Джойс Бренда. Пленница

   Раис Джовар и слышать не хотел о выкупе. Ксавье прекрасно понимал почему. Питер Камерон жаждал мести, мечтал унизить и наказать его за то, что американец причинил такой урон корсарскому флоту и лично раису Джовару. Однако наверняка со временем эта игра наскучит шотландцу, и он сообразит, что богатый выкуп за капитана и экипаж намного выгоднее мелкой мести. А может, и не сообразит.
   В любом случае Ксавье имеет смысл воспользоваться временным затишьем. Ведь он попал в логово врага. И может собрать здесь бесценную информацию для военных. Он и так уже успел разглядеть береговые укрепления, прикинул огневую мощь артиллерии и даже численность и вооружение остального флота паши. Находясь в Триполи, он сможет причинить намного больший урон, нежели раньше, воюя на море. Губы капитана искривила мрачная улыбка.
   Стать пленником — не такое уж большое несчастье. Так он сможет лучше отомстить за гибель Роберта.
   И вновь при одной мысли о младшем брате его сердце заныло от боли. А вместе с болью вернулось чувство вины. Ведь это «Сару» в тот роковой рейд должен был повести он. И вместо Роберта должен был погибнуть он.
   И то, что им так и не удалось найти его тело, лишь усугубило горе. Роберт вместе с остальными матросами прыгнул в воду, когда корабль взорвался. Лишь несколько человек всплыли и попали в плен к корсарам. Остальные утонули.
   Роберту не суждено было вернуться домой. И никакая месть этого не изменит.
   Загрохотала задвижка на массивной двери каземата, и это отвлекло Ксавье от мрачных мыслей. Он повернулся к двери. На пороге стоял раис Джовар. Его сопровождали двое янычар в полном вооружении.
   — Выходи, американский пес!
   Ксавье, не обращая внимания на оскорбление, шагнул вперед, насколько позволяла длина цепи.
   — Куда мы идем, Питер?
   Джовар дернулся. В его глазах вспыхнула ненависть:
   — Питера давно нет на свете, — и добавил, улыбаясь ужасной жестокой улыбкой: — Тебя пожелал увидеть паша.
   Ксавье встрепенулся. Кажется, скоро все изменится.
   Капитан не ожидал, что ему предложат поесть. Джовар провел его по задним покоям дворца, прохладным комнатам, украшенным чудесной мозаикой, пушистыми коврами и искусно вышитыми гобеленами. То и дело они пересекали очередной внутренний садик с мраморными скамейками и фонтанчиками. И вот наконец они оказались в огромном тронном зале. В дальнем конце находился помост, на котором стоял трон, тогда как другой конец выходил в просторный ухоженный сад. Кроме рабов и слуг, здесь находилось около пятидесяти человек.
   В самом конце, на возвышении, на роскошном вызолоченном троне восседал сам паша. Его парадное одеяние состояло из огромного числа рубах, накидок и жилетов, причем каждая вещь сама по себе могла бы считаться произведением искусства. Самая верхняя накидка, вроде плаща без рукавов, переливалась бесчисленными драгоценностями. Невероятных размеров бриллиант сверкал в булавке, которая скрепляла тюрбан. Возле трона стояли еще трое. Самый молодой из них, с привлекательным лицом, щеголял такими же фантастическими одеяниями. Ксавье предположил, что это и есть бей Триполи, сын и наследник паши, Джебаль. Трапезу накрыли на низком столе в центре зала. Шикарно одетые гости — все до одного мужчины, все до одного мусульмане — уже вовсю уплетали многочисленные яства: рыбу, овощи, фрукты и даже тушеную баранину. У Ксавье невольно заурчало в желудке — вот уже два дня он почти ничего не ел.
   Паша поднялся с трона и приветливо осклабился, пока Джовар вел Ксавье через толпу рабов, по большей части африканцев, одетых лишь в расшитый жилет и простые шаровары. Золотые невольничьи ошейники тускло поблескивали на темной коже. Ксавье заметил, что все они босы.
   Другие рабы были маврами. Кроме того, Блэкуэлл увидел в зале нескольких бедуинов. При виде белых развевающихся бурнусов у Ксавье екнуло в груди. Да нет, глупости — никакая женщина, даже та незнакомка с прекрасными глазами — не отважится, переодевшись мужчиной, сунуться в тронный зал паши — да и вообще во дворец.
   — На колени, презренный пес! — рявкнул Джовар.
   Ксавье холодно посмотрел на шотландца. Раис толкнул его в спину. Он рухнул на колени.
   — Нет, нет, можешь встать, — на ломаном английском забормотал паша. — Капитан Блэкуэлл, встаньте.
   Ксавье поднялся — не очень ловко из-за сковывавших движения цепей. Его взгляд встретился со сверкающим взглядом паши.
   — Сними с него кандалы, Джовар, — приказал паша.
   Он улыбался Блэкуэллу. Что им от него нужно? К несчастью, это не так уж трудно было угадать.
   Джовар прорычал какую-то команду, и двое солдат мигом освободили его от цепей. Ксавье сдержался, чтобы не начать сразу же растирать натертые запястья.
   — Благодарю вас, ваше величество, — промолвил он, слегка поклонившись. Ему стоило неимоверных усилий обращаться к этому дикарю, жестокому преступнику и убийце как к особе королевской крови.
   — Прошу за стол, угощайтесь. — Паша обнял Ксавье за плечи, увлекая к столу. — Нам есть что отметить!
   Блэкуэлл позволил отвести себя на почетный конец стола, где его усадили рядом с пашой на мягком диване, между двумя вельможами. Вот паша представил капитану своего сына. А потом небрежно познакомил его с визирем — потным толстяком, сидевшим напротив Ксавье. Фарук вперил в его лицо холодный бесстрастный взгляд.
   Рабы уже успели наполнить его бокал каким-то местным вином, пиалу — ароматным чаем, а тарелку — самыми разнообразными кушаньями. Однако Ксавье и не подумал наброситься на еду, хотя есть хотелось ужасно.
   — Пожалуйста, ешь, — пригласил паша, переломив пополам свежую румяную лепешку. Обмакнув ее в соус, он отправил в рот сочный кусок.
   Решив, что ему все же следует поддерживать силы, Ксавье присоединился к трапезе. Он чувствовал на себе множество любопытных глаз, следивших за каждым его движением, но не обращал на это внимания. К вину Блэкуэлл не притронулся.
   — Вам нравится угощение, капитан?
   Ксавье поднял глаза и встретился взглядом с Джебалем, показавшимся ему весьма добродушным малым.
   — Угощение просто великолепно, — бесстрастно отвечал он. — А я, конечно, успел проголодаться.
   — Надеюсь, вы простите несколько грубый прием, оказанный вам на наших берегах, — учтиво промолвил Джебаль. — Как видите, мы горим желанием загладить это недоразумение.
   — Да, я это заметил, — отвечал Ксавье. — Скажите, мой экипаж кормят так же роскошно?
   — А почему бы и нет, капитан? — двусмысленно улыбнулся Фарук.
   Ксавье и не подумал отвечать на эту улыбку. Он смотрел в свою тарелку. Смазливая юная рабыня прислуживала ему.
   — У нас тут много красивых рабынь, — заметил Фарук.
   Ксавье понял, что не в силах оторвать взгляд от полуобнаженного женского тела. Снова в его памяти всплыли огромные изумрудные глаза.
   — Я уже не один месяц в плавании, — осторожно ответил он визирю. Уж не надеются ли они заполучить его с помощью женщины? Сама мысль об этом была смешной.
   — Здесь, в Триполи, мы ни в чем себе не отказываем, — промолвил Фарук.
   Ксавье молча смотрел в лицо первому министру. Не моргнув глазом, Фарук добавил:
   — Каждый житель Триполи — настоящий богач.
   — Да, — через силу улыбнулся Ксавье, — у вас очень богатая земля. — Еще бы, ведь каждый триполитанский богач является одновременно и разбойником. Этот город построен на крови и слезах других людей.
   Фарук молча пожал плечами.
   — Отличная еда, а? — сыто рыгая, улыбнулся паша. — От такой еды любой почувствует себя счастливым, да?
   — Очень вкусно, большое спасибо, — вежливо поблагодарил Ксавье.
   — Мы очень сожалеем, что сегодня днем на бедестане произошло это недоразумение… — продолжал паша.
   Ксавье кивнул, не сомневаясь, что все это ложь.
   — Триполи. Страна рабов, золота и солнца, — самодовольно продолжал паша. — Ты был здесь прежде, капитан Блэкуэлл?
   — Нет, боюсь, что не был. — А в голове пронеслось: «Зато здесь погиб мой брат».
   — Однако ты отлично знаешь наши берега.
   — Я всегда могу купить лоцмана.
   — О да, за золото можно купить что угодно и кого угодно, ведь так? — с воодушевлением подхватил паша.
   Капитан гадал, уж не пашой ли был подкуплен Фернандес. Нет, вряд ли. В этом гадюшнике трудно было сказать, кто является самым непримиримым его врагом. Тот же Фарук. Вполне мог составить такой заговор. Или Джовар. У этого вообще зуб на него. Если только удар не нанесла рука с иных, более далеких берегов.
   — Такого капитана, как ты, эти берега еще не видели, — похвалил Ксавье паша.
   Джовар уронил нож. Он сидел напротив Блэкуэлла и не скрывал ненависти.
   Ксавье промолчал.
   — Понимаешь, Джовар, он не из Триполи, он из Шотландии.
   Ксавье обратился в слух.
   — И когда-то он, как и ты, попал в плен. Однако предпочел принять ислам и с тех пор женат на одной из моих дочерей, — продолжал паша. — И у него есть большой дом, много рабов, лошадей и наложниц. У него без счета сокровищ, золота, и он командует целым флотом.
   Ксавье скрестил на груди руки.
   — Ты хорошо живешь, а, Джовар? Тебе позволено забирать половину добычи, — напомнил паша.
   — Да, я живу очень хорошо, — подтвердил Джовар, покосившись в сторону капитана. — Мы хотим, чтобы ты присоединился к нам, Блэкуэлл. Ты не пожалеешь. — Слова раиса не вязались со злобным выражением на лице.
   Ксавье никогда в жизни не стал бы перебежчиком, не предал бы свой народ, свою страну, свою веру — однако сейчас не мог сказать этого прямо.
   Не имело смысла и пытаться притвориться ренегатом. Паша не настолько глуп, чтобы позволить ему отправиться в море со своим собственным экипажем — ведь они наверняка сбегут при первой же возможности. Нет, его заставят охотиться за своими соотечественниками и дадут турецкий экипаж, который не спустит с него глаз ни на минуту. И если он сделает хоть один неверный шаг, то мигом окажется в тюрьме. Если его не прикончат на месте.
   — Над таким предложением нужно подумать, — безразлично сказал Ксавье. — Подобные решения не принимают второпях.
   Паша, довольный его уступкой, захлопал в ладоши.
   — Мы найдем для тебя богатую невесту-мусульманку, — пообещал он, — как только ты примешь ислам. И я лично прослежу, чтобы тебе построили настоящий дворец. Ты сможешь командовать любым судном в моем флоте, каким пожелаешь. — Повелитель сиял, довольный собственной щедростью.
   Джовар пылал от ярости.
   — Это очень заманчивое предложение, — заставил улыбнуться себя Ксавье.
   — Смотри не думай долго, капитан, — скрестив на груди руки, рявкнул паша.
   — А пока будешь думать, становиться тебе перебежчиком или нет, не забывай о том, что тебя ждет в случае отказа, — прошипел Джовар.
   Ксавье выдержал его взгляд. Злобно осклабившись, Джовар кивнул на лежащие на полу кандалы. А потом показал ужасные шрамы, украшавшие его собственные запястья.
   Все было ясно без слов. В случае отказа он останется в плену, рабом. Интересно, как долго ему удастся водить пашу за нос? И сможет ли он за это время выполнить то, чего требует долг: выкупить экипаж и организовать разведывательную деятельность, чтобы покончить с могуществом Триполи на море? И как ему потом удастся освободиться? Только побег.
   — Я все понял, — промолвил он.
   — Отлично! — захохотал Джовар.
   — А теперь — музыка и танцы! — приказал паша, громко хлопнув в ладоши.
   Глаза Ксавье широко раскрылись: в комнату вошли две красавицы. Обе были юными — не старше четырнадцати лет, с гладкой оливковой кожей, длинными черными волосами и соблазнительными стройными телами. То, что на них было надето, скорее подчеркивало, нежели прикрывало возбуждающую наготу. Ибо вряд ли можно было назвать одеждой полупрозрачные шаровары и миниатюрные жилетки. Треугольный клочок ткани на чреслах только лишний раз приковывал к этому месту взоры — зрителей. Девушки заиграли на каких-то неизвестных Блэкуэллу странных инструментах.
   Ему стоило большого труда сохранять внешнее безразличие. Блэкуэллу, как моряку, не было в новинку использование в качестве наложниц таких вот девочек, но всякий раз это приводило его в ярость.
   Все собравшиеся за столом мужчины не спускали глаз с танцовщиц. Джебаль потянулся через стол и хлопнул Ксавье по плечу:
   — Это невольницы. И всегда готовы служить своему господину. Я могу послать одну из них к тебе, чтобы она согрела твою постель, — или обеих, если пожелаешь.
   — Нет, спасибо.
   — Ты бы хотел иметь больший выбор? — приятельски улыбнулся Джебаль.
   Ксавье все же решился ответить:
   — У нас в стране мужчины не спят со столь юными девицами. Это запрещено.
   — Да неужели? — рассмеялся Джебаль. — А у нас девственницы ценятся превыше всех. Приходится платить кругленькую сумму, если пожелаешь возлечь с невинной девицей.
   — У невинных девиц нет никакого опыта, — заметил Ксавье.
   — Тоже верно, — еще веселее расхохотался Джебаль.
   — Пусть выберет себе любую, какую захочет, — вмешался Фарук.
   Капитан поднял глаза и встретился с черными глазами визиря. Интересно, что кроется в их непроницаемой глубине?
   — Если только он желает именно женщину, — вдруг добавил Фарук.
   — А что, может, ему нравятся мальчики? — по-прежнему веселился Джебаль. — Хочешь, я пришлю тебе мальчика, а, Блэкуэлл?
   Но тот снова вспомнил мусульманку, переодетую бедуином, которую видел на невольничьем рынке.
   — Нет, мне не нравятся мальчики. Хотя я понимаю чувства тех мужчин, которые предпочитают их женщинам и охраняют их любовь более ревниво, чем любовь своих жен.
   — Иногда так оно и бывает, — почему-то взъярился Джовар. — Зато у меня, к примеру, целых четыре наложницы, и все они — женщины, хотя и очень юные.
   — Как это мило с твоей стороны, — язвительно протянул Ксавье.
   — Ну вот, опять они сцепились! — воскликнул Джебаль.
   — Хватит, Джовар! — рявкнул паша. Он грохнул кулаком по столу. — Пошлите ему женщин. Пусть сам выбирает. Мы отведем тебе новые комнаты, капитан Блэкуэлл. Я хочу, чтобы ты был доволен.
   Ксавье молча поклонился.

Глава 11

   Алекс не находила себе места. Конечно, она опять подсматривала и теперь пребывала в диком отчаянии.
   Сейчас, в эту самую минуту, паша посылает Блэкуэллу целую толпу невольниц, чтобы он выбрал любую на свой вкус.
   И это должна быть она. Это вполне могла бы быть она — нужно лишь набраться храбрости, переодеться рабыней и пробраться к нему в комнату.
   Однако решиться на это было не так-то просто.
   Ибо Алекс наконец-то нашла в себе силы взглянуть в глаза правде. Он действительно оказался сильным, могучим мужчиной — настоящим героем прошлого века, — и он обратил на нее внимание там, на бедестане, но это еще не означало, что ему известно, что Алекс — его суженая, силой любви перенесенная сюда из двадцатого столетия. О, она по-прежнему больше всего на свете хотела бы скорее оказаться рядом с ним. Она так долго ждала этого дня. Она не побоялась преодолеть пропасть почти в две сотни лет, разделявшую ее с любимым. Но вот теперь заколебалась, прикидывая и так и этак, к чему может привести нынешняя встреча. Он наверняка примет ее за обычную невольницу. Постарается ли он в тот же миг овладеть ею?
   Они даже словом не успели обменяться — вряд ли она готова к такому повороту событий.
   Но ведь она его любит. И не может упустить возможность встретиться с тем, кого считает своей судьбой. Если она останется у себя, он может выбрать другую. Алекс почти не сомневалась, что так он и поступит. Сильный, здоровый мужчина в девятнадцатом веке вряд ли станет отказываться от того, что ему предлагают.
   Пришел Мурад.
   — Скажи, что же мне делать?! — нетерпеливо вскричала она.
   — Я знаю, где находятся отведенные ему покои, — сердито отвечал раб. — Пожалуйста, Алекс, я умоляю тебя, не говори, что собираешься это сделать!
   — Да ведь вот в эту самую минуту, пока мы с тобой теряем время на болтовню, перед ним проходят парадом дворцовые невольницы. Черт побери! Ну как я могу не пойти туда?! — причитала она. — Если я останусь, он выберет другую. Мурад, я так долго ждала его, и вот теперь ты предлагаешь мне уступить? Нет, я не могу пойти на это — не сейчас, когда я наконец нашла его.
   — Я ничего не понимаю, — ошарашенно уставился на нее Мурад. — Ты постоянно говоришь загадками. И что это значит, что ты так долго его ждала?
   Алекс задумалась. Пожалуй, настал наиболее подходящий момент признаться, кто она такая и откуда. Сейчас, когда она готова впасть в отчаяние, пока не стало поздно.
   — Что ты скрываешь, Алекс?
   — Что ты станешь делать, если, к примеру, я скажу тебе, что попала сюда из будущего?
   — Конечно, я рассмеюсь. — Он попытался улыбнуться, но улыбка вышла какой-то жалкой. — Пожалуйста, перестань шутить. Ты же сказала, что доверяешь мне.
   — Прости, — прошептала Алекс. Нет, Мурад еще не готов был ей поверить. Пленница перевела дух и промолвила: — Помоги мне переодеться. Я припрятала одно из платьев Веры. А потом ты отведешь меня туда.
   — Ты совсем потеряла рассудок! — Мурад схватил ее за локоть, развернул к себе лицом. — Тебя могут поймать! Ты не можешь сейчас идти к нему!
   — У меня нет выбора.
   — Неправда!
   Алекс переоделась. В полупрозрачных шароварах и миниатюрном жилете она чувствовала себя голой. В надежде, что теперь она мало чем отличается от обычных рабынь, пленница критически осмотрела свое отражение в зеркале.
   — Ну, я готова. По крайней мере не хуже, чем прежде.
   — То есть ты готова к смерти?! — Мурад, схватив ее за руки, умоляюще заглянул в глаза. — Алекс, послушай меня. Пожалуйста. Ты уже достаточно пожила среди нас, чтобы знать, какое наказание грозит за то, что ты собралась сейчас сделать. Он не успеет стать твоим любовником. Вас обоих немедленно казнят — и на этом все кончится!
   Алекс поперхнулась. Она-то знала, какая судьба была уготована Ксавье! Его казнят за связь с невесткой паши — то есть с нею. Боже, Боже милостивый! Но нет, это случится не сегодня.
   — Тебе придется постоять на страже. Понимаешь, вдруг Джебалю захочется навестить Блэкуэлла среди ночи, проверить, выбрал ли он себе наложницу.
   — Тебя могут заметить на входе или выходе.
   — Мурад, мы даром теряем время.
   — Мы обсуждаем вопросы жизни и смерти, Алекс, — едва не закричал Мурад.
   — Я постараюсь удержать его на расстоянии! — закричала в ответ Алекс, едва не плача. — Я вовсе не собираюсь сегодня ночью переспать с ним — и если смогу, не стану этого делать!
   — Все, чего он ждет, — рабыню, с которой он смог бы удовлетворить свою страсть. Или ты собираешься рассказать, кто ты на самом деле?
   — Не знаю. — Она облизала пересохшие губы.
   — Никому не будет дела до того, совершите вы прелюбодейство или нет. Чтобы оказаться на плахе, достаточно просто быть застигнутыми вместе… ты слышишь? — Он грубо встряхнул Алекс, не дождавшись ответа. — Они отрубят ему голову — если вообще не сожгут живьем, Алекс! А что до тебя — тебя сунут в мешок и утопят! Теперь ты понимаешь, чем рискуешь?
   Она лишь покачала головой. Глаза ее лихорадочно блестели.
   — Я иду к нему. Я не могу остаться здесь — даже если ты и прав. Мурад, ты волен пойти со мной, чтобы покараулить дверь и предупредить, если что. Но ты можешь и остаться. — Она отвернулась, стараясь не выдать страха.
   Мурад стукнул кулаком по стене. В серебристых глазах стояли слезы.
   Но уже в следующий миг раб мчался следом за ней по темным переходам.
   Хотя отныне Ксавье считался гостем во дворце у паши, хозяин не забыл об охране. На страже у дверей отведенных капитану покоев постоянно находились двое вооруженных турок.
   Одна из комнат служила спальней — в ней стояла украшенная чудесной резьбой кровать. На алом бархатном покрывале возвышалась целая гора разноцветных мягких подушек. Белые тонкие занавеси, свисавшие с потолка до пола, защищали спавшего от назойливых насекомых. Пол был устлан пушистыми арабскими коврами. В углах стояли низкие столики с мягкими пуфиками и кушетками. Столики ломились от изысканных вин, фруктов, сыра и сладостей.
   Другая комната была точно такой же — и только вместо кровати здесь находилась низкая кушетка без спинки.
   Ксавье ходил из угла в угол. Он только что выпроводил с полдюжины наложниц. Не то чтобы они не вызывали в нем желания. Просто он предпочитал иметь близость с женщинами, которых знал. В Бостоне у него осталась любимая. Он был ей верен. Именно так. Верность и воздержание.
   В комнате было душно, и пришлось распахнуть окно, чтобы впустить прохладный ветер с моря. Подойдя к одному из столиков, Блэкуэлл налил себе бокал лимонаду. Он вновь и вновь вспоминал события минувшего вечера и старался угадать, сколько времени ему дадут на принятие решения. А еще он думал о загадочной мусульманке с чудесными изумрудными глазами, переодетой бедуином. Почему она не идет у него из головы? Мистика какая-то.
   В коридоре послышались голоса. Ксавье насторожился. Какой-то мужчина говорил с часовыми. Боже, ну и варварское смешение наречений у них здесь! Однако накопленных за долгие годы странствий знаний во французском, испанском и итальянском языках оказалось достаточно, чтобы уловить суть беды. Господи, сейчас опять придется выпроваживать очередную наложницу!
   Дверь открылась. Ксавье, скрестив на груди руки и грозно нахмурившись, собрался было выставить вон часовых, которые притащили сюда еще двух рабов: мужчину и женщину. Но вместо этого ошеломленно замер, не в силах вымолвить ни слова.
   Он узнал рабыню. Она смотрела на капитана теми самыми изумрудными глазами.
   Блэкуэлл был потрясен. Да, несомненно, перед ним стояла она, женщина с невольничьего рынка. Та, переодетая бедуином.
   — Господин позволит нам войти? — спросил ее провожатый.
   Ксавье лишь кивнул, не сводя глаз с ее лица — чудесного лица с высокими скулами и полными губами. То, что ее роскошные волосы, согласно здешней моде, были заплетены во множество дурацких тонюсеньких косичек, нисколько не умаляло этой ошеломляющей красоты. Глаза Блэкуэлла скользнули ниже — и удивленно раскрылись. Он впервые в жизни видел такое тело. Высокая пышная грудь, длинные стройные ноги, соблазнительно упругие бедра, нежная белая кожа. Лицо было под стать фигуре — необычное, невероятно прекрасное — и нежное.
   Блэкуэлл почувствовал, как от желания обладать ею напряглась его плоть.
   А она, раскрасневшись, потупила взор под его взглядом. Пусть всего лишь рабыня — она не перестала от этого быть женщиной, и к тому же неглупой. Его пристальный взгляд явно смутил бедняжку.
   — Пожалуйста, — промолвил он. — Не бойся. Меня зовут Ксавье Блэкуэлл. — Непослушные губы никак не желали сложиться в улыбку. Ему хотелось обнять ее, ласкать ее, овладеть ею сию же минуту — дико, неистово. Но не следовало давать волю желанию. По крайней мере пока она так же не захочет, его, как он хотел ее.
   Вот она подняла глаза. И взглянула на своего спутника, словно в поисках ободрения. Он заговорил вместо нее:
   — Кхм… да. Вера говорит по-английски. — Раб почему-то тоже густо покраснел.
   — Вера, — медленно повторил Ксавье. — Прекрасное имя для прекрасной женщины.
   — Спасибо. — Она наконец-то посмотрела ему прямо в глаза.
   Наложница говорила так тихо, что Блэкуэлл еле расслышал ее слова. Наверное, стеснялась своего спутника.
   — Можешь нас оставить. Я не причиню ей зла. Даю слово.
   Раб вежливо улыбнулся, но его странные серебристые глаза оставались настороженными. Ксавье заметил бисеринки пота на лице. Этот малый явно был испуган, и не на шутку. Блэкуэлл нахмурился.
   — Хорошо. Если… если я понадоблюсь, то буду ждать за дверью, — выдавил мужчина.
   Ксавье кивнул и снова посмотрел на женщину. Та нервно обхватила плечи руками, но не спускала с него глаз.
   Раб вышел в коридор.
   — Вера, — мягко спросил Ксавье, — откуда ты?
   Она молчала.
   Либо она боится его, либо осторожничает.
   — Вчера, на невольничьем рынке, я видел тебя. Ведь ты была там, правда?
   — Да. Была.
   Его сердце замерло на миг и вновь забилось с бешеной скоростью:
   — Ты…. американка?!
   — Да, — кивнула она.
   Он остолбенело уставился на нее, осмысливая ее слова, — и на смену изумлению пришел гнев. Его соотечественница, американка, томится в плену у паши! Невероятно, неслыханно! Он мигом позабыл, что только что страстно хотел ее. Нет, теперь это было попросту невозможно.
   Он подошел к ней — она напряглась всем телом.
   — Как вас угораздило попасть в плен? — спросил Ксавье, глядя ей прямо в лицо. — Как долго вы находитесь в Триполи? В Штатах знают обо всех до одной женщинах, оказавшихся в плену. Кто ваш хозяин?
   — Джебаль, — хрипло ответила она.
   Ксавье ничего не мог с собою поделать. Его обуяла бешеная ревность. Он достаточно повидал на своем веку, чтобы не строить иллюзий по поводу ее положения. Эта женщина — рабыня, и она живет в гареме. Она прекрасна и необычна. Наверняка Джебаль успел отведать этой красоты — как, впрочем, и другие. Решение созрело само по себе, прежде чем он успел его осмыслить. Она получит свободу — так или иначе — вместе с ним и его людьми.
   — Они мучили вас?
   — Вряд ли бы я это пережила, — прошептала она, едва переводя дыхание. Нечто невысказанное, горевшее в обращенных к нему изумрудных глазах, вселяло в Ксавье непонятную тревогу.