Страница:
ГЛАВА 19
— Чтоб мне провалиться, атан Энгесса, — говорил Келтэн, — ты ведь, как и все мы, слышал ее рассказ. Она сказала, что еще и не начала обучения, когда ее схватили арджунские работорговцы. Где же она научилась так драться? Мы со Спархоком обучались с пятнадцати лет, и с тех пор я тренировался более или менее регулярно, но она в любой момент может швырнуть меня наземь, как тряпичную куклу.
Энгесса чуть заметно улыбнулся. Было раннее утро, и редкий рассветный туман призрачной завесой окутывал деревья, размывая четкие очертания стволов. Они выехали в путь на заре, и Энгесса шагал рядом с конными пандионцами.
— Я видел вас в бою, Келтэн-рыцарь, — сказал рослый атан и, протянув руку, постучал костяшками пальцев по доспехам Келтэна. — Ваша тактика почти целиком зависит от вашего снаряжения.
— Пожалуй, что так.
— И потому ваше обучение заключается в том, чтобы уметь пользоваться своим снаряжением, верно?
— Ну, до некоторой степени. Мы упражняемся с оружием и учимся использовать преимущества доспехов.
— И массивность наших боевых коней, — добавил Вэнион. Для этого путешествия он облачился в черные доспехи, что вызвало оживленный спор между ним и его возлюбленной. Освободившись от сдерживающего присутствия эленийцев, Сефрения стала куда более громогласной и во время разговора проявила недюжинный талант к скандалам. Хотя они с Вэнионом выясняли отношения с глазу на глаз, Спархок довольно ясно расслышал ее комментарии. Впрочем, их могли слышать во всем доме, да и, пожалуй, во всем Сарсосе.
— По крайней мере, половина нашего обучения, Келтэн, отводится искусству верховой езды, — продолжал Вэнион. — Рыцарь в доспехах без своего коня напоминает черепаху, которую перевернули на спину.
— Примерно то же, лорд Вэнион, я говорю своим друзьям-послушникам, — вежливо вставил Халэд. — Почти все, услышав это, обижаются, и мне приходится наглядно доказывать свою правоту. Почему-то это обижает их еще сильнее.
Энгесса хохотнул.
— Итак, Келтэн-рыцарь, вы обучаетесь владеть своим снаряжением. Мы тоже. Разница в том, что наше снаряжение — это наши тела. Наш способ боя основан на скорости, подвижности и силе, а их можно упражнять где угодно, и для этого не нужно учебного плаца или больших полей, как для упражнений с конями. Мы тренируемся постоянно, и в своем родном селении атана Миртаи видела, как ее родители и их друзья все время совершенствуются в воинском искусстве. Дети учатся, подражая своим родителям. Наши трех-четырехлетние ребятишки постоянно меряются силой и устраивают различные состязания.
— Одного этого недостаточно, — не уступал Келтэн.
— Быть может, дело в природном даре, сэр Келтэн? — предположил Берит.
— Я же не настолько неуклюж, Берит.
— Была ли твоя мать воином, Келтэн-рыцарь? — спросил Энгесса.
— Разумеется, нет.
— А твоя бабушка? Или прапрапрабабушка? На протяжении пятидесяти поколений? Келтэн явно смешался.
— Атана Миртаи происходит от воинов как по отцовской, так и по материнской линии. Воинское искусство у нее в крови. Она весьма одарена и может учиться, наблюдая за воинами. Она овладела по меньшей мере полудюжиной различных боевых искусств.
— Интересная мысль, атан Энгесса, — отозвался Вэнион. — Если нам удастся подобрать ей подходящего по росту коня, из нее может получиться недурной рыцарь.
— Вэнион! — потрясение воскликнул Келтэн. — В жизни не слыхал более противоестественного предложения!
— Это только теория, Келтэн. — Вэнион сурово взглянул на Спархока. — Однако, магистр Спархок, нам бы следовало подумать о том, чтобы включить в обучение наших послушников побольше приемов рукопашного боя.
— Пожалуйста, Вэнион, не зови меня так, — страдальчески морщась, попросил Спархок. — Покуда Курия не решила иначе, магистром ордена остаешься ты. Я всего лишь временный магистр.
— Хорошо, временный магистр Спархок, когда мы доберемся до Атана, обрати побольше внимания на их боевые приемы. Мы ведь не всегда деремся конными.
— Я поручу это Халэду, — сказал Спархок.
— Халэду?
— Его обучал Кьюрик, а Кьюрик был лучшим знатоком рукопашного боя, которого я когда-либо знал.
— Да, это верно. Хорошая идея, временный магистр Спархок.
— Это обязательно? — осведомился Спархок.
Они доехали до города Атана за двенадцать дней — по крайней мере, так им казалось. Спархок уже давно перестал ломать голову над различием между временем реальным и тем, которое они воспринимали. Что бы он ни говорил и ни делал, Афраэль все равно плутовала со временем, так к чему же попусту беспокоиться об этом? Спархок гадал, способен ли Заласта почувствовать ухищрения Богини-Дитя. Наверное, нет, решил он. Как бы искушен ни был стирикский маг, он, в конце концов, только человек, а Афраэль — божество. Впрочем, как-то ночью Спархока посетила странная мысль. Он задумался над тем, может ли его дочь сделать так, чтобы реальное время не только замедлялось, но и ускорялось. Однако, поразмыслив над этим, Спархок решил не задавать ей вопросов. От одной этой идеи у него начинала болеть голова.
Атана, довольно обыденного вида город, располагалась в глубокой зеленой долине. Город был обнесен стенами, не слишком, впрочем, высокими и внушительными. Непобедимой свою столицу делали сами атаны.
— Все в этом королевстве зовется «атан», — заметил Келтэн, когда отряд въезжал в долину. — Само королевство, его столица, люди и даже титулы.
Улаф пожал плечами.
— По-моему, «атан» — это больше идея, чем просто название.
— Отчего они все такие высокие? — спросил Телэн. — Они принадлежат к тамульской расе, но ведь другие тамульцы не вырастают такими великанами.
— Оскайн объяснил мне, в чем тут дело, — сказал Стрейджен. — Судя по всему, атаны — это результат опыта.
— Магического?
— Понятия не имею, — сознался Стрейджен, — но, сдается мне, то, что сотворили атаны, не под силу никакой магии. Еще в доисторические времена атаны заметили, что рослые люди выигрывают куда больше драк, чем маленькие. Это было как раз в то время, когда родители сами выбирали супругов своим детям. Выбор определялся в основном ростом будущего спутника жизни.
— И что же стало с низкорослыми детьми? — спросил Телэн.
— Видимо, то же, что у нас происходит с уродливыми детьми, — пожал плечами Стрейджен. — Они так и остались без пары.
— Это же нечестно! Стрейджен усмехнулся.
— Если быть откровенным, Телэн, так ведь и то, что мы крадем вещи, которые кто-то заработал своим трудом и потом, — тоже не слишком честно.
— Это другое дело.
Стрейджен откинулся в седле и расхохотался. Затем он продолжал:
— Атаны ценили также и другие качества — ловкость, силу, агрессивность, мстительность и умение убивать. Просто удивительно, что вышло из сочетания этих признаков. Если задуматься, то понимаешь, что Миртаи — милая девушка. Она ласкова и чувствительна, она страстно любит своих друзей, и к тому же она потрясающе красива. Но где-то глубоко в ней сидит несколько спусковых крючков, и стоит кому-то задеть один из этих крючков, как она превращается в убийцу. Искусственный отбор атанов, насколько я понимаю, в конце концов зашел слишком далеко. Атаны стали настолько агрессивны, что принялись убивать друг друга, а поскольку эта агрессивность не ограничивалась только сильным полом, женщины были еще хуже мужчин. Дошло до того, что в Атане невозможно стало существование такой вещи, как легкое несогласие. Атаны убивали друг друга, споря о предсказаниях погоды. — Стрейджен усмехнулся. — Оскайн рассказал мне, что мир узнал, каковы бешеные женщины атанов, в двенадцатом столетии. Большая шайка арджунских работорговцев напала на учебный лагерь для девочек-подростков — в Атане мальчики и девочки обучаются раздельно во избежание нежелательных осложнений. Как бы там ни было, эти атанские девочки — по большей части шести с небольшим футов ростом — перебили почти всех арджунов, а уцелевших продали в Тамул в качестве евнухов.
— Работорговцы были евнухами? — с некоторым удивлением спросил Келтэн.
— Нет, Келтэн, — терпеливо пояснил Стрейджен, — они не были евнухами до того, как попали в руки юных атан.
— И это сделали маленькие девочки? — На лице Келтэна отразился неподдельный ужас.
— Они не были маленькими, Келтэн. Они были достаточно взрослыми, чтобы понимать, что делают. Как бы то ни было, в пятнадцатом веке у атанов был очень умный король. Он понимал, что его народ на грани самоуничтожения. Тогда он связался с тамульским правительством и отдал своих подданных в вечное рабство — чтобы спасти им жизнь.
— Это уж немного через край, — заметил Улаф.
— Рабство бывает разное, Улаф. Здесь, в Атане, рабство носит государственный характер. Тамульцы говорят атанам, куда пойти и кого убить, и обычно находят удачные отговорки, чтобы отказать отдельным атанам в праве убивать друг друга. Так ведется с тех времен и до сих пор. Это весьма удобное соглашение. Народ атанов уцелел, а тамульцы получили лучшую в мире пехоту.
Телэн задумался, хмурясь.
— Ты говоришь, атаны ценят высокий рост?
— Ну да, — кивнул Стрейджен, — помимо прочего, и рост.
— Тогда почему же Миртаи согласилась стать женой Кринга? Кринг хороший воин, но ростом он не выше меня, а ведь я еще расту.
— Должно быть, она оценила в нем еще какие-то качества, — пожал плечами Стрейджен.
— И что же, по-твоему?
— Понятия не имею, Телэн.
— Кринг — поэтическая натура, — сказал Спархок. — Может быть, дело именно в этом.
— Вряд ли это могло произвести впечатление на такую, как Миртаи. Вспомни, она ведь вспорола животы двоим мужчинам и бросила их гореть заживо. По мне, так она не слишком похожа на девушку, которая без ума от поэзии.
— Меня не спрашивай, Телэн, — рассмеялся Стрейджен. — Я неплохо знаю жизнь, но даже и пытаться не стану угадать, почему женщина выбирает именно этого, а не другого мужчину.
— Неплохо сказано, — одобрительно пробормотал Улаф.
Посланцы Энгессы известили город об их приближении, и у ворот королевский кортеж встречала группа рослых атанов в официальных одеяниях — каковыми по атанскому обычаю были гладкие плащи из темной шерсти длиной до лодыжек. Посреди этих великанов затесался низкорослый, изысканного вида тамулец в золотистом одеянии, с черными, тронутыми сединой волосами.
— Что мы должны делать? — шепотом спросил Келтэн у Оскайна.
— Держаться официально, — ответил тот. — Атаны обожают церемонии. А, Норкан, — приветствовал он тамульца в золотистом одеянии, — как приятно вновь увидеться с тобой. Фонтен посылает тебе свои наилучшие пожелания.
— Как поживает старый негодяй? — отозвался коллега Оскайна.
— Весь сморщился, но не растерял своего острословия.
— Рад слышать это. Почему мы говорим по-эле
нийски?
— Чтобы ты мог ввести нас в курс местных дел. Что здесь творится?
— Неладное. Наши дети слегка недовольны. Где-то начинаются беспорядки, мы посылаем их утихомирить смутьянов, а смутьяны никак не желают утихомириваться. Наших детей это раздражает безмерно. Ты ведь знаешь, каковы они.
— Еще бы! А что, сестра императора простила тебя? Норкан вздохнул.
— Боюсь, что нет, старина. Я уже смирился с тем, что завершу свою карьеру в этих краях.
— Ты же знаешь, как при дворе любят разносить сплетни. Что тебя дернуло отпустить эту шуточку? Согласен, ножки у ее высочества великоваты, но «большеногая корова» — это уже звучит как-то невежливо.
— Я был пьян и немного не в себе. Уж лучше торчать в Атане, чем спасаться в Материоне от ее чрезмерного внимания. У меня нет никакого желания становиться членом императорской фамилии, если это означает всю жизнь трусить вслед за ее высочеством, когда она бодро топает по дворцу.
— Ну ладно, ладно. Что нам здесь предстоит?
— Формальности. Официальные приветствия. Речи. Церемонии. Словом, обычная чушь.
— Это хороню. Наши друзья с запада бывают порой немного необузданны, зато они знают толк в церемониях и формальностях. Вот когда события выходят за пределы формальностей, они попадают в передряги. Могу я представить тебя королеве Элении?
— Я уж думал, ты никогда об этом не спросишь.
— Ваше величество, — сказал Оскайн, — это мой старый друг Норкан, представитель Империи в Атане, способный человек, который переживает трудные времена.
— Ваше величество, — поклонился Норкан.
— Ваше превосходительство, — приветливо отозвалась она и, лукаво улыбнувшись, спросила: — А что, у ее высочества и впрямь такие большие ноги?
— Они, ваше величество, напоминают лыжи. Я бы это еще вытерпел, но она склонна устраивать истерики, когда что-то идет против ее желания, а уж это действует мне на нервы. — Норкан покосился на гигантов в темных плащах, которые окружали карету. — Могу ли я предложить проследовать к тому зданию, которое мои дети именуют дворцом? Там нас ожидают король и королева. Ваше величество не против публичных речей? Нескольких реплик будет достаточно.
— Боюсь, ваше превосходительство, я не говорю по-тамульски.
— Ничего страшного, ваше величество. Я послужу вам переводчиком. Можете говорить все, что придет вам в голову. Я на ходу составлю из этого приличную речь.
— Как вы добры, — заметила Элана с чуть заметным ядом в голосе.
— Покорный слуга вашего величества.
— Замечательно, Норкан, — пробормотал Оскайн. — Как это ты ухитряешься разом засовывать в рот обе ноги?
— Врожденный дар, — пожал плечами Норкан.
Андрол, король Атана, был семи футов ростом, а его супруга, королева Бетуана, лишь немногим уступала ему. Выглядели они весьма внушительно. На головах у них вместо корон были золотые шлемы, а синие шелковые мантии расходились впереди, открывая богатый арсенал, которым были вооружены их величества. Они встретили королеву Элении и ее свиту на площади перед королевским дворцом, который на деле был не чем иным, как их личным жилищем. Атанские церемонии, судя по всему, имели место исключительно на свежем воздухе.
Кортеж гостей во главе с королевской каретой, за которой двигались стройные ряды воинов, неспешно и величественно втекал на площадь. Не было ни приветственных криков, ни фанфар — ни единого признака искусственного воодушевления, с которым обычно встречают официальных гостей. Атаны проявляли свое почтение безмолвием и неподвижностью. Стрейджен искусно направил карету к месту на невысоком каменном возвышении перед королевским дворцом, и Спархок, спешившись, предложил своей королеве закованную в доспех руку. Лицо Эланы было царственно сияющим, и она даже не пыталась скрыть безудержного удовольствия. Хотя она частенько высказывалась с пренебрежением о церемониях, притворяясь, будто считает их утомительными, на деле Элана обожала церемонии. Формальности доставляли ей глубокое наслаждение.
Посол Оскайн приблизился к королевской чете, поклонился и заговорил на плавном и напевном тамульском наречии. Миртаи, стоявшая за спиной Эланы, беглым шепотом переводила ей речь посла. Глаза Эланы сияли, и два красных пятна на ее бледных щеках яснее слов говорили о том, что она составляет речь.
Король Андрол проговорил довольно краткое приветствие, и королева Бетуана добавила к нему несколько слов, что длилось гораздо дольше. Спархок не мог слышать перевода Миртаи, так что ему оставалось лишь считать, что король и королева атанов обсуждают погоду на луне.
Затем Элана шагнула вперед, помолчала ради драматического эффекта — и заговорила чистым и ясным голосом, который разносился во все уголки площади. Посол Норкан, стоявший около каменного возвышения, переводил ее слова.
— Мои дорогие атанские брат и сестра, — начала она, — невозможно выразить словами, как искренне рада я этой встрече. — Спархок знал свою жену и знал, что эта якобы нехватка слов — чистой воды жульничество. Чувства Эланы можно было выразить словами, и она намеревалась поведать о них всем собравшимся на площади. — Я прибыла на эту счастливую встречу с другого края земли, — продолжала она, — и сердце мое полнилось тревогой, когда по винно-темному морю плыла я в чужие края, населенные неведомыми народами; однако ваши дружеские — и даже сердечные — приветствия развеяли мои детские страхи, и здесь получила я урок, который сохраню в сердце до конца дней своих. Нет чужих в этом мире, дорогие брат и сестра. Есть лишь друзья, которых мы еще не узнали.
— Это же плагиат, — шепнул Стрейджен Спархоку.
— У нее это в порядке вещей. Если ей понравится какая-то фраза, она не задумываясь присваивает ее.
— У моего путешествия в Атан были, конечно, государственные причины. Мы, короли и королевы, несвободны в своих личных поступках, в отличие от простых смертных. — Элана одарила короля и королеву атанов проказливой улыбкой. — Мы не можем даже зевнуть без того, чтобы этому зевку тотчас не придали далеко идущего дипломатического значения. Никому не приходит в голову, что мы просто могли не выспаться.
После того как Норкан перевел эти слова, король Андрол улыбнулся.
— Тем не менее у моего визита в Атан есть не только официальная, но и личная причина, — продолжала Элана. — Некоторое время назад ко мне в руки случайно попала драгоценность, которая принадлежит народу атанов, и я проехала полмира, чтобы вернуть вам это сокровище, хотя оно и дорого мне так, что и сказать невозможно. Много, много лет назад затеря-, лось в мире дитя атанов. Это дитя и есть то сокровище, о коем я говорю. — Элана взяла Миртаи за руку. — Она самый дорогой мой друг, и я очень люблю ее. Путь, который я проделала ради нее, — ничто. Дважды, десять раз по столько прошла бы я с радостью — только бы узнать счастье, когда это драгоценное дитя атанов соединится со своим народом.
Стрейджен вытер глаза тыльной стороной ладони.
— И каждый раз она со мной это проделывает, Спархок, — хихикнул он, — буквально каждый раз. Она бы и из камней выжала слезу, если б только захотела, и до чего же просто все это у нее выходит.
— Это часть ее секрета, Стрейджен. Элана между тем продолжала свою речь.
— Как известно многим из вас, мы, эленийцы, не лишены недостатков — многих недостатков, признаю я, краснея от стыда. Мы дурно обращались с вашей дорогой девочкой. Элениец купил ее у бездушного арджуна, который похитил ее у вас. Элениец купил ее, дабы утолить нечистые свои страсти. Наша девочка — ибо ныне она не только ваше дитя, но и мое — научила его, что атану нельзя использовать подобным образом. Урок оказался труден для него — он испустил дух, пытаясь его выучить.
Одобрительный рокот приветствовал перевод этих слов.
— Наша девочка прошла через руки нескольких эленийцев — у которых по большей части были самые нечистые помыслы, — покуда наконец не оказалась у меня. Поначалу я испугалась ее. — Элана улыбнулась своей самой обаятельной улыбкой. — Вы, наверное, заметили, что я не слишком-то высока.
По толпе пробежал смешок.
— Я так и думала, что заметили, — продолжала она, смеясь вместе со своими слушателями. — Один из недостатков нашей культуры в том, что наши мужчины упрямы и недальновидны. Мне не дозволено учиться обращению с оружием. Я знаю, что это звучит нелепо, но мне не разрешали даже самой убивать своих врагов. Я не привыкла к женщинам, которые могут сами себя защитить, а потому вначале боялась, глупая, моей атанской девочки. Вскоре, однако, я перестала бояться. Я узнала, что она стойкая и искренная, нежная и пылкая, и очень, очень умная. Мы прибыли в Атан, чтобы наша дорогая девочка могла снять серебро детства и принять золото зрелости, пройдя, как надлежит, обряд Перехода. Пусть же все мы, эленийцы и атаны, стирики и тамульцы, соединим наши руки и наши сердца в церемонии, которая приведет наше дитя к зрелости, и в этой церемонии да сольются сердца наши в одно, ибо всех нас объединило в себе наше дитя!
Норкан переводил, и в толпе нарастал одобрительный шепот, подымавшийся постепенно до вершин рева. Королева Бетуана, чьи глаза были наполнены слезами, порывисто шагнула с возвышения и обняла бледную светловолосую королеву Элении. Затем она обратилась к толпе с краткой и энергичной речью.
— Что она сказала? — спросил Стрейджен у Оскайна.
— Что всякий из ее подданных, кто нанесет любую обиду королеве Элении, ответит лично ей, Бетуане. Между прочим, это не пустая угроза. Королева Бетуана считается одним из лучших воинов во всем Атане. Надеюсь, Спархок, ты воздаешь должное своей жене. Она только что выиграла дипломатический бой высшего разряда. Кой бес надоумил ее угадать, что атаны на редкость чувствительны? Проговори она еще три минуты, и вся площадь была бы залита слезами.
— Наша королева весьма восприимчива, — с гордостью сказал Стрейджен. — Хорошая речь всегда зиждется, на общности интересов. Наша Элана просто гений, когда ей нужно отыскать что-то общее со своими слушателями.
— Похоже, что так. Но, скажу вам, одного она добилась наверняка.
— Чего же?
— Атаны устроят атане Миртаи такой обряд Перехода, какой бывает раз или два за целое поколение. После этой речи она станет национальной героиней. О ней будут слагать песни.
— Примерно этого моя жена и добивалась, — сказал Спархок. — Она обожает делать приятное своим друзьям.
— И причинять неприятности своим врагам, — добавил Стрейджен. — Я хорошо помню некоторые ее планы для первосвященника Энниаса.
— Таков порядок вещей, милорд Стрейджен, — усмехнулся Оскайн. — Единственная причина для того, чтобы смиряться с неудобствами власти, — возможность награждать друзей и наказывать врагов.
— От всей души согласен, ваше превосходительство.
Энгесса беседовал с королем Андролом, а Элана — с королевой Бетуаной. Никого особенно не удивило, что переводчиком им служила Сефрения. Маленькая стирикская женщина, судя по всему, знала почти все языки мира. Норкан объяснил Спархоку и его друзьям, что родители ребенка играют весьма важную роль в обряде Перехода. Отцом Миртаи будет Энгесса, и Миртаи застенчиво попросила Элану представлять ее мать. Эта просьба вызвала у обеих новый всплеск чувств.
— Церемония на самом деле очень трогательная, — сказал Норкан. — Родители должны объявить, что их ребенок готов принять на себя обязанности взрослого. Затем они. предлагают биться всякому, кто с ними не согласен. Не тревожься, Спархок, — хихикнув, добавил он, — это только формальность. Вызов почти никогда не бывает принят.
— Почти никогда?
— Я шучу, Спархок. Никто здесь не собирается сражаться с твоей женой. Ее речь совершенно разоружила атанов. Они ее обожают. Надеюсь, однако, что у нее есть склонность к языкам. Ей придется говорить по-тамульски.
— Учить чужой язык — дело долгое, — с сомнением заметил Келтэн. — Я вот десять лет учил стирикский, а все никак не могу в нем разобраться.
— У тебя нет склонности к языкам, Келтэн, — пояснил ему Вэнион. — У тебя даже с эленийским бывают трудности.
— Необязательно оскорблять меня, лорд Вэнион.
— Думаю, что Сефрения немножко сплутует, — прибавил Спархок. — В пещере Гверига она и Афраэль выучили меня языку троллей за какие-то пять секунд. — Он поглядел на Норкана. — Когда начнется церемония?
— В полночь. Дитя переходит в зрелость, как один день переходит в другой.
— В этом есть некая утонченная логика, — заметил Стрейджен.
— Рука Бога, — набожно пробормотал Бевьер.
— Прошу прощения?..
— Даже язычник откликается на этот тихий внутренний зов, милорд Стрейджен.
— Боюсь, я все еще не понимаю, что к чему, сэр Бевьер.
— Логика — это то, что отличает нашего Господа, — терпеливо пояснил Бевьер. — Это Его особый дар эленийцам, но точно так же предлагает Он его остальным народам, щедро протягивая его благословение непросвещенным.
— Это и в самом деле часть эленийской доктрины, ваша светлость? — спросил Стрейджен у патриарха Укеры.
— Относительно, — ответил Эмбан. — Это мнение более всего распространено в Арсиуме, нежели где-то еще. Арсианское духовенство вот уже тысячу лет или около того пытается включить это утверждение в число догматов веры, но дэйранцы неизменно оказываются против. Курия поднимает этот вопрос, когда нам больше нечем заняться.
— Как полагаете, ваша светлость, когда-нибудь его удастся разрешить? — спросил Норкан.
— Боже упаси, ваше превосходительство! Если этот спор будет улажен, нам просто не о чем будет спорить.
С дальней стороны площади к ним спешил Оскайн. С озабоченным видом он отвел в сторону Спархока и Вэниона.
— Как хорошо вы, господа, знаете Заласту? — спросил он.
— До того как мы появились в Сарсосе, я встречался с ним лишь однажды и мельком, — ответил Спархок. — Лорд Вэнион наверняка знает его лучше, чем я.
— Я начинаю сомневаться в его легендарной мудрости, — сказал Оскайн. — Стирикские земли в восточном Астеле граничат с Атаном, так что Заласта должен бы знать атанов лучше, чем кажется на первый взгляд. Я только что застал его, когда он предлагал пелоям и нескольким молодым рыцарям устроить состязание в воинском искусстве.
— Но ведь это в порядке вещей, ваше превосходительство, — пожал плечами Вэнион. — Молодежь любит покрасоваться.
— К этому-то я и клоню, лорд Вэнион, — озабоченно проговорил Оскайн. — В Атане такого не принято. Состязания такого рода неизбежно заканчиваются здесь кровопролитием — атаны считают их открытым вызовом. Я появился как раз вовремя, чтобы предотвратить катастрофу. О чем только думал этот человек?
Энгесса чуть заметно улыбнулся. Было раннее утро, и редкий рассветный туман призрачной завесой окутывал деревья, размывая четкие очертания стволов. Они выехали в путь на заре, и Энгесса шагал рядом с конными пандионцами.
— Я видел вас в бою, Келтэн-рыцарь, — сказал рослый атан и, протянув руку, постучал костяшками пальцев по доспехам Келтэна. — Ваша тактика почти целиком зависит от вашего снаряжения.
— Пожалуй, что так.
— И потому ваше обучение заключается в том, чтобы уметь пользоваться своим снаряжением, верно?
— Ну, до некоторой степени. Мы упражняемся с оружием и учимся использовать преимущества доспехов.
— И массивность наших боевых коней, — добавил Вэнион. Для этого путешествия он облачился в черные доспехи, что вызвало оживленный спор между ним и его возлюбленной. Освободившись от сдерживающего присутствия эленийцев, Сефрения стала куда более громогласной и во время разговора проявила недюжинный талант к скандалам. Хотя они с Вэнионом выясняли отношения с глазу на глаз, Спархок довольно ясно расслышал ее комментарии. Впрочем, их могли слышать во всем доме, да и, пожалуй, во всем Сарсосе.
— По крайней мере, половина нашего обучения, Келтэн, отводится искусству верховой езды, — продолжал Вэнион. — Рыцарь в доспехах без своего коня напоминает черепаху, которую перевернули на спину.
— Примерно то же, лорд Вэнион, я говорю своим друзьям-послушникам, — вежливо вставил Халэд. — Почти все, услышав это, обижаются, и мне приходится наглядно доказывать свою правоту. Почему-то это обижает их еще сильнее.
Энгесса хохотнул.
— Итак, Келтэн-рыцарь, вы обучаетесь владеть своим снаряжением. Мы тоже. Разница в том, что наше снаряжение — это наши тела. Наш способ боя основан на скорости, подвижности и силе, а их можно упражнять где угодно, и для этого не нужно учебного плаца или больших полей, как для упражнений с конями. Мы тренируемся постоянно, и в своем родном селении атана Миртаи видела, как ее родители и их друзья все время совершенствуются в воинском искусстве. Дети учатся, подражая своим родителям. Наши трех-четырехлетние ребятишки постоянно меряются силой и устраивают различные состязания.
— Одного этого недостаточно, — не уступал Келтэн.
— Быть может, дело в природном даре, сэр Келтэн? — предположил Берит.
— Я же не настолько неуклюж, Берит.
— Была ли твоя мать воином, Келтэн-рыцарь? — спросил Энгесса.
— Разумеется, нет.
— А твоя бабушка? Или прапрапрабабушка? На протяжении пятидесяти поколений? Келтэн явно смешался.
— Атана Миртаи происходит от воинов как по отцовской, так и по материнской линии. Воинское искусство у нее в крови. Она весьма одарена и может учиться, наблюдая за воинами. Она овладела по меньшей мере полудюжиной различных боевых искусств.
— Интересная мысль, атан Энгесса, — отозвался Вэнион. — Если нам удастся подобрать ей подходящего по росту коня, из нее может получиться недурной рыцарь.
— Вэнион! — потрясение воскликнул Келтэн. — В жизни не слыхал более противоестественного предложения!
— Это только теория, Келтэн. — Вэнион сурово взглянул на Спархока. — Однако, магистр Спархок, нам бы следовало подумать о том, чтобы включить в обучение наших послушников побольше приемов рукопашного боя.
— Пожалуйста, Вэнион, не зови меня так, — страдальчески морщась, попросил Спархок. — Покуда Курия не решила иначе, магистром ордена остаешься ты. Я всего лишь временный магистр.
— Хорошо, временный магистр Спархок, когда мы доберемся до Атана, обрати побольше внимания на их боевые приемы. Мы ведь не всегда деремся конными.
— Я поручу это Халэду, — сказал Спархок.
— Халэду?
— Его обучал Кьюрик, а Кьюрик был лучшим знатоком рукопашного боя, которого я когда-либо знал.
— Да, это верно. Хорошая идея, временный магистр Спархок.
— Это обязательно? — осведомился Спархок.
Они доехали до города Атана за двенадцать дней — по крайней мере, так им казалось. Спархок уже давно перестал ломать голову над различием между временем реальным и тем, которое они воспринимали. Что бы он ни говорил и ни делал, Афраэль все равно плутовала со временем, так к чему же попусту беспокоиться об этом? Спархок гадал, способен ли Заласта почувствовать ухищрения Богини-Дитя. Наверное, нет, решил он. Как бы искушен ни был стирикский маг, он, в конце концов, только человек, а Афраэль — божество. Впрочем, как-то ночью Спархока посетила странная мысль. Он задумался над тем, может ли его дочь сделать так, чтобы реальное время не только замедлялось, но и ускорялось. Однако, поразмыслив над этим, Спархок решил не задавать ей вопросов. От одной этой идеи у него начинала болеть голова.
Атана, довольно обыденного вида город, располагалась в глубокой зеленой долине. Город был обнесен стенами, не слишком, впрочем, высокими и внушительными. Непобедимой свою столицу делали сами атаны.
— Все в этом королевстве зовется «атан», — заметил Келтэн, когда отряд въезжал в долину. — Само королевство, его столица, люди и даже титулы.
Улаф пожал плечами.
— По-моему, «атан» — это больше идея, чем просто название.
— Отчего они все такие высокие? — спросил Телэн. — Они принадлежат к тамульской расе, но ведь другие тамульцы не вырастают такими великанами.
— Оскайн объяснил мне, в чем тут дело, — сказал Стрейджен. — Судя по всему, атаны — это результат опыта.
— Магического?
— Понятия не имею, — сознался Стрейджен, — но, сдается мне, то, что сотворили атаны, не под силу никакой магии. Еще в доисторические времена атаны заметили, что рослые люди выигрывают куда больше драк, чем маленькие. Это было как раз в то время, когда родители сами выбирали супругов своим детям. Выбор определялся в основном ростом будущего спутника жизни.
— И что же стало с низкорослыми детьми? — спросил Телэн.
— Видимо, то же, что у нас происходит с уродливыми детьми, — пожал плечами Стрейджен. — Они так и остались без пары.
— Это же нечестно! Стрейджен усмехнулся.
— Если быть откровенным, Телэн, так ведь и то, что мы крадем вещи, которые кто-то заработал своим трудом и потом, — тоже не слишком честно.
— Это другое дело.
Стрейджен откинулся в седле и расхохотался. Затем он продолжал:
— Атаны ценили также и другие качества — ловкость, силу, агрессивность, мстительность и умение убивать. Просто удивительно, что вышло из сочетания этих признаков. Если задуматься, то понимаешь, что Миртаи — милая девушка. Она ласкова и чувствительна, она страстно любит своих друзей, и к тому же она потрясающе красива. Но где-то глубоко в ней сидит несколько спусковых крючков, и стоит кому-то задеть один из этих крючков, как она превращается в убийцу. Искусственный отбор атанов, насколько я понимаю, в конце концов зашел слишком далеко. Атаны стали настолько агрессивны, что принялись убивать друг друга, а поскольку эта агрессивность не ограничивалась только сильным полом, женщины были еще хуже мужчин. Дошло до того, что в Атане невозможно стало существование такой вещи, как легкое несогласие. Атаны убивали друг друга, споря о предсказаниях погоды. — Стрейджен усмехнулся. — Оскайн рассказал мне, что мир узнал, каковы бешеные женщины атанов, в двенадцатом столетии. Большая шайка арджунских работорговцев напала на учебный лагерь для девочек-подростков — в Атане мальчики и девочки обучаются раздельно во избежание нежелательных осложнений. Как бы там ни было, эти атанские девочки — по большей части шести с небольшим футов ростом — перебили почти всех арджунов, а уцелевших продали в Тамул в качестве евнухов.
— Работорговцы были евнухами? — с некоторым удивлением спросил Келтэн.
— Нет, Келтэн, — терпеливо пояснил Стрейджен, — они не были евнухами до того, как попали в руки юных атан.
— И это сделали маленькие девочки? — На лице Келтэна отразился неподдельный ужас.
— Они не были маленькими, Келтэн. Они были достаточно взрослыми, чтобы понимать, что делают. Как бы то ни было, в пятнадцатом веке у атанов был очень умный король. Он понимал, что его народ на грани самоуничтожения. Тогда он связался с тамульским правительством и отдал своих подданных в вечное рабство — чтобы спасти им жизнь.
— Это уж немного через край, — заметил Улаф.
— Рабство бывает разное, Улаф. Здесь, в Атане, рабство носит государственный характер. Тамульцы говорят атанам, куда пойти и кого убить, и обычно находят удачные отговорки, чтобы отказать отдельным атанам в праве убивать друг друга. Так ведется с тех времен и до сих пор. Это весьма удобное соглашение. Народ атанов уцелел, а тамульцы получили лучшую в мире пехоту.
Телэн задумался, хмурясь.
— Ты говоришь, атаны ценят высокий рост?
— Ну да, — кивнул Стрейджен, — помимо прочего, и рост.
— Тогда почему же Миртаи согласилась стать женой Кринга? Кринг хороший воин, но ростом он не выше меня, а ведь я еще расту.
— Должно быть, она оценила в нем еще какие-то качества, — пожал плечами Стрейджен.
— И что же, по-твоему?
— Понятия не имею, Телэн.
— Кринг — поэтическая натура, — сказал Спархок. — Может быть, дело именно в этом.
— Вряд ли это могло произвести впечатление на такую, как Миртаи. Вспомни, она ведь вспорола животы двоим мужчинам и бросила их гореть заживо. По мне, так она не слишком похожа на девушку, которая без ума от поэзии.
— Меня не спрашивай, Телэн, — рассмеялся Стрейджен. — Я неплохо знаю жизнь, но даже и пытаться не стану угадать, почему женщина выбирает именно этого, а не другого мужчину.
— Неплохо сказано, — одобрительно пробормотал Улаф.
Посланцы Энгессы известили город об их приближении, и у ворот королевский кортеж встречала группа рослых атанов в официальных одеяниях — каковыми по атанскому обычаю были гладкие плащи из темной шерсти длиной до лодыжек. Посреди этих великанов затесался низкорослый, изысканного вида тамулец в золотистом одеянии, с черными, тронутыми сединой волосами.
— Что мы должны делать? — шепотом спросил Келтэн у Оскайна.
— Держаться официально, — ответил тот. — Атаны обожают церемонии. А, Норкан, — приветствовал он тамульца в золотистом одеянии, — как приятно вновь увидеться с тобой. Фонтен посылает тебе свои наилучшие пожелания.
— Как поживает старый негодяй? — отозвался коллега Оскайна.
— Весь сморщился, но не растерял своего острословия.
— Рад слышать это. Почему мы говорим по-эле
нийски?
— Чтобы ты мог ввести нас в курс местных дел. Что здесь творится?
— Неладное. Наши дети слегка недовольны. Где-то начинаются беспорядки, мы посылаем их утихомирить смутьянов, а смутьяны никак не желают утихомириваться. Наших детей это раздражает безмерно. Ты ведь знаешь, каковы они.
— Еще бы! А что, сестра императора простила тебя? Норкан вздохнул.
— Боюсь, что нет, старина. Я уже смирился с тем, что завершу свою карьеру в этих краях.
— Ты же знаешь, как при дворе любят разносить сплетни. Что тебя дернуло отпустить эту шуточку? Согласен, ножки у ее высочества великоваты, но «большеногая корова» — это уже звучит как-то невежливо.
— Я был пьян и немного не в себе. Уж лучше торчать в Атане, чем спасаться в Материоне от ее чрезмерного внимания. У меня нет никакого желания становиться членом императорской фамилии, если это означает всю жизнь трусить вслед за ее высочеством, когда она бодро топает по дворцу.
— Ну ладно, ладно. Что нам здесь предстоит?
— Формальности. Официальные приветствия. Речи. Церемонии. Словом, обычная чушь.
— Это хороню. Наши друзья с запада бывают порой немного необузданны, зато они знают толк в церемониях и формальностях. Вот когда события выходят за пределы формальностей, они попадают в передряги. Могу я представить тебя королеве Элении?
— Я уж думал, ты никогда об этом не спросишь.
— Ваше величество, — сказал Оскайн, — это мой старый друг Норкан, представитель Империи в Атане, способный человек, который переживает трудные времена.
— Ваше величество, — поклонился Норкан.
— Ваше превосходительство, — приветливо отозвалась она и, лукаво улыбнувшись, спросила: — А что, у ее высочества и впрямь такие большие ноги?
— Они, ваше величество, напоминают лыжи. Я бы это еще вытерпел, но она склонна устраивать истерики, когда что-то идет против ее желания, а уж это действует мне на нервы. — Норкан покосился на гигантов в темных плащах, которые окружали карету. — Могу ли я предложить проследовать к тому зданию, которое мои дети именуют дворцом? Там нас ожидают король и королева. Ваше величество не против публичных речей? Нескольких реплик будет достаточно.
— Боюсь, ваше превосходительство, я не говорю по-тамульски.
— Ничего страшного, ваше величество. Я послужу вам переводчиком. Можете говорить все, что придет вам в голову. Я на ходу составлю из этого приличную речь.
— Как вы добры, — заметила Элана с чуть заметным ядом в голосе.
— Покорный слуга вашего величества.
— Замечательно, Норкан, — пробормотал Оскайн. — Как это ты ухитряешься разом засовывать в рот обе ноги?
— Врожденный дар, — пожал плечами Норкан.
Андрол, король Атана, был семи футов ростом, а его супруга, королева Бетуана, лишь немногим уступала ему. Выглядели они весьма внушительно. На головах у них вместо корон были золотые шлемы, а синие шелковые мантии расходились впереди, открывая богатый арсенал, которым были вооружены их величества. Они встретили королеву Элении и ее свиту на площади перед королевским дворцом, который на деле был не чем иным, как их личным жилищем. Атанские церемонии, судя по всему, имели место исключительно на свежем воздухе.
Кортеж гостей во главе с королевской каретой, за которой двигались стройные ряды воинов, неспешно и величественно втекал на площадь. Не было ни приветственных криков, ни фанфар — ни единого признака искусственного воодушевления, с которым обычно встречают официальных гостей. Атаны проявляли свое почтение безмолвием и неподвижностью. Стрейджен искусно направил карету к месту на невысоком каменном возвышении перед королевским дворцом, и Спархок, спешившись, предложил своей королеве закованную в доспех руку. Лицо Эланы было царственно сияющим, и она даже не пыталась скрыть безудержного удовольствия. Хотя она частенько высказывалась с пренебрежением о церемониях, притворяясь, будто считает их утомительными, на деле Элана обожала церемонии. Формальности доставляли ей глубокое наслаждение.
Посол Оскайн приблизился к королевской чете, поклонился и заговорил на плавном и напевном тамульском наречии. Миртаи, стоявшая за спиной Эланы, беглым шепотом переводила ей речь посла. Глаза Эланы сияли, и два красных пятна на ее бледных щеках яснее слов говорили о том, что она составляет речь.
Король Андрол проговорил довольно краткое приветствие, и королева Бетуана добавила к нему несколько слов, что длилось гораздо дольше. Спархок не мог слышать перевода Миртаи, так что ему оставалось лишь считать, что король и королева атанов обсуждают погоду на луне.
Затем Элана шагнула вперед, помолчала ради драматического эффекта — и заговорила чистым и ясным голосом, который разносился во все уголки площади. Посол Норкан, стоявший около каменного возвышения, переводил ее слова.
— Мои дорогие атанские брат и сестра, — начала она, — невозможно выразить словами, как искренне рада я этой встрече. — Спархок знал свою жену и знал, что эта якобы нехватка слов — чистой воды жульничество. Чувства Эланы можно было выразить словами, и она намеревалась поведать о них всем собравшимся на площади. — Я прибыла на эту счастливую встречу с другого края земли, — продолжала она, — и сердце мое полнилось тревогой, когда по винно-темному морю плыла я в чужие края, населенные неведомыми народами; однако ваши дружеские — и даже сердечные — приветствия развеяли мои детские страхи, и здесь получила я урок, который сохраню в сердце до конца дней своих. Нет чужих в этом мире, дорогие брат и сестра. Есть лишь друзья, которых мы еще не узнали.
— Это же плагиат, — шепнул Стрейджен Спархоку.
— У нее это в порядке вещей. Если ей понравится какая-то фраза, она не задумываясь присваивает ее.
— У моего путешествия в Атан были, конечно, государственные причины. Мы, короли и королевы, несвободны в своих личных поступках, в отличие от простых смертных. — Элана одарила короля и королеву атанов проказливой улыбкой. — Мы не можем даже зевнуть без того, чтобы этому зевку тотчас не придали далеко идущего дипломатического значения. Никому не приходит в голову, что мы просто могли не выспаться.
После того как Норкан перевел эти слова, король Андрол улыбнулся.
— Тем не менее у моего визита в Атан есть не только официальная, но и личная причина, — продолжала Элана. — Некоторое время назад ко мне в руки случайно попала драгоценность, которая принадлежит народу атанов, и я проехала полмира, чтобы вернуть вам это сокровище, хотя оно и дорого мне так, что и сказать невозможно. Много, много лет назад затеря-, лось в мире дитя атанов. Это дитя и есть то сокровище, о коем я говорю. — Элана взяла Миртаи за руку. — Она самый дорогой мой друг, и я очень люблю ее. Путь, который я проделала ради нее, — ничто. Дважды, десять раз по столько прошла бы я с радостью — только бы узнать счастье, когда это драгоценное дитя атанов соединится со своим народом.
Стрейджен вытер глаза тыльной стороной ладони.
— И каждый раз она со мной это проделывает, Спархок, — хихикнул он, — буквально каждый раз. Она бы и из камней выжала слезу, если б только захотела, и до чего же просто все это у нее выходит.
— Это часть ее секрета, Стрейджен. Элана между тем продолжала свою речь.
— Как известно многим из вас, мы, эленийцы, не лишены недостатков — многих недостатков, признаю я, краснея от стыда. Мы дурно обращались с вашей дорогой девочкой. Элениец купил ее у бездушного арджуна, который похитил ее у вас. Элениец купил ее, дабы утолить нечистые свои страсти. Наша девочка — ибо ныне она не только ваше дитя, но и мое — научила его, что атану нельзя использовать подобным образом. Урок оказался труден для него — он испустил дух, пытаясь его выучить.
Одобрительный рокот приветствовал перевод этих слов.
— Наша девочка прошла через руки нескольких эленийцев — у которых по большей части были самые нечистые помыслы, — покуда наконец не оказалась у меня. Поначалу я испугалась ее. — Элана улыбнулась своей самой обаятельной улыбкой. — Вы, наверное, заметили, что я не слишком-то высока.
По толпе пробежал смешок.
— Я так и думала, что заметили, — продолжала она, смеясь вместе со своими слушателями. — Один из недостатков нашей культуры в том, что наши мужчины упрямы и недальновидны. Мне не дозволено учиться обращению с оружием. Я знаю, что это звучит нелепо, но мне не разрешали даже самой убивать своих врагов. Я не привыкла к женщинам, которые могут сами себя защитить, а потому вначале боялась, глупая, моей атанской девочки. Вскоре, однако, я перестала бояться. Я узнала, что она стойкая и искренная, нежная и пылкая, и очень, очень умная. Мы прибыли в Атан, чтобы наша дорогая девочка могла снять серебро детства и принять золото зрелости, пройдя, как надлежит, обряд Перехода. Пусть же все мы, эленийцы и атаны, стирики и тамульцы, соединим наши руки и наши сердца в церемонии, которая приведет наше дитя к зрелости, и в этой церемонии да сольются сердца наши в одно, ибо всех нас объединило в себе наше дитя!
Норкан переводил, и в толпе нарастал одобрительный шепот, подымавшийся постепенно до вершин рева. Королева Бетуана, чьи глаза были наполнены слезами, порывисто шагнула с возвышения и обняла бледную светловолосую королеву Элении. Затем она обратилась к толпе с краткой и энергичной речью.
— Что она сказала? — спросил Стрейджен у Оскайна.
— Что всякий из ее подданных, кто нанесет любую обиду королеве Элении, ответит лично ей, Бетуане. Между прочим, это не пустая угроза. Королева Бетуана считается одним из лучших воинов во всем Атане. Надеюсь, Спархок, ты воздаешь должное своей жене. Она только что выиграла дипломатический бой высшего разряда. Кой бес надоумил ее угадать, что атаны на редкость чувствительны? Проговори она еще три минуты, и вся площадь была бы залита слезами.
— Наша королева весьма восприимчива, — с гордостью сказал Стрейджен. — Хорошая речь всегда зиждется, на общности интересов. Наша Элана просто гений, когда ей нужно отыскать что-то общее со своими слушателями.
— Похоже, что так. Но, скажу вам, одного она добилась наверняка.
— Чего же?
— Атаны устроят атане Миртаи такой обряд Перехода, какой бывает раз или два за целое поколение. После этой речи она станет национальной героиней. О ней будут слагать песни.
— Примерно этого моя жена и добивалась, — сказал Спархок. — Она обожает делать приятное своим друзьям.
— И причинять неприятности своим врагам, — добавил Стрейджен. — Я хорошо помню некоторые ее планы для первосвященника Энниаса.
— Таков порядок вещей, милорд Стрейджен, — усмехнулся Оскайн. — Единственная причина для того, чтобы смиряться с неудобствами власти, — возможность награждать друзей и наказывать врагов.
— От всей души согласен, ваше превосходительство.
Энгесса беседовал с королем Андролом, а Элана — с королевой Бетуаной. Никого особенно не удивило, что переводчиком им служила Сефрения. Маленькая стирикская женщина, судя по всему, знала почти все языки мира. Норкан объяснил Спархоку и его друзьям, что родители ребенка играют весьма важную роль в обряде Перехода. Отцом Миртаи будет Энгесса, и Миртаи застенчиво попросила Элану представлять ее мать. Эта просьба вызвала у обеих новый всплеск чувств.
— Церемония на самом деле очень трогательная, — сказал Норкан. — Родители должны объявить, что их ребенок готов принять на себя обязанности взрослого. Затем они. предлагают биться всякому, кто с ними не согласен. Не тревожься, Спархок, — хихикнув, добавил он, — это только формальность. Вызов почти никогда не бывает принят.
— Почти никогда?
— Я шучу, Спархок. Никто здесь не собирается сражаться с твоей женой. Ее речь совершенно разоружила атанов. Они ее обожают. Надеюсь, однако, что у нее есть склонность к языкам. Ей придется говорить по-тамульски.
— Учить чужой язык — дело долгое, — с сомнением заметил Келтэн. — Я вот десять лет учил стирикский, а все никак не могу в нем разобраться.
— У тебя нет склонности к языкам, Келтэн, — пояснил ему Вэнион. — У тебя даже с эленийским бывают трудности.
— Необязательно оскорблять меня, лорд Вэнион.
— Думаю, что Сефрения немножко сплутует, — прибавил Спархок. — В пещере Гверига она и Афраэль выучили меня языку троллей за какие-то пять секунд. — Он поглядел на Норкана. — Когда начнется церемония?
— В полночь. Дитя переходит в зрелость, как один день переходит в другой.
— В этом есть некая утонченная логика, — заметил Стрейджен.
— Рука Бога, — набожно пробормотал Бевьер.
— Прошу прощения?..
— Даже язычник откликается на этот тихий внутренний зов, милорд Стрейджен.
— Боюсь, я все еще не понимаю, что к чему, сэр Бевьер.
— Логика — это то, что отличает нашего Господа, — терпеливо пояснил Бевьер. — Это Его особый дар эленийцам, но точно так же предлагает Он его остальным народам, щедро протягивая его благословение непросвещенным.
— Это и в самом деле часть эленийской доктрины, ваша светлость? — спросил Стрейджен у патриарха Укеры.
— Относительно, — ответил Эмбан. — Это мнение более всего распространено в Арсиуме, нежели где-то еще. Арсианское духовенство вот уже тысячу лет или около того пытается включить это утверждение в число догматов веры, но дэйранцы неизменно оказываются против. Курия поднимает этот вопрос, когда нам больше нечем заняться.
— Как полагаете, ваша светлость, когда-нибудь его удастся разрешить? — спросил Норкан.
— Боже упаси, ваше превосходительство! Если этот спор будет улажен, нам просто не о чем будет спорить.
С дальней стороны площади к ним спешил Оскайн. С озабоченным видом он отвел в сторону Спархока и Вэниона.
— Как хорошо вы, господа, знаете Заласту? — спросил он.
— До того как мы появились в Сарсосе, я встречался с ним лишь однажды и мельком, — ответил Спархок. — Лорд Вэнион наверняка знает его лучше, чем я.
— Я начинаю сомневаться в его легендарной мудрости, — сказал Оскайн. — Стирикские земли в восточном Астеле граничат с Атаном, так что Заласта должен бы знать атанов лучше, чем кажется на первый взгляд. Я только что застал его, когда он предлагал пелоям и нескольким молодым рыцарям устроить состязание в воинском искусстве.
— Но ведь это в порядке вещей, ваше превосходительство, — пожал плечами Вэнион. — Молодежь любит покрасоваться.
— К этому-то я и клоню, лорд Вэнион, — озабоченно проговорил Оскайн. — В Атане такого не принято. Состязания такого рода неизбежно заканчиваются здесь кровопролитием — атаны считают их открытым вызовом. Я появился как раз вовремя, чтобы предотвратить катастрофу. О чем только думал этот человек?