Наконец появились Фонтен и Оскайн, и с ними — самый рослый человек, которого Спархоку когда-либо доводилось видеть. Его представили как атана Энгессу. Похоже, слово «атан» было не только названием народа, но и чем-то вроде титула. Энгесса был семи с лишним футов ростом, и когда он вошел, комната как будто стала меньше. Возраст его определить было невозможно, быть может, из-за принадлежности к тамульской расе. Он был худощав и мускулист, лицо хранило каменно-суровое выражение — непохоже было, чтобы этот человек хоть раз в жизни улыбнулся.
   Едва войдя в комнату, он направился прямиком к Миртаи, как будто здесь никого больше не было. Он коснулся кончиками пальцев закованной в сталь груди и склонил голову.
   — Атана Миртаи, — вежливо приветствовал он ее.
   — Атан Энгесса, — отозвалась она, повторяя его приветственный жест. Затем они заговорили по-тамульски.
   — О чем они говорят? — спросила Элана подошедшего к ним Оскайна.
   — Это ритуал встречи, ваше величество, — ответил Оскайн. — Встречи атанов всегда сопряжены со множеством ритуалов — видимо, это помогает избежать кровопролития. Сейчас Энгесса расспрашивает Миртаи, как случилось, что она осталась ребенком — он имеет в виду серебряный обруч, знак, что она не проходила обряд Перехода. — Тамулец замолчал и прислушался к ответу Миртаи. — Она объясняет, что еще в детстве была разлучена с людьми, и до сего дня у нее не было возможности принять участие в обряде.
   — Разлучена с людьми? — возмутилась Элана. — А мы тогда кто же такие?
   — Атаны считают себя единственными людьми во всем мире. Я до сих пор не знаю, кем они считают нас. — Посол заморгал. — Неужели она и впрямь убила столько людей? — изумленно спросил он.
   — Десятерых? — уточнил Спархок.
   — Она сказала — тридцать четыре.
   — Это невозможно! — воскликнула Элана. — В последние семь лет она была при моем дворе. Если бы она убила кого-нибудь, я бы знала об этом.
   — Если б это случилось ночью — вряд ли, моя королева, — покачал головой Спархок. — Каждую ночь она запирает нас в спальне. Она говорит, что делает это ради нашей безопасности, а на самом деле, быть может, для того, чтобы отправиться на поиски развлечений. Может быть, лучше нам запирать на ночь eel
   — Да она просто вышибет дверь, Спархок.
   — Да, верно. Но ведь можно на ночь сажать ее на цепь.
   — Спархок! — задохнулась Элана.
   — Обсудим это позже. К нам идут Фонтен и генерал Энгесса.
   — Атан Энгесса, — поправил Оскайн. — Энгесса ни за что не принял бы генеральского звания. Он — воин, «атан», и других титулов ему не надо. Назови ты его «генералом», ты бы оскорбил его, а это не самая лучшая идея.
   У Энгессы был низкий негромкий голос, и говорил он по-эленийски с запинкой и сильным акцентом. Он старательно повторял имена всех, кого представлял ему Фонтен, явно запечатлевая их в памяти. Статус Эланы он принял без вопросов, хотя идея правящей королевы, скорее всего, была для него странной. Спархока и прочих рыцарей он признал воинами и потому отнесся к ним с уважением. Зато статус патриарха Эмбана, Телэна, Стрейджена и баронессы Мелидиры явно его озадачил. Зато к Крингу он обратился с традиционным пелойским приветствием.
   — Атана Миртаи сказала мне, что ты стремишься заключить с ней брачный союз, — заметил он.
   — Это правда, — слегка задиристо ответил Кринг. — У тебя есть возражения?
   — Посмотрим. Скольких ты убил?
   — Больше, чем я мог бы сосчитать.
   — Значит, либо ты убил слишком многих, либо ты не умеешь считать.
   — Я могу считать до двух сотен, — объявил Кринг.
   — Солидное число. Ты — доми своего народа?
   — Да.
   — Кто изрубил тебе голову? — Энгесса указал на шрамы, покрывавшие обритую голову и лицо Кринга.
   — Мой друг. Мы поспорили, кто из нас более достоин быть вождем.
   — Как ты допустил, чтобы он нанес тебе эти раны?
   — Я был занят. В это самое время я воткнул саблю в его живот и выяснял, что у него там внутри.
   — Тогда это почетные шрамы. Я уважаю их. Он был хорошим другом? Кринг кивнул.
   — Самым лучшим. Мы были как братья.
   — Ты избавил его от неудобств старения.
   — Это верно. С тех самых пор он не стал старше ни на день.
   — Я не возражаю против твоего ухаживания за атаной Миртаи, — заключил Энгесса. — Она — дитя, лишенное родителей. Как первый взрослый атан, встреченный ею, я должен стать ей отцом. Есть у тебя ома?
   — Спархок будет моим ома.
   — Пришли его ко мне, и мы с ним обсудим это дело. Могу я называть тебя другом, доми?
   — Это большая честь для меня, атан. Могу я также называть тебя другом?
   — Это большая честь и для меня, друг Кринг. Надеюсь, что мы с твоим ома сможем назначить день, когда ты и атана Миртаи получите свои клейма.
   — Да приблизит Бог этот день, друг Энгесса.
   — Мне кажется, я только что был свидетелем сцены из первобытных времен, — прошептал Келтэн Спархоку. — Как думаешь, что было бы, если б эти двое не понравились друг другу?
   — Полагаю, здесь было бы очень грязно.
   — Когда ты хочешь отправиться в путь, Элана-королева? — спросил Энгесса. * Элана вопросительно взглянула на своих друзей.
   — Завтра? — предположила она.
   — Ты не должна спрашивать, Элана-королева, — жестко выговорил ей Энгесса. — Приказывай. Если кто-то станет возражать, Спархок-рыцарь убьет его.
   — Мы стараемся обходиться без этого, атан Энгесса, — не моргнув глазом ответила она. — Так трудно потом отчистить ковры.
   — А, — сказал он, — я так и думал, что на это есть причина. Значит, завтра?
   — Завтра, Энгесса.
   — Я буду ждать тебя с первым светом, Элана-королева. — С этими словами Энгесса развернулся и твердым шагом вышел из комнаты.
   — Этот парень не из болтливых, — заметил Стрейджен.
   — Да уж, — согласился Тиниен, — слов попусту не тратит.
   — Спархок, — сказал Кринг, — можно тебя на два слова?
   — Конечно.
   — Ты ведь будешь моим ома?
   — Само собой.
   — Не обещай ему слишком много коней. — Кринг нахмурился. — Что он имел в виду, когда говорил о клеймах?
   — Ах да, — вспомнил Спархок. — Это брачный обычай атанов. Во время церемонии счастливую пару клеймят. Они носят клеймо друг друга.
   — Клеймят?
   — Насколько я понял — да.
   — А если супруги захотят расстаться?
   — Думаю, тогда клейма зачеркивают.
   — Как же можно зачеркнуть клеймо?
   — Видимо, каленым железом. Ты все еще намереваешься жениться, Кринг?
   — Разузнай, где ставят клеймо, Спархок, а уж тогда я буду решать.
   — Полагаю, есть местечки, где тебе не очень бы хотелось ставить клеймо?
   — Несомненно, Спархок, несомненно.
   Они покинули Дарсас следующим утром на рассвете и направились на восток, к городу Пела, стоявшему в степях центрального Астела. Атаны с трех сторон окружали колонну эленийцев и пелоев, без труда поспевая за бегом коней. Беспокойство Спархока о безопасности его королевы заметно уменьшилось. Миртаи кратко — и даже безапелляционно — сообщила своей хозяйке, что будет путешествовать со своими соотечественниками. Она даже не спрашивала дозволения. В золотокожей великанше произошла странная перемена. Куда-то исчезло ее всегдашнее настороженное напряжение.
   — Я не могу точно определить, в чем дело, — призналась Элана, когда около полудня они обсуждали эту перемену в Миртаи. — Она просто кажется не такой, как всегда, вот и все.
   — Ваше величество, — сказал Стрейджен, — она и есть не такая, как всегда. Она вернулась домой, вот и все. Более того, присутствие взрослых позволяет ей занять свое естественное положение среди атанов. Миртаи все еще ребенок — во всяком случае, в собственных глазах. Она никогда не рассказывала о своем детстве, но я полагаю, что вряд ли это было счастливое и безопасное время. Что-то случилось с ее родителями, и ее продали в рабство.
   — Но ведь все ее соотечественники — рабы, милорд Стрейджен, — возразила Мелидира.
   — Рабство бывает разным, баронесса. Рабство народа атанов — скорее обычай, узаконенный государством. Миртаи же была самой настоящей рабыней. Ее еще ребенком разлучили с родителями, поработили и вынудили учиться самой стоять за себя. Теперь, когда она снова среди атанов, ей предоставился случай вернуть себе хотя бы часть детства. — Стрейджен помрачнел. — Мне-то такого случая никогда не представится. Мое рабство было врожденным и несколько иного толка, и смерть моего отца не освободила меня.
   — Вы уделяете этому чересчур много внимания, милорд Стрейджен, — сказала Мелидира. — Не стоит, право, так упорно делать средоточием всей своей жизни свое внебрачное происхождение. В жизни есть вещи гораздо важнее.
   Стрейджен остро глянул на нее, но тут же рассмеялся, заметно смущенный.
   — Неужели я и впрямь так заметно жалею себя, баронесса?
   — Не так, чтобы очень, милорд, но вы постоянно поминаете свое происхождение. К чему так беспокоиться, милорд? Присутствующим здесь безразлично, родились вы в законном браке или вне его, так с какой же стати вам-то маяться?
   — Вот видишь, Спархок, — сказал Стрейджен. — Именно это я и имел в виду. Она самая бесчестная особа из всех, кого я встречал в жизни.
   — Милорд Стрейджен! — воскликнула Мелидира.
   — Но это правда, дорогая баронесса, — ухмыльнулся Стрейджен. — Вы лжете не словами, а всем своим видом. Вы ведете себя так, словно в голове у вас ветер, а потом — раз — одной фразой обрушиваете здание, которое я возводил всю свою жизнь. «Внебрачное происхождение», Бог ты мой! Вы ухитрились обесценить трагедию всей моей жизни.
   — Сможете ли вы когда-нибудь простить меня? — осведомилась она, округляя глаза с нарочито невинным видом.
   — Сдаюсь, — сказал Стрейджен, в комическом отчаянии поднимая руки. — Так на чем я остановился? Ах да, очевидная перемена в Миртаи. Я думаю, обряд Перехода очень важен для атанов, и это другая причина, по которой наша красавица-великанша ведет себя, как лепечущий младенец. Очевидно, когда мы доберемся до Атана, Энгесса намерен устроить для нее этот обряд, и сейчас она вовсю наслаждается последними днями детства.
   — Можно мне проехаться с тобой, отец? — спросила Даная.
   — Да, если хочешь.
   Принцесса поднялась с сиденья кареты, вручила Ролло Алиэн, а Мурр — баронессе Мелидире и протянула руки к Спархоку.
   Он усадил ее на обычное место перед собой на седле.
   — Прокати меня, отец, — попросила она голосом маленькой девочки.
   — Мы скоро вернемся, — сказал Спархок жене и легким галопом поскакал прочь от кареты.
   — Стрейджен иногда бывает так утомителен, — едко заметила Даная. — Я очень рада, что Мелидира решила им заняться.
   — Что? — ошеломленно переспросил Спархок.
   — Где твои глаза, отец?
   — Я особенно не присматривался. Они и в самом деле неравнодушны друг к другу?
   — Во всяком случае она. Стрейджен узнает о своих чувствах, когда Мелидира будет готова ему об этом сказать. Что произошло в Дарсасе?
   Спархок помолчал, борясь со своей совестью.
   — Можно ли считать тебя духовной особой? — осторожно осведомился он.
   — Это какой-то новый подход к делу.
   — Ответь на вопрос, Даная. Имеешь ты отношение к религии или нет?
   — Разумеется, да, Спархок. Собственно, я и есть средоточие религии.
   — Стало быть, в общих чертах тебя можно было бы назвать… э-э… духовным лицом?
   — Спархок, к чему ты клонишь?
   — Просто скажи «да», и все. Я иду на цыпочках по грани нарушения клятвы, и мне нужно хотя бы формальное обоснование.
   — Все, сдаюсь. Да, конечно, меня можно формально назвать духовным лицом, имеющим отношение к церкви — к другой церкви, конечно, но это не меняет сути дела.
   — Благодарю. Я поклялся не раскрывать этой тайны никому, кроме духовного лица. Ты — духовное лицо, так что тебе я могу все рассказать.
   — Спархок, это же чистой воды софистика.
   — Я знаю, но она позволяет мне обойти клятву. Сабр — это шурин барона Котэка Элрон. — Спархок с подозрением глянул на нее. — Ты опять мошенничаешь?
   — Я?!
   — Даная, — сказал он, — ты слегка нарушила предел допустимых совпадений. Ты ведь все время знала то, что я тебе сейчас сказал, верно?
   — Во всяком случае, не в подробностях. То, что вы, люди, зовете «всеведением» — чисто человеческое понятие. Его выдумали, чтобы уверить людей, что они не могут справиться со всем на свете. У меня бывают намеки, догадки, краткие вспышки знания. Я знала, что в доме Котэка мы отыщем что-то важное, и знала, что если вы все будете слушать внимательно, то ничего не упустите.
   — Значит, это что-то вроде интуиции?
   — Это самое подходящее слово, Спархок. Наша интуиция более развита, чем ваша, и мы внимательнее прислушиваемся к ее голосу. Вы, люди, предпочитаете пропускать его мимо ушей — в особенности мужчины. В Дарсасе случилось кое-что еще, верно?
   Спархок кивнул:
   — Нам снова явилась тень. Мы с Эмбаном в это время разговаривали с архимандритом Монселом.
   — Кто бы ни стоял за всем этим, он очень глуп.
   — Тролли-Боги? А разве они и в самом деле не туповаты?
   — Спархок, мы не можем быть до конца уверены, что это Тролли-Боги.
   — А разве ты могла бы в этом разобраться? Я хочу сказать, разве нет способа определить, кто наш противник?
   Даная покачала головой:
   — Боюсь, что нет, Спархок. Мы, боги, очень искусно прячемся друг от друга. Впрочем, глупость этого явления тени в Дарсасе определенно говорит о том, что мы имеем дело с Троллями-Богами. Нам до сих пор так и не удалось растолковать им, почему солнце встает на востоке. Они, конечно, знают, что утром солнце взойдет, но вот где именно — так и не уверены.
   — По-моему, ты преувеличиваешь.
   — Разумеется. — Даная нахмурилась. — И все-таки, Спархок, не стоит нам цепляться исключительно за мысль, что наши противники — Тролли-Боги. Я чувствую кое-какие мелкие отличия… хотя, быть может, причиной их стали события в храме Азеша. Ты ведь тогда очень испугал Троллей-Богов. Я склонна скорее подозревать, что они заключили союз с кем-то еще. Тролли-Боги действовали бы куда прямолинейней. Однако если у них и впрямь есть союзник, он тоже простоват. Он, по всей видимости, давно не был во внешнем мире. Он окружил себя не самыми умными помощниками и судит о всех людях по своим поклонникам. Это его явление в Дарсасе было весьма серьёзным промахом. Ему не стоило так поступать, и все, чего он на самом деле добился, — подтвердил то, что ты рассказывал архимандриту — ты ведь рассказал ему обо всем, верно? — Спархок кивнул. — Нам совершенно необходимо заехать в Сарсос и потолковать с Сефренией.
   — Ты опять ускоришь время?
   — Нет, я, пожалуй, придумаю кое-что получше. Я не знаю еще, каковы планы наших врагов, но они по какой-то причине заторопились, так что нужно и нам постараться от них не отстать. А теперь, Спархок, верни меня в карету. Стрейджен, должно быть, уже вдоволь покрасовался своей образованностью, а от запаха твоих доспехов меня уже мутит.
   Хотя три разных отряда, составлявшие свиту королевы Эланы, объединяли общие интересы, Спархок, Энгесса и Кринг решили по возможности не смешивать пелоев, рыцарей церкви и атанов. Различия в обычаях и привычках сделали бы такое смешение просто опасным. Причин для недоразумений было слишком много, чтобы легкомысленно от них отмахнуться. Каждый командир усиленно требовал от своих подчиненных внимания и вежливости к остальным, и это лишь усиливало общее неловкое напряжение. В сущности, атаны, пелои и рыцари были скорее союзниками, чем друзьями, и то, что лишь немногие атаны могли говорить по-эленийски, лишь больше разделяло три составные части небольшого войска, продвигавшегося в глубь безлесных степей.
   С восточными пелоями они повстречались неподалеку от города Пелы, что в центральном Астеле. Предки Кринга покинули эти обширные травянистые равнины примерно три тысячи лет назад, однако несмотря на время и расстояние, разделявшее их, две ветви пелойского народа были на удивление схожи и внешностью, и традициями. Единственным, похоже, существенным различием было то, что восточные пелои явно предпочитали дротики, в то время как подданные Кринга отдавали предпочтение саблям. После ритуального обмена приветствиями и слегка затянувшейся церемонии, во время которой Кринг и его восточный родич восседали, скрестив ноги, на земле, «деля соль и беседуя о делах», а два войска настороженно замерли друг перед другом, разделенные тремя сотнями ярдов степной травы, было явно решено сегодня не воевать друг с другом, и Кринг подвел своего новообретенного друга и родственника к карете Эланы, чтобы представить его всем присутствующим. Доми восточных пелоев звали Тикуме. Он был немного выше Кринга, но тоже с обритой головой — обычай, который уходил корнями в древнюю историю этого кочевого народа.
   Тикуме вежливо поздоровался со всеми.
   — Немного странно видеть пелоев в союзе с иноземцами, — заметил он. — Доми Кринг рассказывал мне о жизни в Эозии, но я тогда еще не знал, что она может привести к такому вот необычному союзу. Конечно, мы с ним не беседовали вдвоем вот уже десять лет, а то и больше.
   — Вы встречались прежде, доми Тикуме? — удивился патриарх Эмбан.
   — Да, ваша светлость, — сказал Кринг. — Несколько лет назад доми Тикуме побывал в Пелозии, сопровождая короля Астела. Он счел обязательным погостить у меня.
   — Отец короля Алберена был намного умнее, чем его сын, — пояснил Тикуме, — и много читал. Он заметил много схожего между Пелозией и Астелом, а потому нанес государственный визит королю Соросу. Он пригласил с собой и меня. — На лице Тикуме выразилось явное отвращение. — Если бы я знал заранее, что он собирается плыть на корабле, я бы, наверно, отказался от этого путешествия. Меня тошнило не переставая два полных месяца. Мы с доми Крингом хорошо поладили. Он был так добр, что пригласил меня с собой на болота поохотиться за ушами.
   — А он поделился с тобой прибылью, доми Тикуме? — невинно осведомилась Элана.
   — Прибылью, королева Элана? — озадаченно переспросил Тикуме.
   Кринг нервно хохотнул и слегка покраснел. И тут к карете подошла Миртаи.
   — Это она? — спросил Тикуме у Кринга. Тот счастливо кивнул.
   — Разве она не прекрасна?
   — Великолепна! — с почти благоговейным жаром согласился Тикуме. Затем он опустился на одно колено. — Домэ, — приветствовал он Миртаи, прижимая обе ладони к лицу.
   Миртаи вопросительно глянула на Кринга.
   — Это пелойское слово, любовь моя, — пояснил он. — Оно означает «подруга доми».
   — Это еще не решено, Кринг, — указала она.
   — Разве могут быть сомнения, любовь моя? — отозвался он.
   Тикуме все еще стоял на одном колене.
   — Ты войдешь в наше стойбище со всеми мыслимыми почестями, домэ Миртаи, — объявил он, — ибо среди нашего народа ты — королева. Все будут преклонять колени перед тобой и уступать тебе дорогу. Стихи и песни будут слагаться в твою честь, и тебя осыплют богатыми дарами.
   — Ну и ну! — пробормотала Миртаи.
   — Твоя красота божественна, домэ Миртаи, — продолжал Тикуме, явно распаляясь. — Само твое присутствие озаряет тусклый мир и посрамляет само солнце. Я восхищен мудростью моего брата Кринга, который избрал тебя своей подругой. Приди же к нашим шатрам, о божественная, чтобы мой народ мог восхищаться тобой и преклоняться перед твоей красотой.
   — Боже мой! — зачарованно выдохнула Элана. — Мне никто никогда не говорил ничего подобного!
   — Мы просто не хотели смущать тебя, моя королева, — мягко пояснил Спархок. — Все мы относимся к тебе точно так же, но не хотели до поры до времени столь открыто выражать свои чувства.
   — Хорошо сказано, — одобрил Улаф.
   Миртаи поглядела на Кринга с новым интересом.
   — Почему ты ничего не сказал мне об этом, Кринг? — осведомилась она.
   — Я думал, ты знаешь, любовь моя.
   — Нет, не знала, — ответила она и помолчала, задумчиво выпятив нижнюю губу, затем добавила: — Но теперь знаю. Ты уже выбрал себе ома?
   — Спархок будет моим ома, сердце мое.
   — Спархок, — сказала Миртаи, — почему бы тебе не поговорить с атаном Энгессой? Скажи ему, что я благосклонна к ухаживаниям доми Кринга.
   — Это очень хорошая мысль, Миртаи, — отозвался Спархок. — Удивляюсь, как я сам об этом не подумал.


ГЛАВА 14


   Город Пела в центральном Астеле был основным средоточием торговли, куда со всех концов Империи съезжались торговцы и перекупщики скота — заключать сделки с пелойскими скотоводами. Город с виду был какой-то запущенный, недостроенный, и неудивительно — здания его по большей части были не чем иным, как щедро разукрашенными фасадами, за которыми были воздвигнуты большие шатры. С начала времен никто даже и не пытался замостить его улицы, покрытые колеями и выбоинами, и когда по ним проходил караван повозок или гнали стадо скота, поднимавшаяся туча пыли заволакивала весь город. За расплывчатыми с виду границами города волновалось море шатров — переносные жилища кочевых пелоев.
   Тикуме провел их через город к холму, подножие которого окружали разноцветные полосатые шатры. Навес, растянутый на высоких кольях, затенял почетное место на самой вершине холма, и земля под навесом была выстлана коврами, завалена мехами и мягкими подушками.
   Миртаи была в центре всеобщего внимания. Ее довольно скудную походную одежду прикрывала пурпурная мантия до пят, признак ее почти королевского статуса. Кринг и Тикуме церемонно провели ее в самую середину лагеря и представили супруге Тикуме, остролицей женщине по имени Вида, которая тоже была облачена в пурпурную мантию и на Миртаи поглядывала с неприкрытой враждебностью.
   Спархок и все прочие присоединились к вождям пелоев в тени навеса как почетные гости.
   Супруга Тикуме становилась все мрачнее и мрачнее по мере того, как пелойские воины, один за другим представляясь Крингу и его будущей невесте, состязались друг с другом в многочисленных и изысканных комплиментах Миртаи. К комплиментам присоединялись дары и песни, воспевавшие красоту золото-кожей великанши.
   — Когда только они успели сочинить все эти песни? — шепотом спросил Телэн у Стрейджена.
   — Мне думается, что эти песни сочинили давным-давно, — ответил Стрейджен. — Они просто вставили туда имя Миртаи, только и всего. Полагаю, что кроме песен будут еще и стихи. В Эмсате есть один третьесортный стихоплет, который весьма недурно зарабатывает на жизнь, сочиняя стихи и любовные письма для молодых дворян, которым лень или бездарность мешает сочинять самим. Существуют целые сборники таких творений с пропусками для имен — именно для такой цели.
   — И они просто заполняют пропуск именем своей девушки? — недоверчиво воскликнул Телэн.
   — Заполнять их именем чужой девушки вряд ли имело бы смысл, верно?
   — Но это бесчестно! — возмутился Телэн.
   — Какая свежая идея, Телэн, — рассмеялся патриарх Эмбан, — и как неожиданно услышать ее именно от тебя.
   — Нельзя мошенничать, когда говоришь девушке о своих чувствах, — настаивал Телэн. С недавних пор Телэн начал замечать девушек. Они, конечно, существовали и прежде, но прежде он не замечал их существования, а сейчас у него оказались некоторые на удивление стойкие убеждения. К чести его друзей, никто даже не улыбнулся этим его непривычным рассуждениям о честности. Что касается баронессы Мелидиры, она порывисто заключила Телэна в объятья.
   — Это еще зачем? — с некоторым подозрением осведомился он.
   — Да так, пустяки, — ответила баронесса, нежной ручкой касаясь его щеки. — Когда ты в последний раз брился?
   — Кажется, на прошлой неделе — а может, позапрошлой.
   — По-моему, тебе опять пора побриться. Ты определенно взрослеешь, Телэн.
   Мальчик слегка покраснел.
   Принцесса Даная хитро подмигнула Спархоку.
   После даров, стихов и песен последовала демонстрация воинской удали. Соплеменники Кринга красовались тем, как ловко они управляются с саблями. Подданные Тикуме вышли на поле с дротиками, которые они метали в цель либо сражались ими как короткими копьями. Сэр Берит выбил из седла такого же молодого сириникийского рыцаря, а двое генидианцев со светлыми волосами, заплетенными в косички, устроили притворный, но оттого не менее устрашающий бой на топорах.
   — Обычное явление, Эмбан, — заметил посол Оскайн патриарху Укеры. Дружба этих двоих дошла уже до той стадии, когда они начали в разговоре отбрасывать титулы. — Жизнь воинственных народов, как правило, бывает ограничена множеством церемоний и ритуалов.
   — Это я заметил, Оскайн, — улыбнулся Эмбан. — Наши рыцари церкви — самые вежливые и церемонные люди, каких я знаю.
   — Благоразумие, ваша светлость, — загадочно пояснил Улаф.
   — Рано или поздно вы к этому привыкнете, ваше превосходительство, — заверил посла Тиниен. — Сэр Улаф весьма скуп на слова.
   — У меня и в мыслях не было говорить загадками, — отозвался Улаф. — Я только хотел сказать, что трудно быть невежливым с человеком, у которого в руках топор.
   Атан Энгесса встал и слегка чопорно поклонился Элане.
   — Могу я испытать твою рабыню, Элана-королева? — спросил он.
   — Что, собственно, ты имеешь в виду, атан Энгесса? — настороженно спросила она.
   — Близится время обряда Перехода. Мы должны решить, готова ли она. Эти воины показывают свою удаль. Я и атана Миртаи примем в этом участие. Это будет самое подходящее время для испытания.
   — Как знаешь, атан, — согласилась Элана, — если только сама атана не возражает.
   — Она не станет возражать, Элана-королева, если только она истинная атана. — Энгесса резко развернулся и зашагал туда, где среди пелоев восседала Миртаи.