— С вами все в порядке? — спросил его Гарион.
   — Конечно. Когда видишь взрывы столько, сколько я, к ним поневоле привыкаешь. Никто не хочет помочь мне подняться?
   Белдин подошел к человечку и подал ему руку.
   — Ну и уродец же вы, — заметил хозяин лаборатории.
   — Вы тоже не красавец.
   — Я могу это пережить.
   — Я тоже.
   — Вот и отлично. Это вы взорвали мою дверь?
   — Он. — Белдин указал на Белгарата, помогая человечку подняться.
   — Как вам это удалось? — с любопытством спросил у Белгарата незнакомец. — Я не чувствую запаха химикалий.
   — Это особый дар, — ответил Белгарат. — Насколько я понимаю, вы Сенджи?
   — Совершенно верно. Косолапый Сенджи, старший преподаватель колледжа прикладной алхимии. — Он стукнул себя кулаком по уху. — От взрывов у меня всегда звенит в ушах. — Сенджи обернулся к Белдину. — В том углу стоит бочка с элем, мой уродливый друг. Почему бы вам не принести его сюда? Можете угостить себя и ваших друзей.
   — Мы, кажется, поладим, — заметил Белдин.
   Сенджи заковылял к каменному столу в центре комнаты. Его левая нога была на несколько дюймов короче правой, а левая ступня — сильно деформирована. Он стал перелистывать лежащие на столе пергаменты.
   — Превосходно, — обратился Сенджи к Белгарату. — Во всяком случае, ваш взрыв не разметал мои записи по комнате. — Он посмотрел на посетителей. — Раз уж вы здесь, присаживайтесь на что-нибудь.
   Белдин принес ему кружку эля, потом вернулся к бочке и наполнил еще три кружки.
   — Мне нравится этот урод, — заметил Сенджи, усаживаясь на стол. — Уже почти тысячу лет не встречал такого, как он.
   Белгарат и Белдин посмотрели друг на друга.
   — Солидный срок, — осторожно произнес Белгарат.
   — Да, — согласился Сенджи. Он глотнул из кружки и поморщился. — Опять эль выдохся! Вы, там, — окликнул он Белдина. — На полке, прямо над бочкой, стоит глиняный кувшин. Будьте хорошим парнем, бросьте оттуда пару горстей порошка в эль — это придаст ему крепости. — Сенджи снова посмотрел на Белгарата. — Так о чем вы хотели со мной поговорить? Неужели это так важно, что необходимо взрывать двери?
   — Одну минуту. — Белгарат подошел к маленькому человечку. — Гарион, восстанови дверь, чтобы нам не мешали беседовать.
   Гарион беспомощно посмотрел на остатки двери.
   — Боюсь, ее уже невозможно собрать, дедушка, — с сомнением сказал он.
   — Тогда сделай новую.
   — Я и позабыл о такой возможности.
   — Тебе нужно иногда практиковаться. Только уж постарайся, чтобы она открывалась. Я не хочу взрывать дверь снова, когда мы будем уходить.
   Гарион собрал всю свою волю, сосредоточился, глядя перед собой, и произнес:
   — Дверь! — Пустое пространство тотчас же наполнилось.
   Сенджи прищурился, глядя на них.
   — Ну-ну, — промолвил он. — Кажется, у меня весьма одаренные гости. Давно я не встречал настоящих волшебников.
   — Насколько давно? — напрямик спросил Белгарат.
   — Около дюжины столетий. Тогда один гролим читал лекции в колледже сравнительной теологии. Страшный зануда, позволю себе заметить, но таковы почти все гролимы.
   — Сколько же вам лет, Сенджи? — настаивал Белгарат.
   — Думаю, я родился в пятнадцатом столетии, — ответил Сенджи. — Какой сейчас год?
   — Пять тысяч триста семьдесят девятый, — сказал ему Гарион.
   — Уже? — удивился Сенджи. — Как быстро идет время! — Он стал считать на пальцах. — Выходит, мне около трех тысяч девятисот лет.
   — Когда вы узнали о Воле и Слове? — продолжал Белгарат.
   — О чем?
   — О волшебстве.
   — Вот как вы это называете? — Сенджи задумался. — Полагаю, этот термин более точный. Воля и Слово — мне это нравится! Звучит приятно.
   — Ну так когда же? — повторил вопрос Белгарат.
   — Очевидно, в пятнадцатом столетии. Иначе я умер бы в обычном возрасте.
   — Вы не получили никаких инструкций?
   — Кто мог инструктировать меня в пятнадцатом веке? Я просто случайно наткнулся на это.
   Белгарат и Белдин вновь обменялись взглядом. Потом Белгарат вздохнул и прикрыл глаза ладонью.
   — Такое иногда случается, — сказал Белдин. — Некоторые действительно просто на это натыкаются.
   — Знаю, но вот что удручает: вспомни столетия, в течение которых наш Учитель обучал нас, а этот парень взял и подобрал все готовенькое. — Белгарат посмотрел на Сенджи. — Почему бы вам не рассказать об этом подробнее? — предложил он.
   — По-твоему, у нас есть на это время, дедушка? — спросил Гарион.
   — Мы должны создавать время, — сказал ему Белдин. — Это была одна из последних заповедей нашего Учителя. Каждый раз, когда мы встречаем кого-либо, случайно наткнувшегося на тайну, мы должны все хорошенько расследовать. Даже боги не знают, как это происходит.
   Сенджи соскользнул со стола и заковылял к покосившейся книжной полке. Порывшись в книгах, он вытащил самую растрепанную.
   — Простите, что она в таком состоянии, — извинился он. — Ее несколько раз потрепало взрывом. — Алхимик вернулся к столу и раскрыл книгу. — Я написал это в двадцать третьем столетии, — сказал он. — Я заметил, что становлюсь рассеянным, и покуда это еще было свежо в моей памяти, запечатлел все на пергаменте.
   — Разумно, — одобрил Белдин. — Мой угрюмый друг в последнее время страдает провалами в памяти. Конечно, этого следует ожидать от того, кому уже девятнадцать тысяч лет.
   — Ты подсчитал? — ядовито осведомился Белгарат.
   — По-твоему, тебе еще больше?
   — Заткнись, Белдин.
   — Нашел! — объявил Сенджи. Он начал читать вслух: — «В течение следующих четырнадцати столетий Мельсенская империя процветала, находясь в стороне от теологических и политических распрей, раздиравших западную часть материка. Мельсенская культура была светской, богатой и просвещенной. Рабство оставалось ей неведомым, а торговля с ангараканцами и их подданными в Каранде и Далазии была чрезвычайно прибыльной. Старая столица Мельсена стала главным центром образования».
   — Простите, — прервал Белгарат, — но разве это не прямое заимствование из «Императоров Мельсена и Маллореи»?
   — Разумеется, — без всякого смущения ответил Сенджи. — Плагиат — первое правило науки. Пожалуйста, не прерывайте.
   — Простите, — извинился Белгарат.
   — »Но, к несчастью, — продолжал Сенджи, — некоторые мельсенские ученые обратились к колдовству. В основном они сосредоточили свои усилия в области алхимии». — Он посмотрел на Белгарата. — Отсюда начинается оригинальный текст. «Мельсенский алхимик, косолапый Сенджи, случайно использовал колдовство в процессе одного из опытов».
   — Вы говорите о себе в третьем лице? — спросил Белдин.
   — Это была традиция двадцать третьего века, — объяснил Сенджи. — Автобиографии считались проявлением дурного вкуса и казались нескромными. Скучное было время. Я зевал почти целое столетие. — Он вернулся к чтению. — «Сенджи, алхимик пятнадцатого века в университете столицы империи, славился своей глупостью». — Он сделал паузу и недовольно заметил: — Эту фразу нужно изменить. Впрочем, и следующие не лучше. — Сенджи с отвращением продолжал: — «Откровенно говоря, его эксперименты чаще превращали золото в свинец, чем наоборот. Будучи разочарованным очередным опытом, Сенджи случайно превратил медную водопроводную трубу весом в полтонны в чистое золото. Сразу завязались дебаты, в которых приняли участие отдел денежного обращения, отдел приисков, факультет оздоровления, колледжи прикладной алхимии и сравнительной теологии. Их целью была организация контроля над открытием Сенджи. Лет через триста участникам диспута пришло в голову, что Сенджи не просто талантлив, но, по-видимому, бессмертен. Отделы, факультеты и колледжи пришли к выводу, что во имя науки следует попытаться убить его, дабы удостовериться в этом факте».
   — Неужели они это сделали? — воскликнул Белдин.
   — Еще как! — мрачно усмехнулся Сенджи. — Мельсенцы любознательны до идиотизма. Они пойдут на все ради доказательства какой-нибудь теории.
   — Ну и что было дальше?
   Сенджи снова ухмыльнулся — при этом его длинный нос и острый подбородок почти соприкоснулись.
   — »Хорошо известному дефенестратору*note 1 было поручено выбросить старого алхимика из высокого окна одной из башен административного здания университета, — продолжил он чтение. — Эксперимент имел тройную цель: (а) узнать, действительно ли Сенджи неуязвим, (б) какие меры он предпримет, дабы спасти свою жизнь, падая на мощенный булыжниками двор, и (в) не поможет ли это раскрыть тайну умения летать, благо у него не останется альтернативы». — Косолапый алхимик оторвался от текста. — Я всегда гордился этой фразой, — сказал он. — В ней идеально соблюдены пропорции.
   — Настоящий шедевр, — одобрил Белдин, хлопнув по плечу маленького человечка с такой силой, что тот едва не свалился со стола. Он взял кружку Сенджи. — Позвольте мне наполнить ее для вас. — Волшебник сосредоточенно наморщил лоб, и кружка наполнилась вновь. Сенджи сделал глоток и едва не задохнулся.
   — Этот напиток варит моя надракийская знакомая, — сообщил ему Белдин. — Крепкий, не так ли?
   — Очень, — хриплым голосом согласился Сенджи.
   — Продолжайте вашу историю, друг мой.
   Сенджи несколько раз откашлялся и снова стал читать:
   — »Однако в результате эксперимента чиновники и ученые узнали лишь то, что крайне опасно угрожать жизни волшебника — даже такого неопытного, как Сенджи. Как только дефенестратор потащил Сенджи к окну, он, вследствие внезапной транслокации, оказался на расстоянии пяти миль от университета и на высоте около полутора миль над гаванью — прямо над рыбачьей флотилией. Кончина дефенестратора не вызвала особого горя, если не считать рыбаков, чьи сети были сильно повреждены его быстрым падением.
   — Мастерский фрагмент, — одобрил Белдин, — но где вы узнали значение слова «транслокация»?
   — Я читал старый текст о подвигах волшебника Белгарата и… — Внезапно Сенджи побледнел и уставился на деда Гариона.
   — Ужасное разочарование, верно? — сказал Белдин. — Мы всегда ему говорили, что он должен выглядеть более впечатляюще.
   — Чья бы корова мычала, — огрызнулся Белгарат.
   — Ты важная персона, — пожал плечами горбун, — а я всего лишь шут.
   — Я смотрю, ты веселишься, верно, Белдин?
   — Уже много лет ничего меня так не забавляло. Подожди, пока я расскажу об этом Пол!
   — Лучше держи язык за зубами, слышишь?
   — Да, о могущественный Белгарат, — насмешливо отозвался Белдин.
   Белгарат обернулся к Гариону.
   — Теперь ты понимаешь, почему Шелк меня так раздражает, — сказал он.
   — Думаю, что понимаю, дедушка.
   Сенджи все еще пребывал в шоке.
   — Выпейте еще, — посоветовал ему Белдин. — Этот напиток не кажется таким крепким, когда у вас одурманены мозги.
   Сенджи задрожал и залпом осушил кружку, даже не кашлянув.
   — Храбрый парень! — поздравил его Белдин. — Пожалуйста, читайте дальше. Ваша история просто захватывает.
   Маленький алхимик, запинаясь, продолжил:
   — »Охваченный праведным гневом, Сенджи приступил к наказанию деканов факультетов, посягнувших на его жизнь. В итоге только личная просьба самого императора убедила старика воздержаться от некоторых особенно экзотических наказаний. Возрадовавшись, что остались в живых, деканы факультетов больше не осмеливались мешать Сенджи.
   Алхимик основал на собственные средства частную академию и объявил о приеме студентов. Хотя его ученики не стали волшебниками, равными Белгарату, Полгаре, Ктучику или Зедару, некоторым из них удалось осуществить на практике принципы, случайно открытые их учителем. Это сразу же возвысило их над жалкими колдунами и ведьмами, практиковавшими на территории университета». — Сенджи поднял взгляд. — Остальное главным образом касается моих экспериментов в области алхимии.
   — Думаю, это самое важное, — сказал Белгарат. — Давайте вернемся немного назад. Что вы чувствовали в тот момент, когда превратили медь в золото?
   — Раздражение. — Сенджи пожал плечами и закрыл книгу. — А может, и нечто большее. Я все тщательно рассчитал, но кусок свинца, над которым я трудился, оставался без всяких изменений. Я был взбешен. Потом я собрал всю свою волю и ощутил, как у меня внутри пробуждается какая-то мощная сила. «Превратись!» — крикнул я, обращаясь к куску свинца, но через комнату проходило несколько труб, и мое внимание слегка рассеялось.
   — Вам повезло, что освобожденная Воля не затронула стены, приборы и прочее, — заметил Белдин. — А вам когда-нибудь удавалось проделывать это снова?
   Сенджи покачал головой.
   — Я пытался, но у меня ни разу не получилось пробудить в себе такую степень гнева.
   — Вы всегда сердитесь во время подобных занятий? — спросил горбун.
   — Почти всегда, — признался Сенджи. — Если я не сержусь, то не могу быть уверен в результате. Иногда это срабатывает, а иногда нет.
   — Это, кажется, и есть ключ к разгадке, Белгарат, — сказал Белдин. — Гнев является элементом всего, с чем мы имеем дело.
   — Насколько я помню, я был здорово раздражен, когда проделал такое в первый раз, — кивнул Белгарат.
   — И я тоже, — добавил Белдин. — Очевидно, тобой.
   — Почему же ты выместил свой гнев на том ни в чем не повинном дереве?
   — В последнюю секунду я вспомнил, что наш Учитель очень тебя любит, и не захотел огорчать его, уничтожив тебя.
   — Это, возможно, спасло твою жизнь. Если бы ты сказал «исчезни», то тебя бы здесь уже не было.
   Белдин почесал живот.
   — Теперь понятно, почему нам известно так мало случаев самопроизвольного волшебства, — пробормотал он. — Когда кто-то сердится на что-то, его первый импульс, как правило, — уничтожить источник своего раздражения. Такое, должно быть, происходило множество раз, но спонтанные чародеи в этот момент, очевидно, уничтожили самих себя.
   Сенджи снова побледнел.
   — Думаю, я кое-чего не понимаю, — сказал он.
   — Первое правило, — объяснил ему Гарион, — не позволяет нам уничтожать что бы то ни было. Если мы пытаемся это сделать, то сила волшебства оборачивается против нас и в итоге исчезаем мы сами. — Он содрогнулся, вспомнив уничтожение Ктучика, и посмотрел на Белдина. — Я правильно объяснил?
   — В общем, да. Конечно, все это несколько сложнее, но ты описал процесс достаточно верно.
   — Не случалось ли такое с кем-то из ваших студентов? — спросил у Сенджи Белгарат. Алхимик нахмурился.
   — Возможно, да, — признался он. — Некоторые из них исчезли. Я думал, что они просто куда-то уехали, но, может, это было не так.
   — А сейчас вы продолжаете преподавать?
   Сенджи покачал головой.
   — У меня больше не хватает терпения. Только один из десяти студентов схватывает все на лету, а остальные начинают хныкать и жаловаться, что я плохо объясняю. Я вернулся к алхимии и почти никогда не прибегаю к волшебству.
   — Нам говорили, что вы можете это делать, — сказал Гарион. — Я имею в виду, превращать медь или свинец в золото.
   — О да, — беспечно отозвался Сенджи. — Это достаточно легко, но процесс стоит дороже, чем само золото. Теперь я как раз пытаюсь упростить процесс и заменить самые дорогие химикалии. Но мне не удается найти никого, кто бы финансировал мои эксперименты.
   Гарион внезапно ощутил пульсацию у бедра и с недоумением уставился на кожаный мешочек, в котором носил Шар. В его ушах слышался сердитый звон, непохожий на обычное жужжание Шара.
   — Что за странный звук? — осведомился Сенджи. Гарион развязал мешочек на поясе и заглянул внутрь. Шар сердито сверкал красным цветом.
   — Зандрамас? — спросил Белгарат. Гарион покачал головой.
   — Не думаю, дедушка.
   — Он хочет повести тебя куда-то?
   — Вроде бы да.
   — Давай посмотрим куда.
   Гарион взял Шар в правую руку. Камень потянул его к двери. Они вышли в коридор. Сенджи плелся рядом, на его лице было написано любопытство. Шар повел их вниз по лестнице к выходу.
   — Кажется, он хочет, чтобы мы пошли к тому зданию, — заметил Гарион, указывая в сторону башни из белого мрамора.
   — Это колледж сравнительной теологии, — фыркнул Сенджи. — Жалкая компания недоумков с преувеличенным мнением о своем вкладе в сокровищницу человеческих знаний.
   — Пошли туда, Гарион, — велел Белгарат.
   Они пересекли лужайку. Испуганные ученые рассыпались кто куда, словно испуганные птицы, при одном взгляде на лицо Белгарата.
   Когда они вошли на нижний этаж башни, худой мужчина в сутане поднялся из-за стола, находившегося прямо за дверью.
   — Вы не имеете отношения к этому колледжу, — возмущенно заявил он, — и не можете входить сюда!
   Даже не замедляя шаг, Белгарат переместил привратника на лужайку вместе со столом.
   — Все-таки от волшебства бывает толк, — заметил Сенджи. — Надо будет им подзаняться. Алхимия начинает мне надоедать.
   — Что находится за этой дверью? — спросил Гарион.
   — Их музей, — пожал плечами Сенджи. — Старые идолы, религиозные артефакты и тому подобное барахло.
   Гарион взялся за ручку.
   — Заперто.
   Белдин вышиб дверь ударом ноги.
   — Почему ты это сделал? — спросил Белгарат.
   — А почему бы и нет? — отозвался горбун. — Не собираюсь тратить время на концентрацию воли ради обычной двери.
   — Ты становишься лентяем.
   Они вошли в пыльную захламленную комнату. В центре помещались ряды застекленных ящиков с экспонатами; вдоль стен громоздились причудливого вида статуи. С потолка свисали клочья паутины, в воздухе висел тяжелый, затхлый запах.
   — Здесь обычно никого не бывает, — сказал Сенджи. — Они предпочитают создавать нелепые теории, а не созерцать подлинные результаты людских религиозных импульсов.
   — Сюда, — сообщил Гарион, когда Шар снова потянул его. Камень становился все краснее и горячее.
   Они остановились возле застекленного ящика, в котором лежала старая подушка. Больше внутри ничего не было. Шар жег пальцы Гариона, а его красное сияние наполняло всю комнату.
   — Что в этом ящике? — осведомился Белгарат.
   Сенджи склонился вперед, чтобы прочитать надпись на ржавой медной табличке.
   — Вспомнил! — сказал он. — Они хранили здесь Ктраг-Сардиус, прежде чем его украли.
   Внезапно Шар без всякого предупреждения едва не вырвался из руки Гариона, а стеклянный ящик разлетелся на тысячу осколков.


Глава 8


   — Как долго он здесь пробыл? — спросил Белгарат у потрясенного Сенджи, который переводил испуганный взгляд с Шара, сердито поблескивающего в руке Гариона, на то, что осталось от ящика.
   — Это то, что я думаю? — осведомился алхимик, указывая на Шар дрожащей рукой.
   — Ктраг-Яска, — пояснил ему Белдин. — Если вы собираетесь играть в игру, то имеете право знать всех, кто в ней участвует. А теперь ответьте на вопрос моего брата.
   — Я не… — Сенджи запнулся. — Я всегда был всего лишь алхимиком и не интересовался…
   — Так не пойдет, — прервал его Белгарат. — Нравится вам или нет, но вы член избранной группы. Так что перестаньте думать о золоте и прочей чепухе и обратите внимание на то, что по-настоящему важно.
   Сенджи судорожно глотнул.
   — Это всегда было чем-то вроде игры, — промямлил он. — Никто не принимал меня всерьез.
   — Мы принимаем, — сказал Гарион, протягивая Шар съежившемуся алхимику. — Вы имеете хоть какое-то представление о силе, на которую случайно наткнулись? — сердито продолжил он. — Хотите, чтобы я взорвал эту башню или утопил в море Мельсенские острова, чтобы доказать, насколько это серьезно?
   — Вы Белгарион, не так ли?
   — Да.
   — Богоубийца?
   — Некоторые зовут меня так.
   — О боги всемогущие! — простонал Сенджи.
   — Мы зря тратим время, — вмешался Белгарат. — Отвечайте! Я хочу знать, откуда появился Ктраг-Сардиус, как долго он здесь пробыл и куда исчез.
   — Это длинная история, — сказал Сенджи.
   — Так сократите ее, — посоветовал ему Белдин, отпихивая ногой осколки стекла. — Нас поджимает время.
   — Сколько времени Сардион пробыл здесь? — спросил Белгарат.
   — Несколько эпох, — ответил Сенджи.
   — Откуда он появился?
   — Из Замада. Его населяют карандийцы, но они побаиваются демонов. Думаю, кого-то из ихних колдунов съели живьем. Легенды гласят, что около пяти тысяч лет назад, когда весь мир трещал по швам… — Он снова запнулся, глядя на двух грозных стариков.
   — Шуму было много, — с отвращением вставил Белдин. — Землетрясения, извержения… Торак всегда обожал показуху — это один из многих его недостатков.
   — О боги всемогущие! — снова произнес Сенджи.
   — Перестаньте это твердить, — недовольно поморщился Белгарат. — Вы даже не знаете, кто ваш бог.
   — Но вы это узнаете, Сенджи, — чужим голосом заговорил Гарион. — Вы встретите его и будете следовать за ним до конца дней.
   Белгарат посмотрел на Гариона, подняв брови. Гарион беспомощно развел руками.
   — Заканчивай скорее, Белгарат, — продолжал чужой голос устами Гариона. — Время не ждет.
   Белгарат повернулся к Сенджи.
   — Хорошо, — сказал он. — Как Сардион попал в Замад?
   — Согласно легендам, упал с неба.
   — Так происходит всегда, — заметил Белдин. — Хотел бы я видеть для разнообразия, как что-нибудь вылезает из-под земли.
   — Тебе все слишком быстро надоедает, — сказал ему Белгарат.
   — Я не видел, чтобы ты пятьсот лет сидел у гробницы Обожженного Лица, — отозвался Белдин.
   — Не думаю, что я смогу это вынести, — простонал Сенджи, закрыв лицо дрожащими руками.
   — Ничего, привыкнете, — утешил его Гарион. — Мы ведь здесь не для того, чтобы сделать вашу жизнь невыносимой. Нам нужна только информация. Получив ее, мы тут же уйдем. Если вы хорошенько постараетесь, то сможете представить, что это всего лишь сон.
   — Я нахожусь в присутствии трех полубогов, а вы хотите заставить меня поверить, что это сон?
   — Полубог — симпатичный термин, — одобрил Белдин. — Мне он нравится.
   — Тебя слишком впечатляют слова, — проворчал Белгарат.
   — Слова — суть мыслей. Одни не существуют без других.
   Взгляд Сенджи просветлел.
   — Мы могли бы немного поболтать об этом, — предложил он.
   — Позже, — сказал Белгарат. — Вернемся к Замаду и Сардиону.
   — Хорошо, — вздохнул косолапый алхимик. — Ктраг-Сардиус — или Сардион — упал в Замад с неба. Варвары решили, что это святыня, и построили для него святилище, где падали перед ним ниц. Святилище находилось в горной долине и представляло собой алтарь в пещере.
   — Мы были там, — кивнул Белгарат. — Сейчас оно на дне озера. Как Сардион попал в Мельсен?
   — Спустя много лет, — ответил Сенджи. — Карандийцы всегда были беспокойным народом, а их общественная организация крайне примитивна. Около трех тысяч лет назад правителя Замада начало одолевать честолюбие, поэтому он захватил Воресебо и начал жадно поглядывать на юг. Последовали вооруженные налеты на Ренгель. Однако Ренгель являлся частью Мельсенской империи, и император решил, что настало время преподать карандийцам урок. Он организовал карательную экспедицию и двинулся в Воресебо, а потом и в Замад во главе колонны солдат верхом на слонах. Карандийцы никогда в жизни не видели слонов и в панике обратились в бегство. Император методично уничтожал все их города и деревни. Прослышав о святыне, он направился туда и завладел Сардионом — думаю, скорее из желания наказать карандийцев, чем для того, чтобы иметь камень у себя. Он выглядит не слишком привлекательно.
   — Как именно он выглядит? — спросил Гарион.
   — Довольно крупный камень овальной формы, около двух футов в диаметре, — ответил Сенджи. — Странного красноватого цвета с молочным отливом — как у кремня. Как я уже говорил, императору Сардион был не нужен, поэтому, вернувшись в Мельсен, он пожертвовал его университету. Камень переходил из одного колледжа в другой, пока не осел в этом музее. Тысячи лет он пылился в этом ящике, и никто не обращал на него внимания.
   — Почему же он исчез? — спросил Белгарат.
   — Я как раз к этому подхожу. Около пятисот лет назад в колледже обучения колдовству был один ученый, который слышал какие-то потусторонние голоса. Он совершенно помешался на Ктраг-Сардиусе и стал тайком пробираться сюда по ночам и часами сидеть, глядя на него. Думаю, он верил, что это камень с ним разговаривает.
   — Возможно, так оно и было, — заметил Белдин. — Он вероятно мог это делать.
   — Ученый вел себя все более странно, а однажды ночью явился сюда и украл Ктраг-Сардиус. Вряд ли кто-нибудь заметил бы его исчезновение, однако ученый так стремительно сбежал с островов, будто его преследовали все мельсенские легионы. Он поплыл на юг. Последний раз его корабль видели возле южной оконечности Гандахара, плывущим вроде бы в направлении Далазийских протекторатов. Корабль так и не вернулся, и все считали, что он затонул во время шторма. Это все, что мне известно.
   Белдин задумчиво почесывал живот.
   — Все сходится, Белгарат. Сардион обладает той же силой, что и Шар. Я бы сказал, что он сам принимал определенные меры, чтобы передвигаться с места на место, возможно, в ответ на какие-либо события. Мне кажется, что мельсенский император вывез камень из Замада примерно в то время, когда ты и Медвежьи Плечи отправились в Хтол-Мишрак, чтобы выкрасть Шар. Тогда ученый, которого упоминал Сенджи, выкрал камень во время битвы при Во-Мимбре.