Эддингс Дэвид. Огненные купола

   — Полагаю, со мной ему придется нелегко, — заметил Стрейджен, — у меня вовсе нет характера, о котором стоило бы сказать хоть слово.
   — Вы обманываете самого себя, милорд. Вы отнюдь не так беспринципны, каким хотите казаться в наших глазах.
   Рослый мажордом в роскошной алой ливрее ввел их во дворец и повел по широкому, ярко освещенному коридору. Посол Оскайн шел за мажордомом, по пути вполголоса сообщая ему сведения об эленийских гостях.
   Огромные двери в конце коридора распахнулись настежь, и мажордом ввел королеву и ее спутников в огромный и пышный тронный зал, битком набитый взволнованными придворными. Мажордом громыхнул по полу жезлом, который был символом его должности.
   — Милорды и дамы, — прогремел он, — я имею честь представить ее божественное величество королеву Элану, правительницу королевства Эления!
   — Божественное? — прошептал Келтэн Спархоку.
   — Это становится более очевидным, когда узнаешь ее поближе.
   Глашатай в алой ливрее продолжал представлять гостей, тщательно подчеркивая их титулы. Оскайн явно проделал кропотливую работу, и теперь глашатай сдувал пыль с редко используемых ими титулов. Вышло на свет полузабытое баронетство Келтэна. Бевьер оказался виконтом, Тиниен — герцогом, Улаф — графом. Самым удивительным, пожалуй, было открытие, что Берит, простой и честный Берит, возит в своем дорожном мешке титул маркиза. Стрейджен был представлен бароном.
   — Титул моего отца, — извиняющимся шепотом пояснил друзьям светловолосый вор. — Поскольку я прикончил и его, и всех моих братьев, формально титул принадлежит мне — военная добыча, знаете ли.
   — Боже милосердный, — пробормотала баронесса Мелидира, и ее голубые глаза загорелись, — я стою посреди целого созвездия выдающихся личностей. — Судя по ее виду, у нее определенно перехватило дух.
   — Лучше бы она этого не делала, — простонал Стрейджен.
   — А в чем дело? — спросил Келтэн.
   — Такое впечатление, что свет в ее глазах — от солнца, которое светит в дыру в затылке. Я же знаю, что она гораздо умнее, чем кажется. Ненавижу бесчестных людей.
   — Ты?!
   — Не придирайся, Келтэн, ладно?
   По мере того как один за другим произносились высокие титулы гостей, в тронном зале Алберена Астелийского все властнее воцарялась благоговейная тишина. Сам король Алберен, незначительного вида человечек, чьи королевские одеяния явно были ему велики, казалось, съеживался с каждым новым титулом. Алберен, судя по всему, был близорук, и это придавало ему пугливый и жалкий вид кролика или иной такой же мелкой и беспомощной зверюшки, на которую прочие звери смотрят единственно как на подходящий завтрак. Великолепие тронного зала только делало его еще меньше и незначительней — все эти алые ковры, гобелены и драпировки, массивные позолоченные и хрустальные люстры, мраморные колонны создавали героический фон, которому он никак не мог соответствовать.
   Королева Спархока, прекрасная и царственная, приблизилась к трону, опираясь на руку посла Фонтена, а за ней следовала закованная в сталь свита. Король Алберен явно не знал, как ему следует себя вести. Как правящий монарх Астела он должен был согласно обычаю остаться сидеть на троне, но то, что весь его двор преклонял колени перед проходившей мимо Эланой, подействовало и на короля, и он не только встал, но и спустился со ступеней трона, чтобы приветствовать ее.
   — Ныне жизнь наша достигла своего венца, — провозгласила Элана в своей самой официальной и ораторской манере, — ибо мы, как было, вне всяких сомнений, задумано Господом нашим с начала времен, явились наконец перед нашим дорогим братом из Астела, коего мечтали увидеть с нежных девических лет.
   — Она что, говорит за нас всех? — прошептал Телэн Бериту. — У меня-то никак не могло быть нежных девических лет.
   — Она использует множественное число по обычаю всех королей, — пояснил Берит. — Королева — более, чем одна персона, она говорит от имени всего королевства.
   — Нам оказана честь, коей мы не в силах выразить словами, ваше величество, — промямлил Алберен.
   Элана быстро определила ограниченность своего царственного собеседника и гладко сменила стиль речи на менее официальный. Оставив церемонии, она обрушила на бедолагу всю силу своего обаяния, и через пять минут они болтали так, будто знали друг друга всю жизнь. А через десять минут Алберен готов был отдать Элане свою корону, если б только ей пришло в голову об этом попросить.
   После неизбежного обмена официальными любезностями Спархок и прочие спутники Эланы отошли от трона, чтобы присоединиться к дурацкому, но необходимому процессу, именуемому «светские разговоры». Говорили они большей частью о погоде. Погода — самая безопасная политическая тема. Эмбан и архимандрит Монсел, глава астелийской церкви, обменялись теологическими банальностями, предусмотрительно не касаясь тех различий в церковной доктрине, которые разделяли их церкви. Монсел был в узорчатой митре и богато расшитом облачении. Его пышная черная борода спускалась до пояса.
   Спархок давно уже обнаружил, что в подобном положении лучшая защита для него — грозный вид, а потому привычно стращал своим хмурым взглядом толпы придворных, которые в противном случае замучили бы его пустячной и банальной трескотней.
   — Вам нехорошо, принц Спархок? — услышал он голос посла Фонтена. — Судя по выражению вашего лица, у вас несварение желудка.
   — Это тактический прием, ваше превосходительство, — пояснил Спархок. — Когда военный человек не хочет, чтобы ему досаждали, он роет рвы и ограждает фланги и тыл рядами заостренных кольев. Грозный вид служит той же цели в светском обществе.
   — Да, мой мальчик, вид у тебя достаточно угрожающий. Давай-ка пройдемся по укреплениям и насладимся пейзажем, свежим воздухом, а заодно и одиночеством. Мне нужно кое о чем тебе рассказать, а это, быть может, единственный случай оказаться с тобой наедине. При дворе короля Алберена полно дураков, которые готовы жизнь отдать ради того, чтобы иметь возможность в разговоре как бы случайно упомянуть о личном знакомстве с тобой. Ты, знаешь ли, личность весьма популярная.
   — Эта популярность слишком преувеличена, ваше превосходительство.
   — Это ты слишком скромен, мой мальчик. Пойдем?
   Они незаметно выскользнули из тронного зала и, поднявшись на несколько лестничных пролетов, вышли на продуваемые ветром укрепления.
   Фонтен смотрел с высоты на город, раскинувшийся у подножия дворца.
   — Странный город, не так ли?
   — Эленийские города все выглядят странно, ваше превосходительство, — отозвался Спархок. — За последние пять тысячелетий эленийские архитекторы так и не отыскали ни одной свежей идеи.
   — Материон откроет тебе глаза, Спархок. Ну ладно, приступим. Астел на пороге катастрофы. Как и весь мир, впрочем, но Астел ухитрился довести это состояние до крайности. Я делаю все, что в моих силах, чтобы укрепить положение, но Алберен настолько жалок, что почти всякий может вертеть им, как пожелает. Он буквально подписывает все, что ему подсунут под нос. Ты, конечно же, слыхал об Айячине? И его глашатае Сабре? — Спархок кивнул. — Все имперские агенты в Астеле из кожи вон лезут, пытаясь узнать, кто такой Сабр, но до сих пор нам не слишком-то везло. Он походя разрушает систему, которую Империя создавала столетиями, а мы даже ничего не знаем о нем.
   — Это романтический подросток, ваше превосходительство, — сказал Спархок. — Неважно, сколько ему лет на самом деле — в душе он глубоко и безнадежно ребячлив. — И он кратко описал случай по дороге в лесу.
   — Это может оказаться полезным, — заметил Фонтен. — Никто из моих людей до сих пор не сумел даже проникнуть хоть на одно из этих знаменитых ночных сборищ, так что мы не знали, с какого сорта человеком имеем дело. Дворянство целиком и полностью под его влиянием. Пару недель назад я едва успел остановить Алберена, когда он уже собирался подписать указ, в котором сбежавший крепостной объявлялся преступником. Такой указ перевернул бы вверх дном все королевство. Побег издавна был последним ответом крепостного на невыносимую жизнь. Если он сумеет бежать и продержаться в бегах год и день — он свободен. Отбери у крепостных эту привилегию — и они неизбежно взбунтуются, а бунт крепостных настолько страшен, что о нем лучше и не вспоминать.
   — Это было не случайно, ваше превосходительство, — сказал Спархок. — Сабр будоражит не только дворян, но и крепостных. Ему нужен бунт крепостных в Астеле. Он использует свое влияние на дворянство, подталкивая их к ошибкам, которые еще больше разъярят крепостных.
   — Да о чем только думает этот человек?! — вспыхнул Фонтен. — Он же потопит Астел в крови! И тут Спархока осенило.
   — Не думаю, ваше превосходительство, что его заботит участь Астела. Сабр всего лишь орудие в руках того, кто поставил перед собой гораздо более крупную цель.
   — Вот как? И какую же?
   — Это лишь предположения, ваше превосходительство, но мне думается, что этот «некто» намерен заполучить весь мир и во имя этой цели легко пожертвует и Астелом, и всеми его обитателями.

ГЛАВА 12

   — Я даже затрудняюсь указать пальцем на что-то определенное, — говорила баронесса Мелидира вечером того же дня, когда королевское семейство удалилось в свои необъятные апартаменты. По настоянию королевы Мелидиру, Миртаи и Алиэн разместили в ее покоях. Элана нуждалась в том, чтобы ее окружали женщины — по целому ряду причин, частью практических, частью политических, а частью и вовсе непонятных. Дамы переоделись, и все, кроме Миртаи, были в неярких домашних платьях. Мелидира расчесывала густые иссиня-черные волосы Миртаи, а кареглазая Алиэн оказывала ту же услугу Элане.
   — Не знаю, как бы это точно описать, — продолжала баронесса. — Какая-то всеобщая грусть. Все они очень много вздыхают.
   — Я и сама это заметила, Спархок, — сказала Элана мужу. — Алберен почти не улыбается, а уж я могу заставить улыбаться кого угодно.
   — Одного вашего присутствия, моя королева, достаточно, чтобы наши лица засияли улыбками, — заверил ее Телэн. Он был пажом королевы, а заодно и членом ее разросшегося семейства. Нынче вечером юный вор был одет особенно элегантно — в бархатный сливовый камзол и того же цвета штаны до колен. Такие штаны как раз входили в моду, и Элана из кожи вон лезла, чтобы уговорить Спархока их носить. Он отказался категорически, и пришлось его жене обрядить в этот нелепый наряд своего пажа.
   — Из тебя хотят сделать рыцаря, Телэн, — колко заметила Мелидира, — а не придворного.
   — Всегда пригодится иметь запасную профессию, баронесса, — пожал плечами мальчик. — Так говорит Стрейджен. — Голос Телэна заметно ломался, перескакивая с сопрано на баритон.
   — Чего еще от него ожидать? — фыркнула баронесса. Мелидира относилась к Стрейджену в высшей степени неодобрительно, хотя Спархок подозревал, что неодобрение это наигранное.
   Телэн и Даная сидели на полу, катая друг другу мячик. Мурр с восторгом принимала участие в этой незамысловатой игре.
   — Кажется, все они тайно убеждены, что через неделю наступит конец света, — продолжала баронесса, неторопливо пропуская сквозь зубья гребешка черные пряди пышных волос Миртаи. — С виду они все так и лучатся здоровьем, а копнешь поглубже — сплошь черная тоска; и пьют они, как рыбы. Мне нечем доказать это, но, по-моему, они свято уверены, что вот-вот испустят дух. — Она с задумчивым видом приподняла ладонью черную гриву Миртаи. — Давай-ка я вплету тебе в волосы золотую цепочку, дорогая.
   — Нет, Мелидира, — твердо сказала Миртаи. — Мне еще не положено носить золото.
   — Миртаи, — рассмеялась Мелидира, — всякой женщине положено носить золото — если, конечно, она сумеет своим обаянием выудить его из мужчины.
   — Только не среди моего народа, — возразила Миртаи. — Золото — для взрослых. Дети не носят золота.
   — Миртаи, тебя вряд ли можно назвать ребенком.
   — Я останусь ребенком, пока не пройду один ритуал. Серебро, Мелидира, — или сталь.
   — Из стали нельзя сделать украшения.
   — Еще как можно, если начистить ее до блеска. Мелидира обреченно вздохнула.
   — Телэн, — сказала она, — подай мне серебряные цепочки. — На сегодняшний вечер обязанностью Телэна было подавать всякие мелочи. Ему не слишком нравилась эта роль, но исполнял он ее исправно — главным образом потому, что Миртаи была намного крупнее его.
   В дверь вежливо постучали, и Телэн обернулся, чтобы ответить на стук.
   Вошел посол Оскайн и поклонился Элане.
   — Я говорил с Фонтеном, ваше величество, — сказал он. — Он посылает гонца в гарнизон Канаи за двумя атанскими легионами. Они будут сопровождать нас в Материон. Уверен, что с ними мы все почувствуем себя в полной безопасности.
   — Что такое легион, ваше превосходительство? — спросил Телэн, направляясь к шкафику с драгоценностями.
   — Тысяча воинов, — ответил Оскайн, улыбнувшись Элане. — Имея в своем распоряжении две тысячи атанов, ваше величество могли бы завоевать Эдом. Не желаете ли получить владения в Дарезии? Хлопот будет не так уж и много. Мы, тамульцы, будем управлять ими от вашего имени — за обычную плату, конечно — и в конце каждого года посылать вам блестящие отчеты. Само собой, там будет сплошная ложь, но посылать мы их будем исправно.
   — Вместе с прибылями? — спросила Элана с непритворным интересом.
   — О нет, ваше величество, — рассмеялся он. — Не знаю уж почему, но во всей империи ни одно королевство не приносит прибыли — кроме, разве что, самого Тамула.
   — Зачем же мне королевство, которое не приносит прибыли?
   — Для престижа, ваше величество, тщеславия ради. У вас будет еще один титул и еще одна корона.
   — Мне вовсе ни к чему вторая корона, ваше превосходительство. У меня только одна голова. Почему бы нам не оставить королю Эдома его бесприбыльное королевство?
   — Мудрое решение, ваше величество, — согласился Оскайн. — Эдом довольно скучное местечко. Там растят пшеницу, а фермеры — тяжеловесный и занудный народ, их интересует исключительно погода.
   — Когда мы можем ожидать прибытия этих легионов? — спросил Спархок.
   — Примерно через неделю. Они отправятся пешими, так что будут продвигаться гораздо быстрее, чем всадники.
   — А разве не наоборот? — спросила Мелидира. — Я всегда считала, что всадники передвигаются намного быстрее пеших.
   Миртаи рассмеялась.
   — Я сказала что-то смешное? — осведомилась Мелидира.
   — Когда мне было четырнадцать, — сказала великанша, — один человек в Даконии оскорбил меня. Он был пьян. Протрезвев наутро, он сообразил, что натворил, и бежал верхом. Это было на рассвете. Я нагнала его около полудня: конь пал от измождения. Мне всегда было немного жаль это бедное животное. Обученный воин может бежать целый день. Конь — не может. Коню нужно останавливаться, чтобы поесть, потому он привык пробегать лишь по нескольку часов за раз. Мы едим на бегу, а потому продолжаем двигаться вперед.
   — А что стало с тем парнем, который оскорбил тебя? — спросил Телэн.
   — Ты действительно хочешь это знать?
   — Э-э… нет, не так чтобы очень, — быстро ответил мальчик. — Спасибо, Миртаи, уже не нужно.
   Итак, в их распоряжении оказалась неделя. Баронесса Мелидира посвятила свободное время разбиванию сердец. Молодые придворные короля Алберена вились вокруг нее стайками. Она отчаянно флиртовала, давая множество самых разных обещаний — и ни одного из них не выполняя — и время от времени позволяя настойчивому поклоннику поцеловать себя в темном уголке. Она развлекалась от души и собирала немало ценных сведений. Молодой человек, ухаживающий за хорошенькой девушкой, частенько делится с ней секретами, которые в ином случае оставил бы при себе.
   К изумлению Спархока и его собратьев-рыцарей, сэр Берит производил на придворных дам такое же сокрушительное впечатление, как баронесса — на молодых людей.
   — Это совершенно нечестно, — сетовал Келтэн как-то вечером. — Он ведь даже ничего не делает. Не говорит с ними, не улыбается им, ничего такого. Не знаю, в чем тут дело, но всякий раз, когда он проходит по залу, все девицы просто тают.
   — Берит очень красив, Келтэн, — заметила Элана.
   — Берит? Он еще даже бреется не каждый день.
   — Какое это имеет значение? Он высок, он рыцарь, у него широкие плечи и безупречные манеры. К тому же у него самые синие глаза, какие я когда-либо видела, и длиннейшие ресницы.
   — Но он же еще мальчик!
   — Уже нет. Ты в последнее время к нему не присматривался. Кроме того, юные дамы, которые вздыхают о нем и по ночам орошают слезами свои подушки, сами едва вышли из нежного возраста.
   — Больше всего меня раздражает, что он сам даже не осознает, как действует на этих бедняжек, — вставил Тиниен. — Они разве что не раздирают на себе одежды, чтобы привлечь его внимание, а он и понятия не имеет, что творится.
   — В этом часть его обаяния, сэр рыцарь, — улыбнулась Элана. — Если бы не эта его невинность, он и вполовину не был бы так притягателен для дам. У присутствующего здесь сэра Бевьера есть то же качество. Разница в том, что Бевьер знает, что он невероятно красив, и предпочитает не пользоваться этим из-за своих религиозных убеждений. Берит же еще не осознает своей красоты.
   — Может быть, кому-то из нас стоит отвести его в сторонку и растолковать, что к чему? — предложил Улаф.
   — И не думай, — ответила ему Миртаи. — Он хорош таким, каков есть. Оставь его в покое.
   — Миртаи права, — согласилась Элана. — Не вздумайте мне портить Берита, господа. Мы хотим подольше сохранить его невинность. — Лукавая улыбка тронула ее губы. — Вот сэр Бевьер — иное дело. Пора нам подыскать ему жену. Он мог бы стать превосходным мужем для какой-нибудь достойной девушки.
   Бевьер слабо усмехнулся:
   — Я уже женат, ваше величество, — на церкви.
   — Помолвлен, Бевьер, но отнюдь не женат. Не спеши примеривать монашескую рясу, сэр рыцарь. Я еще не отступилась от своих замыслов относительно тебя.
   — Не лучше ли будет приняться за дело поближе к дому, ваше величество? — предложил он. — Если вам гак необходимо кого-то женить, у вас есть наготове сэр Келтэн.
   — Келтэн? — недоверчиво переспросила она. — Что за глупости, Бевьер? Такого я не пожелала бы ни одной женщине.
   — Ваше величество! — запротестовал Келтэн.
   — Я тебя обожаю, Келтэн, — улыбнулась Элана светловолосому пандионцу, — но ты просто не создан для роли мужа. Я бы ни за что не решилась устраивать твой брак. По совести говоря, я не могла бы даже приказать какой-то девушке стать твоей женой. Тиниен — это еще возможно, но вас с Улафом Господь обрек оставаться холостяками.
   — И меня? — мягко отозвался Улаф.
   — Да, — ответила она, — и тебя.
   Открылась дверь, и вошли Стрейджен и Телэн. Оба были одеты просто и неприметно, как всегда одевались, устраивая вылазки в город.
   — Удалось? — спросил Спархок.
   — Мы нашли его, — ответил Стрейджен, отдавая свой плащ Алиэн. — Он не из тех людей, которые мне по душе. Он карманник, а из карманников обычно получаются плохие вожаки. Не тот у них характер.
   — Стрейджен! — запротестовал Телэн.
   — Ты не настоящий карманник, мой юный друг, — сказал ему Стрейджен. — Для тебя это лишь временное занятие, пока не подрастешь. Так или иначе, местного воровского вожака зовут Кондрак. Надо отдать ему должное, он быстро смекнул, что устойчивость власти выгодна и нам, и ему. Грабить дома во время мятежа — дело весьма выгодное, но недолгое. Хороший вор куда успешней работает в мирные времена. Само собой, Кондрак в одиночку не может решать за всех. Ему нужно посоветоваться со своими напарниками в других городах Империи.
   — Но на это уйдет год, если не больше, — сухо заметил Спархок.
   — Отнюдь, — покачал головой Стрейджен. — Воры путешествуют куда быстрее, чем честные люди. Кондрак собирается разослать гонцов с известием о нашем предложении. Он представит его в наивыгодном свете, так что, вполне вероятно, воры всех королевств Империи присоединятся к нашему делу.
   — Как же мы узнаем, что они решили? — спросил Тиниен.
   — В каждом крупном городе по пути я буду наносить визиты вежливости, — пожал плечами Стрейджен. — Рано или поздно я получу официальный ответ. Долго ждать не придется. К тому времени, когда мы доберемся до Материона, мы уже наверняка будем знать, каково окончательное решение. — Он испытующе глянул на Элану. — За последние годы ваше величество узнали много о нашем тайном правительстве. Как по-вашему, можем мы сделать эти сведения государственной тайной? Мы, воры, от чистого сердца готовы сотрудничать с вами и даже оказывать кой-какую помощь, но нам не хотелось бы, чтобы другие монархи были чересчур хорошо осведомлены о нашем образе действий. Какой-нибудь ретивый поборник порядка, чего доброго, решит расправиться с тайным правительством, а нам это причинит некоторые неудобства.
   — Во что ты оценишь мое молчание? — поддразнила она.
   Стрейджен посерьезнел.
   — Это ты должна решить сама, Элана, — сказал он, отбрасывая прочь изыски этикета. — Я всегда старался помочь тебе, чем мог, потому что искренне люблю тебя. Однако если ты проболтаешься и другие монархи узнают то, что им знать не положено, я, увы, больше не смогу помогать тебе.
   — Вы покинете меня, милорд Стрейджен?
   — Никогда, моя королева, но мои собратья по ремеслу непременно меня прикончат, а в таком состоянии я вряд ли сумею быть вам полезен, не так ли?
   Архимандрит Монсел был крупным, внушительного сложения мужчиной с пронзительными черными глазами и громадной черной бородой. Это было могучее, напористое, во всех смыслах выдающееся украшение, и архимандрит использовал его в качестве тарана. Борода предшествовала ему на ярд, куда бы он ни шел. Борода встопорщивалась, когда архимандрит бывал раздражен — а это случалось частенько, — и в сырую погоду завивалась крутыми завитками, точно полмили спутанной рыбачьей лески. Когда Монсел говорил, борода раскачивалась в разные стороны, как бы подкрепляя его высказывания. Патриарх Эмбан был совершенно зачарован бородой архимандрита.
   — Это все равно что беседовать с ожившей изгородью, — сказал он Спархоку, когда они шли извилистыми коридорами дворца на личную встречу с архимандритом.
   — Каких тем мне следует избегать в разговоре, ваша светлость? — спросил Спархок. — Я плохо знаком с доктриной астелийской церкви и не хотел бы ввязываться в теологические дебаты.
   — Наши разногласия с Астелом, Спархок, лежат в основном в области церковного управления. Чисто теологические различия наших доктрин невелики. У нас светское духовенство, а их церковь монашеская. Наши священники — просто священники, их — еще и монахи. Разница, уверяю тебя, невелика, но все же она существует. Кроме того, у них намного больше священников и монахов, чем у нас, — примерно десятая часть всего населения.
   — Так много?
   — О да. В каждом дворянском поместье Астела имеется своя церковь и свой священник, и священник «помогает» прихожанам принимать решения.
   — Откуда же они набирают столько желающих стать священниками?
   — Из крепостных. Жизнь церковника имеет свои недостатки, но это лучше, чем быть крепостным.
   — Да уж, церковь куда предпочтительнее.
   — Намного, Спархок, намного. Монсел отнесется к тебе с уважением, поскольку ты принадлежишь к религиозному ордену. Да, кстати, поскольку ты исполняешь обязанности магистра Пандионского ордена, формально ты считаешься патриархом, так что не удивляйся, если он обратится к тебе «ваша светлость».
   Длиннобородый монах ввел их в покои Монсела. Спархок уже заметил, что все астелийское духовенство носило бороды. Небольшая комната была отделана панелями темного дерева. Ковер был темно-коричневого цвета, а тяжелые занавеси на окнах — черного. Повсюду валялись книги, рукописи и свитки пергамента с загнутыми уголками.
   — А, — сказал Монсел, — это ты, Эмбан. Что тебе здесь понадобилось?
   — Сею зло и раздоры, Монсел. Я тут занялся просвещением местных язычников.
   — В самом деле? Где это тебе удалось отыскать язычников? Я думал, что все они обитают в чиреллосской Базилике. Присаживайтесь, господа. Я пошлю за вином, и мы сможем потолковать о теологии.
   — Ты уже знаком со Спархоком? — осведомился Эмбан, когда они уселись в креслах у открытого окна, где легкий ветерок колыхал черные занавеси.
   — Немного, — ответил Монсел. — Как поживаете, ваше высочество?
   — Сносно. А вы, ваша светлость?
   — Как ни странно, лучше, чем обычно. Зачем нам понадобилось разговаривать с глазу на глаз?
   — Все мы духовные лица, ваша светлость, — сказал Эмбан. — Спархок по большей части облачен в стальную рясу, но тем не менее он принадлежит к духовенству. Мы хотели обсудить кое-что, касающееся вас в не меньшей степени, чем нас. Сдается мне, я знаю вас достаточно, чтобы заключить, что вы человек практический и не станете цепляться за то, что мы преклоняем колени перед Господом на свой лад.
   — То есть? — удивился Спархок.
   — Мы опускаемся на правое колено, — пожал плечами Эмбан. — Эти бедные непросвещенные язычники предпочитают левое.
   — Ужасно! — пробормотал Спархок. — Полагаете, ваша светлость, нам надлежит явиться сюда при оружии и силой вынудить их перейти на правое колено?
   — Видишь? — обратился Эмбан к архимандриту. — Именно об этом я тебе и говорил. Ты бы должен пасть на колени, Монсел, и возблагодарить Господа за то, что Он не усадил тебе на шею рыцарей церкви. Я подозреваю, что втайне они поклоняются стирикским богам.