Страница:
— Так оно и есть, — встала Сенедра на защиту своего верного рыцаря. — Я видела однажды, как он убил льва голыми руками!
— Я наслышан о его подвигах, — сказал Закет. — Но думал, что многое преувеличено.
— Не столь уж многое, — ответил Гарион. — Однажды я своими ушами слышал, как он предложил Бэраку и Хеттару втроем атаковать целый толнедрийский легион.
— Может, он пошутил…
— Мимбрийские рыцари понятия не имеют, что такое шутка.
— Не собираюсь я сидеть тут и выслушивать, как вы оскорбляете моего рыцаря! — горячо воскликнула Сенедра.
— Но я вовсе не оскорбляю его, Сенедра, — возразил Шелк. — Мы просто расписываем его достоинства. Он столь благороден, что мне делается не по себе.
— Подозреваю, что понятие благородства чуждо драснийцам! — кипятилась королева.
— Не чуждо, Сенедра, а непонятно.
— Может быть, за две тысячи лет они все же переменились? — с надеждой вздохнул Дарник.
— Я бы на это не рассчитывал, — проворчал Белдин. — Мой опыт подсказывает, что люди, долгое время оторванные от внешнего мира, обычно свято сохраняют все свои обычаи.
— Должна еще кое о чем вас предупредить, — сказала Цирадис. — Население этого острова представляет собой довольно странную смесь. Конечно, они во многом именно таковы, как вы говорите, но унаследовали также и некоторые традиции далазийцев. В частности, они знакомы с нашими традиционными искусствами.
— Как мило! — сардонически прищурился Шелк. — Мимбрийцы-волшебники! Это, без сомнения, означает, что они пользуются колдовством в совершенно определенных целях.
— Так вот почему мы с Закетом должны были надеть доспехи? — спросил Гарион у Цирадис.
Пророчица кивнула.
— Почему было прямо так и не сказать?
— Необходимо было, чтобы вы сами дошли до этого.
— Ладно, посмотрим, — вмешался Белгарат. — Нам уже приходилось общаться с мимбрийцами — и ничего, все целы.
Они ехали по лесу, пронизанному золотым предвечерним светом, и, добравшись до опушки, увидели то, о чем говорил Белдин. Замок стоял на вершине скалистого мыса, словно щеголяя великолепными, надежно укрепленными зубчатыми стенами.
— Изумительно! — пробормотал Закет.
— Нет никакой надобности скрываться в лесу, — сказал Белгарат. — Ведь нам все равно не удастся пересечь эту равнину незамеченными. Гарион и Закет, поедете впереди. Людей в латах обычно встречают с особенной учтивостью.
— Что, мы вот так просто поедем к этому замку? — спросил Шелк.
— А почему бы нет? — пожал плечами Белгарат. — Если они остались истинными мимбрийцами, то долг велит им гостеприимно предоставить путникам ночлег. И потом, нам так или иначе надо о многом разузнать…
Они выехали на равнину и, пустив коней неторопливым шагом, направились к мрачноватому замку.
— Когда мы войдем туда, предоставь говорить мне, — сказал Закету Гарион. — Я недурно владею их диалектом.
— Хорошая мысль, — согласился Закет. — Я только давился бы всеми этими «извольте» да «соблаговолите»…
Из-за зубчатых стен послышался резкий звук рога, свидетельствующий о том, что путников заметили, и несколько минут спустя по подвесному мосту из замка выехал десяток рыцарей в сверкающих доспехах. Гарион пришпорил Кретьена и двинулся к ним навстречу.
— Соблаговолите помешкать, господин рыцарь, — произнес предводитель новоприбывших. — Я Астеллиг, здешний барон. Могу ли осведомиться о вашем благородном имени и титуле, а также узнать, что привело вас и спутников ваших к воротам моего обиталища?
— Имени своего открыть я не могу, господин рыцарь, — ответил Гарион. — На то есть веские основания, о коих вы узнаете впоследствии. Мы с моим доблестным другом и остальными нашими спутниками направляемся по делу великой важности, а сюда явились, дабы искать убежища от тьмы и ночного хлада, кои, по моему разумению, вскоре объемлют сию равнину.
Гарион был искренне горд своим словотворчеством.
— Не утруждайте себя просьбой, — произнес барон, — ибо всем истинным рыцарям если не природная учтивость, то святой долг велит предложить стол и кров странствующему собрату.
— Благодарность мою бессильны выразить слова, барон Астеллиг. Как изволите видеть, с нами странствуют дамы благородного происхождения, кои весьма утомлены тяготами пути.
— Тогда соблаговолите незамедлительно следовать за мной под кров моего замка, господа. Забота о благополучии дам — долг и высокая честь для каждого рыцаря.
Он эффектно поворотил коня и поехал по крутому склону в направлении замка. За ним последовали и путники.
— Как изысканно ты, оказывается, умеешь изъясняться, — восхищенно прошептал Закет.
— Мне пришлось довольно долго прожить в Во-Мимбре, — объяснил Гарион, — и через некоторое время я волей-неволей заговорил, как они. У этой манеры единственный недостаток: речь надобно столь щедро приправлять красивостями, что порой забываешь, о чем хотел сказать, не успев закончить фразы…
Барон Астеллиг миновал подвесной мост, и вскоре все спешились на вымощенном булыжником дворе.
— Мои слуги проводят вас и спутников ваших в подобающие вам покои, где вы сможете восстановить силы, господин рыцарь, — сказал хозяин. — Теперь же окажите мне честь, пройдя вместе со мною в главный зал замка, где вы и поведаете мне, чем могу я помочь в достижении вашей благородной цели, ради которой и пустились вы в путь.
— Ваша учтивость безмерна, а гостеприимство безгранично, господин барон, — отвечал Гарион. — Заверяю вас, что мы с моим братом-рыцарем явимся в главный зал вашего замка тотчас же, как только проводим наших дам в отведенные для них покои.
И они стали подниматься вслед за слугами барона на второй этаж, где обнаружили уютные гостевые комнаты.
— Ты поражаешь меня, Гарион, — сказала Полгара. — Прежде я пребывала в уверенности, что ты и понятия не имеешь, как изъясняются истинно воспитанные люди.
— Благодарю, — ответил он.
— Наверное, вам с Закетом лучше поговорить с бароном с глазу на глаз, — сказал Белгарат. — Ты очень вразумительно объяснил ему, почему путешествуешь инкогнито, а если к нему явимся мы все, он может попросить нас ему представиться. Осторожненько прощупай этого барона. Поинтересуйся местными обычаями, спроси, не идет ли здесь война. — Белгарат взглянул на Закета. — Как называется здешняя столица?
— Полагаю, Дал-Перивор.
— Вот туда-то нам и надобно. А где она находится?
— На противоположной оконечности острова.
— Кто бы мог подумать… — горестно вздохнул Шелк.
— Не тяните время, — сказал облаченным в латы спутникам Белгарат. — Неприлично заставлять хозяина ждать.
— Когда все закончится, могу я нанять к себе на службу этого старика, как ты думаешь? — спросил Закет у Гариона, когда они, позвякивая латами, неловко спускались по лестнице. — Я хорошо заплатил бы тебе за посредничество, а мое правительство стало бы самым лучшим в мире.
— Ты и впрямь хочешь, чтобы человек, который, похоже, будет жить вечно, возглавил твое правительство? — Гариона намерение императора несколько позабавило. — И это не говоря уже о том, что он более испорченный и продажный, чем Сади и Шелк вместе взятые? О, это очень дурной старик, Каль Закет. Он мудрее целых сонмов мудрецов, но у него масса отвратительных привычек.
— Но он же твой дед, Гарион, — запротестовал Закет. — Как можешь ты говорить о нем в таком тоне?
— Истина мне дороже кровного родства, ваше величество.
— Вы, алорийцы, странные люди, друг мой…
За их спинами раздалось клацанье когтей — их нагоняла волчица.
— Сестра хочет знать, куда вы направляетесь, — обратилась она к Гариону.
— Брат и друг брата идут к хозяину этого дома, чтобы поговорить, сестренка, — ответил он.
— Сестра будет сопровождать вас, — заявила волчица. — И если возникнет надобность, поможет вам избежать оплошностей.
— Что она сказала? — спросил Закет.
— Говорит, что пойдет с нами, чтобы не дать нам совершить серьезных ошибок, — перевел Гарион.
— Что-о? Волчица?
— Это необычная волчица, Закет. У меня на ее счет появляются все более серьезные подозрения…
— Сестра рада тому, что даже такие волчата-подростки, как ты, обнаруживают зачатки проницательности, — фыркнула волчица.
— Благодарю, — ответил Гарион. — Брат счастлив снискать одобрение нежно любимой сестры.
Волчица ласково вильнула хвостом.
— Однако сестра советует брату держать при себе свое открытие.
— Разумеется, — пообещал он.
— О чем это вы болтали? — спросил Закет.
— Игра слов волчьего языка, — объяснил Гарион. — Это совершенно непереводимо.
Барон Астеллиг уже освободился от лат и теперь восседал в массивном кресле возле камина, где потрескивали поленья.
— Тут всегда зябко, господа рыцари, — сказал он. — Камни предохраняют от превратностей судьбы, но они вечно холодные: за зиму успевают остыть настолько, что за все лето так и не нагреваются. Сему явлению обязаны мы тем, что вынуждены топить камины даже тогда, когда летнее солнце проливает благословенное тепло на наш благословенный остров.
— Ваша правда, барон, — ответил Гарион. — Даже массивные стены Во-Мимбра все лето удерживают сей мертвенный хлад.
— Неужто вы, господин рыцарь, бывали в Во-Мимбре? — изумленно спросил барон. — Я отдал бы все, чем владею, и даже все то, что мне предначертано судьбой приобрести, за счастье узреть сей славный град. Каков же он, расскажите?
— Он весьма велик, барон, — ответил Гарион. — И стены его, сложенные из золотых слитков, отражают солнечный свет, словно желая посрамить сами небеса своим великолепием.
Глаза барона наполнились слезами.
— Это благословение небесное, господин рыцарь. — Голос его дрожал от волнения. — Небо подарило мне встречу с доблестным героем, влекомым по свету великой целью и обладающим изысканным красноречием. Это величайшее событие в моей жизни, ибо воспоминания о Во-Мимбре, бережно передаваемые из уст в уста многими поколениями, согревали нас, разлученных с родным краем, долгие тысячелетия. Но воспоминания эти тускнеют и отдаляются от нас с каждым годом подобно тому, как по мере приближения старости забываются лица людей, дорогих сердцу, отнятых у нас неумолимым роком, являясь нам лишь в мимолетных сновидениях.
— Господин барон, — несколько неуверенно заговорил Закет, — слова ваши глубоко тронули мое сердце. Обладая дарованной мне Небом властью, обещаю в недалеком будущем возвратить вас в столь любезный вам Во-Мимбр, собственноручно подвести к трону тамошнего государя и воссоединить с собратьями!
— Вот видишь, — шепнул другу Гарион, — привычки легко приобретаются.
Барон, уже не стыдясь, вытирал глаза.
— Я заметил вашу собаку, господин рыцарь, — обратился он к Гариону, желая сгладить некоторую неловкость. — Насколько могу я судить, это сука?
— Спокойно! — властно приказал волчице Гарион.
— Какое оскорбление! — зарычала она.
— Не он выдумал это слово. Он ни в чем не повинен!
— Она поджарая и несомненно проворная, — продолжал барон, — а золотые глаза ее с первого же взгляда изобличают в ней ум, коим она явно во много раз превосходит бастардов, заполонивших сие королевство. Не соблаговолите ли, господин рыцарь, открыть мне, какой она породы?
— Это волчица, барон, — ответил Гарион.
— Волчица? — воскликнул барон, проворно вскакивая на ноги. — Надо бежать, покуда сей дикий зверь не ринулся на нас и не разорвал в клочья!
То, что сделал вслед за этим Гарион, с полным правом можно было бы назвать бахвальством, но именно такое поведение частенько производит наиболее сильное впечатление. Он протянул руку и почесал у волчицы за ушами.
— Храбрость ваша не знает границ, господин рыцарь! — восхитился барон.
— Мы с нею друзья, барон, — поведал ему Гарион. — Мы связаны прочнейшими узами, кои превыше человеческого понимания.
— Сестра от души советует тебе прекратить, — тихо прорычала волчица, — если не желаешь лишиться лапы!
— Ты не сделаешь этого! — воскликнул он, проворно отдергивая руку.
— Значит, ты все же не вполне в этом уверен? — оскалилась волчица, изображая нечто весьма отдаленно напоминающее улыбку.
— Вы говорите на языке зверей? — ахнул барон.
— Я знаю несколько звериных языков, господин барон, — ответил Гарион. — Вы, без сомнения, знаете, что у разных зверей и наречия тоже различны. Правда, я не постиг еще змеиного языка — полагаю, для этого язык у меня неподходящей формы.
Барон неожиданно рассмеялся.
— Да вы шутник, господин рыцарь! Многое из сказанного вами мне предстоит еще долго осмысливать, а все остальное достойно лишь восхищения. Итак, перейдем к делу. Что соблаговолите вы поведать мне о цели ваших странствий?
— Будь предельно осторожен, Гарион, — предупредила волчица. Гарион задумался.
— Как вам, вне сомнений, ведомо, господин барон, — начал он, — в большом мире ныне царит зло и великая смута…
Он был предельно честен, ибо в мире смута царит всегда, да и зла предостаточно.
— И цель моя, равно как и присутствующего здесь отважного друга моего, — противостоять этому злу. Известно вам также и то, что слух, словно брехливый пес, может опередить нас и донести наши имена — ежели бы мы опрометчиво назвали их — до слуха отвратительных негодяев, на которых и идем мы войной. Тогда злобный враг наш, прослышав про наше приближение, насторожился бы, и его приспешники могли бы подстеречь нас в засаде. Вот почему должны мы скрывать наши лица под забралами и остерегаться называть наши имена, которые, надо вам доложить, пользуются некоторой славой в большом мире.
Гарион постепенно увлекся — все происходящее начинало ему все больше нравиться. И он вдохновенно продолжал:
— Ни один из нас не страшится ни единого из живых существ в мире сем.
Даже сам Мандореллен не смог бы произнести это более уверенно.
— Но с нами путешествуют те, чью жизнь мы не смеем подвергать опасности. А в пути подстерегают нас столь опасные чары и заклятия, что доблесть наша порой не в силах им противостоять. Посему, как это ни удручает нас, должны мы, словно тати в ночи, подкрадываться к нашему врагу, дабы понес он от нашей руки заслуженную кару.
Последние слова он произнес столь выспренно, как только смог.
Барон тотчас же уловил суть.
— Мой меч, равно как и мечи моих подданных, в любое время в вашем распоряжении, господин рыцарь. Можете всецело располагать нами в вашей благородной битве. Да сокрушится зло навек!
Положительно, барон был мимбрийцем до мозга костей.
Но Гарион огорченно развел руками.
— Увы, барон Астеллиг! Это невозможно, хотя я сердечно рад был бы помощи столь доблестных рыцарей. Миссия эта возложена на наши плечи, и мы обязаны нести сие бремя. Принять же вашу помощь значило бы прогневать обитателей мира духов, у которых общий с нами недруг. Мы — всего лишь ничтожные смертные, в мире же духов обитают бессмертные создания. Если бы мы отважились бросить вызов духам, то тем самым спутали бы планы тех из них, кто в этой великой битве сражается на нашей стороне.
— Хотя это и ранит мне сердце, — печально ответствовал барон, — я вынужден согласиться, что доводы ваши весьма вески. Но считаю своим долгом сообщить вам, что родич мой недавно возвратился из столицы нашей, именуемой Дал-Перивор, и с глазу на глаз сообщил мне о волнениях при тамошнем дворе. Не далее чем несколько дней тому назад при королевском дворе появился кудесник. При помощи заклятий, подобных тем, про которые говорили вы, благородный рыцарь, он за несколько кратких часов обольстил и очаровал короля так, что стал единственным его советником, коему монарх доверяет беспредельно. Теперь власть кудесника сего в королевстве поистине безгранична. Посему берегитесь, господа рыцари! Ведь окажись кудесник сей одним из ваших недругов, он мог бы серьезно повредить вам. — На лице барона вдруг появилась ухмылка заговорщика. — Сдается мне, обольстить нашего короля было для него делом не слишком утомительным. Хоть и недостойны дворянина сии слова, но Небо, увы, не слишком щедро наделило его величество умом.
«И это говорит мимбриец!» — вновь невольно изумился Гарион. А барон продолжал:
— Знайте, что кудесник сей — мерзкое существо, и как истинный друг советую вам по возможности его избегать.
— Искренне благодарен вам, барон, — ответил Гарион. — Но судьба наша, равно как и долг, неодолимо влекут нас в Дал-Перивор. И если будет на то воля свыше, мы бросим вызов сему колдуну и избавим королевство от его злых чар.
— Да пребудут с вами боги и добрые духи! — пылко воскликнул барон. И тотчас же ухмыльнулся. — Может быть, — разумеется, если вы не будете против, — я погляжу, как вы и ваш доблестный, но немногословный друг обрушите на главу сего чудовища карающий меч правосудия!
— Почтем за честь, господин барон, — заверил его Закет.
— А ежели так, господа, — продолжал барон, — то узнайте, что я и еще несколько благородных рыцарей завтра утром отправляемся в королевский дворец в Дал-Периворе для участия в рыцарском турнире, который распорядился провести сам король, дабы избрать самых доблестных рыцарей королевства. Удел этих избранных — мечами своими разрубить узел местных распрей. Узнайте также, что по многовековой традиции в преддверии турнира по всей стране объявляется перемирие, и в нашем путешествии на запад нам ничто не грозит. Посему ответьте: не соблаговолите ли вы сопровождать меня и моих воинов в столицу?
— Господин барон, — Гарион поклонился, лязгнув доспехами, — ваше любезное приглашение как нельзя более согласуется с целью нашего путешествия. Теперь же, если господин барон милостиво позволит, мы удалимся, дабы достойно подготовиться.
Гарион и Закет шли по длинному коридору, а волчица трусила рядом. Когти ее со странным, почти металлическим звуком цокали по каменным плитам пола.
— Сестра довольна вами, — сказала она. — Вы держались совсем недурно — по крайней мере, для таких щенков, как вы.
Глава 12
— Я наслышан о его подвигах, — сказал Закет. — Но думал, что многое преувеличено.
— Не столь уж многое, — ответил Гарион. — Однажды я своими ушами слышал, как он предложил Бэраку и Хеттару втроем атаковать целый толнедрийский легион.
— Может, он пошутил…
— Мимбрийские рыцари понятия не имеют, что такое шутка.
— Не собираюсь я сидеть тут и выслушивать, как вы оскорбляете моего рыцаря! — горячо воскликнула Сенедра.
— Но я вовсе не оскорбляю его, Сенедра, — возразил Шелк. — Мы просто расписываем его достоинства. Он столь благороден, что мне делается не по себе.
— Подозреваю, что понятие благородства чуждо драснийцам! — кипятилась королева.
— Не чуждо, Сенедра, а непонятно.
— Может быть, за две тысячи лет они все же переменились? — с надеждой вздохнул Дарник.
— Я бы на это не рассчитывал, — проворчал Белдин. — Мой опыт подсказывает, что люди, долгое время оторванные от внешнего мира, обычно свято сохраняют все свои обычаи.
— Должна еще кое о чем вас предупредить, — сказала Цирадис. — Население этого острова представляет собой довольно странную смесь. Конечно, они во многом именно таковы, как вы говорите, но унаследовали также и некоторые традиции далазийцев. В частности, они знакомы с нашими традиционными искусствами.
— Как мило! — сардонически прищурился Шелк. — Мимбрийцы-волшебники! Это, без сомнения, означает, что они пользуются колдовством в совершенно определенных целях.
— Так вот почему мы с Закетом должны были надеть доспехи? — спросил Гарион у Цирадис.
Пророчица кивнула.
— Почему было прямо так и не сказать?
— Необходимо было, чтобы вы сами дошли до этого.
— Ладно, посмотрим, — вмешался Белгарат. — Нам уже приходилось общаться с мимбрийцами — и ничего, все целы.
Они ехали по лесу, пронизанному золотым предвечерним светом, и, добравшись до опушки, увидели то, о чем говорил Белдин. Замок стоял на вершине скалистого мыса, словно щеголяя великолепными, надежно укрепленными зубчатыми стенами.
— Изумительно! — пробормотал Закет.
— Нет никакой надобности скрываться в лесу, — сказал Белгарат. — Ведь нам все равно не удастся пересечь эту равнину незамеченными. Гарион и Закет, поедете впереди. Людей в латах обычно встречают с особенной учтивостью.
— Что, мы вот так просто поедем к этому замку? — спросил Шелк.
— А почему бы нет? — пожал плечами Белгарат. — Если они остались истинными мимбрийцами, то долг велит им гостеприимно предоставить путникам ночлег. И потом, нам так или иначе надо о многом разузнать…
Они выехали на равнину и, пустив коней неторопливым шагом, направились к мрачноватому замку.
— Когда мы войдем туда, предоставь говорить мне, — сказал Закету Гарион. — Я недурно владею их диалектом.
— Хорошая мысль, — согласился Закет. — Я только давился бы всеми этими «извольте» да «соблаговолите»…
Из-за зубчатых стен послышался резкий звук рога, свидетельствующий о том, что путников заметили, и несколько минут спустя по подвесному мосту из замка выехал десяток рыцарей в сверкающих доспехах. Гарион пришпорил Кретьена и двинулся к ним навстречу.
— Соблаговолите помешкать, господин рыцарь, — произнес предводитель новоприбывших. — Я Астеллиг, здешний барон. Могу ли осведомиться о вашем благородном имени и титуле, а также узнать, что привело вас и спутников ваших к воротам моего обиталища?
— Имени своего открыть я не могу, господин рыцарь, — ответил Гарион. — На то есть веские основания, о коих вы узнаете впоследствии. Мы с моим доблестным другом и остальными нашими спутниками направляемся по делу великой важности, а сюда явились, дабы искать убежища от тьмы и ночного хлада, кои, по моему разумению, вскоре объемлют сию равнину.
Гарион был искренне горд своим словотворчеством.
— Не утруждайте себя просьбой, — произнес барон, — ибо всем истинным рыцарям если не природная учтивость, то святой долг велит предложить стол и кров странствующему собрату.
— Благодарность мою бессильны выразить слова, барон Астеллиг. Как изволите видеть, с нами странствуют дамы благородного происхождения, кои весьма утомлены тяготами пути.
— Тогда соблаговолите незамедлительно следовать за мной под кров моего замка, господа. Забота о благополучии дам — долг и высокая честь для каждого рыцаря.
Он эффектно поворотил коня и поехал по крутому склону в направлении замка. За ним последовали и путники.
— Как изысканно ты, оказывается, умеешь изъясняться, — восхищенно прошептал Закет.
— Мне пришлось довольно долго прожить в Во-Мимбре, — объяснил Гарион, — и через некоторое время я волей-неволей заговорил, как они. У этой манеры единственный недостаток: речь надобно столь щедро приправлять красивостями, что порой забываешь, о чем хотел сказать, не успев закончить фразы…
Барон Астеллиг миновал подвесной мост, и вскоре все спешились на вымощенном булыжником дворе.
— Мои слуги проводят вас и спутников ваших в подобающие вам покои, где вы сможете восстановить силы, господин рыцарь, — сказал хозяин. — Теперь же окажите мне честь, пройдя вместе со мною в главный зал замка, где вы и поведаете мне, чем могу я помочь в достижении вашей благородной цели, ради которой и пустились вы в путь.
— Ваша учтивость безмерна, а гостеприимство безгранично, господин барон, — отвечал Гарион. — Заверяю вас, что мы с моим братом-рыцарем явимся в главный зал вашего замка тотчас же, как только проводим наших дам в отведенные для них покои.
И они стали подниматься вслед за слугами барона на второй этаж, где обнаружили уютные гостевые комнаты.
— Ты поражаешь меня, Гарион, — сказала Полгара. — Прежде я пребывала в уверенности, что ты и понятия не имеешь, как изъясняются истинно воспитанные люди.
— Благодарю, — ответил он.
— Наверное, вам с Закетом лучше поговорить с бароном с глазу на глаз, — сказал Белгарат. — Ты очень вразумительно объяснил ему, почему путешествуешь инкогнито, а если к нему явимся мы все, он может попросить нас ему представиться. Осторожненько прощупай этого барона. Поинтересуйся местными обычаями, спроси, не идет ли здесь война. — Белгарат взглянул на Закета. — Как называется здешняя столица?
— Полагаю, Дал-Перивор.
— Вот туда-то нам и надобно. А где она находится?
— На противоположной оконечности острова.
— Кто бы мог подумать… — горестно вздохнул Шелк.
— Не тяните время, — сказал облаченным в латы спутникам Белгарат. — Неприлично заставлять хозяина ждать.
— Когда все закончится, могу я нанять к себе на службу этого старика, как ты думаешь? — спросил Закет у Гариона, когда они, позвякивая латами, неловко спускались по лестнице. — Я хорошо заплатил бы тебе за посредничество, а мое правительство стало бы самым лучшим в мире.
— Ты и впрямь хочешь, чтобы человек, который, похоже, будет жить вечно, возглавил твое правительство? — Гариона намерение императора несколько позабавило. — И это не говоря уже о том, что он более испорченный и продажный, чем Сади и Шелк вместе взятые? О, это очень дурной старик, Каль Закет. Он мудрее целых сонмов мудрецов, но у него масса отвратительных привычек.
— Но он же твой дед, Гарион, — запротестовал Закет. — Как можешь ты говорить о нем в таком тоне?
— Истина мне дороже кровного родства, ваше величество.
— Вы, алорийцы, странные люди, друг мой…
За их спинами раздалось клацанье когтей — их нагоняла волчица.
— Сестра хочет знать, куда вы направляетесь, — обратилась она к Гариону.
— Брат и друг брата идут к хозяину этого дома, чтобы поговорить, сестренка, — ответил он.
— Сестра будет сопровождать вас, — заявила волчица. — И если возникнет надобность, поможет вам избежать оплошностей.
— Что она сказала? — спросил Закет.
— Говорит, что пойдет с нами, чтобы не дать нам совершить серьезных ошибок, — перевел Гарион.
— Что-о? Волчица?
— Это необычная волчица, Закет. У меня на ее счет появляются все более серьезные подозрения…
— Сестра рада тому, что даже такие волчата-подростки, как ты, обнаруживают зачатки проницательности, — фыркнула волчица.
— Благодарю, — ответил Гарион. — Брат счастлив снискать одобрение нежно любимой сестры.
Волчица ласково вильнула хвостом.
— Однако сестра советует брату держать при себе свое открытие.
— Разумеется, — пообещал он.
— О чем это вы болтали? — спросил Закет.
— Игра слов волчьего языка, — объяснил Гарион. — Это совершенно непереводимо.
Барон Астеллиг уже освободился от лат и теперь восседал в массивном кресле возле камина, где потрескивали поленья.
— Тут всегда зябко, господа рыцари, — сказал он. — Камни предохраняют от превратностей судьбы, но они вечно холодные: за зиму успевают остыть настолько, что за все лето так и не нагреваются. Сему явлению обязаны мы тем, что вынуждены топить камины даже тогда, когда летнее солнце проливает благословенное тепло на наш благословенный остров.
— Ваша правда, барон, — ответил Гарион. — Даже массивные стены Во-Мимбра все лето удерживают сей мертвенный хлад.
— Неужто вы, господин рыцарь, бывали в Во-Мимбре? — изумленно спросил барон. — Я отдал бы все, чем владею, и даже все то, что мне предначертано судьбой приобрести, за счастье узреть сей славный град. Каков же он, расскажите?
— Он весьма велик, барон, — ответил Гарион. — И стены его, сложенные из золотых слитков, отражают солнечный свет, словно желая посрамить сами небеса своим великолепием.
Глаза барона наполнились слезами.
— Это благословение небесное, господин рыцарь. — Голос его дрожал от волнения. — Небо подарило мне встречу с доблестным героем, влекомым по свету великой целью и обладающим изысканным красноречием. Это величайшее событие в моей жизни, ибо воспоминания о Во-Мимбре, бережно передаваемые из уст в уста многими поколениями, согревали нас, разлученных с родным краем, долгие тысячелетия. Но воспоминания эти тускнеют и отдаляются от нас с каждым годом подобно тому, как по мере приближения старости забываются лица людей, дорогих сердцу, отнятых у нас неумолимым роком, являясь нам лишь в мимолетных сновидениях.
— Господин барон, — несколько неуверенно заговорил Закет, — слова ваши глубоко тронули мое сердце. Обладая дарованной мне Небом властью, обещаю в недалеком будущем возвратить вас в столь любезный вам Во-Мимбр, собственноручно подвести к трону тамошнего государя и воссоединить с собратьями!
— Вот видишь, — шепнул другу Гарион, — привычки легко приобретаются.
Барон, уже не стыдясь, вытирал глаза.
— Я заметил вашу собаку, господин рыцарь, — обратился он к Гариону, желая сгладить некоторую неловкость. — Насколько могу я судить, это сука?
— Спокойно! — властно приказал волчице Гарион.
— Какое оскорбление! — зарычала она.
— Не он выдумал это слово. Он ни в чем не повинен!
— Она поджарая и несомненно проворная, — продолжал барон, — а золотые глаза ее с первого же взгляда изобличают в ней ум, коим она явно во много раз превосходит бастардов, заполонивших сие королевство. Не соблаговолите ли, господин рыцарь, открыть мне, какой она породы?
— Это волчица, барон, — ответил Гарион.
— Волчица? — воскликнул барон, проворно вскакивая на ноги. — Надо бежать, покуда сей дикий зверь не ринулся на нас и не разорвал в клочья!
То, что сделал вслед за этим Гарион, с полным правом можно было бы назвать бахвальством, но именно такое поведение частенько производит наиболее сильное впечатление. Он протянул руку и почесал у волчицы за ушами.
— Храбрость ваша не знает границ, господин рыцарь! — восхитился барон.
— Мы с нею друзья, барон, — поведал ему Гарион. — Мы связаны прочнейшими узами, кои превыше человеческого понимания.
— Сестра от души советует тебе прекратить, — тихо прорычала волчица, — если не желаешь лишиться лапы!
— Ты не сделаешь этого! — воскликнул он, проворно отдергивая руку.
— Значит, ты все же не вполне в этом уверен? — оскалилась волчица, изображая нечто весьма отдаленно напоминающее улыбку.
— Вы говорите на языке зверей? — ахнул барон.
— Я знаю несколько звериных языков, господин барон, — ответил Гарион. — Вы, без сомнения, знаете, что у разных зверей и наречия тоже различны. Правда, я не постиг еще змеиного языка — полагаю, для этого язык у меня неподходящей формы.
Барон неожиданно рассмеялся.
— Да вы шутник, господин рыцарь! Многое из сказанного вами мне предстоит еще долго осмысливать, а все остальное достойно лишь восхищения. Итак, перейдем к делу. Что соблаговолите вы поведать мне о цели ваших странствий?
— Будь предельно осторожен, Гарион, — предупредила волчица. Гарион задумался.
— Как вам, вне сомнений, ведомо, господин барон, — начал он, — в большом мире ныне царит зло и великая смута…
Он был предельно честен, ибо в мире смута царит всегда, да и зла предостаточно.
— И цель моя, равно как и присутствующего здесь отважного друга моего, — противостоять этому злу. Известно вам также и то, что слух, словно брехливый пес, может опередить нас и донести наши имена — ежели бы мы опрометчиво назвали их — до слуха отвратительных негодяев, на которых и идем мы войной. Тогда злобный враг наш, прослышав про наше приближение, насторожился бы, и его приспешники могли бы подстеречь нас в засаде. Вот почему должны мы скрывать наши лица под забралами и остерегаться называть наши имена, которые, надо вам доложить, пользуются некоторой славой в большом мире.
Гарион постепенно увлекся — все происходящее начинало ему все больше нравиться. И он вдохновенно продолжал:
— Ни один из нас не страшится ни единого из живых существ в мире сем.
Даже сам Мандореллен не смог бы произнести это более уверенно.
— Но с нами путешествуют те, чью жизнь мы не смеем подвергать опасности. А в пути подстерегают нас столь опасные чары и заклятия, что доблесть наша порой не в силах им противостоять. Посему, как это ни удручает нас, должны мы, словно тати в ночи, подкрадываться к нашему врагу, дабы понес он от нашей руки заслуженную кару.
Последние слова он произнес столь выспренно, как только смог.
Барон тотчас же уловил суть.
— Мой меч, равно как и мечи моих подданных, в любое время в вашем распоряжении, господин рыцарь. Можете всецело располагать нами в вашей благородной битве. Да сокрушится зло навек!
Положительно, барон был мимбрийцем до мозга костей.
Но Гарион огорченно развел руками.
— Увы, барон Астеллиг! Это невозможно, хотя я сердечно рад был бы помощи столь доблестных рыцарей. Миссия эта возложена на наши плечи, и мы обязаны нести сие бремя. Принять же вашу помощь значило бы прогневать обитателей мира духов, у которых общий с нами недруг. Мы — всего лишь ничтожные смертные, в мире же духов обитают бессмертные создания. Если бы мы отважились бросить вызов духам, то тем самым спутали бы планы тех из них, кто в этой великой битве сражается на нашей стороне.
— Хотя это и ранит мне сердце, — печально ответствовал барон, — я вынужден согласиться, что доводы ваши весьма вески. Но считаю своим долгом сообщить вам, что родич мой недавно возвратился из столицы нашей, именуемой Дал-Перивор, и с глазу на глаз сообщил мне о волнениях при тамошнем дворе. Не далее чем несколько дней тому назад при королевском дворе появился кудесник. При помощи заклятий, подобных тем, про которые говорили вы, благородный рыцарь, он за несколько кратких часов обольстил и очаровал короля так, что стал единственным его советником, коему монарх доверяет беспредельно. Теперь власть кудесника сего в королевстве поистине безгранична. Посему берегитесь, господа рыцари! Ведь окажись кудесник сей одним из ваших недругов, он мог бы серьезно повредить вам. — На лице барона вдруг появилась ухмылка заговорщика. — Сдается мне, обольстить нашего короля было для него делом не слишком утомительным. Хоть и недостойны дворянина сии слова, но Небо, увы, не слишком щедро наделило его величество умом.
«И это говорит мимбриец!» — вновь невольно изумился Гарион. А барон продолжал:
— Знайте, что кудесник сей — мерзкое существо, и как истинный друг советую вам по возможности его избегать.
— Искренне благодарен вам, барон, — ответил Гарион. — Но судьба наша, равно как и долг, неодолимо влекут нас в Дал-Перивор. И если будет на то воля свыше, мы бросим вызов сему колдуну и избавим королевство от его злых чар.
— Да пребудут с вами боги и добрые духи! — пылко воскликнул барон. И тотчас же ухмыльнулся. — Может быть, — разумеется, если вы не будете против, — я погляжу, как вы и ваш доблестный, но немногословный друг обрушите на главу сего чудовища карающий меч правосудия!
— Почтем за честь, господин барон, — заверил его Закет.
— А ежели так, господа, — продолжал барон, — то узнайте, что я и еще несколько благородных рыцарей завтра утром отправляемся в королевский дворец в Дал-Периворе для участия в рыцарском турнире, который распорядился провести сам король, дабы избрать самых доблестных рыцарей королевства. Удел этих избранных — мечами своими разрубить узел местных распрей. Узнайте также, что по многовековой традиции в преддверии турнира по всей стране объявляется перемирие, и в нашем путешествии на запад нам ничто не грозит. Посему ответьте: не соблаговолите ли вы сопровождать меня и моих воинов в столицу?
— Господин барон, — Гарион поклонился, лязгнув доспехами, — ваше любезное приглашение как нельзя более согласуется с целью нашего путешествия. Теперь же, если господин барон милостиво позволит, мы удалимся, дабы достойно подготовиться.
Гарион и Закет шли по длинному коридору, а волчица трусила рядом. Когти ее со странным, почти металлическим звуком цокали по каменным плитам пола.
— Сестра довольна вами, — сказала она. — Вы держались совсем недурно — по крайней мере, для таких щенков, как вы.
Глава 12
Перивор действительно оказался красивым островом — на пологих зеленых холмах мирно паслись овечьи стада, а на тщательно вспаханных полях зеленели всходы. Барон Астеллиг огляделся с некоторой гордостью.
— Прекрасная и плодородная земля, — сказал он. — Но ее нельзя сравнить с нашей далекой Арендией.
— Полагаю, вы были бы премного разочарованы нынешней Арендией, господин барон, — ответил Гарион. — Хоть земли тамошние и остались прекрасными, но королевство то и дело потрясают народные волнения, да и бедственное житье рабов достойно жалости.
— Неужели сие прискорбное явление все еще не изжито в Арендии? Здесь рабство упразднено уже много столетий назад!
Гарион был несколько удивлен.
— Народы, населявшие сии земли, когда предки наши попали сюда, оказались людьми добрыми, и праотцы наши взяли себе жен из местных. Поначалу они пользовались рабским трудом, как заведено было в Арендии, но вскоре открылось им, что сие есть величайшая несправедливость — ведь рабы их были им родней, ибо приходились родичами их женам. — Барон слегка нахмурился. — Неужели смута народная, о коей вы упомянули, сильно повредила королевству?
Гарион вздохнул.
— В душе моей надежда на то, что там воцарилось спокойствие, ничтожна, господин барон. Три великих герцогства долгие века вели между собой войну, покуда одно из них — герцогство Мимбр — не получило номинальной власти. Но то и дело вспыхивают междоусобные войны. Более того, бароны из южной Арендии по зачастую ничтожному поводу идут войной друг на друга и беспощадно проливают кровь.
— Идут войной? О Небо! Хотя здесь, на Периворе, тоже возникают распри, но нам удается улаживать споры, и дело редко доходит до смертельных исходов.
— Что вы разумеете под «улаживанием», господин барон?
— Возникающие споры и распри — за исключением разве что кровных обид и насилия, вопиющего к Небу о немедленном отмщении, — мы обычно улаживаем на ристалищах. — Барон улыбнулся. — Дошло до меня также, что порой два рыцаря по обоюдному соглашению выдумывают повод для единоборства на турнире — ведь это равно развлекает и благородных, и простолюдинов.
— Как изящно и изысканно, господин барон! — восхитился Закет.
Выстраивание изощренных фраз в духе старины постепенно начало утомлять Гариона. Он изысканно попросил прощения у доброго барона, сказав, что ему надобно посовещаться с товарищами, и подъехал к Белгарату и остальным.
— Ну, и как вы ладите с бароном? — спросил Шелк.
— По-моему, замечательно. Смешанные браки первых поселенцев с далазийскими девами избавили их потомков от самых отталкивающих арендийских зол.
— От каких, например?
— Перво-наперво от досадной тупости. А еще они упразднили рабство и обычно все споры решают на рыцарских турнирах, не прибегая к кровопролитным войнам.
Гарион скосил глаза на клюющего носом Белгарата.
— Дедушка!
Белгарат открыл один глаз.
— Как думаешь, удалось нам добраться сюда прежде Зандрамас?
— Этого никак нельзя узнать наверняка.
— Но я мог бы посовещаться с Шаром.
— Лучше будет, если ты от этого воздержишься. Если Зандрамас на острове, то мы все равно не узнаем, где именно. Может быть, она шла другой дорогой — тогда Шар не почует ее следа. Но вот она, будь уверен, тотчас же почувствует Шар. С таким же успехом мы могли бы послать ей официальное сообщение о том, что мы здесь. Да и Сардион, кстати, находится в этой части света. Лучше пока его не будить.
— Можешь спросить своего друга барона, Гарион, — предложил Шелк. — Если она здесь, то, может, он что-то о ней слышал?
— Сомневаюсь, — сказал Белгарат. — До сих пор она пускалась во все тяжкие, только бы остаться незамеченной.
— Это правда, — согласился Шелк. — И, полагаю, теперь удвоит усилия. Трудненько будет ей объяснить происхождение этих ее светящихся пятен на коже.
— Давайте подождем, покуда не доберемся до Дал-Перивора, — решил Белгарат. — Я хочу точно знать положение вещей, прежде чем делать решительные шаги.
— Как думаешь, имеет смысл спросить Цирадис? — тихо поинтересовался Гарион, косясь на великолепную карету, которую гостеприимный барон предоставил дамам.
— Нет, — ответил Белгарат. — Ей не позволят ответить нам.
— Думаю, из сложившейся ситуации можно извлечь немалую выгоду, — рассудил Шелк. — Ведь именно Цирадис принадлежит право Последнего выбора, а одно то, что она путешествует с нами, а не с Зандрамас, уже можно счесть добрым предзнаменованием.
— Не думаю, — возразил Гарион. — Полагаю, она не столько путешествует с нами, сколько приглядывает за Закетом. Ему предстоит сделать нечто очень важное, и она не хочет, чтобы он оплошал.
Шелк хмыкнул.
— Где ты предполагаешь начать поиски той карты, которую должен найти? — спросил он у Белгарата.
— Скорее всего, в библиотеке, — ответил старик. — Карта эта — очередная таинственная «шарада», а другие я прежде довольно успешно находил в библиотеках. Гарион, попробуй убедить своего барона представить нас при дворе в Дал-Периворе. Дворцовые библиотеки обычно очень богаты.
— Конечно, дедушка, — кивнул Гарион.
— К тому же мне очень хочется поглядеть на упомянутого бароном кудесника. У тебя есть контора в Дал-Периворе, Шелк?
— Увы, нет, Белгарат. Отсюда совершенно нечего импортировать.
— Ну да ладно. Ты — человек деловой, а в городе наверняка сыщутся тебе подобные. Потолкуй с ними о делах. Скажи, что хочешь ознакомиться с морскими путями, ведущими сюда. Обнюхай каждую карту, какая тебе попадется. Ты знаешь, что мы ищем.
— Ты ловчила, Белгарат, — проворчал Белдин.
— То есть?
— Ведь Цирадис сказала, что ты сам должен отыскать карту!
— Я всего лишь передаю ему свои полномочия, Белдин. Это абсолютно правомочно.
— Сдается мне, она так не думает.
— Предоставляю тебе право объясниться с нею. Ты лучше умеешь убеждать.
Путники ехали короткими перегонами — более всего затем, чтобы не утомлять лошадей, как решил Гарион. Лошади на Периворе были некрупные, и им нелегко приходилось под бременем облаченных в латы всадников. Лишь через несколько дней, въехав на вершину холма, увидели они наконец портовый город — это и был Дал-Перивор.
— Узрите Дал-Перивор, сердце острова и королевскую столицу! — торжественно объявил барон.
Гарион тотчас же понял, что некогда потерпевшие кораблекрушение арендийцы, строившие этот город, совершенно сознательно пытались воссоздать облик Во-Мимбра. Желтые городские стены были высоки и толсты, а на шпилях башен развевались яркие флаги и вымпелы.
— Где удалось вам отыскать желтый камень, господин барон? — изумился Закет. — По пути сюда я нигде не видел ничего похожего.
Барон смущенно кашлянул.
— Стены выкрашены желтой краской, господин рыцарь, — объяснил он.
— Но зачем?
— В память о незабвенном Во-Мимбре, — печально ответил барон. — Предки наши тосковали по милой Арендии. Во-Мимбр — жемчужина нашей утраченной родины, а златые стены его взывают к нашим сердцам даже из невероятной дали.
— А-а-а… — протянул Закет.
— Как я и обещал вам, господин рыцарь, — обратился барон к Гариону, — я с великой радостью сопровожу вас и друзей ваших в королевский дворец, где вам, без сомнения, воздадут достойные почести и примут с великим радушием.
— Прекрасная и плодородная земля, — сказал он. — Но ее нельзя сравнить с нашей далекой Арендией.
— Полагаю, вы были бы премного разочарованы нынешней Арендией, господин барон, — ответил Гарион. — Хоть земли тамошние и остались прекрасными, но королевство то и дело потрясают народные волнения, да и бедственное житье рабов достойно жалости.
— Неужели сие прискорбное явление все еще не изжито в Арендии? Здесь рабство упразднено уже много столетий назад!
Гарион был несколько удивлен.
— Народы, населявшие сии земли, когда предки наши попали сюда, оказались людьми добрыми, и праотцы наши взяли себе жен из местных. Поначалу они пользовались рабским трудом, как заведено было в Арендии, но вскоре открылось им, что сие есть величайшая несправедливость — ведь рабы их были им родней, ибо приходились родичами их женам. — Барон слегка нахмурился. — Неужели смута народная, о коей вы упомянули, сильно повредила королевству?
Гарион вздохнул.
— В душе моей надежда на то, что там воцарилось спокойствие, ничтожна, господин барон. Три великих герцогства долгие века вели между собой войну, покуда одно из них — герцогство Мимбр — не получило номинальной власти. Но то и дело вспыхивают междоусобные войны. Более того, бароны из южной Арендии по зачастую ничтожному поводу идут войной друг на друга и беспощадно проливают кровь.
— Идут войной? О Небо! Хотя здесь, на Периворе, тоже возникают распри, но нам удается улаживать споры, и дело редко доходит до смертельных исходов.
— Что вы разумеете под «улаживанием», господин барон?
— Возникающие споры и распри — за исключением разве что кровных обид и насилия, вопиющего к Небу о немедленном отмщении, — мы обычно улаживаем на ристалищах. — Барон улыбнулся. — Дошло до меня также, что порой два рыцаря по обоюдному соглашению выдумывают повод для единоборства на турнире — ведь это равно развлекает и благородных, и простолюдинов.
— Как изящно и изысканно, господин барон! — восхитился Закет.
Выстраивание изощренных фраз в духе старины постепенно начало утомлять Гариона. Он изысканно попросил прощения у доброго барона, сказав, что ему надобно посовещаться с товарищами, и подъехал к Белгарату и остальным.
— Ну, и как вы ладите с бароном? — спросил Шелк.
— По-моему, замечательно. Смешанные браки первых поселенцев с далазийскими девами избавили их потомков от самых отталкивающих арендийских зол.
— От каких, например?
— Перво-наперво от досадной тупости. А еще они упразднили рабство и обычно все споры решают на рыцарских турнирах, не прибегая к кровопролитным войнам.
Гарион скосил глаза на клюющего носом Белгарата.
— Дедушка!
Белгарат открыл один глаз.
— Как думаешь, удалось нам добраться сюда прежде Зандрамас?
— Этого никак нельзя узнать наверняка.
— Но я мог бы посовещаться с Шаром.
— Лучше будет, если ты от этого воздержишься. Если Зандрамас на острове, то мы все равно не узнаем, где именно. Может быть, она шла другой дорогой — тогда Шар не почует ее следа. Но вот она, будь уверен, тотчас же почувствует Шар. С таким же успехом мы могли бы послать ей официальное сообщение о том, что мы здесь. Да и Сардион, кстати, находится в этой части света. Лучше пока его не будить.
— Можешь спросить своего друга барона, Гарион, — предложил Шелк. — Если она здесь, то, может, он что-то о ней слышал?
— Сомневаюсь, — сказал Белгарат. — До сих пор она пускалась во все тяжкие, только бы остаться незамеченной.
— Это правда, — согласился Шелк. — И, полагаю, теперь удвоит усилия. Трудненько будет ей объяснить происхождение этих ее светящихся пятен на коже.
— Давайте подождем, покуда не доберемся до Дал-Перивора, — решил Белгарат. — Я хочу точно знать положение вещей, прежде чем делать решительные шаги.
— Как думаешь, имеет смысл спросить Цирадис? — тихо поинтересовался Гарион, косясь на великолепную карету, которую гостеприимный барон предоставил дамам.
— Нет, — ответил Белгарат. — Ей не позволят ответить нам.
— Думаю, из сложившейся ситуации можно извлечь немалую выгоду, — рассудил Шелк. — Ведь именно Цирадис принадлежит право Последнего выбора, а одно то, что она путешествует с нами, а не с Зандрамас, уже можно счесть добрым предзнаменованием.
— Не думаю, — возразил Гарион. — Полагаю, она не столько путешествует с нами, сколько приглядывает за Закетом. Ему предстоит сделать нечто очень важное, и она не хочет, чтобы он оплошал.
Шелк хмыкнул.
— Где ты предполагаешь начать поиски той карты, которую должен найти? — спросил он у Белгарата.
— Скорее всего, в библиотеке, — ответил старик. — Карта эта — очередная таинственная «шарада», а другие я прежде довольно успешно находил в библиотеках. Гарион, попробуй убедить своего барона представить нас при дворе в Дал-Периворе. Дворцовые библиотеки обычно очень богаты.
— Конечно, дедушка, — кивнул Гарион.
— К тому же мне очень хочется поглядеть на упомянутого бароном кудесника. У тебя есть контора в Дал-Периворе, Шелк?
— Увы, нет, Белгарат. Отсюда совершенно нечего импортировать.
— Ну да ладно. Ты — человек деловой, а в городе наверняка сыщутся тебе подобные. Потолкуй с ними о делах. Скажи, что хочешь ознакомиться с морскими путями, ведущими сюда. Обнюхай каждую карту, какая тебе попадется. Ты знаешь, что мы ищем.
— Ты ловчила, Белгарат, — проворчал Белдин.
— То есть?
— Ведь Цирадис сказала, что ты сам должен отыскать карту!
— Я всего лишь передаю ему свои полномочия, Белдин. Это абсолютно правомочно.
— Сдается мне, она так не думает.
— Предоставляю тебе право объясниться с нею. Ты лучше умеешь убеждать.
Путники ехали короткими перегонами — более всего затем, чтобы не утомлять лошадей, как решил Гарион. Лошади на Периворе были некрупные, и им нелегко приходилось под бременем облаченных в латы всадников. Лишь через несколько дней, въехав на вершину холма, увидели они наконец портовый город — это и был Дал-Перивор.
— Узрите Дал-Перивор, сердце острова и королевскую столицу! — торжественно объявил барон.
Гарион тотчас же понял, что некогда потерпевшие кораблекрушение арендийцы, строившие этот город, совершенно сознательно пытались воссоздать облик Во-Мимбра. Желтые городские стены были высоки и толсты, а на шпилях башен развевались яркие флаги и вымпелы.
— Где удалось вам отыскать желтый камень, господин барон? — изумился Закет. — По пути сюда я нигде не видел ничего похожего.
Барон смущенно кашлянул.
— Стены выкрашены желтой краской, господин рыцарь, — объяснил он.
— Но зачем?
— В память о незабвенном Во-Мимбре, — печально ответил барон. — Предки наши тосковали по милой Арендии. Во-Мимбр — жемчужина нашей утраченной родины, а златые стены его взывают к нашим сердцам даже из невероятной дали.
— А-а-а… — протянул Закет.
— Как я и обещал вам, господин рыцарь, — обратился барон к Гариону, — я с великой радостью сопровожу вас и друзей ваших в королевский дворец, где вам, без сомнения, воздадут достойные почести и примут с великим радушием.