Джойс Бренда. Пленница

   Но тут на письмо упала слеза.
   Ксавье всхлипнул и резко выпрямился, торопливо вытер глаза. Ведь он — мужчина. Мужчинам плакать не положено. И с гибелью Роберта жизнь не закончилась.
   А ему нужно думать о своих матросах. И о том, как уничтожить корабль.
   Но он уже не спасет Тимми!
   Как не спас Роберта!
   Ксавье скрипнул зубами, решительно обмакнул перо в чернила и занялся письмом.
   «Моя милая жена! До тебя уже могли дойти слухи, что я попал в плен к пиратам. Пожалуйста, не надо бояться. Со мной все хорошо, и с моими людьми тоже. Скоро нас обязательно освободят, и мы вернемся».
   Ксавье нисколько не стыдился, что так откровенно лжет Саре. Не имело никакого смысла без толку пугать ее. Она и так уже настрадалась.
   Блэкуэлл отложил перо. Перед его мысленным взором сияли изумрудным светом глаза вдовы-шпионки. Он весь сжался. И как только она посмела нарушить его скорбь!
   Однако невольные сравнения напрашивались сами собой. Как отважна и решительна эта женщина. Не то что его изнеженная меланхоличная супруга! Но зато душа у Сары чиста. А Александра Торнтон — расчетливая, изобретательная и вероломная особа. Но кто же она на самом деле? И на кого, черт бы ее побрал, она работает?!
   «Когда вы соберетесь бежать, я сбегу с вами».
   «Я такая же пленница здесь, как и вы».
   Это всего лишь уловка. Александре нужно узнать его планы, не более. На самом деле она вовсе не собирается покидать Триполи. Он был в этом почти уверен.
   В любом случае попытка бежать связана с огромным риском. И ему необходимо тщательно продумать каждую деталь. Это как в сложной головоломке: упусти одну мелочь, и все пойдет прахом. А в данных обстоятельствах это означает неминуемую гибель.
   Удачные побеги были крайне редки. А пойманных беглецов в этой стране принято казнить самым жестоким образом, подвергая публичной пытке. Такая ужасная смерть служила хорошим предостережением для других несчастных, лелеявших мечту о свободе. И Куисанд, и Нильсен уже трясутся от страха. И даже ему иногда бывает не по себе.
   Тяжело вздохнув, Блэкуэлл снова взялся за перо. Он описал красоты варварийского побережья Африки, дворец с его обитателями. Сару это должно развлечь и позабавить. Ей станет любопытно, что вся королевская семейка — и женщины, и мужчины — стремится перещеголять друг друга роскошью одежд и украшений. Да, эту детскую душу не так уж сложно было чем-то увлечь. И он подписал письмо: «Твой преданный муж, Ксавье Блэкуэлл».
   — Ксавье?
   Он замер. Какого черта? Что ей здесь нужно?
   Блэкуэлл трепетал от ожидания — причем не только телом, но и душою, — в чем с раскаянием признался сам себе. Он неловко встал со стула и обернулся. Александра разматывала закрывавший лицо бурнус.
   Меньше всего на свете он желал бы видеть сейчас ее.
   — Сколько раз повторять, чтобы вы больше не приходили сюда?!
   — Я слышала. Я знаю про бедного юнгу. — Она не сводила с него глаз.
   Он вздрогнул. Меньше всего на свете он хотел бы обсуждать гибель Тимми с нею.
   Она погладила его по обнаженному плечу.
   — Мне очень жаль, — раздался тихий шепот.
   Он дернулся, оттолкнул ее руку. Она возбуждала его сверх всякой меры, не делая к тому ни малейших усилий, и он ненавидел ее за это. И ненавидел себя за то, что так легко ловится на крючок.
   — О, полноте! Придержите свои театральные штучки для кого-нибудь поглупее, чем я!
   — Театральные штучки? — ахнула она. — Черт побери! Я была в ужасе от того, что погиб ребенок! В ужасе! И я представила себе, как вы должны его оплакивать. И пришла, чтобы соболезновать — чтобы утешить вас!
   Его глаза застлала алая пелена.
   — Вы явились сюда вовсе не для того, чтобы утешить меня, миссис Торнтон!
   — Я вас не понимаю, — растерянно заморгала она.
   Резко повернувшись, Алекс собралась было уйти, но он заступил ей путь.
   — Возможно, я все же нуждаюсь в кое-каких утешениях, Александра…
   По тому, как сверкнули ее глаза, было ясно, что она догадалась обо всем.
   — Позвольте мне пройти.
   — С какой стати?
   Она не спускала глаз с его лица, и Ксавье следил за тем, как смягчились вдруг эти черты. Как же она красива!
   — Злиться всегда легче, верно? Мужчины обычно злятся, а не плачут.
   — Не понимаю, что вы имеете в виду, — растерялся он.
   — Расскажи, как это произошло, Ксавье. — Она смело погладила его по щеке.
   От этой легкой ласки у него захватило дух.
   — Ну, это уж слишком! — рявкнул Блэкуэлл и уже в следующую секунду грубо прижал ее к себе. Ее запоздалый возглас был заглушен его жадными губами.
   Он горел желанием наказать ее за то, что посмела заговорить про Тимми, за то, что так дьявольски прекрасна, за то, что снова и снова предавала его. За то, что не была Верой, простой и невинной девушкой-рабыней. Он сжимал ее в объятиях. Он припал к ее губам —
   грубо, алчно, он раздвинул их языком, чтобы проникнуть глубже, как можно глубже. Насильно раздвигая ей бедра коленом, он с болезненной остротой ощутил восхитительную мягкость ее тела. И с не менее болезненной остротой он понимал, что впервые позволил себе так грубо обойтись с женщиной.
   И оттого ожидал, что она станет сопротивляться. О, он заслужил хорошую взбучку за то, что только что натворил!
   Но она не сопротивлялась. Она просто застыла, напрягшись всем телом. Первая волна гнева схлынула, и на смену ей пришло новое, восхитительное наслаждение от того, что он обнимает эту прекрасную женщину. С прямой, изящной осанкой, с чудесными округлыми ягодицами, с удивительно сильными стройными ногами. Ее пышные, мягкие груди прижаты к его груди, а от горячих, пьянящих губ он попросту не в силах оторваться.
   Ксавье стало страшно.
   И вдруг напряжение покинуло ее тело, и губы ответили на его поцелуй, а бедра прижались к давно напрягшимся, ждавшим любви чреслам.
   Он заставил себя отодвинуться. Их взгляды встретились. Он прочел в ее глазах удивление и растерянность. Никто не в силах был заговорить.
   Наконец она несмело улыбнулась дрожащими губами и погладила его грудь.
   — Не надо останавливаться. Пожалуйста, не сейчас! — шепнула красавица и снова потянулась к его губам.
   Но он грубо схватил ее за плечи. Нужно обуздать те дикие страсти, которые каким-то образом едва не вырвались на свободу! Это далось очень непросто. Потому что он и сам не заметил, как успел прижать ее к стене, так, чтобы самому сильнее прижаться к ней. Увидев, что он не намерен отвечать на поцелуй, Алекс заглянула ему в глаза.
   — Это должно было случиться, — сказала она.
   Его ушей внезапно коснулись обычные звуки, наполнявшие тюремный двор. Перекличка турок-охранников, негромкий говор заключенных. Он заставил себя вспомнить о Тимми.
   — Кто же ты такая?
   Она вздрогнула, и он почувствовал это.
   — Я не шпионка.
   Он скрипнул зубами.
   — Я хочу, чтобы ты ушла.
   — А если я откажусь? — В широко раскрытых глазах мелькнула беспомощность.
   Он издевательски рассмеялся, оттолкнул ее и отвернулся. Но Господь свидетель, никогда прежде он не желал так страстно женщину — и не был так несчастен!
   — Как я могу доказать тебе свою верность?
   Ксавье обернулся и взглянул на нее. В огромных глазах стояли слезы.
   — Не стоит беспокоиться, — наконец выговорил он.
   Она отерла глаза.
   —  — С тобой все хорошо? — настороженно спросил он. Неужели она плачет от обиды? У Ксавье возникло чувство, что эти слезы — не притворство.
   — Нет. Со мной совсем не все хорошо. Я пропала.
   — Мне очень жаль. — И тут он понял, что говорит это искренне. Ведь несмотря ни на что, она оставалась женщиной — и ни одна женщина на свете не заслуживала такого обращения. — Мне действительно очень жаль.
   — Поздно, — ответила она.
   — Александра…
   — Нет! На щеке блестела слеза. — Я ведь даже не знаю тебя! И понятия не имею, отчего так люблю тебя и хочу тебя! Один несчастный параграф в книге по истории — и вот я превратилась во влюбленную идиотку! Ну, по крайней мере теперь мне ясно, что это вовсе не любовный роман. И что ты — самый обыкновенный самовлюбленный сукин сын, не так ли? По-моему, я ненавижу тебя!
   Эти слова испугали Ксавье еще сильнее, чем чувства, которые он испытал, когда обнимал ее. Ему не следовало так переживать, если она отвергнет его. И тем не менее он был в отчаянии.
   — Я больше никогда не приду к тебе. Ты разрушил все, что мне дорого. — И она выскочила из душной каморки.
   Он не знал, что ответить, просто стоял у порога, глядя ей вслед.
   Вот она идет по двору широкими, стремительными, совсем не женскими шагами. Даже в свете факелов было видно, какие яркие рыжие у нее волосы — несколько прядей выскользнуло из-под развязанных концов бурнуса. Ксавье поморщился, охваченный тревогой. Она забыла о своем маскараде, когда выскочила от него. И теперь всем видно ее лицо.
   Мурад поспешил к госпоже и первым делом поправил края бурнуса. Блэкуэлл мог поклясться, что сейчас раб отругал Алекс. У него заныло сердце.
   И тут капитан увидел, как Алекс приникла к Мураду, спрятав лицо у него на груди. И Мурад заботливо обнял ее. Так они стояли, прижавшись друг к другу. Наверное, она плакала.
   Блэкуэлл был противен сам себе. Он виноват, виноват безмерно. А еще он не верил. И ревновал. К смазливому рабу.
   Вот они разомкнули объятия и ушли.
   — А я тебя искала! — заявила Зу.
   Алекс едва успела переодеться. Зу бесцеремонно ввалилась в комнату Алекс и теперь глазела на нее. Алекс была одна. Мурад вышел, чтобы раздобыть какой-нибудь еды и питья, хотя у нее и не было особого аппетита — вот разве что кто-нибудь предложил бы ей сейчас шоколадного коктейля…
   Происшедшее в тюрьме совершенно выбило ее из колеи. Она была потрясена до глубины души. Ксавье оказался самым заурядным озабоченным ублюдком, который был бы не прочь переспать с нею — подобно тому, как были бы не прочь герои любовных романов переспать со своими героинями. Но не больше. Ему недоступны человеческие чувства. О любви и речи быть не может.
   И похоже, эта так называемая любовная история исчерпана.
   А тут еще эта Зу сует свой длинный нос куда не следует.
   — Ты меня искала? А стучаться в дверь тебя в детстве не учили, Зу?
   — Зохара, где ты пропадала? — слащаво пропела Зу. Не обращая внимания на хозяйку комнаты, она ходила из угла в угол, стараясь высмотреть что-то интересное. — Хм-м-м?
   — Чем бы я ни занималась — это не твоего ума дела! — Алекс старалась держаться как можно увереннее.
   — Разве тебе есть что скрывать?
   — Ох, ну конечно же, нет! — теряя терпение, отвечала Алекс. — Зу, я устала. Пожалуйста, уходи. Если тебе нужно о чем-то поговорить, отложим это до завтра. Хотя вряд ли нам с тобой вообще есть о чем разговаривать!
   Алекс было совершенно ясно, что на уме у первой жены принца. Ведь вчера ее обвинили в попытке отравить Алекс.
   — У меня по крайней мере есть, — повернулась к ней Зу. — Ты наврала. Ты наврала Джебалю. Мы обе отлично знаем, что я не подливала зелья в твой чай, чтобы испортить вам праздник!
   Алекс пожала плечами.
   — Я ничего не знаю, Зу. Кто-то опоил меня зельем. Ты ведь сама предложила говорить начистоту, не так ли? Тогда ты должна признать, что ненавидишь меня всей душой. Да и кому еще может прийти в голову попытаться удержать нас с Джебалем на расстоянии?
   — Я тебя не травила! — Голос Зу поднялся почти до визга. — И то же самое я сказала Джебалю!
   — И что, он тебе поверил? — с бьющимся сердцем поинтересовалась Алекс.
   — Ха, с какой это стати я должна перед тобой распинаться? — В улыбке Зу не осталось и следа обычной слащавости.
   — Отлично, Зу. Можно считать, что войска выстроены в боевой порядок!
   — Тебе никогда не обмануть и не обыграть меня! — зловеще произнесла Зу.
   — Я бы хотела жить с тобою в мире, — искренне сказала Алекс. У нее было предчувствие, что Зу права. Ведь это она, а не Алекс родилась и выросла здесь, в Триполи, в гареме, где жизнь зиждется на жестокости и интригах. Она, а не Алекс давно превратилась в законченную сучку, как отрицательные героини из книжек Джоан Коллинз и Алексиса Каррингтона. Алекс понимала, что не способна предсказать поведение Зу, а без этого о победе над нею нечего было и мечтать.
   — Поздно, — злобно улыбнулась соперница. — С той самой минуты, как ты появилась здесь и вскружила голову Джебалю, ты стала моим врагом, моя милая младшая сестричка!
   — Но ведь я ничего не делала, чтобы соблазнить Джебаля!
   — Так, а где твой Мурад? — спросила вдруг Зу.
   — Он пошел поискать что-нибудь поесть. — Хотя к этому моменту тот жалкий аппетит, что у нее был, пропал начисто.
   — Да неужели? А мне показалось, что кто-то видел его сегодня вечером за стенами дворца!
   На миг Алекс растерялась, не зная, что сказать.
   — Ты посылала его куда-нибудь, милая сестричка?
   — Нет. — Ее мысли метались, как испуганные цыплята.
   — Нет? Так, значит, он вышел без твоего позволения? Но за это он заслужил по меньшей мере бастонадо? А скажи-ка, не шлялся ли он по городу и прошлым вечером, а? Вдвоем еще с одним рабом?
   — Мурад не отходил от меня весь этот вечер, — хрипло ответила Алекс. — Он все время был со мной, и никто, я повторяю, никто не смеет трогать моего раба!
   — Фу-ты, ну-ты, защитница выискалась! — осклабилась Зу. — Ну еще бы, ведь весь дворец шепчется о том, что вас водой не разольешь!
   — К чему ты клонишь?
   — Он твой любовник?
   — Что?! — Алекс была потрясена. — Да ведь он же евнух!
   — А разве тебе не известно, что из евнухов частенько получаются отличные любовники?
   Алекс смотрела на нее, хлопая глазами.
   — Значит, вы не любовники! Какой позор! Ведь он настоящий красавчик! Хм-м-м. Но все равно, вы друзья, и ты не захочешь ему вреда. Вот видишь, я уже знаю одну твою слабость, миленькая сестричка!
   — Нечего впутывать сюда Мурада!
   — Может быть, — захихикала Зу. — А может быть, наоборот!
   — Что тебе надо?
   — Мне надо знать, что ты скрываешь!
   — Я ничего ни от кого не скрываю!
   — А ты отлично умеешь врать, верно?
   — Убирайся!
   — Разве тебе не хочется знать, что я имею в виду? — слащаво пропела Зу.
   — По-моему, тебе лучше уйти, — Алекс и хотела, и не хотела знать подробности.
   — Прелестно. Но сначала я все-таки расскажу тебе, что мне известно о твоем вранье.
   — О чем ты? — Алекс обливалась холодным потом от страха и нетерпения.
   — Мы обе знаем, что ты никогда не была замужем за дипломатом по фамилии Торнтон. Я права?
   — Нет, — непослушными губами промолвила Алекс.
   — А еще я знаю, что Мурад обстряпывает для тебя какие-то делишки в городе. Скорее всего что-то таскает туда-сюда. Может быть, это вещи? Или известия? В любом случае он служит тебе посредником. Ну, как тебе мои догадки? — самодовольно улыбнулась Зу.
   — Ты сошла с ума, — застыв от ужаса, отвечала Алекс. — Ты сбрендила. Съехала с катушек.
   — Что ты еще скрываешь? И кто ты такая на самом деле? — взвизгнула Зу. — Ох, и повеселюсь же я, когда узнаю все до конца!
   — Я ничего ни от кого не скрываю, — упрямо повторила Алекс. — У тебя просто разыгралось воображение!
   — Не думаю, — рассмеялась Зу. — И я, милая Зохара, непременно добьюсь того, чтобы всем стало ясно, какая ты наглая лгунья! — Она повернулась, положила пухлую лапку на ручку двери и торжествующе бросила через плечо: — И почему-то мне кажется, что у Джебаля разом просветлятся мозги — после того как я открою ему глаза! — И Зу удалилась.
   Алекс била дрожь. Она рухнула без сил на кровать. От страха она ничего не соображала. Мысли путались.

Глава 23

   Алекс не сразу могла поверить новости, которую только что принес Мурад.
   — Коммодор Моррис согласен им помочь?!
   — Нильсен получил известие сегодня утром, — кивнул он.
   — Но как ты узнал? — воскликнула Алекс.
   — Алекс, разве ты еще не поняла, что для тебя я луну с неба достану?
   Она замолчала. Ведь это по ее просьбе Мурад стал интересоваться всем, что касалось Блэкуэлла. Пришлось подкупить едва ли не половину заключенных в тюрьме, чтобы установить постоянную слежку. И хотя Алекс не хотела шпионить за Ксавье, выбора у нее не было. Она боялась, что он сбежит из Триполи без нее.
   — Нильсен снова виделся с Блэкуэллом, — продолжал Мурад, — правда, очень недолго. Мне пока неизвестны детали их плана. Но судя по всему, побег назначен через две недели — то есть на первую неделю сентября.
   — Я обязательно должна знать точную дату. Иначе я могу остаться здесь навеки, — взволнованно сказала она.
   — Ты будешь несчастна, если останешься здесь? — Мурад пытливо заглянул ей в глаза.
   Алекс кивнула. Сердце учащенно забилось. Она все еще злилась на Блэкуэлла за хамское поведение позапрошлым вечером, однако перспектива быть навсегда разлученной с ним была для нее равносильна концу света. Ведь она перенеслась сквозь время, чтобы отыскать Ксавье, чтобы вырвать его жизнь и свободу у жестокой судьбы. А теперь в один прекрасный день может проснуться и узнать, что капитан бежал — без нее. И тогда она останется в этой гадкой стране навсегда: пленница, жена мусульманского принца.
   — Может быть, мне стоит с ним снова увидеться, — рассуждала она вслух. — Может быть, на этот раз он прислушается ко мне. Может быть, если я проявлю настойчивость, то сумею сломить его недоверие.
   О, конечно, на этот раз и речи быть не может ни о каких поцелуях. В тот вечер она допустила серьезную ошибку. Ведь и теперь она не могла выкинуть из головы память о том, что почувствовала в его объятиях…
   — И думать об этом не смей! — одернул ее Мурад. — Он же ясно дал понять, что не хочет тебя, — и не раз. А твое появление в тюрьме сейчас, накануне побега, будет самой большой глупостью. Ты поставишь под угрозу весь план, и ради чего? Ради того, чтобы попытаться заставить его тебе поверить? Или, может, ради того, чтобы удовлетворить собственную похоть?
   — Это нечестно! — обиделась Алекс.
   Но Мурад лишь гневно смотрел на нее.
   Она потупилась. Раб был прав. Новая вылазка в тюрьму будет только глупой выходкой. К тому же она может помешать побегу. И черт бы побрал этого Мурада с его проницательностью. Ибо Алекс не могла не признать, что в тюрьму она хочет пойти, чтобы только увидеть Блэкуэлла.
   Но ведь это так ужасно — быть совсем рядом с ним и не иметь возможности встретиться!
   Ну ничего. Надо успокоиться. Через две недели они с Блэкуэллом вырвутся из Триполи, чтобы рука об руку начать свой путь, не только к свободе, но и к новой жизни — если удастся развеять его подозрения и доказать, что никакая она не шпионка. Но уже через минуту эти радужные мысли померкли.
   — В его плане слишком много уязвимых мест, — заметила она.
   — Если кто-то и может в таком деле добиться успеха, так это именно Блэкуэлл, ну и ты тоже. — Мурад нервно комкал в руках пояс.
   — Ничего себе комплимент!
   — Какой уж есть.
   — Я не доверяю Моррису. Ты не знаешь, какая роль отводится ему в плане побега?
   — Нет. Блэкуэлл очень скрытен. Он общается только с Таббсом и писарем. — Мурад сел на край кровати и продолжал: — А что, коммодор действительно такой пустомеля, как про него толкуют?
   — Да. — Алекс тревожилась все больше. — Если бы только он поручил прикрывать наше бегство Декатуру. Этот капитан станет национальным героем во время штурма Триполи. А штурм состоится будущим летом.
   — Мне не нравится, когда ты вот так толкуешь о будущем, — пробормотал Мурад.
   — Послушай, я не ведьма!
   — Знаю. Но у тебя бывают видения. И меня страшит это.
   — Это никакие не видения! Я правда из будущего! — сердито сказала Алекс.
   — Успокойся, Алекс.
   Ну вот, даже лучший друг не верит — что говорить про Блэкуэлла!
   — Моррису хватило ума притащить с собою беременную жену, которая вот-вот должна разрешиться. И потому он и носа не казал возле триполитанского побережья, а катался с женой по Средиземному морю. Блокаду держали «Лисица» и «Сирена». И вот теперь, когда наконец в Триполи почувствовали предвестие голода и даже во дворце подошли к концу запасы муки и риса, он снимает блокаду. Так может поступать только законченный идиот! — И его участие в вашем побеге вполне может свестись к тому, что вы угодите в ловушку где-нибудь на берегу!
   — Да, именно этого я и опасаюсь. На подобное хватит ума у любого дурня. О Господи! Если все-таки у нас получится, то через две недели я уже буду свободна, буду c Блэкуэллом!
   — Да, всего через две недели, — изменившимся голосом подхватил Мурад.
   Алекс удивленно оглянулась, но Мурад резко вскочил с кровати и подошел к окну, якобы разглядывая что-то в глубине сада.
   Однако Алекс заметила, как он напрягся, и только тут поняла, как ранят его неосторожные слова.
   — Ох, Мурад! — растерянно выдохнула она и подошла к нему. Алекс обняла его за плечи и прижалась щекой к широкой спине. И тут же почувствовала, как он дрожит. — Я не смогу бросить тебя здесь.
   Алекс отстранилась, чтобы заглянуть ему в лицо. В серебристых глазах тлела тоска.
   — Мурад, ты слышишь меня? Ты должен бежать с нами!
   — Нет, Алекс.
   Она опешила.
   — Но почему?!
   — Я беспокоюсь только о твоем благополучии, Алекс, — вымученно улыбнулся раб. — Я хочу, чтобы ты была счастлива. Я знаю, что ты любишь Блэкуэлла, и, если уж на то пошло, я видел, какими глазами он смотрит на тебя, скорее всего он тоже любит тебя.
   — И об этом ты молчал? — недоумевала она.
   — Я не хотел внушать излишние надежды.
   — Если бы только он поверил мне, если бы он победил свои опасения и тревоги, он обязательно полюбил бы меня, Мурад!
   — Да, я в этом не сомневаюсь. — Его улыбка скорее напоминала гримасу боли. — О такой женщине, как ты, будет мечтать любой мужчина.
   Не веря своим ушам, Алекс смотрела на раба. Да, он был на два года младше, но он не был неопытным мальчишкой, вернее, он вообще никогда не был мальчишкой. Высокий, широкоплечий, сероглазый. Его лицо поражало почти неземной красотой и при этом ничуть не казалось женственным. Просто ужасно, что его оскопили с самого рождения, но ведь такая участь была уготована всем мальчикам, рождавшимся у рабынь во дворце. Тем не менее многие женщины могли бы влюбиться в него с первого взгляда. А ведь, кроме внешней красоты, он был наделен недюжинным умом, обаянием, добротой и верностью.
   И его слова испугали Алекс не на шутку.
   — Я не смогу тебя бросить, — снова шепнула она. — Мурад, ты мой лучший друг. Я тебя люблю. И не могу себе представить, как останусь без тебя! Ты должен бежать вместе с нами!
   — Ты действительно так думаешь? — Его глаза блеснули.
   — Да! Конечно, а как же еще?
   Он тяжело вздохнул.
   — Триполи — моя родина. Я родился в этом дворце и всю свою жизнь служил Джебалю, как вот теперь служу тебе. Знаешь, я больше ничего не умею!
   — Но в Америке жизнь намного лучше. В Америке ты получишь свободу!
   — В Америке я буду чужим, — признался Мурад.
   — Я не могу тебе лгать. — Ах, черт бы побрал его проницательность! — Действительно, в глазах некоторых людей мусульманин да еще евнух может выглядеть диковинкой…
   Но ей уже было ясно, что раб прав: ему не найдется места в бостонском обществе девятнадцатого века. Он окажется не просто белой вороной, он станет притчей во языцех, предметом бесконечных насмешек и издевательств.
   От горя у Алекс разрывалось сердце.
   — Ты слишком стараешься смягчить правду, — заметил Мурад.
   — Да, это верно. Но я делаю так потому, что не хочу тебя потерять, потому что мне невыносима мысль о вечной разлуке с тобою. Пожалуйста, не оставляй меня, Мурад!
   — Ничего не получится.
   — Но я освобожу тебя. И ты станешь вольным человеком.
   — А на что мне воля? Я — раб от рождения. И умею только служить другим. И нисколько не сомневаюсь, что останусь рабом до самой смерти. От судьбы не уйдешь.
   Алекс не верила своим ушам. Он говорил так, словно давным-давно все обдумал и решил, словно он отказывается от нее, — и останется навсегда здесь, в Триполи, и она больше никогда его не увидит.
   — Давай пока не будем об этом говорить, — прошептал Мурад, поразив ее странной смесью робости, нежности и грусти. — У нас впереди еще целых две недели.
   — Мурад! — Ну почему он такой упрямый?! — Но ведь тебе грозит верная смерть! Ведь станет ясно, что ты помогал нам сбежать! Джебаль с пашой обязательно отрубят тебе голову! Они постараются выместить на тебе весь свой гнев!
   — Знаю, — отвечал он. И теперь в его взгляде читалась почти стариковская мудрость. И усталость.
   Алекс следила, как Зу выходит из выложенного мрамором плавательного бассейна, устроенного на женской половине сада. День стоял жаркий и безветренный. А пленница не находила себе места от тревоги. Вся прелесть предстоящего побега, до которого, казалось, оставалось всего ничего, померкла в ее глазах. Не давали покоя мысли о Мураде. Ему скорее всего придется расплачиваться за их бегство. Его, наверное, будут пытать, а потом казнят.
   Алекс подвернула шаровары, скинула сандалии, уселась на краю бассейна и опустила ноги в воду. Удастся ли уговорить Мурада бежать вместе? Или каким-то образом вынудить его? Ни в коем случае она не позволит сделать из него козла отпущения.
   Алекс сжала пальцами виски. Не сделала ли она глупость? Не проявила ли она непростительную самонадеянность, оставшись дожидаться появления Блэкуэлла, наивно полагая, что непременно должна пережить наяву один из сюжетов любовного романа? Да, Блэкуэлл хочет ее — может быть, даже влюбился в нее. Вот и Мурад думает так же. Но с некоторых пор Алекс не была уверена ни в чем, кроме своих собственных чувств к Ксавье. Есть ли у них какое-то будущее? Ведь он — типичный представитель девятнадцатого века. А она — эмансипированная особа из будущего.