Джойс Бренда. Темный огонь

   Она знала, что играет не слишком хорошо, и знала, что это из-за Ника. Как она ни старалась, она не могла полностью сосредоточиться на роли. В глубине ее памяти то и дело всплывали картины, которые она не могла прогнать. А потом, потом, после вежливых прохладных аплодисментов, на нее снова набросились репортеры. — Это ваш ребенок?
   Почему вы держали это в тайне?
   Он возил малышку в Регент-парк и признал, что это его дочь. Ваши комментарии?
   Правда ли, что вы были подопечной графа Драгморского летом семьдесят четвертого года?
   А не значит ли это, что вы и теперь его подопечная?
   Он злоупотребил своим положением? Это действительно его и ваш ребенок?
   Так в то лето вам было семнадцать?
   А почему он не женился на вас сразу?
   Джейн прорвалась в гримерную, и Гордон захлопнул за ней дверь.
   Джейн, ошеломленная и похолодевшая, не могла опомниться, не могла перевести дыхание.
   — Боже праведный! — воскликнул Гордон. — Боже! Ну и наглость! Джейн, ты в порядке?
   Она прижала руку к груди. Ее расширенные глаза смотрели прямо перед собой. Она не могла двинуться с места. Ее лицо залила смертельная бледность.
   — Боже, а что будет дальше?
   От бренди графу ничуть не стало легче.
   — Милый, да что с тобой сегодня?
   Он не слышал слов Амелии. Она раздраженно и разочарованно фыркнула. Они находились в ее гостиной; Амелия одевалась для выхода. Граф был в бриджах, ботинках и полурасстегнутой рубашке, помятой и выбившейся из-под ремня. Лицо графа было мрачным, но еще мрачнее были его глаза. Граф уже выпил полбутылки, но ничуть не опьянел. Напротив, он становился все трезвее и угрюмее.
   — Дерьмо, — яростно рыкнул он и швырнул бутылку на пол, на турецкий ковер.
   — Ник! — вскрикнула обозленная Амелия. И наклонилась, чтобы поднять бутылку.
   — Не трогай! — заорал он.
   Она выпрямилась и уперлась руками в пухлые бедра.
   — Ты сегодня ведешь себя как ублюдок! Мы идем на прием к Синклерам или нет?
   Он впервые за весь вечер посмотрел на нее. oн презирал Амелию, он всегда ее презирал. И все же он был здесь — потому что ему нужно было держаться подальше от своей жены.
   Любой ценой.
   — Ты — пойдешь, — процедил он сквозь зубы.
   — И какого черта я с тобой связалась! — взорвалась Амелия. Ник так стиснул подлокотник кресла, что дерево треснуло.
   Он сегодня в гневе и ярости овладел Джейн. Он изнасиловал ее.
   Как Чейвз.
   Он был таким же, как Чейвз.
   Сердце Ника болезненно колотилось. Но куда болезненнее были воспоминания о ее тонком, нежном лице, пылающем от его поцелуев, и о слезах, стекающих по ее щекам.
   Как он мог это сделать? Как?!
   И как теперь исправить случившееся?
   Он должен держаться подальше от нее. Может быть, ему даже следует уехать из Лондона, в Драгмор. Но неужели ему суждено вечно прятаться от своих жен?
   И от самого себя?
   — Джейн, прости меня! — простонал он — Я не хотел, не хотел причинять тебе боль!
   Уже близилась полночь. Граф слышал, как Амелия отдает перед уходом какие-то распоряжения горничной. Ему стало легче от того, что она уходила. Уже двенадцать; спектакль у Джейн только что закончился. Поедет ли она прямо домой? Или отправится куда-нибудь с Гордоном? А то и с Линдлеем?
   Сегодня граф не испытывал ревности, ему было лишь очень больно.
   К тому же все это было неважно. Поедет она домой или нет, ему не следует к ней приближаться. Граф встал с кресла и растянулся на диване; прижав ладонь ко лбу, он уставился в расписной потолок. Он мог думать только о Джейн, Джейн, Джейн… Джейн на сцене — динамичная, прекрасная, как ангел. Джейн, приехавшая в Драгмор, — застенчивая и трепещущая при их первой встрече. Джейн в его объятиях — горячая, страстная, выкрикивающая его имя.
   Он закрыл глаза. Он так устал. Он думал, что ему ни за что не заснуть. Но когда его глаза снова открылись, часы показывали почти четыре, а над ним склонилась Амелия, говорившая тем тоном, который был ему особенно противен.
   — Милый, ты утомился! Идем со мной, в постельку! — Она погладила его по волосам.
   Граф сел, внезапно полностью проснувшись и не обращая внимания на ласки Амелии. Потом он поднялся с дивана и огляделся в поисках своего смокинга. Отыскав его за креслом, граф оделся.
   — Ты уходишь?
   — Я слишком устал, — сказал он, направляясь к двери. Амелия помчалась следом за ним.
   — В таком случае я заведу другого любовника!
   Он чуть не улыбнулся, но Амелия не видела его лица.
   — У тебя и сейчас есть другие любовники, Амелия, — сказал он выходя. Так и не взглянув на женщину, он пошел к своему экипажу.
   Его мысли снова захватила Джейн, и граф испугался. Ему не нравилось, что ее образ преследует его, и он не верил себе, боясь, что не сумеет удержаться в стороне от жены. Однажды он уже заставил ее страдать, так неужели он сделает это снова? Простит ли она его, хоть когда-нибудь, за все, что случилось? И будет ли ему прок в ее прощении?
   Приехав домой, граф сразу пошел наверх и тут же почувствовал близость Джейн. Он остановился на площадке второго этажа. Она была совсем рядом, в своей спальне… ему стоило лишь пройти несколько шагов по коридору. Он точно знал, что сегодня Джейн не отправилась ужинать ни с кем из своих любовников.
   Он подошел к ее двери и немного постоял неподвижно, затем взялся за ручку и вошел. Бесшумно пройдя через гостиную, он очутился в спальне.
   В открытые окна лился лунный свет. Легкий ветерок шевелил занавески и кружевной полог над кроватью. В комнате Джейн пахло лилиями. Сама Джейн спала, лежа на боку и свернувшись клубочком, как ребенок.
   Граф, не в силах удержаться, подошел к кровати.
   Перед ним лежал спящий ангел — его ангел, его жена…
   Его жена, которую он заставлял страдать, которую он изнасиловал самым диким образом. Графа снова охватила боль, он задохнулся. И почувствовал, что его глаза обожгли слезы… и ему ужасно захотелось расплакаться как мальчишке.
   — Прости меня, Джейн, — прошептал он.
   Она не шевельнулась. Рука графа сама собой потянулась к ее волосам и коснулась густой пряди, потом зарылась в медовую массу. Джейн вздохнула.
   — Прости меня, — снова прошептал он, опускаясь на колени рядом с кроватью. Ее лицо было так близко… — Я виноват. Джейн, простишь ли ты меня когда-нибудь?
   Ответа не было. Но разве он его ждал?
   — Я люблю тебя, — услышал граф собственный голос, и ничуть не удивился… эти слова давно звучали в его душе.
   — Джейн, я люблю тебя, — повторил он. А потом встал и вышел из спальни.

Глава 40

   Джейн проснулась, чувствуя себя несчастной.
   Еще не было и восьми часов, но Джейн была не в состоянии оставаться в постели, хотя и заснула лишь после трех ночи. И его в тот час еще не было дома. Расстроенная и подавленная, Джейн оделась. Вчера днем граф занимался любовью с ней, а вечером отправился к одной из своих любовниц! Джейн представила его с Амелией — это казалось невыносимым.
   К тому же в ее душе остался гадкий осадок от того, что случилось после спектакля в «Критерионе».
   Джейн ожидала увидеть графа в столовой, за завтраком, и ее ожидания сбылись. Выглядел граф не слишком хорошо. Чед, уже расправившийся с едой, восторженно завопил, приветствуя Джейн.
   — С добрым утром, — сказала она мальчику, ероша его волосы и целуя его в щеку. Чед просиял.
   Джейн заметила, что граф исподтишка присматривается к ней. И испугалась, увидев темные круги под его глазами. Он казался таким же усталым, как и она, и сердце Джейн невольно смягчилось. Ей пришлось сделать усилие над собой, чтобы вспомнить — он вернулся домой очень, очень поздно! Джейн обняла дочку и села за стол.
   — С добрым утром, — сказал граф.
   — С добрым утром, — вежливо ответила Джейн. Их взгляды на мгновение встретились, но тут же скользнули в стороны.
   Николь устроила мешанину из хлеба и клубничного варенья; ее руки были измазаны по локоть. Джейн занялась дочерью. Она чувствовала, что граф наблюдает за ними. Николь счастливо бормотала что-то, потом принялась колотить по своему столику.
   — Красный, красный! — кричала она.
   — Чего она хочет? — спросил Чед сморщившись.
   — Ты должна кушать, а не играть! — увещевала малышку Джейн, стряхивая последние крошки с платья Николь и намазывая для нее вареньем новый кусок булки. — Ну-ка!
   — Папа, можно мне выйти? — спросил Чед вставая. Граф мягко улыбнулся.
   — Да.
   Чед бросился было к двери, но граф вернул его. Чед весело обнял отца и опять направился к выходу.
   — Чед! А как насчет Джейн?
   Чед засмеялся, подбежал к Джейн, поцеловал ее и удрал.
   — Учись хорошенько! — крикнула ему вслед Джейн. Николь разинула рот и со смаком откусила кусок булки с вареньем.
   — У нее недурной аппетит, — заметил граф. Джейн быстро глянула на него и тут же отвела глаза.
   — Как и у ее отца.
   За этим последовало молчание. Джейн вдруг покраснела, подумав, что у отца девочки не только на еду аппетит хорош. Но и на женщин тоже.
   Граф вертел в руках «Таймс», то и дело поглядывая на Джейн. А она старательно наполнила свою тарелку, хотя ей совсем не хотелось есть. Краем глаза она следила за его крупными, сильными руками, отчетливо вспоминая их прикосновение. Она пыталась думать об изменах графа, но ей никак не удавалось рассердиться на Ника.
   — Можно? — спросила она, показывая на газету.
   — Разумеется, — ответил граф, протягивая ей «Таймс». И тут же принялся наливать себе новую чашку кофе; потом, спохватившись, наполнил чашку Джейн. — Извини. — Его щеки чуть заметно порозовели.
   — Все в порядке, — застенчиво откликнулась она, тронутая его заботой.
   Их взгляды снова встретились, и они долго молча смотрели друг на друга. Граф отвел глаза первым.
   Джейн понемножку отщипывала кусочек за кусочком от гренка, запивая его кофе и перелистывала «Тайме». Она так остро ощущала присутствие мужа, что новости не занимали ее внимания. Но вдруг ей на глаза попался крупный наглый заголовок, и Джейн задохнулась.
   «ПАДШИЙ АНГЕЛ!»
   Статья сопровождалась двумя иллюстрациями, изображавшими Джейн и графа. Джейн просмотрела страницу и убедилась, что репортер вызнал все подробности их с Ником знакомства и подал их в самом грязном виде. В статье говорилось, что Джейн была подопечной графа, что она — мать его годовалой незаконнорожденной дочери, что они недавно поженились, что он продолжает встречаться со своими любовницами, а менеджер Джейн является ее «близким другом».
   — Что такое? — резко спросил граф.
   — Посмотри! — воскликнула бледная, потрясенная Джейн. — Ты только посмотри на это!
   Граф взял протянутую ему газету и стал читать. И тут же помрачнел.
   — Вчера вечером они накинулись на меня с отвратительными вопросами насчет тебя, меня и Николь, они пытались расспрашивать о прошлом! — яростно заговорила Джейн. — И то же самое было накануне! Пьеса уже потеряла популярность, но в последние дни зал был полон! Но все они пришли не ради спектакля! Они явились поглазеть на Падшего Ангела! Я больше не актриса — я чудище из паноптикума!
   — Мне очень жаль, — хрипло произнес граф. — Видит Бог, мне очень жаль!
   Она повернулась к нему, не в силах скрыть гнев и разочарование.
   — Как ты мог! — закричала она вставая. — Как ты мог вчера повезти Николь в парк?! Как ты мог это сделать?!
   — Джейн, она моя дочь!
   — Ты мог хотя бы предупредить меня! Мы бы придумали что-нибудь! Ты что, сделал это нарочно?
   — Николь — моя дочь. И какого черта таить ее от всего мира? Если я хочу гулять с ней, я буду это делать!
   — Мне не пережить этот скандал! Моя карьера! Я погибла!
   Граф тоже встал:
   — Ну и что ты предлагаешь? Прятаться? Как ты пряталась от меня?
   — Да! — закричала Джейн, окончательно утратив способность рассуждать здраво. — Да! Если тебе наплевать на то, что ты унижаешь меня. — Тут она на мгновение вспомнила об Амелии. — Если тебе наплевать на меня, так, по крайней мере, пожалей собственную дочь!
   — Именно о Николь я и думаю! — заорал в ответ граф. — И черт меня побери, если я не добьюсь для нее приличного места в свете! Именно это меня и беспокоит, можешь поверить!
   — Да, конечно, — с горечью сказала Джейн. — Ты можешь думать только о Николь… но не обо мне.
   — Николь моя дочь. И я имею право представить ее всем.
   — И при этом погубить меня! Но ведь это тебя ничуть не беспокоит, верно? И никогда не беспокоило!
   Граф замер.
   — Все это утихнет. Им это надоест.
   — Утихнет. — мрачно повторила она. — Тебе легко говорить. Не твоя карьера погублена!
   Он вздрогнул.
   — Джейн, думай, прежде чем говорить.
   Джейн опомнилась. Ведь графу гораздо больше досталось от репортеров, чем ей, гораздо больше. В конце концов, он был ее опекуном. И его могут обвинить, и не шутя обвинить, в совращении подопечной, невинной беззащитной девицы.
   — Мне не следовало жениться на тебе. Черт побери, я сделал это из эгоизма, я хотел заполучить Николь, я просто не в состоянии был думать!
   Джейн его слова причинили жестокую боль. Он ведь признался, что ему нужна была только дочь. Но Джейн видела и то, что граф отчаянно винит себя во всем… и внезапно она пожалела о сказанном, о брошенных ему обвинениях, несмотря на то, что сама она была ему не нужна без дочери. Джейн подумала о том, каково жилось графу в последние шесть лет — в обстановке постоянного скандала, окружающего его имя… в душевной темноте и одиночестве. Она поспешно подошла к нему.
   — Это я эгоистка. Прости меня. Я с этим справлюсь. Ты прав. Все утихнет.
   Он обернулся и насмешливо посмотрел на нее:
   — Что такое? Ты подобрела?
   Она внимательно посмотрела на него. Ей хотелось дотронуться до мужа, обнять его.
   А в его глазах вспыхнул гнев.
   — Не смей меня жалеть!
   — Я и не жалею.
   Но было уже поздно. Он в ярости выбежал из столовой, и грохот захлопнувшейся двери прокатился по всему дому, как раскат грома.

Глава 41

   Граф собирался уходить.
   Оглядев себя в зеркале, он поправил черный галстук и белоснежную рубашку под жилетом из серебряной парчи. Потом надел фрак. Прошло два дня с тех пор, как разразился скандал, и три дня после того, как он занимался любовью со своей женой. Они оба намеренно избегали друг друга — и виделись лишь случайно, в коридорах, холодно кивая при встрече. После их ссоры Джейн не спускалась к завтраку.
   Ему бы следовало радоваться этому, но он не мог. Он злился, он даже был подавлен.
   У графа были свои источники информации, и потому он знал, что театр «Критерион» был набит битком каждый вечер со дня его женитьбы на Джейн. Джейн была права, когда говорила, что все эти люди приходят просто посмотреть на нее — на Падшего Ангела, полюбоваться на жену Властелина Тьмы, мать прижитой от него девочки. Знал он и о том, что в адрес Джейн постоянно раздаются неприятные выкрики из зала — в основном после того, как опускается занавес, но как-то раз такое случилось и во время представления. Репортеры все так же гонялись за ней, раз уж им не добраться было до самого графа.
   Граф хотел помочь ей, но не представлял, как это сделать.
   Он с отвращением уставился на свое отражение. Стоило Джейн выйти за него, как он увлек ее за собой прямиком в ад. Она стала его женой — и все его несчастья тут же свалились на нее. Если бы он мог предвидеть такое, он ни за что не женился бы на ней, даже ради Николь, потому что ему невыносимо было видеть ее страдания и то, как стойко она их переносит. Он-то плевать хотел на скандалы и остракизм, но Джейн была слишком хрупкой, несмотря на всю ее храбрость. И она была такой доброй и хорошей. Она не заслужила такой судьбы.
   Сильнее всего графа мучила мысль, что Джейн страдает из-за него.
   Он тяжело вздохнул и вышел из комнаты. Когда он проходил по коридору, его шаги невольно замедлились при звуках смеха Чеда. Смех звучал в гостиной Джейн. Потом граф услышал и ее голос, но не мог разобрать слов. Граф остановился у слегка приоткрытой двери.
   «Но что же нам делать?» — воскликнула Гретель. Она боялась злой колдуньи…
   «Не тревожься! — ответил Ганс. — У меня есть отличная идея. Мы возьмем камушки, Гретель, и будем бросать их по одному, так что потом мы легко найдем обратную дорогу!..»
   Джейн с воодушевлением читала сказку.
   — А он умный! — взволнованно воскликнул Чед. — Я бы тоже так сделал!
   — Правда? — с любовью в голосе произнесла Джейн.
   Граф тяжело сглотнул. Джейн читала его сыну волшебную сказку… и он не смог отойти от двери. Наоборот, он сделал шаг вперед и заглянул в комнату.
   Джейн продолжала читать. Она сидела на диване, обтянутом муаровым шелком, поджав под себя ноги. Николь притулилась сбоку под ее рукой и с довольным видом сосала собственный палец. Чед сидел на полу перед Джейн, прислонившись к дивану и восторженно таращась. Чистокровный щенок-лабрадор, подаренный Чеду на последний день рождения, прыгал вокруг них.
   Граф затаил дыхание. Он слушал нежный, мягкий голос Джейн, он не мог оторвать от нее глаз. Она распустила волосы, и они падали на ее плечи в восхитительном беспорядке. Николь решила, что одна из прядей вполне подходит для того, чтобы ее пососать, но Джейн не заметила этого, а может быть, просто не обратила внимания. Она была так прекрасна… и она была такой хорошей матерью.
   Граф на мгновение прикрыл глаза. Он ведь собирался пойти в гости с Амелией. Снова посмотрев на Джейн, Ник почувствовал, что в горле у него застрял тяжелый ком, который никак не удавалось сглотнуть. Графу не хотелось никуда уходить. Ему хотелось войти в гостиную Джейн, сесть рядом с женой на диван и слушать, как она читает сказку их детям. Ему так сильно захотелось этого, захотелось до боли.
   Но он боялся. Ничто на свете не заставило бы его войти туда. И при этом он никак не мог заставить себя отойти от этой двери.
   А потом Джейн подняла голову, потому что Чед завизжал из-за какого-то эпизода сказки, и увидела графа.
   Ее глаза раскрылись широко-широко.
   Граф словно прирос к полу.
   — Папа! — завопил Чед вскакивая. Он бросился к графу и обхватил его за ноги. — Пойдем к нам, послушай про ведьму!
   Граф посмотрел на Джейн; его сердце билось так сильно, что в ушах у него гремело. Джейн не шевельнулась; она была похожа на маленькую испуганную птичку. И она не пригласила его войти.
   Графа охватило острое разочарование.
   Взяв себя в руки, он погладил сына по голове.
   — Мне очень жаль, сынок, но у меня назначена встреча. Чед на мгновение надулся, но потом вернулся на место и сел у ног Джейн. Джейн опустила глаза в книгу, и ее лицо загорелось легким румянцем.
   — Желаю хорошо провести вечер, — напряженным голосом сказала она.
   — Спасибо, — также неестественно произнес он. — И вам тоже.
   Ноги графа словно одеревенели, но он сумел все же повернуться и отойти от гостиной. И, спускаясь по лестнице, он продолжал прислушиваться к звукам голоса Джейн.
   Джейн никак не могла выбросить из головы мысли о графе. Хотел ли он присоединиться к ним? Следовало ли ей пригласить его? Джейн чувствовала себя виноватой, ей казалось, что она поступила грубо… хотя граф и сказал Чеду, что у него назначена встреча. Ха! Встреча! С этой чертовой шлюхой Амелией, можно не сомневаться!
   Джейн было больно. Ее ранили даже мысли об Амелии, но она не могла перестать думать об этом, как не могла перестать дышать. Джейн и вообразить не могла, что ее замужество окажется таким мучительным.
   Она устала, она была просто истерзана напряжением последних дней — ее отношения с графом (хотя они почти и не виделись), скандал, который по-прежнему будоражил весь Лондон… Театральный зал снова был полон, хотя уже и не набит битком, но зато крикуны из зрителей вели себя гораздо активнее, и весь последний акт из зала доносились до ушей актрисы самые разнообразные эпитеты. Джейн не обращала на них внимания, но то, что ее называли Падшим Ангелом, было ей совсем не безразлично. Джейн тяжело опустилась на диван в своей гримерной в «Критерионе».
   — Я знаю, как вас развеселить! — сказал вошедший Линдлей.
   Джейн почувствовала, как к ее глазам внезапно подступили слезы. Это были слезы отчаянной жалости к себе, и вызвал их не кто иной, как Линдлей.
   — Ну, что это еще такое! — воскликнул он, садясь рядом с Джейн и беря ее за руки. — Джейн, да вы никак плачете?
   Джейн шмыгнула носом и постаралась справиться со слабостью; но ей так хотелось рассказать Линдлею о своих трудностях.
   — Нет, нет, все в порядке. Просто я устала.
   Он осторожно коснулся ее виска, отводя прядь волос.
   — Этот чертов скандал, да? Джейн мрачно кивнула.
   — Это пройдет.
   — Все так говорят.
   Он внимательно смотрел на нее, и Джейн знала, о чем он хочет спросить — о ее жизни с графом, об их отношениях. Но Линдлей был джентльменом, и, не выпуская ее рук из своих, он чуть отодвинулся.
   — Давайте поедем повеселиться.
   — Не могу, — тут же ответила Джейн. — Я слишком утомлена.
   — О, но это не какой-нибудь прием! Тут есть одно местечко, где собираются художники и богема, и студенты, и там всегда полно вина, вкусной еды, там весело, там музыка! Доверьтесь мне! — добавил он, искренне глядя на нее теплыми карими глазами.
   Джейн улыбнулась:
   — Откуда вам знать художников и богему, Джон? Он усмехнулся:
   — Не скажу!
   Джейн подумала о возвращении домой — в то время как граф где-то развлекается с Амелией… и вдруг ей очень захотелось увидеть веселые лица и развлечься самой, почувствовать себя живой.
   — Хорошо! Подождите, пока я сниму грим и переоденусь.
   Кабачок, в который Линдлей пригласил Джейн, располагался в подвале старого здания на Стрэнд-стрит, неподалеку от Темзы. Это было что-то вроде авангардистского кафе в парижском стиле. Еще когда Линдлей и Джейн спускались по шатким деревянным ступеням, они уже слышали отчаянный шум. Линдлей крепко держал Джейн под руку, потому что она чувствовала себя не слишком уверенно в своих красных туфельках на очень высоких каблуках. Но вот они вошли через стеклянную дверь внутрь.
   Кафе, битком набитое и основательно прокуренное, было освещено не слишком ярко. В зале стояло множество маленьких столиков, и все они были заняты. В проходах между ними тоже толпились люди. Джейн обнаружила, что здесь много людей из общества, одетых в элегантные костюмы и явно пришедших сюда из театров, оперы или с частных приемов; но было здесь и немало студентов в небрежных твидовых пиджаках. Джейн увидела даже нескольких женщин в брюках, с сигаретами в зубах. Возле рояля стояла ошеломительная африканка; она пела, а усатый аккомпаниатор яростно колотил по клавишам. Рядом с роялем танцевали несколько пар явно богемного вида; кое-где между столиками тоже виднелись танцующие.
   Уныние Джейн мгновенно рассеялось. Она посмотрела на ухмыляющегося Линдлея и засмеялась.
   — Давайте танцевать! — воскликнула она.
   Линдлей был восхищен. Он тут же обнял Джейн и закружил ее по проходу между столами. Это не было вальсом, это было что-то ритмичное и оригинальное, представлявшее собой сплошную импровизацию. За столиками стали аплодировать. Еще несколько пар вскочили и присоединились к ним.
   Песня закончилась, и африканка запела другую, на этот раз грустную, меланхоличную, медленную. Линдлей не колебался ни секунды; он тут же крепче прижал к себе Джейн. Она сразу насторожилась.
   — Джон, что вы делаете?
   — Вы же сказали, что хотите танцевать, — грубовато откликнулся он.
   Линдлей был так близко, что Джейн ощущала каждый дюйм его тела. Но она была совсем не уверена, что ей это нравится. Она подумала о графе, и ее охватило чувство вины. Но она была так одинока, так нуждалась в чьей-то поддержке. И в таком вот интимном танце было что-то восхитительное, хотя и нескромное. Джейн постаралась расслабиться.
   — Вы чертовски прекрасны, — прошептал Линдлей, и его дыхание обожгло щеку Джейн.
   Джейн не знала, что на это ответить, а потому промолчала. Песня закончилась, и Линдлей отодвинулся от Джейн. Она чувствовала себя и смущенной и взволнованной.
   — Найдется тут место, чтобы сесть? — неуверенно спросила она.
   — Попробуем найти, — сказал он, взяв ее за руку. Линдлей попытался провести Джейн в глубину зала, но узкий проход загородила какая-то пара. Мужчина был огромен; и, хотя в тусклом свете мерцающих свечей и в плывущих клубах табачного дыма его трудно было разглядеть, он сразу показался знакомым. Он напряженно шагнул им навстречу. Это был граф Драгморский.
   Джейн не могла поверить собственным глазам.
   А он уставился на нее яростным взглядом, но тут же отвернулся к Линдлею. Линдлей первым нарушил тяжелое молчание:
   — Привет, Шелтон, Амелия!
   И лишь теперь Джейн заметила рыжую красотку. Как всегда, Амелия выглядела роскошной и прекрасной… и она ухмылялась.
   — Привет, Джон! — промурлыкала она.
   Граф снова посмотрел на Джейн. Джейн ответила ему открытым взглядом, но в ее душе вспыхнуло опасение. Она знала, что граф пришел в ярость, увидев ее с Линдлеем, несмотря на то, что и сам был не один. «Да, прелестная ситуация», — подумала Джейн, внезапно почувствовав себя слабой и несчастной. Но инстинкт заставил ее броситься вперед, чтобы предотвратить зреющий взрыв.
   — Привет, Николас, — тихо сказала она. Он отпрянул при звуке собственного имени, словно его ударили. — Добрый вечер, Амелия.
   Граф обжег ее взглядом.
   — Надеюсь, тебе тут весело, Джейн? — язвительно поинтересовался он.
   Она грустно посмотрела на него огромными глазами.