Страница:
— Я же объяснил тебе, у меня просто не было настроения, — ответил он тоже очень тихо, но с легкой угрозой в голосе.
Амелия не выпустила его руки. И посмотрела ему прямо в глаза.
— Прежде у тебя всегда бывало настроение. Ты же настоящий жеребец. Уж я-то тебя знаю.
— Знаешь? — иронически переспросил он. — Ты просто сама себя обманываешь, — добавил он, и угроза в его голосе зазвучала отчетливее.
Амелия, покраснев, переступила с ноги на ногу.
— Ты хочешь ее!
Граф резко повернул голову.
— Что?!
— Я же вижу, как ты на нее смотришь! — закричала Амелия. — Ты хочешь эту костлявую блондинку!
Граф стиснул зубы. Его глаза вспыхнули.
— Это не так.
Амелия вдруг почувствовала, что зашла слишком далеко, что это становится опасным. Она прижалась к Нику всем телом.
— Ты хочешь ее, — упрямо прошипела она. — Ты хотел ее вчера вечером. Поэтому ты отказался от меня.
— Нет.
— Нет? — Она схватила его ладонь и прижала к своей грди. — Так докажи мне это!
— Амелия! — предостерегающе воскликнул он.
— Докажи!
Он, мгновенно завернув ей руки за спину, прижал ее тело к себе, жестоко и крепко. Она задохнулась.
— Значит, ты хочешь доказательств? — хрипло спросил он, прижимая ее грудь к своей. И тут же просунул ногу между ее бедрами. — Значит, ты обвиняешь меня в развращенности, Амелия, ты утверждаешь, что я вожделею к школьнице?
Она увидела, как его глаза загорелись яростью.
— Я знаю, что говорю!
— Ты ничего не говоришь, — прорычал он, хватая ее за волосы, и, не обращая внимания на то, что портит тщательно уложенную прическу, рывком откинул назад ее голову. — Ты ничего не говоришь.
Амелия вскрикнула. Ее волосы рассыпались. А граф грубо впился в ее губы. Амелия раскрылась навстречу ему, и язык Ника проник глубоко в ее рот.
Она крепко вцепилась в его тугие ягодицы, прижимая Ника к себе, все сильнее и сильнее. Он был возбужден, но не так сильно, как обычно. Амелию охватило жгучее разочарование. Граф дернул ее платье, высвобождая грудь, и сжал зубами один из набухших сосков. Амелии стало больно, — но от этого она лишь сильнее загорелась.
Ее руки скользнули с ягодиц графа к его паху. Она принялась ласкать тяжелую припухлость. Ник не произнес ни звука, но она почувствовала его отклик под своими пальцами, ощутила прижатым к Нику бедром. Придвинувшись к нему еще плотнее, она поглаживала его крепкие, длинные ноги, его мужское естество — пока не задохнулась от желания.
И тогда она ловкой, опытной рукой расстегнула его бриджи. И, опустившись на колени, сжав пальцами его бедра, она обхватила губами его огромный, гладкий член. Ник по-прежнему не издавал ни звука. Черт бы тебя побрал, Ник Брэгг, думала Амелия. Она знала графа достаточно давно, чтобы понять: она теряет и без того небольшую власть, которую имела над ним.
Ник резким движением углубился в ее рот. Он презирал Амелию, презирал каждой клеточкой своего существа. Он презирал всех женщин, даже давно умершую Патрицию. Может быть, он и вправду убил бы ее, не поспеши она умереть без его помощи. Единственной женщиной, к которой он не испытывал этого всеобъемлющего презрения, была Джейн.
Джейн… Если бы сейчас в его пальцах были волосы Джейн, он вел бы себя иначе. Но вдруг Ник представил — и это было ужасно, — как Джейн касается его плоти своими губами… и в нем вспыхнуло желание такой силы, что он и сам был ошарашен. Ник мгновенно опустился на колени и опрокинул Амелию на спину. Он не хотел, он просто не мог смотреть на нее. Задрав юбки женщины, он мгновенно проник в ее плоть. Она была горячей и влажной. А он видел перед собой Джейн — такой, какой она была вчера вечером… томно откинувшейся на подушки, с обнаженной грудью, с запрокинутой головой… выгнувшей спину, смотревшей на него темным, страстным взором… чувственным, женским… Граф кончил почти мгновенно.
Он перекатился в сторону и лег рядом с Амелией, дышавшей тяжело и удовлетворенно. И понял вдруг, что презирает не только свою любовницу, но и самого себя.
Глава 13
Глава 14
Глава 15
Амелия не выпустила его руки. И посмотрела ему прямо в глаза.
— Прежде у тебя всегда бывало настроение. Ты же настоящий жеребец. Уж я-то тебя знаю.
— Знаешь? — иронически переспросил он. — Ты просто сама себя обманываешь, — добавил он, и угроза в его голосе зазвучала отчетливее.
Амелия, покраснев, переступила с ноги на ногу.
— Ты хочешь ее!
Граф резко повернул голову.
— Что?!
— Я же вижу, как ты на нее смотришь! — закричала Амелия. — Ты хочешь эту костлявую блондинку!
Граф стиснул зубы. Его глаза вспыхнули.
— Это не так.
Амелия вдруг почувствовала, что зашла слишком далеко, что это становится опасным. Она прижалась к Нику всем телом.
— Ты хочешь ее, — упрямо прошипела она. — Ты хотел ее вчера вечером. Поэтому ты отказался от меня.
— Нет.
— Нет? — Она схватила его ладонь и прижала к своей грди. — Так докажи мне это!
— Амелия! — предостерегающе воскликнул он.
— Докажи!
Он, мгновенно завернув ей руки за спину, прижал ее тело к себе, жестоко и крепко. Она задохнулась.
— Значит, ты хочешь доказательств? — хрипло спросил он, прижимая ее грудь к своей. И тут же просунул ногу между ее бедрами. — Значит, ты обвиняешь меня в развращенности, Амелия, ты утверждаешь, что я вожделею к школьнице?
Она увидела, как его глаза загорелись яростью.
— Я знаю, что говорю!
— Ты ничего не говоришь, — прорычал он, хватая ее за волосы, и, не обращая внимания на то, что портит тщательно уложенную прическу, рывком откинул назад ее голову. — Ты ничего не говоришь.
Амелия вскрикнула. Ее волосы рассыпались. А граф грубо впился в ее губы. Амелия раскрылась навстречу ему, и язык Ника проник глубоко в ее рот.
Она крепко вцепилась в его тугие ягодицы, прижимая Ника к себе, все сильнее и сильнее. Он был возбужден, но не так сильно, как обычно. Амелию охватило жгучее разочарование. Граф дернул ее платье, высвобождая грудь, и сжал зубами один из набухших сосков. Амелии стало больно, — но от этого она лишь сильнее загорелась.
Ее руки скользнули с ягодиц графа к его паху. Она принялась ласкать тяжелую припухлость. Ник не произнес ни звука, но она почувствовала его отклик под своими пальцами, ощутила прижатым к Нику бедром. Придвинувшись к нему еще плотнее, она поглаживала его крепкие, длинные ноги, его мужское естество — пока не задохнулась от желания.
И тогда она ловкой, опытной рукой расстегнула его бриджи. И, опустившись на колени, сжав пальцами его бедра, она обхватила губами его огромный, гладкий член. Ник по-прежнему не издавал ни звука. Черт бы тебя побрал, Ник Брэгг, думала Амелия. Она знала графа достаточно давно, чтобы понять: она теряет и без того небольшую власть, которую имела над ним.
Ник резким движением углубился в ее рот. Он презирал Амелию, презирал каждой клеточкой своего существа. Он презирал всех женщин, даже давно умершую Патрицию. Может быть, он и вправду убил бы ее, не поспеши она умереть без его помощи. Единственной женщиной, к которой он не испытывал этого всеобъемлющего презрения, была Джейн.
Джейн… Если бы сейчас в его пальцах были волосы Джейн, он вел бы себя иначе. Но вдруг Ник представил — и это было ужасно, — как Джейн касается его плоти своими губами… и в нем вспыхнуло желание такой силы, что он и сам был ошарашен. Ник мгновенно опустился на колени и опрокинул Амелию на спину. Он не хотел, он просто не мог смотреть на нее. Задрав юбки женщины, он мгновенно проник в ее плоть. Она была горячей и влажной. А он видел перед собой Джейн — такой, какой она была вчера вечером… томно откинувшейся на подушки, с обнаженной грудью, с запрокинутой головой… выгнувшей спину, смотревшей на него темным, страстным взором… чувственным, женским… Граф кончил почти мгновенно.
Он перекатился в сторону и лег рядом с Амелией, дышавшей тяжело и удовлетворенно. И понял вдруг, что презирает не только свою любовницу, но и самого себя.
Глава 13
— Что вообще здесь происходит? Этот шум невозможно вынести! — воскликнула Амелия.
Джейн даже не посмотрела на нее.
— Осторожнее, Джон! — предостерегающе сказала она лакею, стоявшему на стремянке в желтой гостиной и снимавшему тяжелые парчовые занавески. Но она опоздала; ткань вырвалась из рук Джона, и он, потеряв равновесие, закачался на лесенке. К счастью, Томас поддержал стремянку, и как раз вовремя.
— Вы в порядке? — встревожено спросила Джейн.
— Да, мэм, — ответил Джон, смущенно улыбаясь. Он был всего на год-другой старше Джейн.
— Что тут происходит? — резко повторила стоявшая в дверях Амелия.
Джейн вздохнула и повернулась к ней. И изящным жестом обвела гостиную:
— Как видите, мы тут наводим порядок. Амелия прищурилась.
Все ковры были свернуты — их собирались вынести на двор, вычистить, выколотить и проветрить. Та же судьба ожидала и плотные пропыленные занавески. Две горничные сдвинули всю мебель к середине комнаты, чтобы добраться до пыльных, увешанных паутиной углов.
— Джон, — распоряжалась тем временем Джейн, — попроси Говарда помочь тебе вынести всю мебель, ну кроме пианино конечно, в соседнюю гостиную, пока тут будут вощить полы и сметать паутину.
— Ах, ах! — пропела Амелия. — Да мы, никак, отличная домохозяйка, а?
Джейн снова повернулась в ее сторону:
— Между прочим, Амелия, на вашем месте я не стала бы говорить все, что в голову взбредет.
Можно ведь и в ответ кое-что услышать.
Амелия покраснела.
— Ну, я думаю, тогда и вам могут кое-что сказать, — огрызнулась она. — Я ведь все о вас знаю… мисс Беркли. Может быть, вы и внучка Вестона, только он не собирается вас признавать!
Джейн порозовела, но гордо вздернула подбородок.
— Мой отец меня признавал. И я горжусь тем, кто я есть.
— Ну, гордость не поможет вам заполучить то, что вам хочется, — со смехом произнесла Амелия. — То есть, простите, — того, кого вам хочется!
Джейн слова Амелии глубоко задели — потому что в них было слишком много правды.
— Но у меня, по крайней мере, есть гордость, — резко произнесла она в ответ. — Я не навязываюсь человеку, который чуть ли не в лицо называет меня шлюхой!
Амелия побелела от бешенства.
— Но, между прочим, — прошипела она, — я делаю его счастливым, насколько это в моих силах! Когда гаснет свет… А вам никогда не стать той женщиной, которая способна доставить графу радость!
Как бы ни глубоко ранила Амелия Джейн, как бы грубо она себя ни вела, — девушка все равно не могла пригрозить ей, что расскажет графу о том, что видела под дубами. С присущим ей подлинным достоинством она просто повернулась спиной к женщине, которая была старше ее. И увидела, что обе горничные, а заодно и Джон с Томасом, замерли от ужаса, невольно слушая разговор. Джейн знала, что на ее щеках горит слишком яркий румянец. Боже, да теперь все они подумают, что она имеет какие-то виды на графа? Ну, как бы то ни было, Джейн решила держать себя в руках. Она улыбнулась и бодро сказала:
— Мы никогда не закончим тут уборку, если будем стоять, разинув рты!
Слуги мгновенно вернулись к своей работе. Амелия фыркнула.
— Анни, пожалуйста, сними все с каминной полки. Там пыли не меньше, чем в углах. — Джейн, наблюдавшая за выполнявшей ее указание горничной, услышала, как Амелия, топая, как корова, ушла. Лишь в это мгновение Джейн заметила, что ее маленькие руки сжаты в кулаки… и расслабилась. Эта женщина была настоящей гадюкой! И с чего она взяла, что Джейн охотится за графом? А вдруг она ему об этом скажет? Ох, в отчаянии подумала Джейн, ведь Амелия совершенно лишена чувства благопристойности, и она запросто может заговорить с графом об этом, да еще и будет смеяться… а он, пожалуй, ужасно развеселится. Развеселится. Но если он узнает о подлинных чувствах Джейн, непонятных и ей самой, Джейн просто умрет! Тут она услышала, как хлопнула парадная дверь, и одновременно до нее донесся голос Амелии, в котором не осталось и следа язвительности — он звучал слаще меда:
— Привет, милый! О, да ты выглядишь слишком разгоряченным!
Ответа не последовало.
Джейн, сама не понимая, как это произошло, очутилась вдруг у двери гостиной. Она выглянула, осматривая холл и коридор. Граф шел в ее сторону, а Амелия торопливо шагала рядом с ним.
— Могу я сказать Томасу, чтобы подавал обед, милый? — ворковала Амелия. — Я ему заказала сегодня кое-что необыкновенно вкусное!
Джейн в ярости стиснула зубы. Ведь сегодняшнее меню составляла она — с учетом американских вкусов графа!
Граф заметил девушку; его шаги замедлились.
Джейн почувствовала, что ей трудно дышать. Как и накануне, граф был в облегающих, слишком облегающих бриджах — Джейн отлично видела его плотные, сильные ноги и обтянутую выпуклость между ними. Наполовину расстегнутая рубашка Ника, насквозь пропотевшая, была сильно запылившейся. Его грудь блестела. Волосы на голове были влажными и растрепанными. Глаза Ника вспыхнули, но граф тут же старательно притушил засиявший в них огонь.
— Привет, Джейн, — сказал он.
Джейн улыбнулась. И радостно уставилась на него.
— Добрый день, милорд, — мягко ответил она.
Он не остановился, но его взгляд задержался на девушке, наполнив теплом все ее существо. А потом он прошагал мимо. Амелия одарила Джейн взглядом, полным жгучей ненависти. Но Джейн это ничуть не задело, во всяком случае в тот момент. Он заговорил с ней. Он был с ней вежлив. А вчера — как он был добр к ней! В особенности вечером. И сейчас, хотя граф всего лишь поздоровался с ней, Джейн почувствовала за кратким приветствием большее, гораздо большее… и это совсем не было детскими фантазиями. Джейн прижала руки к груди и глубоко-глубоко вздохнула. Она понемногу укрощала дикого льва — она понемногу смягчала характер Властелина Тьмы!
Но тут Джейн увидела грязные следы, оставленные графом в холле и коридоре.
Она вздохнула. Может быть, он просто не замечает, что делает? Может быть, там у них, в Техасе, нет грязи? А может быть, его это просто не интересует… ну, в любом случае… Джейн, повернувшись, посмотрела вслед графу и Амелии. Дверь библиотеки была распахнута. Амелия восторженно рассматривала что-то. Джейн похолодела. В руках Амелии было сверкающее золотое ожерелье с сапфирами. И женщина была вне себя от счастья.
— Спасибо, милый, спасибо! — воскликнула она, бросаясь на шею графу.
Джейн отпрянула. И отвернулась, чтобы не видеть дальнейшего. Так граф дарит любовнице дорогие украшения? Джейн твердила себе, что это ее не касается, — но это ее очень и очень растревожило. Он просто дурак, паршивый грубиян, мужик, который не видит ничего за парой толстых титек! И как только Джейн могла подумать, что ей удастся сделать из него цивилизованного человека?! Да еще вообразила, что влюблена в него! Придумала, что он уже интересуется ею, что начинает понемногу заботиться о ней! Вот дура! Ничуть не лучше графа. Да как ей вообще пришло в голову, что она может состязаться с такой опытной женщиной, как Амелия!
Джейн торопливо бросилась через холл, к парадной двери, и вышла на улицу. Горькие слезы обжигали ей глаза. Она понимала, что главная проблема для нее состоит в том, что уже слишком поздно что-либо менять. Слишком поздно.
Потому что она уже полюбила графа.
Джейн даже не посмотрела на нее.
— Осторожнее, Джон! — предостерегающе сказала она лакею, стоявшему на стремянке в желтой гостиной и снимавшему тяжелые парчовые занавески. Но она опоздала; ткань вырвалась из рук Джона, и он, потеряв равновесие, закачался на лесенке. К счастью, Томас поддержал стремянку, и как раз вовремя.
— Вы в порядке? — встревожено спросила Джейн.
— Да, мэм, — ответил Джон, смущенно улыбаясь. Он был всего на год-другой старше Джейн.
— Что тут происходит? — резко повторила стоявшая в дверях Амелия.
Джейн вздохнула и повернулась к ней. И изящным жестом обвела гостиную:
— Как видите, мы тут наводим порядок. Амелия прищурилась.
Все ковры были свернуты — их собирались вынести на двор, вычистить, выколотить и проветрить. Та же судьба ожидала и плотные пропыленные занавески. Две горничные сдвинули всю мебель к середине комнаты, чтобы добраться до пыльных, увешанных паутиной углов.
— Джон, — распоряжалась тем временем Джейн, — попроси Говарда помочь тебе вынести всю мебель, ну кроме пианино конечно, в соседнюю гостиную, пока тут будут вощить полы и сметать паутину.
— Ах, ах! — пропела Амелия. — Да мы, никак, отличная домохозяйка, а?
Джейн снова повернулась в ее сторону:
— Между прочим, Амелия, на вашем месте я не стала бы говорить все, что в голову взбредет.
Можно ведь и в ответ кое-что услышать.
Амелия покраснела.
— Ну, я думаю, тогда и вам могут кое-что сказать, — огрызнулась она. — Я ведь все о вас знаю… мисс Беркли. Может быть, вы и внучка Вестона, только он не собирается вас признавать!
Джейн порозовела, но гордо вздернула подбородок.
— Мой отец меня признавал. И я горжусь тем, кто я есть.
— Ну, гордость не поможет вам заполучить то, что вам хочется, — со смехом произнесла Амелия. — То есть, простите, — того, кого вам хочется!
Джейн слова Амелии глубоко задели — потому что в них было слишком много правды.
— Но у меня, по крайней мере, есть гордость, — резко произнесла она в ответ. — Я не навязываюсь человеку, который чуть ли не в лицо называет меня шлюхой!
Амелия побелела от бешенства.
— Но, между прочим, — прошипела она, — я делаю его счастливым, насколько это в моих силах! Когда гаснет свет… А вам никогда не стать той женщиной, которая способна доставить графу радость!
Как бы ни глубоко ранила Амелия Джейн, как бы грубо она себя ни вела, — девушка все равно не могла пригрозить ей, что расскажет графу о том, что видела под дубами. С присущим ей подлинным достоинством она просто повернулась спиной к женщине, которая была старше ее. И увидела, что обе горничные, а заодно и Джон с Томасом, замерли от ужаса, невольно слушая разговор. Джейн знала, что на ее щеках горит слишком яркий румянец. Боже, да теперь все они подумают, что она имеет какие-то виды на графа? Ну, как бы то ни было, Джейн решила держать себя в руках. Она улыбнулась и бодро сказала:
— Мы никогда не закончим тут уборку, если будем стоять, разинув рты!
Слуги мгновенно вернулись к своей работе. Амелия фыркнула.
— Анни, пожалуйста, сними все с каминной полки. Там пыли не меньше, чем в углах. — Джейн, наблюдавшая за выполнявшей ее указание горничной, услышала, как Амелия, топая, как корова, ушла. Лишь в это мгновение Джейн заметила, что ее маленькие руки сжаты в кулаки… и расслабилась. Эта женщина была настоящей гадюкой! И с чего она взяла, что Джейн охотится за графом? А вдруг она ему об этом скажет? Ох, в отчаянии подумала Джейн, ведь Амелия совершенно лишена чувства благопристойности, и она запросто может заговорить с графом об этом, да еще и будет смеяться… а он, пожалуй, ужасно развеселится. Развеселится. Но если он узнает о подлинных чувствах Джейн, непонятных и ей самой, Джейн просто умрет! Тут она услышала, как хлопнула парадная дверь, и одновременно до нее донесся голос Амелии, в котором не осталось и следа язвительности — он звучал слаще меда:
— Привет, милый! О, да ты выглядишь слишком разгоряченным!
Ответа не последовало.
Джейн, сама не понимая, как это произошло, очутилась вдруг у двери гостиной. Она выглянула, осматривая холл и коридор. Граф шел в ее сторону, а Амелия торопливо шагала рядом с ним.
— Могу я сказать Томасу, чтобы подавал обед, милый? — ворковала Амелия. — Я ему заказала сегодня кое-что необыкновенно вкусное!
Джейн в ярости стиснула зубы. Ведь сегодняшнее меню составляла она — с учетом американских вкусов графа!
Граф заметил девушку; его шаги замедлились.
Джейн почувствовала, что ей трудно дышать. Как и накануне, граф был в облегающих, слишком облегающих бриджах — Джейн отлично видела его плотные, сильные ноги и обтянутую выпуклость между ними. Наполовину расстегнутая рубашка Ника, насквозь пропотевшая, была сильно запылившейся. Его грудь блестела. Волосы на голове были влажными и растрепанными. Глаза Ника вспыхнули, но граф тут же старательно притушил засиявший в них огонь.
— Привет, Джейн, — сказал он.
Джейн улыбнулась. И радостно уставилась на него.
— Добрый день, милорд, — мягко ответил она.
Он не остановился, но его взгляд задержался на девушке, наполнив теплом все ее существо. А потом он прошагал мимо. Амелия одарила Джейн взглядом, полным жгучей ненависти. Но Джейн это ничуть не задело, во всяком случае в тот момент. Он заговорил с ней. Он был с ней вежлив. А вчера — как он был добр к ней! В особенности вечером. И сейчас, хотя граф всего лишь поздоровался с ней, Джейн почувствовала за кратким приветствием большее, гораздо большее… и это совсем не было детскими фантазиями. Джейн прижала руки к груди и глубоко-глубоко вздохнула. Она понемногу укрощала дикого льва — она понемногу смягчала характер Властелина Тьмы!
Но тут Джейн увидела грязные следы, оставленные графом в холле и коридоре.
Она вздохнула. Может быть, он просто не замечает, что делает? Может быть, там у них, в Техасе, нет грязи? А может быть, его это просто не интересует… ну, в любом случае… Джейн, повернувшись, посмотрела вслед графу и Амелии. Дверь библиотеки была распахнута. Амелия восторженно рассматривала что-то. Джейн похолодела. В руках Амелии было сверкающее золотое ожерелье с сапфирами. И женщина была вне себя от счастья.
— Спасибо, милый, спасибо! — воскликнула она, бросаясь на шею графу.
Джейн отпрянула. И отвернулась, чтобы не видеть дальнейшего. Так граф дарит любовнице дорогие украшения? Джейн твердила себе, что это ее не касается, — но это ее очень и очень растревожило. Он просто дурак, паршивый грубиян, мужик, который не видит ничего за парой толстых титек! И как только Джейн могла подумать, что ей удастся сделать из него цивилизованного человека?! Да еще вообразила, что влюблена в него! Придумала, что он уже интересуется ею, что начинает понемногу заботиться о ней! Вот дура! Ничуть не лучше графа. Да как ей вообще пришло в голову, что она может состязаться с такой опытной женщиной, как Амелия!
Джейн торопливо бросилась через холл, к парадной двери, и вышла на улицу. Горькие слезы обжигали ей глаза. Она понимала, что главная проблема для нее состоит в том, что уже слишком поздно что-либо менять. Слишком поздно.
Потому что она уже полюбила графа.
Глава 14
— Что?!
— Мне очень жаль, — безо всякого выражения произнес граф Драгморский. — Но это действительно прощание, Амелия. Все кончено.
Амелия, побледнев, уставилась на него, и забытое ожерелье повисло на ее руке.
— После обеда кучер отвезет тебя в Лессинг. Там в пять часов проходит поезд на Лондон. — И граф повернулся, намереваясь уйти.
Амелия схватила его за руку; лицо женщины перекосилось от злобы и ярости.
— Ублюдок!
Граф замер на месте.
— А я никогда и не утверждал противоположного, — сухо сказал он. Если бы Амелия могла догадаться, что сказала чистую правду!
Она, размахнувшись, ударила его по лицу. Он тыльной стороной ладони потер щеку, словно пытаясь уничтожить след ее прикосновения.
— Ну, теперь тебе легче? Так пойди собери вещи.
— Ублюдок! — выкрикнула она снова, и ее голос надломился. — Я же люблю тебя!
Граф посмотрел на нее, вздернув брови.
— Ты любишь не меня, — грубо сказал он. — Ты любишь вот это, — и он ткнул пальцем себе между ног.
— Это не так! Я люблю тебя, я всегда…
— Избавь меня от своих представлений, — резко перебил ее граф. — Все кончено.
— Но прошлой ночью ничего не было кончено! Граф окинул ее презрительным взглядом.
— Не заставляй меня говорить то, чего мне не хотелось бы произносить вслух.
Амелия вздрогнула.
— Это она. Маленькая блондинка. Это…
— Она моя подопечная, — сказал граф. — Я сейчас подыскиваю для нее хорошую партию. И я проголодался. Ты можешь пообедать со мной, но только в том случае, если не станешь возвращаться к этой теме.
— Ублюдок… — прорыдала Амелия и выбежала из библиотеки.
Граф прошел в столовую и, увидев на столе третий прибор — для Джейн, ощутил некоторое удовольствие.
— Томас, я не думаю, что Амелия захочет обедать. — Он огляделся по сторонам, но Джейн нигде не было. — Подожди еще пять минут, — бросил он дворецкому.
Выйдя из столовой, граф быстро взбежал наверх. Он чувствовал себя так, словно родился заново. Он стал сильнее и энергичнее. Почему? Неужели потому, что осознал свое презрение к любовнице и твердо решил избавиться от этой женщины? Да пожалуй, дело было именно в этом. Жаль только, что он не сделал нужных выводов уже давно.
Он вспомнил, как они с Джейн обедали вместе два дня назад. В памяти воскресла нежная улыбка девушки, когда он налил ей вина — после того, как сам же ужасно нагрубил. Ее манеры были совершенными, безупречными, в то время как он вел себя не лучше деревенского мужика. И он видел, какой ангельский свет вспыхнул в ее глазах, когда он несколько минут назад поздоровался с ней в холле. У него у самого потеплело внутри.
Граф торопливо содрал рубашку и бросил ее на пол. Пройдя в ванную комнату, он тщательно помылся до пояса, умыл лицо. Вытершись насухо, он надел свежую белоснежную рубашку. Потом посмотрел на свои бриджи, сверху донизу заляпанные грязью после утренних трудов. Вздохнув, он сел и сбросил с ног ботинки, сменил штаны, а потом торопливо почистил башмаки грязной рубашкой. Обувшись, он спустился вниз, шагая так быстро и легко, как никогда в жизни.
Джейн все еще не появлялась. Прибор Амелии был убран со стола. Граф несколько минут шагал взад и вперед по столовой, ощущая на себе недоуменный взгляд Томаса и чувствуя себя не в своей тарелке. Он никогда никого не ждал, ни разу за последние четыре года — ведь он почти всегда обедал один. На лице графа, на его высоких скулах вспыхнул легкий румянец.
— Томас, где Джейн?
— Я видел, как она выходила из дома, сэр, но, мне кажется, она еще не возвращалась.
Граф сообразил наконец, что Джейн и не собиралась являться к обеду. Да и с какой бы стати она стала это делать? Она ведь полагала, что за столом будет присутствовать Амелия. Граф сел, не желая признаться самому себе, что разочарован. Ведь он давно привык обедать в одиночестве. Так какая ему разница?
Чед гордо восседал на собственном шотландском пони, пухлой черно-белой лошадке, подаренной ему на четвертый день рождения. Для своего возраста Чед был великолепным наездником. Как и его отец, мальчик с легкостью обходился без седла. На них обоих стоило посмотреть. Граф сидел на огромном охотничьем гунтере, его сын — на толстеньком коротышке-пони. Они проскакали мимо коровьего выгона на свою обычную дорогу. Рядом с ними мчались два борзых волкодава, которые обнюхивали каждое дерево, каждый камень и каждую сусличью норку.
— Папа! — воскликнул Чед. — Посмотри-ка на то бревно! Можно мне через него перескочить?
Впереди, неподалеку от них, подгнивший старый дуб упал рядом с дорогой. Граф внимательно осмотрел дерево; Чед ныл, не отставая от отца.
— Ну пожалуйста, папа! Я ведь могу!
Дерево было куда больше тех препятствий, которые до сих пор приходилось преодолевать Чеду, но граф решил, что его сын вполне может справиться с задачей. Мальчик прекрасно держался на своей лошадке, будто сливаясь с ней, и без седла чувствовал себя на ней даже увереннее, чем на оседланном пони, и равновесие он держал безупречно.
— Подожди минутку, — сказал граф и поскакал к упавшему дубу.
Обогнув дерево, он убедился, что с другой стороны нет ничего, что могло бы представлять опасность для мальчика; тогда он вернулся, но сначала обломил несколько веток, торчащих слишком высоко. Одну ветку он прихватил с собой и протянул ее сыну.
— Хлестни его пару раз, Чед.
Пони, как правило, обладают дурным, переменчивым характером. Пони Чеда был немного лучше, чем другие представители его породы, но все же граф предпочитал не давать лошади никаких шансов взбрыкнуть и сбросить на землю его сына. Чед все отлично понял. Сначала он хлопнул шотландца веткой по плечу, чтобы слегка взбодрить лошадку. Пони вскинул голову и прижал уши. Чед усмехнулся, сжимая пятками его бока и ударяя веткой по крупу. И они пустились в галоп.
— Не давай ему расслабиться! — крикнул вслед граф, с гордостью следя за сыном. Чед скакал великолепно, он полностью подчинил себе своевольную лошадку, и, они, словно слившись воедино, перелетели через лежащее на земле дерево.
Чед завопил от восторга, гладя шотландца и одновременно хлопая его по спине.
— Папа, ты видел?! Ты видел, как мы?!.
— Отлично получилось, — с улыбкой сказал граф. Он приблизился к сыну. — Награди его. — И он протянул Чеду морковку; мальчик тут же скормил ее своему пони.
Но тут мысли графа унеслись далеко. Где могла быть она? Граф с Чедом выбрались из дому после чая. Сам граф, конечно, чай не пил, но ради сына он присутствовал на его чаепитии. Но Джейн так и не появилась. Она ушла из дома уже несколько часов назад. Ник проанализировал свои чувства… и чувства эти ему не понравились. Потому что он слишком тревожился за Джейн.
А что, если она подвернула ногу и не может вернуться в особняк?
А что, если она наткнулась на бродяг?
Они с Чедом продолжали прогулку. Чед наконец угомонился и рассказал отцу все, что накопилось у него на душе. И каждое второе слово мальчика было о Джейн. Сегодня утром она показала ему, как сделать рогатку. И они здорово постреляли из нее, устроили соревнование, а целились в бутылки, поставленные на стену. И он выиграл, с гордостью заявил Чед. А завтра Джейн обещала показать ему, как разговаривать через жестяные банки.
— Через банки? — недоуменно переспросил граф.
— Да, через жестяные, — подтвердил Чед.
Граф видел, что Чеду очень хорошо в обществе Джейн. И он подумал о том, что мальчик отчаянно нуждается в матери, что суровая гувернантка Рэндал даже отдаленно не может заменить ее. Но Ник отбросил эти мысли. Одного брака — в особенности такого, какой был у него, — достаточно на всю оставшуюся жизнь.
Описав круг по лесу, они с Чедом выбрались на тропинку, ведущую назад, к конюшням. Они ехали рядом, молча, их лошади время от времени мягко пофыркивали. Лучи послеполуденного солнца просачивались сквозь густую листву, роняя пятна света на стволы деревьев. Лес сверкал. Где-то впереди журчал по камням ручей, и оттуда же вдруг донеслись звуки смеха и всплески воды.
— Папа, в ручье кто-то купается! — воскликнул Чед.
— Наверное, фермерские ребятишки, — предположил граф, не слишком обратив внимание на слова сына. Он думал о том, что сейчас оставит мальчика дома, а сам отправится на поиски Джейн. Ей не следует уходить надолго, не сказав ни единой душе в доме, куда, собственно, она направляется.
Они выехали на большую поляну, поперек которой протекал ручей. Граф увидел, что он был прав: на берегу, у самой воды, стояли два мальчишки, ловившие рыбу. Граф узнал Джимми, племянника старшего конюха, и его двоюродного брата, бывшего на несколько лет старше… пожалуй, этому парнишке уже сравнялось пятнадцать. А потом он увидел ее.
Дернув поводья, он резко остановил коня.
Джейн стояла у ручья в дальнем конце поляны, в тени деревьев. Как и мальчишки, она зашла в воду по самые бедра. Как и мальчишки, она держала в руках удочку, сделанную из ветки. Как и мальчишки, она вымокла насквозь, до самой макушки. Но на этом сходство заканчивалось.
Блузка и сорочка Джейн от влаги стали почти прозрачными. Они облегали ее молодую грудь, как вторая кожа. Никто не мог бы принять ее за мальчика, никто не смог бы усомниться в том, что перед ним — женщина. Юбка Джейн прилипла к ее ногам, очерчивая стройные бедра и то, что было между ними. Девушку вполне можно было счесть просто обнаженной.
— Джейн! — заверещал Чед. — Джейн! А я тоже хочу ловить рыбу! Папа… папа, можно мне поудить?
Граф был настолько ошеломлен представшим зрелищем, что на время лишился дара речи. А потом почувствовал, как в его душе медленно разгорается горячая, обжигающая ярость. Он взглянул на Джимми и его кузена и каким-то чудом сумел сдержаться.
Джимми было всего двенадцать лет, и граф не обратил на него внимания. Но его кузен… это уже было совсем другое дело. Рыжеволосый парнишка стоял совсем рядом с Джейн; на него падал яркий солнечный луч. О… нет, он не был невинным мальчиком. Он выглядел почти взрослым юношей — высоким и худощавым… почти таким же высоким, как граф. Он что-то говорил Джейн и ухмылялся при этом. Джейн смеялась. Но при звуке голоса Чеда рыбаки замолчали и уставились на всадников.
— Папа, давай рыбу ловить!
— Нет, Чед, — сказал граф, и в его голосе прозвучал такой недвусмысленный, решительный отказ, что Чед сразу замолчал. — Выбирайтесь из воды, Джейн!
Улыбка Джейн угасла. Граф видел, что девушка смущена. Сердце графа забилось вдруг тяжело и часто. Он наблюдал, как Джейн переходит ручей вброд. Ее длинные-длинные ноги были слишком хорошо видны, мокрая юбка обрисовывала каждую выпуклость ее женской плоти, когда девушка карабкалась на берег. Рыжий парень тоже не отводил от нее глаз. И смотрел он отнюдь не с детским интересом. Граф прекрасно видел, как приподнялись между ног штаны рыжего…
— Дерьмо… — прошипел он сквозь зубы.
Джейн остановилась в нескольких ярдах от него.
— Все это, — прорычал граф, — в высшей степени возмутительно.
Джейн удивленно моргнула.
Граф тронул гунтера с места и приблизился к Джейн; и, прежде чем девушка успела шевельнуться, он потянулся к ней и, подхватив, забросил на спину лошади перед собой — так, словно Джейн была каким-то мешком с картошкой!
Джейн попыталась вырваться.
— Сэр! Я не позволю… Да как вы смеете обращаться со мной…
— Не позволите? — поинтересовался он, говоря ей это прямо в ухо. Но он уже и сам понял, что делать этого не следовало. Потому что безупречная попка Джейн очутилась как раз между графскими ногами, и это было для нее не самым удачным местом. Еще минута-другая, и штаны графа не выдержат напряжения.
— Сиди спокойно!!!
— Я вам не ребенок! — продолжала скандалить Джейн. — Вы не смеете обращаться со мной подобным образом!
Он обхватил ее рукой за талию, не давая девушке возможности вертеться.
— В таком случае, — пробормотал он, наклоняясь к ней поближе, — почему вы сами вынуждаете обращаться с вами именно так?
— Мне очень жаль, — безо всякого выражения произнес граф Драгморский. — Но это действительно прощание, Амелия. Все кончено.
Амелия, побледнев, уставилась на него, и забытое ожерелье повисло на ее руке.
— После обеда кучер отвезет тебя в Лессинг. Там в пять часов проходит поезд на Лондон. — И граф повернулся, намереваясь уйти.
Амелия схватила его за руку; лицо женщины перекосилось от злобы и ярости.
— Ублюдок!
Граф замер на месте.
— А я никогда и не утверждал противоположного, — сухо сказал он. Если бы Амелия могла догадаться, что сказала чистую правду!
Она, размахнувшись, ударила его по лицу. Он тыльной стороной ладони потер щеку, словно пытаясь уничтожить след ее прикосновения.
— Ну, теперь тебе легче? Так пойди собери вещи.
— Ублюдок! — выкрикнула она снова, и ее голос надломился. — Я же люблю тебя!
Граф посмотрел на нее, вздернув брови.
— Ты любишь не меня, — грубо сказал он. — Ты любишь вот это, — и он ткнул пальцем себе между ног.
— Это не так! Я люблю тебя, я всегда…
— Избавь меня от своих представлений, — резко перебил ее граф. — Все кончено.
— Но прошлой ночью ничего не было кончено! Граф окинул ее презрительным взглядом.
— Не заставляй меня говорить то, чего мне не хотелось бы произносить вслух.
Амелия вздрогнула.
— Это она. Маленькая блондинка. Это…
— Она моя подопечная, — сказал граф. — Я сейчас подыскиваю для нее хорошую партию. И я проголодался. Ты можешь пообедать со мной, но только в том случае, если не станешь возвращаться к этой теме.
— Ублюдок… — прорыдала Амелия и выбежала из библиотеки.
Граф прошел в столовую и, увидев на столе третий прибор — для Джейн, ощутил некоторое удовольствие.
— Томас, я не думаю, что Амелия захочет обедать. — Он огляделся по сторонам, но Джейн нигде не было. — Подожди еще пять минут, — бросил он дворецкому.
Выйдя из столовой, граф быстро взбежал наверх. Он чувствовал себя так, словно родился заново. Он стал сильнее и энергичнее. Почему? Неужели потому, что осознал свое презрение к любовнице и твердо решил избавиться от этой женщины? Да пожалуй, дело было именно в этом. Жаль только, что он не сделал нужных выводов уже давно.
Он вспомнил, как они с Джейн обедали вместе два дня назад. В памяти воскресла нежная улыбка девушки, когда он налил ей вина — после того, как сам же ужасно нагрубил. Ее манеры были совершенными, безупречными, в то время как он вел себя не лучше деревенского мужика. И он видел, какой ангельский свет вспыхнул в ее глазах, когда он несколько минут назад поздоровался с ней в холле. У него у самого потеплело внутри.
Граф торопливо содрал рубашку и бросил ее на пол. Пройдя в ванную комнату, он тщательно помылся до пояса, умыл лицо. Вытершись насухо, он надел свежую белоснежную рубашку. Потом посмотрел на свои бриджи, сверху донизу заляпанные грязью после утренних трудов. Вздохнув, он сел и сбросил с ног ботинки, сменил штаны, а потом торопливо почистил башмаки грязной рубашкой. Обувшись, он спустился вниз, шагая так быстро и легко, как никогда в жизни.
Джейн все еще не появлялась. Прибор Амелии был убран со стола. Граф несколько минут шагал взад и вперед по столовой, ощущая на себе недоуменный взгляд Томаса и чувствуя себя не в своей тарелке. Он никогда никого не ждал, ни разу за последние четыре года — ведь он почти всегда обедал один. На лице графа, на его высоких скулах вспыхнул легкий румянец.
— Томас, где Джейн?
— Я видел, как она выходила из дома, сэр, но, мне кажется, она еще не возвращалась.
Граф сообразил наконец, что Джейн и не собиралась являться к обеду. Да и с какой бы стати она стала это делать? Она ведь полагала, что за столом будет присутствовать Амелия. Граф сел, не желая признаться самому себе, что разочарован. Ведь он давно привык обедать в одиночестве. Так какая ему разница?
Чед гордо восседал на собственном шотландском пони, пухлой черно-белой лошадке, подаренной ему на четвертый день рождения. Для своего возраста Чед был великолепным наездником. Как и его отец, мальчик с легкостью обходился без седла. На них обоих стоило посмотреть. Граф сидел на огромном охотничьем гунтере, его сын — на толстеньком коротышке-пони. Они проскакали мимо коровьего выгона на свою обычную дорогу. Рядом с ними мчались два борзых волкодава, которые обнюхивали каждое дерево, каждый камень и каждую сусличью норку.
— Папа! — воскликнул Чед. — Посмотри-ка на то бревно! Можно мне через него перескочить?
Впереди, неподалеку от них, подгнивший старый дуб упал рядом с дорогой. Граф внимательно осмотрел дерево; Чед ныл, не отставая от отца.
— Ну пожалуйста, папа! Я ведь могу!
Дерево было куда больше тех препятствий, которые до сих пор приходилось преодолевать Чеду, но граф решил, что его сын вполне может справиться с задачей. Мальчик прекрасно держался на своей лошадке, будто сливаясь с ней, и без седла чувствовал себя на ней даже увереннее, чем на оседланном пони, и равновесие он держал безупречно.
— Подожди минутку, — сказал граф и поскакал к упавшему дубу.
Обогнув дерево, он убедился, что с другой стороны нет ничего, что могло бы представлять опасность для мальчика; тогда он вернулся, но сначала обломил несколько веток, торчащих слишком высоко. Одну ветку он прихватил с собой и протянул ее сыну.
— Хлестни его пару раз, Чед.
Пони, как правило, обладают дурным, переменчивым характером. Пони Чеда был немного лучше, чем другие представители его породы, но все же граф предпочитал не давать лошади никаких шансов взбрыкнуть и сбросить на землю его сына. Чед все отлично понял. Сначала он хлопнул шотландца веткой по плечу, чтобы слегка взбодрить лошадку. Пони вскинул голову и прижал уши. Чед усмехнулся, сжимая пятками его бока и ударяя веткой по крупу. И они пустились в галоп.
— Не давай ему расслабиться! — крикнул вслед граф, с гордостью следя за сыном. Чед скакал великолепно, он полностью подчинил себе своевольную лошадку, и, они, словно слившись воедино, перелетели через лежащее на земле дерево.
Чед завопил от восторга, гладя шотландца и одновременно хлопая его по спине.
— Папа, ты видел?! Ты видел, как мы?!.
— Отлично получилось, — с улыбкой сказал граф. Он приблизился к сыну. — Награди его. — И он протянул Чеду морковку; мальчик тут же скормил ее своему пони.
Но тут мысли графа унеслись далеко. Где могла быть она? Граф с Чедом выбрались из дому после чая. Сам граф, конечно, чай не пил, но ради сына он присутствовал на его чаепитии. Но Джейн так и не появилась. Она ушла из дома уже несколько часов назад. Ник проанализировал свои чувства… и чувства эти ему не понравились. Потому что он слишком тревожился за Джейн.
А что, если она подвернула ногу и не может вернуться в особняк?
А что, если она наткнулась на бродяг?
Они с Чедом продолжали прогулку. Чед наконец угомонился и рассказал отцу все, что накопилось у него на душе. И каждое второе слово мальчика было о Джейн. Сегодня утром она показала ему, как сделать рогатку. И они здорово постреляли из нее, устроили соревнование, а целились в бутылки, поставленные на стену. И он выиграл, с гордостью заявил Чед. А завтра Джейн обещала показать ему, как разговаривать через жестяные банки.
— Через банки? — недоуменно переспросил граф.
— Да, через жестяные, — подтвердил Чед.
Граф видел, что Чеду очень хорошо в обществе Джейн. И он подумал о том, что мальчик отчаянно нуждается в матери, что суровая гувернантка Рэндал даже отдаленно не может заменить ее. Но Ник отбросил эти мысли. Одного брака — в особенности такого, какой был у него, — достаточно на всю оставшуюся жизнь.
Описав круг по лесу, они с Чедом выбрались на тропинку, ведущую назад, к конюшням. Они ехали рядом, молча, их лошади время от времени мягко пофыркивали. Лучи послеполуденного солнца просачивались сквозь густую листву, роняя пятна света на стволы деревьев. Лес сверкал. Где-то впереди журчал по камням ручей, и оттуда же вдруг донеслись звуки смеха и всплески воды.
— Папа, в ручье кто-то купается! — воскликнул Чед.
— Наверное, фермерские ребятишки, — предположил граф, не слишком обратив внимание на слова сына. Он думал о том, что сейчас оставит мальчика дома, а сам отправится на поиски Джейн. Ей не следует уходить надолго, не сказав ни единой душе в доме, куда, собственно, она направляется.
Они выехали на большую поляну, поперек которой протекал ручей. Граф увидел, что он был прав: на берегу, у самой воды, стояли два мальчишки, ловившие рыбу. Граф узнал Джимми, племянника старшего конюха, и его двоюродного брата, бывшего на несколько лет старше… пожалуй, этому парнишке уже сравнялось пятнадцать. А потом он увидел ее.
Дернув поводья, он резко остановил коня.
Джейн стояла у ручья в дальнем конце поляны, в тени деревьев. Как и мальчишки, она зашла в воду по самые бедра. Как и мальчишки, она держала в руках удочку, сделанную из ветки. Как и мальчишки, она вымокла насквозь, до самой макушки. Но на этом сходство заканчивалось.
Блузка и сорочка Джейн от влаги стали почти прозрачными. Они облегали ее молодую грудь, как вторая кожа. Никто не мог бы принять ее за мальчика, никто не смог бы усомниться в том, что перед ним — женщина. Юбка Джейн прилипла к ее ногам, очерчивая стройные бедра и то, что было между ними. Девушку вполне можно было счесть просто обнаженной.
— Джейн! — заверещал Чед. — Джейн! А я тоже хочу ловить рыбу! Папа… папа, можно мне поудить?
Граф был настолько ошеломлен представшим зрелищем, что на время лишился дара речи. А потом почувствовал, как в его душе медленно разгорается горячая, обжигающая ярость. Он взглянул на Джимми и его кузена и каким-то чудом сумел сдержаться.
Джимми было всего двенадцать лет, и граф не обратил на него внимания. Но его кузен… это уже было совсем другое дело. Рыжеволосый парнишка стоял совсем рядом с Джейн; на него падал яркий солнечный луч. О… нет, он не был невинным мальчиком. Он выглядел почти взрослым юношей — высоким и худощавым… почти таким же высоким, как граф. Он что-то говорил Джейн и ухмылялся при этом. Джейн смеялась. Но при звуке голоса Чеда рыбаки замолчали и уставились на всадников.
— Папа, давай рыбу ловить!
— Нет, Чед, — сказал граф, и в его голосе прозвучал такой недвусмысленный, решительный отказ, что Чед сразу замолчал. — Выбирайтесь из воды, Джейн!
Улыбка Джейн угасла. Граф видел, что девушка смущена. Сердце графа забилось вдруг тяжело и часто. Он наблюдал, как Джейн переходит ручей вброд. Ее длинные-длинные ноги были слишком хорошо видны, мокрая юбка обрисовывала каждую выпуклость ее женской плоти, когда девушка карабкалась на берег. Рыжий парень тоже не отводил от нее глаз. И смотрел он отнюдь не с детским интересом. Граф прекрасно видел, как приподнялись между ног штаны рыжего…
— Дерьмо… — прошипел он сквозь зубы.
Джейн остановилась в нескольких ярдах от него.
— Все это, — прорычал граф, — в высшей степени возмутительно.
Джейн удивленно моргнула.
Граф тронул гунтера с места и приблизился к Джейн; и, прежде чем девушка успела шевельнуться, он потянулся к ней и, подхватив, забросил на спину лошади перед собой — так, словно Джейн была каким-то мешком с картошкой!
Джейн попыталась вырваться.
— Сэр! Я не позволю… Да как вы смеете обращаться со мной…
— Не позволите? — поинтересовался он, говоря ей это прямо в ухо. Но он уже и сам понял, что делать этого не следовало. Потому что безупречная попка Джейн очутилась как раз между графскими ногами, и это было для нее не самым удачным местом. Еще минута-другая, и штаны графа не выдержат напряжения.
— Сиди спокойно!!!
— Я вам не ребенок! — продолжала скандалить Джейн. — Вы не смеете обращаться со мной подобным образом!
Он обхватил ее рукой за талию, не давая девушке возможности вертеться.
— В таком случае, — пробормотал он, наклоняясь к ней поближе, — почему вы сами вынуждаете обращаться с вами именно так?
Глава 15
Джейн чувствовала себя униженной.
Граф снял ее с лошади на глазах у Томаса, стоящего на парадном крыльце, а потом, схватив за руку, поволок в дом, через холл, в библиотеку, ногой закрыв за собой дверь с таким грохотом, что эхо прокатилось по всему дому.
Граф Драгморский был в ярости.
— Я же просто ловила рыбу! — задохнувшись, проговорила Джейн. Ей самой показалось, что ее голос звучит как-то странно. И она отчаянно покраснела.
— Ловила рыбу. — Он произнес это таким тоном, что можно было подумать: Джейн валялась на спине, задрав юбку, точь-в-точь как Амелия! Граф шагнул к девушке, и она шарахнулась прочь, но он мгновенно поймал ее за руку и развернул так, что она очутилась спиной к его груди. А потом граф подтолкнул ее вперед, и Джейн очутилась перед огромным зеркалом, стоящим на столике в стиле Людовика XIV.
— Ну, что вы видите? — резко спросил он.
Прежде всего Джейн увидела в вышине позади себя лицо графа, искаженное гневом. Их взгляды встретились.
— Не на меня смотрите! — пробурчал граф сквозь стиснутые зубы. — Полюбуйтесь на себя, Джейн! — И он как следует встряхнул девушку.
Перепуганная, Джейн повиновалась.
И тут же смертельно побледнела.
Расширенными глазами она уставилась на свое отражение. Да, выглядела она… Ее волосы превратились в перепутанную гриву, не меньше трети их давно выскользнули из косы. А потом Джейн заметила собственную блузку… и на ее щеках вспыхнули яркие розовые пятна.
Грудь была прекрасно видна сквозь мокрую ткань.
Она была не просто видна. Крепкие полушария, как зрелые дыни, торчали дерзко и вызывающе. Твердые соски натягивали блузку. Джейн в зеркало посмотрела на графа и увидела, что он следит за движениями ее глаз. И он так крепко держал ее… Джейн покраснела гуще. Граф отпустил ее и резко отошел в сторону.
— У вас вообще есть чувство приличия? — проскрежетал он. Джейн открыла рот, чтобы ответить, — но тут же закрыла его снова.
— Вы что, думаете, что вам двенадцать лет? Неужели вы не заметили, как этот рыжий тип смотрел на вас? Вы что, поощряли его? Еще несколько минут — и он бы просто на вас набросился… и задрал бы юбки вам на голову! — загремел граф, снова хватая Джейн.
Граф снял ее с лошади на глазах у Томаса, стоящего на парадном крыльце, а потом, схватив за руку, поволок в дом, через холл, в библиотеку, ногой закрыв за собой дверь с таким грохотом, что эхо прокатилось по всему дому.
Граф Драгморский был в ярости.
— Я же просто ловила рыбу! — задохнувшись, проговорила Джейн. Ей самой показалось, что ее голос звучит как-то странно. И она отчаянно покраснела.
— Ловила рыбу. — Он произнес это таким тоном, что можно было подумать: Джейн валялась на спине, задрав юбку, точь-в-точь как Амелия! Граф шагнул к девушке, и она шарахнулась прочь, но он мгновенно поймал ее за руку и развернул так, что она очутилась спиной к его груди. А потом граф подтолкнул ее вперед, и Джейн очутилась перед огромным зеркалом, стоящим на столике в стиле Людовика XIV.
— Ну, что вы видите? — резко спросил он.
Прежде всего Джейн увидела в вышине позади себя лицо графа, искаженное гневом. Их взгляды встретились.
— Не на меня смотрите! — пробурчал граф сквозь стиснутые зубы. — Полюбуйтесь на себя, Джейн! — И он как следует встряхнул девушку.
Перепуганная, Джейн повиновалась.
И тут же смертельно побледнела.
Расширенными глазами она уставилась на свое отражение. Да, выглядела она… Ее волосы превратились в перепутанную гриву, не меньше трети их давно выскользнули из косы. А потом Джейн заметила собственную блузку… и на ее щеках вспыхнули яркие розовые пятна.
Грудь была прекрасно видна сквозь мокрую ткань.
Она была не просто видна. Крепкие полушария, как зрелые дыни, торчали дерзко и вызывающе. Твердые соски натягивали блузку. Джейн в зеркало посмотрела на графа и увидела, что он следит за движениями ее глаз. И он так крепко держал ее… Джейн покраснела гуще. Граф отпустил ее и резко отошел в сторону.
— У вас вообще есть чувство приличия? — проскрежетал он. Джейн открыла рот, чтобы ответить, — но тут же закрыла его снова.
— Вы что, думаете, что вам двенадцать лет? Неужели вы не заметили, как этот рыжий тип смотрел на вас? Вы что, поощряли его? Еще несколько минут — и он бы просто на вас набросился… и задрал бы юбки вам на голову! — загремел граф, снова хватая Джейн.