Джойс Бренда. Темный огонь

   Граф знал, что это эгоистично с его стороны, но ему очень хотелось, чтобы пьеса, в которой играла Джейн, сошла со сцены, и поскорее. Ему хотелось забрать свою семью — своих детей и жену — и отправиться в мирное уединение Драгмора, чтобы наслаждаться там жизнью с ними, с ней. Мысль о сельской жизни волновала Ника.
   Но все же он пытался отогнать ее, потому что хотел, чтобы Джейн была счастлива, а ее счастьем была сцена.
   Граф попытался проглотить хоть кусок. Ему это удалось лишь с большим трудом, и он заметил, что аппетит Джейн тоже не слишком хорош. Граф старался не думать о том, что может произойти после ужина. Но в его голове сами собой рождались разные картины…
   … Они поднимаются наверх, останавливаются у двери ее спальни, она желает ему спокойной ночи — и уходит, оставив его в коридоре…
   … Она останавливается у двери, краснеет, не в силах поднять на него взгляд, и ее голос, низкий и робкий, звучит почти неслышно, когда она спрашивает, не хочет ли он войти…
   … Или, еще лучше, она смотрит на него прямо, дерзко и призывно, предлагая вновь разделить с ней то чувственное наслаждение, которое они уже познали, и им не нужно слов. И он входит в спальню следом за ней, принимая ее молчаливое приглашение, и яростно впивается в нее…
   Граф неловко передвинулся на стуле, чувствуя явное неудобство. Им не следовало слишком быстро заканчивать ужин. Граф просто боялся его окончания, боялся самого себя, боялся возможного отказа.
   Джейн вздохнула и аккуратно положила вилку и нож рядом в знак того, что она покончила с едой. Граф тут же оттолкнул свою тарелку и позвал Томаса. Пока дворецкий убирал ненужные приборы, граф смотрел на склоненную голову Джейн, на ее маленькие руки, спокойно лежащие на белой льняной скатерти. Джейн носила только одно кольцо — перстень с рубином, доставшийся ей от матери; на ее руках не было браслетов. Граф тут же решил, что купит ей разные драгоценности. Джейн подняла голову; ее взгляд был неуверенным, но она посмотрела прямо на графа и чуть улыбнулась. Графу захотелось схватить ее и стиснуть в объятиях.
   — Кофе, миледи? Не хотите ли отведать свежего пирожного с малиной? — спросил Томас.
   — Нет, спасибо, — ответила Джейн. — Я ничего больше не хочу. — И она снова посмотрела на графа.
   У него екнуло сердце… он весь сжался. И жестом отпустил Томаса.
   — На сегодня все, спасибо, — онемевшими губами выговорил он. А потом встал, подошел к Джейн и отодвинул ее стул, когда она поднималась. Его руки коснулись ее плеч. И от этого прикосновения по спине графа пробежала дрожь.
   — Спасибо, — с робкой улыбкой сказала Джейн.
   — Хочешь еще немножко вина?
   Она закусила губу, глядя на него огромными голубыми глазами.
   — Нет, я… спасибо, я… пожалуй, я пойду наверх.
   Он долго молча смотрел на нее, потом кивнул. Она пошла вперед, а он — следом.
   Казалось, прошла целая вечность, пока они поднялись на второй этаж. Сердце графа колотилось глухо и болезненно. Пригласит ли она его? Пригласит ли? Этот вопрос, бесконечно повторяясь, мучил графа, терзал его, полностью заняв его ум.
   У двери в спальню Джейн остановилась, не поворачиваясь к графу. Он стоял позади ожидая. Наконец она полуобернулась и посмотрела на него так странно, так неуверенно. Это не было приглашением. Но это не было и отказом. И долгое-долгое мгновение они смотрели друг на друга.
   А потом граф услышал собственный охрипший голос:
   — Ты не хочешь, чтобы я вошел?
   Следующие секунды он выдержал с трудом.
   — Хочу, — шепнула она, наконец, заливаясь краской.
   Граф почувствовал, как на него нахлынула безумная радость. Его глаза засверкали, он улыбнулся. И Джейн улыбнулась. Граф протянул руку и распахнул дверь, и они вошли в спальню рука об руку.

Глава 45

   Едва начав просыпаться, Ник протянул руку к Джейн.
   Но его рука нащупала лишь теплую простыню в том месте, где должна была быть его жена, и задержалась там, пока Ник окончательно сбрасывал сон. И с ясностью в его сознании вспыхнули воспоминания о прошедшей ночи и о том, как пару часов назад он, проснувшись, разбудил Джейн поцелуями, и они снова занялись любовью. В первый раз это было яростно, в последний — нежно и неторопливо. Ник с удивлением обнаружил, что совсем не пресыщен, что снова желает Джейн.
   Он открыл глаза и посмотрел на шелковый, персикового цвета полог над кроватью, прислушиваясь и ожидая ее возвращения. По его лицу расплылась довольная улыбка, смягчившая резкие черты лица. Он никогда не думал, что может чувствовать себя так прекрасно, быть таким спокойным и расслабленным, таким довольным. «Поскорее возвращайся, Джейн. Я хочу тебя, дорогая…»
   Он закрыл глаза. Наберется ли он храбрости, чтобы сказать Джейн, как много она для него значит? Что без нее у него впереди — лишь мрак и отчаяние? Что она — и солнечный свет, и радость его жизни? Что он любит ее?
   Он был трусом. Он боялся ее из-за того, что его чувства к ней были необъятны…
   И тут он услышал отчетливые звуки рвоты.
   Граф мгновенно вскочил с кровати; звук в туалетной комнате повторился. Мрачный и решительный, он бросился туда и обнаружил Джейн стоящей на коленях и склонившейся над раковиной. Лицо ее было бледным до зелени.
   — В чем дело? — воскликнул он, охваченный паникой. Он опустился рядом с ней, обнял ее, и она устало прислонилась к мужу.
   — Джейн, ты больна!
   — Ну, я думаю, это пройдет, — пробормотала она, уткнувшись ему в грудь.
   Он погладил ее по волосам и вдруг застыл, осознав смысл этого утреннего нездоровья. Утренняя тошнота… Он отодвинулся от Джейн и внимательно посмотрел на нее, внезапно насторожившись; он чувствовал себя ужасно, его охватила ярость. Разве утренняя тошнота появляется у женщин не через месяц или около того после зачатия? Ведь не через пару же дней. А Джейн вдруг снова склонилась над раковиной, и ее вырвало еще раз.
   Граф изучающе разглядывал ее, и когда Джейн стало лучше, помог ей подняться на ноги. И продолжал наблюдать за ней, пока она умывалась, полоскала рот и мыла руки. И, как ни странно, в это мгновение тело Джейн ничуть не возбуждало его, хотя и было обнаженным, нежным и гибким, с такими соблазнительными формами. Джейн повернулась к нему со смущенной улыбкой и тут же встревоженно спросила:
   — Николас, что случилось?
   Он горько улыбнулся, с трудом раздвинув губы:
   — Наверное, тебе лучше знать.
   — Но в чем дело? — недоуменно сказала она, и в ее голосе прозвучало искреннее беспокойство. Она коснулась его руки, но он отдернул пальцы. — Ник! — воскликнула она.
   — Ты беременна, — ровным тоном произнес он, глядя на нее холодно и бесчувственно. — И это определенно не мой ребенок.
   Джейн уставилась на него.
   — Чей он?!
   — Бог мой… — прошептала Джейн, касаясь груди Ника, и на ее лице медленно расплылась улыбка.
   Но он продолжал хмуриться.
   — Так кто же отец, Джейн?
   — Я не беременна, — сказала она. — Это просто невозможно… ну, разве что это твое дитя.
   — А мне кажется, что ты беременна, но от меня ли? Утренняя тошнота не может появиться так быстро!
   — Да ты просто балбес! — воскликнула Джейн. — Говорю же тебе, это невозможно, вряд ли это беременность! Ну а если и так, то причиной можешь быть только ты, Ник. Да нет, это просто грипп, я уверена.
   Сердце Ника сжалось. Он схватил Джейн за плечи.
   — Да что ты говоришь! Она погладила его по щеке:
   — У меня не было никого, кроме тебя.
   — Я не понимаю.
   — У меня никогда не было другого мужчины, Николас, вообще никогда.
   Он ошеломлено таращился на нее, нервно сглатывая. А она ослепительно улыбнулась, снова касаясь его щеки.
   — Если я и беременна, милый, то причиной последние несколько дней… или тот день, в библиотеке. Это же так просто!
   — Боже… — простонал Ник. — Джейн, это правда? — Он внезапно охрип и едва мог шевелить языком.
   — Да.
   У нее не было никого, кроме него. Она никогда не отдавалась никому другому. Она была предана ему. Ник внезапно обнял Джейн и прижал к себе, чуть покачиваясь, и по его лицу потекли горячие слезы. «Я люблю тебя, — думал он, видит Бог, я люблю тебя!»
   Но он не произнес ни слова.
   А потом он в очередной раз подумал о том, любит ли она его. Эта мысль заставила его сердце забиться сильно и болезненно. Но она должна любить его! Иначе, почему бы она хранила ему верность все эти годы? Боже, она должна!
   И он вдруг почувствовал, как старое проклятье свалилось с него, что он благословен любовью.
   Ник зарылся лицом в волосы Джейн, обнимая ее.
   — Николас, — прошептала она, гладя его по спине. — Что с тобой?
   Он не ответил. Он лишь крепче сжал ее в объятиях.
   Два дня спустя, вечером, граф отправился в гримерную жены. Он снова просидел в полупустом зале, не в силах отвести глаз от сцены, от Джейн. Она завораживала его своей игрой, и он знал, что навсегда к ней привязан.
   Когда Ник входил, из гримерной вышел темноволосый человек в очках. Это был менеджер «Критериона», и он коротко кивнул графу. Рядом с Джейн сидел Гордон, серьезный и мрачный, но граф смотрел только на жену. Она устроилась на диване, бледная и напряженная, а вокруг лежали десятки белых роз; розы заполнили всю гримерную. Это были его белые розы, и граф улыбнулся.
   — Я вас оставлю, — сказал Гордон. — Доброй ночи, Джейн, Шелтон.
   — Николас! — горестно воскликнула Джейн, как только за Гордоном закрылась дверь.
   В одно мгновение он очутился рядом с ней, схватил ее руки и осыпал их поцелуями.
   — Милая, что случилось?
   — Ты не должен присылать мне столько цветов, — просто сказала она.
   — Пьеса снимается?
   Она кивнула, глядя на него огромными светящимися глазами. Он обнял ее, и она уютно устроилась в его объятиях, закрыв глаза.
   — Будут и другие пьесы, Джейн. А ты была прекрасна. Это я могу засвидетельствовать.
   Она вздохнула.
   — Думаю, ты не слишком объективен. — Она улыбнулась, но тут же снова посерьезнела. — Но это всегда так печально — когда спектакль отживает свое. Как будто кто-то умирает.
   Он гладил ее по волосам, касался пальцем виска. Он хотел только одного: забрать ее и детей и уехать в Драгмор. Но теперь он передумал.
   — Мы останемся в Лондоне, — сказал он. — Не поедем в Драгмор.
   — Что?!
   Он нежно улыбнулся:
   — Я ведь понимаю, как много значит для тебя сцена. Найдется другая пьеса. Все будет в порядке. Забудь о том глупом соглашении, которое мы заключили. Ты прекрасная мать и изумительная актриса, и ты уже доказала, что можешь совмещать эти занятия.
   Глаза Джейн наполнились слезами. Она прижалась к мужу и расплакалась.
   — Джейн… — Ник растерялся. Что он сделал не так? Он просто хотел, чтобы она была счастлива. — Милая, если я что-то не то сказал…
   Она затрясла головой, шмыгая покрасневшим носом.
   — Ты просто ангел, Николас, — мягко сказала она. — Ты великолепен. И твое предложение чудесно.
   Он попытался скрыть удовольствие от ее комплимента, но ему это не удалось.
   — Ну… — Он пожал плечами, но улыбался при этом от уха до уха.
   — Но я сама хочу поехать в Драгмор, — заявила Джейн, гладя его по щеке. — Я хочу побыть наедине с тобой и детьми. Ты ничего не имеешь против?
   — Против? — Он чуть не заорал от восторга. Потом расхохотался, прижимая к себе жену. — Джейн, — низким голосом произнес он, — меня ни разу в жизни не называли ангелом!

Глава 46

   Джейн стояла перед туалетным столом в своей спальне, и по ее лицу бродила мечтательная улыбка, пока Молли застегивала пуговки на спине ее платья. Она ужасно, греховно заспалась сегодня. Но ведь она заснула лишь перед самым рассветом. Улыбка Джейн стала шире. Она вспомнила прошедшую ночь.
   Граф пригласил ее на ужин в один из лучших ресторанов Лондона. Потом они поехали танцевать, потом гуляли вдоль Темзы, рука об руку, а потом…
   Джейн на мгновение прикрыла глаза. Одна лишь мысль об их ночи заставила все ее тело сжаться от желания.
   — Ну, все в порядке, мэм, — сообщила Молли. — Вы так чудесно сегодня выглядите! Лучше чем всегда, если мне можно так сказать.
   Джейн, улыбаясь, оглядела себя в зеркало. Ее глаза были невероятно яркими, они дерзко сверкали глубокой голубизной; щеки горели естественным румянцем, и, конечно, она и вправду сегодня выглядела как никогда.
   — Можно, Молли, — мягко сказала она, и ее душа пела. Она потянулась к заколке для волос, унизанной жемчугом, но замерла, увидя на подзеркальнике маленькую коробку, перевязанную лентой, с засунутой под бант визитной карточкой.
   Молли тоже увидела ее.
   — Еще одна! — взвизгнула она.
   Джейн попыталась нахмуриться, но безуспешно. Она взяла карточку с золотым обрезом. На ней, как и на предыдущих, было написано коротко: «Моей жене, Джейн, от Николаса». Джейн покачала головой. В футляре лежало бриллиантовое колье, стоившее, пожалуй, несколько тысяч фунтов. Молли задохнулась.
   За прошедшую после их примирения неделю граф подарил Джейн чудесный сапфировый гарнитур, невообразимой красоты браслет с рубинами и изумрудами, изысканную нитку жемчуга. А о белых розах уж и говорить не стоило. И теперь еще этот достойный королевы дар. Он явно сошел с ума, этот граф!
   — Должно быть, он вас очень любит, — с трудом выговорила полная обожания Молли. — А вы его не примерите?
   Джейн заставлять было не нужно. С помощью Молли она надела колье. Оно состояло из трех ниток бриллиантов, с крупным камнем-каплей в центре. И оно было безумно дорогим. Ну как ей носить такое?
   — А где граф?
   — Он еще в столовой. — Молли усмехнулась. — Он тоже проспал.
   Джейн смущенно порозовела. И поспешила вниз. Сердце ее трепетало, и она даже не пыталась совладать с ним.
   Как всегда, при виде графа у нее перехватило дыхание. Его темноволосая голова была склонена, он что-то читал. Он был невероятно хорош собой, с бронзовой кожей и черными локонами… а когда он увидел Джейн, его глаза вспыхнули серебром. При виде колье он улыбнулся.
   — С добрым утром, — сказал он интимным, чувственным тоном, заставив Джейн снова вспомнить моменты пылкой страсти, завладевшей ими ночью.
   — Николас… — Она попыталась говорить строго.
   Он уже встал и подошел к ней, обнял за плечи, поцеловал. Джейн, конечно, тут же потеряла голову и ответила со всем пылом… и ему пришлось самому отодвинуться от нее.
   — Может быть, нам лучше подняться наверх? — поддразнил он жену.
   Если бы он сказал это всерьез, ему не пришлось бы долго уговаривать Джейн.
   — Николас, ты не должен больше ничего мне дарить!
   — Тебе это не понравилось? — тут же огорчился он.
   — Это восхитительно! — воскликнула Джейн. — Но это же безумие! Да мне и не нужно столько драгоценностей, ну и, кроме того, ты можешь просто разориться!
   Граф расхохотался, откинув голову.
   — Позволь мне самому заботиться о наших финансовых делах, Джейн! Драгмор приносит неплохой доход, можешь быть уверена!
   — Нет, пожалуйста, — сказала она, садясь. — Не нужно больше подарков.
   — Ну, пообещать не могу, — сказал он, хитро улыбаясь, и Джейн поняла, что не сумела его убедить. И подумала, что Молли, наверное, права. Он любит ее.
   Когда граф наливал Джейн кофе и добавлял сливки, она увидела, что перед ним на столе лежит письмо.
   — От кого это, Николас?
   И увидела, что вся беззаботность графа мгновенно растаяла. Он очень серьезно ответил:
   — Это от моих родителей. Из Техаса.
   Джейн почувствовала какую-то непонятную тревогу в его голосе.
   — Замечательно! Хорошие новости? Он чуть заметно улыбнулся:
   — Похоже, мой плутоватый братец наконец-то попался в ловушку — его поймала суфражистка, не кто-нибудь! Он собирается жениться.
   Джейн очень мало знала о младшем брате Ника, Рете. Ник говорил лишь, что Рет обаятелен, хорош собой, преуспевает в делах и постоянно меняет подруг. Но, похоже, теперь его вольные деньки кончились.
   — Должно быть, это романтическая история, — с легкой задумчивостью заметила Джейн. — Он не похож на тех, кто с легкостью влюбится в девицу, носящую брюки!
   Улыбка Ника была весьма сухой.
   — Да, это не в его духе, верно. — И тут же нахмурился. — Вот паршивец! Влюбился — и ничего мне не написал!
   — Ты его очень любишь, — мягко сказала Джейн. Граф покраснел до самых бровей.
   — Он мой брат, — грубовато бросил он.
   — А твоя сестра? Она в Сан-Франциско?
   — Ну, она замужем, и счастлива, у нее двое детей, и недавно они переехали в новый дом. — Ник улыбнулся. — Наверное, и теперь тоскует по диким денечкам.
   — Диким?
   Ник явно смягчился.
   — Она была настоящим сорванцом, Джейн, и ужасно упрямой. Я до сих пор понять не могу, как это она умудрилась стать настоящей леди.
   — Тебе их не хватает. Граф отвел взгляд.
   — Давай съездим к ним.
   Граф молча посмотрел на нее, и Джейн заметила что-то темное и тревожное в глубине его глаз; хуже того, она ощутила тревогу.
   — Разве Чеду не следовало бы познакомиться с тетей и дядей, с кузенами, с бабушкой и дедушкой?
   Граф, уставясь в стол, вертел в руках нож.
   — Да.
   Джейн умолкла. Что было не так? Она не хотела быть настойчивой, не сейчас, когда их отношения были еще слишком хрупкими, но она чувствовала страдания Ника, отчаяние — что-то такое, темное и тяжелое, что требовало помощи.
   Граф наконец тяжело вздохнул.
   — Я уже думал о том, чтобы свозить Чеда в Техас. Это ведь его наследство, такое же, как Драгмор. — Полные боли глаза Ника посмотрели на Джейн. — Я ведь там родился и вырос.
   Джейн промолчала.
   — Это было так давно, — пробормотал граф, и Джейн поняла, что он говорит о своей последней встрече с родителями.
   — Твои родители здоровы?
   — Да. — Он с трудом улыбнулся. — Они хотят, чтобы я приехал домой. Они уже несколько лет просят меня, чтобы я отправился к ним на запад.
   — Похоже, они очень по тебе скучают, — сказала Джейн. — А ты хочешь поехать?
   Он колебался, переводя взгляд со стола на окно.
   — Да… Нет…
   Джейн накрыла его руку ладонью.
   — Когда бы ты ни решил ехать, я буду готова.
   Он посмотрел ей в глаза, не скрывая благодарности.
   — Спасибо, Джейн.

Глава 47

   В этот же день, поздно вечером, граф остановился на пороге спальни жены. Джейн читала, сидя в постели; в рубашке из тонких французских кружев, с распущенными волосами она являла собой потрясающее зрелище. Она оставила гореть лишь одну лампу, так что спальня была едва освещена. Джейн была воплощением Красоты, и Ник любил ее…
   Ощутив его присутствие, она подняла голову и улыбнулась, откладывая в сторону роман.
   Но он не улыбнулся в ответ. Просто не смог. И не смог шагнуть вперед. Он смотрел на нее. И внутри у него все было натянуто до предела.
   — Николас? — в голосе Джейн прозвучало легкое беспокойство. — Что случилось?
   Ему следует быть готовым. Ему следует понимать, что она может отвергнуть его так же, как отвергла Патриция. Но он все-таки надеялся, что она не возненавидит его, когда узнает, что он на четверть индеец. Ему никогда не забыть ужас и истерику Патриции. А он тогда любил Патрицию… хотя то чувство и сравнивать нечего с тем, что он испытывал к Джейн. И если Джейн откажется от него (а какая-то часть души графа твердила, что скорее всего так оно и будет), он просто не будет знать, что ему делать, как жить. Ему нечем было защититься от презрения и насмешки, которых он ожидал и боялся. А в том, что они последуют, как только она узнает правду, он был уверен. Но все равно он не мог уйти, не испытав Джейн. Ему необходимо было знать.
   — Николас! — Джейн напряженно выпрямилась и побледнела. — Что-то случилось! Ты меня пугаешь!
   Он наконец медленно вошел в спальню, двигаясь как сомнамбула, и остановился в ногах кровати. Он смотрел на Джейн. Отвергнет ли она его?
   — В чем дело? — умоляюще воскликнула Джейн.
   — Я хочу кое-что тебе сказать, — ровным тоном, не выдающим никаких чувств, произнес он.
   — Что?
   — Мой отец был полукровкой, — сказал он и замолчал, ожидая ее реакции.
   Джейн непонимающе моргнула.
   — Извини?
   — Мой отец, — повторил он, повышая голос, — Дерек Брэгг. Он полукровка, наполовину индеец, наполовину белый.
   Глаза Джейн расширились.
   — Так что я, — хрипло продолжил граф, — на четверть краснокожий. Ты поняла?
   Она смотрела на него во все глаза.
   Он ждал, не осмеливаясь дышать, и ему становилось все хуже; он предвидел взрыв презрения, отвращения, ненависти.
   Неожиданно Джейн улыбнулась, но тут же постаралась скрыть улыбку.
   — О, извини, я подумала кое о чем забавном… но, похоже, сейчас не время веселиться. Николас, иди ко мне.
   — Что ты подумала? — напряженно спросил он, не обращая внимания на ее призыв. Да, теперь она может и посмеяться над ним. На это он почему-то не рассчитывал.
   Губы Джейн изогнулись:
   — Я подумала, что именно поэтому у тебя такая темная кожа!
   Он заморгал:
   — Не понял?
   Джейн, вскочив с постели, подошла к нему и, сунув руки в расстегнутый ворот его рубашки, погладила бронзовую кожу.
   — Ты поэтому такой темный. — Она посмотрела ему в глаза и соблазнительно усмехнулась. — Мне определенно нравятся смуглые мужчины.
   Сердце графа вдруг яростно заколотилось.
   — У тебя это не вызывает отвращения?
   — Нет конечно, — мягко сказала она, гладя его по щеке. — С какой стати?
   Он почти не мог поверить этому, он был просто ошеломлен. А она с улыбкой погладила его плечи, руки, обхватила его бедра, сжала ягодицы.
   — Мне определенно нравятся смуглые мужчины! Он зарычал и подхватил ее на руки.
   — Лучше бы тебе нравился только один смуглый мужчина, — завопил он и набросился на нее с яростными поцелуями, словно желая съесть ее. А она крепко обнимала его в ответ.
   Он отнес ее на кровать, уложил и мгновенно очутился на ней. Он дрожал от страсти — и от облегчения.
   Джейн с трудом оторвалась от его жадных губ и погладила мужа по плечу.
   — Николас, все хорошо, — прошептала она. — Все в порядке.
   Он вжал ее в постель, зарываясь лицом в ее шею, в волосы, и застонал, низко и протяжно, освобождаясь от тяжкой душевной муки. Она гладила его по волосам, по спине, а он содрогался с головы до ног, лежа на ней, все его мышцы сводило судорогой. Наконец он поднял голову.
   — Позволь мне любить тебя, Джейн… — умоляюще прошептал он.
   В ответ она обхватила ладонями его лицо и осыпала страстными поцелуями… и ощутила губами слезы.
   Граф лежал на спине, глядя на полог над головой. Джейн лежала рядом, на боку, прижавшись к нему. Они говорили о том, чтобы в начале следующей недели уехать в Драгмор.
   — Джейн, — спросил граф, поворачивая голову, — ты уверена, что не хочешь еще остаться в Лондоне и поработать?
   Она поцеловала его в плечо.
   — Ты милый… Нет, я твердо решила уехать в Драгмор. — Она усмехнулась. — А ты ведь знаешь, какая я упрямая.
   Он улыбнулся, влюбленно глядя на нее.
   — Ты, в самом деле, упрямая?
   — С самого детства! — заявила она. — Если уж я решила что-то сделать, то я это сделаю.
   — Например, решила напугать деревенского хулигана и напугала? Как там его звали?
   — Тимоти Смит, — сказала Джейн. — Ну, он этого заслужил! Только это ерунда! Знаешь, я однажды выиграла сто фунтов в мужском клубе, в «Будли»!
   — Что?!
   Джейн расхохоталась.
   — Это был спор… ну что я не смогу пройти в «Будли». Мне было четырнадцать, и это случилось как раз перед тем, как я оставила труппу и переехала жить к Матильде и Фреду. Несколько молодых актеров поспорили со мной; они были уверены, что выиграют пари. Но выиграла, само собой, я! — И она презрительно сморщила нос.
   — Ну нет, не верю!
   — Но я это сделала! Я переоделась мальчишкой, немножко подгримировалась и отправилась туда с двумя лордами, имевшими репутацию любителей юношей. Они решили, что им ночью предстоит отличное развлечение, и были просто в восторге. Им и в голову не приходило, что я девушка. И никто и не подумал остановить меня, когда я подошла к игорным столам — наверное, там решили, что забавно понаблюдать за молодым дураком, ищущим удачи.
   Граф зарычал:
   — А потом? Как ты избавилась от этих развратных покровителей?
   — Сбежала! — просто ответила Джейн.
   Они замолчали. Джейн придвинулась ближе к мужу и стала ласкать плоский, твердый, как железо, живот графа. Он снова уставился на полог кровати.
   — Я хочу рассказать тебе одну историю, — произнес он наконец очень тихо.
   Джейн посмотрела на него, но глаза графа были закрыты.
   — Жила однажды молодая женщина, недавно вышедшая замуж и недавно овдовевшая. Она была ошеломляюще прекрасна, но очень хрупка… она была даже изящнее, чем ты. Воспитывалась она в монастырской школе во Франции… — Он замолчал.
   Джейн с удивлением смотрела на него, пытаясь угадать, что это за история и зачем граф решил рассказать ее. А он все не открывал глаз.
   — Она жила в Техасе, на самой границе. Когда она добиралась туда из Франции — пешком вдоль Миссисипи, она случайно встретила одного человека, команчеро, наполовину индейца. Он был поражен ее красотой и захотел заполучить ее. И он, вообще-то, сумел ее похитить перед ее первым замужеством, но техасские рейнджеры спасли ее вовремя, он не успел причинить ей вреда. — Граф снова замолчал.
   Джейн тревожно пошевелилась. Она хотела спросить, знал ли граф эту женщину… впрочем, она и так была в этом уверена и побоялась перебивать мужа. Он говорил таким ровным, странным тоном и старался не проявлять никаких чувств, — и это пугало Джейн.