Эддингс Дэвид. Келльская пророчица

   Зандрамас даже не сделала попытки прикрыть наготу, ибо под одеждой у нее не было тела. Виден был лишь смутный абрис, легкий туманный контур, внутри которого кружились огоньки, делаясь с каждой секундой все ярче.
   Гэран же на своих крепких ножонках кинулся прямо к матери, а Сенедра, рыдая от счастья, заключила его в объятия и крепко прижала к груди.
   — Что будет с ним? — спросил Гарион у Эрионда. — Ведь теперь он Дитя Тьмы.
   — Нет более Детей Тьмы. Твой сын в безопасности.
   Гарион испытал невыразимое облегчение. И все явственнее делалось посетившее его в момент выбора, сделанного Цирадис, ощущение богоприсутствия. Он пристальнее вгляделся в Эрионда, и ощущение это усилилось. Раньше Эрионду было на вид никак не более двадцати, теперь же он казался ровесником Гариона — лицо его, прежде невинное, словно у младенца, стало серьезным и мудрым.
   — Нам осталось кое-что докончить, Белгарион, — сказал он.
   Сделав знак Закету приблизиться, он осторожно передал маллорейцу все еще рыдающую Цирадис.
   — Прошу тебя, заботься о ней.
   — Я никогда ее не оставлю, Эрионд, — пообещал Закет и бережно повел плачущую девушку к остальным.
   — А теперь, Белгарион, — продолжал Эрионд, — передай мне Шар, принадлежащий брату моему. Пора завершить начатое.
   Гарион потянулся к рукояти Ривского меча и положил руку на Шар Алдура.
   — Выходи, — приказал он Шару.
   Шар легко выскользнул из своего углубления, и Гарион передал его юному богу.
   Эрионд поглядел сперва на светящийся голубой камень, который держал в руке, затем перевел взгляд на Сардион, а затем вновь взглянул на Шар Алдура. В лице бога было нечто необъяснимое, когда он глядел на эти два камня, лежащие на черте, разделяющей мироздание. Он поднял вверх лицо — и мгновение спустя оно снова выглядело безмятежным.
   — Да будет так! — провозгласил он и, к ужасу Гариона, крепко сжал в ладони Шар и поднес руку к Сардиону.
   Мерцающий красным светом камень, казалось, вздрогнул. Подобно Ктучику, он вначале расширился, затем сжался. Потом снова расширился — в последний раз. И, подобно Ктучику, взорвался, но взрыв этот сдерживала неведомая сила, исходящая то ли от Эрионда, то ли от Шара, то ли откуда-то еще… Гарион ясно осознавал, что, если бы не эта сила, ничто в мире не устояло бы на своих местах после взрыва такой невообразимой мощи.
   Но невзирая на то, что присутствующих защищало бессмертное и неуязвимое теперь тело Эрионда, титанической силой взрыва все брошены были наземь. С потолка дождем посыпались камни, и вся пирамида содрогнулась. Землетрясение это было мощнее того, что некогда до основания разрушило Рэк-Хтол. Не успев даже ни о чем подумать, Гарион перекатился по полу, чтобы прикрыть собой Сенедру и Гэрана. Он успел заметить, что многие из его друзей таким же образом защищают своих любимых.
   Земля продолжала сотрясаться, но на алтаре теперь уже не было видно Сардиона. На его месте сиял огненный шар — он был в тысячу раз ярче солнца.
   А Эрионд с тем же непоколебимым спокойствием извлек руку вместе с Шаром Алдура из жуткого пламени, охватившего Сардион. И вот, когда последнее препятствие, удерживавшее Сардион от разрушения, было устранено, камень взорвался. Сверкающие осколки ударили в потолок пещеры — кровлю мгновенно сорвало, и во все стороны разлетелись колоссальные базальтовые глыбы.
   Внезапно показавшееся небо озарено было светом много ярче солнечного. Фантастическое пламя охватило небосклон от одного горизонта до другого. А осколки Сардиона устремились прямо ввысь, исчезая из виду в высотах небесных.
   Зандрамас издала дикий, какой-то звериный вопль — смутный контур ее тела таял на глазах.
   — Нет! Этого не может быть! Ты обещал!
   Гарион не знал, да и не мог знать, к кому обращается она с отчаянной мольбой. Но тут колдунья простерла руки к Эрионду.
   — Помоги мне, бог Ангарака! Не дай угодить в лапы Морджи или в объятия Владыки Тьмы! Спаси меня!
   И тут туманная оболочка Зандрамас словно лопнула, и бешено вращающиеся огоньки, в которые обратилась ее плоть, устремились вслед за осколками Сардиона вверх, в невыносимо яркое небо.
   А то, что осталось от колдуньи из Даршивы, упало наземь, словно пустой бабочкин кокон, словно смятая, никому уже не нужная изношенная одежда.
   Голос, донесшийся из уст Эрионда, был хорошо знаком Гариону. Он слышал его всю жизнь.
   — Последний ход, — произнес он бесстрастно, словно констатируя факт. — Игра сделана.

Глава 25

   В гроте внезапно повисла немного жутковатая тишина. Гарион поднялся и помог встать на ноги Сенедре.
   — Ты не ранена? — хрипло спросил он.
   Сенедра замотала головой. Все внимание ее сосредоточено было на мальчике, перепачканное и озабоченное личико сияло.
   — Все в порядке? — допытывался Гарион.
   — А что, землетрясение уже кончилось? — поинтересовался Шелк, все еще прикрывавший своим телом Бархотку.
   — Все позади, Хелдар, — ответил Эрионд. Юный бог с величайшей серьезностью протянул Шар Гариону.
   — Но разве ты не оставишь его у себя? — изумился Гарион. — Я думал…
   — Нет, Гарион. Ты остаешься Хранителем Шара.
   И Гарион отчего-то испытал величайшее облегчение. Даже после всего только что пережитого неизбежное прощание с Шаром печалило его. Он был почему-то совершенно уверен, что с сокровищем ему придется расстаться, а за все эти годы Шар перестал быть для него вещью, превратившись в верного друга.
   — Не пора ли нам уходить отсюда? — Голос Цирадис переполняла глубокая печаль. — Я не оставлю моего дорогого друга непогребенным.
   Вместо ответа Дарник ласково коснулся ее плеча, и все молча направились прочь из разрушенного грота.
   Миновав длинный туннель, они вышли на свет — это еще не был обычный дневной свет, однако теперь сияние уже не слепило глаза. Гарион огляделся, и снова им овладело странное ощущение, словно в его жизни этот день уже был, хотя в тот, другой, день все происходило немного по-другому. Яростный шторм, бушевавший над рифом Корим, стих. Тучи рассеялись, а ветер, свирепствовавший во время битвы с драконом и демоном Морджей, сменил ласковый свежий бриз. После гибели Торака в Хтол-Мишраке Гариону казалось, будто он видит зарю первого дня творения. Теперь перевалило за полдень, но ощущение осталось прежним: это был полдень самого первого дня. То, что началось в Хтол-Мишраке, закончилось только теперь. И закончилось раз и навсегда, а потому Гарион испытывал невероятное облегчение. У него слегка кружилась голова. Лишь теперь он осознал, сколько сил, физических и душевных, отнял у него этот день. Больше всего на свете он хотел сейчас освободиться от железных лат, но при одной мысли о том, каких усилий это потребует, у него подкашивались ноги. И Гарион ограничился тем, что снял тяжелый шлем. Теперь он хорошо видел лица всех своих друзей.
   Хотя не вызывало сомнений, что Гэран прекрасно умеет ходить, Сенедра не выпускала сына из рук, прижимаясь щекой к его розовой щечке и отстраняясь лишь затем, чтобы поцеловать ребенка. Похоже было, Гэран ничего не имел против.
   Закет обнимал за плечи прорицательницу из Келля и, судя по выражению его лица, не собирался размыкать объятия. Гарион вспомнил, как Сенедра на заре их любви доверчиво прижималась к нему, словно прося, чтобы он вот так же ее обнял. Он устало двинулся к Эрионду, который глядел на залитое ярким солнцем море.
   — Я хочу спросить тебя кое о чем.
   — Спрашивай, Гарион.
   Гарион указал на Закета и Цирадис.
   — Вот это — тоже предначертано? Понимаешь, в юности Закет потерял очень дорогого ему человека. И если он теперь потеряет Цирадис, ему конец. Я не хочу этого!
   — Успокойся, Гарион, — улыбнулся Эрионд. — Этих двоих уже ничто не разлучит. Ты прав, и это было предопределено.
   — Хорошо. А они знают об этом?
   — Цирадис знает. А со временем все объяснит и Закету.
   — А она все еще обладает даром провидения?
   — Нет. Эта часть ее жизни закончилась в тот момент, когда Полгара сняла с ее глаз повязку. Но она видела будущее, а память у Цирадис отменная.
   Гарион с секунду поразмышлял, и вдруг глаза его широко раскрылись.
   — Ты хочешь сказать, что судьба всей вселенной зависела от выбора обыкновенного человека? — с величайшим изумлением спросил он.
   — Я не назвал бы Цирадис обыкновенной. Она готовилась к своей миссии с самого раннего детства. Но в чем-то ты прав. Выбор должен был сделать человек, причем без всякой посторонней помощи. Даже соплеменники не могли помочь Цирадис в этот решающий момент.
   Гарион содрогнулся.
   — Какую муку она, должно быть, испытала! Как одинока была!
   — Да, это правда. Те, кто делают выбор, всегда в этот момент одиноки.
   — Но ведь выбор ее не был случайным?
   — Нет. Ведь на самом деле она выбирала не между твоим сыном и мною, а между Светом и Тьмой.
   — В толк не могу взять, в чем тогда была проблема? Разве не всякий предпочел бы Свет кромешной Тьме?
   — Такие, как ты и я, возможно. Но прорицателям прекрасно известно, что Свет и Тьма — две стороны одного и того же. А о Цирадис и Закете не волнуйся. — Эрионд постучал пальцем по лбу. — Наш общий друг кое-что задумал для этой парочки. Закету предстоит стать очень важной персоной и немало совершить в своей жизни, а в обычае нашего друга в таких случаях щедро награждать людей авансом.
   — Как Релга и Таибу?
   — Или как тебя и Сенедру, Полгару и Дарника…
   — А не мог бы ты открыть мне, что должен совершить Закет? Что тебе от него надо?
   — Он должен довершить начатое тобой.
   — А разве я делал что-то не так?
   — Ты все делал правильно, но ты ведь не ангараканец. Думаю, ты все сам со временем поймешь. На самом деле это не так уж и сложно.
   Тут Гариону пришла в голову одна мысль — в тот момент он ничуть не сомневался, что она верна.
   — А ведь ты все знал заранее… Ну, я имею в виду, знал, кто ты на самом деле такой.
   — Я знал, кем могу стать, знал задолго до того момента, когда Цирадис сделала выбор. — Он взглянул туда, где остальные с великой печалью окружили безжизненное тело Тофа. — Думаю, мы им сейчас нужны…
   Лицо Тофа было безмятежно — казалось, что гигант спокойно спит, к тому же массивные руки, сложенные на груди, скрывали страшную рану, нанесенную мечом демона. Закет нежно обнимал Цирадис, по лицу которой вновь струились слезы.
   — Ты уверен, что это здравая мысль? — спросил Белдин у Дарника.
   — Да, — просто ответил кузнец. — Видишь ли…
   — Не надо ничего объяснять, — прервал его горбун. — Я хотел знать, уверен ли ты, только и всего. Давай смастерим носилки. Так будет торжественнее…
   Белдин взмахнул рукой, и подле недвижного тела появились гладкие длинные шесты и моток крепкой веревки. Вдвоем они быстро и ловко соорудили носилки и положили на них тело друга.
   — Белгарат, — позвал брата Белдин, — и ты, Гарион, нам нужна ваша помощь.
   Невзирая на то, что каждый из них легко мог бы в мгновение ока перенести тело Тофа в грот, четверо волшебников избрали другой путь: они медленно и торжественно понесли усопшего к месту его последнего упокоения, совершая церемонию, древнюю, как мир.
   Грот, лишенный теперь кровли, заливали теплые лучи полуденного солнца. Завидев мрачный алтарь, Цирадис еле заметно вздрогнула.
   — Какой он мрачный, безобразный, — грустно и тихо произнесла девушка.
   — Да, и в самом деле отвратительный, — критически прищурилась Сенедра. Она обернулась и поглядела на Эрионда. — А ты не хочешь…
   — Конечно, — согласился он.
   Стоило ему кинуть взгляд на отвратительный алтарь, и каменную уродину заволокло туманом, а когда дымка рассеялась, то все увидели массивный гроб из снежно-белого мерцающего мрамора.
   — Так намного лучше, — сказала Сенедра. — Спасибо тебе.
   — Он ведь был и моим другом, Сенедра, — ответил юный бог.
   …Нет, эти похороны вряд ли можно было назвать обычными. Гарион и его друзья окружили мраморный гроб плотным кольцом и замерли, глядя в лицо друга. И столь велик оказался накал страстей здесь, в этом тесном гроте, что Гарион не понял даже, кто сотворил первый цветок, но вскоре стены сплошь оплели бесчисленные, похожие на плющ побеги, усыпанные ароматными белыми цветами, а каменный пол устлал зеленый мшистый ковер. Цветы почти укрыли гроб, а Цирадис выступила вперед и положила на недвижную грудь гиганта скромную белую розу. Потом она поцеловала Тофа в ледяной лоб и прерывисто вздохнула.
   — Как скоро цветы эти увянут и осыплются белые лепестки…
   — Нет, Цирадис, — ласково возразил Эрионд. — Этого не случится. Они останутся нетленными до кончины мира.
   — Спасибо тебе, бог Ангарака, — искренне поблагодарила Цирадис.
   Дарник и Белдин, отойдя в сторонку, о чем-то посовещались, потом одновременно взглянули вверх, концентрируя силу, — и вот над полуразрушенным гротом появилась кровля из прозрачного кварца. Солнечные лучи, проходя сквозь эту толщу, дробились на миллионы крошечных радуг.
   — А теперь пора, Цирадис, — сказала Полгара. — Мы все сделали как подобает.
   Они с Полидрой взяли заплаканную прорицательницу под руки и повели прочь из грота. Остальные двинулись следом.
   Дарник задержался в гроте. Он долго стоял подле гроба, положив руку на плечо друга. Но вот он убрал руку, и, возникнув из воздуха, на ладони его явилась рыболовная снасть, некогда принадлежавшая Тофу. Дарник бережно положил ее в гроб подле тела и в последний раз погладил скрещенные на груди огромные руки. Потом он, не оборачиваясь, вышел.
   Напоследок кузнец и Белдин заботливо преградили вход в длинный туннель массивной кварцевой плитой.
   — Недурно сработано, — заметил все еще грустный Шелк, указывая на каменную маску над входом. — Кто из вас постарался?
   Гарион обернулся. Маска Торака исчезла бесследно, а на ее месте победно улыбалось скульптурное изображение лица Эрионда.
   — Понятия не имею, — ответил он. — И думаю, это совершенно не важно. — Он постучал по своей железной груди. — Как думаешь, сможешь ты высвободить меня из этой штуки? Сдается мне, надобности в ней больше нет.
   — Да, — согласился Шелк. — Скорее всего, да. Трезво оценивая положение дел, скажу: у тебя не осталось достойных соперников.
   — Будем надеяться…
   Позже они очистили амфитеатр от тел гролимов и осколков базальта, усеявших после взрыва каменный пол. Вот с огромной тушей дракона сладить оказалось труднее. Гарион устало опустился на нижнюю ступеньку лестницы, ведущей в амфитеатр. Сенедра, все еще прижимавшая к груди спящего малыша, дремала в его объятиях.
   — Совсем недурно, — раздался вдруг знакомый голос.
   Но на этот раз прозвучал он вовсе не в мозгу Гариона, а совсем рядом с ним.
   — А я думал, тебя нет больше…
   Гарион старался говорить потише, чтобы не разбудить жену и сына.
   — С чего бы это? — удивился голос.
   — Я помню, ты однажды сказал, что после того, как все решится, твое место займет другой голос — нет, лучше сказать, другая сущность.
   — Это и в самом деле так, но я — часть новой сущности.
   — Я не совсем понимаю…
   — Это вовсе не так уж и сложно, Гарион. До того, как мир раскололся, сущность была едина, но затем разделилась, как и все остальное в этом мире. Теперь единство восстановлено, а поскольку я был частью первоначального единства, продолжаю существовать.
   — И это называется «не так уж сложно»?
   — Ты хочешь, чтобы я растолковал подробнее?
   Гарион уже собирался что-то сказать, но раздумал. Он просто спросил:
   — Но ты все еще можешь существовать самостоятельно?
   — Нет. Это привело бы к новому разделению.
   — Но как же тогда… — начал было Гарион, но в последний момент понял, что ему не хочется ничего понимать. — Послушай, довольно об этом. А что это был за ослепительный свет?
   — Это отсвет того самого катаклизма, который расколол мироздание. В тот момент я отделился от своей противоположности, а Шар — от Сардиона.
   — Но мне казалось, это случилось давным-давно…
   — Это и впрямь случилось давным-давно.
   — Но…
   — Перестань задавать вопросы, Гарион, послушай для разнообразия. Многое ли известно тебе о природе света?
   — Ну, свет — это и есть свет…
   — Негусто. Тебе доводилось стоять на лесной поляне, на другом краю которой дровосек рубит дерево?
   — Да.
   — А ты не замечал, что сперва видишь, как он наносит удар, а звук слышишь лишь некоторое время спустя?
   — Да… Теперь, когда ты сказал об этом, я вспомнил. А отчего так бывает?
   — Просто звуку требуется некоторое время, чтобы достичь твоих ушей. Свет движется куда быстрее звука, но и ему необходимо время, чтобы переместиться с одного места на другое.
   — Верю тебе на слово.
   — А известно ли тебе, отчего вселенная раскололась?
   — Что-то случилось там, среди звезд…
   — Верно. Одна из звезд умирала — и умерла не в том месте, где этому следовало произойти. Она взорвалась, и пламя охватило совокупность созвездии, именуемое галактикой. Когда же следом взорвалась галактика, была повреждена ткань вселенной. А вселенная могла спастись от гибели одним-единственным способом — разделившись. Вот что явилось причиной стольких хлопот.
   — Ну хорошо. А при чем здесь свет?
   — Именно тут и кроется загадка: это ослепительное сияние — свет галактического взрыва. Он только теперь достиг этого места.
   Гарион судорожно сглотнул.
   — Где же произошла катастрофа? На каком расстоянии отсюда?
   — Такого рода цифры покажутся тебе сущей бессмыслицей.
   — А когда это случилось?
   — Если я отвечу, это тоже ничего тебе не скажет. Впрочем, можешь поинтересоваться у Цирадис. Возможно, она и ответит тебе. У нее была причина просчитать все самым тщательным образом.
   Гарион медленно начинал кое-что понимать.
   — Так вот в чем дело! Выбор следовало сделать именно в тот момент, когда свет от давнего взрыва достигнет нашего мира!
   — Поздравляю, Гарион.
   — А эта… совокупность созвездий соединилась вновь после того, как Цирадис сделала выбор? Ну, надо ведь чем-то залатать прореху во вселенной…
   — Ты делаешь удивительные успехи, Гарион! Я горжусь тобой. Помнишь, как осколки Сардиона и звездная субстанция, в которую обратилось тело Зандрамас, устремились ввысь, в небо?
   — Такое не забудешь… — содрогнулся Гарион.
   — Тому тоже была причина. Зандрамас и Сардион — или, если угодно, то, что от них осталось, — сейчас уже на пути к той самой «прорехе», как ты изволил выразиться. Они и заделают ее. Но по пути они, разумеется, порядком подрастут.
   — А сколько времени им понадобится… — Гарион осекся. — Впрочем, это наверняка очередная невразумительная цифра?
   — В высшей степени невразумительная.
   — Знаешь, я кое-что заметил. Зандрамас… Она все тщательнейшим образом подготовила, правда? Все, с самого начала?
   — Моя противоположность всегда отличалась методичностью во всем.
   — Я хочу сказать, что она все устроила заранее. Понимаешь, в Найсе все было уже готово, когда она отправилась в Черек за приверженцами Медвежьего культа. Явившись в Риву, чтобы похитить Гэрана, она тоже все подготовила и с блеском обдурила нас, заставив заподозрить в похищении тех самых жрецов Медвежьего культа.
   — Эта женщина могла бы стать блестящим генералом.
   — Но она пошла много дальше любого стратега! Сколь бы ни были хороши ее планы, но если они вдруг проваливались, она отступала на заранее подготовленные позиции! — Гарион задумался. — А Морджа заполучил ее душу? Судьба ее так называемого тела мне теперь известна — оно взорвалось вместе с Сардионом, правда? А что, душа ее все еще блуждает меж звезд или низвергнута в преисподнюю? Голос ее звучал так испуганно…
   — Не знаю и не желаю знать, Гарион. Мы с моим антиподом занимаемся этим миром, а вовсе не преисподней, хотя и она, вне сомнений, является обособленной вселенной.
   — А что произошло бы, выбери Цирадис Гэрана вместо Эрионда?
   — Тогда бы сейчас вы с Шаром переезжали по новому адресу.
   У Гариона по коже забегали мурашки.
   — И ты… ты не предупредил меня? — спросил он ошеломленно.
   — А тебе помогло бы предупреждение? И что бы это переменило?
   Гарион снова решил сменить тему.
   — А Эрионд всегда был богом?
   — Ты что, невнимательно слушал его? Эрионду предначертано стать седьмым богом. Торак был сущим недоразумением, ошибкой.
   — Так, значит, он существовал вечно? Я имею в виду Эрионда…
   — Вечность — это очень долго, Гарион. Дух Эрионда витал во вселенной со времен катастрофы. А когда на свет появился ты, он начал свой земной путь.
   — Так, значит, мы с ним ровесники?
   — Для богов не существует понятия «возраст». Они выбирают любой — по своему желанию. Событием же, ставшим первым звеном в цепочке, что привела всех нас сюда, было похищение Шара. Зедар хотел украсть Шар, а Эрионд отыскал Зедара и показал, как это лучше всего сделать. Не укради Зедар Шара, ты, мальчик мой, все еще торчал бы на ферме Фалдора и, скорее всего, был бы женат на Зубретте. Но выкинь это сейчас из головы и думай вот о чем: мир этот создан лишь для того, чтобы тебе было во что упереться ногами, творя свои подвиги.
   — Прошу, брось шутить!
   — Я не шучу, Гарион. Ты — самый великий человек из всех, кто когда-либо жил и еще родится — за исключением разве что Цирадис. Ты уничтожил злого бога и заменил его добрым. Конечно, ты беспрестанно метался из стороны в сторону, но в конечном счете ты это сделал! И я искренне горд тобой. Ты блестяще справился невзирая ни на что.
   — Но мне так помогали…
   — Естественно, но ты имеешь полное право об этом умалчивать — хотя бы какое-то время. Я бы на твоем месте не стал кричать об этом. Это не так уж приятно…
   Гарион с трудом сдержал улыбку.
   — Но почему я? — спросил он, изо всех сил стараясь изобразить на своем лице тупость и наивность. Некоторое время было тихо, а затем раздался смех.
   — Прошу, не начинай сначала, Гарион!
   — Прости. А что будет дальше?
   — Ты отправишься домой.
   — Нет, меня интересует, что произойдет в мире?
   — Тут очень многое зависит от Закета. Эрионд теперь — бог Ангарака, а Закет, невзирая на то, что существуют Ургит, Дроста и Натель, король Ангарака. А это ответственность немалая, и ему придется порядком попотеть, истребляя самых фанатичных гролимов, ведь ему предстоит обратить всех ангараканцев в новую веру — все они должны восславить Эрионда.
   — Он справится, — уверенно ответил Гарион. — Закет весьма искусен по части убеждения…
   — Полагаю, Цирадис сгладит некоторые неизбежные шероховатости.
   — Ну ладно. А что потом? Что будет после того, как последний ангараканец уверует в Эрионда?
   — Вера эта распространится по свету дальше. Возможно, ты и доживешь до того дня, когда Эрионд станет единственным в мире богом, ибо это предначертано с самого начала.
   — И он обретет Власть и Силу?
   Гарион невольно поежился, вспомнив темные пророчества гролимов.
   — Ты хорошо знаешь Эрионда. Разве можешь ты представить его восседающим на троне и хладнокровно взирающим на приносимые ему кровавые жертвы?
   — Никоим образом! А что станется с остальными богами? С Алдуром, с другими?
   — У них много дел. Они совершили в этом мире то, что им надлежало совершить, а во вселенной великое множество миров.
   — А как же Ул? Он тоже покинет нас?
   — Ул никогда и никого не покидает, Гарион. Он вездесущ. Разве это не ответ на все твои вопросы? Мне еще много предстоит уладить. Есть еще люди, судьбы которых я должен устроить. Кстати прими поздравления с рождением дочек.
   — Дочек?!
   — Это такие маленькие детки женского пола. Очень хитрые, но они много смазливее сыновей, да и пахнут куда приятнее.
   — А… сколько же их будет? — беззвучно выдохнул Гарион.
   — Не так уж мало. Позволь воздержаться от прямого ответа. Не хочу лишать тебя сюрприза. Скажу лишь одно: по возвращении в Риву тебе следует сразу начать обустраивать просторную детскую в твоем дворце. — Голос помолчал, а потом сказал: — Прощай, Гарион. Будь счастлив.
   Эти последние свои слова голос произнес уже не так сухо, как прежде.
   Солнце уже садилось, когда Гарион, Сенедра и Гэран присоединились к друзьям, растерянно бродившим вокруг туши убитого дракона.
   — Надо что-то придумать, — бормотал Белгарат. — Этот зверь, в сущности, не так уж и отвратен. Он был просто туп, а это не такое уж страшное преступление. Я даже жалел его и теперь не хочу бросать его тело вот так, на растерзание жадным чайкам.
   — Ты становишься сентиментальным, Белгарат, — отметил въедливый Белдин. — Как это досадно!
   — С возрастом все мы становимся немного сентиментальными, — пожал плечами Белгарат.
   — Моя подружка в порядке? — спросила Бархотка у Сади, возвратившегося откуда-то с глиняным кувшинчиком в руках. — Тебя долго не было.
   — Зит прекрасно себя чувствует, — ответил Сади. — Просто один из малышей решил поиграть со мною в прятки. Он очень хорошо спрятался — я не скоро его отыскал.
   — Какой смысл нам тут засиживаться? — подал голос Шелк. — Не лучше ли зажечь сигнальный огонь — может быть, Креска успеет подобрать нас до темноты?
   — Мы ждем гостей, Хелдар, — сказал Эрионд.
   — Ждем гостей? И кто же это к нам припожалует?
   — Кое-кто из друзей намеревается нас навестить.
   — Это твои друзья или наши?
   — Всего понемножку. Вон кое-кто уже показался. — И Эрионд указал на море.
   Все дружно повернулись туда, куда он указывал. Шелк вдруг расхохотался.