Джойс Бренда. Пленница

   Ксавье медленно шел вперед. Каждый шаг стал пыткой. Разбитые в кровь ступни кровоточили, так же как и рана на щеке, а исхлестанная спина горела, как в огне. Испанец повис на них с Таббсом.
   Но вот перед ними замаячил огромный провал каменоломни, окруженной грозными зубьями известковых скал. Ксавье не сразу обратил внимание на выползший поверх скалы желтый диск, окрасивший небо в бледно-голубой цвет.
   Помутившийся рассудок пронзила ужасная мысль. Его ступни разбиты в кровь, спина превратилась в кровавую кашу, на руках у него полумертвый испанец — а день еще толком и не начинался.
   — Нильсен нас не ждет. Он наверняка занят! — твердил Мурад.
   Перед ними показался небольшой уютный домик. Стена из белого известняка отделяла его внутренний двор от таких же дворов соседей. На шесте над плоской террасой развевался датский флаг.
   Алекс не слушала бормотания раба. Они чуть свет ускользнули из дворца, переодевшись бедуинами. Пленница отлично выспалась в эту ночь. Джебаль снова остался с носом. Судя по рассказам Мурада, немедленно призванного на помощь к внезапно потерявшей сознание госпоже, Джебаль не на шутку испугался, а потом разъярился, когда стало ясно, что обморок подстроен.
   Принц сказал Мураду, что допросит Алекс завтра днем, и пусть она сидит у себя и ждет, пока ее не позовут.
   Алекс не смела даже думать, что случится на этом самом допросе. Это слишком расстраивало. А ведь за этим днем должен был наступить еще и вечер. А потом — ночь. Нет, она не будет думать, что ее ждет.
   В любом случае Джебаль никогда не вспоминал о ней так рано. У нее оставалось немного времени. А ведь она обещала Блэкуэллу дать знать о нем Нильсену. Теперь, когда капитан в тюрьме и вынужден работать в каменоломне, нужно во что бы то ни стало увидеть консула.
   Она так боялась за Ксавье.
   Невольно ускорив шаги, Алекс обогнала Мурада, но не успела постучать, как дверь распахнулась и на пороге показался Нильсен. Несмотря на жару, консул облачился в парадный темно-синий сюртук, жилет и рубашку, в плотные замшевые панталоны и бледно-серые чулки. Он растерянно уставился на Алекс с Мурадом. Алекс слегка откинула край бурнуса, закрывавший лицо. В следующее мгновение Нильсен впихнул обоих внутрь и поспешно запер дверь.
   — Вы подвергаете себя огромному риску, миссис Торнтон, — сказал хозяин.
   — Я делаю то, что велит мне долг.
   — А я беспокоюсь о вашем благополучии, — с ноткой раздражения возразил консул. — По-моему, вы так ничего и не поняли. Мы не в Америке. Мы в Триполи. И я даже подумать не смею о том, что сделает ваш муж, если узнает, что вы без его разрешения ушли из дворца, да еще в мужском платье!
   — Господин Нильсен, у меня не было выбора.
   — Не понимаю.
   — Дело жизни и смерти, — заявила Алекс, и эти слова не прозвучали театрально. — Меня послал сюда Блэкуэлл с известием для вас.
   Консул пригласил их в обставленную по-европейски гостиную. Алекс устало опустилась на обшитый дамаскином диван и потерла виски.
   — Его бросили в тюрьму!
   — И это неудивительно, если учесть его отказ подчиниться паше.
   — Полагаю, вы и на сей раз отделаетесь выражением официального протеста?
   — Увы, больше я ничего не могу.
   — Не верю.
   — Чего вы от меня хотите? — ошарашенно уставился Нильсен на гостью. — Морриса я уже успел поставить в известность.
   — И что теперь сделает Моррис?
   — Боюсь, немногое, — вздохнула консул. — Супруге коммодора подходит срок рожать, и он слишком занят. А паша и вовсе не станет обращать внимание на мои протесты, он слишком зол на Блэкуэлла. Боюсь, тут уж ничего не поделаешь.
   — Сплошные отговорки, — запальчиво возразила Алекс. — Разве нельзя договориться о выкупе?
   — Пожалуй, пашу можно уговорить разрешить выкупить экипаж корабля — да и то не сразу, а когда он несколько поостынет после отказа Блэкуэлла. Как всем известно, он невероятно жаден, а к тому же он знает, что «Корабельная Блэкуэлла» — богатое предприятие.
   — Значит, как только начнутся переговоры, — пробормотала Алекс, — судьба Блэкуэлла станет предметом торгов.
   — Для женщины вы очень проницательны, миссис Торнтон, — проговорил Нильсен. Алекс постаралась не обращать внимания на снисходительные нотки в его голосе.
   — Могли бы вы уговорить пашу поскорее начать торговаться за членов команды? И настоять, чтобы Блэкуэлла перевели из «парилки» в более сносные условия? Это же возмутительно — его держат в тюрьме и гоняют на работу в каменоломни!
   — Я уже просил обо всем этом — и получил отказ.
   — Блэкуэлл беспокоится за экипаж. И просил о свидании с вами.
   — Я не прекращаю настаивать на этом свидании, хотя на разрешение нет никакой надежды, — устало ответил Нильсен.
   — Мы с Мурадом могли бы стать посредниками.
   — Простите, не понял, миссис Торнтоп?
   — Мы могли бы передавать послания от вас Блэкуэллу и обратно.
   — Для женщины это слишком опасно, — возразил консул.
   — Черта с два! — воскликнула Алекс.
   Датчанин удивленно замер.
   — На карту поставлена жизнь Блэкуэлла. Мы должны придумать, как ему бежать.
   Нильсен открыл рот от удивления.
   — Вы поможете нам? — спросила Алекс.
   — У меня просто нет слов, — пробормотал консул. — Конечно, я не откажу вам в помощи и все же возражаю против вашего участия в этом деле, миссис Торнтон!
   — Так вы с нами?
   Нильсен задумался.
   — Конечно, я выполню свой долг, — нерешительно начал консул. — Как и вам, миссис Торнтон, мне отвратительны все жестокости и несправедливости, что творятся в этой варварской стране. Я вам помогу. Но убейте меня, я не понимаю. Не понимаю, какую роль вы могли бы играть в подобного рода истории. Это не женское дело. И готов снова повторить, что участие в побеге столь важного политического заключенного опасно для любой женщины — и уж тем более для такой, как вы!
   — Но ведь мы составим план побега не только для одного Блэкуэлла, — торжествующе улыбнулась Алекс. — Мы сбежим вдвоем — Блэкуэлл и я! Мы сбежим вместе!
   Нильсен сел.
   Мурад застыл, как изваяние.
   Вскоре непрошеные гости покинули консульский особняк — к немалому облегчению хозяина. Мурад по-прежнему молчал.
   — Ты злишься? — не выдержала Алекс.
   — Нет.
   — Ну так в чем же дело?
   — Ты собралась сунуть голову в пасть льва, а я по мере сил стараюсь помочь, — избегая ее взгляда, пробормотал он. — Что же еще остается делать верному рабу?
   — Но ведь ты мой лучший друг. На всем белом свете. — Но Мурад по-прежнему смотрел в сторону. — В настоящем, в прошедшем и в будущем.
   — Я стараюсь тебя защитить, — упрямо сказал он.
   — Ты ревнуешь? — осторожно спросила Алекс.
   — Конечно, нет! — сморщился он. — Как я могу ревновать? Я же евнух! Неполноценный!
   Уязвленная до глубины души, Алекс сжала кулаки.
   — Ты нормальный! — наконец выпалила она.
   Лицо Мурада пылало, как в огне. Он ничего не ответил.
   Разговор внезапно завел их на опасную почву. Алекс сама не заметила, как до этого дошло. И она действительно любила Мурада как друга. Набрав в грудь побольше воздуха, она спросила:
   — Так ты поможешь мне? Ну пожалуйста! Я никому на свете не доверяю так, как тебе! Если ты откажешься, то я пропаду, Мурад, и ты отлично это понимаешь! Я тогда не смогу и одна сбежать из Триполи.
   — Алекс, ты хоть понимаешь, что это почти невозможно?
   Алекс молчала. Это-то она понимала.
   — Если тебя застанут во время побега, Джебаль прикончит тебя, даже если и не узнает про Блэкуэлла. Поверь мне, Алекс! Он ни за что тебя не простит! — Алекс вздрогнула. — А если раскроется, что ты собиралась бежать с другим мужчиной, то смерть станет еще и мучительной. Понимаешь?
   Она кивнула.
   — А ты поможешь мне? Чтобы меня не поймали?
   — Тебе не нужно уговаривать меня, Алекс, — вздохнул Мурад. — Ты ведь знаешь, что в конце концов я сделаю все, абсолютно все, что ты прикажешь!
   — Это хорошо, — пробормотала Алекс, немного смутившись под его прямым проницательным взглядом. — Давай свернем направо.
   — Нет, мы пойдем прямо, назад во дворец!
   — Нам еще рано возвращаться, — возразила она.
   — И куда же ты собираешься теперь? — вкрадчиво спросил раб.
   — Я хочу попасть в каменоломню, — выпалила Алекс.

Глава 19

   Внизу лежал двадцатитонный кусок скалы, отделенный от материнской породы с помощью пороха. И теперь рабы суетились вокруг, чтобы закатить эту глыбу на огромную деревянную волокушу. Десятник пролаял команду, и невольники навалились на камень, стараясь приподнять его над землей. Слышалось стоны. Кто-то рыдал от напряжения. Ксавье распластался на грубом камне, почти ничего не различая кругом из-за заливавших лицо слез и пота. Свистели бичи.
   — Вверх! — ревел десятник. — Поднять вверх!
   Ксавье чертыхнулся, что было сил налег на упрямую глыбу. Снова засвистели бичи. Раздались крики. Люди ругались, стонали. Камень чуть-чуть оторвался от земли. Тут же подскочили турки с деревяшками в руках, чтобы подложить их под глыбу.
   — Стой! — крикнул десятник. — Отдыхать!
   Рабы попадали в изнеможении прямо на землю. Ксавье привалился спиной к камню, жадно ловя ртом воздух, чувствуя, что каждый мускул измученного тела дрожит от боли и усталости. Рядим хрипло дышал Тимми. За ним капитан увидел Таббса, беспомощно запрокинувшего голову и похожего на рыбу, выброшенную на берег. Солнце палило нещадно. Блэкуэллу казалось, что обожжен каждый дюйм его кожи.
   Ксавье обернулся, чтобы посмотреть на испанца, которого нес на себе почти от самого Триполи. От него не было никакого толку. У него не оставалось сил, чтобы помогать своим товарищам по несчастью толкать двадцатитонную глыбу: он просто находился здесь, с ними — вот и все. Несмотря на это, Кадар и Валдез, десятник в каменоломне, настояли на том, чтобы испанец трудился наравне с остальными. Теперь он тоже привалился к камню, уставившись невидящим взглядом куда-то вдаль.
   Блэкуэлл зажмурился. Боже милостивый, он еле жив от усталости, все тело горит, как в огне, а ведь еще только утро! Разве сможет человек вынести такую невероятную нагрузку?
   Ксавье снова обернулся к испанцу. Тот оставался абсолютно неподвижным, и капитан испугался за него.
   — Ты жив, амиго? — спросил Блэкуэлл, подумав, что следовало бы поинтересоваться именем того, кого он спас нынче утром.
   Испанец не шелохнулся — словно и не слышал Ксавье.
   — Эй, приятель? — Блэкуэлл коснулся плеча испанца. От этого легкого толчка несчастный опрокинулся, как кукла, лицом прямо в грязь.
   Ксавье вскочил, немного удивившись, что у него нашлись для этого силы. Он опустился перед испанцем на колени, схватил его за руки. Руки были теплыми и липкими от пота, но странно безвольными.
   Блэкуэлл перевернул его навзничь.
   — Капитан, сэр? — раздался голос Таббса.
   Но Ксавье не сводил глаз с испанца, который оставался неподвижным, невидящим взглядом уставившимся в небеса.
   — Умер, — прошептал Блэкуэлл, чувствуя подступавший к горлу комок.
   — Он был обречен с самого начала, — заметил Таббс.
   — Обречен? Да, верно, он был обречен — с той минуту, как попал к варварам в плен! — Ксавье старался подавить закипавший в душе гнев. Он вскочил. Пристально следившие за рабами солдаты были начеку, и один из турок выразительно приподнял бич. Капитан смерил его холодным взглядом:
   — Скажи Валдезу, что у нас здесь мертвый человек:
   Турок выдержал достаточную паузу, чтобы никто не заподозрил, что он готов выполнять приказы какого-то раба, а потом развернулся и сплюнул. Если он и заметил смерть испанца и, возможно, даже посочувствовал ему, видно этого не было. Он что-то приказал другому солдату, и тот пошел прочь. Ксавье поглядел на цепь часовых. Кадар вернулся в город почти сразу же, и за старшего оставался десятник Валдез; сейчас он расположился под тентом, покуривая трубку. Мальчишка-раб махал над ним опахалом.
   Вот он не спеша поднялся и вальяжно прошествовал в карьер. Этот низенький и жирный испанец тоже когда-то предпочел принять ислам, чтобы избежать участи несчастного раба. Ярость закипела в Ксавье с новой силой. Эти турки — бесчеловечные скоты, убийцы! Они не должны были выгонять на работу умирающего человека! А этот Валдез — еще хуже прочих, ведь он сам когда-то был рабом!
   Капитан был готов наброситься на десятника и растерзать его.
   Валдез подошел. Он задержался возле Ксавье, презрительно посмотрел ему в глаза, а потом равнодушно взглянул на мертвеца и брезгливо потыкал труп ногой.
   Блэкуэл боролся с собою, сжимая кулаки. Он должен быть примером своим людям. Он должен потопить «Жемчужину». Он должен держать себя в руках. Он должен устроить побег.
   Валдез снова посмотрел на Ксавье и захохотал. А потом отвернулся и выкрикнул приказ. Двое турок мигом схватили труп за ноги и поволокли прочь. Ксавье увидел, что его бросили в яму, ставшую братской могилой для многих несчастных.
   Новое надругательство. Ни похорон, ни могилы — только адский труд.
   — Давай-давай к остальным, — пробурчал Валдез на ломаном английском. Черные глазки возбужденно поблескивали. Блэкуэлл понимал, что мерзавец провоцирует его.
   Он молча повернулся и пошел к остальным.
   Алекс с Мурадом добрались до каменоломни около полудня. Теперь они были не только бедуинами, но и тащили за собой пару навьюченных ишаков, которых прикупил Мурад. Они остановились у самого входа в карьер, где копошились рабы. С этого места пленнице было видно, как сотня несчастных надрывается, стараясь взвалить на волокушу огромную известняковую скалу. Алекс никогда не была в каменоломне и едва не лишилась чувств от этого зрелища.
   — О Господи! — только и смогла прошептать она.
   При виде изможденных людей самых разных национальностей, вынужденных работать с непокрытой головой, в жалких лохмотьях под обжигающим солнцем, у бедняжки сжалось сердце. Кусок скалы обмотали длинными канатами. Десятки рабов тянули за четыре конца, другие подпирали глыбу буквально своими телами — и казалось, сдвинуть ее с места невозможно. Хуже того, до зубов вооруженные охранники не выпускали из рук бичи и погоняли рабов, как скотину. То и дело кто-то из несчастных вскрикивал от боли, получив удар по спине или ногам.
   Для Алекс такое зрелище было невыносимым. Лицо ее стало мокрым от слез.
   — Все, возвращаемся домой! — Мурад схватил ее за локоть.
   Но Алекс оттолкнула его руку. Сжимая кулаки, обливаясь холодным потом, она следила за тем, как огромная глыба словно нехотя приподнялась и повисла над краем волокуши. Завопили турки, и приподнятый край тут же подперли кусками дерева. Рабы попадали наземь, чем-то напоминая мертвых насекомых.
   Алекс нашла руку Мурада.
   — Это бесчеловечно, — прошептала она. — От несчастных и так остались кожа да кости! А эта жуткая жара — и ни клочка тени, ни капли воды — ничего! Не понимаю, как так можно!
   Мурад слегка привлек ее к себе.
   — Я же говорил, что тебе нечего здесь делать. Пожалуйста, Алекс, пойдем домой. Ты ничего не добьешься, глядя на этих несчастных!
   — А где Ксавье?
   — Не знаю. Пойдем, Алекс! — Мурад повернулся и окликнул госпожу: — Алекс?
   Она проглотила комок в горле. Прикрываясь от солнца рукой, она пристально всматривалась в отдыхавших рабов. Где же Блэкуэлл? Он должен быть там, внизу, он тоже изнемогает от непосильного труда, а она не в состоянии помочь! Она облизала пересохшие губы. Пора смириться с неизбежным. И пора что-то предпринять. Она должна пойти к Джебалю. Он сможет помочь. Блэкуэллу не место в этой ужасной каменоломне. Вероятно, ей больше ничего не остается, как пустить в ход все возможные женские уловки, чтобы улестить мужа. Да, иного выхода нет. И прошлой ночью следовало отдаться Джебалю, а не пить сонное зелье и валяться бесчувственной. Теперь-то Алекс это понимала. Вот только как ухитриться уговорить Джебаля и не возбудить в нем подозрений? И неужели в самом деле нет иного выхода?..
   Турок выкрикнул команду. Рабы со стонами начали подниматься. И тут она увидела его.
   Он возвышался над толпой.
   Забыв обо всем на свете, Алекс рванулась вперед. Мурад испуганно вскрикнул и бросился следом, дергая за поводья упиравшихся ишаков. Алекс побежала, размахивая полами бурнуса, спотыкаясь на неровной дороге. Проскочив мимо двух турецких часовых, она остановилась как вкопанная, не удержав испуганного хриплого возгласа.
   Теперь, когда она оказалась достаточно близко, стало видно, что спина Блэкуэлла исхлестана бичом и превратилась в ужасную кровавую кашу.
   Его голова резко дернулась от пронзительного женского крика. Блэкуэлл увидел ее, и краска мигом сбежала с его лица.
   Их взгляды встретились.
   Он узнал ее. Алекс плакала в голос. У нее было такое чувство, будто кто-то вырвал из груди сердце. Она так хотела подбежать к нему! Она так хотела обнять его, утешить, исцелить ужасные раны!
   И тут она поняла, что взгляд его пылает, но не от радости. В чем дело? Сзади ее схватил за руку Мурад.
   — Тебе нечего здесь делать, — рявкнул он, — мы возвращаемся во дворец!
   Алекс понимала, что Мурад прав. Оставаться здесь, быть свидетельницей столь бесчеловечных унижений и пыток было опасно, ибо она не доверяла себе. Ее оплошность могла погубить их всех.
   Она позволила Мураду оттащить себя назад, на дорогу, но чуть не свернула шею, высматривая, как Блэкуэлл вместе с остальными рабами подставил плечи под многотонную глыбу известняка. Прозвучала команда, одни рабы принялись тянуть, а другие — толкать, и вот камень еще немного приподнялся над волокушей.
   Алекс зажала рот кулаком.
   И тогда громадина снова дернулась. Совершенно внезапно.
   — Берегись! Берегись! — закричал кто-то.
   Глыба опрокинулась с волокуши.
   Алекс завизжала.
   С невероятной скоростью двадцатитонный блок известняка обрушился на головы рабов. И голоса Алекс никто не услышал среди предсмертных воплей несчастных.
   Бедуины стояли в караульной. Алекс старательно держала голову опущенной, однако перед глазами мелькали кандалы, удавки и прочие ужасные штуки. При мысли о том, какие пытки учинялись с их помощью здесь, в глухих тюремных казематах, пленнице становилось дурно. Это верно, она прожила в Триполи больше года, но все это время провела под благословенной защитой грозных дворцовых стен и понятия не имела, что составляет обыденную, повседневную жизнь варварского общества. Конечно, она слышала рассказы об этом, но относилась к ним только как к рассказам. И вот теперь она была потрясена до глубины души. На ее глазах погибли сорок два раба и семеро умирали медленной мучительной смертью, так как получили ужасные увечья. Правда, она знала, что Блэкуэлл не пострадал.
   Боже, она никогда в жизни не видела ничего подобного! Ее била дрожь от всех этих смертей, боли и ужаса. В ушах раздавались крики несчастных, умолявших о помощи или милосердной смерти.
   В коридоре раздались тяжелые шаги, и Алекс вздрогнула.
   Она искоса взглянула на огромного лысого турка, вошедшего в караульное помещение. Давно миновал полдень, и рабов пригнали обратно в тюрьму. Под пристальным взглядом начальника охраны Алекс еще ниже опустила голову. Его лицо ничего не выражало. Или он все же разглядел ее под бурнусом? И догадался, что перед ним женщина, а не молодой человек? Мурад уже успел передать Кадару изрядную мзду. И теперь почтительно поклонился, пробормотав:
   — О почтенный Кадар, позволь еще раз поблагодарить тебя за великодушное разрешение побывать здесь, и пусть Аллах, продлит твои дни и наполнит их богатством и удачей!
   Уголком глаза Алекс заметила улыбку на губах старательно кланявшегося Мурада.
   Кадар чертыхнулся. Попавшее ему в руки ожерелье с рубинами и бриллиантами стоило целое состояние. Алекс рвалась сама передать его Кадару, и Мураду стоило большого труда убедить ее, что он наверняка сможет выторговать у охранника больше, чем она. Алекс заявила, что, кроме этого, Мурад должен будет потребовать права видеться с узником. Раб промолчал. Однако он знал, что Алекс разорвет его на куски, если он не поставит это одним из условий сделки.
   — Так и быть, — буркнул Кадар.
   У Алекс душа ушла в пятки.
   — Пошли, — сказал турок, выходя в коридор.
   Вся дрожа от волнения, не в силах позабыть о яростном пламени, полыхавшем сегодня во взоре Блэкуэлла, и не понимая почему, Алекс поспешила за турком по полутемному коридору. Сквозь распахнутые двери был виден двор. В нос ударил запах пота и нечистот, Алекс едва не стошнило от вони и тесноты. Повсюду сидели и лежали рабы, изнемогающие от усталости. Вцепившись в Мурада, она дико озиралась.
   И тут же ее взгляд остановился на одном-единственном заключенном. Скрестив ноги, Блэкуэлл сидел на соломенной циновке в том конце двора, где были лачуги ремесленников. Рядом с ним сидели еще трое, но Алекс не обратила на них внимания. Ей был нужен только он.
   Сердце билось все сильнее. Она с трудом переводила дыхание.
   Как сомнамбула, Алекс двинулась в его сторону.
   Блэкуэлл медленно поднялся на ноги. Его лицо застыло, а темные глаза широко раскрылись — он явно не ожидал увидеть ее здесь.
   Удивленный, ошеломленный, он долго смотрел на нее. А потом жестко прищурился, и у Алекс возникло престранное ощущение: а ведь Блэкуэлл-то вовсе не рад ее видеть!.. Скорее он на нее зол, это казалось ей уже совершенно непонятным.
   — Блэкуэлл, — рявкнул Кадар, вставая между ними, — ты можешь спать на террасе или в комнате под нею!
   Скользнув по Алекс равнодушным взглядом, Блэкуэлл резко отвернулся и пошел за Кадаром.
   При виде его спины Алекс болезненно поморщилась. Кто-то смазал ее бальзамом, но не наложил повязку, и кое-где опухшие раны снова начинали кровоточить. Она пошла следом, Мурад — за ней.
   Ксавье отвели в пустовавшую каморку. Он швырнул на пол циновку, а потом повернулся и посмотрел на Алекс. Кадар, наградив его напоследок презрительным взглядом, ушел. Мурад остался стоять, неловко переминаясь с ноги на ногу. Он старательно избегал смотреть в их сторону.
   — Что вам здесь нужно? — резко спросил Блэкуэлл.
   — Я была сегодня в каменоломне, — затараторила Алекс, — и видела, что там случилось. Ее голос прервался от волнения.
   Его лицо напряглось, на скулах заходили желваки.
   — Это Джебаль велел вам шататься по городу в бедуинском платье? — не скрывая издевки, поинтересовался он.
   Алекс испуганно охнула. О Господи, значит, ему известно!
   — Нет. Он не велел.
   — А если он узнает, что вы нарушили правила поведения в гареме? — Капитан впился глазами в ее лицо. Она нервно облизала губы.
   — Как вы узнали?
   — Про вас знают в городе все, — грозно улыбнулся он, — миссис Торнтон. Или вам предпочтительнее Лили Зохара?
   — Вы сердитесь на меня? — непослушными от страха губами прошептала Алекс.
   — Ну что вы, какие там обиды! — издевательски расхохотался он. — Подумаешь, какая мелочь! Меня обманули! Использовали! Мною манипулировали! И кто? Единственная американка на весь этот городишко!
   Алекс не верила своим ушам. Нет, не может быть!
   — Вы не поняли меня!
   — Совершенно верно. Я не понял. Почему вам сразу не сказать мне, что вам от меня надо, Александра? — Черные глаза казались бездонными. — Хоть это ваше настоящее имя?
   — Да, — прошептала она.
   — Ну, и что дальше?
   — Я не посмела сказать вам, что я жена Джебаля. Я боялась, что так меня скорее могут поймать. И еще я боялась, что вы не захотите видеть меня, если узнаете правду…
   — Это Джебаль послал вас ко мне? — сурово спросил он.
   — Нет!!! Ксавье, клянусь вам, это не так!
   — Так зачем вы явились ко мне? Или у вас такая привычка обзаводиться любовниками под носом у собственного мужа?
   — Да нет же!
   — Но иного объяснения просто не может быть, — холодно отчеканил он.
   — Ах, я ждала вас, ждала так долго… — Она бессильно прислонилась спиной к каменной стене.
   — Что?
   Алекс была в полном смятении. Что она натворила? Она же едва не сказала правду! Он в жизни не поверит — в этом она была уверена на все сто.
   — Да в чем же конкретно вы меня обвиняете?
   — Я обвиняю вас в сговоре с вашим мужем, в попытке соблазнить меня и склонить к измене родине!
   Алекс беспомощно охнула. Он не сводил с нее гневного взора.
   — Если вы способны представить иное объяснение вашим проступкам — что ж, сейчас самое время!
   Алекс больше не в состоянии была рассуждать трезво. Надо сказать правду. Больше ей в голову не приходило никакого объяснения, однако в его глазах оно наверняка покажется лживым, смешным и притянутым за уши. Но ведь она любит его. И ничего такого не должно было случиться!
   — Ну же, я жду!
   — Я не люблю Джебаля. Он муж мне только на словах. — Лицо Блэкуэлла оставалось непроницаемым. — Я такая же пленница, как и вы! И когда попала в Триполи, выбирать не приходилось. Я предпочла выйти замуж за Джебаля, чтобы избежать участи наложницы или рабыни. И он позволил мне соблюсти траур по своему первому мужу в течение всего года.
   Тут она почувствовала, как ее щеки заливает румянец, и вспомнила про Пиноккио. Интересно, не стал ли расти у нее нос?^[8].
   — Это никак не объясняет то, зачем вы явились ко мне! Но я могу объяснить это за вас. — Алекс совсем растерялась. — Вы одинокая женщина, вы заброшены судьбой в чужую страну и искали некоторого «утешения»…