Эддингс Дэвид. Огненные купола

   — Значит, его кто-то придумал? — недоверчиво осведомился Улаф.
   — О нет. Четыре тысячи лет назад и в самом деле существовал некто по имени Дрегнат. Вероятно, какой-нибудь задира, у которого все мозги ушли в бицепсы. Мне сдается, что он был самой заурядной личностью подобного сорта — ни шеи, ни лба, и между ушами ничего, даже отдаленно напоминающего разум. Однако после его смерти какой-то рифмоплет, воюя со слабеющим воображением, ухватился за его историю и разукрасил ее всеми традиционными побрякушками героического эпоса. Названо было сие произведение «Сага о Дрегнате», и Ламорканду жилось бы гораздо лучше, если бы этот рифмоплет никогда не научился читать и писать. — Спархок подумал, что в этой речи проблескивают искорки неподдельного юмора.
   — Одна поэма вряд ли могла бы вызвать такое сотрясение, ваша светлость, — скептически заметил Келтэн.
   — Сэр Келтэн, ты недооцениваешь силу хорошо поведанной истории. Мне придется переводить ее по ходу дела, но судите сами. — Ортзел откинулся на спинку кресла, полуприкрыв глаза. — «Внемлите повести об эпохе героев, — начал он. Его грубый резкий голос смягчился, стал сочнее, едва зазвучали первые слова древней поэмы. — Внемлите, храбрые ламоркандцы, рассказу о деяниях древнего кузнеца, могущественнейшего из воителей времени минувшего.
   Ведомо всем, что Эпоха Героев была эпохою бронзы. Тяжки были секиры и мечи бронзовые героев минувшего, и крепки были жилы воинов, что подымали оружие сие в славных битвах. И не было во всем Ламорканде воина более могучего, нежели Дрегнат-кузнец.
   Высок был Дрегнат и широк в плечах, ибо труд его отлил таковым, как сам он отливал текучий металл. Ковал он мечи бронзовые, и копья, острые, как ножи, и щиты, и секиры, и сверкающие шлемы, и кольчуги, что отражали удары врага, словно дождик весенний.
   И вот воители из всего лесами поросшего Ламорканда охотно отдавали и доброе золото, и светлое серебро без меры за творения бронзовые Дрегната, и могучий кузнец, трудясь в своей кузне, прирастал и богатством, и силой».
   Спархок с трудом отвел взгляд от лица Ортзела и огляделся. Лица его друзей выражали сосредоточенность. Голос патриарха Кадаха то взлетал, то опускался в величественных ритмах поэтической речи.
   — Боже! — выдохнул сэр Бевьер, когда патриарх на миг умолк. — Да ведь это зачаровывает!
   — В чем и была всегда его опасность, — отозвался Ортзел. — Этот ритм отупляет мысли и ускоряет пульс. Мои соплеменники весьма восприимчивы к эмоциональности «Саги о Дрегнате». Некоторые особенно гневные пассажи способны распалить до безумия целую армию ламорков.
   — Ну? — жадно поторопил Телэн. — Что же было дальше?
   Ортзел одарил мальчика мягкой улыбкой.
   — Да неужто столь искушенный юный вор может быть увлечен скучной древней поэмой? — лукаво осведомился он. Спархок едва не расхохотался во весь голос. Видимо, перемены в патриархе Кадаха зашли намного дальше, чем он предполагал.
   — Мне нравятся хорошие истории, — признался Телэн. — Но я никогда не слышал, чтобы историю рассказывали вот так.
   — Это называется «удачный стиль», — пробормотал Стрейджен. — Порой важно не столько содержание истории, сколько то, как ее рассказывают.
   — Так что же? — не отставал Телэн. — Что было дальше?
   — Дрегнат узнал, что великан по имени Крейндл выковал металл, который режет бронзу, как масло, — ответил Ортзел. — Он отправился в логово Крейндла с одним молотом в качестве оружия, хитростью вызнал у великана секрет нового металла и вышиб бедолаге мозги своей кувалдой. Затем он отправился домой и стал ковать новый металл — железо — и делать из него оружие. Скоро каждый воин в Ламорканде — или Ламоркланде, как он тогда назывался, — захотел иметь железный меч, и Дрегнат необычайно обогатился. — Он нахмурился. — Надеюсь, вы будете ко мне снисходительны, — извинился он. — Переводить по ходу рассказа довольно сложно. — Ортзел подумал немного и продолжал: — «И случилось так, что слава о могучем кузнеце Дрегнате разошлась далеко по всему краю. Высок он был, добрых десять пядей, полагаю я, и в плечах широк. Жилы его были крепки, точно сталь из его горна, и приятен был лик. Многие девы благородной крови вздыхали о нем потаенно.
   В те стародавние времена правителем ламорков был престарелый король Гиддаль, чьи седые власы говорили о его мудрости. Не имел он сыновей, лишь дочь, прекрасную, как ясное утро, утеху его старости, а имя ей было Ута. И горько тревожился Гиддаль, ибо ведал, что когда дух его отлетит на лоно Грокки, война и раздоры охватят земли Ламоркские, ибо герои биться начнут за трон его и руку прекрасной Уты, каковая двойная награда выпадет победителю. И решил тогда король Гиддаль разом сохранить и будущее владений своих, и счастье дочери. И велел он разослать гонцов во все пределы обширного своего королевства, и объявить, что судьба Ламоркланда и ясноглазой Уты решена будет в воинском состязании. Сильнейший герой завоюет руками своими и богатство, и власть, и жену». — Ортзел остановился.
   — Что такое пядь? — спросил Телэн.
   — Девять дюймов, — отвечал Берит. — Расстояние между кончиками крайних пальцев растопыренной ладони.
   Телэн быстро произвел мысленный подсчет.
   — Семь с половиной футов? — недоверчиво воскликнул он. — Он был ростом в семь с половиной футов?
   — Полагаю, это слегка преувеличено, — усмехнулся Ортзел.
   — А кто такой Грокка? — спросил Бевьер.
   — Ламоркский бог войны, — пояснил Ортзел. — В конце бронзового века был период, когда ламорки вернулись к язычеству. Само собой разумеется, Дрегнат победил в состязании, и ему даже не пришлось перебить слишком много ламорков. — Ортзел вернулся к переводу. — «И так Дрегнат-кузнец, могущественнейший герой древности, завоевал руку прекрасной Уты и стал наследником короля Гиддаля.
   И когда завершился свадебный пир, пошел наследник Гиддаля прямо к королю.
   «Господин мой король, — молвил он, — поелику я сильнейший воин во всем мире, подобает теперь, дабы весь мир склонился перед волей моей. К сей цели преклоню я все мысли свои, когда Грокка призовет тебя в извечный дом. Завоюю я мир, и подчиню его воле своей, и поведу героев Ламоркланда на Чиреллос. Там повергну я в прах алтари ложного бога слабосильной церкви, что властвует злобой и обессиливает воинов непреклонными своими поучениями. Низвергну я совет ее и поведу героев Ламоркланда далее, дабы привезли они в дома свои возы с богатой добычей со всего мира».
   Возрадовался Гиддаль словам героя, ибо Грокка, Владыка Мечей Ламоркланда, гордится пламенем битв и вдохновляет сынов своих возлюбить звон мечей и вид красной крови, брызжущей на траву. «Иди же, сын мой, и победи, — молвил король. — Накажи пелоев, сокруши камморийцев, уничтожь дэйранцев и не забудь низвергнуть в прах церковь, что оскверняет мужей эленийских мирными своими проповедями и ложным смирением». Когда же речь о замыслах Дрегната достигла Чиреллосской Базилики, обеспокоилась церковь и затрепетала в страхе пред могучим кузнецом, и князья церкви держали совет друг с другом, и порешили жизни лишить достославного героя, дабы замыслы его не лишили церковь власти и богатства ее не утекли бы в Ламоркланд, и сокровища ее не украсили бы высокие стены пиршественной залы победителя. Сговорились они тогда послать воителя, чести не имеющего, ко двору наследника Гиддаля, дабы умерил он высокую гордыню лесистого Ламоркланда.
   Под искусной личиной предатель сей, дэйранец родом — Старкад было его имя — явился в пиршественную залу Дрегната, и приветствовал с почетом наследника Гиддаля, и умолял героя Ламоркланда принять его службу. Сердце же Дрегната не ведало обмана и двоедушия, и потому не мог он различить коварство в других. С радостью принял он кажущуюся дружбу Старкада, и стали те двое с тех пор как братья, что и замышлял Старкад.
   И сколько бы ни трудились с тех пор герои из чертогов Дрегнатовых, всегда был Старкад по правую руку от Дрегната, в бурю и ведро, в битвах и пирах, что за битвами следовали. Речи он вел, наполнявшие сердце Дрегната весельем, и могучий кузнец, друга своего любя, наделял его сокровищами несметными, браслетами из чистого золота и бесценными самоцветами. Старкад же принимал дары Дрегната с притворной благодарностью, а сам, яко червь терпеливый, все глубже и глубже пробирался в сердце героя.
   И вот в час, Гроккой назначенный, ушел мудрый король Гиддаль в Чертоги Героев и воссоединился с Бессмертными Танами, и тогда стал Дрегнат королем ламоркланда. Мудры были его замыслы, и едва возложил он на голову королевский венец, как собрал он героев своих и повел их на север, покорять диких пелоев.
   Многие битвы вел могучий Дрегнат на земле пелойской и великие одержал победы. И там, в землях конного народа, свершилось то, что Церковью Чиреллоса было задумано, ибо Дрегнат и Старкад, отделенные от друзей своих легионами кровожадных пелоев, бок о бок сражались с врагом и щедро оросили траву луговую кровью своих супостатов. И там, в полном цвете геройства своего, и пал могучий Дрегнат. Улучив затишье в бою, когда противники разделились, дабы отдышаться и сил набраться для нового сражения, метнул коварный дэйранец свое проклятое копье, что острее любого кинжала, и поразил господина своего в спину.
   И ощутил Дрегнат смертельный холод, когда вошла в него блестящая сталь Старкадова копья, и повернулся лицом к человеку, коего звал другом и братом. «За что?» — молвил он, и сильнее всякой боли разрывала его сердце мысль о Старкадовом предательстве.
   «Во имя эленийского Бога, — отвечал Старкад, и горячие слезы струились из его глаз, ибо истинно любил он героя, которого поразил рукой своей. — Не думай, что я сразил тебя в сердце, брат мой, ибо сотворено сие не мной, но нашей Святой Матерью Церковью, коя искала твоей погибели. — Сказав это, снова поднял он свое смертоносное копье. — Защищайся же, о Дрегнат, ибо хотя и должен я лишить тебя жизни, не хочу я убивать безоружного».
   Тогда поднял голову благородный Дрегнат. «Сего я не сделаю, — молвил он, — ежели брат мой хочет забрать жизнь мою, пускай берет ее вольно, по моему желанию».
   «Прости меня», — промолвил Старкад, вновь подъемля убийственное копье.
   «Сего же сделать я не могу, — отвечал Дрегнат. — Возьми жизнь мою, но не мое прощение».
   «Быть по сему», — сказал Старкад, и с этими словами глубоко вонзил он копье в могучее сердце Дрегната.
   Миг лишь стоял герой, и вот зрите — как падает под топором могучий дуб, так пала мощь и слава Ламоркланда, и земля и небеса содрогнулись от сего падения».
   В глазах Телэна блестели слезы.
   — И он ушел невредимым? — яростно спросил он. — Неужели друзья Дрегната не отомстили ему? — Лицо мальчика выражало жадное желание слушать дальше.
   — Неужели тебе охота тратить время на скучную историю, которая произошла много тысяч лет назад? — осведомился Ортзел. Он притворялся удивленным, но глаза лукаво блестели. Спархок прикрыл ладонью усмешку. Решительно, Ортзел очень изменился.
   — Не знаю, как Телэну, а мне охота, — сказал Улаф. Между современной культурой Талесии и древней культурой Ламорканда было очевидное сходство.
   — Ну что ж, — протянул Ортзел, — полагаю, мы могли бы совершить взаимовыгодный обмен. Сколько епитимий готовы вы двое даровать нашей Святой Матери в обмен на окончание истории?
   — Ортзел, — с упреком проговорил Долмант. Патриарх Кадаха поднял руку.
   — Это в высшей степени законный обмен, Сарати, — сказал он. — Церковь и прежде не раз прибегала к нему. Когда я был обычным сельским пастырем, я применял тот же метод, чтобы обеспечить регулярное присутствие паствы на службах. Мои прихожане славились своей набожностью — пока у меня не иссяк запас историй. — Он вдруг рассмеялся, и это поразило всех. Присутствующие в большинстве своем были твердо убеждены, что суровый и несгибаемый патриарх Кадаха даже не знает, как это делается. — Я пошутил, — сказал он юному вору и гиганту-талесийцу. — Впрочем, я был бы рад, если бы вы двое серьезно задумались над состоянием своих душ.
   — Рассказывай историю, — твердо велела Миртаи. Она тоже была воином и, судя по всему, оказалась восприимчивой к очарованию древней повести.
   — Ужели я зрю возможность обращения? — осведомился у нее Ортзел.
   — Ты зришь возможность потери здоровья, Ортзел, — без обиняков ответила она. Миртаи в разговорах с кем бы то ни было всегда обходилась без титулов.
   — Ну, хорошо, — Ортзел рассмеялся и снова приступил к переводу. — «Внемлите же, о мужи Ламоркланда, и узнайте, какова была плата Старкада. Пролил он слезы над павшим своим братом, а затем обратил гнев свой на пелоев, и бежали они в страхе перед его силой. Тогда покинул он поле битвы и направился в Святой Город Чиреллос, дабы возвестить князьям церкви, что замысел их удался. И когда собрались они все в Базилике, что была венцом непомерной их гордыни, поведал им Старкад печальную повесть о гибели Дрегната, могущественнейшего героя древности.
   И возрадовались тогда мягкотелые и изнеженные князья церкви гибели героя, полагая, что их власть и гордыня отныне в сохранности, и состязались друг с другом в похвалах Старкаду, и предлагали ему несметные горы золота за то, что он совершил.
   Холодно, однако, было сердце героя, и глядел он на ничтожных людишек, которым служил, вспоминая со слезами на глазах великого мужа, коего погубил по их велению. «Князьки церкви, — молвил он тогда, — неужто мыслите вы, что одно золото может быть мне платой за то, что совершил я по вашей воле?»
   «Но что же еще мы можем предложить тебе?» — вопросили они в великой растерянности.
   «Надобно мне прощение Дрегната», — отвечал Старкад.
   «Сего мы не можем тебе добыть, — отвечали они, — ибо ужасный Дрегнат возлежит ныне в Доме Мертвых, откуда нет возврата. Просим тебя, о герой, скажи нам, чем еще мы можем вознаградить тебя за великую службу, кою ты нам сослужил».
   «Лишь одним», — ответил грозно Старкад.
   «Чем же?» — спросили они.
   «Кровью ваших сердец», — отвечал Старкад. И со словами сими бросился он к тяжкой двери, и затворил ее, и запер на стальные цепи, дабы никто не мог отворить ее. Затем выхватил он Глорити, сверкающий клинок Дрегната Ужасного, что принес с собою в Чиреллос именно для этой цели. И взял тогда герой Старкад плату свою за то, что свершил он на равнинах Пелозии.
   И когда собрал все, что ему надлежало, обезглавлена была вся Церковь Чиреллоса, ибо никто из князей ее не увидел в тот день заката, и, все еще горюя о том, что убил своего друга, с печалью в сердце покинул Старкад Чиреллос и никогда более не вернулся туда.
   Но говорят в лесистом Ламоркланде, что пророки и прорицатели предвещают день, когда Грокка, Бог Войны, освободит дух Дрегната от службы Бессмертным Танам в Чертоге Героев, и вернется он в Ламоркланд, и исполнит великий свой замысел. В те дни кровь прольется рекой, и владыки мира содрогнутся, как содрогалась прежде земля под могучей поступью Дрегната Ужасного, Дрегната Разрушителя, и венец и трон мира падут в его бессмертные руки, как было предначертано с самого начала». — Ортзел смолк, давая понять, что рассказ окончен.
   — И это все?! — возмутился Телэн.
   — Я пропустил кое-какие эпизоды, — сознался Ортзел, — описания битв и тому подобное. Древние ламорки обладали нездоровым воображением в отношении некоторых цифр. Они хотели знать, сколько баррелей крови, фунтов мозгов и ярдов кишок венчали подобные пирушки.
   — Но эта история кончается неправильно, — пожаловался Телэн. — Дрегнат был героем, но после того как Старкад убил его, героем сделался он. Так не должно быть. Плохим людям нельзя позволять так изменяться.
   — Весьма любопытный аргумент, Телэн, — особенно если учесть, что исходит он от тебя.
   — Я не плохой человек, ваша светлость, я всего лишь вор. Это не одно и то же. Ну, во всяком случае, церковники получили то, что заслужили.
   — Тебе придется немало повозиться с этим юношей, Спархок, — заметил Бевьер. — Мы все любили Кьюрика как брата, но уверен ли ты, что в его сыне есть задатки рыцаря церкви?
   — Я работаю над этим, — ответил Спархок. — Итак, это все, что касается Дрегната. Насколько глубока вера в это предание у ламорков, ваша светлость?
   — Куда глубже, чем просто вера, Спархок, — ответил Ортзел. — Это предание у нас в крови. Я сам целиком и полностью предан церкви, но, слушая «Сагу о Дрегнате», я становлюсь язычником — во всяком случае, ненадолго.
   — Что ж, — сказал Тиниен, — теперь мы знаем, с чем имеем дело. В Ламорканде происходит то же, что и в Рендоре, — подымает голову ересь. Однако это не решает нашей проблемы. Как Спархок и все остальные могут отправиться в Дарезию, не оскорбив достоинства императора?
   — Да ведь я уже решила эту проблему, Тиниен, — сказала Элана.
   — Ваше величество?..
   — Это так просто, что мне почти стыдно за вас — как вы не могли первыми догадаться.
   — Просветите нас, ваше величество, — предложил Стрейджен. — Заставьте нас покраснеть от сознания собственной тупости.
   — Пришло время западным королевствам наладить отношения С Тамульской империей, — пояснила она. — В конце концов, мы же соседи. С точки зрения политики было бы неплохо, если бы я нанесла государственный визит в Материон, а вы, господа, будете сопровождать меня. — Она нахмурилась. — Из всех наших проблем эта была самая мелкая. Теперь нам предстоит решить более серьезный вопрос.
   — Какой же, Элана? — спросил Долмант.
   — Сарати, мне совершенно нечего надеть.

ГЛАВА 6

   За годы супружеской жизни с королевой Элении Спархок научился держать себя в руках, и все же когда совет закончился, усмешка на его лице была слегка натянутой. Келтэн вышел из комнаты сразу вслед за ним.
   — Я так понимаю, тебя не слишком радует решение, которое предложила наша королева, — заметил он. Келтэн был другом детства Спархока и читал его мысли на покрытом шрамами лице так же ясно, как книгу.
   — Можно сказать и так, — процедил Спархок.
   — Ты склонен прислушаться к предложению?
   — Я его выслушаю. — Спархок не хотел уточнять, примет ли он его к сведению.
   — Почему бы нам с тобой не спуститься в подземелье Базилики?
   — Зачем?
   — Я подумал, что тебе надо бы дать выход кое-каким чувствам, прежде чем ты пойдешь к жене. Когда ты злишься, Спархок, ты себя не помнишь, а я очень тепло отношусь к Элане. Если ты скажешь ей в лицо, что она дура, ты заденешь ее чувства.
   — Пытаешься острить?
   — Ни в коей мере, друг мой. Я чувствую примерно то же, что и ты, а запас слов у меня весьма богатый. Когда у тебя закончатся ругательства, я подкину тебе парочку таких, что ты еще и не слышал.
   — Идем, — коротко сказал Спархок, резко свернув в боковой коридор.
   Они быстро прошли через неф, по дороге привычно и небрежно преклонив колени перед алтарем, и спустились в усыпальницу, хранившую прах сотен поколений архипрелатов.
   — Только не колоти кулаком по стенам, — заметил Келтэн, когда Спархок принялся расхаживать по усыпальнице, размахивая руками и сыпля ругательствами. — Разобьешь костяшки.
   — Это же полная нелепость, Келтэн! — взорвался Спархок через несколько минут такого времяпрепровождения.
   — Даже хуже, друг мой. В мире всегда найдется место нелепостям. Они даже забавны, но вот эта — опасна. Мы понятия не имеем, с чем нам предстоит столкнуться в Дарезии. Я обожаю твою августейшую супругу, но ее присутствие в Дарезии будет некоторым неудобством.
   — Неудобством?!
   — Я только стараюсь выражаться вежливо. Как насчет «чертовски опасной помехи»?
   — Это уже ближе.
   — Тем не менее тебе ни за что не удастся разубедить ее. Я бы с самого начала счел это безнадежным. Она уже приняла решение, а кроме того, она выше тебя рангом. Пожалуй, самое лучшее для тебя сделать хорошую мину при плохой игре — чтобы не услышать, как тебе велят заткнуться, и отправят в свою комнату.
   Спархок что-то проворчал.
   — Думаю, что нам следует поговорить с Оскайном. Мы будем сопровождать самое драгоценное, что есть в Элении, на Дарезийский континент, где дела обстоят далеко не мирно. Визит твоей жены — личное одолжение императору, так что он обязан заботиться о ее безопасности. Эскорт из пары дюжин атанских легионов, которые будут ждать нас на астеллийской границе, был бы неплохим знаком императорского внимания, как ты полагаешь?
   — Это очень даже неплохая идея, Келтэн.
   — Ну, я же не полный болван, Спархок. Далее, Элана сейчас ждет, что ты будешь рвать, метать и махать руками. Она к этому готова, так что откажись от этого намерения. Все равно ведь она поедет с нами. Этот бой мы уже проиграли, верно?
   — Разве что приковать ее к кровати.
   — Интересная идея.
   — Даже и не думай.
   — Сражаться до конца, когда тебя уже загнали в западню, — тактически неверно. Отдай ей эту победу, и тогда она будет у тебя в долгу. Используй этот долг, чтобы вытянуть у нее слово, когда мы будем в Империи, не предпринимать ничего без твоего прямого согласия. Так она будет у нас почти в такой же безопасности, как дома. Вполне вероятно, она так обрадуется, что ты не кричишь на нее, что даст согласие не подумав. Тогда в Дарезии ты сможешь ограничивать ее свободу — по крайней мере, настолько, чтобы оберегать ее от прямой опасности.
   — Келтэн, — сказал Спархок своему другу, — иногда ты меня просто поражаешь.
   — Знаю, — ответил светловолосый пандионец. — Моя безмозглая физиономия иногда оказывается весьма полезна.
   — Где ты научился управлять королевскими особами?
   — Я и не управляю королевской особой, Спархок. Я управляю женщиной, а уж на этом деле я собаку съел. Женщины прирожденные торговцы. Они просто обожают этакие сделки. Если пойти к женщине и сказать ей: «Я сделаю для тебя это, если ты сделаешь для меня то», она почти наверняка согласится обсудить эту тему. Женщин хлебом не корми — дай что-то обсудить. И если ты не будешь упускать из виду того, чего добиваешься на самом деле, то почти наверняка возьмешь над ней верх. — Он помолчал и добавил: — В переносном смысле, само собой.
   — Что у тебя на уме, Спархок? — с подозрением спросила Миртаи, когда Спархок подошел к комнатам, выделенным Долмантом для Эланы и ее личной свиты. Спархок аккуратно позволил самодовольному выражению исчезнуть с его лица и заменил его угрюмым беспокойством.
   — Не хитри, Спархок, — сказала Миртаи. — Ты же знаешь — если ты сделаешь ей больно, мне придется тебя убить.
   — Я не собираюсь делать ей больно, Миртаи. Я даже не буду кричать на нее.
   — Значит, ты что-то задумал?
   — Само собой. Когда запрешь за мной, приложи ухо к двери и послушай. — Спархок искоса глянул на нее. — Впрочем, ты ведь и всегда так поступаешь, верно?
   Миртаи вспыхнула и рывком распахнула дверь.
   — Входи, Спархок! — грозно рявкнула она, меча глазами молнии.
   — Бог мой, что это мы нынче такие сердитые?
   — Входи!
   — Слушаюсь, сударыня.
   Элана ждала его — это было совершенно ясно. На ней было бледно-розовое домашнее платье, которое придавало ей особенно влекущий вид, волосы были уложены в затейливую прическу. Впрочем, вокруг ее глаз собрались чуть заметные морщинки.
   — Добрый вечер, любовь моя, — спокойно сказал Спархок. — Трудный нынче выдался день, верно? Эти советы иногда отнимают столько сил. — Он пересек комнату, на ходу почти небрежно поцеловав Элану, и налил себе вина.
   — Я знаю, что ты собираешься сказать, Спархок, — сказала она.
   — Вот как? — Спархок одарил ее невинным взглядом.
   — Ты ведь сердишься на меня, так?
   — Нет. Вовсе нет. С чего ты это взяла? Это слегка выбило ее из колеи.
   — Так ты не сердишься? Я думала, ты в бешенстве из-за этого моего решения — я имею в виду государственный визит в Дарезию.
   — Ну что ты, на самом деле эта идея очень даже хороша. Конечно, нам придется кое-что предпринять ради твоей безопасности, но ведь мы всегда этим занимаемся, так что дело привычное, верно?
   — Что это ты собираешься предпринять? — с подозрением осведомилась Элана.
   — Ничего сверх обычного, любовь моя. Не думаю, что тебе придет в голову гулять одной по лесу или посетить воровское логово без сопровождения. Я не говорю ни о чем из ряда вон выходящем, и ты ведь уже привыкла к некоторым ограничениям. Мы будем в незнакомой стране, среди незнакомых людей. Я знаю, что в таких делах ты привыкла полагаться на меня и не станешь спорить со мной, если я скажу тебе, что делать что-то слишком опасно. Уверен, мы все сможем это вынести. Моя служба состоит в том, чтобы защищать тебя, так что, надеюсь, у нас не возникнет мелких свар из-за некоторых мер безопасности? — Он старался говорить мягко и рассудительно, не давая ей ни малейшего повода задуматься о том, что же он понимает под «некоторыми мерами безопасности».
   — Ты действительно разбираешься в подобных делах куда лучше, чем я, любимый, — признала Элана, — так что я готова целиком положиться на тебя. Если у женщины есть свой рыцарь, да еще величайший воитель в мире, глупо было бы не прислушаться к его советам, верно?
   — И я того же мнения, — согласился он. Победа, конечно, была невелика, но когда имеешь дело с коронованной особой, и такой победы достичь нелегко.
   — Что ж, — сказала Элана, вставая, — раз уж мы не собираемся ссориться, почему бы нам не отправиться в постель?
   — Замечательная идея.
   Котенка, которого Телэн подарил принцессе Данае, звали Мурр, и у Мурр была одна привычка, которая особенно раздражала Спархока. Котята обожают спать в компании, а Мурр обнаружила, что Спархок обычно спит на боку и у него под коленями образуется весьма уютная, с ее точки зрения, впадинка. Спархок, как правило, плотно заворачивался в одеяло, но Мурр это нисколько не смущало. Стоило холодному влажному носу ткнуться в шею Спархока, как тот резко вскидывался, и это невольное движение приоткрывало в одеяле щель, достаточную для предприимчивого котенка. Мурр была весьма по вкусу эта ночная игра.