Эддингс Дэвид. Келльская пророчица

   — Приятно сознавать, что она тоже совершает промашки, — сказал Белгарат. — Хорошо, теперь нам известно, что она исподтишка пытается деморализовать нас. Лучший способ разрушить ее планы — как можно скорее забыть страшные сны.
   — И быть предельно внимательными и осторожными, если вдруг начнутся видения, — прибавила Полгара.
   С палубы возвратились Шелк и волчонок.
   — Спешу порадовать вас — погода просто великолепна! — радостно сообщил он, почесывая у волчонка за ушами.
   — Что ж, замечательно, — пробормотал Сади.
   Евнух сосредоточенно смазывал лезвие своего кинжальчика свежей порцией яда. Он облачился в короткую кожаную куртку и штаны, а на ногах у него были кожаные сапожки, доходящие до середины икры. В Стисс-Торе, невзирая на свое довольно хрупкое сложение, Сади был каким-то изнеженным и рыхлым. Теперь же он выглядел подтянутым и мускулистым. Год воздержания от дурманящих зелий в сочетании с постоянными физическими нагрузками — и в нем произошла волшебная перемена.
   — Все складывается прекрасно, — продолжал Шелк. — С утра над морем висит густейший туман, дамы и господа, замечательный туман, его ножом можно резать. Просто мечта контрабандиста!
   — В этом Шелку вполне можно верить, — улыбнулся Дарник.
   Кузнец был одет как обычно, но свой топор он отдал Тофу, вооружившись тяжелым кузнечным молотом — тем самым, которым он некогда сокрушил демона Нахаза.
   — Пророчества явно водят нас за нос, — раздраженно сказал Белдин, — но, по крайней мере, мне кажется, что мы вчера вечером приняли верное решение. А в густом тумане нам волей-неволей придется передвигаться осторожно.
   Белдин выглядел как всегда — был непричесан, грязен и безобразен.
   — Но, может быть, нам пытаются помочь, — предположила Бархотка.
   Полчаса назад, войдя в кают-компанию, она сразила всех наповал. Девушка облачилась в облегающий кожаный костюм — совершенно такой же, в каком щеголяла надракийская плясунья Велла. Наряд этот был почти мужским и неопровержимо доказывал, что Бархотка вознамерилась активно действовать.
   — Кое-кто уже очень здорово пособил Зандрамас, — продолжала она. — Может быть, настала наша очередь получить помощь?
   «Она права? — мысленно спросил Гарион у своего таинственного друга. — Может быть, ты и тот, другой, сейчас помогаете нам?
   «Не глупи, Гарион. Никто никому не помогает. На данном этапе игры это строжайше запрещено».
   «Тогда откуда взялся туман?»
   «А откуда он обычно берется?»
   «Почем мне знать?»
   «От верблюда! Спроси у Белдина. Он все популярно тебе объяснит. Туман — совершенно обычное явление природы».
   — Лизелль, я только что побеседовал с моим другом, — объявил Гарион. — Туман этот никаким волшебством не вызван. Это естественное следствие шторма.
   — Какое разочарование! — вздохнула девушка.
   Сенедра проснулась утром, исполненная решимости облачиться в тунику дриады, но Гарион решительно воспротивился. Тогда она надела простое серое шерстяное платьице без нижних юбок, ничем не сковывающее движений. Она явно рвалась в бой. Гарион не сомневался, что под одеждой у нее спрятан по меньшей мере один кинжал.
   — Почему мы медлим? — спросила она.
   — Потому что еще не рассвело, дорогая, — спокойно объяснила ей Полгара. — Придется подождать, пока солнце не встанет.
   Полгара и ее мать были одеты в совершенно одинаковые платья, только у Полгары оно было серым, а у Полидры — коричневым.
   — Почему бы тебе не сходить на камбуз, Гарион, — предложила Полидра, — и не поторопить кока с завтраком? Нам необходимо подкрепиться — я сомневаюсь, что нынче у нас будет время, да и желание пообедать.
   Полидра сидела рядом с Белгаратом — они, словно дети, держались за руки. Гарион был несколько оскорблен ее бесцеремонной просьбой — еще бы, ведь он как-никак король, а не мальчик на побегушках. Но он тотчас же укорил себя за эту дикую мысль и уже собирался встать…
   — Я схожу, Гарион, — вызвался вдруг Эрионд.
   Похоже было, что светловолосый юноша прочел мысли друга. Эрионд был все в том же коричневом крестьянском платье и, похоже, совершенно безоружен.
   Когда юноша вышел, Гариона поразила вдруг странная мысль. Почему он нынче столь внимательно разглядывает своих друзей? Ведь он всех их прекрасно знает, да и все их одежды видел множество раз — разве что за редким исключением. И тут с леденящей душу уверенностью он осознал, в чем дело. Один из их сегодня умрет — и он хочет навек запечатлеть их образы в своем сердце. Ведь он не знает, кто именно падет жертвой… Он взглянул на Закета. Маллореец сбрил бороду. Его оливково-смуглое от природы лицо не казалось более зеленовато-бледным — кожу покрывал здоровый загар, вот только на щеках и подбородке, которые скрывала бородка, светлела не тронутая солнцем полоска. Одежда его была предельно проста, как и у самого Гариона, — ведь им предстояло, высадившись на риф, тотчас же облачиться в доспехи.
   Невозмутимый гигант Тоф не переменил обычного наряда — на нем была набедренная повязка, сандалии, а через плечо он перекинул толстое одеяло из небеленой шерсти. Вот только увесистого посоха при нем не было — вместо привычного оружия на коленях у великана лежал топор Дарника.
   И прорицательница из Келля ничуть не переменилась. Ее балахон с капюшоном сиял белизной, а гладкая, без единой складочки, повязка все так же закрывала глаза. Гарион мельком подумал, что, наверное, она не снимает ее, даже ложась спать. И тут его как громом поразило. Что, если сегодня они потеряют именно Цирадис? Она пожертвовала всем ради своей великой миссии. Неужели пророчества будут столь жестоки, что потребуют от этой хрупкой девушки еще одной страшной жертвы?
   Белгарат, разумеется, оставался верен себе. На ногах у него красовались все те же видавшие виды башмаки, штопаные-перештопаные носки, штаны с заплатами. Дополняла туалет куртка цвета ржавчины — именно в таком облачении явился он некогда на ферму Фалдора под именем сказочника Дядюшки Волка. Вот только на сей раз в руках у старика не было оловянной кружки. Вчера вечером за ужином он по привычке придвинул к себе кружку, увенчанную шапкой аппетитной пены. Полидра же не менее привычным движением отобрала ее у мужа и выплеснула в иллюминатор. Гарион не без оснований заподозрил, что пьянству Белгарата пришел конец, и предвкушал долгие содержательные беседы с совершенно трезвым дедом.
   Они молча позавтракали — ведь обо всем было уже переговорено. Сенедра, помня свое обещание, накормила волчонка до отвала, потом грустно взглянула на Гариона.
   — Пожалуйста, не забывай его кормить…
   Спорить сейчас с нею совершенно не имело смысла. Мысль о том, будто нынче последний день ее жизни, столь прочно въелась в ее сознание, что никакие доводы разума не смогли бы ее в этом разуверить.
   — Может быть, ты захочешь подарить его Гэрану, — прибавила она. — У каждого мальчика непременно должна быть собака — иначе он вырастет безответственным.
   — А вот у меня никогда не было собаки, — признался Гарион.
   — Как жестоко с вашей стороны, тетушка Пол, — вздохнула Сенедра, бессознательно — или не вполне — адресуясь к Полгаре таким образом.
   — У него просто не было бы времени за ней ухаживать, Сенедра, — отпарировала Полгара. — У нашего Гариона всегда забот полон рот.
   — Будем надеяться, что, когда все это кончится, я стану посвободнее, — сказал Гарион.
   Завтрак закончился, и в каюту вошел капитан Креска. Он принес карту.
   — Она не очень точная, — извиняющимся тоном сказал он. — Я уже говорил, что мне в свое время не удалось тщательно промерить все глубины вокруг этой скалы. Но мы вполне можем на тихом ходу подойти к ней на несколько сотен ярдов, а потом спустить шлюпку. Правда, туман все сильно усложняет.
   — А каков берег с восточной стороны горы? — спросил Белгарат.
   — Там отмель, — ответил Креска. — А во время отлива там воробью по колено.
   — Прекрасно. Ведь нам надо кое-что прихватить с собой. — Белгарат указал на два увесистых свертка с доспехами Гариона и Закета.
   — Прикажу матросам погрузить все это в шлюпку, — ответил капитан.
   — Когда можно отплывать? — нетерпеливо спросила Сенедра.
   — Минут через двадцать, малютка.
   — Так нескоро?
   Капитан кивнул и прибавил:
   — Ежели, конечно, вам не удастся уговорить солнышко побыстрее подниматься.
   Сенедра с мольбой взглянула на Белгарата.
   — И не подумаю, — категорично отрезал он.
   — Капитан, — вмешалась Полидра, — не могли бы вы тут приглядеть за щенком? — И она указала на волчонка. — Он порой чересчур нетерпелив, а мы вовсе не хотим, чтобы он в самое неподходящее время завыл во всю глотку.
   — Будет сделано, госпожа.
   Похоже было, что морской волк Креска столь редко сходил на берег, что был не в состоянии отличить сухопутного волка от собаки.
   Идти на малом ходу к берегу оказалось делом весьма непростым. Матросы подняли якорь и сели на весла. Сделав несколько гребков, они сушили весла и ждали, покуда лоцман не выберет линь со свинцовым грузилом на дне, чтобы убедиться, достаточна ли глубина.
   — Да, довольно медленно, — заметил Шелк, — но, по крайней мере, безопасно. Ведь нам неизвестно, кто шатается по этому рифу, а насторожить бы их не хотелось.
   — Тут мель, капитан, — вполголоса доложил лоцман, выбирая линь.
   Никто из матросов не шумел — военные приготовления Гариона и его друзей красноречивее всяких слов свидетельствовали о необходимости соблюдать тишину. Лоцман вновь бросил грузило за борт. Пришлось ждать некоторое время, пока корабль вплотную подойдет к туго натянутому лот-линю.
   — Глубина быстро уменьшается, капитан, — объявил лоцман. — Тут до дна не более двух морских саженей.
   — Суши весла! — тихо приказал матросам капитан Креска. — Бросайте якорь. Ближе мы подойти не сможем. — Он повернулся к помощнику. — Когда мы сядем в шлюпку, отойди на сотню ярдов и поджидай там. Возвращаясь, мы свистнем — ну, как обычно.
   — Есть, капитан!
   — А ведь вы, как вижу, уже бывали в подобных переделках, — отметил Шелк.
   — Пару раз, — признался капитан.
   — Если нынче все закончится удачно, мы с вами поболтаем по душам. У меня есть деловое предложение — и оно может вас заинтересовать.
   — Неужели ты больше ни о чем не в состоянии думать — даже сейчас! — с упреком воскликнула Бархотка.
   — Удача дважды в руки не дается, моя дорогая Лизелль, — с некоторой напыщенностью произнес он.
   — Ты неисправим.
   — Думаю, ты имеешь право на этот вывод…
   Якорное отверстие обложено было промасленной мешковиной, которая отлично заглушала звяканье тяжелой цепи, фут за футом уходящей в темную воду. Гарион скорее даже не услышал, а почувствовал, как заостренные когти якоря коснулись каменистого дна.
   — Пора садиться в шлюпку, — сказал Креска. — Матросы спустят ее на воду, когда все мы будем на борту. — Он смущенно поглядел на Гариона и прибавил: — Боюсь, что тебе и твоим друзьям придется грести, Гарион. Шлюпка слишком тяжела.
   — Не беспокойтесь, капитан.
   — Я плыву с вами — нужно же мне убедиться, что вы благополучно достигли берега.
   — Капитан, — заговорил Белгарат, — когда мы высадимся на берег, отойдите в море и ждите нас. Мы просигналим, когда можно будет подойти и взять нас на борт.
   — Будет исполнено.
   — Если до завтрашнего утра вы так и не заметите сигнала, можете возвращаться в Перивор — это будет означать, что мы не плывем с вами.
   Лицо Крески помрачнело.
   — Неужели то, что предстоит вам там, на рифе, и впрямь настолько опасно?
   — Думаю, даже немного опаснее, — пошутил Шелк. — Но мы изо всех сил стараемся не думать об этом.
   Жутковато было плыть по этой маслянистой черной воде — каждый взмах весла рвал в клочки серый густой туман, но их тут же уносило прочь на гребнях грозных волн, и Гариону вдруг вспомнилась другая туманная ночь — ночь в Стисс-Торе, когда они пересекали Змеиную реку, и их одноглазый проводник, наемный убийца Исас, ведомый лишь безошибочным чутьем, помог им перебраться на другой берег. Гарион даже не знал, что с ним сталось…
   После каждых десяти гребков капитан Креска, стоявший на носу и держащий руль, давал сигнал сушить весла и, склоняя голову к плечу, чутко вслушивался в шум прибоя.
   — Еще пара сотен ярдов, — тихо сказал он. — Эй ты, — обратился он к матросу, измеряющему глубину при помощи лот-линя, — не прозевай! Я вовсе не хочу напороться на камни. Если обнаружишь мель, дай знать.
   — Есть, капитан.
   Шлюпка медленно скользила по черной воде к незримому берегу, откуда доносилось странноватое шуршание — это волны накатывались на берег, усыпанный галькой. Камушки перекатывались, когда волной их несло на берег, а затем, неудержимо влекомые назад, они печально шелестели, словно ненасытное море оплакивало тщетность своих усилий поглотить всю сушу и обратить весь мир в безбрежный океан, где волны, не чуя преград, могли бы вершить свой бесконечный путь вокруг земного шара.
   Густой туман на востоке уже начинал светлеть — над волнами, разбрасывающими вокруг мириады сверкающих брызг, занимался рассвет.
   — Еще сотня ярдов, — хрипло сообщил Креска.
   — Когда мы доберемся до берега, капитан, — сказал ему Белгарат, — прикажите матросам оставаться в лодке. Им все равно не позволят высадиться — так что не стоит и пытаться. Мы оттолкнем шлюпку сразу же, как только покинем ее.
   Креска нервно сглотнул и кивнул.
   Гарион уже явственно различал шум прибоя и чуял запах водорослей — так всегда пахнет там, где море встречается с землей. И вдруг — Гарион даже не успел различить в тумане линии берега — волнение улеглось и темная поверхность моря стала гладкой, словно стекло.
   — Как предусмотрительно и мило, — заметил Шелк.
   — Ш-ш-ш! — Лизелль приложила пальчик к губам. — Я слушаю!
   Днище лодки прошелестело по гальке, Дарник выпрыгнул и вытащил ее нос на берег. Гарион с друзьями тоже покинули шлюпку и побрели по щиколотку в воде.
   — Увидимся завтра утром, капитан, — тихо сказал Гарион, прежде чем Тоф с силой оттолкнул шлюпку от берега. — Я надеюсь, — прибавил он.
   — Удачи тебе, Гарион, — сказал Креска. — Когда встретимся на борту, ты уж расскажи мне, что тут была за заварушка.
   — Возможно, мне захочется обо всем позабыть, — грустно произнес Гарион.
   — Вряд ли — ведь ты победишь, — донесся из тумана голос Крески.
   — Нравится мне этот человек, — сказал Шелк. — Бодряк и оптимист.
   — Давайте уйдем с открытого места, — сказал Белгарат. — Что бы там ни говорил Гариону его приятель, туман этот мне отчаянно не нравится. Если бы мы схоронились за скалами, я почувствовал бы себя много лучше.
   Дарник и Тоф подхватили полотняные свертки с доспехами, Гарион и Закет обнажили мечи и направились прочь от галечного пляжа в глубь рифа. Скала, к которой они приблизились, казалась сложенной из крапчатого гранита, но формы двух ее вершин выглядели не вполне естественными. Гарион за свою жизнь достаточно повидал гранита и знал, что гранит со временем ветра обычно скругляют.
   — Странно, — пробормотал Дарник, ударяя носком мокрого ботинка по камню почти совершенной кубической формы.
   Он поставил наземь мешок с доспехами, вытащил нож и некоторое время кончиком его ковырял камень.
   — Это не гранит, — тихо произнес он. — Очень похоже на гранит, но этот камень много тверже. Это что-то другое.
   — Можно выяснить потом, — отмахнулся от кузнеца Белдин. — Давай-ка побыстрее найдем убежище — на случай, если предчувствия на сей раз не обманывают Белгарата. Как только вы укроетесь, я взлечу и сделаю пару кругов над горой.
   — Ты ровнешенько ничего не увидишь, — предсказал Шелк.
   — Зато, может, чего услышу…
   — Идемте туда! — Дарник указал своим молотом вперед. — Сдается мне, что увесистая глыба свалилась вниз со склона, — там, где она лежала, в горе осталось приличное углубление.
   — На первое время сойдет, — согласился Белгарат. — Белдин, когда станешь превращаться, действуй осторожно. Уверен, что Зандрамас высадилась одновременно с нами, а она может тебя услышать.
   — Не учи ученого, Белгарат!
   Естественная ниша в склоне этой удивительной, ступенчатой горы оказалась достаточно велика, чтобы все могли в ней укрыться, и путешественники осторожно вошли в нее.
   — Славно, — сказал Шелк. — Почему бы здесь не перевести дух? Белдин сейчас обернется чайкой и осмотрит остров. А я пойду на разведку и найду кратчайший путь к пещере.
   — Будь осторожен, — напутствовал его Белгарат.
   — Настанет день, когда ты позабудешь произнести эти слова, Белгарат, и все деревья на свете в одночасье засохнут!
   Маленький человечек ужом выполз из ниши и исчез в тумане.
   — Ты и впрямь ему осточертел со своими предупреждениями, — сказал Белдин.
   — Шелк — натура увлекающаяся. Его необходимо одергивать. Послушай, можно надеяться, что ты в течение ближайшего часа займешься делом?
   Белдин тихо, но грязно выругался и белокрылой чайкой взвился в воздух.
   — Нрав твой и впрямь остался прежним, Старый Волк, — сказала Полидра.
   — А ты рассчитывала, что он изменится?
   — Не то чтобы всерьез, — ответила она, — но ведь надежда умирает последней…
   Невзирая на предчувствия Белгарата, туман и не думал рассеиваться. Примерно спустя полчаса возвратился Белдин.
   — Кто-то высадился на западном побережье, — доложил он. — Я их не видел, но слышал прекрасно. Ангараканцы вообще не умеют говорить вполголоса. — Прости, Закет, но это сущая правда.
   — Если хочешь, могу издать императорский декрет, повелевающий моим подданным разговаривать только шепотом и строжайше наказать это и детям своим, и внукам, и даже правнукам.
   — Не стоит трудиться, Закет, — ухмыльнулся горбун. — Покуда среди моих противников остаются хотя бы немногие ангараканцы, я предпочел бы слышать, как они приближаются. А что, Хелдар еще не возвращался?
   — Пока нет, — ответил Гарион.
   — С чем он там возится? Эти каменные глыбы слишком велики, чтобы рассовать их по карманам.
   Как раз в этот момент наверху показалась голова Шелка, и он легко спрыгнул на камни.
   — Вы мне не поверите! — торжественно объявил он.
   — Может, и так, — кивнула Бархотка, — впрочем, сначала расскажи, а там увидим.
   — Эту гору явно выстроили люди или, по крайней мере, некто. Каменные ступени опоясывают гору наподобие террас, притом все они очень ровные и гладкие. Ступени ведут от подножия к самой вершине. Там — алтарь и огромный трон.
   — Так вот что все это значит! — воскликнул Белдин, прищелкнув пальцами. — Белгарат, ты читал когда-нибудь Книгу Торака?
   — Начинал пару раз и бросал — мой древнеангараканский язык оставляет желать лучшего.
   — Ты умеешь говорить на древнеангараканском? — изумился Закет. — Здесь, в Маллорее, этот язык запрещен. Подозреваю теперь, что Торак кое-что переписал в книге и боялся, как бы кто-то не уличил его во лжи.
   — Я знал это задолго до того, как запрет вступил в силу. Но что именно он там изменил, Белдин?
   — Помнишь этот отрывок в самом начале — ну, сразу после того напыщенного вздора? Торак заявляет, что он поднялся на высоты Корим, чтобы поспорить с Улом о сотворении мира?
   — Смутно.
   — Так или иначе, Ул не хотел ввязываться в это дело, а Торак повернулся к папочке задницей, сошел вниз, собрал ангараканцев и повел их в Корим. Там он объявил, какую судьбу им предназначает, затем, в духе ангараканских обычаев, все рухнули ниц, а поднявшись, принялись рвать друг друга на куски и приносить в жертву. В этом отрывке есть словцо «халагачак», что означает «храм» или что-то в этом роде. Я всегда считал, что Торак выражается фигурально, но оказывается, это не так. Эта вершина и есть храм. Алтарь на вершине — вернейшее тому доказательство, а на этих террасах стояли ангараканцы, наблюдая за тем, как гролимы приносят жертвы их богу. Если я не ошибаюсь, именно здесь Торак и беседовал с отцом. И не важно, как ты относишься к Обожженному Лицу, но место это — одно из самых священных на земле.
   — Ты уже не один раз упомянул отца Торака, — Закет озадаченно заморгал, — а я и не подозревал, что у богов есть отцы.
   — Разумеется, есть, — высокомерно заявила Сенедра. — И это всем известно.
   — А вот я не знал.
   — Отец богов — Ул, — будничным тоном произнесла она.
   — Но разве он не бог улгов?
   — Он не просто избран их богом, — сказал Белгарат. — Горим с присущей ему эксцентричностью силой заставил Ула стать их богом.
   — Как можно силой заставить бога что-то сделать?
   — Осторожненько, — ответил Белдин. — Очень, очень осторожно.
   — Я встречалась с Улом, — сразила его Сенедра. — И я ему понравилась.
   — Знаешь, временами она препротивная! — шепнул Закет Гариону.
   — А, так ты заметил?
   — Тебе и не надо меня любить, — тряхнула маленькая королева медными кудрями. — Пусть хоть все меня возненавидят! Покуда женщину любят боги, с нею все в полном порядке.
   И в сердце Гариона затеплилась робкая надежда. Сенедра способна шутить, значит, она не столь уж убеждена в том, что скорая кончина ее неминуема. Но тут же Гарион сильно занервничал и испытал страстное желание как можно скорее отнять у нее кинжал.
   — Удалось ли тебе в ходе твоих захватывающих исследований обнаружить вход в пещеру? — спросил Белгарат у Шелка. — Я отчего-то полагал, что именно для этого ты рыскал в тумане.
   — Пещера? — переспросил Шелк. — А, это на северном склоне горы. Перед нею нечто вроде амфитеатра. Вход на самой середине склона. Я обнаружил это в первые же десять минут.
   Белгарат захлопал ресницами.
   — Впрочем, это не в полном смысле пещера, — прибавил Шелк. — Может быть, внутри горы и есть пещера, но вход больше напоминает огромную дверь. По обеим сторонам ее колонны, а над притолокой — знакомая харя.
   — Торак?
   Сердце Гариона упало.
   — Собственной персоной.
   — Может быть, пора двигаться? — предложил Дарник. — Если Зандрамас уже на острове… — И он развел руками.
   — Ну и что с того? — поинтересовался Белдин. Все дружно уставились на маленького уродливого горбуна.
   — Ведь Зандрамас не может войти в пещеру прежде нас, я правильно понял? — спросил он у Цирадис.
   — Да, Белдин, — ответила она. — Это запрещено.
   — Вот и прекрасно. Тогда мы подождем. Уверен, она вполне насладится предвкушением долгожданной встречи. Додумался кто-нибудь захватить с собой что-нибудь вкусненькое? Я могу стать чайкой, но сырая рыба мне не по вкусу.

Глава 22

   Они прождали около часа, покуда Белдин не решил, что Зандрамас уже доведена до белого каления. Гарион и Закет воспользовались отсрочкой и облачились в латы.
   — Теперь надо поглядеть, как там она, — наконец решил горбун.
   Со всей возможной осторожностью Белдин обернулся чайкой и скрылся в тумане. Вскоре он возвратился, злобно хихикая.
   — Никогда не слыхивал, чтобы женщина употребляла такие выражения! — сказал он. — Даже тебя, Пол, она заткнула за пояс!
   — Что она делает? — спросил Белгарат.
   — Стоит у входа в пещеру — ну, около двери или как там ее — в обществе сорока очаровательных гролимов. Именно столько их было.
   — Сорока? — воскликнул Гарион. Он повернулся к Цирадис. — Но ведь ты говорила, что числом мы должны совпасть!
   — Но разве ты не стоишь по крайней мере пятерых, Гарион? — просто спросила она.
   — Но…
   — Ты сказал «их было сорок»? — Белгарат внимательно поглядел на брата.
   — Видишь ли, наша страдающая звездной оспой подруга пыталась пропихнуть нескольких гролимов в эту самую дверь, а вход что-то упорно загораживало. Уж не знаю, что тому виной: эта самая преграда или гнев Зандрамас, опыт которой не удался. В общем, на данный момент пятеро уже мертвы, а Зандрамас мечется перед входом, изобретая все новые ругательства. Кстати, у всех гролимов пурпурные подкладки внутри капюшонов.
   — Значит, все они колдуны, — бесстрастно произнесла Полгара.
   — Колдовство гролимов не такое уж могущественное, — презрительно буркнул Белдин.
   — А ты заметил огоньки у нее под кожей? — спросил Гарион.
   — О да! Лицо ее напоминает полный светлячков летний лужок вечером. Я еще кое-что заприметил. Наш альбатрос тоже тут. Мы раскланялись, но поговорить было недосуг.
   — Что он тут делает? — подозрительно спросил Шелк.
   — Просто парит в небесах. Ты знаешь, какие они, альбатросы. Взмахнут крыльями раз в неделю — и то хорошо. А туман начинает понемногу рассеиваться. Почему бы нам просто не выстроиться на одной из ступеней террасы прямо перед этим амфитеатром и не подождать, покуда ветер разгонит голубую муть? Если из тумана вдруг появятся темные фигуры, это произведет на Зандрамас некоторое впечатление, не так ли?
   — Ты видел моего малыша? — трепещущим голоском пролепетала Сенедра.
   — Он вовсе уже не малыш, моя девочка. Он крепенький мальчонка с такими же светлыми кудряшками, как у нашего Эрионда. По выражению его мордашки я понял, что он не в восторге от своей компании. Если судить по первому впечатлению, то он, похоже, вырастет таким же буяном, как все в его семействе. Сдается мне, Гарион может спокойно сойти вниз, вручить ему Ривский меч, а нам всем останется сидеть и наблюдать, как он там со всеми разберется.
   — Я не намерен позволить ему убивать, прежде чем у него выпадет последний молочный зуб! — твердо заявил Гарион. — А кто-нибудь еще там есть?