Но Джейн, несмотря ни на что, была настоящей леди, и она была так молода, ее невинность ощущалась во всем (но иной раз Линдлея ужасно смущала ее жизненная искушенность!)… Линдлей даже не пытался ни разу поцеловать ее. Но теперь, прослышав о появлении Шелтона, Линдлей встревожился. Ведь Джейн было всего девятнадцать. Может быть, юридически она все еще является подопечной графа Драгморского? При этой мысли Линдлей почувствовал себя так, словно его с ног до головы окатили ледяной водой.
   Он не собирался говорить с графом о Джейн, но сомневался — будет ли это хорошо? Или лучше все же коснуться больной темы? Но ведь не может же он сказать своему лучшему другу, что хотел бы сделать его подопечную, ставшую актрисой, своей любовницей?! В общем, все было ужасно запутанным.
   Граф был рад видеть Линдлея.
   — А я-то все гадал, когда ты удосужишься заглянуть, — сказал он, и углы его губ тронула чуть заметная улыбка.
   Линдлей усмехнулся в ответ:
   — Да ведь ты знаешь, где я живу, старина!
   — Но я и тебя самого знаю, — возразил Ник. — Ты можешь затащить в постель кого угодно, а я совсем не хочу мешать твоим развлечениям!
   Линдлей расхохотался.
   — А как поживает Амелия, и Женевьева, и та испанская танцовщица? Как ее? Тереза?
   Наплевав на приличия, мужчины принялись за кофе, обильно сдобренный бренди, несмотря на то, что было всего лишь десять утра; они обсудили все последние городские новости, интересные сплетни и свои собственные дела. Они давно забыли о тех событиях, которые заставили графа выгнать Линдлея из Драгмора, и все же Линдлей чувствовал, что между ними что-то переменилось и понимал, что вряд ли их отношения станут прежними. Он достаточно хорошо знал Шелтона, чтобы сообразить: тот все еще держит на него зуб. Шелтон простил его за слишком вольное обращение с Джейн. Простил, но не забыл.
   — Я видел ее, — примерно через час сказал Линдлей.
   — Кого? — спросил граф, глубоко затягиваясь дымом сигары. — Амелию?
   Линдлей покачал головой и допил остатки крепкого кофе.
   — Джейн Беркли.
   Граф на мгновение напрягся, его глаза расширились. Но тут же он уставился на чашку с кофе, взял ее, отпил глоток… и Линдлей заметил, что его рука слегка дрожит. Линдлей нахмурился.
   Граф ничего не сказал. Его лицо приобрело непроницаемое выражение. Все еще хмурясь, Линдлей продолжил:
   — Она очень хороша, старина. Я ее видел на сцене. Критикам она тоже нравится. Прекрасна! Неожиданна! Даже в Патриции не было ничего подобного — это невинность и чувственность вместе. Полагаю, ты поступил правильно, позволив ей уйти в театр. Должен сказать, там она явно на месте. Но не знаю, станет ли она такой же великой актрисой, как ее мать.
   Граф уставился на него потемневшими глазами и Линдлей решил, что друг разгневан. Но Линдлей не понимал, что послужило тому причиной. Однако в сидящем напротив него человеке чувствовалось явное и сильное напряжение.
   — Ты говоришь так, словно влюблен в нее, — ровным тоном произнес граф.
   Линдлею вдруг захотелось как-нибудь изменить тему, но он подавил в себе это желание.
   — Не сходи с ума! У меня десяток любовниц, как тебе прекрасно известно.
   Граф глубоко вздохнул:
   — А она тебя видела?
   Линдлей заколебался. Если он хотел говорить откровенно, то сейчас был самый подходящий момент. И он сказал:
   — Мы поговорили после спектакля.
   Граф промолчал, его взгляд обратился к окну, к обсаженной деревьями площади за стеклом. Начинался дождь, мелкий и унылый.
   — Она все еще твоя подопечная? — вдруг спросил Линдлей.
   — Юридически — да, — ответил Шелтон.
   Линдлея охватило жестокое разочарование. Похоже, ему придется остаться другом Джейн, несмотря на все его романтические притязания. Ну, по крайней мере, до тех пор, пока она не достигнет совершеннолетия.
   Однако Линдлей не удержался и от следующего вопроса:
   — Ты не собираешься повидать ее? Она играет в «Критерионе».
   Граф с яростью ткнул сигару в пепельницу.
   — Нет! — Он встал. — У меня свидание с Амелией, у Хэррода, мы там обедаем. Хочешь присоединиться?
   Линдлей вежливо отказался. Ответ графа порадовал его.

Глава 27

   В зрительном зале было темно и тихо, публика, словно зачарованная, следила за Джейн, освещенной яркими лучами прожекторов.
   Он стоял совершенно неподвижно, прислонясь окаменевшей спиной к двери, ведущей в фойе. Он не собирался отыскивать место, чтобы сесть, но не собирался и уходить. Шел уже третий, последний акт, но Ник только что приехал. И он смотрел на сцену, не в силах отвести глаз от актрисы, как, впрочем, и все остальные в зале.
   Но мысленно граф Драгморский отчаянно ругался. Видит Бог, он ненавидел эту женщину! Но ведь прошло так много времени… он-то думал, что ничего не почувствует, увидев ее. Что он будет холоден и безразличен. Однако ничего подобного на безразличие он не ощущал; напротив, его кровь кипела от горячего гнева. Граф содрогался от злости!
   Услышав вчера о Джейн, он не смог удержаться. Да, она была прекрасна — Линдлей говорил правду. В ней ощущалось странное противоречие между ангельской невинностью и плотской чувственностью. Губы графа насмешливо скривились. Хотел бы он знать, скольких любовников она имела за прошедшее время. Он твердил себе, что его это не касается, но тут же, не сдержавшись, выругался вслух.
   — Ш-шш! — тут же зашипели на него ближайшие зрители. Он пытался заставить себя уйти… но ничего не получалось.
   А когда актриса отпустила особо забавную шутку и зал раскатился весельем, граф даже не улыбнулся. Ведь она бросила его. Он любил ее — а она его бросила.
   Но как бы ни силен был в это мгновение гнев в душе графа, отчаяние было сильнее. Он не должен был позволять ей жить в Лондоне одной, без защиты. Впрочем, когда она сбежала, граф немедленно направил человека к Гордону, в театр «Лицей», чтобы убедиться: она добралась до места в целости и сохранности. А потом он отдался гневу и ненависти, проводил дни в черном отчаянии и находил утешение в бутылке, запираясь на долгие часы в библиотеке. Через несколько дней он все же слегка опомнился и уехал в Драгмор. Гнев и боль немного утихли, а когда прошло несколько месяцев, он уже вообще ничего не чувствовал.
   Он лишь раз встретился с Гордоном, чтобы уточнить размер пособия, которое он выплачивал для Джейн. Потому что она по-прежнему оставалась его подопечной. Гордон заверил его, что Джейн совсем не является для него тяжким бременем, что он любит ее, как любил бы родную дочь, и всегда был другом ее матери. Но граф, не удовлетворенный этим, решил оказывать девушке денежную поддержку. Разумеется, он не встречался с самой Джейн, еще чего не хватало! Он вообще выбросил ее из головы.
   Ну, если не считать, конечно, тех одиноких мгновений в темноте, когда она вдруг являлась ему, и он, полусонный, тянулся к ней… но она исчезала, ее не было рядом.
   Спектакль закончился, и Джейн вышла с поклоном — одна на огромной сцене, перед зрителями, вопящими от восторга. Граф стоял, словно окаменев, и ни на секунду не отводил от нее взгляда. А она сияла улыбкой, взволнованная, радостная, и, когда кто-то бросил к ее ногам охапку красных роз, рассмеялась и, взяв один цветок, бросила его обратно в публику. Граф почувствовал, как в броне его ненависти появилась основательная трещина. Радость Джейн была такой заразительной. Граф в отчаянии попытался поплотнее укрыться за злобными чувствами, он напряженно выпрямился, изобразив на лице отвращение. Джейн под крики: «Ангел! Ангел! Наш Ангел!» скрылась за кулисами.
   «Ангел, — яростно подумал граф. — Ведьма она, а не ангел!» И он так стиснул кулаки, что самому стало больно.
   В фойе он остановился. Толпа текла вокруг него; как обычно, люди старались обойти его сторонкой и вовсю таращили на него глаза. Те, кто узнавали его, тут же начинали оживленно перешептываться, но все заглушали разговоры о Джейн — со всех сторон звучали похвалы ей, особенно из уст мужчин. Ник почувствовал, как в его душе зреет некое мрачное намерение. И при этом, к сожалению, он ощутил также, что все его тело горит и пульсирует. Он прекрасно знал, что ему, черт бы все побрал, следует немедленно направиться к выходу из театра. Но вместо этого он развернулся и резко зашагал за сцену.
   Взволнованная, Джейн улыбалась. Она знала, что сегодня играла так хорошо, как никогда прежде, и ей незачем было ждать завтрашних газет, чтобы убедиться в этом.
   — Джон, — воскликнула она, резко поворачиваясь, и ее легкое шифоновое платье взметнулось вокруг нее. — Разве я когда-нибудь играла лучше?
   Линдлей усмехнулся:
   — Вряд ли, дорогая, вряд ли.
   Джейн повернулась к Роберту Гордону.
   — А ты что скажешь?
   — Это было замечательно, — искренне ответил Роберт. — Может быть, нам даже следует это отпраздновать?
   Глубокий, чарующий смех Джейн прозвучал чрезвычайно заразительно.
   — Мне хочется танцевать!
   — Ну, это легко устроить, — с жаром откликнулся Линдлей, хватая девушку за руку и притягивая к себе. — Позволите пригласить вас на танец, Джейн? И на ужин?
   Джейн кокетливо посмотрела на него; у нее было слишком хорошее настроение, она чувствовала себя так, словно в любую минуту может, словно настоящий ангел, взлететь к облакам. Она открыла рот, чтобы ответить, зная, что может позволить себе немножко пофлиртовать и может в любую минуту прекратить кокетство, когда снаружи вдруг кто-то яростно заколотил в дверь.
   Стук повторился снова и снова, кто-то изо всех сил лупил в дверь, и она содрогнулась.
   В гримерной все замерли, потом Гордон шагнул вперед, гневно нахмурившись. Но в Джейн заговорили инстинкт и интуиция.
   — Нет! — взвизгнула она. — Не открывай!
   — Кто там? — резко спросил Гордон, подойдя к двери. — Незачем выламывать двери, старина!
   — Это граф Драгморский! — послышался леденящий ответ. Джейн побелела.
   Взглянув на ее лицо, Линдлей схватил ее за плечи.
   — Все в порядке!
   — Нет! Не в порядке! — отчаянно закричала Джейн, цепляясь за Линдлея. И тут же безумными глазами уставилась на Роберта. — Не открывай! Не впускай его! — Сквозь паническое кружение мыслей в голове Джейн прорвалось желание сбежать.
   — Джейн! — Гордон по-прежнему хмурился. — Мы должны вести себя цивилизо…
   Но Джейн уже бросилась через гримерную, к запасному выходу; страх придал ей сил.
   — Задержите его, — прошипела она, обращаясь к мужчинам. — Задержите, скажите, что я куда-нибудь вышла, что я скоро вернусь… пожалуйста! — Ни у одного из джентльменов не хватило духу сказать что-либо против. И Джейн выскочила на улицу, даже не прикрыв за собой дверь.
   Стук повторился.
   — Открой эту чертову дверь. Гордон! — требовал граф. — Сейчас же открой! Пока я ее не вышиб!
   Гордон с Линдлеем переглянулись.
   — Наверное, вам лучше и вправду открыть, — сказал Линдлей, глядя на запасный выход, где ичезла Джейн. Ему очень не понравилась реакция Джейн на появление графа, очень не понравилась.
   — Дадим ей еще минутку, — тихо ответил Гордон. — Хотя почему она…
   Грохот возобновился, дерево затрещало, дверь гримерной слетела с петель под нажимом плеч графа. Ник ввалился в гримерную, на его лице была написана отчаянная решимость… и тут он увидел Линдлея. В нем вспыхнул бешеный, слепой гнев. Он обшарил взглядом комнату, в поисках Джейн.
   — Где она?! Я знаю, она тут была — я слышал!
   — Она скоро вернется, — спокойно сказал Гордон. — Черт побери, Шелтон, совершенно ни к чему было ломать двери!
   Но Ник не слушал его. Он яростно уставился на Линдлея.
   — А ты какого дьявола здесь делаешь?! Линдлей беззаботно улыбнулся:
   — То же самое, что и ты, — зашел повидать Джейн. Они пристально посмотрели друг другу в глаза.
   Потом граф снова огляделся по сторонам, рассматривая пышный ковер, бархатный диван, столик с напитками, большой туалетный стол с зеркалом в золоченой раме. Он увидел множество ваз, наполненных цветами, и китайскую ширму — в ее черно-золотых рамках были натянуты шелковые картины, изображающие драконов. Взгляд графа задержался на легком и пышном голубом атласном платье, висящем на ширме. И тут граф заметил вторую дверь — неподалеку от туалетного стола… одним прыжком он очутился возле нее и резко распахнул. И недоверчиво уставился в темный переулок. А потом медленно повернулся.
   — Так она ушла, — сказал он, с трудом сдерживая себя.
   Ни Линдлей, ни Гордон не произнесли в ответ ни звука.
   Граф яростно заорал и одним взмахом руки сбросил на пол стоявшие на туалетном столе баночки с гримом и кремами, вазон с розами — все с грохотом и звоном рассыпалось по комнате.
   А за этим последовало молчание. Его нарушил граф.
   — Где она?
   Линдлей даже не шевельнулся, но Гордон поморщился.
   — Где она?! — Гордон не ответил, и граф резко шагнул вперед. Схватив менеджера, он прижал его к стене. Гордон вскрикнул. — Говори, черт бы тебя побрал, или я сверну тебе шею!
   Линдлей подскочил к графу сзади, пытаясь оттащить его от Гордона.
   — Прекрати, Ник, чтоб тебя! Прекрати!
   Графа нападение Линдлея обеспокоило не больше, чем атака какого-нибудь комара, однако он отпустил Гордона. И тут же прислонился к стене, прижавшись к ней лбом и ссутулив плечи. Гордон шарахнулся в сторону.
   — Извините, — с трудом произнес граф. — Мне очень жаль…

Глава 28

   В эту ночь Джейн не смогла уснуть. Ее мысли были полны Ником.
   Она лежала, глядя в потолок, ожидая, прислушиваясь, надеясь услышать стук колес экипажа или топот лошадиных копыт. В груди у нее все сжималось от боли. Каждый мускул тела был напряжен. Джейн была уверена, что граф станет ее преследовать.
   Но он не появился.
   Он не погнался за ней — точно так же, как два года назад.
   Сначала, охваченная паникой, Джейн решила, что Ник явился лишь затем, чтобы увидеть наконец Николь.
   Но как он мог узнать о ней? Никому не было известно о существовании ее дочери, никому, кроме нее самой, Молли и Гордона, а этим двоим Джейн полностью доверяла. Джейн вовсе не была склонна к тому, чтобы недооценивать графа, нет. Он был весьма проницателен. И конечно, пришел не для того, чтобы просто поздороваться… или исполнить, как он считал, свой долг. Джейн отказывалась замечать вскипавшую в душе горечь. Но, по крайней мере, поразмыслив, она поняла: о дочери он не мог знать. К рассвету Джейн слегка успокоилась. Нет, он не знает. Но он был так разгневан. Она поняла это по его голосу. Да она и помнила отлично, что он всегда легко гневался. Нужно было совсем немного, чтобы заставить его вспыхнуть… чтобы в его душе загорелся темный огонь.
   Она не должна сочувствовать ему.
   В тот день Джейн не выходила с дочерью во дворик, чтобы поиграть там и покачаться на качелях. Они сидели дома, на тот случай, если бы граф вдруг явится. Они прятались. Несмотря ни на что, Джейн боялась.
   После завтрака, усадив Николь к себе на колени, Джейн принялась размышлять, что же ей делать, в то время как малышка играла лентами в ее волосах. Если бы она была хорошей матерью, думала Джейн, она должна была бы немедленно бросить театр и скрыться вместе с дочкой. Но Джейн знала, что не сможет сделать этого прямо сейчас… вот разве что у нее просто не останется выбора. Но, пожалуй, можно отправить Николь и Молли в Брайтон, пока тут все не утихнет. А она тем временем встретится с графом, выяснит, чего он хочет, разберется, знает ли он о Николь… да! Вот это и следует сделать!
   Оставив Николь ненадолго одну в гостиной, Джейн поспешила в кухню.
   — Молли, собери вещи! Я хочу, чтобы ты поехала с Николь на недельку в Брайтон!
   Молли вытаращила глаза и восторженно пискнула. Ей очень захотелось немножко попутешествовать. Джейн объяснила ей свою мысль, и женщины вместе вышли из кухни, оживленно строя планы.
   В дверях гостиной, спиной к ним, стоял мужчина. Он был совершенно неподвижен.
   Джейн застыла, прижав руки к груди.
   — Джон! Как вы здесь очутились?
   Он обернулся. На его лице было написано удивление.
   — Дверь была настежь.
   Джейн быстро прошла мимо него, к дочери, сидевшей на ковре и игравшей серебряной шкатулкой, которую она как-то умудрилась достать. Опустившись на колени, Джейн обняла девочку.
   — Бог мой… — пробормотал Линдлей.
   Джейн поднялась, крепко держа дочку, и очень ровным голосом сказала:
   — Молли, пожалуйста, закрой и запри входную дверь. Молли стала красной как свекла.
   — Извините, мэм. Наверное, я забыла закрыть дверь после того, как молочник приходил.
   — Все в порядке, — успокоила ее Джейн, глядя в глаза Линдлею.
   Линдлей уставился на Николь. Джейн поцеловала волосы дочери, потерлась о них щекой.
   — Думаю, вам лучше уйти, Джон, — с трудом выговорила она, чувствуя, как ее маленький мир рушится. Ее вдруг охватила дрожь.
   — Я должен был увидеть вас сегодня, — напряженно откликнулся Линдлей. — Я не спал всю ночь, размышлял о том, что случилось в театре вечером. Думал о том, как вы боялись увидеть его. Вы знаете, что он в конце концов вышиб дверь?
   Джейн промолчала. По ее щекам потекли слезы, и она утомленно прикрыла глаза.
   — Теперь я понимаю, в чем дело. Это его ребенок, так? Джейн крепче прижала к себе малышку.
   — Нет!
   — У нее черные волосы, почти такие же черные, как у него. Кожа, правда, не такая смуглая, как у Ника, но и не такая светлая, как у вас. А глаза у нее и не голубые, и не серые, а что-то между этим. Но знаете, что вас выдает? Ее скулы. Высокие, широкие… точь-в-точь как у него. Сколько ей? Дайте подумать… месяцев тринадцать? — Внезапно лицо Линдлея потемнело. — Ублюдок!
   Джейн охватила паника.
   — Прошу вас! Прошу вас, Джон, если вы… прошу, он не должен ничего знать!
   Линдлей удивленно уставился на нее.
   — Так он не знает?!
   — Если он узнает, он отберет ее у меня, я знаю, он это сделает!
   Линдлей молча смотрел на них обеих. Джейн опустила Николь на пол, вытерла слезы… но они набегали снова и снова.
   — Прошу вас, Джон… у него есть Чед, а я… я люблю Николь! Пожалуйста, не говорите ему… я так боюсь! Если он узнает, мне не спастись, убеги я хоть в Индию. Пожалуйста! — Она уже рыдала, полностью утратив самообладание.
   Линдлей шагнул к ней и обнял. Она плакала, уткнувшись носом в его грудь, а он обнимал ее, гладил ее волосы, плечи.
   — Не плачьте, Джейн, не плачьте. Я не скажу ему ни слова. Ну, ну…
   Джейн, дрожа, цеплялась за него. Подняв заплаканное лицо, она посмотрела в глаза Линдлею.
   — Вы обещаете?
   Линдлея на секунду охватило сомнение, и Джейн сразу это увидела. Ее губы скривились. Линдлей застонал, прижимая ее к себе, зарываясь лицом в ее волосы.
   — Я обещаю, — хрипло произнес он, зная, что не раз пожалеет о сказанном.
   Но он тут же забыл о сожалениях. Джейн была так податлива в его объятиях. Ее грудь прижималась к нему. От нее пахло лилиями. Ее волосы были как шелк. И не в первый уже раз Линдлея охватило желание, обжегшее огнем его пах.
   — Джейн… — прошептал он. Ему следовало немедленно отодвинуться от нее, но он не мог.
   — Вы так добры. — Она шмыгнула носом. — Так добры…
   — К черту доброту! — огрызнулся Линдлей. Он взял Джейн за подбородок и, приподняв ее лицо, крепко поцеловал в губы.
   Джейн застыла. Губы Линдлея жадно, испытующе и требовательно впивались в ее рот. Когда он коснулся ее кончиком языка, Джейн чуть приоткрыла губы, позволяя ему проникнуть вглубь. Но Линдлей, сквозь горячий туман, окутавший его мозг, осознал все же, что Джейн не отвечает ему, что она всего лишь позволяет целовать себя. Но он был так напряжен, так близок к взрыву. Наконец он, с огромным трудом взяв себя в руки, отодвинулся от нее. И повернулся к Джейн спиной, чтобы окончательно восстановить самообладание.
   Когда он снова посмотрел на Джейн, та открыто встретила его взгляд, держа на руках малышку.
   — Извините, — сказал Линдлей. — Но вы и сами знаете, как я желаю вас, Джейн.
   — Я думала, мы друзья, — мягко произнесла она.
   — Мы друзья, но я хочу большего.
   — Я не могу дать вам больше.
   — Из-за него?
   Джейн покачала головой.
   — Нет. Потому что я не люблю вас.
   — А его любите?
   Джейн не колебалась ни секунды.
   — Нет.
   Линдлей засунул руки в карманы:
   — Похоже, мне от этого немного легче.
   — Джон… — Она подошла к нему и коснулась его щеки. — Мне нужна ваша дружба. Я рассчитываю на нее. Не… не бросайте меня, не сейчас. — Ее голос звенел от напряжения.
   — Бог мой, Джейн, да я и не собираюсь! — Он осторожно погладил ее волосы, и желание мгновенно вернулось. — Но я мужчина, Джейн, и я не хочу вам лгать. Есть ли у меня шанс?
   — Но чего вы хотите? — печально спросила она. — Развлекаться со мной? Сделать меня своей любовницей? Я же знаю, вы не собираетесь жениться на мне.
   Линдлей покраснел от стыда.
   — Я так и думала, — мягко продолжила Джейн. — Когда-то я считала, что если полюблю, то моя любовь будет свободной. И я знаю, что не стану искать условностей… но… но для этого нужна любовь.
   Линдлей чувствовал себя все хуже и хуже; душа его терзалась… и, наверное, именно в это мгновение в нем зародилась искренняя любовь к Джейн.
   — Я всегда буду рядом с вами, — сказал он. И знал, что говорит чистую правду.

Глава 29

   После того как он увидел ее мельком, он чувствовал настоятельную необходимость увидеть ее снова.
   Он не смел спрашивать себя почему. В нем лишь опять бушевала прежняя ярость.
   Он допоздна пролежал в постели, что было совсем не в его духе, — но ведь он и лег только на рассвете. У него трещала голова от выпитого вечером виски, и он проклинал голубоглазую блондинку, которую все называли Ангелом. «Да уж, ей это имя подходит, — думал он, скривившись. — И мы с ней — отличная парочка! Властелин Тьмы — и Маленький Ангел!»
   — Который час, милый? — спросила Амелия, садясь в кровати и выставляя напоказ большую грудь. Она потянулась, зная, что он наблюдает за ней в зеркало, и приняла соблазнительную позу.
   Он снова скривился. Он злобно трахал Амелию прошедшей ночью, ничуть не интересуясь ее чувствами. Во-первых, ее чувства его не беспокоили, черт бы их побрал, а во-вторых — она и сама любила грубый секс. Он повернулся и, прислонясь к бюро, окинул ее откровенно оценивающим взглядом. Амелия лениво улыбнулась и вытянулась на постели, позволив простыне соскользнуть до пухлых бедер. И раскинула ноги.
   Ник с отвращением подумал, что Амелия начала жиреть. А может быть, она всегда была такой… перезрелой? В этот момент Амелия слишком напоминала ему корову, и он не мог отогнать от себя вдруг возникший образ Джейн. Он видел ее лишь издали, но она показалась ему стройнее, чем была прежде, и в то же время выглядела невероятно чувственной… она была сиреной, манящей со сцены. Ник попытался припомнить, каким образом — после разрыва, происшедшего два года назад, — он возобновил отношения с наскучившей ему Амелией? Она гонялась за ним с того дня, как он приехал в Лондон той осенью… а ему было все равно, кто сегодня очутится в его постели. И в конце концов он решил, что Амелия просто удобна для него.
   — Иди сюда, — промурлыкала Амелия, поглаживая постель возле своего бедра.
   Ник внезапно повернулся и вышел, не потрудившись даже закрыть за собой дверь.
   — Ну ты и хам! — заорала она ему вслед разочарованным голосом. — Ты стал грубее, чем прежде!
   Он не обратил внимания на ее слова. Если ей это не нравится, может убираться; вообще-то, он даже надеялся, что она уйдет. Он распорядился подать экипаж и принялся маленькими глотками пить крепкий кофе; он вдруг почувствовал себя усталым и напряженным, есть ему совершенно не хотелось. Он собирался повидать Джейн. Но сначала еще нужно ее отыскать.
   Теперь он сожалел о решении, принятом два года назад, — он тогда обязался поддерживать ее материально, через Роберта Гордона, и сразу дал менеджеру понять, что не желает знать о Джейн хоть что-нибудь. Так что в прошедшие годы он регулярно выписывал чеки, но с Гордоном не перемолвился ни словом. А в результате он даже не знал, где живет Джейн. И теперь ему придется потратить кучу времени на выяснение этого.
   Сначала граф отправился на Мэйфер, к Линдлею. Стоило ему вспомнить о том, что он обнаружил Линдлея в гримерной Джейн, как в нем заново вскипел гнев. Ник намеревался разобраться с Линдлеем, но узнал, что того нет дома и что его не ожидают раньше чем к чаю. Ник, конечно, не был уверен в том, что Линдлею известно, где живет Джейн. Впрочем, это зависело от того, насколько хорошо они знают друг друга. А если они — любовники?
   Попадись ему Линдлей в эту минуту — Ник убил бы его.
   Сбегая по ступеням огромного кирпичного особняка, недавно купленного Линдлеем, Ник старался успокоить себя. И говорил себе, что незачем убивать Линдлея, даже если тот соблазнил… даже если его соблазнила эта маленькая шлюшка. Она наверняка забралась к Линдлею в постель, когда он спал, изрядно выпив, — точно так же, как забралась когда-то к нему самому. Ни один мужчина не сможет устоять при таких обстоятельствах. Да, она была его подопечной, но лишь юридически. Она сама выбрала эту жизнь… без него. Ну так пусть и живет как хочет. Он дает деньги, а уж с кем она трахается, — не его дело. Пусть спит с кем угодно. Включая Линдлея.
   Но граф не в силах был успокоиться.