— Она совершила ошибку, принц Спархок.
   — На твоем месте я бы ей этого не говорил. Она может решить, что ты ее критикуешь. Заласта улыбнулся.
   — Афраэль знает меня и не сердится, когда мне вздумается покритиковать ее. Если, как ты говоришь, Беллиом — одна из тех стихий, которые творили вселенную, ему нужно позволить продолжать свой труд. Без этого вселенная будет несовершенна.
   Спархок пожал плечами.
   — Афраэль сказала, что этот мир не будет существовать вечно. В назначенный срок он разрушится, и тогда Беллиом обретет свободу. Человеческий разум содрогается от одной этой мысли, но мне думается, что целые эпохи, прошедшие с того мгновения, когда Беллиом попал в ловушку этого мира, и до мгновения, когда наше солнце взорвется и мир погибнет в огне — не более чем один миг для духа, заточенного в Беллиоме.
   — У меня самого, принц Спархок, перехватывает дух при мысли о вечности и бесконечности Беллиома, — признался Заласта.
   — Думаю, мудрый, что нам придется смириться с тем, что Беллиом потерян для нас навсегда, — сказал Спархок. — Согласен, положение у нас весьма невыгодное, но помощи, похоже, нам ждать неоткуда. Боюсь, что придется справляться собственными силами.
   Заласта вздохнул.
   — Вероятно, ты прав, принц Спархок, но нам жизненно необходим Беллиом. Наша победа или поражение целиком зависят от этого камня. Думаю, нам стоит обратиться к Сефрении. Нужно убедить ее потолковать с Афраэлью. Сефрения имеет большое влияние на свою сестру.
   — Я это уже заметил, — кивнул Спархок. — Какими были они обе в детстве?
   Заласта помолчал, глядя в надвинувшуюся тьму.
   — С рождением Афраэли наше селение переменилось, — проговорил он. — Мы сразу поняли, что она не обычное дитя. Все младшие боги обожают ее. Среди них она единственный ребенок, и за многие эры ее избаловали просто немыслимо. — Заласта слабо усмехнулся. — Искусство быть ребенком она довела до совершенства. Детей всегда любят, но Афраэль так искусно склоняет людей полюбить ее, что может растопить наитвердейшее сердце. Боги всегда получают то, что хотят, но Афраэль еще и вынуждает нас делать то, что ей хочется, из любви к ней.
   — Это я тоже заметил, — мрачно вставил Спархок.
   — Сефрении было около девяти, когда на свет появилась ее сестра, и с того мгновения, когда она впервые увидела Богиню-Дитя, она всю свою жизнь посвятила служению ей. — При этих словах в голосе мага промелькнула странная нотка боли. — У Афраэли почти не было младенчества, — продолжал он. — Она родилась с умением говорить — во всяком случае, так казалось — и невероятно скоро начала ходить. Ей неудобно было проходить через младенчество, а потому она просто перешагнула через такие досадные мелочи, как режущиеся зубки или наука ползания. Она хотела быть ребенком, а не младенцем. Я был несколькими годами старше Сефрении и уже погрузился в учебу, однако пристально наблюдал за ними обеими. Нечасто ведь подворачивается возможность понаблюдать, как растет богиня.
   — Весьма редко, — согласился Спархок. Заласта улыбнулся.
   — Сефрения все время проводила со своей сестрой. Очевидно было с самого начала, что между ними существует некая особая связь. Одна из странностей Афраэли такова, что она принимает подчиненное положение, присущее ребенку. Она богиня и могла бы повелевать, но не делает этого. Ей почти доставляет удовольствие, когда ее распекают. Она послушна — когда ей это выгодно, но порой становится совершенно невозможной — быть может, для того, чтобы напомнить окружающим, кто она такая на самом деле. — Спархок вспомнил стайку фей, опылявших цветы в дворцовом саду в Симмуре. — Сефрения была здравомыслящим ребенком и казалась старше своих лет. Подозреваю, что Афраэль еще до своего рождения готовила сестру к ее миссии. Сефрения стала Афраэли самой настоящей матерью. Она заботилась о ней, кормила ее, купала — что вызывало иногда ожесточенные споры между ними. Афраэль терпеть не может купаний, да они ей на самом деле и ни к чему — она ведь может заставить грязь исчезнуть, если пожелает. Не знаю, заметил ли ты, но на ногах у нее всегда пятна травяного сока, даже когда травы вовсе нет. По каким-то причинам, которых я постичь не в состоянии, ей нужны эти пятна. — Стирик вздохнул. — Афраэли было около шести, когда Сефрении и в самом деле пришлось заменить ей мать. Мы трое гуляли в лесу, когда толпа пьяных эленийских крестьян напала на селение и перебила всех его жителей.
   У Спархока перехватило дыхание.
   — Это кое-что объясняет, — пробормотал он, — хотя и приводит к другим необъяснимым вещам. Что подвигло Сефрению после такой трагедии взяться за тяжкий труд обучения многих поколений пандионских рыцарей?
   Заласта пожал плечами.
   — Вероятно, так приказала ей Афраэль. Не заблуждайся на ее счет, принц Спархок. Афраэль может притворяться ребенком, но на самом деле она отнюдь не дитя. Она послушна, когда ей это выгодно, но не забывай, что окончательные решения принимает всегда именно она, и неизменно получает то, чего хочет.
   — Что было после того, как уничтожили ваше селение? — спросил Спархок.
   — Какое-то время мы бродили в лесу, а потом нас приняло другое стирикское селение. Как только я удостоверился в том, что девочкам больше ничто не угрожает, я отправился продолжать свои занятия. Я не виделся с ними много лет, и когда мы встретились снова, Сефрения уже стала той прекрасной женщиной, какой ты знаешь ее сейчас. Афраэль тем не менее оставалась ребенком, ни на день не став старше со времен нашего детства. — Заласта вновь вздохнул. — Время, которое мы провели вместе детьми, было счастливейшим в моей жизни. Воспоминания о нем посейчас укрепляют и ободряют меня в трудную минуту.
   Он поглядел на небо, где уже загорались первые звезды.
   — Прости, принц Спархок, но я покину тебя. Сегодня вечером мне хочется остаться наедине с моими воспоминаниями.
   — Конечно, Заласта, — ответил Спархок, дружески положив руку на плечо стирика.
   — Мы обожаем его, — сказала Даная.
   — Почему же тогда ты скрывать от него, кто ты такая?
   — Не знаю, отец. Может быть, потому, что у девушек должны быть свои секреты.
   — Знаешь, это довольно бессмысленно.
   — Да, но я и не обязана поступать осмысленно. В том-то и состоит приятная сторона всеобщего обожания.
   — Заласта считает, что нам необходим Беллиом. — Спархок решил перейти прямо к делу.
   — Нет, — очень твердо сказала Афраэль. — Я затратила слишком много времени и сил, укрывая его в безопасном месте, чтобы сейчас извлекать его на свет, едва переменится погода. Заласта всегда стремится в подобных случаях применить больше силы, чем требуется на самом деле. Если все, с чем нам предстоит иметь дело, — Тролли-Боги, мы управимся и без Беллиома. — Спархок открыл было рот, собираясь возразить, но она подняла руку. — Это мне решать, Спархок.
   — Я могу отшлепать тебя и заставить передумать, — пригрозил он.
   — Не можешь, если только я сама тебе это не позволю. — Афраэль помолчала и вздохнула. — Тролли-Боги все равно не будут долго нам докучать.
   — Вот как?
   — Тролли обречены, — пояснила она печально, — а когда их не станет, лишатся силы и Тролли-Боги.
   — Отчего же тролли обречены?
   — Потому что они не могут измениться, Спархок. Нравится нам это или нет, но таков уж этот мир. Те, кто существует в нем, должны меняться — или сгинуть. Так произошло с древними людьми. Им на смену пришли тролли, потому что те не могли измениться, а теперь наступает очередь троллей. Природа их такова, что для жизни им нужно много свободного пространства: на одного тролля около двадцати лиг в поперечнике. И этот кусок земли он ни за что не станет делить с другим троллем. Для них на земле осталось слишком мало места. Мир населен эленийцами, и вы вырубаете леса, чтобы строить жилища и расчищать поля для посевов. Будь люди только стириками, тролли еще сумели бы выжить. Стирики не вырубают лесов. — Она усмехнулась. — Отнюдь не потому, что мы так любим деревья, — просто ваши топоры лучше наших. С той минуты, как вы, эленийцы, открыли секрет изготовления стали, тролли — и Тролли-Боги — обречены.
   — Это прибавляет веса предположению, что Тролли-Боги могли заключить союз с нашим врагом, — заметила Сефрения. — Если они понимают, что происходит, они, вероятно, приходят в отчаяние. Само их существование зависит от того, выживут ли тролли.
   — Это объясняет кое-какие мучившие меня неясности, — пробормотал Спархок.
   — И какие же? — спросила Сефрения.
   — Если наряду с Троллями-Богами против нас действует кто-то еще, в том-то и причина различий, которые я все время ощущаю. Меня не оставляет чувство, что сейчас все происходит не совсем так, как в прошлый раз. Скажем так: слишком много бросается в глаза несоответствий. Главное несоответствие в том, что все эти сложнейшие интриги с древними героями наподобие Дрегната и Айячина чересчур тонки для Троллей-Богов. — Он скорчил унылую гримасу. — Однако тут же возникает другой вопрос. Как удалось нашему неведомому противнику убедить Троллей-Богов помогать ему, если он даже не может им растолковать, что делает и почему?
   — Если я предложу тебе простейшее решение, это не заденет твою честь? — осведомилась Даная.
   — Не думаю.
   — Тролли-Боги знают, что они не очень умны, и тот, кого ты зовешь «нашим приятелем», крепко держит их в своих руках. Если они не станут помогать ему, он всегда может загнать их обратно в Беллиом, чтобы они провели еще пару миллионов лет в шкатулке на дне океана. Возможно, он просто говорит Троллям-Богам, что они должны сделать, даже не трудясь объяснять зачем и почему. Все остальное время он позволяет им бродить на свободе и развлекаться на свой манер. Шум, который они устраивают, превосходно скрывает его собственные делишки.
   Спархок ошеломленно уставился на нее и в конце концов рассмеялся.
   — Я люблю тебя, Афраэль! — воскликнул он и, подхватив ее на руки, крепко расцеловал.
   — Он такой милый мальчик, — просияв, сообщила сестре маленькая богиня.
   Двумя днями позже погода резко переменилась. В нескольких сотнях лиг на востоке, над Тамульским морем, заклубились тяжелые тучи, и небо вдруг помрачнело, нависло низко и грозно. Не прибавил хорошего настроения и «сбой связи», из тех, что так часто случаются в правительственных затеях. Они доехали до границ владений очередного клана, отмеченных просекой в несколько сотен ярдов шириной, и там обнаружили, что никакой эскорт их не поджидает. Атаны соседнего клана, которые сопровождали их сюда, не могли пересекать этой границы и с неподдельным беспокойством все время оглядывались на спасительную полосу леса.
   — Между этими кланами вражда, Спархок-рыцарь, — мрачно пояснил Энгесса, — и входить дальше чем на пятьсот шагов на пограничную полосу между ними — весьма серьезное нарушение обычая.
   — Тогда вели им отправляться домой, атан Энгесса, — сказал Спархок. — Нас тут вполне достаточно, чтобы защитить мою королеву, а я не хочу стать зачинщиком клановой войны только из-за того, что пытался сохранить приличия. Скоро появятся атаны из другого клана, так что опасность нам не угрожает.
   Энгесса выслушал его с некоторым сомнением, однако поговорил с предводителем сопровождавших отряд атанов, и вскоре те с явным облегчением растворились в лесу.
   — Что теперь? — спросил Келтэн.
   — Как насчет завтрака? — отозвался Спархок.
   — Я уж думал, тебе это никогда в голову не придет.
   — Пусть рыцари и пелои соберутся вокруг кареты и разводят костры. Я сообщу Элане. — Спархок направил коня к карете.
   — Где эскорт? — резко спросила Миртаи. С тех пор как атана стала взрослой, властности и привычки командовать у нее только прибавилось.
   — Боюсь, что они опаздывают, — ответил Спархок. — Я решил, что мы можем позавтракать, пока будем их дожидаться.
   — Замечательная мысль, Спархок! — просиял Эмбан.
   — Мы так и думали, ваша светлость, что вам она понравится. Атаны будут здесь к тому времени, когда мы покончим с завтраком.
   Однако завтрак был съеден, а эскорт так и не появился. Спархок расхаживал туда и назад, все больше разъяряясь от бесплодного ожидания.
   — Довольно! — рявкнул он наконец. — Собирайтесь, мы едем дальше!
   — Мы ведь должны ждать, Спархок, — напомнила ему Элана.
   — Только не на открытой местности. И кроме того, я не намерен рассиживаться здесь два дня в ожидании, покуда некий клановый вождь переварит доставленное ему послание.
   — Думаю, друзья мои, нам лучше поступить, как он говорит, — обратилась Элана к своим спутникам. — Я хорошо знаю эти признаки — мой любимый становится вспыльчив.
   — Вспыльчивеет, — поправил Телэн.
   — Что ты сказал? — переспросила Элана.
   — Вспыльчивеет, — повторил Телэн. — Спархок всегда вспыльчив. Просто сейчас он становится вспыльчивее обычного, значит — Вспыльчивеет. Надо очень хорошо его знать, чтобы уловить разницу.
   — Ты действительно вспыльчивеешь, любовь моя? — поддразнила Элана мужа.
   — По-моему, Элана, такого слова вообще нет. Давайте трогаться в путь. Дорога хорошо размечена, так что мы вряд ли заблудимся.
   За пограничной просекой росли темные кедры, чьи раскидистые ветви опускались до самой земли, так что дальше чем на несколько ярдов разглядеть что-то в лесу было невозможно. Тучи, наплывавшие с запада, сгустились, и в лесу стало темно, как в сумерки. Воздух был душен и неподвижен, и чем дальше отряд углублялся в лес, тем громче и назойливей становилось нытье москитов.
   — Обожаю таскать доспехи в краю москитов, — с неподдельной веселостью заметил Келтэн. — Я так и вижу, как орды этих маленьких кровососов расселись вокруг и крошечными молоточками пытаются выправить погнутые жала.
   — На самом деле они и не пытаются пробить жалом твои доспехи, сэр Келтэн, — отозвался Заласта. — Их привлекает твой запах, а я вовсе не думаю, что хоть одно живое существо в мире находит привлекательным аромат эленийских доспехов.
   — Ты лишаешь меня всего удовольствия, Заласта.
   — Извини, сэр Келтэн.
   С востока докатился глухой отдаленный рокот.
   — Замечательный венец совершенно испорченного дня, — заметил Стрейджен, — славненькая буря с ворохом молний, воющим ветром и проливным дождем.
   И тогда, словно вторя далекому рокоту, где-то в невидимом лесном распадке раскатился хриплый и яростный рык. Тотчас же с другой стороны отозвалось точно такое же рычание.
   Сэр Улаф разразился потоком ругательств.
   — В чем дело? — спросил Спархок.
   — Разве ты не узнал? — спросил талесиец. — Ты уже слышал это однажды — на озере Вэнн.
   — Что это за рев? — встревоженно спросил Халэд.
   — Сигнал для нас возводить укрепления! В лесу тролли!


ГЛАВА 22


   — Это, конечно, не совершенство, друг Спархок, — с сомнением говорил Кринг, — но вряд ли у нас есть время искать что-то получше.
   — Он прав, Спархок, — согласился Улаф. — Время для нас сейчас — самое главное.
   Пелои прочесали окрестный лес в поисках подходящей оборонительной позиции. Учитывая то, как тревожно они чувствовали себя в лесу, всадники Кринга проявили в этих поисках немалое мужество.
   — Можешь ты описать это место подробнее? — спросил Спархок у бритоголового доми.
   — В этом ущелье только один выход, друг Спархок, — отвечал Кринг, нервно ощупывая рукоять своей сабли. — Посередине ущелья тянется сухое русло реки. Судя по всему, заполняется оно только весной. В дальнем конце ущелья я разглядел карнизы водопадов. Под карнизами — пещера, где можно спрятать женщин и где удобно отбиваться, если дела пойдут совсем плохо.
   — А я думал, дела и так из рук вон плохи, — заметил Тиниен.
   — Какой ширины вход в ущелье? — напряженно спросил Спархок.
   — Сам вход примерно две сотни шагов в ширину, — сказал Кринг, — но если пройти немного дальше, он сужается почти до двадцати шагов, а потом расширяется снова — в некое подобие каменного бассейна там, где высохшие водопады.
   — Недостаток ущелья в том, что там мы окажемся взаперти, — заметил Келтэн. — Не успеем оглянуться, как тролли выберутся на склоны ущелья и примутся швырять камни нам на головы.
   — Разве у нас есть выбор? — спросил у него Тиниен.
   — Нет, конечно, но об этом, по-моему, стоило упомянуть.
   — Другого подходящего места нет? — спросил Спархок у доми.
   — Несколько прогалин, — пожал плечами Кринг. — И пара холмиков, на которые можно смело махнуть рукой.
   — Значит, остается только ущелье, — мрачно заключил Спархок. — Надо поспешить туда и как следует укрепить проход в самом узком месте.
   Рыцари сгрудились вокруг кареты и двинулись напролом через лес. Карета подпрыгивала на корнях и кочках, а кое-где пришлось оттаскивать с дороги поваленные деревья. Ярдов через пятьсот, однако, деревья поредели, и местность стала полого подниматься вверх.
   Спархок верхом на Фарэне подъехал к карете.
   — Элана, — сказал он, — там, впереди, есть пещера. Люди Кринга не успели как следует осмотреть ее, и нам неизвестно, насколько она глубока.
   — Какое это имеет значение? — спросила Элана. Лицо ее было бледнее обычного. Отдаленный рев троллей в лесу явно выбил ее из колеи.
   — Это может быть очень важно, — ответил Спархок. — Когда окажетесь в пещере, пусть Телэн исследует ее. Если она достаточно глубока или там есть другие выходы на поверхность, у вас будет где укрыться на всякий случай. С вами пойдет Сефрения, а она сможет, если понадобится, завалить вход в пещеру или замаскировать боковой ход, чтобы тролли не сумели вас отыскать, если все же они прорвутся через наши ряды.
   — Почему бы нам всем тогда не укрыться в пещере? Вы с Сефренией каким-нибудь заклинанием закрыли бы вход, и мы могли бы отсидеться там, покуда троллям не надоест нас разыскивать.
   — Кринг говорит, что пещера, похоже, невелика. Он послал людей поискать еще одну, но пока что в нашем распоряжении есть только эта. Если подвернется что-то получше, мы изменим наши планы, но сейчас нам остается только одно. Ты со всеми женщинами, патриархом Эмбаном и послом Оскайном укроешься в пещере. С вами пойдет Телэн, а Берит и еще восемь-десять рыцарей будут прикрывать вход в пещеру. И, пожалуйста, Элана, не спорь со мной. Сейчас приказываю я. В Чиреллосе ты согласилась подчиняться мне в таких случаях.
   — Он прав, ваше величество, — подтвердил Эмбан. — Мы сейчас нуждаемся в полководце, а не в королеве.
   — Может, я вам в тягость, господа? — саркастически осведомилась она.
   — Ни в коей мере, моя королева, — льстиво заверил Стрейджен. — Ваше присутствие вдохновит нас на небывалые подвиги. Мы ослепим вас своей доблестью и отвагой.
   — Я была бы счастлива притвориться ослепленной, если бы всего этого можно было избежать, — с тревогой в голосе проговорила она.
   — Боюсь, что для этого тебе пришлось бы вначале уговорить троллей, — сказал Спархок, — а тролли с большим трудом поддаются уговорам — особенно голодные.
   Хотя положение было нелегкое, Спархок меньше, чем обычно, тревожился за безопасность жены. Сефрения будет рядом и защитит ее, а если дела и впрямь пойдут совсем худо, Афраэль тоже позаботится о ней. Спархок знал — его дочь не допустит, чтобы с матерью что-то случилось, даже если для этого ей придется обнаружить свою истинную сущность.
   Бесспорно, у ущелья как оборонительной позиции были свои недостатки, и самый очевидный — тот, на который так бесцеремонно указал Келтэн. Если тролли поверху проберутся на склоны ущелья и окажутся над их головами, вся их оборона очень скоро пойдет прахом. Келтэн не уставал повторять это, и в его репликах отчетливо проступало: «Я же говорил!»
   — По-моему, Келтэн, ты переоцениваешь смышленость троллей, — наконец возразил ему Улаф. — Они ринутся прямо на нас, потому что мы для них — еда, а не враги. Добрый ужин для них куда важнее, чем победа в бою.
   — Ты, Улаф, нынче так и сыплешь веселыми мыслями, — сухо заметил Тиниен. — Как по-твоему, сколько там, в лесу, троллей?
   — Трудно сказать, — пожал плечами Улаф. — Пока что я слышал десять разных голосов — скорее всего, это вожаки семей. Стало быть, всего там троллей сотня или около того.
   — Могло быть и хуже, — сказал Келтэн.
   — Ненамного, — возразил Улаф. — Сотня троллей способна причинить серьезное беспокойство всей армии Воргуна.
   Бевьер, знаток укреплений и оборонительных сооружений, обследовал ущелье.
   — В сухом русле полно камней для бруствера, — сообщил он, — и молодой лесок, который пригодится для кольев. Как ты думаешь, Улаф, долго еще нам ждать атаки?
   Улаф поскреб подбородок.
   — То, что мы остановились, дает нам передышку, — сказал он. — Будь мы на ходу, они уже давно напали бы, но сейчас им, скорее всего, понадобится время, чтобы собрать свои силы. Однако, Бевьер, тебе, пожалуй, придется пересмотреть свои тактические приемы. Тролли не собираются осыпать нас стрелами, так что бруствер нам вряд ли понадобится. Скорее он будет помехой нам, чем троллям. Наше преимущество заключается в наших конях — и копьях. Нам обязательно нужно любой ценой удерживать троллей на расстоянии. Пожалуй, острые колья неплохо подойдут для этой цели. Тролль всегда выбирает кратчайший путь к добыче — в данном случае, к нам. Если мы завалим камнями вход в ущелье в самом узком месте — так, чтобы остался только очень узкий проход, — тролли смогут продираться через него только по одному-два, а это будет нам существенным подспорьем. Нам ведь совершенно ни к чему, чтобы они навалились на нас все разом. Эх, хотел бы я, чтобы у нас была хотя бы дюжина Кьюриковых арбалетов!
   — Один у меня есть, сэр Улаф, — сообщил Халэд.
   — А у многих рыцарей есть луки, — сообщил Бевьер.
   — Значит, мы замедлим их продвижение с помощью кольев — чтобы легче было забросать их стрелами? — предположил Тиниен.
   — Это наилучший план, — подтвердил Улаф. — Если есть хоть малейшая возможность избежать рукопашной схватки с троллями — лучше ею воспользоваться.
   — В таком случае, — сказал Спархок, — принимаемся за дело.
   Весь следующий час в ущелье жарко кипела работа. Узкий проход сузили еще больше, завалив булыжниками из речного русла, а перед этой баррикадой торчал целый лес заостренных кольев. Колья расставляли отнюдь не в беспорядке. Вдоль склонов ущелья они торчали так густо, что продраться сквозь них было совершенно невозможно, зато проход, который вел внутрь ущелья, в каменный бассейн и к высохшим водопадам, был утыкан лишь редкими кольями — чтобы заманить тварей именно на эту дорогу. Пелои Кринга отыскали густые заросли куманики, повыдергивали с корнем колючий кустарник и набросали его на густо утыканной кольями земле, чтобы еще больше замедлить продвижение троллей.
   — А что там делает Халэд? — спросил Келтэн, который, пыхтя и отдуваясь, волок огромный камень.
   — Что-то строит, — ответил Спархок.
   — Самое подходящее время разбивать лагерь!
   — Халэд — здравомыслящий молодой человек. Я уверен, что он не станет тратить время на чепуху.
   Через час они оглядели плоды своего труда. Проход сузился футов до восьми, не больше, а земля по сторонам от него была щедро утыкана кольями высотой по грудь взрослому человеку, укрепленными таким образом, что они неуклонно выведут троллей на единственно верную дорогу. Тиниен, однако, прибавил к этому пейзажу еще одно украшение. По его приказу несколько альсионцев загоняли в землю посреди дороги колышки, а затем обстругивали их концы.
   — Тролли ведь не носят обуви? — спросил Тиниен у Улафа.
   — Чтобы сделать троллю башмаки, нужна половина коровьей шкуры, — пожал плечами Улаф, — а тролли обычно съедают корову вместе со шкурой, так что кожи у них вечно нехватка.
   — Превосходно. Мы хотим задержать их в центре ущелья, но никак не намерены облегчать им продвижение. Босиком тролли вряд ли смогут бежать по этим колышкам — во всяком случае, после первых нескольких ярдов.
   — Мне это нравится, Тиниен, — ухмыльнулся Улаф.
   — Не могли бы вы, господа, отойти в сторонку? — окликнул их Халэд. Он обтесал пару гибких молодых деревьев, получив столбы чуть выше человеческого роста, и поперек их прикрепил третье деревце. Затем он привязал веревку к концам поперечины и туго натянул ее, получив подобие огромного лука. Оттянутая до предела тетива была привязана к еще одному столбу, и на ней лежал десятифутовый дротик.
   Спархок и его друзья отступили к краям узкого прохода, и Халэд полоснул кинжалом по веревке, оттягивавшей «лук». Дротик с пронзительным свистом сорвался с тетивы и глубоко воткнулся в ствол дерева в добрых ста ярдах дальше по ущелью.
   — Мне все больше нравится этот мальчишка, — ухмыльнулся Келтэн. — Он почти так же хорошо мастерит всякие штуки, как его отец.
   — Да, — согласился Спархок, — семейство многообещающее. Теперь надо расставить лучников так, чтобы они свободно простреливали этот проход.