Страница:
— Мы в неоплатном долгу у вас, господин барон, — ответил Гарион.
Барон хитровато прищурился:
— Признаюсь вам, господин рыцарь, что руководят мною не только великодушие и бескорыстие. Представив при дворе странствующих рыцарей, устремленных к благородной цели, я упрочу свою репутацию.
— Ну хорошо, друг мой, — рассмеялся Гарион. — Таким образом все остаются в выигрыше.
Дворец оказался почти точной копией королевской резиденции в Во-Мимбре — крепость внутри крепости, с высокими стенами и крепкими воротами.
— По крайней мере на этот раз, надеюсь, моему деду не придется выращивать дерево, — прошептал Гарион на ухо Закету.
— Чего-о?
— Когда мы впервые попали в Во-Мимбр, рыцарь, стоявший на страже у ворот, не поверил Мандореллену, когда тот представил дедушку как великого волшебника Белгарата. Тогда дедушка вытащил хворостинку, запутавшуюся в хвосте его коня, воткнул ее в землю прямо на площади перед дворцом — и тотчас же выросла яблоня. Потом он приказал недоверчивому рыцарю всю оставшуюся жизнь за нею ухаживать.
— И что, рыцарь послушался?
— Не сомневаюсь. Мимбрийцы воспринимают подобные приказы исключительно серьезно.
— Странный народ…
— О да. Я вот, например, приказал Мандореллену жениться на девушке, которую он любил чуть ли не с детства, а еще прекратил войну в самом ее разгаре.
— И как тебе это удалось?
— А я пригрозил. Полагаю, они восприняли меня всерьез. — Подумав, он прибавил: — Хотя, наверное, немного помогла и буря, которую я обрушил на головы сражавшихся. А Мандореллен и Нерина долгие годы нежно обожали друг друга и пребывали в романтической тоске. Мне это, в конце концов, надоело, и я заставил их пошевелиться. Им я тоже пригрозил. Видишь вот этот ножичек? — Он указал на рукоять Ривского меча, торчавшую из-за его плеча. — Он сразу бросается в глаза.
— Гарион! — Закет расхохотался. — Да ты деревенщина!
— Да. Возможно, — согласился Гарион. — Но ведь они и впрямь поженились. Теперь оба безмерно счастливы, а ежели что-то пойдет не так, им есть, кого винить, правда?
— Ты совершенно необыкновенный человек, друг мой, — серьезно сказал Закет.
— Нет, — вздохнул Гарион. — Наверное, нет. А так хотелось бы… Судьбы мира тяжким бременем лежат на наших с тобой плечах, Закет, и на самих себя времени не остается. Вот скажи, разве тебе не хотелось бы в одно прекрасное летнее утро выехать из дому, просто чтобы полюбоваться восходом и поглядеть, что находится за ближайшим холмом?
— Я думал, именно этим мы и занимаемся.
— Не совсем так. Мы делаем все это по принуждению. Я же говорил о развлечении.
— Уже многие годы я ничего не делал ради развлечения.
— А разве ты не развлекался от души, угрожая распять Гетеля, короля туллов? Сенедра мне рассказывала.
Закет расхохотался.
— Это было совсем недурно, — признался он. — Но, разумеется, я никогда бы этого не сделал. Спору нет, Гетель полный идиот, но в тот момент он был мне нужен.
— Вот именно! Все упирается в необходимость. Мы с тобой делаем лишь то, что нужно, а вовсе не то, чего нам хочется. Ни один из нас не искал столь высокой миссии, но теперь оба мы вынуждены делать то, что необходимо, и то, чего от нас ожидают. Если мы взбунтуемся, мир погибнет — и жертвами падут многие честные и благородные люди. Я не предам людей честных и благородных — и ты не предашь. Ты сам слишком благороден для этого.
— Благороден? Я?
— Ты недооцениваешь себя, Закет, и, я думаю, очень скоро некто поможет тебе покончить с ненавистью к самому себе.
Закет вздрогнул.
— Ты думал, я не знаю? — продолжал Гарион, не щадя застенчивости друга. — Но ты почти исцелен. Ты почти изжил страдания, боль и раскаяние, а если тебе нужен добрый совет, я научу тебя быть счастливым. Иначе для чего существует дружба?
Из-под забрала Закета донеслось сдавленное рыдание.
И тут между коней двух друзей неизвестно откуда возникла волчица. Ее янтарные глаза устремлены были на Гариона.
— Отлично сказано, — произнесла она. — Возможно, сестра и недооценила тебя, юный волк. Похоже, ты и в самом деле уже не щенок.
— Брат очень старается, — отвечал Гарион по-волчьи. — Брат надеется, что не слишком разочаровал тебя.
— Ты подаешь надежды, Гарион.
И эти слова ее разрушили последние сомнения Гариона. Он уже давно кое о чем подозревал…
— Благодарю тебя, бабушка, — сказал он, уже совершенно точно зная, с кем разговаривает.
— Долгонько же ты собирался, чтобы наконец это выговорить!
— Боялся показаться не вполне вежливым…
— Я считаю, что ты слишком много времени провел в обществе моей старшей дочери. Она, как я заметила, чересчур увлекается соблюдением приличий. Надеюсь, тебе достанет благоразумия держать свое открытие при себе?
— Как ты пожелаешь.
— Это будет мудро. — Волчица взглянула на ворота дворца. — Что это за строение?
— Королевский дворец.
— А кто такой король? Растолкуй по-волчьи.
— В обычаях двуногих чтить их превыше всех прочих собратьев, бабушка. Правда, это скорее дань обычаю, нежели самому двуногому, носящему на голове корону.
— Как любопытно! — фыркнула волчица.
Но вот со скрежетом и звоном опустился подвесной мост, и барон Астеллиг со своими рыцарями, сопровождаемый путешественниками, въехал во двор.
Как и в Во-Мимбре, Тронный зал королевского дворца в Дал-Периворе был просторным, со сводчатыми потолками и резными колоннами вдоль стен. Между колоннами располагались узкие и высокие окошки с витражами, и солнечный свет, льющийся сквозь цветные стеклышки, играл всеми цветами радуги. Пол был выложен отполированными до блеска мраморными плитами, а на крытом алым ковром возвышении в дальнем конце зала стоял трон Перивора, эффектно выделяясь на фоне тяжелых пурпурных драпировок. На богатой ткани вокруг трона развешано было массивное старинное вооружение — реликвии двухтысячелетнего правления династии. Были тут копья, жезлы и мечи, зачастую выше человеческого роста, и потрепанные военные стяги давным-давно позабытых королей.
Обстановка показалась такой знакомой Гариону, что голова у него пошла кругом. Казалось, вот-вот навстречу ему выйдет Мандореллен в сверкающих доспехах, сопровождаемый рыжебородым Бэраком и страстным любителем коней Хеттаром. И вновь странное ощущение поразило Гариона. Все это уже происходило с ним прежде. И ему вдруг открылось нечто важное: рассказывая Закету о прошлом, он сам как бы переживал его вновь. И было это не что иное, как духовное очищение в преддверии уже ставшей неизбежной встречи в Месте, которого больше нет.
— Соблаговолите, господа рыцари, приблизиться к трону короля Ольдорина, дабы мог я представить вас его величеству, — сказал барон Астеллиг. — Я сам поведаю ему о некоторых ограничениях, кои накладывает на вас ваша великая миссия.
— Ваша учтивость и предусмотрительность делают вам честь, господин Астеллиг, — сказал Гарион. — Мы сердечно рады будем приветствовать государя.
И они втроем двинулись по мраморному полу к покрытому ковром тронному возвышению. Король Ольдорин оказался еще более дюжим молодцом, чем даже Кородуллин Арендийский, но в глазах его не было заметно даже слабого проблеска интеллекта.
Высокий, крепкого сложения рыцарь неожиданно заступил путь Астеллигу.
— Сие непочтительно, господин барон. Вели спутникам поднять забрала свои, дабы король мог видеть лики тех, кто приближается к нему!
— Я сам объясню его величеству причину сей скрытности, господин рыцарь, — решительно ответил Астеллиг. — Уверяю вас, что сии рыцари, коих смею я именовать друзьями, вовсе не желают выказать неуважения к нашему государю.
— Искренне скорблю, барон Астеллиг, — упрямился рыцарь, — но я не могу этого дозволить!
Барон потянулся к рукояти меча.
— Спокойно! — Рука Гариона в тяжелой перчатке опустилась на плечо Астеллига. — Как ведомо всем в подлунном мире, обнажать оружие в присутствии короля строжайше запрещено.
— Вы весьма искушены в придворном этикете, господин рыцарь.
Голос придворного звучал уже далеко не так уверенно.
— Мне доводилось представать пред многими государями мира, господин, и я поднаторел в придворной учтивости. Уверяю вас, что мы никоим образом не желали оскорбить его величество, приблизившись к его трону с опущенными забралами. Поступать так велит нам наш долг и великая миссия, кою призваны мы исполнить.
Рыцарь уже явно колебался.
— Речь ваша весьма учтива, господин рыцарь…
— Так не будете ли и вы учтивы в ответ, господин рыцарь? Соблаговолите проводить нас с другом и барона Астеллига к трону его величества. Вне сомнения, столь доблестный воин, как вы, сможет предотвратить любую неожиданность, однако, заверяю вас, ничего непредвиденного не произойдет.
— Да будет так, господин рыцарь, — решился наконец упрямец.
Они вчетвером приблизились к тронному возвышению и склонились в поклоне.
— Да пребудет в добром здравии мой король, — сказал Астеллиг.
— Приветствую, барон, — рассеянно ответил монарх.
— Имею честь представить вам двух странствующих рыцарей, прибывших сюда издалека. Они направляются туда, где судьбой назначено им совершить великий подвиг.
В глазах короля затлел слабый огонек интереса. Слово «подвиг» для мимбрийца звучит сладчайшей музыкой.
— Как видите, ваше величество, — продолжал Астеллиг, — друзья мои не поднимают забрал. Но не воспримите это как жест неуважения — это всего лишь необходимая предосторожность в преддверии их доблестного подвига. В большом мире царствует зло, а рыцари эти со спутниками своими должны противостоять ему. Оба они стяжали славу в большом мире, и ежели бы открыли они лики свои, то в тот же миг были бы узнаны, и злобный враг их, коего они преследуют, был бы предупрежден об их приближении и воспрепятствовал бы им. Посему забрала их должны пребывать опущенными.
— Разумная предосторожность, — согласился король. — Приветствую вас, господа рыцари. Добро пожаловать.
— Вы добры, ваше величество, — произнес Гарион. — И мы благодарны вам за то, что со столь мудрым пониманием отнеслись вы к обстоятельствам, побуждающим нас скрывать свои лица. Подвиг наш труден, и подстерегают нас на пути чары и заклятия — и случись нам быть узнанными, мы были бы побеждены, от чего пострадал бы весь мир.
— Вполне понимаю вас, господин рыцарь, и не стану далее расспрашивать о вашем подвиге. У стен любого дворца есть уши, а здесь вполне может оказаться некто из приспешников вашего недруга.
— Мудро сказано, мой король, — раздался скрипучий голос за их спинами. — Как мне самому довелось убедиться, сила кудесников весьма велика, и даже доблесть сих двух отважных рыцарей может оказаться бессильной перед нею.
Гарион обернулся. Глаза у говорящего были совершенно белыми.
— Се — кудесник, про которого я говорил, — прошептал барон Астеллиг. — Берегитесь его, господин рыцарь, ибо король — послушная игрушка в его руках.
— О, добрый Эрезель! — Лицо короля озарилось радостью. — Будь любезен, приблизься к трону. Возможно, ты со столь свойственной тебе мудростью присоветуешь сим двум отважным воинам, как им избежать ловушек, расставленных на их пути злобными колдунами.
— Служить вам — счастье для меня, — ответил Нарадас.
— Ты знаешь этого типа? — спросил Закет у Гариона.
— Да.
Нарадас подошел к трону.
— Осмелюсь кое-что предложить вам, господа рыцари, — елейным голосом начал он. — Вскоре при дворе состоится великий турнир. Ежели вы не примете в нем участия, то прихлебатели недруга вашего, кои несомненно следят за вами, могут насторожиться. Вот первый совет мой: соблаговолите выйти на ристалище, дабы избежать беды.
— Мудрый совет, Эрезель, — закивал пустоголовый монарх. — Господа рыцари, се Эрезель, великий волшебник и ближайший мой советник. Прислушайтесь к его речам, ибо мудрость их безгранична. Мы же с нашей стороны будем весьма польщены, если два столь доблестных воина примут участие в предстоящем развлечении.
Гарион стиснул зубы. Одно невинное с первого взгляда предложение — и Нарадас преуспел в своем намерении задержать их, чего долго и безуспешно добивался. И теперь выхода у них просто не было.
— Мы почтем за честь разделить с вашими могучими рыцарями предстоящее удовольствие, ваше величество, — ответил он. — А позвольте полюбопытствовать, когда начнется турнир?
— Ровно через десять дней, господин рыцарь.
Глава 13
Барон хитровато прищурился:
— Признаюсь вам, господин рыцарь, что руководят мною не только великодушие и бескорыстие. Представив при дворе странствующих рыцарей, устремленных к благородной цели, я упрочу свою репутацию.
— Ну хорошо, друг мой, — рассмеялся Гарион. — Таким образом все остаются в выигрыше.
Дворец оказался почти точной копией королевской резиденции в Во-Мимбре — крепость внутри крепости, с высокими стенами и крепкими воротами.
— По крайней мере на этот раз, надеюсь, моему деду не придется выращивать дерево, — прошептал Гарион на ухо Закету.
— Чего-о?
— Когда мы впервые попали в Во-Мимбр, рыцарь, стоявший на страже у ворот, не поверил Мандореллену, когда тот представил дедушку как великого волшебника Белгарата. Тогда дедушка вытащил хворостинку, запутавшуюся в хвосте его коня, воткнул ее в землю прямо на площади перед дворцом — и тотчас же выросла яблоня. Потом он приказал недоверчивому рыцарю всю оставшуюся жизнь за нею ухаживать.
— И что, рыцарь послушался?
— Не сомневаюсь. Мимбрийцы воспринимают подобные приказы исключительно серьезно.
— Странный народ…
— О да. Я вот, например, приказал Мандореллену жениться на девушке, которую он любил чуть ли не с детства, а еще прекратил войну в самом ее разгаре.
— И как тебе это удалось?
— А я пригрозил. Полагаю, они восприняли меня всерьез. — Подумав, он прибавил: — Хотя, наверное, немного помогла и буря, которую я обрушил на головы сражавшихся. А Мандореллен и Нерина долгие годы нежно обожали друг друга и пребывали в романтической тоске. Мне это, в конце концов, надоело, и я заставил их пошевелиться. Им я тоже пригрозил. Видишь вот этот ножичек? — Он указал на рукоять Ривского меча, торчавшую из-за его плеча. — Он сразу бросается в глаза.
— Гарион! — Закет расхохотался. — Да ты деревенщина!
— Да. Возможно, — согласился Гарион. — Но ведь они и впрямь поженились. Теперь оба безмерно счастливы, а ежели что-то пойдет не так, им есть, кого винить, правда?
— Ты совершенно необыкновенный человек, друг мой, — серьезно сказал Закет.
— Нет, — вздохнул Гарион. — Наверное, нет. А так хотелось бы… Судьбы мира тяжким бременем лежат на наших с тобой плечах, Закет, и на самих себя времени не остается. Вот скажи, разве тебе не хотелось бы в одно прекрасное летнее утро выехать из дому, просто чтобы полюбоваться восходом и поглядеть, что находится за ближайшим холмом?
— Я думал, именно этим мы и занимаемся.
— Не совсем так. Мы делаем все это по принуждению. Я же говорил о развлечении.
— Уже многие годы я ничего не делал ради развлечения.
— А разве ты не развлекался от души, угрожая распять Гетеля, короля туллов? Сенедра мне рассказывала.
Закет расхохотался.
— Это было совсем недурно, — признался он. — Но, разумеется, я никогда бы этого не сделал. Спору нет, Гетель полный идиот, но в тот момент он был мне нужен.
— Вот именно! Все упирается в необходимость. Мы с тобой делаем лишь то, что нужно, а вовсе не то, чего нам хочется. Ни один из нас не искал столь высокой миссии, но теперь оба мы вынуждены делать то, что необходимо, и то, чего от нас ожидают. Если мы взбунтуемся, мир погибнет — и жертвами падут многие честные и благородные люди. Я не предам людей честных и благородных — и ты не предашь. Ты сам слишком благороден для этого.
— Благороден? Я?
— Ты недооцениваешь себя, Закет, и, я думаю, очень скоро некто поможет тебе покончить с ненавистью к самому себе.
Закет вздрогнул.
— Ты думал, я не знаю? — продолжал Гарион, не щадя застенчивости друга. — Но ты почти исцелен. Ты почти изжил страдания, боль и раскаяние, а если тебе нужен добрый совет, я научу тебя быть счастливым. Иначе для чего существует дружба?
Из-под забрала Закета донеслось сдавленное рыдание.
И тут между коней двух друзей неизвестно откуда возникла волчица. Ее янтарные глаза устремлены были на Гариона.
— Отлично сказано, — произнесла она. — Возможно, сестра и недооценила тебя, юный волк. Похоже, ты и в самом деле уже не щенок.
— Брат очень старается, — отвечал Гарион по-волчьи. — Брат надеется, что не слишком разочаровал тебя.
— Ты подаешь надежды, Гарион.
И эти слова ее разрушили последние сомнения Гариона. Он уже давно кое о чем подозревал…
— Благодарю тебя, бабушка, — сказал он, уже совершенно точно зная, с кем разговаривает.
— Долгонько же ты собирался, чтобы наконец это выговорить!
— Боялся показаться не вполне вежливым…
— Я считаю, что ты слишком много времени провел в обществе моей старшей дочери. Она, как я заметила, чересчур увлекается соблюдением приличий. Надеюсь, тебе достанет благоразумия держать свое открытие при себе?
— Как ты пожелаешь.
— Это будет мудро. — Волчица взглянула на ворота дворца. — Что это за строение?
— Королевский дворец.
— А кто такой король? Растолкуй по-волчьи.
— В обычаях двуногих чтить их превыше всех прочих собратьев, бабушка. Правда, это скорее дань обычаю, нежели самому двуногому, носящему на голове корону.
— Как любопытно! — фыркнула волчица.
Но вот со скрежетом и звоном опустился подвесной мост, и барон Астеллиг со своими рыцарями, сопровождаемый путешественниками, въехал во двор.
Как и в Во-Мимбре, Тронный зал королевского дворца в Дал-Периворе был просторным, со сводчатыми потолками и резными колоннами вдоль стен. Между колоннами располагались узкие и высокие окошки с витражами, и солнечный свет, льющийся сквозь цветные стеклышки, играл всеми цветами радуги. Пол был выложен отполированными до блеска мраморными плитами, а на крытом алым ковром возвышении в дальнем конце зала стоял трон Перивора, эффектно выделяясь на фоне тяжелых пурпурных драпировок. На богатой ткани вокруг трона развешано было массивное старинное вооружение — реликвии двухтысячелетнего правления династии. Были тут копья, жезлы и мечи, зачастую выше человеческого роста, и потрепанные военные стяги давным-давно позабытых королей.
Обстановка показалась такой знакомой Гариону, что голова у него пошла кругом. Казалось, вот-вот навстречу ему выйдет Мандореллен в сверкающих доспехах, сопровождаемый рыжебородым Бэраком и страстным любителем коней Хеттаром. И вновь странное ощущение поразило Гариона. Все это уже происходило с ним прежде. И ему вдруг открылось нечто важное: рассказывая Закету о прошлом, он сам как бы переживал его вновь. И было это не что иное, как духовное очищение в преддверии уже ставшей неизбежной встречи в Месте, которого больше нет.
— Соблаговолите, господа рыцари, приблизиться к трону короля Ольдорина, дабы мог я представить вас его величеству, — сказал барон Астеллиг. — Я сам поведаю ему о некоторых ограничениях, кои накладывает на вас ваша великая миссия.
— Ваша учтивость и предусмотрительность делают вам честь, господин Астеллиг, — сказал Гарион. — Мы сердечно рады будем приветствовать государя.
И они втроем двинулись по мраморному полу к покрытому ковром тронному возвышению. Король Ольдорин оказался еще более дюжим молодцом, чем даже Кородуллин Арендийский, но в глазах его не было заметно даже слабого проблеска интеллекта.
Высокий, крепкого сложения рыцарь неожиданно заступил путь Астеллигу.
— Сие непочтительно, господин барон. Вели спутникам поднять забрала свои, дабы король мог видеть лики тех, кто приближается к нему!
— Я сам объясню его величеству причину сей скрытности, господин рыцарь, — решительно ответил Астеллиг. — Уверяю вас, что сии рыцари, коих смею я именовать друзьями, вовсе не желают выказать неуважения к нашему государю.
— Искренне скорблю, барон Астеллиг, — упрямился рыцарь, — но я не могу этого дозволить!
Барон потянулся к рукояти меча.
— Спокойно! — Рука Гариона в тяжелой перчатке опустилась на плечо Астеллига. — Как ведомо всем в подлунном мире, обнажать оружие в присутствии короля строжайше запрещено.
— Вы весьма искушены в придворном этикете, господин рыцарь.
Голос придворного звучал уже далеко не так уверенно.
— Мне доводилось представать пред многими государями мира, господин, и я поднаторел в придворной учтивости. Уверяю вас, что мы никоим образом не желали оскорбить его величество, приблизившись к его трону с опущенными забралами. Поступать так велит нам наш долг и великая миссия, кою призваны мы исполнить.
Рыцарь уже явно колебался.
— Речь ваша весьма учтива, господин рыцарь…
— Так не будете ли и вы учтивы в ответ, господин рыцарь? Соблаговолите проводить нас с другом и барона Астеллига к трону его величества. Вне сомнения, столь доблестный воин, как вы, сможет предотвратить любую неожиданность, однако, заверяю вас, ничего непредвиденного не произойдет.
— Да будет так, господин рыцарь, — решился наконец упрямец.
Они вчетвером приблизились к тронному возвышению и склонились в поклоне.
— Да пребудет в добром здравии мой король, — сказал Астеллиг.
— Приветствую, барон, — рассеянно ответил монарх.
— Имею честь представить вам двух странствующих рыцарей, прибывших сюда издалека. Они направляются туда, где судьбой назначено им совершить великий подвиг.
В глазах короля затлел слабый огонек интереса. Слово «подвиг» для мимбрийца звучит сладчайшей музыкой.
— Как видите, ваше величество, — продолжал Астеллиг, — друзья мои не поднимают забрал. Но не воспримите это как жест неуважения — это всего лишь необходимая предосторожность в преддверии их доблестного подвига. В большом мире царствует зло, а рыцари эти со спутниками своими должны противостоять ему. Оба они стяжали славу в большом мире, и ежели бы открыли они лики свои, то в тот же миг были бы узнаны, и злобный враг их, коего они преследуют, был бы предупрежден об их приближении и воспрепятствовал бы им. Посему забрала их должны пребывать опущенными.
— Разумная предосторожность, — согласился король. — Приветствую вас, господа рыцари. Добро пожаловать.
— Вы добры, ваше величество, — произнес Гарион. — И мы благодарны вам за то, что со столь мудрым пониманием отнеслись вы к обстоятельствам, побуждающим нас скрывать свои лица. Подвиг наш труден, и подстерегают нас на пути чары и заклятия — и случись нам быть узнанными, мы были бы побеждены, от чего пострадал бы весь мир.
— Вполне понимаю вас, господин рыцарь, и не стану далее расспрашивать о вашем подвиге. У стен любого дворца есть уши, а здесь вполне может оказаться некто из приспешников вашего недруга.
— Мудро сказано, мой король, — раздался скрипучий голос за их спинами. — Как мне самому довелось убедиться, сила кудесников весьма велика, и даже доблесть сих двух отважных рыцарей может оказаться бессильной перед нею.
Гарион обернулся. Глаза у говорящего были совершенно белыми.
— Се — кудесник, про которого я говорил, — прошептал барон Астеллиг. — Берегитесь его, господин рыцарь, ибо король — послушная игрушка в его руках.
— О, добрый Эрезель! — Лицо короля озарилось радостью. — Будь любезен, приблизься к трону. Возможно, ты со столь свойственной тебе мудростью присоветуешь сим двум отважным воинам, как им избежать ловушек, расставленных на их пути злобными колдунами.
— Служить вам — счастье для меня, — ответил Нарадас.
— Ты знаешь этого типа? — спросил Закет у Гариона.
— Да.
Нарадас подошел к трону.
— Осмелюсь кое-что предложить вам, господа рыцари, — елейным голосом начал он. — Вскоре при дворе состоится великий турнир. Ежели вы не примете в нем участия, то прихлебатели недруга вашего, кои несомненно следят за вами, могут насторожиться. Вот первый совет мой: соблаговолите выйти на ристалище, дабы избежать беды.
— Мудрый совет, Эрезель, — закивал пустоголовый монарх. — Господа рыцари, се Эрезель, великий волшебник и ближайший мой советник. Прислушайтесь к его речам, ибо мудрость их безгранична. Мы же с нашей стороны будем весьма польщены, если два столь доблестных воина примут участие в предстоящем развлечении.
Гарион стиснул зубы. Одно невинное с первого взгляда предложение — и Нарадас преуспел в своем намерении задержать их, чего долго и безуспешно добивался. И теперь выхода у них просто не было.
— Мы почтем за честь разделить с вашими могучими рыцарями предстоящее удовольствие, ваше величество, — ответил он. — А позвольте полюбопытствовать, когда начнется турнир?
— Ровно через десять дней, господин рыцарь.
Глава 13
Покои, куда их препроводили вскоре, вновь оказались на удивление знакомыми. Арендийцы, разлученные с родиной два тысячелетия тому назад, с благоговейной любовью, в мельчайших деталях воссоздали королевский дворец в Во-Мимбре. Даже неудобства тут были точно те же. Практичный Дарник тотчас же это заметил.
— Сдается мне, они вполне могли бы кое-что усовершенствовать.
— Но ведь в архаизме есть свое очарование, дорогой, — ответила мужу Полгара.
— Виной всему, вероятно, острая ностальгия, Пол, и все же, если бы они кое-что тут модернизировали, было бы только лучше. Ведь ты заметила, что ванные комнаты находятся в подвале?
— Точно так, госпожа Полгара, — подтвердила наблюдательная Бархотка.
— В Мал-Зэте было куда удобнее, — вздохнула Сенедра. — Ванные комнаты там находятся прямо в покоях — можно вволю веселиться и шалить…
У Гариона даже уши сделались пунцовыми.
— Похоже, я опять проворонил самое интересное, — хитровато произнес Закет.
— Ничего подобного, — быстро ответил Гарион.
И тут явились королевские портные. Полгару и остальных женщин тотчас же как ветром сдуло. Гарион и прежде замечал, что искусство портных в чем-то сродни колдовству, поскольку завладевает сердцами даже самых достойных женщин.
Вслед за портными появились швеи, которые, подобно портным, работали в духе седой старины. Белдин, разумеется, был непоколебим — он тотчас же со всей решительностью отверг их услуги. Одному особенно настойчивому портному ему даже пришлось показать корявый большой кулак, и тот понял наконец, что горбун вполне удовлетворен своим внешним видом.
Гарион же и Закет пребывали во власти запрета, наложенного на них прорицательницей из Келля, и оставались в доспехах.
Когда же наконец их оставили в покое, Белгарат сурово насупился.
— Предупреждаю вас двоих: будьте предельно осторожны во время турнира. Нарадасу известно, кто мы такие, — видели, как легко ему удалось нас задержать? Он вполне может пойти и несколько дальше. — Старый волшебник пристально посмотрел в сторону дверей. — Куда это ты направляешься? — спросил он у Шелка.
— Хотел немного погулять, принюхаться, — с невинным видом отвечал маленький мошенник. — Никогда не вредно знать, что нас ожидает.
— Ну ладно, но будь осторожен. И гляди, чтобы что-нибудь чужое ненароком не перекочевало в твой карман. Если тебя застукают, нам всем не поздоровится.
— Ты обижаешь меня, Белгарат! — возмутился Шелк. — Никто никогда еще не видел, чтобы я что-то украл!
И удалился, все еще возмущенно бормоча что-то себе под нос.
— Как думаешь, этим он хотел сказать, что красть вообще не в его привычке? — спросил Закет.
— Нет, — вдруг раздался голос Эрионда. — Он сказал лишь то, что сказал, — никто никогда не заставал его за воровством. — Юноша ласково улыбнулся. — У него есть несколько дурных привычек, но ведь мы пытаемся его перевоспитать…
Впервые за очень долгое время Гарион услышал голос своего юного друга. Эрионд делался все более молчаливым, все глубже уходил в себя. И это беспокоило Гариона. Эрионд всегда был странным мальчиком и умел предчувствовать грядущие напасти даже тогда, когда все остальные оставались безмятежно спокойными. Гарион с ужасом вспомнил роковые слова Цирадис, прозвучавшие в Реоне: «Путь твой исполнен будет великих опасностей, Белгарион, и один из друзей твоих сложит голову в этом пути».
И тут, словно в ответ на его безмолвную мысль, из комнаты, где дамы совещались с портными, явилась келльская прорицательница с повязкой на глазах. Вслед за нею выпорхнула Сенедра, облаченная в одну лишь сорочку, притом весьма короткую.
— Но это же такое роскошное платье, Цирадис! — умоляющим тоном воскликнула королева.
— Оно хорошо для тебя, королева Ривы, — ответила пророчица. — Но эта роскошь не для меня.
— Сенедра! — Гарион задохнулся от возмущения. — Ты же не одета!
— Да ну тебя! — отмахнулась Сенедра. — Кто из вас не видал голых женщин? Важнее то, что я никак не могу сладить с моей загадочной подружкой. Цирадис, если ты не наденешь это платье, я очень, очень рассержусь на тебя! К тому же нам срочно нужно соорудить тебе подходящую прическу.
Пророчица же, словно на глазах у нее и не было повязки, приблизилась к Сенедре и нежно заключила ее в объятия.
— Дорогая, дорогая моя Сенедра, — ласково заговорила она, — сердце твое больше, чем ты сама, моя крошка, а твоя заботливость согревает мне душу. Но я вполне удовлетворена моим незатейливым нарядом. Возможно, со временем вкусы мои и переменятся — тогда я с радостью прибегну к твоим любезным услугам.
— С нею решительно невозможно разговаривать! — всплеснула руками маленькая королева. И грациозно скользнула в двери дамской комнаты — только взметнулся коротенький подол.
— Ты должен получше ее кормить, — заявил Белдин Гариону. — Не пойму, в чем душа держится…
— Она и такой мне нравится, — ответил Гарион. Потом взглянул на Цирадис. — Не желаешь ли присесть, великая прорицательница?
— Если позволишь.
— Разумеется!
Гарион жестом отклонил помощь Тофа и сам подвел девушку с завязанными глазами к мягкому креслу.
— Благодарю тебя, Белгарион, — сказала она. — Ты столь же добр, сколь и отважен. — Улыбка ее была словно луч солнца в ненастный день. Рукой она коснулась своих волос. — Неужели это и впрямь столь безобразно?
— Это прекрасно, Цирадис, — чистосердечно ответил Гарион. — Сенедра частенько преувеличивает, к тому же обожает выводить из себя людей — меня, в частности.
— Разве тебе это столь уж неприятно, Белгарион?
— Н-нет. Я, наверное, заскучал бы по этим ее выходкам, если бы она вдруг сделалась благоразумной.
— Ты попался в любовные сети, король Белгарион. Ты могущественный волшебник, но, смею думать, твоя маленькая королева при помощи еще более сильных чар околдовала тебя и держит сердце твое на своей маленькой ладошке.
— Это правда, но, знаешь, я ничего не имею против.
— Если вы не прекратите этой слащавой тягомотины, меня вырвет! — ворчливо заявил Белдин. И тут воротился Шелк.
— Ну как, клюнуло? — спросил Белгарат.
— Нарадас обставил тебя и с библиотекой. Я заглянул туда, и тот, кто ведает книгами…
— Библиотекарь, — рассеянно уточнил Белгарат.
— Хоть черт в ступе. Так вот, он сказал, что, как только Нарадас появился в замке, он тотчас же перевернул все вверх дном в библиотеке.
— Это уже кое-что, — сказал Белгарат. — Значит, Зандрамас нет на острове. Она послала сюда Нарадаса, чтобы он выполнил ее поручение. И что, он все еще разыскивает карту?
— Похоже, нет.
— Значит, он ее нашел.
— И, скорее всего, уничтожил, чтобы мы до нее не добрались, — прибавил Белдин.
— Нет, добрый Белдин, — вмешалась Цирадис. — Та карта, что вы ищете, все еще существует, но она вовсе не там, где вы намеревались ее искать.
— Но, разумеется, нечего и ожидать, что ты намекнешь, где именно она сейчас находится? — без всякой надежды спросил Белгарат.
Цирадис отрицательно покачала головой.
— Не стоит, уважаемый Белгарат.
— Погоди-погоди, ты сказала «карта»? — Белдин, как всегда, атаковал лоб в лоб. — Значит ли это, что она существует в единственном экземпляре?
Цирадис кивнула.
Горбун передернул плечами.
— Ну да ладно. Поиски карты заполнят наш вынужденный досуг — нам все равно нечего делать, покуда двое наших героев не начнут пробовать на зуб доспехи своих противников.
— Кстати, чуть не забыл! — воскликнул Гарион, пристально глядя на Закета. — Ты ведь не умеешь орудовать копьем, я правильно понял?
— Честно признаться, не умею.
— Тогда завтра утречком мы с тобой куда-нибудь подадимся, и я дам тебе несколько добрых советов.
— Мне это представляется вполне разумным.
Наутро оба друга поднялись рано и верхом выехали из дворца.
— Думаю, нам лучше отправиться за городские стены, — сказал Гарион. — Конечно, неподалеку от дворца есть учебное ристалище, но там наверняка практикуются другие рыцари. Я, конечно, не хочу тебя обидеть, но несколько первых ударов новичка обычно бывают просто уморительны. А ведь мы с тобой — великие доблестные рыцари и не можем никому позволить заподозрить в нас щенков.
— Весьма признателен, — сухо отвечал Закет.
— Но, может быть, тебе по вкусу публичный позор?
— Совсем нет.
— Тогда пусть будет по-моему, ладно?
Миновав городские стены, они направились на луг в нескольких милях от города.
— Ты взял два щита, — заметил Закет. — Так принято?
— Другой предназначается для нашего противника.
— Для кого-о?
— Это будет какой-нибудь пень или дерево. Нам нужна мишень. — Гарион натянул поводья. — Кстати, учти, что турнир, в котором мы собираемся участвовать, чисто формальный. Никто никого не намеревается убивать — это считается дурным тоном. Скорее всего, мы будем сражаться при помощи копий с тупыми наконечниками. Это помогает предотвратить несчастные случаи.
— Но ведь кто-то порой все-таки гибнет?
— И такое случается, но крайне редко. Цель поединка считается достигнутой, если один из сражающихся вылетел из седла. Тогда ты подъезжаешь к нему и упираешь кончик своего копья в самый центр его щита.
— Разумеется, ежели наземь лечу я, он делает то же самое…
— Верно.
— Но это же, наверное, больно!
— Так оно и есть. После нескольких ударов соперника ты покроешься синяками с головы до ног.
— И они тут так развлекаются?
— Это не только забава. Это своего рода состязание. Оно выявляет сильнейших.
— Хоть это я могу понять…
— Полагаю, это состязание должно тебе понравиться.
Они прикрепили щит на пружинистую ветвь кедра.
— Как раз нужная высота, — сказал Гарион. — Сперва я покажу тебе, как это делается. Смотри внимательно. А потом попробуешь сам.
Гарион, уже изрядно поднаторевший в боевом искусстве, с каждой попытки попадал в цель.
— А зачем ты в последнюю секунду привстаешь в стременах? — спросил внимательный Закет.
— Я не столько привстаю, сколько наклоняюсь вперед. Суть в том, чтобы получше упереться ногами в стремена, наклониться вперед и напрячь все мускулы. Таким образом к твоему весу прибавится еще и вес лошади, что значительно увеличит силу удара.
— Умно. Дай-ка я попробую.
С первой попытки Закет блистательно промазал.
— И что же я сделал не так? — обиженно спросил он.
— Когда ты приподнялся и наклонился вперед, конец твоего копья ушел вниз. Надо поточнее целиться.
— А, теперь понятно. Ладно, давай-ка еще разок.
Со второй попытки он нанес по цели скользящий удар, и щит волчком завертелся вокруг своей оси.
— Ну как, уже лучше? — спросил он. Гарион отрицательно покачал головой.
— Считай, ты убил противника. Ты ударил в самый верх щита. Теперь копье твое чересчур задрано вверх — так ты угодишь рыцарю прямо в забрало и сломаешь ему шею.
— Тогда я еще попрактикуюсь.
К полудню Закет сделал значительные успехи.
— На сегодня довольно, — сказал Гарион. — Становится чересчур жарко.
— А я прекрасно себя чувствую! — возразил окрыленный Закет.
— Признаться, я пекусь вовсе не о тебе, а о твоей лошади.
— А-а-а… Да, она уже в мыле — слегка…
— Не слегка, Закет. К тому же лично я уже нагулял прекрасный аппетит.
День турнира выдался очень солнечным. Толпы празднично разодетых горожан тянулись по улицам к ристалищу, где должны были состояться поединки.
— Знаешь, мне кое-что пришло в голову, — сказал Закету Гарион, когда они вышли из дворца. — И мне, и тебе, в сущности, наплевать, кто выйдет победителем в турнире, правда?
— Что-то я тебя не пойму.
— У нас есть дела поважнее, а ушибы и переломы были бы для нас только досадной помехой. Так что достаточно нанести несколько ударов, повергнуть наземь пару рыцарей, а затем беспрепятственно позволить другим выбить нас из седел. Честь наша останется таким образом незапятнанной, да и серьезных ранений мы избежим.
— Ты предлагаешь нам сдаться добровольно? И это ты, Гарион?
— Но это разумно.
— Я в жизни еще не проигрывал сражения!
— С каждым днем ты все больше и больше делаешься похожим на Мандореллена, — вздохнул Гарион.
— Кстати, — продолжал Закет, — ты забываешь кое о чем. Мы ведь назвались доблестными рыцарями и сверх того сообщили, что нам предстоит великий подвиг. Если мы не сделаем все, что в наших силах, Нарадас напоет королю всякой всячины и заронит в его сердце подозрение. Ну, а если мы победим, то вырвем у змеи жало.
— Победим? — фыркнул Гарион. — Конечно, ты многому научился за эту неделю, но ведь нам предстоит сразиться с теми, кто орудует копьем всю жизнь! Так что, думаю, победа нам не грозит.
— Сдается мне, они вполне могли бы кое-что усовершенствовать.
— Но ведь в архаизме есть свое очарование, дорогой, — ответила мужу Полгара.
— Виной всему, вероятно, острая ностальгия, Пол, и все же, если бы они кое-что тут модернизировали, было бы только лучше. Ведь ты заметила, что ванные комнаты находятся в подвале?
— Точно так, госпожа Полгара, — подтвердила наблюдательная Бархотка.
— В Мал-Зэте было куда удобнее, — вздохнула Сенедра. — Ванные комнаты там находятся прямо в покоях — можно вволю веселиться и шалить…
У Гариона даже уши сделались пунцовыми.
— Похоже, я опять проворонил самое интересное, — хитровато произнес Закет.
— Ничего подобного, — быстро ответил Гарион.
И тут явились королевские портные. Полгару и остальных женщин тотчас же как ветром сдуло. Гарион и прежде замечал, что искусство портных в чем-то сродни колдовству, поскольку завладевает сердцами даже самых достойных женщин.
Вслед за портными появились швеи, которые, подобно портным, работали в духе седой старины. Белдин, разумеется, был непоколебим — он тотчас же со всей решительностью отверг их услуги. Одному особенно настойчивому портному ему даже пришлось показать корявый большой кулак, и тот понял наконец, что горбун вполне удовлетворен своим внешним видом.
Гарион же и Закет пребывали во власти запрета, наложенного на них прорицательницей из Келля, и оставались в доспехах.
Когда же наконец их оставили в покое, Белгарат сурово насупился.
— Предупреждаю вас двоих: будьте предельно осторожны во время турнира. Нарадасу известно, кто мы такие, — видели, как легко ему удалось нас задержать? Он вполне может пойти и несколько дальше. — Старый волшебник пристально посмотрел в сторону дверей. — Куда это ты направляешься? — спросил он у Шелка.
— Хотел немного погулять, принюхаться, — с невинным видом отвечал маленький мошенник. — Никогда не вредно знать, что нас ожидает.
— Ну ладно, но будь осторожен. И гляди, чтобы что-нибудь чужое ненароком не перекочевало в твой карман. Если тебя застукают, нам всем не поздоровится.
— Ты обижаешь меня, Белгарат! — возмутился Шелк. — Никто никогда еще не видел, чтобы я что-то украл!
И удалился, все еще возмущенно бормоча что-то себе под нос.
— Как думаешь, этим он хотел сказать, что красть вообще не в его привычке? — спросил Закет.
— Нет, — вдруг раздался голос Эрионда. — Он сказал лишь то, что сказал, — никто никогда не заставал его за воровством. — Юноша ласково улыбнулся. — У него есть несколько дурных привычек, но ведь мы пытаемся его перевоспитать…
Впервые за очень долгое время Гарион услышал голос своего юного друга. Эрионд делался все более молчаливым, все глубже уходил в себя. И это беспокоило Гариона. Эрионд всегда был странным мальчиком и умел предчувствовать грядущие напасти даже тогда, когда все остальные оставались безмятежно спокойными. Гарион с ужасом вспомнил роковые слова Цирадис, прозвучавшие в Реоне: «Путь твой исполнен будет великих опасностей, Белгарион, и один из друзей твоих сложит голову в этом пути».
И тут, словно в ответ на его безмолвную мысль, из комнаты, где дамы совещались с портными, явилась келльская прорицательница с повязкой на глазах. Вслед за нею выпорхнула Сенедра, облаченная в одну лишь сорочку, притом весьма короткую.
— Но это же такое роскошное платье, Цирадис! — умоляющим тоном воскликнула королева.
— Оно хорошо для тебя, королева Ривы, — ответила пророчица. — Но эта роскошь не для меня.
— Сенедра! — Гарион задохнулся от возмущения. — Ты же не одета!
— Да ну тебя! — отмахнулась Сенедра. — Кто из вас не видал голых женщин? Важнее то, что я никак не могу сладить с моей загадочной подружкой. Цирадис, если ты не наденешь это платье, я очень, очень рассержусь на тебя! К тому же нам срочно нужно соорудить тебе подходящую прическу.
Пророчица же, словно на глазах у нее и не было повязки, приблизилась к Сенедре и нежно заключила ее в объятия.
— Дорогая, дорогая моя Сенедра, — ласково заговорила она, — сердце твое больше, чем ты сама, моя крошка, а твоя заботливость согревает мне душу. Но я вполне удовлетворена моим незатейливым нарядом. Возможно, со временем вкусы мои и переменятся — тогда я с радостью прибегну к твоим любезным услугам.
— С нею решительно невозможно разговаривать! — всплеснула руками маленькая королева. И грациозно скользнула в двери дамской комнаты — только взметнулся коротенький подол.
— Ты должен получше ее кормить, — заявил Белдин Гариону. — Не пойму, в чем душа держится…
— Она и такой мне нравится, — ответил Гарион. Потом взглянул на Цирадис. — Не желаешь ли присесть, великая прорицательница?
— Если позволишь.
— Разумеется!
Гарион жестом отклонил помощь Тофа и сам подвел девушку с завязанными глазами к мягкому креслу.
— Благодарю тебя, Белгарион, — сказала она. — Ты столь же добр, сколь и отважен. — Улыбка ее была словно луч солнца в ненастный день. Рукой она коснулась своих волос. — Неужели это и впрямь столь безобразно?
— Это прекрасно, Цирадис, — чистосердечно ответил Гарион. — Сенедра частенько преувеличивает, к тому же обожает выводить из себя людей — меня, в частности.
— Разве тебе это столь уж неприятно, Белгарион?
— Н-нет. Я, наверное, заскучал бы по этим ее выходкам, если бы она вдруг сделалась благоразумной.
— Ты попался в любовные сети, король Белгарион. Ты могущественный волшебник, но, смею думать, твоя маленькая королева при помощи еще более сильных чар околдовала тебя и держит сердце твое на своей маленькой ладошке.
— Это правда, но, знаешь, я ничего не имею против.
— Если вы не прекратите этой слащавой тягомотины, меня вырвет! — ворчливо заявил Белдин. И тут воротился Шелк.
— Ну как, клюнуло? — спросил Белгарат.
— Нарадас обставил тебя и с библиотекой. Я заглянул туда, и тот, кто ведает книгами…
— Библиотекарь, — рассеянно уточнил Белгарат.
— Хоть черт в ступе. Так вот, он сказал, что, как только Нарадас появился в замке, он тотчас же перевернул все вверх дном в библиотеке.
— Это уже кое-что, — сказал Белгарат. — Значит, Зандрамас нет на острове. Она послала сюда Нарадаса, чтобы он выполнил ее поручение. И что, он все еще разыскивает карту?
— Похоже, нет.
— Значит, он ее нашел.
— И, скорее всего, уничтожил, чтобы мы до нее не добрались, — прибавил Белдин.
— Нет, добрый Белдин, — вмешалась Цирадис. — Та карта, что вы ищете, все еще существует, но она вовсе не там, где вы намеревались ее искать.
— Но, разумеется, нечего и ожидать, что ты намекнешь, где именно она сейчас находится? — без всякой надежды спросил Белгарат.
Цирадис отрицательно покачала головой.
— Не стоит, уважаемый Белгарат.
— Погоди-погоди, ты сказала «карта»? — Белдин, как всегда, атаковал лоб в лоб. — Значит ли это, что она существует в единственном экземпляре?
Цирадис кивнула.
Горбун передернул плечами.
— Ну да ладно. Поиски карты заполнят наш вынужденный досуг — нам все равно нечего делать, покуда двое наших героев не начнут пробовать на зуб доспехи своих противников.
— Кстати, чуть не забыл! — воскликнул Гарион, пристально глядя на Закета. — Ты ведь не умеешь орудовать копьем, я правильно понял?
— Честно признаться, не умею.
— Тогда завтра утречком мы с тобой куда-нибудь подадимся, и я дам тебе несколько добрых советов.
— Мне это представляется вполне разумным.
Наутро оба друга поднялись рано и верхом выехали из дворца.
— Думаю, нам лучше отправиться за городские стены, — сказал Гарион. — Конечно, неподалеку от дворца есть учебное ристалище, но там наверняка практикуются другие рыцари. Я, конечно, не хочу тебя обидеть, но несколько первых ударов новичка обычно бывают просто уморительны. А ведь мы с тобой — великие доблестные рыцари и не можем никому позволить заподозрить в нас щенков.
— Весьма признателен, — сухо отвечал Закет.
— Но, может быть, тебе по вкусу публичный позор?
— Совсем нет.
— Тогда пусть будет по-моему, ладно?
Миновав городские стены, они направились на луг в нескольких милях от города.
— Ты взял два щита, — заметил Закет. — Так принято?
— Другой предназначается для нашего противника.
— Для кого-о?
— Это будет какой-нибудь пень или дерево. Нам нужна мишень. — Гарион натянул поводья. — Кстати, учти, что турнир, в котором мы собираемся участвовать, чисто формальный. Никто никого не намеревается убивать — это считается дурным тоном. Скорее всего, мы будем сражаться при помощи копий с тупыми наконечниками. Это помогает предотвратить несчастные случаи.
— Но ведь кто-то порой все-таки гибнет?
— И такое случается, но крайне редко. Цель поединка считается достигнутой, если один из сражающихся вылетел из седла. Тогда ты подъезжаешь к нему и упираешь кончик своего копья в самый центр его щита.
— Разумеется, ежели наземь лечу я, он делает то же самое…
— Верно.
— Но это же, наверное, больно!
— Так оно и есть. После нескольких ударов соперника ты покроешься синяками с головы до ног.
— И они тут так развлекаются?
— Это не только забава. Это своего рода состязание. Оно выявляет сильнейших.
— Хоть это я могу понять…
— Полагаю, это состязание должно тебе понравиться.
Они прикрепили щит на пружинистую ветвь кедра.
— Как раз нужная высота, — сказал Гарион. — Сперва я покажу тебе, как это делается. Смотри внимательно. А потом попробуешь сам.
Гарион, уже изрядно поднаторевший в боевом искусстве, с каждой попытки попадал в цель.
— А зачем ты в последнюю секунду привстаешь в стременах? — спросил внимательный Закет.
— Я не столько привстаю, сколько наклоняюсь вперед. Суть в том, чтобы получше упереться ногами в стремена, наклониться вперед и напрячь все мускулы. Таким образом к твоему весу прибавится еще и вес лошади, что значительно увеличит силу удара.
— Умно. Дай-ка я попробую.
С первой попытки Закет блистательно промазал.
— И что же я сделал не так? — обиженно спросил он.
— Когда ты приподнялся и наклонился вперед, конец твоего копья ушел вниз. Надо поточнее целиться.
— А, теперь понятно. Ладно, давай-ка еще разок.
Со второй попытки он нанес по цели скользящий удар, и щит волчком завертелся вокруг своей оси.
— Ну как, уже лучше? — спросил он. Гарион отрицательно покачал головой.
— Считай, ты убил противника. Ты ударил в самый верх щита. Теперь копье твое чересчур задрано вверх — так ты угодишь рыцарю прямо в забрало и сломаешь ему шею.
— Тогда я еще попрактикуюсь.
К полудню Закет сделал значительные успехи.
— На сегодня довольно, — сказал Гарион. — Становится чересчур жарко.
— А я прекрасно себя чувствую! — возразил окрыленный Закет.
— Признаться, я пекусь вовсе не о тебе, а о твоей лошади.
— А-а-а… Да, она уже в мыле — слегка…
— Не слегка, Закет. К тому же лично я уже нагулял прекрасный аппетит.
День турнира выдался очень солнечным. Толпы празднично разодетых горожан тянулись по улицам к ристалищу, где должны были состояться поединки.
— Знаешь, мне кое-что пришло в голову, — сказал Закету Гарион, когда они вышли из дворца. — И мне, и тебе, в сущности, наплевать, кто выйдет победителем в турнире, правда?
— Что-то я тебя не пойму.
— У нас есть дела поважнее, а ушибы и переломы были бы для нас только досадной помехой. Так что достаточно нанести несколько ударов, повергнуть наземь пару рыцарей, а затем беспрепятственно позволить другим выбить нас из седел. Честь наша останется таким образом незапятнанной, да и серьезных ранений мы избежим.
— Ты предлагаешь нам сдаться добровольно? И это ты, Гарион?
— Но это разумно.
— Я в жизни еще не проигрывал сражения!
— С каждым днем ты все больше и больше делаешься похожим на Мандореллена, — вздохнул Гарион.
— Кстати, — продолжал Закет, — ты забываешь кое о чем. Мы ведь назвались доблестными рыцарями и сверх того сообщили, что нам предстоит великий подвиг. Если мы не сделаем все, что в наших силах, Нарадас напоет королю всякой всячины и заронит в его сердце подозрение. Ну, а если мы победим, то вырвем у змеи жало.
— Победим? — фыркнул Гарион. — Конечно, ты многому научился за эту неделю, но ведь нам предстоит сразиться с теми, кто орудует копьем всю жизнь! Так что, думаю, победа нам не грозит.