Страница:
— Но для чего? — изумилась Полгара.
— Я подумал было, что звук идет откуда-то из водопровода.
— Хотя нет, обычное колдовство тут ни при чем, — заявил Белгарат. — Звук не тот, и ощущение совсем иное.
Белдин в задумчивости теребил свою клочковатую бороду.
— Как это пришло тебе в голову? — спросил он. — Здешние жители достаточно могущественны, чтобы сладить с любым гролимом или даже целым их гуртом — так для чего же было прибегать к заклятию?
— Я что-то не понимаю тебя…
— Большинство гролимов заправские колдуны, так? А значит, этот звук прекрасно расслышат. Не для того ли надобно заклятие, чтобы они не могли приблизиться к городу достаточно близко, чтобы, услышать этот самый звук?
— Ты как-то путано изъясняешься, Белдин, — скептически прищурился Закет.
— Путано? Да что ты! Напротив, я все упрощаю. Заклятие, призванное не подпустить близко к городу тех, кто никоим образом не опасен, не имеет смысла. Всегда считалось, что заклятие защищает именно сам город Келль — но это столь же бессмысленно. Не проще ли предположить, что есть нечто иное, куда более важное, что нуждается в защите?
— Что же такого в этом звуке, коль скоро далазийцы так боятся, что его услышат посторонние? — озадаченно спросила Бархотка.
— Вот именно! — подхватил Белдин. — Давайте разберемся. Что же такое звук?
— Только не это! — взмолился Белгарат.
— Я не о лесном шуме толкую! Звук — это просто шум, если он ничего не означает. А как мы называем звук, несущий некий смысл?
— Видимо, речью? — осмелился предположить Шелк.
— Точно так.
— Не понимаю, — честно призналась Сенедра. — О чем тут беседуют далазийцы и что именно хотят сохранить в тайне? Ведь и так никто не понимает, о чем они толкуют…
Белдин беспомощно развел руками. Дарник же мерил шагами комнату, усердно размышляя.
— Может, дело не в том, что именно они говорят, а в том, как они говорят?
— И вы еще обвиняете меня, будто я путано излагаю свои мысли! — воскликнул Белдин. — К чему ты клонишь, Дарник?
— Это просто мысли вслух, — признался кузнец. — Этот шум, или звук, или как вам угодно это называть, не свидетельствует о том, что кто-то из здешних обитателей обращает людей в жаб. — Он запнулся. — А что, мы и в самом деле на такое способны?
— Да, — ответил Белдин. — Но овчинка не стоит выделки. Жабы размножаются с невероятной скоростью. Я предпочту одного двуногого субъекта, пусть даже самого противного, миллиону жаб, которых он произведет на свет после превращения.
— Ну, ладно, — продолжал Дарник. — Значит, этот шум ничего общего с колдовством не имеет.
— Возможно, — согласился Белгарат.
— Я подозреваю, что Сенедра абсолютно права. Никто не понимает сказанного далазийцем — кроме разве что другого далазийца. Когда я слушаю Цирадис, смысл сказанного уже на середине фразы начинает от меня ускользать.
— И что это нам дает? — Глаза Белдина загорелись.
— Не знаю… Просто я почему-то совершенно уверен: как много важнее, нежели что . — Дарник вдруг совсем растерялся. — Я слишком много говорю. Полагаю, у многих из вас есть что сообщить, притом гораздо более важное.
— Не думаю, — возразил Белдин. — Мне кажется, ты ухватил самую суть. Не теряй путеводной нити!
На лице Дарника выступили крупные капли пота. Он прикрыл глаза ладонью, чтобы сосредоточиться. Гарион заметил, что все, затаив дыхание, следят за мучительными усилиями друга осмыслить нечто, возможно, недоступное пониманию всех присутствующих.
— Далазийцы пытаются что-то защитить, — продолжал кузнец, — причем, должно быть, очень простое — по крайней мере, для них самих. Но тем не менее они не желают, чтобы это постиг кто-либо посторонний. Как жаль, что здесь нет Тофа! Он, возможно, смог бы все объяснить!
И тут глаза кузнеца чуть было не вылезли из орбит.
— Что такое, дорогой? — заботливо спросила Полгара.
— Не может быть! — воскликнул Дарник, придя в крайнее возбуждение. — Невозможно!
— Дарник! — произнесла она, уже раздражаясь.
— Ты помнишь, когда мы с Тофом впервые начали разговаривать — ну, объясняться жестами? — Дарник говорил теперь стремительно, на одном дыхании. — Мы вместе работали, а если с кем-то трудишься бок о бок, то вскоре начинаешь прекрасно понимать, что твой товарищ делает и даже о чем он думает. — Он уставился на Шелка. — Ведь ты, Гарион и Пол говорите на языке жестов?
— Да.
— Вы все видели, как жестикулирует Тоф. А разве можно на вашем тайном языке говорить так же красноречиво, как он это делает?
Гарион уже знал ответ.
Шелк растерянно сказал:
— Нет… Это никак невозможно.
— А между тем я всегда точно знаю, что он говорит, — настаивал на своем Дарник. — Сами по себе жесты ничего не значат. Он жестикулирует, просто чтобы дать мне понять… — На лице Дарника отразился благоговейный страх. — Он просто передает мне свои мысли — без единого слова. Он вынужден так делать — ведь он просто не может говорить. А вдруг этот вот шепот — точь-в-точь то же самое? Ну, если это разговор далазийцев друг с другом? Вдруг они умеют общаться друг с другом на расстоянии?
— И сквозь время также, — ошарашенно пробормотал Белдин. — Помнишь, о чем поведал нам твой немой друг-великан, когда мы пришли в Келль? Он сказал, что ничто из когда-либо совершенного далазийцами не забыто и что каждый из ныне живущих знает все, когда-либо ведомое далазийцам прошлых веков!
— Твое предположение абсурдно, Белдин, — насмешливо прищурился Белгарат.
— Ни в малейшей степени. Так происходит у муравьев. И у пчел.
— Но мы не муравьи. И не пчелы.
— Я могу делать почти все, на что способна пчела. — Горбун пожал плечами. — Вот только не умею делать мед. Уверен, что даже ты смог бы соорудить вполне приличный муравейник.
— Не потрудитесь ли объяснить, о чем это вы толкуете? — сердито спросила Сенедра.
— Они намекают на возможность объединенного разума, дорогая, — спокойно сказала Полгара. — Правда, делают это не слишком хорошо, но именно это они имеют в виду. — Она одарила стариков снисходительной усмешкой. — Существуют некоторые виды живых существ — в основном насекомые, — которые по отдельности не обладают разумом, но сообщество таких существ владеет истинной мудростью. Пчелка-одиночка не блещет умом, но пчелиный рой прекрасно знает обо всем, что с ним когда-либо происходило.
В комнату вбежала волчица, цокая когтями по мраморному полу. За нею весело трусил волчонок.
— Так и у волков, — подтвердила она, обнаружив тем самым, что подслушивала у дверей.
— Что она сказала? — спросил Шелк.
— Говорит, что в волчьей стае действует тот же закон, — перевел Гарион. И тут он кое-что вспомнил. — Однажды я беседовал с Хеттаром, и по его словам, нечто подобное происходит и у лошадей. Они даже не мыслят себя поодиночке — только как часть табуна.
— Неужели такое возможно и у людей? — недоверчиво спросила Бархотка.
— Есть верный способ это выяснить, — откликнулась Полгара.
— Не смей, Пол! — решительно воспротивился Белгарат. — Это чересчур опасно. Тебя может втянуть эта бездна, и ты никогда уже не вырвешься на волю.
— Нет, отец, — совершенно спокойно отвечала Полгара. — Далазийцы могут просто не впустить меня, но ни причинять мне вред, ни удерживать меня насильно они не станут.
— Откуда ты знаешь?
— Просто знаю — и все.
И она закрыла глаза.
Глава 6
— Я подумал было, что звук идет откуда-то из водопровода.
— Хотя нет, обычное колдовство тут ни при чем, — заявил Белгарат. — Звук не тот, и ощущение совсем иное.
Белдин в задумчивости теребил свою клочковатую бороду.
— Как это пришло тебе в голову? — спросил он. — Здешние жители достаточно могущественны, чтобы сладить с любым гролимом или даже целым их гуртом — так для чего же было прибегать к заклятию?
— Я что-то не понимаю тебя…
— Большинство гролимов заправские колдуны, так? А значит, этот звук прекрасно расслышат. Не для того ли надобно заклятие, чтобы они не могли приблизиться к городу достаточно близко, чтобы, услышать этот самый звук?
— Ты как-то путано изъясняешься, Белдин, — скептически прищурился Закет.
— Путано? Да что ты! Напротив, я все упрощаю. Заклятие, призванное не подпустить близко к городу тех, кто никоим образом не опасен, не имеет смысла. Всегда считалось, что заклятие защищает именно сам город Келль — но это столь же бессмысленно. Не проще ли предположить, что есть нечто иное, куда более важное, что нуждается в защите?
— Что же такого в этом звуке, коль скоро далазийцы так боятся, что его услышат посторонние? — озадаченно спросила Бархотка.
— Вот именно! — подхватил Белдин. — Давайте разберемся. Что же такое звук?
— Только не это! — взмолился Белгарат.
— Я не о лесном шуме толкую! Звук — это просто шум, если он ничего не означает. А как мы называем звук, несущий некий смысл?
— Видимо, речью? — осмелился предположить Шелк.
— Точно так.
— Не понимаю, — честно призналась Сенедра. — О чем тут беседуют далазийцы и что именно хотят сохранить в тайне? Ведь и так никто не понимает, о чем они толкуют…
Белдин беспомощно развел руками. Дарник же мерил шагами комнату, усердно размышляя.
— Может, дело не в том, что именно они говорят, а в том, как они говорят?
— И вы еще обвиняете меня, будто я путано излагаю свои мысли! — воскликнул Белдин. — К чему ты клонишь, Дарник?
— Это просто мысли вслух, — признался кузнец. — Этот шум, или звук, или как вам угодно это называть, не свидетельствует о том, что кто-то из здешних обитателей обращает людей в жаб. — Он запнулся. — А что, мы и в самом деле на такое способны?
— Да, — ответил Белдин. — Но овчинка не стоит выделки. Жабы размножаются с невероятной скоростью. Я предпочту одного двуногого субъекта, пусть даже самого противного, миллиону жаб, которых он произведет на свет после превращения.
— Ну, ладно, — продолжал Дарник. — Значит, этот шум ничего общего с колдовством не имеет.
— Возможно, — согласился Белгарат.
— Я подозреваю, что Сенедра абсолютно права. Никто не понимает сказанного далазийцем — кроме разве что другого далазийца. Когда я слушаю Цирадис, смысл сказанного уже на середине фразы начинает от меня ускользать.
— И что это нам дает? — Глаза Белдина загорелись.
— Не знаю… Просто я почему-то совершенно уверен: как много важнее, нежели что . — Дарник вдруг совсем растерялся. — Я слишком много говорю. Полагаю, у многих из вас есть что сообщить, притом гораздо более важное.
— Не думаю, — возразил Белдин. — Мне кажется, ты ухватил самую суть. Не теряй путеводной нити!
На лице Дарника выступили крупные капли пота. Он прикрыл глаза ладонью, чтобы сосредоточиться. Гарион заметил, что все, затаив дыхание, следят за мучительными усилиями друга осмыслить нечто, возможно, недоступное пониманию всех присутствующих.
— Далазийцы пытаются что-то защитить, — продолжал кузнец, — причем, должно быть, очень простое — по крайней мере, для них самих. Но тем не менее они не желают, чтобы это постиг кто-либо посторонний. Как жаль, что здесь нет Тофа! Он, возможно, смог бы все объяснить!
И тут глаза кузнеца чуть было не вылезли из орбит.
— Что такое, дорогой? — заботливо спросила Полгара.
— Не может быть! — воскликнул Дарник, придя в крайнее возбуждение. — Невозможно!
— Дарник! — произнесла она, уже раздражаясь.
— Ты помнишь, когда мы с Тофом впервые начали разговаривать — ну, объясняться жестами? — Дарник говорил теперь стремительно, на одном дыхании. — Мы вместе работали, а если с кем-то трудишься бок о бок, то вскоре начинаешь прекрасно понимать, что твой товарищ делает и даже о чем он думает. — Он уставился на Шелка. — Ведь ты, Гарион и Пол говорите на языке жестов?
— Да.
— Вы все видели, как жестикулирует Тоф. А разве можно на вашем тайном языке говорить так же красноречиво, как он это делает?
Гарион уже знал ответ.
Шелк растерянно сказал:
— Нет… Это никак невозможно.
— А между тем я всегда точно знаю, что он говорит, — настаивал на своем Дарник. — Сами по себе жесты ничего не значат. Он жестикулирует, просто чтобы дать мне понять… — На лице Дарника отразился благоговейный страх. — Он просто передает мне свои мысли — без единого слова. Он вынужден так делать — ведь он просто не может говорить. А вдруг этот вот шепот — точь-в-точь то же самое? Ну, если это разговор далазийцев друг с другом? Вдруг они умеют общаться друг с другом на расстоянии?
— И сквозь время также, — ошарашенно пробормотал Белдин. — Помнишь, о чем поведал нам твой немой друг-великан, когда мы пришли в Келль? Он сказал, что ничто из когда-либо совершенного далазийцами не забыто и что каждый из ныне живущих знает все, когда-либо ведомое далазийцам прошлых веков!
— Твое предположение абсурдно, Белдин, — насмешливо прищурился Белгарат.
— Ни в малейшей степени. Так происходит у муравьев. И у пчел.
— Но мы не муравьи. И не пчелы.
— Я могу делать почти все, на что способна пчела. — Горбун пожал плечами. — Вот только не умею делать мед. Уверен, что даже ты смог бы соорудить вполне приличный муравейник.
— Не потрудитесь ли объяснить, о чем это вы толкуете? — сердито спросила Сенедра.
— Они намекают на возможность объединенного разума, дорогая, — спокойно сказала Полгара. — Правда, делают это не слишком хорошо, но именно это они имеют в виду. — Она одарила стариков снисходительной усмешкой. — Существуют некоторые виды живых существ — в основном насекомые, — которые по отдельности не обладают разумом, но сообщество таких существ владеет истинной мудростью. Пчелка-одиночка не блещет умом, но пчелиный рой прекрасно знает обо всем, что с ним когда-либо происходило.
В комнату вбежала волчица, цокая когтями по мраморному полу. За нею весело трусил волчонок.
— Так и у волков, — подтвердила она, обнаружив тем самым, что подслушивала у дверей.
— Что она сказала? — спросил Шелк.
— Говорит, что в волчьей стае действует тот же закон, — перевел Гарион. И тут он кое-что вспомнил. — Однажды я беседовал с Хеттаром, и по его словам, нечто подобное происходит и у лошадей. Они даже не мыслят себя поодиночке — только как часть табуна.
— Неужели такое возможно и у людей? — недоверчиво спросила Бархотка.
— Есть верный способ это выяснить, — откликнулась Полгара.
— Не смей, Пол! — решительно воспротивился Белгарат. — Это чересчур опасно. Тебя может втянуть эта бездна, и ты никогда уже не вырвешься на волю.
— Нет, отец, — совершенно спокойно отвечала Полгара. — Далазийцы могут просто не впустить меня, но ни причинять мне вред, ни удерживать меня насильно они не станут.
— Откуда ты знаешь?
— Просто знаю — и все.
И она закрыла глаза.
Глава 6
Все со страхом следили за Полгарой, поднявшей вверх безмятежное и прекрасное лицо. Закрыв глаза, она сосредоточивалась. Затем на лице ее отразилась борьба.
— Ну, что? — спросил Белгарат.
— Тише, отец. Я слушаю.
Он принялся нетерпеливо барабанить пальцами по спинке стула, а другие затаили дыхание.
Но вот Полгара открыла глаза и вздохнула с сожалением.
— Он огромен, — очень тихо произнесла она. — В нем — все мысли, когда-либо посещавшие людские умы, и все людские воспоминания. Он помнит даже зарю мира, а вместе с ним и каждый далазиец.
— А теперь и ты? — спросил Белгарат.
— Это было лишь краткое мгновение, отец. Мне позволили уловить лишь общий абрис. Хотя кое-что надежно скрыто от посторонних.
— Этого следовало ожидать, — сердито буркнул Белдин. — Так они и позволили узнать нечто такое, что может дать нам хотя бы малейшее преимущество! Они, словно собака на сене, сидят на этой тайне с сотворения мира!
Полгара снова вздохнула и опустилась на низенький диван.
— Ты хорошо себя чувствуешь, Пол? — заботливо спросил Дарник.
— Прекрасно, дорогой, — ответила она. — Просто какое-то время — совсем недолго — видела нечто… невероятное, а потом меня просто попросили удалиться.
Глаза Шелка сузились.
— Как думаешь, не будут они возражать, если мы выйдем из дома и осмотрим окрестности?
— Нет. Они не против.
— Тогда это первое, что мы сделаем, — предложил маленький человечек. — Нам известно, что именно далазийцам принадлежит право Последнего выбора — по крайней мере, это относится к Цирадис. Но, возможно, эта их сверхдуша, или как там ее, напрямую руководит пророчицей и подскажет ей ответ.
— Весьма любопытный термин, Хелдар, — заметил Белдин.
— Какой?
— Сверхдуша. Как это пришло тебе в голову?
— А у меня язык вообще хорошо подвешен.
— Тогда ты не безнадежен. Когда-нибудь у нас с тобой будет долгий и серьезный разговор.
— Всегда к твоим услугам, Белдин. — Шелк церемонно поклонился горбуну. — Но мы отвлеклись. Итак, поскольку эти далазийцы собираются решать судьбы мира, полагаю, нам следует узнать их поближе. И если мысль их устремится в неверном направлении, то, возможно, нам удастся повлиять на ее ход.
— Типичный окольный путь, — пробормотал Сади. — Но идея, пожалуй, неплоха. Нам лучше разделиться. Тогда мы больше успеем разузнать.
— Сразу же после завтрака, — кивнул Белгарат.
— Но, дедушка! — запротестовал Гарион, мучимый нетерпением.
— Я проголодался, Гарион, а когда я хочу есть, то хуже соображаю.
— Это многое объясняет, — елейным голосом произнес Белдин. — Когда ты был молод, нам следовало кормить тебя вдвое чаще…
— Известно ли тебе, что порой ты просто несносен?
— Как это ни удивительно, да.
Вскоре вчерашние молодые женщины принесли путешественникам завтрак, и Бархотка тотчас же отвела в сторонку большеглазую с копной каштановых волос и быстро перекинулась с нею парой слов. Затем драснийка возвратилась к столу.
— Ее зовут Онатель, — доложила Бархотка, — и она пригласила нас с Сенедрой завтра в гости туда, где она и другие девушки работают. Знаете, женщины без устали чешут языком и, возможно, нам удастся разузнать что-нибудь полезное.
— Но ведь ту пророчицу, которую мы повстречали на Веркате, кажется, тоже звали Онатель? — припомнил Сади.
— Это очень распространенное женское имя в Далазии, — ответил Закет. — Самая знаменитая пророчица далазийцев носила это имя.
— Однако остров Веркат находится на территории Хтол-Мургоса, — отметил Сади.
— Ничего тут нет странного, — сказал Белгарат. — Мы располагаем достоверными сведениями о том, что раса далазийцев и раса рабов в Хтол-Мургосе родственны друг другу. А общие имена — лишь еще одно тому подтверждение.
Когда они вышли из дома и отправились в разные стороны, уже вовсю пригревало ласковое утреннее солнце. Гарион и Закет сняли доспехи и оставили в доме оружие, однако Гарион предусмотрительно прихватил с собой Шар, спрятав его в мешочек у пояса. Они с Закетом направились прямо через лужайку, туда, где стояло несколько довольно больших по здешним меркам домов, — почти в самый центр города.
— Ты всегда так трясешься над этим камнем? — спросил Закет.
— Не уверен, что это подходящее слово, — ответил Гарион, — хотя, впрочем, ты прав — пусть даже и не подозреваешь почему. Видишь ли, Шар очень опасен, а я вовсе не хочу, чтобы он, пусть даже по чистой случайности, кому-то повредил.
— А на что он способен?
— Точно не знаю. Пока он еще ничего худого никому не сделал — кроме разве что Торака. Но не исключено, что это была работа меча.
— И никто в мире, кроме тебя, не должен касаться Шара?
— Навряд ли. Эрионд таскал его с собой не один год. Все пытался кому-нибудь его всучить. Но люди эти были истинные алорийцы и предпочли не искушать судьбу.
— Значит, только вы двое можете к нему прикасаться?
— Еще мой сын, — ответил Гарион. — Я приложил его ручку к Шару сразу же, как только мальчик появился на свет. Шар был очень рад этой встрече.
— Камень? Камень радовался?!
— Он не такой, как другие камни. — Гарион улыбнулся. — Порой он позволяет себе милые глупости. Может потерять рассудительность, увлечься. Мне частенько приходится следить за собственными мыслями. Ведь решив, что мне чего-то очень хочется, Шар способен начать действовать по собственному разумению. — Он рассмеялся. — Однажды я размышлял о том, как Торак расколол мир, и Шар совершенно серьезно принялся объяснять мне, как его воссоединить.
— Да не может быть!
— Правда-правда! Для него не существует понятия «невозможно». Если бы я захотел, то он, наверное, смог бы столкнуть звезды с их орбит и сложить из них на небе мое имя. — Гарион вдруг почувствовал, что Шар в мешочке у него на поясе беспокойно зашевелился. — Прекрати! — резко приказал он. — Это был всего лишь пример, а вовсе не просьба!
Закет изумленно уставился на него.
— А фантастическое было бы зрелище, правда? — сказал Гарион. — Представь: из конца в конец ночного неба сияющими огромными буквами начертано «Белгарион»…
— А знаешь, Гарион, — обрел наконец дар речи Закет, — я всегда считал, что в один прекрасный день мы с тобой двинемся друг на друга войной. Не будешь ли ты жестоко разочарован, если я решу не высовываться?
— Думаю, я это стоически перенесу, — ухмыльнулся Гарион. — На худой конец, в этой войне я могу перебиться и без тебя. А ты будешь время от времени меня навещать и осведомляться, как идут дела. Сенедра угостит тебя ужином. Правда, повариха она не лучшая в мире, но ведь порой приходится идти на маленькие жертвы, правда?
Они какое-то время молча глядели друг на друга и вдруг расхохотались. Процесс, начавшийся в душе Гариона в первую встречу с чудаковатым и благородным Ургитом, благополучно завершился. Гарион с удовлетворением осознал, что сделал первые шаги к тому, чтобы покончить с вековой распрей между Алорией и Ангараком.
Далазийцы почти не обращали внимания на друзей, идущих по вымощенным мрамором улочкам мимо сверкающих фонтанов. Жители Келля спокойно и сосредоточенно занимались своими делами, погруженные в размышления. Разговаривали они крайне мало, поскольку в этом просто не возникало необходимости.
— Жутковатое местечко, правда? — заметил Закет. — Я не привык к городам, где никто ни черта не делает.
— Но ведь они заняты делом.
— Ты понимаешь, о чем я. Здесь нет лавок торговцев — да что там, даже улицы никто не метет!
— Немного странно, не спорю. — Гарион осмотрелся. — Но что самое удивительное, мы не встретили еще ни одной прорицательницы. Я думал, именно здесь они живут.
— Может, они сидят по домам?
— Не исключено.
Утренняя прогулка не помогла Гариону и его друзьям что-либо разузнать. Они несколько раз пытались завязать разговор с облаченными в белое далазийцами, но те, хотя и были безупречно вежливы, явно не горели желанием поддерживать беседу. Они просто отвечали на вопросы — но и только.
— Отвратительно, правда? — заявил Шелк, когда они с Сади возвратились в дом, где их поселили. — Никогда не встречал господ столь неразговорчивых. Представь, ни с кем не удалось поболтать даже о погоде!
— А не заметили ли вы часом, в какую сторону направились Лизелль и Сенедра? — спросил Гарион у Шелка.
— Кажется, куда-то на противоположный конец города. Скорее всего они вернутся вместе с уже знакомыми нам юными дамами, когда те принесут нам обед.
Гарион оглядел остальных.
— Кто-нибудь из вас видел хотя бы одну прорицательницу?
— А их здесь и нет, — ответила Полгара. Она сидела у окна, зашивая прореху на тунике Дарника. — Одна старая женщина рассказала мне, что они живут в особом месте. Это за пределами города.
— Как ты ухитрилась вытянуть из нее ответ? — изумился Шелк.
— Просто я была настойчива. Чтобы чего-то добиться от далазийца, необходимо на него надавить.
Как и предсказал Шелк, Бархотка и Сенедра возвратились в дом вместе с женщинами, несущими еду.
— У тебя изумительная жена, Гарион, — заявила Бархотка сразу же, как только далазийки удалились. — Она вела себя так, словно у нее внутри черепной коробки нет и грамма серого вещества! Трепалась, не закрывая рта, все утро напролет.
— Трепалась? — возмутилась Сенедра.
— А разве неправда?
— Ну хорошо, пусть так — но слово «трепаться» такое некрасивое…
— Но, видимо, на то были свои причины? — предположил Сади.
— Разумеется, — ответила Сенедра. — Я сразу же поняла, что девушки не склонны к болтовне, вот и «заполняла паузы». Через некоторое время они слегка расслабились. А покуда я… трепалась, Лизелль имела возможность следить за выражением их лиц. — Она довольно улыбнулась. — Все получилось как нельзя лучше, и не важно, что я сама себя хвалю, все равно это правда.
— Вам удалось что-нибудь из них вытянуть? — спросила Полгара.
— Не так уж много, — ответила Лизелль. — В общем, ничего особенного, только несколько намеков. Думаю, вечером нам больше повезет.
Сенедра огляделась.
— А где Дарник? — спросила она. — И Эрионд?
— Ну как вы думаете, где они могут быть? — вздохнула Полгара.
— Да где же они тут нашли водоем для рыбалки?
— Дарник носом чует воду на расстоянии нескольких миль, — с выражением обреченности на лице сказала Полгара. — К тому же может точно сказать, что за рыба там водится, сколько ее, и, возможно, даже всех рыб назвать по именам…
— Я никогда так не любил рыбы, — заявил Белдин.
— Не думаю, что и Дарник очень уж ее любит, дядюшка.
— Тогда зачем он мутит воду?
Полгара беспомощно всплеснула руками.
— Ну откуда я знаю? То, что движет рыболовами, скрыто непроглядным мраком тайны. Но вот одно могу сказать тебе точно.
— Да? И что именно?
— Ты не однажды говорил, будто хочешь серьезно с ним поговорить.
— Ну говорил. И что?
— Так вот: сперва тебе нужно научиться рыбачить. Иначе ты его просто не поймаешь.
— А не соизволил ли кто из горожан хоть словом обмолвиться о Цирадис? — спросил Гарион.
— Ни одна душа, — ответил за всех Белдин.
— Но у нас нет времени на то, чтобы здесь прохлаждаться! — раздраженно воскликнул Гарион.
— Возможно, я смогу добиться от кого-нибудь внятного ответа, — предположил Закет. — В конце концов, она сама приказала мне явиться в Келль, чтобы встретиться с нею! — Он поморщился. — Собственным ушам не верю! Неужели я такое сказал? Никто ничего мне не приказывал с тех пор, как мне исполнилось лет восемь! Но, так или иначе, все поняли, что я хотел сказать. Я имею право настаивать, чтобы кто-нибудь меня проводил к ней, — должен же я выполнить ее волю.
— Боюсь, что этот «кто-нибудь» рискует быть задушенным, Закет, — беспечно заявил Шелк. — К тому же тебе, ввиду высокого достоинства, трудно козырять желанием выполнить чью-то волю…
— Этот малыш просто невыносим! — заявил Закет, обращаясь к Гариону.
— Я это уже давно заметил.
— Помилуйте, ваши величества! — Шелк округлил глаза с выражением оскорбленной невинности. — О чем вы говорите?
— Ну полюбуйся, разве я не прав? — спросил Закет.
— Конечно. Но говорить об этом нехорошо.
Шелк был оскорблен.
— Уж не удалиться ли мне, чтобы вы смогли без помех обсудить мои недостатки?
— В этом совершенно нет надобности, Хелдар! — Бархотка улыбнулась, и на щеках у нее появились премилые ямочки.
К вечеру информации у них ни на йоту не прибавилось, и бесплодность объединенных усилий стала уже всерьез раздражать путешественников.
— Начинаю подумывать о том, чтобы сделать по-твоему, — сказал Закету Гарион. — Почему бы нам завтра с утра пораньше не навестить этого старика, этого Даллана? Мы напрямик скажем ему, что ты должен явиться пред очи Цирадис. Думаю, пора начать действовать решительно.
— Правильно, — согласился Закет.
Но Даллан оказался не более сговорчив, нежели все прочие обитатели города.
— Терпение, император Маллореи, — спокойно сказал он. — Великая прорицательница явится к вам, когда настанет срок.
— А когда он настанет? — в лоб спросил Гарион.
— Об этом известно лишь Цирадис — остальное не так уж и важно.
— Не будь он так дряхл и немощен, я вытряс бы из него ответ! — бормотал Гарион на обратном пути.
— Если эта бодяга продлится еще некоторое время, я, чего доброго, позабуду о его возрасте и слабости, — откликнулся Закет. — Я не привык к тому, чтобы мои вопросы столь беззастенчиво оставляли без ответа!
С другой стороны к дому приближались Бархотка и Сенедра. Юные женщины шли быстро, и личико Сенедры сияло.
— Кажется, у нас клюнуло! — сказала Бархотка, когда они встретились с мужчинами на мраморных ступенях. — Давайте поскорее войдем в дом — мы хотим объявить всем сразу о нашем успехе.
Вскоре все собрались в сводчатой гостиной, и светловолосая драснийка очень серьезно начала свою речь.
— Конечно, это не слишком точно, — призналась она, — но, подозреваю, большего нам добиться не удастся. Сегодня утром мы с Сенедрой вновь явились туда, где работают наши новые подружки. Они ткали, а за этим занятием легче всего утратить бдительность. Вот только большеглазой девушки, этой Онатель, там почему-то не было. И вот Сенедра, прикинувшись дурочкой…
— Неправда! — возмутилась Сенедра.
— Ах, ты не прикидывалась? Впрочем, не важно — все равно это было великолепно. Так вот, она широко раскрыла свои невинные глазки и спросила, где может найти свою «дорогую подружку», и у одной из девиц слетело с языка нечто такое, о чем явно следовало помалкивать. Она сболтнула, что Онатель сегодня послана «туда, где обитают прорицательницы». Тут мордочка Сенедры стала еще глупее, а глаза еще больше — вообразите только, оказалось, это возможно, — и она невинно поинтересовалась, где это. Разумеется, ей никто не ответил. Но одна из девиц посмотрела в сторону горы.
— А как можно не пялиться на эту махину? — огрызнулся Шелк. — Что-то сомневаюсь в полезности вашего открытия, Лизелль.
— Но девушка в это время ткала, Хелдар! Я сама пару раз в жизни этим занималась и точно знаю, что надо постоянно смотреть на свои руки. Она же оторвала взгляд от работы в ответ на вопрос Сенедры, но, спохватившись, сразу уставилась на холст в тщетной надежде скрыть свою оплошность. Я тоже закончила Академию, Хелдар, и читаю по лицам не хуже тебя! Девушка могла с тем же успехом выкрикнуть ответ во весь голос. Прорицательницы скрываются там, на горе.
Шелк состроил гримасу.
— Знаете, а она, возможно, права, — вынужден был признать он. — Этой премудрости хорошо обучают в Академии. Ведь если точно знаешь, чего ищешь, то читаешь по лицам, как по книге. — Он сгорбился. — Ну что ж, Закет, — вздохнул он. — Сдается мне, придется нам карабкаться на гору несколько раньше, чем мы предполагали…
— Я так не думаю, Хелдар, — твердо сказала Полгара. — Можно полжизни ползать по ледникам, но так и не отыскать этих прорицательниц.
— А у тебя есть лучшее предложение?
— И даже не одно. — Она встала. — Пойдем, Гарион. И ты тоже, дядюшка.
— Что у тебя на уме, Пол? — спросил Белгарат.
— Мы поднимемся повыше и оглядимся.
— Но ведь я только что это самое и предложил! — воскликнул Шелк.
— Между нашими предложениями есть существенная разница, Хелдар, — мило улыбнулась Полгара. — Ты не умеешь летать.
— Хорошо, — обиженно нахохлился Шелк. — Если ты так ставишь вопрос…
— Именно так. Хорошо быть женщиной! Это дает массу преимуществ. Я могу себе позволить даже маленькую несправедливость, а ты, ввиду природного благородства и вежливости, вынужден с этим мириться.
— Один-ноль в пользу Полгары, — пробормотал Гарион.
— Ты все время это повторяешь, — недоуменно сказал Закет. — А что это значит?
— Просто народная алорийская поговорка, — объяснил Гарион.
— Почему бы тебе не сэкономить время, Пол? — спросил Белгарат. — Попробуй посовещаться с объединенным разумом далазийцев, прежде чем начнешь махать крылышками.
— Прекрасная мысль, отец, — согласилась она, закрыла глаза и запрокинула голову. Но почти тотчас же покачала головой и вздохнула. — Они не пускают меня…
— Это само по себе можно счесть подтверждением нашей правоты, — хихикнул Белдин.
— Что-то не пойму вас, — пробормотал Сади, потирая ладонью свежевыбритую голову.
— Спору нет, далазийцы мудры, — сказал ему горбун, — но вот проницательностью не отличаются. Нашим милым девушкам удалось выудить у них важные сведения. И если бы информация оказалась ложной, то далазийцам не было бы никакого резона отказывать Полгаре в общении с объединенным разумом. Коль скоро они не впустили ее туда, это значит, что мы напали на след. Давай выйдем из города, — предложил он Полгаре. — Нет надобности открывать им наши карты.
— Я не так уж хорошо летаю, тетушка Пол, — нерешительно произнес Гарион. — Ты уверена, что я вам нужен?
— Ну, что? — спросил Белгарат.
— Тише, отец. Я слушаю.
Он принялся нетерпеливо барабанить пальцами по спинке стула, а другие затаили дыхание.
Но вот Полгара открыла глаза и вздохнула с сожалением.
— Он огромен, — очень тихо произнесла она. — В нем — все мысли, когда-либо посещавшие людские умы, и все людские воспоминания. Он помнит даже зарю мира, а вместе с ним и каждый далазиец.
— А теперь и ты? — спросил Белгарат.
— Это было лишь краткое мгновение, отец. Мне позволили уловить лишь общий абрис. Хотя кое-что надежно скрыто от посторонних.
— Этого следовало ожидать, — сердито буркнул Белдин. — Так они и позволили узнать нечто такое, что может дать нам хотя бы малейшее преимущество! Они, словно собака на сене, сидят на этой тайне с сотворения мира!
Полгара снова вздохнула и опустилась на низенький диван.
— Ты хорошо себя чувствуешь, Пол? — заботливо спросил Дарник.
— Прекрасно, дорогой, — ответила она. — Просто какое-то время — совсем недолго — видела нечто… невероятное, а потом меня просто попросили удалиться.
Глаза Шелка сузились.
— Как думаешь, не будут они возражать, если мы выйдем из дома и осмотрим окрестности?
— Нет. Они не против.
— Тогда это первое, что мы сделаем, — предложил маленький человечек. — Нам известно, что именно далазийцам принадлежит право Последнего выбора — по крайней мере, это относится к Цирадис. Но, возможно, эта их сверхдуша, или как там ее, напрямую руководит пророчицей и подскажет ей ответ.
— Весьма любопытный термин, Хелдар, — заметил Белдин.
— Какой?
— Сверхдуша. Как это пришло тебе в голову?
— А у меня язык вообще хорошо подвешен.
— Тогда ты не безнадежен. Когда-нибудь у нас с тобой будет долгий и серьезный разговор.
— Всегда к твоим услугам, Белдин. — Шелк церемонно поклонился горбуну. — Но мы отвлеклись. Итак, поскольку эти далазийцы собираются решать судьбы мира, полагаю, нам следует узнать их поближе. И если мысль их устремится в неверном направлении, то, возможно, нам удастся повлиять на ее ход.
— Типичный окольный путь, — пробормотал Сади. — Но идея, пожалуй, неплоха. Нам лучше разделиться. Тогда мы больше успеем разузнать.
— Сразу же после завтрака, — кивнул Белгарат.
— Но, дедушка! — запротестовал Гарион, мучимый нетерпением.
— Я проголодался, Гарион, а когда я хочу есть, то хуже соображаю.
— Это многое объясняет, — елейным голосом произнес Белдин. — Когда ты был молод, нам следовало кормить тебя вдвое чаще…
— Известно ли тебе, что порой ты просто несносен?
— Как это ни удивительно, да.
Вскоре вчерашние молодые женщины принесли путешественникам завтрак, и Бархотка тотчас же отвела в сторонку большеглазую с копной каштановых волос и быстро перекинулась с нею парой слов. Затем драснийка возвратилась к столу.
— Ее зовут Онатель, — доложила Бархотка, — и она пригласила нас с Сенедрой завтра в гости туда, где она и другие девушки работают. Знаете, женщины без устали чешут языком и, возможно, нам удастся разузнать что-нибудь полезное.
— Но ведь ту пророчицу, которую мы повстречали на Веркате, кажется, тоже звали Онатель? — припомнил Сади.
— Это очень распространенное женское имя в Далазии, — ответил Закет. — Самая знаменитая пророчица далазийцев носила это имя.
— Однако остров Веркат находится на территории Хтол-Мургоса, — отметил Сади.
— Ничего тут нет странного, — сказал Белгарат. — Мы располагаем достоверными сведениями о том, что раса далазийцев и раса рабов в Хтол-Мургосе родственны друг другу. А общие имена — лишь еще одно тому подтверждение.
Когда они вышли из дома и отправились в разные стороны, уже вовсю пригревало ласковое утреннее солнце. Гарион и Закет сняли доспехи и оставили в доме оружие, однако Гарион предусмотрительно прихватил с собой Шар, спрятав его в мешочек у пояса. Они с Закетом направились прямо через лужайку, туда, где стояло несколько довольно больших по здешним меркам домов, — почти в самый центр города.
— Ты всегда так трясешься над этим камнем? — спросил Закет.
— Не уверен, что это подходящее слово, — ответил Гарион, — хотя, впрочем, ты прав — пусть даже и не подозреваешь почему. Видишь ли, Шар очень опасен, а я вовсе не хочу, чтобы он, пусть даже по чистой случайности, кому-то повредил.
— А на что он способен?
— Точно не знаю. Пока он еще ничего худого никому не сделал — кроме разве что Торака. Но не исключено, что это была работа меча.
— И никто в мире, кроме тебя, не должен касаться Шара?
— Навряд ли. Эрионд таскал его с собой не один год. Все пытался кому-нибудь его всучить. Но люди эти были истинные алорийцы и предпочли не искушать судьбу.
— Значит, только вы двое можете к нему прикасаться?
— Еще мой сын, — ответил Гарион. — Я приложил его ручку к Шару сразу же, как только мальчик появился на свет. Шар был очень рад этой встрече.
— Камень? Камень радовался?!
— Он не такой, как другие камни. — Гарион улыбнулся. — Порой он позволяет себе милые глупости. Может потерять рассудительность, увлечься. Мне частенько приходится следить за собственными мыслями. Ведь решив, что мне чего-то очень хочется, Шар способен начать действовать по собственному разумению. — Он рассмеялся. — Однажды я размышлял о том, как Торак расколол мир, и Шар совершенно серьезно принялся объяснять мне, как его воссоединить.
— Да не может быть!
— Правда-правда! Для него не существует понятия «невозможно». Если бы я захотел, то он, наверное, смог бы столкнуть звезды с их орбит и сложить из них на небе мое имя. — Гарион вдруг почувствовал, что Шар в мешочке у него на поясе беспокойно зашевелился. — Прекрати! — резко приказал он. — Это был всего лишь пример, а вовсе не просьба!
Закет изумленно уставился на него.
— А фантастическое было бы зрелище, правда? — сказал Гарион. — Представь: из конца в конец ночного неба сияющими огромными буквами начертано «Белгарион»…
— А знаешь, Гарион, — обрел наконец дар речи Закет, — я всегда считал, что в один прекрасный день мы с тобой двинемся друг на друга войной. Не будешь ли ты жестоко разочарован, если я решу не высовываться?
— Думаю, я это стоически перенесу, — ухмыльнулся Гарион. — На худой конец, в этой войне я могу перебиться и без тебя. А ты будешь время от времени меня навещать и осведомляться, как идут дела. Сенедра угостит тебя ужином. Правда, повариха она не лучшая в мире, но ведь порой приходится идти на маленькие жертвы, правда?
Они какое-то время молча глядели друг на друга и вдруг расхохотались. Процесс, начавшийся в душе Гариона в первую встречу с чудаковатым и благородным Ургитом, благополучно завершился. Гарион с удовлетворением осознал, что сделал первые шаги к тому, чтобы покончить с вековой распрей между Алорией и Ангараком.
Далазийцы почти не обращали внимания на друзей, идущих по вымощенным мрамором улочкам мимо сверкающих фонтанов. Жители Келля спокойно и сосредоточенно занимались своими делами, погруженные в размышления. Разговаривали они крайне мало, поскольку в этом просто не возникало необходимости.
— Жутковатое местечко, правда? — заметил Закет. — Я не привык к городам, где никто ни черта не делает.
— Но ведь они заняты делом.
— Ты понимаешь, о чем я. Здесь нет лавок торговцев — да что там, даже улицы никто не метет!
— Немного странно, не спорю. — Гарион осмотрелся. — Но что самое удивительное, мы не встретили еще ни одной прорицательницы. Я думал, именно здесь они живут.
— Может, они сидят по домам?
— Не исключено.
Утренняя прогулка не помогла Гариону и его друзьям что-либо разузнать. Они несколько раз пытались завязать разговор с облаченными в белое далазийцами, но те, хотя и были безупречно вежливы, явно не горели желанием поддерживать беседу. Они просто отвечали на вопросы — но и только.
— Отвратительно, правда? — заявил Шелк, когда они с Сади возвратились в дом, где их поселили. — Никогда не встречал господ столь неразговорчивых. Представь, ни с кем не удалось поболтать даже о погоде!
— А не заметили ли вы часом, в какую сторону направились Лизелль и Сенедра? — спросил Гарион у Шелка.
— Кажется, куда-то на противоположный конец города. Скорее всего они вернутся вместе с уже знакомыми нам юными дамами, когда те принесут нам обед.
Гарион оглядел остальных.
— Кто-нибудь из вас видел хотя бы одну прорицательницу?
— А их здесь и нет, — ответила Полгара. Она сидела у окна, зашивая прореху на тунике Дарника. — Одна старая женщина рассказала мне, что они живут в особом месте. Это за пределами города.
— Как ты ухитрилась вытянуть из нее ответ? — изумился Шелк.
— Просто я была настойчива. Чтобы чего-то добиться от далазийца, необходимо на него надавить.
Как и предсказал Шелк, Бархотка и Сенедра возвратились в дом вместе с женщинами, несущими еду.
— У тебя изумительная жена, Гарион, — заявила Бархотка сразу же, как только далазийки удалились. — Она вела себя так, словно у нее внутри черепной коробки нет и грамма серого вещества! Трепалась, не закрывая рта, все утро напролет.
— Трепалась? — возмутилась Сенедра.
— А разве неправда?
— Ну хорошо, пусть так — но слово «трепаться» такое некрасивое…
— Но, видимо, на то были свои причины? — предположил Сади.
— Разумеется, — ответила Сенедра. — Я сразу же поняла, что девушки не склонны к болтовне, вот и «заполняла паузы». Через некоторое время они слегка расслабились. А покуда я… трепалась, Лизелль имела возможность следить за выражением их лиц. — Она довольно улыбнулась. — Все получилось как нельзя лучше, и не важно, что я сама себя хвалю, все равно это правда.
— Вам удалось что-нибудь из них вытянуть? — спросила Полгара.
— Не так уж много, — ответила Лизелль. — В общем, ничего особенного, только несколько намеков. Думаю, вечером нам больше повезет.
Сенедра огляделась.
— А где Дарник? — спросила она. — И Эрионд?
— Ну как вы думаете, где они могут быть? — вздохнула Полгара.
— Да где же они тут нашли водоем для рыбалки?
— Дарник носом чует воду на расстоянии нескольких миль, — с выражением обреченности на лице сказала Полгара. — К тому же может точно сказать, что за рыба там водится, сколько ее, и, возможно, даже всех рыб назвать по именам…
— Я никогда так не любил рыбы, — заявил Белдин.
— Не думаю, что и Дарник очень уж ее любит, дядюшка.
— Тогда зачем он мутит воду?
Полгара беспомощно всплеснула руками.
— Ну откуда я знаю? То, что движет рыболовами, скрыто непроглядным мраком тайны. Но вот одно могу сказать тебе точно.
— Да? И что именно?
— Ты не однажды говорил, будто хочешь серьезно с ним поговорить.
— Ну говорил. И что?
— Так вот: сперва тебе нужно научиться рыбачить. Иначе ты его просто не поймаешь.
— А не соизволил ли кто из горожан хоть словом обмолвиться о Цирадис? — спросил Гарион.
— Ни одна душа, — ответил за всех Белдин.
— Но у нас нет времени на то, чтобы здесь прохлаждаться! — раздраженно воскликнул Гарион.
— Возможно, я смогу добиться от кого-нибудь внятного ответа, — предположил Закет. — В конце концов, она сама приказала мне явиться в Келль, чтобы встретиться с нею! — Он поморщился. — Собственным ушам не верю! Неужели я такое сказал? Никто ничего мне не приказывал с тех пор, как мне исполнилось лет восемь! Но, так или иначе, все поняли, что я хотел сказать. Я имею право настаивать, чтобы кто-нибудь меня проводил к ней, — должен же я выполнить ее волю.
— Боюсь, что этот «кто-нибудь» рискует быть задушенным, Закет, — беспечно заявил Шелк. — К тому же тебе, ввиду высокого достоинства, трудно козырять желанием выполнить чью-то волю…
— Этот малыш просто невыносим! — заявил Закет, обращаясь к Гариону.
— Я это уже давно заметил.
— Помилуйте, ваши величества! — Шелк округлил глаза с выражением оскорбленной невинности. — О чем вы говорите?
— Ну полюбуйся, разве я не прав? — спросил Закет.
— Конечно. Но говорить об этом нехорошо.
Шелк был оскорблен.
— Уж не удалиться ли мне, чтобы вы смогли без помех обсудить мои недостатки?
— В этом совершенно нет надобности, Хелдар! — Бархотка улыбнулась, и на щеках у нее появились премилые ямочки.
К вечеру информации у них ни на йоту не прибавилось, и бесплодность объединенных усилий стала уже всерьез раздражать путешественников.
— Начинаю подумывать о том, чтобы сделать по-твоему, — сказал Закету Гарион. — Почему бы нам завтра с утра пораньше не навестить этого старика, этого Даллана? Мы напрямик скажем ему, что ты должен явиться пред очи Цирадис. Думаю, пора начать действовать решительно.
— Правильно, — согласился Закет.
Но Даллан оказался не более сговорчив, нежели все прочие обитатели города.
— Терпение, император Маллореи, — спокойно сказал он. — Великая прорицательница явится к вам, когда настанет срок.
— А когда он настанет? — в лоб спросил Гарион.
— Об этом известно лишь Цирадис — остальное не так уж и важно.
— Не будь он так дряхл и немощен, я вытряс бы из него ответ! — бормотал Гарион на обратном пути.
— Если эта бодяга продлится еще некоторое время, я, чего доброго, позабуду о его возрасте и слабости, — откликнулся Закет. — Я не привык к тому, чтобы мои вопросы столь беззастенчиво оставляли без ответа!
С другой стороны к дому приближались Бархотка и Сенедра. Юные женщины шли быстро, и личико Сенедры сияло.
— Кажется, у нас клюнуло! — сказала Бархотка, когда они встретились с мужчинами на мраморных ступенях. — Давайте поскорее войдем в дом — мы хотим объявить всем сразу о нашем успехе.
Вскоре все собрались в сводчатой гостиной, и светловолосая драснийка очень серьезно начала свою речь.
— Конечно, это не слишком точно, — призналась она, — но, подозреваю, большего нам добиться не удастся. Сегодня утром мы с Сенедрой вновь явились туда, где работают наши новые подружки. Они ткали, а за этим занятием легче всего утратить бдительность. Вот только большеглазой девушки, этой Онатель, там почему-то не было. И вот Сенедра, прикинувшись дурочкой…
— Неправда! — возмутилась Сенедра.
— Ах, ты не прикидывалась? Впрочем, не важно — все равно это было великолепно. Так вот, она широко раскрыла свои невинные глазки и спросила, где может найти свою «дорогую подружку», и у одной из девиц слетело с языка нечто такое, о чем явно следовало помалкивать. Она сболтнула, что Онатель сегодня послана «туда, где обитают прорицательницы». Тут мордочка Сенедры стала еще глупее, а глаза еще больше — вообразите только, оказалось, это возможно, — и она невинно поинтересовалась, где это. Разумеется, ей никто не ответил. Но одна из девиц посмотрела в сторону горы.
— А как можно не пялиться на эту махину? — огрызнулся Шелк. — Что-то сомневаюсь в полезности вашего открытия, Лизелль.
— Но девушка в это время ткала, Хелдар! Я сама пару раз в жизни этим занималась и точно знаю, что надо постоянно смотреть на свои руки. Она же оторвала взгляд от работы в ответ на вопрос Сенедры, но, спохватившись, сразу уставилась на холст в тщетной надежде скрыть свою оплошность. Я тоже закончила Академию, Хелдар, и читаю по лицам не хуже тебя! Девушка могла с тем же успехом выкрикнуть ответ во весь голос. Прорицательницы скрываются там, на горе.
Шелк состроил гримасу.
— Знаете, а она, возможно, права, — вынужден был признать он. — Этой премудрости хорошо обучают в Академии. Ведь если точно знаешь, чего ищешь, то читаешь по лицам, как по книге. — Он сгорбился. — Ну что ж, Закет, — вздохнул он. — Сдается мне, придется нам карабкаться на гору несколько раньше, чем мы предполагали…
— Я так не думаю, Хелдар, — твердо сказала Полгара. — Можно полжизни ползать по ледникам, но так и не отыскать этих прорицательниц.
— А у тебя есть лучшее предложение?
— И даже не одно. — Она встала. — Пойдем, Гарион. И ты тоже, дядюшка.
— Что у тебя на уме, Пол? — спросил Белгарат.
— Мы поднимемся повыше и оглядимся.
— Но ведь я только что это самое и предложил! — воскликнул Шелк.
— Между нашими предложениями есть существенная разница, Хелдар, — мило улыбнулась Полгара. — Ты не умеешь летать.
— Хорошо, — обиженно нахохлился Шелк. — Если ты так ставишь вопрос…
— Именно так. Хорошо быть женщиной! Это дает массу преимуществ. Я могу себе позволить даже маленькую несправедливость, а ты, ввиду природного благородства и вежливости, вынужден с этим мириться.
— Один-ноль в пользу Полгары, — пробормотал Гарион.
— Ты все время это повторяешь, — недоуменно сказал Закет. — А что это значит?
— Просто народная алорийская поговорка, — объяснил Гарион.
— Почему бы тебе не сэкономить время, Пол? — спросил Белгарат. — Попробуй посовещаться с объединенным разумом далазийцев, прежде чем начнешь махать крылышками.
— Прекрасная мысль, отец, — согласилась она, закрыла глаза и запрокинула голову. Но почти тотчас же покачала головой и вздохнула. — Они не пускают меня…
— Это само по себе можно счесть подтверждением нашей правоты, — хихикнул Белдин.
— Что-то не пойму вас, — пробормотал Сади, потирая ладонью свежевыбритую голову.
— Спору нет, далазийцы мудры, — сказал ему горбун, — но вот проницательностью не отличаются. Нашим милым девушкам удалось выудить у них важные сведения. И если бы информация оказалась ложной, то далазийцам не было бы никакого резона отказывать Полгаре в общении с объединенным разумом. Коль скоро они не впустили ее туда, это значит, что мы напали на след. Давай выйдем из города, — предложил он Полгаре. — Нет надобности открывать им наши карты.
— Я не так уж хорошо летаю, тетушка Пол, — нерешительно произнес Гарион. — Ты уверена, что я вам нужен?