Страница:
— Решительно, — заметила Мелидира, — Миртаи сегодня в центре всех событий.
— Я считаю, что это просто чудесно, — отозвалась Элана. — В другое время она почти всегда держится в тени. Она заслужила хоть капельку внимания.
— Но ведь все это по политическим соображениям, — вставил Стрейджен. — Подданные Тикуме осыпают Миртаи вниманием, чтобы задобрить Кринга.
— Знаю, Стрейджен, но все равно это чудесно. — Элана задумчиво поглядела на свою золотокожую рабыню. — Спархок, я сочла бы личной честью для себя, если бы ты как можно скорее переговорил с атаном Энгессой. Миртаи надлежит получить хоть немного счастья.
— Я приложу все усилия, моя королева.
Миртаи охотно согласилась на предложенное Энгессой испытание. Грациозно поднявшись, она расстегнула застежку на вороте пурпурной мантии и сбросила ее с плеч.
Пелои дружно ахнули. Их женщины обычно облачались в более скромные одежды. Презрительная гримаса на лице Виды слегка поблекла. Миртаи была в высшей степени женственна. А также хорошо вооружена, и это тоже потрясло пелоев. Она и Энгесса вышли на открытое место перед навесом, коротко склонили головы в ритуальном приветствии и обнажили мечи.
Спархок полагал, что может отличить показательный поединок от настоящего боя, но то, что происходило на его глазах, ломало всякие рамки. Казалось, что Миртаи и Энгесса нешуточно стараются убить друг друга. Они в совершенстве владели мечами, но их манера фехтования включала в себя куда больше физических контактов, чем западный стиль боя.
— Похоже на кулачный бой с мечами, — заметил Келтэн Улафу.
— Верно, — согласился тот. — Хотел бы я знать, можно ли проделывать такое в схватке на топорах. Если б можно было лягнуть кого-то в лицо, как сейчас сделала Миртаи, а потом нанести удар топором, сколько бы я выиграл поединков!..
— Так и знал, что она с ним это проделает, — засмеялся Келтэн, когда Энгесса рухнул навзничь в пыль. — Она уже испытала этот прием на мне.
Энгесса, однако, не стал валяться на земле, переводя дыхание, как валялся когда-то Келтэн. Атан стремительно перекатился подальше от Миртаи и вскочил, по-прежнему сжимая в руке меч. Он вскинул клинок, салютуя, и тут же снова ринулся в атаку.
«Испытание» продолжалось еще несколько минут, покуда один из наблюдавших за боем атанов не ударил кулаком по своему нагруднику, давая знак закончить поединок. Этот человек был намного старше своих соплеменников — по крайней мере, так могло показаться. Волосы у него были совершенно белые, но в остальном он с виду ничем не отличался от других атанов.
Миртаи и Энгесса обменялись церемонными поклонами, а затем он проводил ее на место. Вновь набросив пурпурную мантию, она опустилась на подушки. Презрительная гримаса окончательно исчезла с лицо супруги Тикуме.
— Она готова, — сообщил Энгесса Элане и, сунув руку под нагрудник, осторожно потрогал ушибленное место. — Более чем готова, — добавил он. — Она — искусный и опасный противник. Я горжусь тем, что именно меня она будет звать отцом. Она прибавит блеска моему имени.
— Мы все любим ее, атан Энгесса, — улыбнулась Элана. — Я так рада, что и ты разделяешь наши чувства. — Она обрушила на сурового атана всю мощь своей разрушительной улыбки, и он нерешительно, словно против воли, улыбнулся в ответ.
— По-моему, сегодня он проиграл дважды, — прошептал Телэн Спархоку.
— Похоже на то, — согласился тот.
— Мы никак не можем изловить их, друг Спархок, — говорил Тикуме вечером того же дня, когда все они удобно растянулись на коврах возле ярко пылавшего костра. — Эти степи — открытые травянистые равнины, почти безлесные, и укрыться здесь негде, а по высокой траве нельзя проехать, не оставив такой след, что и слепой заметит. Они появляются из ниоткуда, убивают пастухов и угоняют скот. Я сам гнался за одним таким отрядом. Они угнали сто голов скота и оставляли на траве широкий след. И вдруг через пару миль след оборвался. Не было никаких признаков, что они рассыпались по сторонам. Они попросту исчезли — словно кто-то подхватил их и унес в небеса.
— А других беспорядков у вас не было, доми? — осторожно спросил Тиниен. — Я хочу сказать — среди твоих подданных нет никаких волнений, странных слухов, преданий — и всего такого прочего?
— Нет, друг Тиниен, — усмехнулся Тикуме. — Мы народ открытый и откровенный. Мы не прячем друг от друга своих чувств. Если б что-то было неладно, я бы давно уже знал об этом. Я слыхал, что творится в окрестностях Дарсаса, так что понимаю, почему ты задаешь такие вопросы. Нет, здесь не происходит ничего подобного. Мы не поклоняемся своим героям, как в других краях, мы просто стараемся быть похожими на них. Кто-то крадет наш скот и убивает пастухов — вот и все. — Он слегка укоризненно поглядел на Оскайна. — Я нисколько не хочу вас задеть, ваша честь, — продолжал он, — но хорошо бы вам предложить императору, чтобы он послал разобраться с этим делом кого-нибудь из атанов. Если мы станем разбираться сами, нашим соседям это может не понравиться. Мы, пелои, становимся немножко несдержанными, когда кто-то угоняет наш скот.
— Я обращу внимание его императорского величества на это дело, — пообещал Оскайн.
— И поскорее, друг Оскайн, — посоветовал Тикуме. — Как можно скорее.
— Она умелый и искусный воин, Спархок-рыцарь, — говорил Энгесса на следующее утро, сидя со Спархоком у небольшого костра.
— Согласен, — отвечал Спархок, — но согласно вашим же обычаям она еще дитя.
— Потому-то я и веду переговоры за нее, — указал Энгесса. — Будь она взрослой, она сама говорила бы за себя. Дети порой не знают своей истинной цены.
— Но ребенок не может стоить столько же, сколько взрослый.
— Это не совсем верно, Спархок-рыцарь. Чем моложе женщина, тем выше ее цена.
— Что за чепуха! — вмешалась Элана. Переговоры были деликатного свойства, а такие обычно проводятся с глазу на глаз. Однако для жены Спархока слова «обычно» не существовало. — Твое предложение, Спархок, совершенно неприемлемо.
— Ты на чьей стороне, дорогая? — мягко спросил он.
— Миртаи моя подруга, и я не допущу, чтобы ты оскорблял ее. Десять коней, подумать только! Я могла бы выручить столько за Телэна.
— Ты и его собираешься продать?
— Я только привела пример.
Сэр Тиниен, проходивший мимо, тоже остановился около них. Из всего их отряда он был ближе всех с Крингом и остро чувствовал ответственность, которую возлагала на него дружба.
— Какое же предложение ваше величество могли бы счесть приемлемым? — осведомился он у Эланы.
— Не меньше чем шестьдесят коней! — твердо заявила она.
— Шестьдесят! — воскликнул Тиниен. — Вы же разорите Кринга! Что за жизнь будет у Миртаи, если вы отдадите ее за нищего?
— Кринга вряд ли можно назвать нищим, сэр рыцарь, — огрызнулась она. — У него есть золото, которое король Сорос заплатил ему за уши земохцев.
— Но это не его золото, ваше величество, — указал Тиниен. — Оно принадлежит его народу.
Спархок усмехнулся и кивнул Энгессе. Незамеченные, они отошли от костра.
— Я думаю, атан Энгесса, что они сойдутся на тридцати, — наудачу предположил он.
— Вполне вероятно, — согласился Энгесса.
— Мне это число кажется вполне справедливым. А тебе? — это уже звучало как предложение.
— Приблизительно о таком числе я и думал, Спархок-рыцарь.
— Я тоже. Значит, решено?
— Решено. — И они ударили по рукам.
— Скажем им об этом? — спросил атан, и на его лице появилась едва заметная усмешка.
— Они развлекаются вовсю, — ухмыльнулся Спархок, — зачем же лишать их такого удовольствия? Мы сможем узнать, насколько верной окажется наша догадка. Кроме того, этот торг очень важен для Кринга и Миртаи. Если мы придем к соглашению за каких-то пару минут, им покажется, что их отдали задаром.
— Ты весьма опытен и знающ, Спархок-рыцарь, — заметил Энгесса. — Ты в совершенстве постиг сердца мужчин — и женщин.
— Энгесса-атан, — с грустью ответил Спархок, — не родился еще тот мужчина, который мог бы сказать, что в совершенстве постиг сердце женщины.
Переговоры между Тиниеном и Эланой достигли между тем трагической стадии, когда оба вовсю обвиняли друг друга в разбивании сердец и тому подобном. Игра Эланы была великолепной. У королевы Элении был изрядный талант устраивать сцены, да к тому же она была искусным оратором. Она разражалась импровизациями на тему постыдной скаредности сэра Тиниена, и ее голос то поднимался, то снижался с истинно королевскими модуляциями. Тиниен, напротив, был хладнокровно рассудителен, хотя тоже время от времени поддавался эмоциям.
Кринг и Миртаи сидели неподалеку, держась за руки, и с беспокойством, затаив дыхание, ловили каждое слово. Пелои Тикуме окружили скандалившую пару и тоже с интересом прислушивались к торгу.
Так продолжалось несколько часов, и солнце уже почти зашло, когда Элана и Тиниен наконец с немалым трудом достигли согласия — остановившись на тридцати конях — и заключили сделку, поплевав на ладони и звучно ударив по рукам. Спархок и Энгесса подобным образом узаконили соглашение, и восхищенные пелои разразились оглушительными воплями. Этот торг был лучшим развлечением дня, и его счастливое завершение праздновали долго и шумно.
— Я совсем обессилела, — пожаловалась Элана мужу, когда они удалились на ночь в отведенный им шатер.
— Бедняжка, — посочувствовал Спархок.
— Я должна была вмешаться, Спархок. Ты слишком уступчив. Ты бы отдал нашу Миртаи задешево. Какая удача, что я оказалась там! Тебе ни за что не удалось бы заключить такого удачного соглашения.
— Я представлял другую сторону, Элана, разве не помнишь?
— Вот именно этого я и не понимаю, Спархок. Как ты мог так постыдно обойтись с бедной Миртаи?
— Таковы уж правила игры, любовь моя. Я представлял Кринга.
— И все-таки, Спархок, я очень в тебе разочарована.
— Ну что ж, по счастью, вы с Тиниеном сумели устроить все как надо. У нас с Энгессой и вполовину не вышло бы так хорошо.
— Да, и в самом деле получилось славно… хотя у нас и ушел на это почти весь день.
— Ты была великолепна, любовь моя, совершенно великолепна.
— Знаешь, Спархок, — говорил на следующее утро Стрейджен, — случалось мне бывать во многих неприглядных местах, но Пела из них — наихудшее. Ее ведь уже несколько раз покидали — ты знал об этом? Впрочем, «покидали» — не то слово. Точнее будет сказать «перевозили». Пела стоит там, где пелои устраивают свой летний лагерь.
— Наверно, составителей карт это сводит с ума.
— Весьма вероятно. Это временный городишко, но он так и лопается от золота. Чтобы купить стадо, нужна изрядная сумма наличных.
— Вы сумели связаться с местными ворами?
— Скорее уж они с нами связались, — ухмыльнулся Телэн. — Один мальчишка лет восьми срезал у Стрейджена кошелек. Работает он неплохо, вот только бегает недостаточно быстро. Я поймал его ярдов через пятьдесят. Когда мы объяснили, кто мы такие, он был счастлив провести нас к своему главарю.
— Совет воров уже принял решение? — спросил Спархок у Стрейджена.
— Нет, — ответил Стрейджен, — они все еще размышляют. Наши дарезийские собратья по ремеслу немного консервативны. Не знаю уж почему, но мысль о сотрудничестве с властями кажется им безнравственной. Я надеюсь получить ответ, когда мы доберемся до Сарсоса. Воры Сарсоса имеют немалый вес в Империи. Случилось что-нибудь важное, пока нас не было?
— Кринг и Миртаи обручились.
— Быстро это у них вышло. Надо бы их поздравить.
— Почему бы вам обоим не лечь спать? — предложил Спархок. — Завтра мы отправляемся в Сарсос. Тикуме будет сопровождать нас до границ степей. Сдается мне, он бы с радостью ехал и дальше, но побаивается Сарсосских стириков. — Он поднялся на ноги. — Пора спать, — повторил он. — Мне нужно поговорить с Оскайном.
В лагере пелоев царила тишина. Было начало лета, и полуденная жара загнала кочевников в тень шатров. По утоптанной и твердой, как камень, земле Спархок шел к шатру, который делили посол Оскайн и патриарх Эмбан. Его кольчуга тихонько позвякивала в такт шагам. Поскольку они были сейчас в безопасном лагере, рыцари решили на время отказаться от неудобств, причиняемых доспехами.
Оскайн и Эмбан сидели под навесом у шатра и ели дыню.
— Приветствую тебя, о сэр рыцарь! — сказал Оскайн пандионцу.
— Это старомодное приветствие, Оскайн, — заметил Эмбан.
— Я и сам человек старомодный, Эмбан.
— Я хотел кое о чем разузнать, — сказал Спархок, присаживаясь на ковер под сенью навеса.
— Весьма типичное желание для юнца, — усмехнулся Оскайн.
Спархок пропустил эту шпильку мимо ушей.
— Эта часть Астела сильно отличается от западной, — заметил он.
— Верно, — согласился Оскайн. — Астел — это котел, который дал начало всем эленийским народам — как здесь, в Дарезии, так и в Эозии.
— Когда-нибудь мы об этом поспорим, — пробормотал Эмбан.
— Дарезия старше, только и всего, — пожал плечами Оскайн. — Это отнюдь не означает, что она лучше. Так или иначе, согласитесь, что до сих пор то, что вы видели в Астеле, не слишком отличается от вашей эленийской Пелозии.
— Да, — согласился Спархок, — несомненное сходство существует.
— Когда мы достигнем границы степей, этому сходству придет конец. Западные две трети Астела — типично эленийские. От границы степей и до границ Атана Астел становится стирикским.
— Как это произошло? — спросил Эмбан. — В Эозии стирики рассеяны по всему континенту. Они живут в своих деревнях, по своим законам и обычаям.
— Насколько ты сегодня космополитичен, Эмбан?
— Ты собираешься оскорбить мои провинциальные взгляды?
— Надеюсь, что не слишком сильно. Эленийцы изначально были фанатиками. — Оскайн поднял руку. — Позволь мне закончить, прежде чем ты взорвешься. Фанатизм — это разновидность эгоизма, а ты, мне думается, согласишься, что эленийцы весьма высокого мнения о себе. Они, похоже, считают, что Бог улыбается в первую очередь им.
— А разве это не так? — притворно удивился Эмбан.
— Прекрати. По причинам, понять которые по силам одному Богу, стирики особенно раздражают эленийцев.
— Это я могу понять без труда, — пожал плечами Эмбан. — Они смотрят на нас свысока, точно на детей.
— С их точки зрения, мы и есть дети, ваша светлость, — вставил Спархок. — Цивилизация стириков существует уже сорок тысяч лет. Мы начали немного позже.
— Каковы бы ни были причины, — продолжал Оскайн, — первым побуждением эленийцев всегда было изгнать — или уничтожить — стириков. Вот почему стирики переселились в Эозию куда раньше вас, эленийцев. Их загнал в те безлюдные края эленийский фанатизм. Однако Эозия была тогда не единственным безлюдьем. Существовал еще край вдоль атанской границы, и многие стирики в древности бежали туда. Когда была создана Империя, мы, тамульцы, попросили эленийцев оставить в покое стириков, живущих в окрестностях Сарсоса.
— Попросили?
— Мы были весьма настойчивы — и за нашей спиной стояли атаны, которые маялись от безделья. Мы позволили эленийскому духовенству произносить с кафедры обличительные проповеди, но разместили вокруг Сарсоса достаточно атанских гарнизонов, чтобы разделить эленийцев и стириков. Так гораздо спокойнее, а мы, тамульцы, просто обожаем покой. Думается мне, господа, что когда мы попадем в Сарсос, вы найдете чему удивляться. Это единственный истинно стирикский город во всем мире. Поразительное место, господа. Бог улыбается там совершенно особенной улыбкой.
— Ты все говоришь о Боге, Оскайн, — заметил Эмбан. — Я полагал, что постоянное упоминание имени Божьего — чисто эленийский недостаток.
— Вы более космополитичны, чем я предполагал, ваша светлость.
— Но что же все-таки вы имеете в виду, когда говорите о Боге, ваше превосходительство?
— Мы употребляем это слово в общем смысле. Наша тамульская вера не слишком-то глубока. Мы считаем, что отношения человека с Богом — или богами — это его личное дело.
— Это ересь, Оскайн. Ересь, которая оставляет церковь не у дел.
— Совершенно верно, Эмбан, — усмехнулся Оскайн. — В Тамульской империи поощряются еретические взгляды. Благодаря этому у нас есть о чем поговорить в долгие дождливые дни.
Они выехали в путь на следующее утро в сопровождении большого количества пелоев. Отряд, продвигавшийся на северо-восток, напоминал уже не столько армию, сколько переселение народов. Кринг и Тикуме в последующие несколько дней ехали почти все время вместе, возобновляя свои родственные связи и обсуждая разведение скота.
Во время путешествия от Пелы к границе степей Спархок был весь внимание, однако сколько ни старался, так и не смог уловить следов того, как Афраэль играла со временем и расстоянием. Богиня-Дитя была чересчур искусна, чтобы человеческий глаз мог заметить ее безупречные манипуляции.
Как-то, когда Даная ехала с ним на крупе Фарэна, Спархок заговорил о том, что его беспокоило.
— Я не то чтобы любопытствую, но, судя по всему, прошло около пятидесяти дней с тех пор, как мы сошли на берег в Салеше. А сколько же — на самом деле?
— Немного поменьше, Спархок, — ответила она. — Наполовину — уж наверняка.
— Мне бы хотелось получить точный ответ, Даная.
— Я не очень-то хорошо разбираюсь в цифрах, отец. Я знаю разницу между «несколько» и «много», а это ведь и есть самое главное, верно?
— Но не самое точное.
— Тебе так важна точность, Спархок?
— Без точности нельзя мыслить логически, Даная.
— Ну так и не мысли логически. Попробуй интуицию — просто так, для разнообразия. Может быть, тебе даже понравится.
— Так все же — сколько, Даная? — не отступал он.
— Три недели, — пожала она плечами.
— Это уже лучше.
— Ну… более или менее.
Граница степей была отмечена густым березняком, и здесь Тикуме и его соплеменники повернули назад. Поскольку день близился к концу, королевский эскорт стал лагерем на краю леса, чтобы уже при свете дня отправиться в путь по дороге, извивавшейся среди деревьев и сейчас еле различимой.
Когда развели костры и начали стряпать ужин, Спархок окликнул Кринга, и они отправились искать Энгессу.
— У нас необычное положение, господа, — сказал Спархок, когда все трое отошли от лагеря, к самому краю леса.
— Как это, Спархок-рыцарь? — спросил Энгесса.
— В нашем отряде три разновидности воинов и, я полагаю, три различных военных тактики. Нам бы стоило обсудить наши различия, чтобы в случае стычки не путаться друг у друга под ногами. Обычная тактика рыцарей церкви основана на нашем снаряжении. Мы носим доспехи и ездим на крупных конях.
— Мы предпочитаем срезать с противника кожуру, как с яблока, — сказал Кринг. — Мы носимся верхом вокруг вражеского войска и отхватываем от него по кусочку.
— Мы сражаемся пешими, — заключил Энгесса. — Нас обучают драться независимо, а потому мы просто бросаемся на врага и бьемся с ним врукопашную.
— И всегда побеждаете? — спросил Кринг.
— До сих пор — всегда, — пожал плечами Энгесса.
— Если на нас нападут, вряд ли будет разумно бросаться в бой всем разом, — задумчиво сказал Спархок. — Мы попросту будем натыкаться друг на друга. Послушайте, что я скажу. Если кто-то атакует нас значительными силами, Кринг и его люди окружат врагов, я построю рыцарей и нанесу удар по центру, а атан Энгесса расставит своих воинов по всей линии боя. Когда рыцари прорвут вражеский центр, противник попытается обойти их с тыла — почему-то так всегда происходит. Атаки Кринга с тыла и флангов прибавят беспорядка во вражеских рядах. Они будут в смятении и по большей части отрезаны от своих командиров. Тогда и придет черед Энгессы вступать в бой. Даже лучшие солдаты в мире дерутся не лучшим образом, когда им не от кого получать приказы.
— Весьма разумная тактика, — признал Энгесса. — Как странно узнать, что еще кто-то, кроме нас, знает толк в сражениях.
— Атан Энгесса, — сказал Спархок, — вся история человека представляет собой одно большое сражение. Мы все обладаем изрядным военным опытом, а потому избираем тактику, которая дает нам преимущество над врагом. Так мы принимаем образ действий, который я вам предложил?
Кринг и Энгесса переглянулись.
— Любой план хорош, когда каждый знает, что ему делать, — пожав плечами, ответил Кринг.
— Как мы узнаем, что настала наша очередь вступить в бой? — спросил Энгесса.
— У моего друга Улафа есть рог. Когда Улаф единожды дунет в рог, двинутся в атаку мои рыцари. Когда рог прозвучит дважды, воины Кринга примутся за вражеские тылы. И уж когда все внимание врага будет отвлечено на нас, я прикажу Улафу трижды подуть в рог. Тогда и настанет очередь твоих воинов, атан Энгесса.
Глаза Энгессы загорелись.
— При этой тактике уцелеть удастся лишь очень немногим врагам, Спархок-рыцарь, — заметил он.
— Так и было задумано, Энгесса-атан.
Березняк рос на длинном пологом нагорье, которое, постепенно поднимаясь, тянулось от степей центрального Астела к подножьям скалистых гор, отмечавших границу Атана. Дорога была широкая, ухоженная, разве что чересчур извилистая. Пешие атаны Энгессы рассыпались примерно на милю по обе стороны от дороги, но первые три дня они ни разу не встречали людей — только огромные стада оленей. Летний жар еще не высушил лесной почвы, и воздух в забрызганной солнцем тени леса был прохладный и влажный, все еще пахнущий обновленной травой и листвой.
Из-за того что деревья затрудняли обзор, отряд двигался с осторожностью. Лагерь на ночь разбивали, когда солнце еще стояло над горизонтом, и наскоро окружали его самыми простыми укреплениями, чтобы не быть захваченными врасплох ночной атакой.
Утром четвертого дня Спархок проснулся рано и в сером предутреннем свете прошел туда, где держали привязанных коней. Там уже был Халэд. Старший сын Кьюрика, притянув морду Фарэна вплотную к стволу березы, внимательно осматривал копыта чалого великана.
— Я и сам как раз собирался это сделать, — негромко сказал Спархок. — Вчера он очень осторожно ступал на левую переднюю ногу.
— Камешек в подкове, — кратко пояснил Халэд. — Знаешь, Спархок, когда вернемся домой, подумай, не пора ли Фарэну на покой. Он ведь уже не жеребенок.
— Я и сам не юноша, если уж на то пошло. Ночевки на голой земле уже не доставляют мне прежнего удовольствия.
— Ты просто изнежился.
— Большое спасибо. Как по-твоему, эта погода удержится надолго?
— Насколько я могу судить, да. — Халэд опустил копыто Фарэна на землю и взялся за повод, которым конь был привязан к березе. — Не вздумай кусаться, — предостерег он чалого. — Если ты меня укусишь, получишь сапогом по ребрам.
Длинная морда Фарэна приняла оскорбленное выражение.
— Злобный зверь, — заметил Халэд, — но умнее его коня я еще не встречал. Тебе бы стоило оставить его производителем. Интересно было бы разнообразия ради тренировать умных жеребят. Большинство коней довольно глупы.
— А я всегда считал, что кони — самые умные животные.
— Это миф, Спархок. Если тебе нужно умное животное, заведи себе свинью. Мне так и не удалось построить загон, из которого свинья рано или поздно не сумела бы выбраться.
— Свиньи низковаты для верховой езды. Пойдем-ка глянем, скоро ли завтрак.
— А кто сегодня стряпает?
— Келтэн, кажется.
— Келтэн? Ну, тогда я лучше буду завтракать с лошадьми.
— Не уверен, что тебе понравится овес.
— Лучше овес, мой лорд, чем Келтэнова стряпня.
Отряд двинулся в путь вскоре после восхода и неспешно ехал по прохладному, щедро усеянному солнечными пятнами лесу. Со всех сторон звенело воодушевленное птичье пение. Спархок усмехнулся, вспомнив, как Сефрения однажды разрушила его заблуждение относительно того, что пение птиц выражает их любовь к музыке. «На самом деле, дорогой, они предлагают другим птицам держаться подальше, — сказала она. — Они провозглашают свое право на владение гнездом. Звучит это, конечно, очень приятно, но означает на самом деле только одно: „Мое дерево, мое дерево, мое дерево!“ Тем же утром попозже Спархок увидел, что вдоль дороги навстречу им легкой рысцой бежит Миртаи.
— Спархок, — сказала она тихо, добежав до кареты, — разведчики атана Энгессы сообщают, что в лесу впереди какие-то люди.
— Сколько? — спросил он деловито.
— Мы точно не знаем. Разведчики не хотят попадаться им на глаза. Там есть солдаты, и, похоже, они поджидают нас.
— Берит, — обратился Спархок к молодому рыцарю, — почему бы тебе не проехать вперед и не пригласить Келтэна и прочих присоединиться к нам? Только не спеши. Веди себя так, словно ничего особенного не происходит.
— Хорошо, — Берит рысью двинул коня вперед.
— Миртаи, — сказал рослый рыцарь, изо всех сил стараясь, чтобы голос не выдал его тревоги, — есть поблизости что-нибудь подходящее для обороны?
— Я как раз собиралась перейти к этому, — ответила она. — Примерно в четверти мили отсюда — что-то вроде большого холма прямо посреди леса — гора слежавшихся валунов, поросших мхом.
— Сможем мы втащить туда карету? Миртаи покачала головой.
— Тебе придется идти пешком, моя королева, — обратился Спархок к Элане.
— Но, Спархок, — запротестовала она, — мы ведь еще даже не уверены, что это враги.
— Я считаю, что это просто чудесно, — отозвалась Элана. — В другое время она почти всегда держится в тени. Она заслужила хоть капельку внимания.
— Но ведь все это по политическим соображениям, — вставил Стрейджен. — Подданные Тикуме осыпают Миртаи вниманием, чтобы задобрить Кринга.
— Знаю, Стрейджен, но все равно это чудесно. — Элана задумчиво поглядела на свою золотокожую рабыню. — Спархок, я сочла бы личной честью для себя, если бы ты как можно скорее переговорил с атаном Энгессой. Миртаи надлежит получить хоть немного счастья.
— Я приложу все усилия, моя королева.
Миртаи охотно согласилась на предложенное Энгессой испытание. Грациозно поднявшись, она расстегнула застежку на вороте пурпурной мантии и сбросила ее с плеч.
Пелои дружно ахнули. Их женщины обычно облачались в более скромные одежды. Презрительная гримаса на лице Виды слегка поблекла. Миртаи была в высшей степени женственна. А также хорошо вооружена, и это тоже потрясло пелоев. Она и Энгесса вышли на открытое место перед навесом, коротко склонили головы в ритуальном приветствии и обнажили мечи.
Спархок полагал, что может отличить показательный поединок от настоящего боя, но то, что происходило на его глазах, ломало всякие рамки. Казалось, что Миртаи и Энгесса нешуточно стараются убить друг друга. Они в совершенстве владели мечами, но их манера фехтования включала в себя куда больше физических контактов, чем западный стиль боя.
— Похоже на кулачный бой с мечами, — заметил Келтэн Улафу.
— Верно, — согласился тот. — Хотел бы я знать, можно ли проделывать такое в схватке на топорах. Если б можно было лягнуть кого-то в лицо, как сейчас сделала Миртаи, а потом нанести удар топором, сколько бы я выиграл поединков!..
— Так и знал, что она с ним это проделает, — засмеялся Келтэн, когда Энгесса рухнул навзничь в пыль. — Она уже испытала этот прием на мне.
Энгесса, однако, не стал валяться на земле, переводя дыхание, как валялся когда-то Келтэн. Атан стремительно перекатился подальше от Миртаи и вскочил, по-прежнему сжимая в руке меч. Он вскинул клинок, салютуя, и тут же снова ринулся в атаку.
«Испытание» продолжалось еще несколько минут, покуда один из наблюдавших за боем атанов не ударил кулаком по своему нагруднику, давая знак закончить поединок. Этот человек был намного старше своих соплеменников — по крайней мере, так могло показаться. Волосы у него были совершенно белые, но в остальном он с виду ничем не отличался от других атанов.
Миртаи и Энгесса обменялись церемонными поклонами, а затем он проводил ее на место. Вновь набросив пурпурную мантию, она опустилась на подушки. Презрительная гримаса окончательно исчезла с лицо супруги Тикуме.
— Она готова, — сообщил Энгесса Элане и, сунув руку под нагрудник, осторожно потрогал ушибленное место. — Более чем готова, — добавил он. — Она — искусный и опасный противник. Я горжусь тем, что именно меня она будет звать отцом. Она прибавит блеска моему имени.
— Мы все любим ее, атан Энгесса, — улыбнулась Элана. — Я так рада, что и ты разделяешь наши чувства. — Она обрушила на сурового атана всю мощь своей разрушительной улыбки, и он нерешительно, словно против воли, улыбнулся в ответ.
— По-моему, сегодня он проиграл дважды, — прошептал Телэн Спархоку.
— Похоже на то, — согласился тот.
— Мы никак не можем изловить их, друг Спархок, — говорил Тикуме вечером того же дня, когда все они удобно растянулись на коврах возле ярко пылавшего костра. — Эти степи — открытые травянистые равнины, почти безлесные, и укрыться здесь негде, а по высокой траве нельзя проехать, не оставив такой след, что и слепой заметит. Они появляются из ниоткуда, убивают пастухов и угоняют скот. Я сам гнался за одним таким отрядом. Они угнали сто голов скота и оставляли на траве широкий след. И вдруг через пару миль след оборвался. Не было никаких признаков, что они рассыпались по сторонам. Они попросту исчезли — словно кто-то подхватил их и унес в небеса.
— А других беспорядков у вас не было, доми? — осторожно спросил Тиниен. — Я хочу сказать — среди твоих подданных нет никаких волнений, странных слухов, преданий — и всего такого прочего?
— Нет, друг Тиниен, — усмехнулся Тикуме. — Мы народ открытый и откровенный. Мы не прячем друг от друга своих чувств. Если б что-то было неладно, я бы давно уже знал об этом. Я слыхал, что творится в окрестностях Дарсаса, так что понимаю, почему ты задаешь такие вопросы. Нет, здесь не происходит ничего подобного. Мы не поклоняемся своим героям, как в других краях, мы просто стараемся быть похожими на них. Кто-то крадет наш скот и убивает пастухов — вот и все. — Он слегка укоризненно поглядел на Оскайна. — Я нисколько не хочу вас задеть, ваша честь, — продолжал он, — но хорошо бы вам предложить императору, чтобы он послал разобраться с этим делом кого-нибудь из атанов. Если мы станем разбираться сами, нашим соседям это может не понравиться. Мы, пелои, становимся немножко несдержанными, когда кто-то угоняет наш скот.
— Я обращу внимание его императорского величества на это дело, — пообещал Оскайн.
— И поскорее, друг Оскайн, — посоветовал Тикуме. — Как можно скорее.
— Она умелый и искусный воин, Спархок-рыцарь, — говорил Энгесса на следующее утро, сидя со Спархоком у небольшого костра.
— Согласен, — отвечал Спархок, — но согласно вашим же обычаям она еще дитя.
— Потому-то я и веду переговоры за нее, — указал Энгесса. — Будь она взрослой, она сама говорила бы за себя. Дети порой не знают своей истинной цены.
— Но ребенок не может стоить столько же, сколько взрослый.
— Это не совсем верно, Спархок-рыцарь. Чем моложе женщина, тем выше ее цена.
— Что за чепуха! — вмешалась Элана. Переговоры были деликатного свойства, а такие обычно проводятся с глазу на глаз. Однако для жены Спархока слова «обычно» не существовало. — Твое предложение, Спархок, совершенно неприемлемо.
— Ты на чьей стороне, дорогая? — мягко спросил он.
— Миртаи моя подруга, и я не допущу, чтобы ты оскорблял ее. Десять коней, подумать только! Я могла бы выручить столько за Телэна.
— Ты и его собираешься продать?
— Я только привела пример.
Сэр Тиниен, проходивший мимо, тоже остановился около них. Из всего их отряда он был ближе всех с Крингом и остро чувствовал ответственность, которую возлагала на него дружба.
— Какое же предложение ваше величество могли бы счесть приемлемым? — осведомился он у Эланы.
— Не меньше чем шестьдесят коней! — твердо заявила она.
— Шестьдесят! — воскликнул Тиниен. — Вы же разорите Кринга! Что за жизнь будет у Миртаи, если вы отдадите ее за нищего?
— Кринга вряд ли можно назвать нищим, сэр рыцарь, — огрызнулась она. — У него есть золото, которое король Сорос заплатил ему за уши земохцев.
— Но это не его золото, ваше величество, — указал Тиниен. — Оно принадлежит его народу.
Спархок усмехнулся и кивнул Энгессе. Незамеченные, они отошли от костра.
— Я думаю, атан Энгесса, что они сойдутся на тридцати, — наудачу предположил он.
— Вполне вероятно, — согласился Энгесса.
— Мне это число кажется вполне справедливым. А тебе? — это уже звучало как предложение.
— Приблизительно о таком числе я и думал, Спархок-рыцарь.
— Я тоже. Значит, решено?
— Решено. — И они ударили по рукам.
— Скажем им об этом? — спросил атан, и на его лице появилась едва заметная усмешка.
— Они развлекаются вовсю, — ухмыльнулся Спархок, — зачем же лишать их такого удовольствия? Мы сможем узнать, насколько верной окажется наша догадка. Кроме того, этот торг очень важен для Кринга и Миртаи. Если мы придем к соглашению за каких-то пару минут, им покажется, что их отдали задаром.
— Ты весьма опытен и знающ, Спархок-рыцарь, — заметил Энгесса. — Ты в совершенстве постиг сердца мужчин — и женщин.
— Энгесса-атан, — с грустью ответил Спархок, — не родился еще тот мужчина, который мог бы сказать, что в совершенстве постиг сердце женщины.
Переговоры между Тиниеном и Эланой достигли между тем трагической стадии, когда оба вовсю обвиняли друг друга в разбивании сердец и тому подобном. Игра Эланы была великолепной. У королевы Элении был изрядный талант устраивать сцены, да к тому же она была искусным оратором. Она разражалась импровизациями на тему постыдной скаредности сэра Тиниена, и ее голос то поднимался, то снижался с истинно королевскими модуляциями. Тиниен, напротив, был хладнокровно рассудителен, хотя тоже время от времени поддавался эмоциям.
Кринг и Миртаи сидели неподалеку, держась за руки, и с беспокойством, затаив дыхание, ловили каждое слово. Пелои Тикуме окружили скандалившую пару и тоже с интересом прислушивались к торгу.
Так продолжалось несколько часов, и солнце уже почти зашло, когда Элана и Тиниен наконец с немалым трудом достигли согласия — остановившись на тридцати конях — и заключили сделку, поплевав на ладони и звучно ударив по рукам. Спархок и Энгесса подобным образом узаконили соглашение, и восхищенные пелои разразились оглушительными воплями. Этот торг был лучшим развлечением дня, и его счастливое завершение праздновали долго и шумно.
— Я совсем обессилела, — пожаловалась Элана мужу, когда они удалились на ночь в отведенный им шатер.
— Бедняжка, — посочувствовал Спархок.
— Я должна была вмешаться, Спархок. Ты слишком уступчив. Ты бы отдал нашу Миртаи задешево. Какая удача, что я оказалась там! Тебе ни за что не удалось бы заключить такого удачного соглашения.
— Я представлял другую сторону, Элана, разве не помнишь?
— Вот именно этого я и не понимаю, Спархок. Как ты мог так постыдно обойтись с бедной Миртаи?
— Таковы уж правила игры, любовь моя. Я представлял Кринга.
— И все-таки, Спархок, я очень в тебе разочарована.
— Ну что ж, по счастью, вы с Тиниеном сумели устроить все как надо. У нас с Энгессой и вполовину не вышло бы так хорошо.
— Да, и в самом деле получилось славно… хотя у нас и ушел на это почти весь день.
— Ты была великолепна, любовь моя, совершенно великолепна.
— Знаешь, Спархок, — говорил на следующее утро Стрейджен, — случалось мне бывать во многих неприглядных местах, но Пела из них — наихудшее. Ее ведь уже несколько раз покидали — ты знал об этом? Впрочем, «покидали» — не то слово. Точнее будет сказать «перевозили». Пела стоит там, где пелои устраивают свой летний лагерь.
— Наверно, составителей карт это сводит с ума.
— Весьма вероятно. Это временный городишко, но он так и лопается от золота. Чтобы купить стадо, нужна изрядная сумма наличных.
— Вы сумели связаться с местными ворами?
— Скорее уж они с нами связались, — ухмыльнулся Телэн. — Один мальчишка лет восьми срезал у Стрейджена кошелек. Работает он неплохо, вот только бегает недостаточно быстро. Я поймал его ярдов через пятьдесят. Когда мы объяснили, кто мы такие, он был счастлив провести нас к своему главарю.
— Совет воров уже принял решение? — спросил Спархок у Стрейджена.
— Нет, — ответил Стрейджен, — они все еще размышляют. Наши дарезийские собратья по ремеслу немного консервативны. Не знаю уж почему, но мысль о сотрудничестве с властями кажется им безнравственной. Я надеюсь получить ответ, когда мы доберемся до Сарсоса. Воры Сарсоса имеют немалый вес в Империи. Случилось что-нибудь важное, пока нас не было?
— Кринг и Миртаи обручились.
— Быстро это у них вышло. Надо бы их поздравить.
— Почему бы вам обоим не лечь спать? — предложил Спархок. — Завтра мы отправляемся в Сарсос. Тикуме будет сопровождать нас до границ степей. Сдается мне, он бы с радостью ехал и дальше, но побаивается Сарсосских стириков. — Он поднялся на ноги. — Пора спать, — повторил он. — Мне нужно поговорить с Оскайном.
В лагере пелоев царила тишина. Было начало лета, и полуденная жара загнала кочевников в тень шатров. По утоптанной и твердой, как камень, земле Спархок шел к шатру, который делили посол Оскайн и патриарх Эмбан. Его кольчуга тихонько позвякивала в такт шагам. Поскольку они были сейчас в безопасном лагере, рыцари решили на время отказаться от неудобств, причиняемых доспехами.
Оскайн и Эмбан сидели под навесом у шатра и ели дыню.
— Приветствую тебя, о сэр рыцарь! — сказал Оскайн пандионцу.
— Это старомодное приветствие, Оскайн, — заметил Эмбан.
— Я и сам человек старомодный, Эмбан.
— Я хотел кое о чем разузнать, — сказал Спархок, присаживаясь на ковер под сенью навеса.
— Весьма типичное желание для юнца, — усмехнулся Оскайн.
Спархок пропустил эту шпильку мимо ушей.
— Эта часть Астела сильно отличается от западной, — заметил он.
— Верно, — согласился Оскайн. — Астел — это котел, который дал начало всем эленийским народам — как здесь, в Дарезии, так и в Эозии.
— Когда-нибудь мы об этом поспорим, — пробормотал Эмбан.
— Дарезия старше, только и всего, — пожал плечами Оскайн. — Это отнюдь не означает, что она лучше. Так или иначе, согласитесь, что до сих пор то, что вы видели в Астеле, не слишком отличается от вашей эленийской Пелозии.
— Да, — согласился Спархок, — несомненное сходство существует.
— Когда мы достигнем границы степей, этому сходству придет конец. Западные две трети Астела — типично эленийские. От границы степей и до границ Атана Астел становится стирикским.
— Как это произошло? — спросил Эмбан. — В Эозии стирики рассеяны по всему континенту. Они живут в своих деревнях, по своим законам и обычаям.
— Насколько ты сегодня космополитичен, Эмбан?
— Ты собираешься оскорбить мои провинциальные взгляды?
— Надеюсь, что не слишком сильно. Эленийцы изначально были фанатиками. — Оскайн поднял руку. — Позволь мне закончить, прежде чем ты взорвешься. Фанатизм — это разновидность эгоизма, а ты, мне думается, согласишься, что эленийцы весьма высокого мнения о себе. Они, похоже, считают, что Бог улыбается в первую очередь им.
— А разве это не так? — притворно удивился Эмбан.
— Прекрати. По причинам, понять которые по силам одному Богу, стирики особенно раздражают эленийцев.
— Это я могу понять без труда, — пожал плечами Эмбан. — Они смотрят на нас свысока, точно на детей.
— С их точки зрения, мы и есть дети, ваша светлость, — вставил Спархок. — Цивилизация стириков существует уже сорок тысяч лет. Мы начали немного позже.
— Каковы бы ни были причины, — продолжал Оскайн, — первым побуждением эленийцев всегда было изгнать — или уничтожить — стириков. Вот почему стирики переселились в Эозию куда раньше вас, эленийцев. Их загнал в те безлюдные края эленийский фанатизм. Однако Эозия была тогда не единственным безлюдьем. Существовал еще край вдоль атанской границы, и многие стирики в древности бежали туда. Когда была создана Империя, мы, тамульцы, попросили эленийцев оставить в покое стириков, живущих в окрестностях Сарсоса.
— Попросили?
— Мы были весьма настойчивы — и за нашей спиной стояли атаны, которые маялись от безделья. Мы позволили эленийскому духовенству произносить с кафедры обличительные проповеди, но разместили вокруг Сарсоса достаточно атанских гарнизонов, чтобы разделить эленийцев и стириков. Так гораздо спокойнее, а мы, тамульцы, просто обожаем покой. Думается мне, господа, что когда мы попадем в Сарсос, вы найдете чему удивляться. Это единственный истинно стирикский город во всем мире. Поразительное место, господа. Бог улыбается там совершенно особенной улыбкой.
— Ты все говоришь о Боге, Оскайн, — заметил Эмбан. — Я полагал, что постоянное упоминание имени Божьего — чисто эленийский недостаток.
— Вы более космополитичны, чем я предполагал, ваша светлость.
— Но что же все-таки вы имеете в виду, когда говорите о Боге, ваше превосходительство?
— Мы употребляем это слово в общем смысле. Наша тамульская вера не слишком-то глубока. Мы считаем, что отношения человека с Богом — или богами — это его личное дело.
— Это ересь, Оскайн. Ересь, которая оставляет церковь не у дел.
— Совершенно верно, Эмбан, — усмехнулся Оскайн. — В Тамульской империи поощряются еретические взгляды. Благодаря этому у нас есть о чем поговорить в долгие дождливые дни.
Они выехали в путь на следующее утро в сопровождении большого количества пелоев. Отряд, продвигавшийся на северо-восток, напоминал уже не столько армию, сколько переселение народов. Кринг и Тикуме в последующие несколько дней ехали почти все время вместе, возобновляя свои родственные связи и обсуждая разведение скота.
Во время путешествия от Пелы к границе степей Спархок был весь внимание, однако сколько ни старался, так и не смог уловить следов того, как Афраэль играла со временем и расстоянием. Богиня-Дитя была чересчур искусна, чтобы человеческий глаз мог заметить ее безупречные манипуляции.
Как-то, когда Даная ехала с ним на крупе Фарэна, Спархок заговорил о том, что его беспокоило.
— Я не то чтобы любопытствую, но, судя по всему, прошло около пятидесяти дней с тех пор, как мы сошли на берег в Салеше. А сколько же — на самом деле?
— Немного поменьше, Спархок, — ответила она. — Наполовину — уж наверняка.
— Мне бы хотелось получить точный ответ, Даная.
— Я не очень-то хорошо разбираюсь в цифрах, отец. Я знаю разницу между «несколько» и «много», а это ведь и есть самое главное, верно?
— Но не самое точное.
— Тебе так важна точность, Спархок?
— Без точности нельзя мыслить логически, Даная.
— Ну так и не мысли логически. Попробуй интуицию — просто так, для разнообразия. Может быть, тебе даже понравится.
— Так все же — сколько, Даная? — не отступал он.
— Три недели, — пожала она плечами.
— Это уже лучше.
— Ну… более или менее.
Граница степей была отмечена густым березняком, и здесь Тикуме и его соплеменники повернули назад. Поскольку день близился к концу, королевский эскорт стал лагерем на краю леса, чтобы уже при свете дня отправиться в путь по дороге, извивавшейся среди деревьев и сейчас еле различимой.
Когда развели костры и начали стряпать ужин, Спархок окликнул Кринга, и они отправились искать Энгессу.
— У нас необычное положение, господа, — сказал Спархок, когда все трое отошли от лагеря, к самому краю леса.
— Как это, Спархок-рыцарь? — спросил Энгесса.
— В нашем отряде три разновидности воинов и, я полагаю, три различных военных тактики. Нам бы стоило обсудить наши различия, чтобы в случае стычки не путаться друг у друга под ногами. Обычная тактика рыцарей церкви основана на нашем снаряжении. Мы носим доспехи и ездим на крупных конях.
— Мы предпочитаем срезать с противника кожуру, как с яблока, — сказал Кринг. — Мы носимся верхом вокруг вражеского войска и отхватываем от него по кусочку.
— Мы сражаемся пешими, — заключил Энгесса. — Нас обучают драться независимо, а потому мы просто бросаемся на врага и бьемся с ним врукопашную.
— И всегда побеждаете? — спросил Кринг.
— До сих пор — всегда, — пожал плечами Энгесса.
— Если на нас нападут, вряд ли будет разумно бросаться в бой всем разом, — задумчиво сказал Спархок. — Мы попросту будем натыкаться друг на друга. Послушайте, что я скажу. Если кто-то атакует нас значительными силами, Кринг и его люди окружат врагов, я построю рыцарей и нанесу удар по центру, а атан Энгесса расставит своих воинов по всей линии боя. Когда рыцари прорвут вражеский центр, противник попытается обойти их с тыла — почему-то так всегда происходит. Атаки Кринга с тыла и флангов прибавят беспорядка во вражеских рядах. Они будут в смятении и по большей части отрезаны от своих командиров. Тогда и придет черед Энгессы вступать в бой. Даже лучшие солдаты в мире дерутся не лучшим образом, когда им не от кого получать приказы.
— Весьма разумная тактика, — признал Энгесса. — Как странно узнать, что еще кто-то, кроме нас, знает толк в сражениях.
— Атан Энгесса, — сказал Спархок, — вся история человека представляет собой одно большое сражение. Мы все обладаем изрядным военным опытом, а потому избираем тактику, которая дает нам преимущество над врагом. Так мы принимаем образ действий, который я вам предложил?
Кринг и Энгесса переглянулись.
— Любой план хорош, когда каждый знает, что ему делать, — пожав плечами, ответил Кринг.
— Как мы узнаем, что настала наша очередь вступить в бой? — спросил Энгесса.
— У моего друга Улафа есть рог. Когда Улаф единожды дунет в рог, двинутся в атаку мои рыцари. Когда рог прозвучит дважды, воины Кринга примутся за вражеские тылы. И уж когда все внимание врага будет отвлечено на нас, я прикажу Улафу трижды подуть в рог. Тогда и настанет очередь твоих воинов, атан Энгесса.
Глаза Энгессы загорелись.
— При этой тактике уцелеть удастся лишь очень немногим врагам, Спархок-рыцарь, — заметил он.
— Так и было задумано, Энгесса-атан.
Березняк рос на длинном пологом нагорье, которое, постепенно поднимаясь, тянулось от степей центрального Астела к подножьям скалистых гор, отмечавших границу Атана. Дорога была широкая, ухоженная, разве что чересчур извилистая. Пешие атаны Энгессы рассыпались примерно на милю по обе стороны от дороги, но первые три дня они ни разу не встречали людей — только огромные стада оленей. Летний жар еще не высушил лесной почвы, и воздух в забрызганной солнцем тени леса был прохладный и влажный, все еще пахнущий обновленной травой и листвой.
Из-за того что деревья затрудняли обзор, отряд двигался с осторожностью. Лагерь на ночь разбивали, когда солнце еще стояло над горизонтом, и наскоро окружали его самыми простыми укреплениями, чтобы не быть захваченными врасплох ночной атакой.
Утром четвертого дня Спархок проснулся рано и в сером предутреннем свете прошел туда, где держали привязанных коней. Там уже был Халэд. Старший сын Кьюрика, притянув морду Фарэна вплотную к стволу березы, внимательно осматривал копыта чалого великана.
— Я и сам как раз собирался это сделать, — негромко сказал Спархок. — Вчера он очень осторожно ступал на левую переднюю ногу.
— Камешек в подкове, — кратко пояснил Халэд. — Знаешь, Спархок, когда вернемся домой, подумай, не пора ли Фарэну на покой. Он ведь уже не жеребенок.
— Я и сам не юноша, если уж на то пошло. Ночевки на голой земле уже не доставляют мне прежнего удовольствия.
— Ты просто изнежился.
— Большое спасибо. Как по-твоему, эта погода удержится надолго?
— Насколько я могу судить, да. — Халэд опустил копыто Фарэна на землю и взялся за повод, которым конь был привязан к березе. — Не вздумай кусаться, — предостерег он чалого. — Если ты меня укусишь, получишь сапогом по ребрам.
Длинная морда Фарэна приняла оскорбленное выражение.
— Злобный зверь, — заметил Халэд, — но умнее его коня я еще не встречал. Тебе бы стоило оставить его производителем. Интересно было бы разнообразия ради тренировать умных жеребят. Большинство коней довольно глупы.
— А я всегда считал, что кони — самые умные животные.
— Это миф, Спархок. Если тебе нужно умное животное, заведи себе свинью. Мне так и не удалось построить загон, из которого свинья рано или поздно не сумела бы выбраться.
— Свиньи низковаты для верховой езды. Пойдем-ка глянем, скоро ли завтрак.
— А кто сегодня стряпает?
— Келтэн, кажется.
— Келтэн? Ну, тогда я лучше буду завтракать с лошадьми.
— Не уверен, что тебе понравится овес.
— Лучше овес, мой лорд, чем Келтэнова стряпня.
Отряд двинулся в путь вскоре после восхода и неспешно ехал по прохладному, щедро усеянному солнечными пятнами лесу. Со всех сторон звенело воодушевленное птичье пение. Спархок усмехнулся, вспомнив, как Сефрения однажды разрушила его заблуждение относительно того, что пение птиц выражает их любовь к музыке. «На самом деле, дорогой, они предлагают другим птицам держаться подальше, — сказала она. — Они провозглашают свое право на владение гнездом. Звучит это, конечно, очень приятно, но означает на самом деле только одно: „Мое дерево, мое дерево, мое дерево!“ Тем же утром попозже Спархок увидел, что вдоль дороги навстречу им легкой рысцой бежит Миртаи.
— Спархок, — сказала она тихо, добежав до кареты, — разведчики атана Энгессы сообщают, что в лесу впереди какие-то люди.
— Сколько? — спросил он деловито.
— Мы точно не знаем. Разведчики не хотят попадаться им на глаза. Там есть солдаты, и, похоже, они поджидают нас.
— Берит, — обратился Спархок к молодому рыцарю, — почему бы тебе не проехать вперед и не пригласить Келтэна и прочих присоединиться к нам? Только не спеши. Веди себя так, словно ничего особенного не происходит.
— Хорошо, — Берит рысью двинул коня вперед.
— Миртаи, — сказал рослый рыцарь, изо всех сил стараясь, чтобы голос не выдал его тревоги, — есть поблизости что-нибудь подходящее для обороны?
— Я как раз собиралась перейти к этому, — ответила она. — Примерно в четверти мили отсюда — что-то вроде большого холма прямо посреди леса — гора слежавшихся валунов, поросших мхом.
— Сможем мы втащить туда карету? Миртаи покачала головой.
— Тебе придется идти пешком, моя королева, — обратился Спархок к Элане.
— Но, Спархок, — запротестовала она, — мы ведь еще даже не уверены, что это враги.