Страница:
— Ох черт!.. — пробормотал он.
— Да уж, без черта тут не обошлось! — Граф схватил стул, тоже уселся и тут же наклонился вперед и уставился на адвоката. — Неужели по закону я и теперь на ней женат? Она пропала шесть лет назад, ее признали мертвой, и вам это хорошо известно.
Фелдинг достал носовой платок и вытер вспотевшее лицо.
— Да, конечно, я помню эту шумную историю. Ох… да, она и теперь ваша жена — и по закону, и в глазах церкви.
Ник яростно выругался. Фелдинг покраснел.
— А кем в таком случае мне приходится Джейн?
— Боюсь, у Джейн в таком случае нет официального положения, да.
— Я хочу развестись.
— О, аннулировать брак будет совсем нетрудно, — просветлел Филдинг. — Поскольку леди Патриция жива, церковь с готовностью расторгнет ваш брак с Джейн.
— Да нет же! Я хочу развестись с этой дерьмовой сукой, с Патрицией! Немедленно начинайте подготовку к процессу!
Фелдинг разинул рот. Развод, конечно, не был исключительным событием, в особенности в высших кругах общества, но все же это был крайний выход, и он грозил немалым скандалом.
— Вы уверены?
— На все сто процентов. Сколько времени это займет?
— Обычно такой процесс занимает около года.
— Ч-черт!
— Но… — Фелдинг обрадованно улыбнулся. — В данном случае мы имеем особые обстоятельства. Ваша жена бросила вас, признана погибшей, вы снова женились… ну, с учетом всех сторон дела… думаю, можно будет это немного ускорить.
— О Боже! — закричал граф. — Боже!
— Я сейчас же начну подготовку материалов, — сказал Фелдинг, доставая блокнот и карандаш и что-то записывая.
Граф направился к своему письменному столу и вернулся с двумя конвертами в руках.
— Это вам… аванс за хорошую работу, — сказал он. Фелдинг смутился.
— Благодарю вас, милорд, но в этом нет необходимости…
— А это — на тот случай, если вам придется платить кому-нибудь за помощь. Я хочу, чтобы все было сделано как можно быстрее, — сказал граф, всовывая в руку адвоката второй конверт. В каждом из конвертов лежало по тысяче фунтов.
— О, это, безусловно, облегчит мою задачу! — сказал Генри Фелдинг.
Едва пробило одиннадцать, как экипаж графа Драгморского, с черно-золотыми гербами на дверцах, остановился перед домом в Кларендоне.
Поместье Кларендон располагалось в Кенте, в пяти часах езды от Лондона. Оно раскинулось на двенадцати тысячах акров, большую часть которых давным-давно, из-за плохого управления, пришлось отдать в аренду. Сам особняк, в стиле Тюдор, был выстроен в царствование Генриха VII, а впоследствии, в царствование королевы Елизаветы, к нему были сделаны пристройки; но потом постепенно добавлялись все новые и новые строения — ив результате возникло огромное бестолковое сооружение, довольно уродливое. Нику никогда не нравилось это место.
Ник твердо решил сообщить Патриции о предстоящем разводе. И чтобы сделать это, он весь вечер провел в пути. Граф решительно спрыгнул на землю; навстречу ему выбежали бледные, перепуганные слуги, без сомнения так же потрясенные появлением Патриции, как и сам граф. Граф знал, что она приехала сюда не более шести часов назад.
— Миледи спит, — доложил Нику дворецкий, имени которого граф никогда не мог запомнить; в голосе слуги звучало явное пренебрежение.
Граф высокомерно остановился в обширном холле; его губы скривила жестокая усмешка.
— Так разбудите, ее. Я буду ее ждать в библиотеке через пятнадцать минут. Если она не явится, я поднимусь наверх и сам приведу ее. Даже если придется вытащить ее из постели.
Дворецкий шарахнулся прочь.
Граф быстро прошагал через холл и принялся открывать одну дверь за другой в поисках библиотеки. Он обнаружил большой танцевальный зал, музыкальную комнату, маленькую гостиную, большую гостиную. Наконец он отыскал нужное ему помещение и сразу направился к буфету и налил себе французского «бордо». Вино оказалось весьма неплохим.
Патриция появилась не через пятнадцать, а через двадцать минут, и сна у нее не было ни в одном глазу.
— Что все это значит? — надменно поинтересовалась она, явно чувствуя себя уверенно в доме своих предков.
Он оглядел ее бархатный халат.
— У меня есть новости, которые необходимо обсудить.
— Именно сейчас? Посреди ночи?
— Именно сейчас, посреди ночи. Я развожусь с тобой. Патриция.
Она побледнела.
— И я честно предупреждаю тебя об этом. Но должен заметить, что честности с моей стороны ты ничем не заслужила. Но я и не позволю тебе всю жизнь мешать мне и связывать меня. Ты получишь поместье и обеспечение, но Кларендон принадлежит Чеду. Впрочем, я могу позволить тебе пожить здесь какое-то время.
— Ах ты, жалкий ублюдок! — прошипела Патриция. — Я не желаю разводиться! Это скандал! Мне его не пережить!
— Патриция, ты, похоже, не в состоянии разумно рассуждать, — сказал граф. — Ты уже вызвала скандал, воскреснув из мертвых.
— Но у меня есть прекрасное объяснение! Я с трудом спаслась из огня и от страха потеряла память! — бешено закричала Патриция. — Я стану любимицей света, вот увидишь!
— Вообще-то, мне твое согласие не нужно, — сообщил ей граф. — Ты ничего не сможешь сделать после того, как бросила меня и ребенка.
— Но я ничего не помню! — сказала она, уже взяв себя в руки, и по ее лицу скользнула ледяная усмешка.
Он с улыбкой посмотрел на нее:
— Ты хочешь сразиться со мной? И полагаешь, что можешь победить?
Она лишь самоуверенно взглянула ему в глаза.
Его улыбка стала шире; сверкнули белые, ровные зубы.
— Патриция, если я не получу развода, я превращу твою жизнь в ад!
Она уставилась на него сверкающими глазами; ее ноздри расширились, щеки порозовели.
— Ты когда-то отвергла меня… из-за моей индейской крови. — Он снова сверкнул зубами и шагнул к Патриции. — Но ведь в моих венах по-прежнему течет все та же кровь. Мои предки любили снимать скальпы с бледнолицых вроде тебя, Патриция. А потом вешали эти скальпы, страшные и окровавленные, себе на пояс.
Патриция побелела.
— Осмелюсь предположить, — продолжал граф, — что и мой отец снял скальп-другой… тебе это понятно, Патриция?
— Ты лжешь, — потрясено прошептала она. В ответ он зарычал.
— Тебе бы лучше молиться о том, чтобы я поскорее получил развод, Патриция. Потому что если его не будет, между нами не останется никаких соглашений, никаких раздельных спален и прочего. Я стану твоим мужем в полном смысле этого слова и буду обладать тобой, когда мне вздумается, и наплевать мне будет на твои чувства! А если ты начнешь сопротивляться, я тебя буду брать силой. И все то время, пока мы будем женаты, твоя жизнь будет настоящим адом!
На глазах Патриции выступили слезы.
— Ублюдок!
— Это точно, — согласился он.
— Ну и получай свой развод, получай! — закричала она. — Я всем расскажу свою историю, и мне все будут сочувствовать, и я найду себе нового мужа! И не какого-нибудь индейца-полукровку!
— Я и не сомневаюсь, что ты встанешь на все четыре лапы, как кошка, — беспечно бросил граф и тут же раскланялся. — Я буду сообщать тебе о ходе процесса.
Граф подъехал к дому на Глосестер-стрит, когда рассвет лишь начинался и небо еще было розовато-лиловым.
Он на секунду остановился перед воротами. Утро было туманным, и клубы густого тумана окутывали все вокруг. Дом казался неживым, пустынным, слишком тихим. Но, конечно, ему это лишь показалось, ведь там, в доме, были Джейн и его дочь, и они мирно спали. Граф зашагал вперед, стремясь поскорее сообщить Джейн хорошие новости и упросить потерпеть, продержаться совсем немного, пока минует этот тяжкий период.
Очень скоро он разведется, и они с Джейн поженятся заново.
Сердце Ника затрепетало при этой мысли. Но чем ближе он подходил к дому, тем все более мрачнел. Что-то показалось ему не так, в душу закралось странное подозрение. В доме было чертовски тихо! И все ярко-желтые ставни были плотно закрыты. Это поразило его сильнее всего. Он напрягся, стараясь услышать хоть какой-нибудь звук, может быть голосок Николь, всегда просыпавшейся чуть свет. Но он ничего не услышал, совсем ничего, даже птицы не чирикали возле дома. Граф, конечно, понимал, что еще слишком рано и даже молочники еще не появлялись на улицах.
Он позвонил у двери, нетерпеливо переступая с ноги на ногу. Уж Молли-то наверняка встала, она должна готовить завтрак для своей хозяйки. Ответа не последовало, и граф позвонил еще раз, потом еще и еще… Он попытался заглянуть в одно не закрытое ставнями окно, но занавески внутри были плотно задернуты.
Граф вдруг испугался.
Он, что есть силы, ударил кулаком в дверь и закричал:
— Молли! Открывай! Это я, граф Драгморский!
Но внутри по-прежнему было тихо, словно дом опустел.
Но это невозможно, подумал граф, поспешно направляясь к черному ходу. Маленький дворик, в котором он качал Николь на розовых качелях, зарос травой. Граф подергал дверь кухни, но она оказалась запертой. Однако окна кухни не были занавешены, и граф заглянул внутрь. Там было аккуратно прибрано и все выглядело холодным… словно никто давным-давно уже не заходил туда.
Графу стало нехорошо.
Их не было в доме. Граф внезапно понял это.
Граф яростно огляделся по сторонам и решительно схватил валявшийся неподалеку камень. Он мгновенно разбил стекло задней двери и, небрежно отшвырнув ногой посыпавшиеся осколки, просунул руку внутрь и отпер замок. Дверь распахнулась.
Граф ворвался в пустую безупречно прибранную кухню, оттуда стремительно прошел в столовую с покрытым пылью столом и, перескакивая через две ступеньки, помчался наверх. Он рывком открыл дверь спальни Джейн и позвал жену. Но спальня была пуста, кровать застлана.
Не веря собственным глазам. Ник бросился к гардеробной… но она тоже была абсолютно пуста.
Джейн здесь не было.
Она сюда не приезжала, она не входила в этот дом.
Это открытие настолько ошеломило графа, что он, как во сне, подошел к окну и, отодвинув занавеску, тупо уставился в туман.
Где она? Куда она уехала? И почему, великий Боже?
И вдруг граф завыл, глядя в туман, завыл, как волк. Она бросила его. Она снова бросила его.
— Джейн! — закричал он, зажмурив глаза. — Джейн, Джейн, ты не можешь меня оставить! Ты не можешь снова оставить меня!
Но ответа не было.
Дом хранил тишину, дом молчал…
— Но почему?! — выкрикнул граф, стиснув кулаки. — Почему?!
Частъ третья
Глава 51
Глава 52
— Да уж, без черта тут не обошлось! — Граф схватил стул, тоже уселся и тут же наклонился вперед и уставился на адвоката. — Неужели по закону я и теперь на ней женат? Она пропала шесть лет назад, ее признали мертвой, и вам это хорошо известно.
Фелдинг достал носовой платок и вытер вспотевшее лицо.
— Да, конечно, я помню эту шумную историю. Ох… да, она и теперь ваша жена — и по закону, и в глазах церкви.
Ник яростно выругался. Фелдинг покраснел.
— А кем в таком случае мне приходится Джейн?
— Боюсь, у Джейн в таком случае нет официального положения, да.
— Я хочу развестись.
— О, аннулировать брак будет совсем нетрудно, — просветлел Филдинг. — Поскольку леди Патриция жива, церковь с готовностью расторгнет ваш брак с Джейн.
— Да нет же! Я хочу развестись с этой дерьмовой сукой, с Патрицией! Немедленно начинайте подготовку к процессу!
Фелдинг разинул рот. Развод, конечно, не был исключительным событием, в особенности в высших кругах общества, но все же это был крайний выход, и он грозил немалым скандалом.
— Вы уверены?
— На все сто процентов. Сколько времени это займет?
— Обычно такой процесс занимает около года.
— Ч-черт!
— Но… — Фелдинг обрадованно улыбнулся. — В данном случае мы имеем особые обстоятельства. Ваша жена бросила вас, признана погибшей, вы снова женились… ну, с учетом всех сторон дела… думаю, можно будет это немного ускорить.
— О Боже! — закричал граф. — Боже!
— Я сейчас же начну подготовку материалов, — сказал Фелдинг, доставая блокнот и карандаш и что-то записывая.
Граф направился к своему письменному столу и вернулся с двумя конвертами в руках.
— Это вам… аванс за хорошую работу, — сказал он. Фелдинг смутился.
— Благодарю вас, милорд, но в этом нет необходимости…
— А это — на тот случай, если вам придется платить кому-нибудь за помощь. Я хочу, чтобы все было сделано как можно быстрее, — сказал граф, всовывая в руку адвоката второй конверт. В каждом из конвертов лежало по тысяче фунтов.
— О, это, безусловно, облегчит мою задачу! — сказал Генри Фелдинг.
Едва пробило одиннадцать, как экипаж графа Драгморского, с черно-золотыми гербами на дверцах, остановился перед домом в Кларендоне.
Поместье Кларендон располагалось в Кенте, в пяти часах езды от Лондона. Оно раскинулось на двенадцати тысячах акров, большую часть которых давным-давно, из-за плохого управления, пришлось отдать в аренду. Сам особняк, в стиле Тюдор, был выстроен в царствование Генриха VII, а впоследствии, в царствование королевы Елизаветы, к нему были сделаны пристройки; но потом постепенно добавлялись все новые и новые строения — ив результате возникло огромное бестолковое сооружение, довольно уродливое. Нику никогда не нравилось это место.
Ник твердо решил сообщить Патриции о предстоящем разводе. И чтобы сделать это, он весь вечер провел в пути. Граф решительно спрыгнул на землю; навстречу ему выбежали бледные, перепуганные слуги, без сомнения так же потрясенные появлением Патриции, как и сам граф. Граф знал, что она приехала сюда не более шести часов назад.
— Миледи спит, — доложил Нику дворецкий, имени которого граф никогда не мог запомнить; в голосе слуги звучало явное пренебрежение.
Граф высокомерно остановился в обширном холле; его губы скривила жестокая усмешка.
— Так разбудите, ее. Я буду ее ждать в библиотеке через пятнадцать минут. Если она не явится, я поднимусь наверх и сам приведу ее. Даже если придется вытащить ее из постели.
Дворецкий шарахнулся прочь.
Граф быстро прошагал через холл и принялся открывать одну дверь за другой в поисках библиотеки. Он обнаружил большой танцевальный зал, музыкальную комнату, маленькую гостиную, большую гостиную. Наконец он отыскал нужное ему помещение и сразу направился к буфету и налил себе французского «бордо». Вино оказалось весьма неплохим.
Патриция появилась не через пятнадцать, а через двадцать минут, и сна у нее не было ни в одном глазу.
— Что все это значит? — надменно поинтересовалась она, явно чувствуя себя уверенно в доме своих предков.
Он оглядел ее бархатный халат.
— У меня есть новости, которые необходимо обсудить.
— Именно сейчас? Посреди ночи?
— Именно сейчас, посреди ночи. Я развожусь с тобой. Патриция.
Она побледнела.
— И я честно предупреждаю тебя об этом. Но должен заметить, что честности с моей стороны ты ничем не заслужила. Но я и не позволю тебе всю жизнь мешать мне и связывать меня. Ты получишь поместье и обеспечение, но Кларендон принадлежит Чеду. Впрочем, я могу позволить тебе пожить здесь какое-то время.
— Ах ты, жалкий ублюдок! — прошипела Патриция. — Я не желаю разводиться! Это скандал! Мне его не пережить!
— Патриция, ты, похоже, не в состоянии разумно рассуждать, — сказал граф. — Ты уже вызвала скандал, воскреснув из мертвых.
— Но у меня есть прекрасное объяснение! Я с трудом спаслась из огня и от страха потеряла память! — бешено закричала Патриция. — Я стану любимицей света, вот увидишь!
— Вообще-то, мне твое согласие не нужно, — сообщил ей граф. — Ты ничего не сможешь сделать после того, как бросила меня и ребенка.
— Но я ничего не помню! — сказала она, уже взяв себя в руки, и по ее лицу скользнула ледяная усмешка.
Он с улыбкой посмотрел на нее:
— Ты хочешь сразиться со мной? И полагаешь, что можешь победить?
Она лишь самоуверенно взглянула ему в глаза.
Его улыбка стала шире; сверкнули белые, ровные зубы.
— Патриция, если я не получу развода, я превращу твою жизнь в ад!
Она уставилась на него сверкающими глазами; ее ноздри расширились, щеки порозовели.
— Ты когда-то отвергла меня… из-за моей индейской крови. — Он снова сверкнул зубами и шагнул к Патриции. — Но ведь в моих венах по-прежнему течет все та же кровь. Мои предки любили снимать скальпы с бледнолицых вроде тебя, Патриция. А потом вешали эти скальпы, страшные и окровавленные, себе на пояс.
Патриция побелела.
— Осмелюсь предположить, — продолжал граф, — что и мой отец снял скальп-другой… тебе это понятно, Патриция?
— Ты лжешь, — потрясено прошептала она. В ответ он зарычал.
— Тебе бы лучше молиться о том, чтобы я поскорее получил развод, Патриция. Потому что если его не будет, между нами не останется никаких соглашений, никаких раздельных спален и прочего. Я стану твоим мужем в полном смысле этого слова и буду обладать тобой, когда мне вздумается, и наплевать мне будет на твои чувства! А если ты начнешь сопротивляться, я тебя буду брать силой. И все то время, пока мы будем женаты, твоя жизнь будет настоящим адом!
На глазах Патриции выступили слезы.
— Ублюдок!
— Это точно, — согласился он.
— Ну и получай свой развод, получай! — закричала она. — Я всем расскажу свою историю, и мне все будут сочувствовать, и я найду себе нового мужа! И не какого-нибудь индейца-полукровку!
— Я и не сомневаюсь, что ты встанешь на все четыре лапы, как кошка, — беспечно бросил граф и тут же раскланялся. — Я буду сообщать тебе о ходе процесса.
Граф подъехал к дому на Глосестер-стрит, когда рассвет лишь начинался и небо еще было розовато-лиловым.
Он на секунду остановился перед воротами. Утро было туманным, и клубы густого тумана окутывали все вокруг. Дом казался неживым, пустынным, слишком тихим. Но, конечно, ему это лишь показалось, ведь там, в доме, были Джейн и его дочь, и они мирно спали. Граф зашагал вперед, стремясь поскорее сообщить Джейн хорошие новости и упросить потерпеть, продержаться совсем немного, пока минует этот тяжкий период.
Очень скоро он разведется, и они с Джейн поженятся заново.
Сердце Ника затрепетало при этой мысли. Но чем ближе он подходил к дому, тем все более мрачнел. Что-то показалось ему не так, в душу закралось странное подозрение. В доме было чертовски тихо! И все ярко-желтые ставни были плотно закрыты. Это поразило его сильнее всего. Он напрягся, стараясь услышать хоть какой-нибудь звук, может быть голосок Николь, всегда просыпавшейся чуть свет. Но он ничего не услышал, совсем ничего, даже птицы не чирикали возле дома. Граф, конечно, понимал, что еще слишком рано и даже молочники еще не появлялись на улицах.
Он позвонил у двери, нетерпеливо переступая с ноги на ногу. Уж Молли-то наверняка встала, она должна готовить завтрак для своей хозяйки. Ответа не последовало, и граф позвонил еще раз, потом еще и еще… Он попытался заглянуть в одно не закрытое ставнями окно, но занавески внутри были плотно задернуты.
Граф вдруг испугался.
Он, что есть силы, ударил кулаком в дверь и закричал:
— Молли! Открывай! Это я, граф Драгморский!
Но внутри по-прежнему было тихо, словно дом опустел.
Но это невозможно, подумал граф, поспешно направляясь к черному ходу. Маленький дворик, в котором он качал Николь на розовых качелях, зарос травой. Граф подергал дверь кухни, но она оказалась запертой. Однако окна кухни не были занавешены, и граф заглянул внутрь. Там было аккуратно прибрано и все выглядело холодным… словно никто давным-давно уже не заходил туда.
Графу стало нехорошо.
Их не было в доме. Граф внезапно понял это.
Граф яростно огляделся по сторонам и решительно схватил валявшийся неподалеку камень. Он мгновенно разбил стекло задней двери и, небрежно отшвырнув ногой посыпавшиеся осколки, просунул руку внутрь и отпер замок. Дверь распахнулась.
Граф ворвался в пустую безупречно прибранную кухню, оттуда стремительно прошел в столовую с покрытым пылью столом и, перескакивая через две ступеньки, помчался наверх. Он рывком открыл дверь спальни Джейн и позвал жену. Но спальня была пуста, кровать застлана.
Не веря собственным глазам. Ник бросился к гардеробной… но она тоже была абсолютно пуста.
Джейн здесь не было.
Она сюда не приезжала, она не входила в этот дом.
Это открытие настолько ошеломило графа, что он, как во сне, подошел к окну и, отодвинув занавеску, тупо уставился в туман.
Где она? Куда она уехала? И почему, великий Боже?
И вдруг граф завыл, глядя в туман, завыл, как волк. Она бросила его. Она снова бросила его.
— Джейн! — закричал он, зажмурив глаза. — Джейн, Джейн, ты не можешь меня оставить! Ты не можешь снова оставить меня!
Но ответа не было.
Дом хранил тишину, дом молчал…
— Но почему?! — выкрикнул граф, стиснув кулаки. — Почему?!
Частъ третья
ВОЗВРАЩЕНИЕ В РАЙ
Глава 51
Нью-Йорк, 1876 год
Нью-Йорк осень пришла рано. Джейн торопливо шла по Пятой авеню, и ее щеки покалывало легким морозцем. Старые дубы, растущие по периметру парка, начали желтеть, их листья сверкали на солнце яркими красками. Белки, уже собравшие на зиму изрядные запасы, суетились в ветвях. На ярко-голубом небе не было ни облачка, и солнце проливало на землю по-осеннему теплые лучи. В воздухе чувствовалось приближение снегопадов. Но Джейн спешила, не обращая ни на что внимания.
Она чувствовала себя плохо как никогда.
«Боже, — в тысячный раз мысленно восклицала она, — как мне справиться со всем этим?!»
Ей было совсем не легко покинуть Англию, покинуть Ника. Но у нее не оставалось выбора. Жить в Лондоне в качестве его любовницы — а это и было очевидным выходом, — для нее означало медленную смерть. Джейн, любя графа всей душой, бесконечно, просто не могла делить его с другой женщиной… к тому же той самой, которую он когда-то любил, давно, до Джейн. Кроме того, побывав уже его женой, Джейн не представляла, как могла бы стать его любовницей.
Вообще-то, она не собиралась уезжать из Лондона так внезапно и уж совсем не собиралась ехать в Америку. Она вместе с Молли и Николь приехала в дом на Глосестер-стрит, потрясенная и оцепеневшая, не будучи в состоянии даже плакать. Дом был пуст и заброшен, в нем не было ни тепла, ни уюта. Джейн остановилась посреди гостиной, между свернутыми коврами и укрытой чехлами мебелью, огляделась по сторонам — все было прибранным и голым, и ни одной из милых ее сердцу мелочей здесь не осталось… и она поняла, что не сможет жить в этом доме. Если она здесь поселится, то не сумеет устоять перед Николасом. И если он примется умолять ее стать его любовницей, она ему не откажет. И Джейн решила уехать в Париж.
Но ей нужны были деньги.
Она послала тревожную записку Линдлею, и он тут же явился. И именно Линдлей убедил ее отправиться не во Францию, а в Нью-Йорк, вместе с ним, потому что он как раз собирался в деловую поездку в Америку. Он собирался отбыть в течение десяти ближайших дней. Джейн заявила, что поедет с ним, если они отправятся прямо сегодня, в крайнем случае завтра, на первом же корабле. И Джейн поняла, что Линдлей по-прежнему любит ее, потому что он обрадовался возможности немедленно увезти ее от Николаса как можно дальше.
Джейн устроилась в Регент-отеле, на Шестой авеню. На нее не произвели ни малейшего впечатления ни мраморные колонны, ни расписанные фресками потолки, ни роскошные хрустальные люстры, ни пышные персидские ковры. Она давно привыкла к роскоши. И сейчас, когда она торопливо поднималась к своему номеру, соединенному с номером Линдлея, она думала совсем о другом.
Должна ли она сообщить Нику?
Должна ли она сказать Линдлею?
Как ей сейчас не хватало Николаса!
Сердце Джейн болело, каждый новый день начинался с нового приступа боли, все прошедшие месяцы. И теперь Джейн уже поняла, что ей никогда не разлюбить Николаса.
Джейн вошла в свой номер и бросила на стол пакеты. Она ходила по магазинам. Как только она села на диван, чтобы немного отдохнуть, как полированная дверь красного дерева, соединяющая ее номер с номером Линдлея, открылась и вошел Джонатан.
— Джейн! Я уже начал беспокоиться! Вы должны были вернуться несколько часов назад!
Она едва глянула на него.
— Я гуляла в парке.
— Гуляли по парку? — скептическим тоном переспросил Линдлей. — Что случилось! Вы ужасно выглядите.
Джейн внезапно решилась сказать ему все и тут же выпалила:
— Я беременна!
Он отшатнулся, потрясенный.
Джейн почувствовала, как на ее глазах вскипают слезы.
— Черт, черт, черт! — в отчаянии выругалась она, но тут же спохватилась и раскаялась: — О нет, нет, я хочу его ребенка, конечно же, хочу!
— Просто поверить не могу! — выдохнул Линдлей.
— Он должен об этом узнать, — сказала Джейн, и ей стало не по себе при воспоминании о том, как она скрывала от графа Николь. — Я должна сказать ему. Я напишу письмо.
— Нет! Он же сразу приедет за вами! Джейн печально посмотрела на него.
— Я ведь не собираюсь писать ему прямо сегодня, Джон. Я напишу через несколько месяцев, когда он уже перестанет желать меня… тогда он и узнает обо всем.
Линдлей открыл рот — и снова закрыл его. Потом коснулся плеча Джейн, погладил. И наконец сказал:
— Что я могу сделать для вас?
— Ничего, — грустно улыбнулась она.
— Может быть, не пойдем сегодня в гости?
Джейн посмотрела на него, и в ее сердце шевельнулась тревога. Они были приглашены на ужин к Рету Брэггу. Рет — брат Николаса. Конечно, он был давно знаком с Линдлеем, они не раз встречались во время приездов Рета в Лондон, к брату. Линдлей с Ретом случайно встретились в мужском клубе в Нью-Йорке, и Рет пригласил Линдлея поужинать с ним и его молодой женой, Грэйс. Джейн не хотелось туда идти. Разумеется, Рет не знал, что она была любовницей его брата, что она — мать ребенка Николаса. Но все же Джейн хотелось бы держаться подальше от Рета; в этом знакомстве она ощущала какую-то угрозу, пусть даже оно останется поверхностным… Но Линдлей уговорил ее принять приглашение. «Почему бы и не провести один-единственный вечер с приятными людьми, — сказал он, — вы ведь совсем не имеете развлечений…» — и Джейн уступила. К несчастью — или к счастью, — они с Грэйс мгновенно подружились. И теперь, когда прошло уже две недели, Грэйс знала о Джейн все, что только можно было знать, а Джейн знала все о Грэйс. Грэйс знала даже, что Джейн оставила в Лондоне большую любовь… ей лишь неизвестно было, что любовь эта — брат ее мужа. Джейн вообще старалась не упоминать о том, что знает Николаса, умалчивая об этом периоде своей жизни. Джейн знала, что и Рет, и Грэйс считают их с Линдлеем любовниками и что им обоим это чрезвычайно нравится.
Джейн внезапно поняла, что ей хочется увидеть Грэйс. Она хотела довериться подруге — во всем. Конечно, ей не следовало этого делать, она не должна. Но, по крайней мере, можно поговорить о ее положении, поплакаться на теплом плече подруги.
— Нет, я хочу пойти, я хочу повидаться с Грэйс.
Но Линдлей не слышал ее слов. Он пристально смотрел на нее.
— Джейн, — сказал он, — а ведь это выход. Джейн удивленно моргнула.
— Выходите за меня замуж!
— Я не могу!
— Очень даже можете! Шелтон женат на Патриции. Поймите это, Джейн, поймите! Черт побери, я просто видеть не могу, как вы страдаете! Его жена — Патриция! Вы беременны, вы одиноки. Мы с вами старые друзья. Более того, я люблю вас, я буду страшно счастлив заботиться о вас, стать отцом вашего ребенка! Неужели вам хочется, чтобы малыш считался незаконнорожденным?
Джейн вздрогнула.
— Я не знаю, Джон… мне надо подумать.
— Подумайте. — Он склонился к ней, коснулся ее щеки. — Я всегда рядом. Я всегда готов вам помочь. Думаю, я уже доказал это, и не раз. Вы знаете, что можете на меня положиться, можете мне довериться.
Он встал и ушел в свои комнаты. Джейн смотрела ему вслед. Потом, закусив дрожащую нижнюю губу, упала на диван и прижалась щекой к подушке. Должна ли она выйти замуж за Линдлея?
О Боже! Что еще уготовила ей Судьба?
— Николас… — прошептала Джейн. — Что же мне делать?
Нью-Йорк осень пришла рано. Джейн торопливо шла по Пятой авеню, и ее щеки покалывало легким морозцем. Старые дубы, растущие по периметру парка, начали желтеть, их листья сверкали на солнце яркими красками. Белки, уже собравшие на зиму изрядные запасы, суетились в ветвях. На ярко-голубом небе не было ни облачка, и солнце проливало на землю по-осеннему теплые лучи. В воздухе чувствовалось приближение снегопадов. Но Джейн спешила, не обращая ни на что внимания.
Она чувствовала себя плохо как никогда.
«Боже, — в тысячный раз мысленно восклицала она, — как мне справиться со всем этим?!»
Ей было совсем не легко покинуть Англию, покинуть Ника. Но у нее не оставалось выбора. Жить в Лондоне в качестве его любовницы — а это и было очевидным выходом, — для нее означало медленную смерть. Джейн, любя графа всей душой, бесконечно, просто не могла делить его с другой женщиной… к тому же той самой, которую он когда-то любил, давно, до Джейн. Кроме того, побывав уже его женой, Джейн не представляла, как могла бы стать его любовницей.
Вообще-то, она не собиралась уезжать из Лондона так внезапно и уж совсем не собиралась ехать в Америку. Она вместе с Молли и Николь приехала в дом на Глосестер-стрит, потрясенная и оцепеневшая, не будучи в состоянии даже плакать. Дом был пуст и заброшен, в нем не было ни тепла, ни уюта. Джейн остановилась посреди гостиной, между свернутыми коврами и укрытой чехлами мебелью, огляделась по сторонам — все было прибранным и голым, и ни одной из милых ее сердцу мелочей здесь не осталось… и она поняла, что не сможет жить в этом доме. Если она здесь поселится, то не сумеет устоять перед Николасом. И если он примется умолять ее стать его любовницей, она ему не откажет. И Джейн решила уехать в Париж.
Но ей нужны были деньги.
Она послала тревожную записку Линдлею, и он тут же явился. И именно Линдлей убедил ее отправиться не во Францию, а в Нью-Йорк, вместе с ним, потому что он как раз собирался в деловую поездку в Америку. Он собирался отбыть в течение десяти ближайших дней. Джейн заявила, что поедет с ним, если они отправятся прямо сегодня, в крайнем случае завтра, на первом же корабле. И Джейн поняла, что Линдлей по-прежнему любит ее, потому что он обрадовался возможности немедленно увезти ее от Николаса как можно дальше.
Джейн устроилась в Регент-отеле, на Шестой авеню. На нее не произвели ни малейшего впечатления ни мраморные колонны, ни расписанные фресками потолки, ни роскошные хрустальные люстры, ни пышные персидские ковры. Она давно привыкла к роскоши. И сейчас, когда она торопливо поднималась к своему номеру, соединенному с номером Линдлея, она думала совсем о другом.
Должна ли она сообщить Нику?
Должна ли она сказать Линдлею?
Как ей сейчас не хватало Николаса!
Сердце Джейн болело, каждый новый день начинался с нового приступа боли, все прошедшие месяцы. И теперь Джейн уже поняла, что ей никогда не разлюбить Николаса.
Джейн вошла в свой номер и бросила на стол пакеты. Она ходила по магазинам. Как только она села на диван, чтобы немного отдохнуть, как полированная дверь красного дерева, соединяющая ее номер с номером Линдлея, открылась и вошел Джонатан.
— Джейн! Я уже начал беспокоиться! Вы должны были вернуться несколько часов назад!
Она едва глянула на него.
— Я гуляла в парке.
— Гуляли по парку? — скептическим тоном переспросил Линдлей. — Что случилось! Вы ужасно выглядите.
Джейн внезапно решилась сказать ему все и тут же выпалила:
— Я беременна!
Он отшатнулся, потрясенный.
Джейн почувствовала, как на ее глазах вскипают слезы.
— Черт, черт, черт! — в отчаянии выругалась она, но тут же спохватилась и раскаялась: — О нет, нет, я хочу его ребенка, конечно же, хочу!
— Просто поверить не могу! — выдохнул Линдлей.
— Он должен об этом узнать, — сказала Джейн, и ей стало не по себе при воспоминании о том, как она скрывала от графа Николь. — Я должна сказать ему. Я напишу письмо.
— Нет! Он же сразу приедет за вами! Джейн печально посмотрела на него.
— Я ведь не собираюсь писать ему прямо сегодня, Джон. Я напишу через несколько месяцев, когда он уже перестанет желать меня… тогда он и узнает обо всем.
Линдлей открыл рот — и снова закрыл его. Потом коснулся плеча Джейн, погладил. И наконец сказал:
— Что я могу сделать для вас?
— Ничего, — грустно улыбнулась она.
— Может быть, не пойдем сегодня в гости?
Джейн посмотрела на него, и в ее сердце шевельнулась тревога. Они были приглашены на ужин к Рету Брэггу. Рет — брат Николаса. Конечно, он был давно знаком с Линдлеем, они не раз встречались во время приездов Рета в Лондон, к брату. Линдлей с Ретом случайно встретились в мужском клубе в Нью-Йорке, и Рет пригласил Линдлея поужинать с ним и его молодой женой, Грэйс. Джейн не хотелось туда идти. Разумеется, Рет не знал, что она была любовницей его брата, что она — мать ребенка Николаса. Но все же Джейн хотелось бы держаться подальше от Рета; в этом знакомстве она ощущала какую-то угрозу, пусть даже оно останется поверхностным… Но Линдлей уговорил ее принять приглашение. «Почему бы и не провести один-единственный вечер с приятными людьми, — сказал он, — вы ведь совсем не имеете развлечений…» — и Джейн уступила. К несчастью — или к счастью, — они с Грэйс мгновенно подружились. И теперь, когда прошло уже две недели, Грэйс знала о Джейн все, что только можно было знать, а Джейн знала все о Грэйс. Грэйс знала даже, что Джейн оставила в Лондоне большую любовь… ей лишь неизвестно было, что любовь эта — брат ее мужа. Джейн вообще старалась не упоминать о том, что знает Николаса, умалчивая об этом периоде своей жизни. Джейн знала, что и Рет, и Грэйс считают их с Линдлеем любовниками и что им обоим это чрезвычайно нравится.
Джейн внезапно поняла, что ей хочется увидеть Грэйс. Она хотела довериться подруге — во всем. Конечно, ей не следовало этого делать, она не должна. Но, по крайней мере, можно поговорить о ее положении, поплакаться на теплом плече подруги.
— Нет, я хочу пойти, я хочу повидаться с Грэйс.
Но Линдлей не слышал ее слов. Он пристально смотрел на нее.
— Джейн, — сказал он, — а ведь это выход. Джейн удивленно моргнула.
— Выходите за меня замуж!
— Я не могу!
— Очень даже можете! Шелтон женат на Патриции. Поймите это, Джейн, поймите! Черт побери, я просто видеть не могу, как вы страдаете! Его жена — Патриция! Вы беременны, вы одиноки. Мы с вами старые друзья. Более того, я люблю вас, я буду страшно счастлив заботиться о вас, стать отцом вашего ребенка! Неужели вам хочется, чтобы малыш считался незаконнорожденным?
Джейн вздрогнула.
— Я не знаю, Джон… мне надо подумать.
— Подумайте. — Он склонился к ней, коснулся ее щеки. — Я всегда рядом. Я всегда готов вам помочь. Думаю, я уже доказал это, и не раз. Вы знаете, что можете на меня положиться, можете мне довериться.
Он встал и ушел в свои комнаты. Джейн смотрела ему вслед. Потом, закусив дрожащую нижнюю губу, упала на диван и прижалась щекой к подушке. Должна ли она выйти замуж за Линдлея?
О Боже! Что еще уготовила ей Судьба?
— Николас… — прошептала Джейн. — Что же мне делать?
Глава 52
— Милый, — сказала Грэйс Брэгг, одаряя мужа полунасмешливой, полусоблазнительной улыбкой. — Почему бы тебе не увести Джона в свою берлогу? Вы вполне можете заняться чем-нибудь таким, чем развлекаются мужчины в своих цитаделях, куда запрещен вход представительницам прекрасного пола. Курить, пьянствовать, говорить об умных — ведь обязательно умных, не так ли? — вещах.
Высокая, роскошная рыжеволосая женщина чуть наклонилась к мужу; ее прекрасное лицо светилось улыбкой. Рет все еще сидел, лениво раскинувшись, за обеденным столом; Джейн и Линдлей тоже явно никуда не спешили. Рет, крупный мускулистый мужчина, невероятно интересный, удивленно посмотрел на жену; его голубые глаза заметно расширились, на лице отразилось недоумение. Грэйс чмокнула его в щеку.
— Милый, вы даже можете перекинуться в картишки! Рет внезапно протянул длинную сильную руку и, обхватив жену за талию, притянул ее к себе.
— Похоже, моя супруга пытается избавиться от меня? — спросил он низким голосом, и в его глазах вспыхнули веселые искры. Он приблизил губы к уху Грэйс. — Неужели моя невероятно свободомыслящая жена поощряет старомодные, шовинистические взгляды мужчин?
Грэйс соизволила смущенно порозоветь. Во время их стремительного романа она раз-другой (или гораздо больше) обвиняла Рета в мужской надменности и самонадеянности и прочих грехах мещанина. И теперь она улыбнулась сладко и язвительно.
— Милый, дареному коню в зубы не смотрят!
— Неужели это та самая неукротимая, бесчинствующая суфражистка, на которой я женился? — подразнил ее Рет. — Или это совсем другая женщина, просто похожая на нее? Неужели в мою постель пробралась незнакомка?
Грэйс весело шлепнула его и, вывернувшись из его объятий, подмигнула Джейн, задумчиво наблюдавшей за их любовной перепалкой. Они так были привязаны друг к другу, так уважали друг друга. И при том Грэйс оставалась верна своим убеждениям; эта очаровательная женщина была хорошо образованна и умна. А Рет, похоже, представлял собой идеального мужа. К тому же он был не только хорош собой, весел и обаятелен, он еще и преуспевал в делах и несомненно боготворил жену.
— Ладно, я понял твой намек, — провозгласил Рет вставая. И тоже подмигнул. Широкая улыбка, расплывшаяся на его лице, заставила сердце Джейн подпрыгнуть; братья были так похожи друг на друга… то есть у них были похожие улыбки, от которых образовывались ямочки на щеках. На этом сходство заканчивалось. Рет был светловолосым, голубоглазым человеком, всегда веселым, улыбчивым, любящим мир, себя самого и свою семью. В душе Джейн снова вспыхнула боль. Ну почему один брат так беспечен и добродушен, а другой — так мрачен и живет с мукой в сердце? Впрочем, рядом с ней Николас начал понемногу меняться, он стал улыбаться, смеяться, шутить. Боже, как ей не хватает его!
— Пойдем, Линдлей, займемся чем-нибудь старомодным, но приятным для мужчин, — сказал Рет.
— Звучит привлекательно, — усмехнулся Линдлей, чуть пожимая плечо Джейн и выходя из-за стола. Рет, с беззаботным и самоуверенным видом, основательно хлопнул Грэйс по заду, проходя мимо нее, заставив жену задохнуться, подпрыгнуть и яростно покраснеть от его беспечного жеста. Но тут же Грэйс озорно скосила глаза на Джейн и расхохоталась.
— Нет, он просто невозможен, этот человек!
— Вы так счастливы, — хрипло проговорила Джейн.
— Да, мы очень счастливы, — мягко откликнулась Грэйс, касаясь ладонью живота. Уже заметно было, что она ожидает ребенка. Грэйс закрыла двери столовой и, вернувшись к столу, села на место Линдлея, рядом с Джейн. — Но и у тебя хороший мужчина.
Джейн лишь молча посмотрела на нее. Грэйс улыбнулась:
— Выпьешь чаю или кофе? А как насчет кусочка вот этого ужасно соблазнительного шоколадного торта?
Джейн не стала возражать и попробовала торт; он был слаще меда. А Грэйс внезапно спросила:
— Что случилось, Джейн? Ты выглядишь так, словно умер твой лучший друг.
Джейн отложила вилку:
— Я беременна.
— Ох! — воскликнула Грэйс. — Ох!
Джейн отодвинула тарелку с тортом. Грэйс была в восторге от Николь, и Джейн знала: Грэйс подозревает, что отец девочки — Линдлей, потому что у Николь были довольно светлые волосы… но, конечно, она из деликатности не задавала вопросов. Вообще-то, Джейн немало удивлялась тому, что чета Брэггов приняла ее в своем доме, зная, что у нее есть незаконнорожденный ребенок, — приняла так, словно Линдлей был ее мужем, а не любовником, как они предполагали. Но, впрочем, Брэгги были людьми, реально смотрящими на жизнь и не страдали снобизмом. Более того, когда женщины познакомились поближе, Грэйс призналась, что довольно долго была любовницей Рета, прежде чем они поженились, и что она этого не слишком хотела.
Джейн была потрясена.
— Неужели он взял тебя силой?! Грэйс усмехнулась.
— Ну, правильнее будет сказать — он меня вынудил. В общем, воспользовался моим затруднительным положением. — Но она тут же поправила себя: — Похоже, я представляю тебе Рета как невежу и грубияна… ну, он, конечно, немножко грубиян и есть, но он просто хотел жениться на мне. А я отказалась выходить за него.
Джейн уставилась на нее, и Грэйс расхохоталась.
— Я просто была ужасно влюблена в него, но ни за что не хотела в этом признаваться! — сообщила она. — Можешь поверить, я ему заявила, что предпочту стать его любовницей, лишь бы не связываться с ним навсегда?
Джейн едва верила собственным ушам, ее ошарашила дерзость Грэйс.
— Ох, видела бы ты его в тот момент! — со смехом сказала Грэйс.
А потом Грэйс ласково взяла Джейн за руку.
— Джон знает? — спросила она, имея в виду беременность Джейн.
Джейн посмотрела на нее. Ясно было, что Грэйс считает отцом ребенка Линдлея.
— Это не от него, — с трудом произнесла она. Глаза Грэйс расширились.
Джейн готова была разрыдаться.
— Ох, прости, как это бестактно с моей стороны! — воскликнула Грэйс, обнимая подругу. — Джейн, не подумай только, что я тебя осуждаю!
Джейн пожала руку Грэйс, не в силах говорить, и вытерла глаза салфеткой.
— Видишь ли, Грэйс, вы с Ретом ошибались все это время. Мы с Линдлеем не любовники. — Грэйс снова вовсю раскрыла глаза — они ведь никогда не говорили об этом прямо. — Мы с ним просто друзья. — И Джейн призналась: — Он любит меня, он меня хочет. Сегодня он просил меня выйти за него замуж. Но, видишь ли, я-то люблю другого человека.
— Понимаю, — сказала Грэйс.
Джейн с трудом справилась с подступившим к горлу рыданием.
— Я люблю отца Николь, — мягко сказала она. — Он живет в Лондоне. И он женат, — добавила она.
— Ох, чтоб ему! — воскликнула Грэйс. — Он, похоже, настоящий ублюдок! Типичный развратный, эгоистичный тип! Это просто…
— Грэйс! — перебила ее Джейн. — Он брат Рета, лорд Шелтон, граф Драгморский.
Грэйс разинула рот.
Женщины долго молча смотрели друг на друга. Грэйс побелела от ярости, а Джейн с трудом сдерживала слезы, но ее глаза светились.
— Мы думали, что его жена умерла, — с отчаянием в голосе заговорила Джейн. — И он женился на мне. Но не по любви, а потому, что очень беспокоился о Николь. Но я так его люблю… А когда вдруг вернулась его первая жена, я не смогла этого вынести, просто не смогла. Он хотел, чтобы я стала его любовницей, но после того, как я была его женой… я просто сбежала! — И Джейн расплакалась. Она пыталась сдержаться, но ей это не удалось.
Грэйс порывисто вскочила и обняла ее.
— Иной раз мужчины бывают так бесчувственны! — сказала она. — Ничего, Джейн, держись, выброси все из головы! Ты еще встретишь другого человека, гораздо лучше, уж поверь мне!
Джейн посмотрела на нее.
— Мне было всего семнадцать, когда мы встретились, — дрожащим голосом сказала она. — И я полюбила его сразу, как только увидела. Он был такой большой и смуглый, и такой сильный… в нем было даже что-то пугающее. А его глаза… они казались серебряными, они были такими холодными… и в то же время горячими. — Джейн замолчала, уйдя в воспоминания о том далеком дне, когда она впервые вошла в пыльную гостиную в Драгморе. И она решила рассказать Грэйс все. — Его прозвали Властелином Тьмы.
Высокая, роскошная рыжеволосая женщина чуть наклонилась к мужу; ее прекрасное лицо светилось улыбкой. Рет все еще сидел, лениво раскинувшись, за обеденным столом; Джейн и Линдлей тоже явно никуда не спешили. Рет, крупный мускулистый мужчина, невероятно интересный, удивленно посмотрел на жену; его голубые глаза заметно расширились, на лице отразилось недоумение. Грэйс чмокнула его в щеку.
— Милый, вы даже можете перекинуться в картишки! Рет внезапно протянул длинную сильную руку и, обхватив жену за талию, притянул ее к себе.
— Похоже, моя супруга пытается избавиться от меня? — спросил он низким голосом, и в его глазах вспыхнули веселые искры. Он приблизил губы к уху Грэйс. — Неужели моя невероятно свободомыслящая жена поощряет старомодные, шовинистические взгляды мужчин?
Грэйс соизволила смущенно порозоветь. Во время их стремительного романа она раз-другой (или гораздо больше) обвиняла Рета в мужской надменности и самонадеянности и прочих грехах мещанина. И теперь она улыбнулась сладко и язвительно.
— Милый, дареному коню в зубы не смотрят!
— Неужели это та самая неукротимая, бесчинствующая суфражистка, на которой я женился? — подразнил ее Рет. — Или это совсем другая женщина, просто похожая на нее? Неужели в мою постель пробралась незнакомка?
Грэйс весело шлепнула его и, вывернувшись из его объятий, подмигнула Джейн, задумчиво наблюдавшей за их любовной перепалкой. Они так были привязаны друг к другу, так уважали друг друга. И при том Грэйс оставалась верна своим убеждениям; эта очаровательная женщина была хорошо образованна и умна. А Рет, похоже, представлял собой идеального мужа. К тому же он был не только хорош собой, весел и обаятелен, он еще и преуспевал в делах и несомненно боготворил жену.
— Ладно, я понял твой намек, — провозгласил Рет вставая. И тоже подмигнул. Широкая улыбка, расплывшаяся на его лице, заставила сердце Джейн подпрыгнуть; братья были так похожи друг на друга… то есть у них были похожие улыбки, от которых образовывались ямочки на щеках. На этом сходство заканчивалось. Рет был светловолосым, голубоглазым человеком, всегда веселым, улыбчивым, любящим мир, себя самого и свою семью. В душе Джейн снова вспыхнула боль. Ну почему один брат так беспечен и добродушен, а другой — так мрачен и живет с мукой в сердце? Впрочем, рядом с ней Николас начал понемногу меняться, он стал улыбаться, смеяться, шутить. Боже, как ей не хватает его!
— Пойдем, Линдлей, займемся чем-нибудь старомодным, но приятным для мужчин, — сказал Рет.
— Звучит привлекательно, — усмехнулся Линдлей, чуть пожимая плечо Джейн и выходя из-за стола. Рет, с беззаботным и самоуверенным видом, основательно хлопнул Грэйс по заду, проходя мимо нее, заставив жену задохнуться, подпрыгнуть и яростно покраснеть от его беспечного жеста. Но тут же Грэйс озорно скосила глаза на Джейн и расхохоталась.
— Нет, он просто невозможен, этот человек!
— Вы так счастливы, — хрипло проговорила Джейн.
— Да, мы очень счастливы, — мягко откликнулась Грэйс, касаясь ладонью живота. Уже заметно было, что она ожидает ребенка. Грэйс закрыла двери столовой и, вернувшись к столу, села на место Линдлея, рядом с Джейн. — Но и у тебя хороший мужчина.
Джейн лишь молча посмотрела на нее. Грэйс улыбнулась:
— Выпьешь чаю или кофе? А как насчет кусочка вот этого ужасно соблазнительного шоколадного торта?
Джейн не стала возражать и попробовала торт; он был слаще меда. А Грэйс внезапно спросила:
— Что случилось, Джейн? Ты выглядишь так, словно умер твой лучший друг.
Джейн отложила вилку:
— Я беременна.
— Ох! — воскликнула Грэйс. — Ох!
Джейн отодвинула тарелку с тортом. Грэйс была в восторге от Николь, и Джейн знала: Грэйс подозревает, что отец девочки — Линдлей, потому что у Николь были довольно светлые волосы… но, конечно, она из деликатности не задавала вопросов. Вообще-то, Джейн немало удивлялась тому, что чета Брэггов приняла ее в своем доме, зная, что у нее есть незаконнорожденный ребенок, — приняла так, словно Линдлей был ее мужем, а не любовником, как они предполагали. Но, впрочем, Брэгги были людьми, реально смотрящими на жизнь и не страдали снобизмом. Более того, когда женщины познакомились поближе, Грэйс призналась, что довольно долго была любовницей Рета, прежде чем они поженились, и что она этого не слишком хотела.
Джейн была потрясена.
— Неужели он взял тебя силой?! Грэйс усмехнулась.
— Ну, правильнее будет сказать — он меня вынудил. В общем, воспользовался моим затруднительным положением. — Но она тут же поправила себя: — Похоже, я представляю тебе Рета как невежу и грубияна… ну, он, конечно, немножко грубиян и есть, но он просто хотел жениться на мне. А я отказалась выходить за него.
Джейн уставилась на нее, и Грэйс расхохоталась.
— Я просто была ужасно влюблена в него, но ни за что не хотела в этом признаваться! — сообщила она. — Можешь поверить, я ему заявила, что предпочту стать его любовницей, лишь бы не связываться с ним навсегда?
Джейн едва верила собственным ушам, ее ошарашила дерзость Грэйс.
— Ох, видела бы ты его в тот момент! — со смехом сказала Грэйс.
А потом Грэйс ласково взяла Джейн за руку.
— Джон знает? — спросила она, имея в виду беременность Джейн.
Джейн посмотрела на нее. Ясно было, что Грэйс считает отцом ребенка Линдлея.
— Это не от него, — с трудом произнесла она. Глаза Грэйс расширились.
Джейн готова была разрыдаться.
— Ох, прости, как это бестактно с моей стороны! — воскликнула Грэйс, обнимая подругу. — Джейн, не подумай только, что я тебя осуждаю!
Джейн пожала руку Грэйс, не в силах говорить, и вытерла глаза салфеткой.
— Видишь ли, Грэйс, вы с Ретом ошибались все это время. Мы с Линдлеем не любовники. — Грэйс снова вовсю раскрыла глаза — они ведь никогда не говорили об этом прямо. — Мы с ним просто друзья. — И Джейн призналась: — Он любит меня, он меня хочет. Сегодня он просил меня выйти за него замуж. Но, видишь ли, я-то люблю другого человека.
— Понимаю, — сказала Грэйс.
Джейн с трудом справилась с подступившим к горлу рыданием.
— Я люблю отца Николь, — мягко сказала она. — Он живет в Лондоне. И он женат, — добавила она.
— Ох, чтоб ему! — воскликнула Грэйс. — Он, похоже, настоящий ублюдок! Типичный развратный, эгоистичный тип! Это просто…
— Грэйс! — перебила ее Джейн. — Он брат Рета, лорд Шелтон, граф Драгморский.
Грэйс разинула рот.
Женщины долго молча смотрели друг на друга. Грэйс побелела от ярости, а Джейн с трудом сдерживала слезы, но ее глаза светились.
— Мы думали, что его жена умерла, — с отчаянием в голосе заговорила Джейн. — И он женился на мне. Но не по любви, а потому, что очень беспокоился о Николь. Но я так его люблю… А когда вдруг вернулась его первая жена, я не смогла этого вынести, просто не смогла. Он хотел, чтобы я стала его любовницей, но после того, как я была его женой… я просто сбежала! — И Джейн расплакалась. Она пыталась сдержаться, но ей это не удалось.
Грэйс порывисто вскочила и обняла ее.
— Иной раз мужчины бывают так бесчувственны! — сказала она. — Ничего, Джейн, держись, выброси все из головы! Ты еще встретишь другого человека, гораздо лучше, уж поверь мне!
Джейн посмотрела на нее.
— Мне было всего семнадцать, когда мы встретились, — дрожащим голосом сказала она. — И я полюбила его сразу, как только увидела. Он был такой большой и смуглый, и такой сильный… в нем было даже что-то пугающее. А его глаза… они казались серебряными, они были такими холодными… и в то же время горячими. — Джейн замолчала, уйдя в воспоминания о том далеком дне, когда она впервые вошла в пыльную гостиную в Драгморе. И она решила рассказать Грэйс все. — Его прозвали Властелином Тьмы.