Эддингс Дэвид. Огненные купола

   — Капитан говорит, что около полудня мы пройдем Мирискум, — сказал Келтэн. — Мы движемся куда быстрее, чем рассчитывали.
   — Попутный ветер, — согласился Спархок. — Как твоя спина?
   — Ноет. Я покрыт синяками от бедер до шеи.
   — По крайней мере, ты хоть держишься прямо. Келтэн отозвался угрюмым ворчанием.
   — Миртаи очень прямолинейна, верно? Я все еще не знаю, как с ней быть — я имею в виду, как нам к ней относиться? Она ведь женщина.
   — А, так ты заметил?
   — Очень смешно, Спархок. Я хочу сказать, что с ней невозможно обращаться как с женщиной. Она ростом с Улафа и, похоже, ожидает, что мы сочтем ее своим товарищем по оружию.
   — Ну и что же? — Это противоестественно.
   — Считай Миртаи особым случаем, Келтэн. Я именно так и делаю. Это куда проще, чем спорить с ней. Хочешь выслушать совет?
   — Смотря какой совет.
   — Миртаи считает своим долгом опекать и защищать королевское семейство и, похоже, включает в это понятие и камеристку моей жены. Я от всей души советую тебе придержать свои естественные порывы. Мы не до конца понимаем Миртаи и не знаем, насколько далеко она может зайти. Даже если Алиэн как будто поощряет тебя, я бы на твоем месте не шел ей навстречу. Это может оказаться опасным.
   — Но я нравлюсь этой девушке! — запротестовал Келтэн. — У меня хватает опыта, чтобы понять это.
   — Может быть, ты и прав, но я не уверен, что для Миртаи это что-нибудь меняет. Ради меня, Келтэн, оставь девушку в покое.
   — Но другой на корабле нет!
   — Переживешь. — Спархок обернулся и увидел, что у кормы стоят патриарх Эмбан и посол Оскайн. Эти двое были странной парой. Патриарх Укеры на время путешествия сменил рясу на коричневую куртку поверх просторного неброского одеяния. В ширину он был немногим меньше, чем в высоту, округлое лицо покрывал цветущий румянец. Оскайн же был хрупкого и гибкого телосложения, и его кожа отливала бронзой. Мыслили они, однако, очень схоже, и оба были заядлыми политиками. Спархок и Келтэн присоединились к ним.
   — В Тамульской империи вся власть исходит от трона, ваша светлость, — объяснял Оскайн. — Все делается только по ясному и недвусмысленному приказанию императора.
   — А у нас в Эозии, ваше превосходительство, принято разделять ответственность, — отозвался Эмбан. — Мы выбираем подходящего человека, говорим ему, что нужно сделать, а уж подробности на его совести.
   — Мы пробовали так делать, но с нашими соотечественниками этот способ не срабатывает. Наша религия довольно поверхностна и не поощряет, как ваша, идеи личной верности.
   — И вашему императору приходится принимать все решения? — недоверчиво переспросил Эмбан. — И как только он успевает?
   Оскайн улыбнулся.
   — Нет-нет, ваша светлость. Повседневные решения принимаются согласно обычаям и традициям. Мы, тамульцы, верим в силу традиций и обычаев. Это один из самых наших серьезных недостатков. Едва тамулец выходит за пределы традиции, он вынужден импровизировать, и уж тогда-то он и попадает в настоящую переделку. Все его импровизации почему-то направляются его личными интересами, и мы убедились, что лучше всего не поощрять этих потуг на самостоятельные решения. Кроме того, император изначально всемудр и всезнающ, так что лучше всего оставлять принятие решений на него.
   — Стандартные определения не всегда бывают точными, ваше превосходительство. «Всемудрый» может означать что угодно в применении к самым разным людям. У нас ведь тоже есть свой «всемудрый», но мы предпочитаем говорить, что нашего архипрелата ведет голос Бога. Впрочем, бывали у нас в прошлом и архипрелаты, которые отличались незавидным слухом.
   — Мы тоже заметили нечто подобное, ваша светлость. Определение «всемудрый», похоже, и впрямь многозначно. По правде говоря, друг мой, время от времени у нас встречаются чудовищно тупые императоры. Впрочем, в нынешние дни нам повезло. Император Сарабиан отличается умеренной образованностью.
   — И что же он за человек? — с интересом спросил Эмбан.
   — К несчастью, он не человек, а воплощение своего титула. Он такой же пленник обычаев и традиций, как и все мы. Ему приходится говорить протокольными фразами, так что узнать его поближе почти невозможно. — Посол улыбнулся. — Визит королевы Эланы, пожалуй, ввергнет его в более человеческое состояние. Он будет вынужден обращаться с ней, как с равной — по политическим мотивам, — а его с детства растили в твердом убеждении, что равных ему нет. Надеюсь, ваша красавица-королева будет с ним помягче. Мне он по душе — во всяком случае, был бы по душе, если б мне удалось продраться через все формальности — и будет очень грустно, если она скажет что-нибудь этакое, отчего у него разорвется сердце.
   — Элана всегда точно знает, что она говорит и делает, ваше превосходительство, — заверил его Эмбан. — Мы с вами сущие младенцы рядом с ней. Спархок, можешь не передавать ей эти мои слова.
   — Сколько будет стоить мое молчание, ваша светлость? — ухмыльнулся Спархок. Эмбан испепелил его взглядом.
   — Чего нам следует ожидать в Астеле, ваше превосходительство?
   — Вероятно, слез, — ответил Оскайн.
   — Прошу прощения?..
   — Астелийцы весьма чувствительные люди. Они способны разрыдаться, уронив носовой платок. Их культура весьма напоминает пелозийскую. Они утомительно набожны и неисправимо консервативны. Сотни раз им было доказано, что крепостное право — отсталое и неэффективное установление, но они по-прежнему сохраняют его — главным образом при молчаливом потворстве самих крепостных. Астелийские дворяне не привыкли утруждать себя, а потому не имеют понятия о пределах человеческой выносливости, и их крепостные пользуются этим совершенно бесстыдно. Говорят, астелийский крепостной способен лишиться чувств от измождения при одном только слове «жать» или «копать». Слезливые дворяне мягкосердечны, так что крепостным почти всегда удается улизнуть от этих тягостных обязанностей. Западный Астел — дурацкая страна, населенная дураками. Восточнее, впрочем, заметны перемены к лучшему.
   — Будем надеяться. Не знаю, сколько глупости я смог бы вынести…
   Знакомая тень мелькнула на краю зрения Спархока, сопровождаемая не менее знакомым порывом холода. Патриарх Эмбан осекся на полуслове, резко повернул голову, присматриваясь:
   — Что такое?..
   — Это пройдет, — коротко ответил ему Спархок. — Постарайтесь сосредоточиться на этом, ваша светлость, и вы тоже, ваше превосходительство. — Они видели тень впервые, и их свежие впечатления могли оказаться весьма полезны. Спархок внимательно наблюдал за тем, как они вертят головами, стараясь прямо взглянуть на обрывок тьмы, неизменно ускользавший из поля зрения. Затем тень пропала.
   — Ну что ж, — сухо сказал Спархок, — что в точности видел каждый из вас?
   — Я — ничего, — ответил Келтэн. — Это было похоже на то, как будто кто-то пытается проскользнуть у меня за спиной. — Хотя Келтэн до того уже несколько раз видел облако, с тенью он столкнулся впервые.
   — Что это было, сэр Спархок? — спросил посол Оскайн.
   — Сейчас объясню, ваше превосходительство. Пожалуйста, постарайтесь точно вспомнить, что именно вы видели и ощущали.
   — Это было нечто темное, — ответил Оскайн, — очень темное. Оно казалось вполне осязаемым, и тем не менее двигалось так быстро, что все время держалось на краю моего зрения. Как я ни вертел головой, я не мог взглянуть на него прямо. Казалось, оно все время висит за моим затылком.
   Эмбан согласно кивнул.
   — А я почувствовал холод, — добавил он, передернувшись. — По правде говоря, мне и сейчас холодно.
   — Оно было враждебно, — сказал Келтэн. — Не то чтобы готово напасть прямо сию секунду, но близко к этому.
   — Что-нибудь еще? — настойчиво спросил Спархок. — Неважно что — любая мелочь.
   — Странный запах, — сказал Оскайн. Спархок пристально глянул на него. Такого он прежде не замечал.
   — Можете вы описать его, ваше превосходительство?
   — Мне почудился слабый запах тухлого мяса — словно говяжий бок провисел на мясницком крюке на неделю больше, чем следовало.
   — Я тоже это уловил, Спархок, — проворчал Келтэн, — всего лишь на мгновенье, но во рту у меня до сих пор гадостно.
   Эмбан оживленно закивал:
   — Я отменно разбираюсь в запахах. Пахло несомненно тухлым мясом.
   — Мы стояли полукругом, — задумчиво сказал Спархок, — и все видели — или ощущали — это прямо за своей спиной. Никто не видел это за спиной другого?
   Все дружно покачали головами.
   — Спархок, может, все-таки, объяснишь, в чем дело? — раздраженно осведомился Эмбан.
   — Одну минутку, ваша светлость. — Спархок прошел по палубе к матросу, который сплеснивал петлю к бухте каната. Поговорив немного с измазанным смолой моряком, он вернулся к друзьям.
   — Он тоже видел тень, — сообщил он. — Давайте-ка разойдемся по палубе и поговорим с остальными матросами. Я отнюдь не намеренно скрытничаю, милорды, но лучше вытянуть из матросов все нужные сведения, пока случившееся совершенно не выветрилось из их голов. Я бы хотел знать, насколько далеко было заметно это явление.
   Примерно через полчаса они вновь собрались вместе у кормового трапа. Все были явно возбуждены.
   — Один из матросов слышал потрескивание — как от большого костра, — сообщил Келтэн.
   — Я говорил с одним моряком, который убежден, что у тени был красноватый оттенок, — добавил Оскайн.
   — Нет, — возразил Эмбан, — зеленый. Матрос, с которым я говорил, сказал, что оттенок был, вне всякого сомнения, зеленый.
   — А я разговаривал с матросом, который только что поднялся на палубу, — он и вовсе ничего не видел и не чувствовал, — заключил Спархок.
   — Все это крайне любопытно, сэр Спархок, — нетерпеливо сказал Оскайн, — но объясните же наконец, в чем дело?
   — Келтэн уже понял это, ваше превосходительство, — ответил Спархок. — Судя по всему, нам только что являлись Тролли-Боги.
   — Осторожнее, Спархок, — предостерег Эмбан, — ты опасно близок к ереси.
   — Рыцарям церкви это дозволено, ваша светлость. Так или иначе, эта тень преследовала меня и прежде, и ее видела также и Элана. Мы пришли к выводу, что это потому, что мы носим кольца. Камни в наших кольцах сделаны из осколков Беллиома. Сейчас, похоже, тень действует не так избирательно.
   — Так это тень — и ничего более? — спросил Оскайн.
   Спархок покачал головой:
   — Оно может являться также в виде темного облака, и тогда его видят все.
   — Но никто не видит, что в нем сокрыто, — добавил Келтэн.
   — И что же, например? — осведомился Оскайн. Спархок быстро искоса глянул на Эмбана.
   — Это может вызвать споры, а мы ведь не хотим истратить все утро на теологические диспуты, не так ли, ваше превосходительство?
   — Я не такой уж и догматик, Спархок, — протестующе сказал Эмбан.
   — Тогда что бы вы сделали, ваша светлость, если бы я сказал вам, что люди находятся в отдаленном родстве с троллями?
   — Я был бы вынужден исследовать состояние твоей души.
   — Тогда, пожалуй, я не стану говорить вам правду о наших сородичах. Вы не против? Так или иначе, Афраэль говорила, что тень — а позднее и облако — не что иное, как явление Троллей-Богов.
   — Кто такая Афраэль? — спросил Оскайн.
   — Когда мы были послушниками, ваше превосходительство, у нас была наставница в стирикских искусствах. Афраэль — ее богиня. Мы полагали, что облако как-то связано с Азешем, но мы заблуждались. Красноватый оттенок и жар, который ощутил один из матросов, — это Кхвай, бог огня. Зеленоватый оттенок и вонь тухлого мяса — Гхномб, бог еды.
   Келтэн нахмурился.
   — Я думал, что для матроса это дело обыкновенное, — сказал он, — но один парень говорил мне, что когда тень проскользнула за ним, его прямо-таки одолели мысли о женщинах. У троллей есть бог… гм… плодородия?
   — Думаю, что да, — ответил Спархок. — Улаф должен знать это наверняка.
   — Все это весьма интересно, сэр Спархок, — с сомнением проговорил Оскайн, — но я так и не вижу, в чем тут связь.
   — Ваше превосходительство, вы только что были свидетелем сверхъестественных явлений, которые каким-то образом связаны с беспорядками в Тамульской империи. Почти такие же беспорядки происходят в Ламорканде, и сопровождают их весьма похожие явления. Мы как-то допрашивали человека, который кое-что знал о происходящем, и облако накрыло его и убило прежде, чем он успел заговорить. Это несомненно указывает на некую связь. Возможно, эта тень являлась и в Тамульской империи, но никто не мог узнать, что она такое.
   — Заласта был прав, — пробормотал Оскайн. — Вы именно тот человек, который нам нужен.
   — Тролли-Боги снова преследуют тебя, Спархок, — заметил Келтэн. — С чего бы это у них такая тяга к тебе? Внешность можно исключить… а впрочем, вряд ли. Они ведь, в конце концов, привыкли к троллям.
   Спархок многозначительно глянул на поручень.
   — Как бы тебе понравилось пробежаться по кораблю, Келтэн?
   — Спасибо, Спархок, не стоит. Я истощил на сегодня все свои силы, когда Миртаи использовала меня вместо коврика для ног.
   Держался попутный ветер, и день оставался ясным. Они обогнули южную оконечность Земоха и плыли теперь на северо-восток, вдоль восточного побережья. Когда Спархок и его дочь стояли на носу у поручней, он решил удовлетворить свое растущее любопытство.
   — Сколько дней мы в море, Даная? — спросил он прямо.
   — Пять дней, — ответила она.
   — А кажется, будто две недели или около того.
   — Спасибо, отец. Это хороший ответ на вопрос, как я умею управляться со временем.
   — Но за пять дней мы никак не могли съесть двухнедельный запас провизии. Наши повара ничего не заподозрят?
   — Оглянись, отец. Как ты думаешь, почему все эти рыбы так радостно выпрыгивают из воды? И почему за нами летят все эти чайки?
   — Наверное, кормятся.
   — Весьма наблюдательно, Спархок, но чем же можно было бы прокормить их всех? Если, конечно, кто-то не бросает им еду с палубы.
   — Когда ты делаешь это?
   — По ночам, — пожала она плечами. — Рыбы очень мне благодарны. Думаю, они вот-вот начнут мне поклоняться. — Она хихикнула. — Мне никогда прежде не поклонялись рыбы, и я плохо знаю их язык. Да и они по большей части пускают пузыри. Можно мне завести китенка?
   — Нет. У тебя уже есть котенок.
   — Тогда я буду дуться.
   — У тебя будет глупый вид, но если уж так хочется — пожалуйста, дуйся.
   — Ну почему мне нельзя завести китенка?
   — Потому что киты не могут жить в неволе. Из них бы вышли неподходящие домашние животные.
   — Это глупый ответ, Спархок.
   — Каков вопрос, таков ответ, Афраэль.
   Порт Салеша в устье Даконийского залива был уродливым городом, отражением культуры, которая преобладала в Земохе в последние девятнадцать столетий. Похоже, земохцы до сих пор пребывали в смятении от того, что случилось в их столице шесть лет назад. Сколько бы ни уверяли их, что и Отта, и Азеша давно уже нет в живых, они все равно испуганно вскидывались при малейшем громком звуке и на всякую неожиданность отвечали поспешным бегством.
   — Я бы от всего сердца советовал вашему величеству провести ночь на борту наших кораблей, — сказал Стрейджен королеве после недолгого обследования городских удобств. — Я бы и собак держать не стал в том, что считается лучшим домом в Салеше.
   — Неужели настолько плохо? — спросила она.
   — Гораздо хуже, моя королева.
   Так что они остались ночевать на судах и пустились в путь с рассветом.
   Дорога, по которой они ехали на север, была отвратительной, и карета, в которой ехали королева и ее свита, подскакивала и поскрипывала, когда кавалькада продвигалась вверх, в невысокие гряды гор, лежавшие между побережьем и городом Басна. Миновал примерно час пути, когда Телэн выехал вперед. Поскольку он был пажом королевы, ему вменялось в обязанность в том числе и быть у нее на посылках. На сей раз, однако, он был в седле не один. За ним на крупе коня сидела дочь Спархока, обвив руками пояс Телэна и прижавшись щекой к его спине.
   — Она хочет ехать с тобой, — сообщил Телэн Спархоку. — Твоя жена, Эмбан и тамульский посол говорят о политике. Принцесса зевала им в лицо до тех пор, покуда королева не позволила ей покинуть карету.
   Спархок кивнул. Смиренное поведение земохцев сделало эту часть путешествия вполне безопасной. Он наклонился к дочери, подхватил ее и усадил перед собой на круп Фарэна.
   — Мне казалось, тебе нравится политика, — сказал он после того, как Телэн вернулся на свое место у кареты.
   — Оскайн описывает строение Тамульской империи, — ответила она. — Я это и так уже знаю. Он не делает слишком много ошибок.
   — Ты намерена сократить нам путешествие до Басны?
   — Разве что тебе по нраву долгая и скучная езда по унылой и однообразной местности. Фарэн и прочие кони одобряют мои маленькие игры со временем. Верно, Фарэн?
   Чалый гигант восторженно фыркнул.
   — Он такой милый конь, — сказала Даная, прижимаясь к прикрытой доспехом груди своего отца.
   — Фарэн? Он просто злобная бестия.
   — Это потому, что ты хочешь видеть его именно таким, отец. Он просто идет навстречу твоим желаниям. — Она постучала пальцем по доспеху. — Мне придется что-то сделать с этим. Как ты можешь терпеть такую ужасную вонь?
   — Привычка. — Все рыцари церкви были в полном военном облачении, и на древках их копий развевались яркие разноцветные флажки. Спархок оглянулся, желая увериться, что никто не может их услышать.
   — Афраэль, — сказал он тихо, — можешь ты сделать так, чтобы я увидел настоящее время?
   — Время нельзя увидеть, Спархок.
   — Ты знаешь, что я имею в виду. Я хочу увидеть, что происходит на самом деле, а не иллюзию, которую ты творишь, чтобы скрыть свои игры со временем.
   — Зачем тебе это?
   — Просто хочу знать, что происходит, вот и все.
   — Тебе это не понравится, — предостерегла она.
   — Я рыцарь церкви и привык делать то, что мне не нравится.
   — Ну, если ты так настаиваешь, отец…
   Он и сам не вполне знал, что именно ожидал увидеть — быть может, что все начнет двигаться рывками, с немыслимой скоростью, что голоса его друзей превратятся в птичий щебет и длинные разговоры сольются в краткие вспышки неразборчивого бормотания. Этого, однако, не случилось. Рысь Фарэна стала вдруг немыслимо гладкой. Громадный жеребец словно летел над землей — или, вернее сказать, земля улетала из-под его копыт. Спархок с трудом сглотнул и оглянулся на своих спутников. Лица их были одеревеневшими, неподвижными, глаза полуприкрыты.
   — Сейчас они спят, — пояснила Афраэль. — Им хорошо. Им кажется, что они славно поужинали и что солнце уже зашло. Я устроила для них неплохую ночевку. Останови коня, отец. Ты поможешь мне избавиться от лишней провизии.
   — Разве ты не можешь просто сделать так, чтобы она исчезла?
   — И пустить на ветер столько еды? — Ее явно потрясло такое предложение. — Зверям и птицам тоже нужно есть.
   — Сколько времени на самом деле займет у нас путь до Басны?
   — Два дня. Мы могли бы ехать и быстрее, если б в том была необходимость, но пока что у нас нет серьезной причины спешить.
   Спархок осадил коня и пошел за своей дочерью туда, где стояли вьючные лошади.
   — И ты все это одновременно держишь в своей голове? — спросил он.
   — Это совсем нетрудно, Спархок. Нужно обращать внимание на детали, вот и все.
   — Ты говоришь совсем как Кьюрик.
   — Из него вышел бы превосходный бог. Внимание к деталям — самый важный урок нашего обучения. Положи эту говяжью лопатку вон под тем деревом со сломанной макушкой. Там в кустах сидит медвежонок, который отбился от матери. Он очень голоден.
   — Неужели ты следишь за всем, что происходит вокруг?
   — Ну, кому-то же нужно этим заниматься, Спархок.
   Земохский город Басна лежал в приятной долине, где большой восточный тракт пересекал весело журчащую речку. Басна был крупным и важным торговым городом. Даже Азешу не под силу было обуздать извечное человеческое стремление к торговле. Рядом с городом раскинулся большой лагерь.
   Спархок отъехал назад, чтобы вернуть принцессу Данаю матери, и на въезде в долину скакал рядом с каретой.
   Миртаи была непривычно взволнована, когда карета приближалась к лагерю.
   — Похоже, Миртаи, твой обожатель подчинился приказу, — весело заметила баронесса Мелидира.
   — Разумеется, — отозвалась великанша.
   — Должно быть, очень приятно обладать такой властью над мужчиной.
   — Мне нравится, — согласилась Миртаи. — Как я выгляжу? Говори правду, Мелидира. Я давно не виделась с Крингом и не хочу разочаровать его.
   — Ты просто красавица, Миртаи.
   — Ты говоришь серьезно?
   — Ну конечно.
   — А ты как считаешь, Элана? — обратилась атана к своей госпоже. В голосе ее была неуверенность.
   — Миртаи, ты обворожительна.
   — Я смогу убедиться в этом окончательно, когда увижу его лицо. — Миртаи помолчала. — Быть может, в конце концов я и вправду стану его женой, — прибавила она. — Мне будет гораздо спокойнее, когда я поставлю на нем свое клеймо.
   Она поднялась, распахнула дверцу кареты и, поймав повод своего коня, скакавшего за каретой, буквально взлетела на его спину. Седла Миртаи не признавала.
   — Что ж, — сказала она со вздохом, — пожалуй, лучше мне поскакать вперед и узнать, все ли еще он любит меня.
   Она ударила пятками по бокам коня и галопом поскакала в глубину долины, навстречу с нетерпением ждавшему ее доми.

ГЛАВА 9

   Пелои были кочевым пастушеским народом с болотистых земель Восточной Пелозии, отменными наездниками и неистовыми воинами. Они говорили на несколько архаическом эленийском, и некоторые слова, сохранившиеся в их наречии, давно уже вышли из употребления в современном эленийском. Одним из таких слов было «доми» — слово, наполненное величайшим почтением. Означало оно «вождь» или что-то в этом роде, хотя, как сказал однажды сэр Улаф, очень много теряло в переводе.
   Нынешнего доми пелоев звали Кринг. Это был худой жилистый человек чуть повыше среднего роста. Как было в обычае у его соплеменников, он брил голову, и его лицо и обритый череп покрывали жуткого вида сабельные шрамы — неоспоримое свидетельство того, что процесс восхождения к власти у пелоев сопряжен с определенными трудностями. Он одевался в черную кожу, и от жизни, проведенной в седле, его ноги стали кривыми. Кринг был отчаянно верным другом и обожал Миртаи с той минуты, как впервые увидел ее. Миртаи не разочаровывала его, хотя и не особенно поощряла. Они представляли собой довольно странную пару — атана была на фут с лишним выше своего пылкого поклонника.
   Гостеприимство пелоев было щедрым, и слова «разделить соль» означали обычно, что к соли присоединялось неимоверное количество жареного мяса, за поглощением которого мужчины беседовали «о делах», что могло означать все, что угодно — от обсуждения погоды до формального объявления войны.
   После трапезы Кринг рассказал о том, что видел, когда ехал со своей сотней пелоев через Земох.
   — Земох никогда и не был настоящим государством, друг Спархок, — говорил он. — Здесь живет слишком много разных народов, чтобы их можно было объединить под одной крышей. Единственное, что удерживало их вместе, — страх перед Оттом и Азешем. Теперь, когда и бог, и император ушли в небытие, земохцы попросту расползаются в разные стороны. Никаких стычек, свар, ничего подобного — они просто больше не общаются друг с другом. У каждого земохца свои взгляды на жизнь и убеждения, так что им друг с другом и говорить-то особенно не о чем.
   — А есть у них хоть какое-нибудь правительство? — спросил Тиниен у бритоголового доми.
   — Разве что видимость, друг Тиниен, — ответил Кринг. Они сидели в большом открытом шатре посреди пелойского лагеря, угощаясь жареным быком. Солнце только что зашло, и тени гор, лежавших на западе, вытянулись, перечеркивая уютную долину. В полумиле от лагеря светились окна Басны. — Правительственные чиновники перебрались в Гана Дорит, — продолжал Кринг. — Никто сейчас не осмеливается даже близко подойти к бывшей столице. Чиновники в Гана Дорит строчат указы, но их гонцы обычно останавливаются в ближайшем селении, рвут указы на мелкие кусочки, пережидают некоторое время, а потом возвращаются и докладывают начальству, что все идет как надо. Чиновники счастливы, гонцам не приходится мотаться по всей стране, а народ занят своими делами. Собственно говоря, это не самая худшая разновидность правления.
   — А какая у них религия? — с интересом спросил сэр Бевьер. Этот молодой рыцарь был фанатиком и много времени посвящал разговорам и мыслям о Боге. Несмотря на это, товарищи его любили.
   — Они неохотно говорят о своей вере, друг Бевьер, — отвечал Кринг. — Именно религия в первую очередь и причинила им немало бед, так что теперь они не слишком-то рвутся открыто обсуждать вопросы веры. Они растят урожай, ухаживают за овцами и козами и предоставляют богам самим улаживать свои споры. Земохцы больше ни для кого не представляют угрозы.
   — Если не считать того факта, что распавшееся государство — открытое приглашение к завоеванию для любого соседа, у которого найдется хотя бы намек на армию, — добавил Оскайн.