — не место для женщины вообще, тем более для такой, как ты! И ты отправишься домой на первом же американском судне!
   Она смотрела на него, чувствуя, как страх захватывает ее.
   — Я не хочу снова расставаться!
   Его лицо стало каменным. Он опустил голову.
   Алекс ничего не понимала. Что такое он творит? Ему полагалось объясниться в любви, полагалось предложить ей руку и сердце, разве не так? Он что, совсем ничего не соображает?..
   — Ксавье. — Она машинально отерла слезы. — Напоминаю тебе на всякий случай, что я люблю тебя!
   Он посмотрел на нее пылающим взором. И не промолвил ни слова. Алекс стало трудно дышать. И вдруг ее пронзила догадка:
   — Ты все еще боишься меня, потому что считаешь шпионкой, да?
   — Я сам не знаю, что и думать, — пробормотал он.
   — Я не шпионка! — крикнула она, чувствуя, что вот-вот забьется в истерике. — Ксавье, я люблю тебя! И явилась в Триполи только для того, чтобы найти тебя. Я явилась из двадцатого века, где прочла про тебя и влюбилась! Клянусь, я действительно из другого времени! И только поэтому мне известно столько вещей, о которых не знает ни один из вас!
   — Александра, — хрипло возразил он, не сводя с Алекс подозрительно заблестевших глаза, — ни одному человеку не дано перемещаться во времени.
   — Мне дано! — Она вскочила и бросилась к иллюминатору, потянув за собой край простыни. Ее бил озноб. Неужели ей суждено потерять его теперь, после того, как она преодолела не один круг ада, теперь, когда они связаны любовью?… — Как мне заставить тебя поверить?
   — Тебе не нужно меня заставлять, — хрипло прошептал он. — Александра, мне нет дела до того, шпионка ты или нет! Я тоже люблю тебя.
   Этих слов Алекс ждала целую жизнь — много жизней, — но теперь они не принесли ей радости. Ей было тошно.
   — Ну так возвращайся в Америку вместе со мной!
   — Не могу. Мой долг…
   — Ты давно выполнил свой долг перед родиной! — крикнула Алекс. — Черт побери, ты чуть не сдох за два года рабства. Пусть теперь другие рискуют жизнью!
   — Но я мщу за младшего брата, — прошептал Ксавье. — Он погиб от рук головорезов паши. — Алекс онемела от неожиданности. — И еще я мщу за тебя, — с изменившимся лицом закончил он. — Алекс молчала. — У меня нет другого пути, Александра. Здесь я выбирать не волен.
   Ловушка. Он оказался в ловушке, она оказалась в ловушке. И все из-за его пресловутого благородства, его чувства справедливости, из-за жестоких обстоятельств, из-за неумолимой судьбы. Похоже, все и вся объединились, чтобы разлучить их.
   — Но я не хочу, чтобы за меня мстили, — возразила она. — Я хочу, чтобы ты был со мной…
   — Я должен сделать то, что должен, — отчеканил он.
   — И ты вернешься, чтобы расправиться с Джебалем?! — испуганно охнула она.
   — Я больше не буду рисковать жизнью, если ты это имела в виду. Но если мне будет сопутствовать удача и предоставится возможность, да, я постараюсь убить Джебаля.
   — Пожалуйста, останься!
   Он не ответил. И так было сказано довольно.
   Почему, почему все опять пошло наперекосяк?! Алекс с испугом подумала, что им не суждено быть вместе. Что судьбе было угодно просто воспользоваться ею, сделать из нее ангела-хранителя, чтобы уберечь Блэкуэлла от безвременной и бессмысленной смерти. Дрожащим голосом она сказала:
   — И все-таки я буду ждать тебя в Тунисе.
   — Нет. Я хочу, чтобы ты была в безопасности.
   Слова слетели с ее губ прежде, чем она успела спохватиться:
   — Ты не имеешь права мне приказывать. По крайней мере до тех пор, пока не женишься на мне.
   Он молчал.
   Алекс покрылась холодным потом. И как ее угораздило такое ляпнуть?! Заломив руки, она прошептала:
   — Ксавье! Ты ведь сам сказал, что любишь меня!
   — Сказал, — неохотно согласился он.
   — Но… но разве ты не хотел бы на мне жениться?
   — Я не могу.
   Алекс не верила своим ушам.
   — Мне так жаль, Александра. Ужасно, ужасно жаль. — И в его глазах она прочла невиданное прежде горе, усталость, обреченность… и беззащитность.
   Он бы женился на ней, если бы мог. Но он не может этого сделать. Ведь он уже женат.
   Ксавье ходил по палубе. И хотя от стоявших на лафетах пушек все еще несло пороховой гарью, весь окружающий мир был погружен в сон. В потоках серебристого лунного света море тускло блестело, «Конституция» плавно покачивалась на легкой волне, двигаясь на северо-восток, и над всем этим раскинулось сиявшее звездами небо. Однако в душе у Ксавье бушевало адское пламя.
   Почему-то после встречи с ней вся жизнь пошла кувырком. За каких-то два года она вывернула наизнанку его душу. Ее образ неотступно преследует его днем и ночью. Само сознание того, что она есть, что она живет на свете и ждет его, оживляло его сердце подобно солнечному свету. Его тянуло к ней с неодолимой силой — и физически, и духовно, и он сам не понимал причины столь сильной связи. Хотя, впрочем, бессмысленно было пытаться понять их чувства, и его, и ее. Никакого смысла, черт бы его побрал!
   Проклятие, он готов был жениться на ней сейчас же, сию минуту, на борту корабля Пребла — будь она хоть трижды шпионкой. Ксавье был готов забыть и простить ей все прегрешения и проступки прошлого.
   От боли у него все переворачивалось внутри. Никогда в жизни он не встречал столь неотразимую женщину, и от одной мысли о расставании становилось тошно на душе. И все же расставания не избежать. Ей пора вернуться в свою жизнь, ему — в свою.
   Он чертыхнулся.
   Завтра утром она сойдет на берег в Тунисе. И он никогда больше не встретится с ней. Однако это не значит, что ему удастся выбросить ее из жизни. Узнать ее однажды — пусть даже ненадолго — значило навсегда полюбить ее.
   От тоски снова сдавило грудь. Он становится слишком сентиментальным. И напрасно позволяет себе мечтать о несбыточных вещах. Он принадлежит другой женщине. И ничто это не изменит. Он поклялся Роберту, что всегда будет заботиться о Саре. Сара нуждается в нем. А о разводе он не смел и подумать. Ему больше не видеть Александру Торнтон. Никогда. А больше ему никто не нужен.
   Тем не менее его долг — сказать всю правду. Какой бы горькой она ни оказалась для обоих. Ах, как бы он хотел не признаваться до последнего — пока они не подойдут к самому Тунису. Чтобы успеть обнять ее и попытаться утешить — на прощание, в самый последний раз. Прежде чем он пустится в очередной рейд, рейд по Средиземному морю.
   Но нет, подобная слабость для мужчины непозволительна. И Ксавье решительно направился к капитанской каюте.
   Она горько плакала. Когда Ксавье вошел в каюту, ему пришлось на ощупь найти и зажечь свечу. Она выпрямилась, трогательно-забавная в мужской рубахе и бриджах, и попыталась улыбнуться Блэкуэллу, но прекрасные глаза были красными и припухшими. Меньше всего на свете он хотел бы причинять ей боль. Однако именно это и предстояло сейчас сделать. Он чувствовал себя беспомощным и жалким.
   — Пожалуйста, не надо плакать! — произнес он.
   — Ты никогда не любил меня по-настоящему, да? — обиженно раздувая тонкие ноздри, спросила она.
   Он замер. Она, как всегда, удивляла его своей непредсказуемостью.
   — Я люблю тебя больше жизни.
   Она тряхнула головой, так что взметнулись рыжие кудри.
   — Если бы ты любил меня, ты бы женился!
   Он сглотнул. Но как ни старайся, нельзя было подобрать достаточно мягких слов, чтобы сказать ей… Он поставил свечу на стол.
   — Господь свидетель, — Ксавье потер нывшие виски, — как я хочу жениться на тебе, Александра.
   Ее глаза засияли.
   — Ты не понимаешь! — беспомощно сказал он. — Я не могу.
   Она не сводила с него глаз, в которых медленно просыпалось понимание. И взгляд становился все более болезненным.
   — Я уже женат.
   Она молчала. Грудь тяжело вздымалась и опускалась, казалось, каждый вздох причинял ужасную боль. На щеках выступили красные пятна.
   — Александра, мне очень жаль. Прости меня.
   Она жадно хватала ртом воздух и вцепилась в одеяло с такой силой, словно собралась разодрать его пополам.
   Блэкуэллу стало стыдно за то, что он так долго молчал об этом. Но ведь он больше всего боялся именно такой реакции!
   — Тебе нужно попить воды. — Он торопливо наполнил стакан и протянул ей.
   — Нет!!! — Она выбила стакан, и тот разбился вдребезги. Лицо превратилось в маску гнева. — Неправда!
   Ксавье отшатнулся.
   Она стояла перед ним, сжав кулаки. Глаза ее метали молнии. Блэкуэллу стало страшно. Он прошептал:
   — Это не то, что ты подумала!
   Она затрясла головой так сильно, что рыжие локоны взвились вокруг головы, как живые. Ксавье испуганно замер.
   — Перестань! — воскликнул он. — Ты свернешь себе шею!
   Однако она все так же трясла головой, и волосы продолжали бешеный танец, словно подхваченные неведомым смерчем. Ее лицо по-прежнему кривилось от ярости. Ксавье подумал, что на глазах у него любовь превращается в ненависть.
   И вдруг до него дошло нечто ужасное. Алекс не трясла головой — она тряслась всем телом… нет, она вращалась!
   Все быстрее и быстрее. Блэкуэлл вскрикнул.
   Алекс непонимающе смотрела на него.
   — Александра!
   Ее руки поднялись. Кулаки разжались.
   — Ксавье! — крикнула она, но его ушей коснулся лишь едва различимый шепот. Она постепенно удалялась все больше. Вращаясь, как волчок.
   — Александра! — Ничего не понимая, Ксавье кинулся к ней.
   Она таяла прямо на глазах, и хотя губы раскрылись, произнеся его имя, на этот раз он не услышал даже шепота.
   Она все так же простирала к нему руки. И с каждой секундой милый образ становился все прозрачнее.
   Выкрикнув ее имя, Ксавье хотел схватить ее за руку. Но поймал пустоту.
   Александра исчезла.

Глава 40

   Нью-Йорк-Сити, 1996 год
   Полуживая от головной боли, резко пульсировавшей в висках, Алекс медленно приходила в себя.
   Сознание возвращалось какими-то кусками, превращаясь в настоящую пытку.
   Заставив себя открыть глаза, она тут же зажмурилась от ослепительно сиявшего солнца. Ошеломленная, растерянная, она почувствовала, что лежит на чем-то твердом. Разве она все еще в Триполи? Сердце пронзило привычной болью. Как, разве она не сбежала оттуда?
   Стоп. Она лежит под деревом. Это вяз или клен, а не финиковая пальма. Ей стало страшно.
   И по мере того как мир становился четким, и листья дерева над головой, и облака в синем небе, перед мысленным взором одна за другой проносились невероятные картины. Их неожиданной встречи с Ксавье за воротами дворца, и Мурада, отказывавшегося бежать с ними, и пиратского судна, доставившего их на борт «Конституции США». О Господи! В следующий миг со всей остротой вернулись ощущения, испытанные в объятиях Блэкуэлла в ту бессонную ночь на корабле.
   Тут голова стала буквально раскалываться от боли, и ей пришлось закрыть глаза.
   — Я не могу, — шептали пересохшие губы. — Я не могу!!!
   Он оказался женат.
   Заставив себя открыть глаза, борясь с терзавшими душу подробностями их последней встречи, Алекс обернулась. И увидела бурое кирпичное здание на Риверсайд-Драйв, в котором снимала квартиру.
   Алекс приподнялась, оперлась на локоть.
   Спешившим мимо прохожим в джинсах и шортах не было до нее никакого дела. Наплевать. У Алекс на глазах выступили слезы. Неужели это возможно?! Как ей удалось вернуться в свое время? Разве всего несколько секунд назад она не находилась на борту «Конституции»? Охваченная паникой, она еле дышала.
   «Ксавье женат. Он обманул меня!»
   Закрыв лицо руками, Алекс боролась с приступом рвоты.
   Как он посмел так долго скрывать правду?! Ведь за целых два года он даже не обмолвился, что у него уже есть жена!
   Она всхлипнула. Такого удара ей не пережить.
   Один из прохожих приостановился и спросил:
   — Вам плохо, юная леди?
   Хлопая мокрыми от слез ресницами, с трудом различая черты незнакомого пожилого господина, она не в силах была собраться с мыслями для ответа.
   Господин заторопился дальше по своим делам.
   Рыдая, Алекс встала на колени. Ксавье остался на борту «Конституции», которая идет полным ходом на штурм Триполи, он женат на другой женщине, а Алекс вернулась в двадцатый век! О Боже! Если от душевных мук умирают — ее можно уже считать мертвой!
   Алекс со стонами качалась взад-вперед.
   — Алекс! — крикнула Бет.
   Алекс замерла, увидев свою лучшую подругу. Бет даже побледнела от неожиданности. Она плюхнулась на колени и стала трясти Алекс за плечи.
   — Боже милостивый! Да что с тобой случилось?! Почему ты вернулась, почему лежишь вот так — прямо на улице?
   Боже, как она рада видеть сейчас Бет! Поднявшись на ноги, Алекс почувствовала, как новая судорога сводит внутренности.
   — Меня сейчас вырвет, — прошипела она сквозь зубы.
   — Алекс? — ласково окликнула Бет.
   Переждав, пока станет получше, Алекс обняла подругу. Бет гладила ее, приговаривая:
   — Господи, да что же с тобой случилось? И что с твоими волосами?
   Ничего не понимая, Алекс спросила, размазывая слезы по щекам:
   — А чем тебе не нравятся мои волосы?
   — Они длинные, и лицо все расцарапано. С кем это ты подралась? Ого, а что это за странные шмотки? Алекс, между прочим, я думала, что ты давно в этом своем Триполи!
   Алекс опустила глаза и посмотрела на самые настоящие бриджи покроя девятнадцатого века и старомодную тонкую сорочку. Ну что ж, по крайней мере она не бредила. Она действительно побывала в прошлом — и доказательством служит вот эта одежда, а еще ссадины на лице и руках. На Алекс снова накатила нестерпимая тоска. Как она сможет жить без него?
   — Алекс! Будь добра, объясни мне, что случилось?
   Понурившись, сокрушенно качая головой, она пошла к дому. Как только за ними закрылась дверь квартиры, Алекс упала на колени и разрыдалась.
   Было слышно, как возится с замком Бет.
   Алекс плакала, пока слезы не иссякли сами по себе. Утираясь рукавом рубахи, она хрипло прошептала:
   — Извини.
   — Может, ты всё-таки расскажешь мне, что случилось? Ты так и не попала в Триполи, верно?
   — Я попала в Триполи, Бет, — всхлипывая, возразила Алекс. — С чего ты взяла, что нет? Ведь меня не было три года!
   — Алекс, мы расстались всего три дня назад! — остолбенела Бет.
   — Что ты сказала? — не поверила своим ушам Алекс.
   — С чего тебе пришло в голову, что тебя не было три года? И зачем ты напялила парик?
   Алекс поднялась на трясущихся ногах и прошла на кухню, где на столе лежала свежая газета. 15 июля 1996 года. Она вылетела из Парижа в Триполи 13 июля 1996 года.
   Бет сказала правду. Здесь, в настоящем, ее не было три дня, а в прошлом она прожила целых три года.
   Алекс проковыляла в ванную и взглянула в зеркало.
   Волосы спускались ниже плеч. Все лицо покрывали ссадины и царапины от осколков мрамора, сыпавшихся во время штурма дворца. И одета она была смешно с точки зрения современного человека.
   Все было ясно. Она вернулась в свое время. Она жила три года в прошлом. И теперь вернулась в настоящее. Ей удалось перенестись сквозь время без помощи волшебной лампы.
   Этого Алекс не понимала. Уставившись невидящим взглядом в зеркало, она вспомнила, что Блэкуэлл женат на другой. После его слов она начала перемещение во времени.
   Она тогда просто помешалась от ярости. Уж не сила ли этого чувства швырнула ее обратно в двадцатый век? Во всяком случае, теперь от гнева не осталось и следа. Ему на смену пришли тоска и боль.
   — Алекс! Ты не расскажешь мне правду?
   — Да, Бет, — обернулась она к подруге. — Я расскажу тебе все.
   Но сначала Алекс приняла душ. Не только лицо, все тело оказалось покрыто синяками и ссадинами. Намыливаясь, она обнаружила на себе следы семени Ксавье. Она ничего не вообразила, все случилось наяву.
   Немного придя в себя после душа, она натянула свои самые любимые, самые потрепанные джинсы и свитер. Бет покосилась на нее, подозрительно. На дворе стояло жаркое лето, да к тому же в квартире у Алекс вечно ломался кондиционер.
   Свернувшись калачиком на диване, Алекс начала:
   — Бет, я действительно успела прожить целых три года. На мне нет никакого парика. Это не накладные волосы. Это мои волосы, отросшие за три чертовски длинных года!
   Бет побледнела.
   — Вот, хочешь подергать? — с горечью предложила Алекс.
   — Я… я верю тебе, — промямлила Бет. — Ну, насчет волос.
   — Как только я попала в Триполи, то пустилась на поиски. Прежде всего направилась во дворец. Там теперь музей. И совсем рядом я наткнулась на такой крошечный антикварный магазинчик. И там познакомилась с этим человеком. — На глаза Алекс навернулись слезы при воспоминании о Мураде. — С молодым человеком по имени Жозеф. И меня угораздило купить голубую масляную лампу, которой около двухсот лет. — Бет затаила дыхание. — Когда я вышла из магазина, мне стало плохо. Лампа сама собой почему-то раскалилась прямо у меня в руках. Ноги подкосились. А потом меня подхватило каким-то вихрем. Очнувшись, я обнаружила, что валяюсь посреди грязной улицы. И совсем растерялась. Окружающее показалось каким-то странным, необычным. Дома — старомодными и тесными, без всяких удобств. Ну, знаешь, как в каком-нибудь гетто в Северной Африке. Но потом оказалось, что и люди там какие-то странные. — Алекс перевела дыхание и отпила кока-колы. — Бет, представь себе, за мной погнались такие турки с кривыми саблями. Их еще звали янычарами. Они были солдатами у паши. Только не в двадцатом, а в девятнадцатом веке.
   — Алекс, — невольно вырвалось у Бет.
   — А еще у них были пистолеты и мушкеты. Конечно, сначала я решила, что это маскарад. Но они гнались за мной через весь город, Бет, и мне стало не до шуток. Я испугалась и заскочила в дом к какому-то старикашке. Он показался таким добрым и все время что-то тарахтел, я не понимала ни слова. Он меня опоил сонным зельем. И когда я очнулась, то меня уже стерегли двое африканских рабов. Я попала к французскому работорговцу.
   Бет молча слушала. Алекс встала.
   — Бет, он продал меня паше. А я приглянулась его сыночку и стала женой Джебаля. Бет, пойми, что это происходило не сейчас, а в 1802 году. У меня не было выбора! Черт побери, я провела там три года, я жила в гареме второй женой, я прошла через войну… я прошла через ад! — Она не удержалась от слез.
   — Тсс, Алекс. — Бет оказалась рядом. — Ты просто слишком устала и расстроилась!
   — Ты мне не веришь! — обиженно отпихнув подругу, закричала Алекс. — Да посмотри на меня! Посмотри на мои волосы! Ты же видела, во что я была одета! И эти синяки! Я чудом уцелела, когда Пребл штурмовал Триполи! Бет, послушай, Джебаль уличил меня в неверности и держал взаперти, как заключенную, а не как свою жену. А Пребл начал обстрел. Он бил прямой наводкой по дворцу, всеми этими своими пушками и мортирами. Господи!.. Я угодила в самое пекло! Это было ужасно, ужасно! Я чуть не умерла от страха!
   Помрачнев, Бет неохотно кивнула.
   Алекс не сомневалась, что подруга ей не верит. Ей самой собственная история казалась смешной и нелепой, когда она стала рассказывать ее. Она схватила прядь волос и, безжалостно выдрав их, сунула под нос Бет.
   — Вот, смотри, это не парик! Это живые волосы!
   — Я… — поперхнулась Бет, — я… начинаю понимать…
   Алекс закрыла лицо руками.
   — Да перестань реветь! Если то, что ты твердишь, правда, то чего же ты не радуешься, раз вернулась домой?
   — Там был Блэкуэлл. — Руки Алекс бессильно опустились. — Он попал в плен вместе с экипажем летом 1803 года. Мы едва успели познакомиться, как его сослали на рудники. И все решили, что там он погиб. Но он вернулся. Бет, он спас меня! Он спас меня от смерти во дворце, от лап Джебаля. Он рисковал своей жизнью ради меня!
   Алекс снова кричала.
   Бет обняла ее и начала укачивать, как ребенка.
   — Ну-ну, Алекс, все хорошо.
   — И последнюю ночь я провела вместе с Блэкуэллом. Всю ночь мы занимались с ним любовью в каюте у Пребла, на борту «Конституции США». Наконец-то после целых двух лет знакомства, в течение которых мы почти все время были в разлуке, он был вместе со мной, он говорил, что любит меня… — Она уже ревела в голос.
   — О Господи, — шептала Бет.
   — И вдруг выдал мне, что он уже женат!
   — Алекс!
   — Нет, — затрясла она головой. — Теперь я здесь. Вернулась назад. А он… он где-то в Средиземном море, на борту «Конституции», и рвется в бой, который Пребл выиграет и без него! Проклятие! Это нечестно! О Господи, сделай так, чтобы он остался жив!
   — Алекс, ты совсем рехнулась! — охнула Бет. — Он не на море и не воюет с пашой.
   — Да где же ему еще быть? Именно там я его и оставила!
   — Алекс… та война кончилась сто девяносто два года назад! И Пребл, и паша, и Джебаль, и твой Ксавье Блэкуэлл давно умерли!
   Алекс проснулась в слезах. Ей было наплевать на неоконченные тезисы — да, впрочем, и на всю оставшуюся жизнь. Она не хотела подниматься с постели, принимать душ, одеваться. Она не хотела есть, не хотела работать. Она вообще ничего на свете не хотела.
   Она стала одержимой. Одержимой своей любовью к давно умершему человеку — или к его призраку.
   Он не мог умереть.
   Хотя Бет говорила правду. Сейчас 1996 год. Сердце Алекс разрывалось от горя.
   Ближе к полудню подруга навестила ее и попыталась уговорить выбраться из кровати.
   — Посмотри, какая аппетитная зелень и лососина!
   — Уходи, — пробурчала Алекс, скорчившись на измятых простынях.
   — Нет уж, милочка, давай-ка вставай, — рассердилась Бет. — Вставай, одевайся и займись чем-нибудь, не важно чем. Ты пережила приключение. Грандиозное приключение. И вряд ли когда-нибудь его забудешь. Только не забывай, что тебе еще жить да жить, а он — призрак!
   — Мне тошно. Мне никогда не было так тошно. Я чувствую себя так, как будто тоже стала призраком.
   — Чушь собачья! — перебила Бет. — Ох, ради Бога, Алекс! Это тебе совсем не к лицу. Он же самый настоящий авантюрист из девятнадцатого века! Буканьер!^[10] Как по-твоему, долго бы вы прожили вместе, пока не перегрызлись бы насмерть?
   — Всю жизнь… — пробормотала Алекс, равнодушно глядя, как Бет возится с кофейником.
   — Ха! Держу пари — не больше двух месяцев. Все это время вы бы только и делали, что трахались с утра до ночи, пока не поняли, что не имеете ничего общего, кроме постели. Тебе же первой бы это осточертело, Алекс!
   Алекс машинально взяла у нее из рук чашку с кофе. Бет не знала, что говорит. Если бы все было так просто!
   — Послушай, ты что, уже забыла, что он враль и пустобрех? Он же обвел тебя вокруг пальца, Алекс, как самую последнюю дуру. Типичный бесстыжий мужик, вот и все!
   Алекс молча глотала кофе. «Я люблю тебя». В ушах звучал его глубокий, низкий голос. Она действительно оказалась просто дурой. Ведь он уже был женат, когда познакомился с ней, и даже если бы он признался сразу, разве это могло что-то изменить?.. Она все равно полюбила бы его больше жизни, и он рано или поздно влюбился бы в нее. Ведь это их судьба. И как бы они ни пытались бороться с ней — от судьбы не уйдешь.