Страница:
Келтэн пожал плечами.
— Три-четыре тысячи лет назад он был национальным героем ламорков. Они говорят, будто он был двенадцати футов ростом, каждое утро съедал на завтрак целого быка и каждый вечер выпивал большую бочку меда. Легенда гласит, что он криком дробил горы и мог одной рукой остановить солнце. Впрочем, все эти россказни могут быть слегка преувеличены.
— Весьма забавно. Те, кого я подслушал, говорили друг другу, что он вернулся.
— Тогда это ловкий трюк. Кажется, его убил близкий друг. Ударил кинжалом в спину, а потом проткнул копьем сердце. Ты же знаешь этих ламорков.
— Странное имя, — заметил Халэд. — Что оно означает?
— Дрегнат? — Келтэн почесал в затылке. — «Не ведающий страха» или что-то в этом роде. Ламоркские матери частенько проделывают такое со своими детьми. — Он осушил кубок и перевернул над ним бутыль. В кубок упали несколько сиротливых капель. — Долго мы еще будем беседовать? — осведомился он. — Если ты собираешься проболтать остаток ночи, я принесу еще вина. Но если честно, Спархок, куда охотнее я вернулся бы в свою славную теплую постельку.
— К своей славной теплой служанке? — прибавил Халэд.
— Она соскучится. — Келтэн пожал плечами. Лицо его посерьезнело. — Если ламорки снова толкуют о Дрегнате, значит, им стало тесновато в Ламорканде. Дрегнат хотел править миром, и всякий раз, когда ламорки поминают его имя, это явный признак того, что они поглядывают за границу в поисках свободного местечка.
Спархок отодвинул блюдо.
— Сейчас уже ночь, поздновато тревожиться об этом. Возвращайся в постель, Келтэн. Ты тоже, Халэд. Продолжим разговор утром. — Он поднялся. — Я должен нанести своей жене визит вежливости.
— И это все? — спросил Келтэн. — Визит вежливости?
— Вежливость, Келтэн, бывает разная.
Коридоры дворца были тускло освещены редкими свечами. Спархок бесшумно миновал тронный зал и подошел к королевским покоям. Как обычно, Миртаи дремала в кресле у двери. Спархок остановился, разглядывая тамульскую великаншу. Когда она спала, лицо ее становилось таким красивым, что дух захватывало. Кожа ее золотилась в свете свечи, длинные ресницы касались щек. Меч лежал у нее на коленях, и рука Миртаи легонько сжимала рукоять.
— Даже и не пытайся подкрасться ко мне, Спархок, — проговорила она, не открывая глаз.
— Откуда ты знаешь, что это я?
— Я почуяла твой запах. Вы, эленийцы, совсем забыли, что у вас есть нос.
— Да как же ты могла меня учуять? Я только вымылся.
— Да, я заметила и это. Тебе бы следовало подождать, пока вода хоть немного нагреется.
— Знаешь, Миртаи, иногда ты меня просто поражаешь.
— Тебя легко поразить, Спархок. — Она открыла глаза. — Где ты пропадал? Элана едва с ума не сошла.
— Как она?
— Примерно как всегда. Ты когда-нибудь добьешься того, чтобы она хоть чуточку повзрослела? Мне надоело принадлежать ребенку.
С точки зрения Миртаи, она была рабыней, собственностью королевы Эланы. Это ни в коей мере не мешало ей железной рукой править королевским семейством Элении, бесстрастно решая, что для них хорошо, а что нет. Она резко отмела все попытки Эланы освободить ее, утверждая, что она принадлежит к тамульским атанам и что ее раса по своему темпераменту не приспособлена быть свободной. Спархок был с ней от души согласен, уверенный, что если Миртаи отпустить на волю ее инстинктов, она скоро обезлюдит пару-тройку больших городов.
Она выпрямилась, поднявшись на ноги с исключительной грацией. Миртаи была на добрых четыре дюйма выше Спархока, и он в который раз непривычно почувствовал себя коротышкой, глядя на нее снизу вверх.
— Что тебя так задержало? — осведомилась она.
— Мне пришлось отправиться в Ламорканд.
— Это была твоя идея или чья-то еще?
— Меня послал Долмант.
— Постарайся, чтобы Элана уяснила это с самого начала. Если она решит, что ты задержался по собственной воле, вы еще месяц будете ссориться, а семейные свары действуют мне на нервы. — Миртаи вынула ключ от королевских покоев и прямо, жестко глянула на Спархока. — Будь с ней очень внимателен, Спархок. Она по тебе скучала, и теперь ей нужны весьма осязаемые доказательства твоих нежных чувств. И не забудь запереть на засов дверь спальни. Твоя дочь еще чересчур молода, чтобы просвещать ее в некоторых вещах. — С этими словами Миртаи отперла дверь.
— Миртаи, неужели обязательно запирать нас на всю ночь?
— Разумеется. Я не смогу заснуть, если буду знать, что кто-то из вас бродит по дворцу без присмотра. Спархок вздохнул.
— Ах да, кстати, — небрежно добавил он, — Кринг тоже был в Чиреллосе. Полагаю, через несколько дней он появится здесь, чтобы снова сделать тебе предложение.
— Давно пора, — усмехнулась она. — Прошло три месяца, и я уже начала думать, что он меня больше не любит.
— Ты когда-нибудь примешь его предложение?
— Посмотрим. Ступай, Спархок, разбуди свою жену. Я выпущу вас утром. — Миртаи легонько подтолкнула его в покои и заперла за ним дверь.
Дочь Спархока, принцесса Даная, свернулась калачиком в кресле у камина. Данае сравнялось шесть, у нее были черные волосы, молочно-белая кожа, большие темные глаза и розовые, лукаво изогнутые губы. Она была настоящей маленькой дамой с серьезными и очень взрослыми манерами, и тем не менее ее постоянным спутником был потрепанный набивной медвежонок по кличке Ролло. Принцесса Даная унаследовала Ролло от матери. И, как обычно, маленькие ножки принцессы Данаи были в зеленых пятнах травяного сока.
— Ты припозднился, Спархок, — строго заметила она, обращаясь к отцу.
— Даная, — сказал он, — ты же знаешь, что не должна называть меня так. Если твоя мама услышит это, она начнет задавать вопросы.
— Она спит, — пожала плечами Даная.
— Ты в этом уверена?
Малышка одарила его страдальческим взглядом.
— Ну конечно же, уверена. Я не собираюсь допускать никаких промахов. Ты же знаешь, я и прежде много раз это проделывала. Где ты был?
— Мне пришлось отправиться в Ламорканд.
— А тебе не пришло в голову известить об этом маму? В последнее время она стала совершенно невыносимой.
— Знаю. Мне об этом сообщили уже все, кому не лень. Я не думал, что задержусь так надолго. Хорошо, что ты не спишь. Может быть, ты сумеешь мне помочь.
— Я подумаю над этим, если ты будешь со мной поласковее.
— Перестань. Что ты знаешь о Дрегнате?
— Он был варваром, но поскольку он был и эленийцем, это вполне естественно.
— Ты склонна к предрассудкам.
— Никто не совершенен. Откуда вдруг такой интерес к древней истории?
— По Ламорканду ходят дикие россказни, что якобы Дрегнат вернулся. Ламорки все, как один, точат свои мечи с возвышенным выражением лица. Что все это может означать?
— Дрегнат был королем ламорков несколько тысячелетий назад. Вскоре после того, как вы, эленийцы, научились добывать огонь и вылезли из пещер.
— Не вредничай.
— Хорошо, отец. Так вот, Дрегнат сколотил из ламорков относительно единое войско и отправился завоевывать мир. Ламорки были от него просто в восторге. Однако он поклонялся старым Ламоркским богам, и вашей эленийской церкви пришлась не по вкусу мысль, что на троне всего мира будет восседать язычник, так что Дрегната прикончили.
— Церковь не могла так поступить! — резко возразил Спархок.
— Ты хотел выслушать мой рассказ или вести теологические споры? После смерти Дрегната жрецы ламорков выпотрошили парочку кур и копались в их внутренностях, чтобы прочесть грядущее. Это отвратительный способ, Спархок. Столько грязи! — она содрогнулась.
— Не вини меня. Не я это выдумал.
— »Авгуры», как они себя называли, объявили, что в один прекрасный день Дрегнат вернется, чтобы продолжить начатое, и поведет ламорков к мировому господству.
— Ты хочешь сказать, что они в это верят?
— Раньше верили.
— Ходят еще слухи об отпадении от веры и возвращении к старым языческим богам.
— Этого следовало ожидать. Когда ламорк вспоминает Дрегната, он волей-неволей вытаскивает на свет старых богов. Это так глупо. Неужели им недостаточно настоящих богов?
— Значит, старые боги ламорков — ненастоящие?
— Конечно, нет. Где твоя голова, Спархок?
— Тролли-Боги — настоящие. В чем же тут разница?
— Разница большая, как мир, отец. Это ясно и ребенку.
— Почему бы мне просто не поверить тебе на слово? И почему бы тебе не отправиться в постель?
— Потому что ты еще не поцеловал меня.
— Ох, извини. Я задумался о другом.
— Нельзя забывать о самом важном, Спархок. Ты же не хочешь, чтобы я захирела?
— Нет, конечно.
— Тогда поцелуй меня.
Спархок так и сделал. Как всегда, от нее пахло травой и деревьями.
— Вымой ноги, — сказал он.
— Ну вот еще! — отозвалась она.
— Хочешь целую неделю объяснять маме, откуда у тебя на ногах эти пятна?
— И это все, что я получу? — возмутилась принцесса. — Один жалкий поцелуйчик и умывальные наставления?
Спархок рассмеялся, подхватил ее на руки и поцеловал снова — уже не один раз. Затем опустил на пол.
— А теперь беги.
Принцесса слегка надула губы, вздохнула и направилась к дверям своей спальни, небрежно волоча Ролло за заднюю лапу.
— Дай маме хотя бы глаза сомкнуть до утра, — бросила она через плечо, — и, пожалуйста, постарайтесь не шуметь. И почему это от вас двоих всегда столько шума? — Даная лукаво глянула на него. — Почему ты краснеешь, отец? — осведомилась она с невинным видом. Затем рассмеялась и ушла в спальню, закрыв за собой дверь.
Спархок никогда не был уверен, понимает ли его дочь истинный смысл подобных реплик, хотя чувствовал, что по крайней мере одна часть ее загадочной личности отлично все понимает. Он запер дверь спальни Данаи на засов и вошел в опочивальню, которую делил со своей женой. Прикрыв за собой дверь, Спархок заложил засов.
Огонь в камине догорел до углей, но света было достаточно, чтобы разглядеть молодую женщину, которая была смыслом всей жизни Спархока. Ее густые светлые волосы разметались по подушке, и во сне она выглядела весьма юной и привлекательной. Спархок остановился у изножья кровати, не сводя глаз с Эланы. В ее лице все еще можно было разглядеть черты той маленькой девочки, которую он воспитывал. Он вздохнул. Подобные мысли неизменно вызывали у него грусть, потому что напоминали, что он чересчур стар для Эланы. Ей бы нужен был молодой муж — не такой потрепанный и некрасивый. Спархок тщетно гадал, где же он совершил ошибку, настолько привязавшую к нему Элану, что она и думать не захотела об ином возможном выборе. Наверняка это было что-то мелкое и незначительное. Кто может знать, как подействует на другого мельчайший жест или слово?..
— Я знаю, что ты здесь, Спархок, — сказала Элана, даже не открыв глаза. В голосе ее чувствовалось легкое раздражение.
— Я просто увлекся неким весьма привлекательным зрелищем. — Легкомысленный тон мог избавить его от предстоящих неприятностей, хотя он мало на это надеялся. Серые глаза Эланы открылись.
— Поди сюда, — велела она, протягивая к нему руки.
— Всегда покорнейший слуга вашего величества, — ухмыльнулся Спархок, подойдя к краю кровати.
— В самом деле? — отозвалась она и, обвив руками его шею, поцеловала его. Спархок ответил на поцелуй, и некоторое время ничто другое их не занимало.
— Как ты думаешь, любовь моя, можем мы отложить все упреки до утра? — спросил он. — Я немного устал. Почему бы нам не продолжить поцелуи и все прочее, а уж позже ты поругаешь меня всласть?
— И растеряю всю свою злость? Глупости, Спархок. Я приберегла для тебя самые разнообразные ругательства.
— Могу вообразить. Долмант послал меня в Ламорканд, чтобы кое-что там выяснить. Это заняло у меня больше времени, чем я рассчитывал.
— Это нечестно, Спархок! — возмутилась она.
— Что-то не понимаю.
— Ты не должен был говорить это сразу. Нужно было подождать, пока я потребую объяснений, а не давать их сразу и непрошеными. Ты мне все испортил.
— Сможешь ли ты простить меня? — осведомился он притворно-сокрушенным тоном, целуя ее в шею. Он давно уже обнаружил, что его юная жена обожает подобные игры. Элана рассмеялась.
— Я подумаю, — сказала она, вновь целуя его. Женщины из его семьи решительно, отличались крайней несдержанностью в чувствах. — Ну, хорошо. Все равно ты уже все испортил, так что расскажи мне, чем это ты занимался и почему не послал мне весточку, что задержишься.
— Политика, любовь моя. Ты же знаешь Долманта. Ламорканд на грани мятежа. Сарати нужно было профессиональное заключение, но он не хотел, чтобы разошлись слухи о моей поездке, и запретил мне упоминать об этом в письмах.
— Думаю, пора мне потолковать по душам с нашим почтенным архипрелатом, — зловеще проговорила Элана. — Он, кажется, забыл, кто я такая.
— Я бы не советовал этого делать, Элана.
— Но, любимый, я ведь не собираюсь воевать с ним. Я просто хочу указать ему, что он забывает о самых обыкновенных правилах приличия. Прежде чем посылать куда-то моего мужа, он должен был спросить меня. Я слегка устала от имперских замашек его архипрелатства, а потому собираюсь поучить его хорошим манерам.
— Можно мне быть при этом? Разговор должен выйти прелюбопытнейший.
— Спархок, — Элана одарила его уничтожающим взглядом, — если ты хочешь избегнуть официального выговора, ты должен немедленно предпринять кое-какие весомые шаги для смягчения моего неудовольствия.
— Я как раз собирался приступить к этому, — ответил он, заключая ее в объятья.
— Отчего тебя так долго не было? — вздохнула королева.
Немного позже неудовольствие ее величества королевы Элении заметно смягчилось.
— Что же ты узнал в Ламорканде, Спархок? — спросила она, лениво вытягиваясь на ложе. Интерес к политике никогда полностью не покидал мыслей Эланы.
— Западный Ламорканд кипит. Там есть один граф по имени Геррих. Мы встречались с ним, когда искали Беллиом. Он был в сговоре с Мартэлом в одном хитроумном замысле, имевшем своей целью держать воинствующие ордена подальше от Чиреллоса на время выборов.
— Это весьма много говорит о характере господина графа.
— Возможно и так, но Мартэл всегда был искусен в манипулировании людьми. Он завязал небольшую войну между Геррихом и братом патриарха Ортзела. Как бы то ни было, та кампания слегка расширила горизонты нашего графа. Он подумывает о ламоркандском троне.
— Бедненький Фредди, — вздохнула Элана. Фридаль Ламоркандский приходился ей дальним родственником. — Но какое дело до этого церкви? У Фредди большая армия, он как-нибудь управится с одним честолюбивым графом.
— Все не так просто, любовь моя. Геррих заключил союзы с другими дворянами западного Ламорканда. Он собрал армию никак не меньше королевской и ведет переговоры с пелосийскими баронами из окрестностей озера Вэнн.
— Эти бандиты, — с откровенным пренебрежением проговорила королева. — Их может купить кто угодно.
— Ты хорошо осведомлена в тамошней политике, Элана.
— Приходится, Спархок. Пелосия на северо-востоке граничит с Эленией. Нынешние беспорядки могут как-то повредить нам?
— Пока что — никак. Геррих обратил свои взоры на восток — то есть к столице.
— Может быть, мне стоит предложить Фредди союз, — пробормотала королева. — Если в тех местах разразится война, я смогу под шумок оттяпать кусочек юго-западной Пелосии.
— У нас появились территориальные амбиции, ваше величество?
— Не сегодня, Спархок, — усмехнулась она. — Нынешней ночью у меня на уме кое-что другое. — И снова потянулась к нему.
Миновало время, был близок рассвет. Размеренное дыхание Эланы говорило Спархоку, что она заснула. Он выскользнул из постели и подошел к окну. Годы военной службы приучили его почти бессознательно проверять погоду перед наступлением дня.
Дождь прекратился, зато ветер усилился. Была ранняя весна, и еще несколько недель не стоило даже надеяться на приличную погоду. Спархок рад был, что вовремя добрался домой — наступающий день выглядел очень уж неприглядно. Он посмотрел на факелы, горевшие во внутреннем дворе, — их пламя металось и билось, вспыхивая на ветру.
Как случалось всегда в непогоду, мысли Спархока вернулись к годам, которые он прожил в выжженном солнцем Джирохе, где женщины с закрытыми лицами, с головы до пят закутанные в черное, шли к источнику в сером сиянии рассвета и где женщина по имени Лильяс заполняла его ночи тем, что она именовала любовью. Спархок, однако, не вспоминал ту ночь в Кипприа, когда наемные убийцы Мартэла едва не выпустили из него всю кровь вместе с жизнью. Этот счет он уладил с Мартэлом в Земохе, в храме Азеша, так что не стоило вспоминать ни старый скотный двор в окрестностях Кипприа, ни звон монастырских колоколов, взывавший к нему из тьмы.
Минутное ощущение, что за ним следят, ощущение, испытанное им на узкой улочке по дороге ко дворцу, все еще беспокоило Спархока. Происходило что-то непонятное, и он от души жалел, что не может поговорить об этом с Сефренией.
— Три-четыре тысячи лет назад он был национальным героем ламорков. Они говорят, будто он был двенадцати футов ростом, каждое утро съедал на завтрак целого быка и каждый вечер выпивал большую бочку меда. Легенда гласит, что он криком дробил горы и мог одной рукой остановить солнце. Впрочем, все эти россказни могут быть слегка преувеличены.
— Весьма забавно. Те, кого я подслушал, говорили друг другу, что он вернулся.
— Тогда это ловкий трюк. Кажется, его убил близкий друг. Ударил кинжалом в спину, а потом проткнул копьем сердце. Ты же знаешь этих ламорков.
— Странное имя, — заметил Халэд. — Что оно означает?
— Дрегнат? — Келтэн почесал в затылке. — «Не ведающий страха» или что-то в этом роде. Ламоркские матери частенько проделывают такое со своими детьми. — Он осушил кубок и перевернул над ним бутыль. В кубок упали несколько сиротливых капель. — Долго мы еще будем беседовать? — осведомился он. — Если ты собираешься проболтать остаток ночи, я принесу еще вина. Но если честно, Спархок, куда охотнее я вернулся бы в свою славную теплую постельку.
— К своей славной теплой служанке? — прибавил Халэд.
— Она соскучится. — Келтэн пожал плечами. Лицо его посерьезнело. — Если ламорки снова толкуют о Дрегнате, значит, им стало тесновато в Ламорканде. Дрегнат хотел править миром, и всякий раз, когда ламорки поминают его имя, это явный признак того, что они поглядывают за границу в поисках свободного местечка.
Спархок отодвинул блюдо.
— Сейчас уже ночь, поздновато тревожиться об этом. Возвращайся в постель, Келтэн. Ты тоже, Халэд. Продолжим разговор утром. — Он поднялся. — Я должен нанести своей жене визит вежливости.
— И это все? — спросил Келтэн. — Визит вежливости?
— Вежливость, Келтэн, бывает разная.
Коридоры дворца были тускло освещены редкими свечами. Спархок бесшумно миновал тронный зал и подошел к королевским покоям. Как обычно, Миртаи дремала в кресле у двери. Спархок остановился, разглядывая тамульскую великаншу. Когда она спала, лицо ее становилось таким красивым, что дух захватывало. Кожа ее золотилась в свете свечи, длинные ресницы касались щек. Меч лежал у нее на коленях, и рука Миртаи легонько сжимала рукоять.
— Даже и не пытайся подкрасться ко мне, Спархок, — проговорила она, не открывая глаз.
— Откуда ты знаешь, что это я?
— Я почуяла твой запах. Вы, эленийцы, совсем забыли, что у вас есть нос.
— Да как же ты могла меня учуять? Я только вымылся.
— Да, я заметила и это. Тебе бы следовало подождать, пока вода хоть немного нагреется.
— Знаешь, Миртаи, иногда ты меня просто поражаешь.
— Тебя легко поразить, Спархок. — Она открыла глаза. — Где ты пропадал? Элана едва с ума не сошла.
— Как она?
— Примерно как всегда. Ты когда-нибудь добьешься того, чтобы она хоть чуточку повзрослела? Мне надоело принадлежать ребенку.
С точки зрения Миртаи, она была рабыней, собственностью королевы Эланы. Это ни в коей мере не мешало ей железной рукой править королевским семейством Элении, бесстрастно решая, что для них хорошо, а что нет. Она резко отмела все попытки Эланы освободить ее, утверждая, что она принадлежит к тамульским атанам и что ее раса по своему темпераменту не приспособлена быть свободной. Спархок был с ней от души согласен, уверенный, что если Миртаи отпустить на волю ее инстинктов, она скоро обезлюдит пару-тройку больших городов.
Она выпрямилась, поднявшись на ноги с исключительной грацией. Миртаи была на добрых четыре дюйма выше Спархока, и он в который раз непривычно почувствовал себя коротышкой, глядя на нее снизу вверх.
— Что тебя так задержало? — осведомилась она.
— Мне пришлось отправиться в Ламорканд.
— Это была твоя идея или чья-то еще?
— Меня послал Долмант.
— Постарайся, чтобы Элана уяснила это с самого начала. Если она решит, что ты задержался по собственной воле, вы еще месяц будете ссориться, а семейные свары действуют мне на нервы. — Миртаи вынула ключ от королевских покоев и прямо, жестко глянула на Спархока. — Будь с ней очень внимателен, Спархок. Она по тебе скучала, и теперь ей нужны весьма осязаемые доказательства твоих нежных чувств. И не забудь запереть на засов дверь спальни. Твоя дочь еще чересчур молода, чтобы просвещать ее в некоторых вещах. — С этими словами Миртаи отперла дверь.
— Миртаи, неужели обязательно запирать нас на всю ночь?
— Разумеется. Я не смогу заснуть, если буду знать, что кто-то из вас бродит по дворцу без присмотра. Спархок вздохнул.
— Ах да, кстати, — небрежно добавил он, — Кринг тоже был в Чиреллосе. Полагаю, через несколько дней он появится здесь, чтобы снова сделать тебе предложение.
— Давно пора, — усмехнулась она. — Прошло три месяца, и я уже начала думать, что он меня больше не любит.
— Ты когда-нибудь примешь его предложение?
— Посмотрим. Ступай, Спархок, разбуди свою жену. Я выпущу вас утром. — Миртаи легонько подтолкнула его в покои и заперла за ним дверь.
Дочь Спархока, принцесса Даная, свернулась калачиком в кресле у камина. Данае сравнялось шесть, у нее были черные волосы, молочно-белая кожа, большие темные глаза и розовые, лукаво изогнутые губы. Она была настоящей маленькой дамой с серьезными и очень взрослыми манерами, и тем не менее ее постоянным спутником был потрепанный набивной медвежонок по кличке Ролло. Принцесса Даная унаследовала Ролло от матери. И, как обычно, маленькие ножки принцессы Данаи были в зеленых пятнах травяного сока.
— Ты припозднился, Спархок, — строго заметила она, обращаясь к отцу.
— Даная, — сказал он, — ты же знаешь, что не должна называть меня так. Если твоя мама услышит это, она начнет задавать вопросы.
— Она спит, — пожала плечами Даная.
— Ты в этом уверена?
Малышка одарила его страдальческим взглядом.
— Ну конечно же, уверена. Я не собираюсь допускать никаких промахов. Ты же знаешь, я и прежде много раз это проделывала. Где ты был?
— Мне пришлось отправиться в Ламорканд.
— А тебе не пришло в голову известить об этом маму? В последнее время она стала совершенно невыносимой.
— Знаю. Мне об этом сообщили уже все, кому не лень. Я не думал, что задержусь так надолго. Хорошо, что ты не спишь. Может быть, ты сумеешь мне помочь.
— Я подумаю над этим, если ты будешь со мной поласковее.
— Перестань. Что ты знаешь о Дрегнате?
— Он был варваром, но поскольку он был и эленийцем, это вполне естественно.
— Ты склонна к предрассудкам.
— Никто не совершенен. Откуда вдруг такой интерес к древней истории?
— По Ламорканду ходят дикие россказни, что якобы Дрегнат вернулся. Ламорки все, как один, точат свои мечи с возвышенным выражением лица. Что все это может означать?
— Дрегнат был королем ламорков несколько тысячелетий назад. Вскоре после того, как вы, эленийцы, научились добывать огонь и вылезли из пещер.
— Не вредничай.
— Хорошо, отец. Так вот, Дрегнат сколотил из ламорков относительно единое войско и отправился завоевывать мир. Ламорки были от него просто в восторге. Однако он поклонялся старым Ламоркским богам, и вашей эленийской церкви пришлась не по вкусу мысль, что на троне всего мира будет восседать язычник, так что Дрегната прикончили.
— Церковь не могла так поступить! — резко возразил Спархок.
— Ты хотел выслушать мой рассказ или вести теологические споры? После смерти Дрегната жрецы ламорков выпотрошили парочку кур и копались в их внутренностях, чтобы прочесть грядущее. Это отвратительный способ, Спархок. Столько грязи! — она содрогнулась.
— Не вини меня. Не я это выдумал.
— »Авгуры», как они себя называли, объявили, что в один прекрасный день Дрегнат вернется, чтобы продолжить начатое, и поведет ламорков к мировому господству.
— Ты хочешь сказать, что они в это верят?
— Раньше верили.
— Ходят еще слухи об отпадении от веры и возвращении к старым языческим богам.
— Этого следовало ожидать. Когда ламорк вспоминает Дрегната, он волей-неволей вытаскивает на свет старых богов. Это так глупо. Неужели им недостаточно настоящих богов?
— Значит, старые боги ламорков — ненастоящие?
— Конечно, нет. Где твоя голова, Спархок?
— Тролли-Боги — настоящие. В чем же тут разница?
— Разница большая, как мир, отец. Это ясно и ребенку.
— Почему бы мне просто не поверить тебе на слово? И почему бы тебе не отправиться в постель?
— Потому что ты еще не поцеловал меня.
— Ох, извини. Я задумался о другом.
— Нельзя забывать о самом важном, Спархок. Ты же не хочешь, чтобы я захирела?
— Нет, конечно.
— Тогда поцелуй меня.
Спархок так и сделал. Как всегда, от нее пахло травой и деревьями.
— Вымой ноги, — сказал он.
— Ну вот еще! — отозвалась она.
— Хочешь целую неделю объяснять маме, откуда у тебя на ногах эти пятна?
— И это все, что я получу? — возмутилась принцесса. — Один жалкий поцелуйчик и умывальные наставления?
Спархок рассмеялся, подхватил ее на руки и поцеловал снова — уже не один раз. Затем опустил на пол.
— А теперь беги.
Принцесса слегка надула губы, вздохнула и направилась к дверям своей спальни, небрежно волоча Ролло за заднюю лапу.
— Дай маме хотя бы глаза сомкнуть до утра, — бросила она через плечо, — и, пожалуйста, постарайтесь не шуметь. И почему это от вас двоих всегда столько шума? — Даная лукаво глянула на него. — Почему ты краснеешь, отец? — осведомилась она с невинным видом. Затем рассмеялась и ушла в спальню, закрыв за собой дверь.
Спархок никогда не был уверен, понимает ли его дочь истинный смысл подобных реплик, хотя чувствовал, что по крайней мере одна часть ее загадочной личности отлично все понимает. Он запер дверь спальни Данаи на засов и вошел в опочивальню, которую делил со своей женой. Прикрыв за собой дверь, Спархок заложил засов.
Огонь в камине догорел до углей, но света было достаточно, чтобы разглядеть молодую женщину, которая была смыслом всей жизни Спархока. Ее густые светлые волосы разметались по подушке, и во сне она выглядела весьма юной и привлекательной. Спархок остановился у изножья кровати, не сводя глаз с Эланы. В ее лице все еще можно было разглядеть черты той маленькой девочки, которую он воспитывал. Он вздохнул. Подобные мысли неизменно вызывали у него грусть, потому что напоминали, что он чересчур стар для Эланы. Ей бы нужен был молодой муж — не такой потрепанный и некрасивый. Спархок тщетно гадал, где же он совершил ошибку, настолько привязавшую к нему Элану, что она и думать не захотела об ином возможном выборе. Наверняка это было что-то мелкое и незначительное. Кто может знать, как подействует на другого мельчайший жест или слово?..
— Я знаю, что ты здесь, Спархок, — сказала Элана, даже не открыв глаза. В голосе ее чувствовалось легкое раздражение.
— Я просто увлекся неким весьма привлекательным зрелищем. — Легкомысленный тон мог избавить его от предстоящих неприятностей, хотя он мало на это надеялся. Серые глаза Эланы открылись.
— Поди сюда, — велела она, протягивая к нему руки.
— Всегда покорнейший слуга вашего величества, — ухмыльнулся Спархок, подойдя к краю кровати.
— В самом деле? — отозвалась она и, обвив руками его шею, поцеловала его. Спархок ответил на поцелуй, и некоторое время ничто другое их не занимало.
— Как ты думаешь, любовь моя, можем мы отложить все упреки до утра? — спросил он. — Я немного устал. Почему бы нам не продолжить поцелуи и все прочее, а уж позже ты поругаешь меня всласть?
— И растеряю всю свою злость? Глупости, Спархок. Я приберегла для тебя самые разнообразные ругательства.
— Могу вообразить. Долмант послал меня в Ламорканд, чтобы кое-что там выяснить. Это заняло у меня больше времени, чем я рассчитывал.
— Это нечестно, Спархок! — возмутилась она.
— Что-то не понимаю.
— Ты не должен был говорить это сразу. Нужно было подождать, пока я потребую объяснений, а не давать их сразу и непрошеными. Ты мне все испортил.
— Сможешь ли ты простить меня? — осведомился он притворно-сокрушенным тоном, целуя ее в шею. Он давно уже обнаружил, что его юная жена обожает подобные игры. Элана рассмеялась.
— Я подумаю, — сказала она, вновь целуя его. Женщины из его семьи решительно, отличались крайней несдержанностью в чувствах. — Ну, хорошо. Все равно ты уже все испортил, так что расскажи мне, чем это ты занимался и почему не послал мне весточку, что задержишься.
— Политика, любовь моя. Ты же знаешь Долманта. Ламорканд на грани мятежа. Сарати нужно было профессиональное заключение, но он не хотел, чтобы разошлись слухи о моей поездке, и запретил мне упоминать об этом в письмах.
— Думаю, пора мне потолковать по душам с нашим почтенным архипрелатом, — зловеще проговорила Элана. — Он, кажется, забыл, кто я такая.
— Я бы не советовал этого делать, Элана.
— Но, любимый, я ведь не собираюсь воевать с ним. Я просто хочу указать ему, что он забывает о самых обыкновенных правилах приличия. Прежде чем посылать куда-то моего мужа, он должен был спросить меня. Я слегка устала от имперских замашек его архипрелатства, а потому собираюсь поучить его хорошим манерам.
— Можно мне быть при этом? Разговор должен выйти прелюбопытнейший.
— Спархок, — Элана одарила его уничтожающим взглядом, — если ты хочешь избегнуть официального выговора, ты должен немедленно предпринять кое-какие весомые шаги для смягчения моего неудовольствия.
— Я как раз собирался приступить к этому, — ответил он, заключая ее в объятья.
— Отчего тебя так долго не было? — вздохнула королева.
Немного позже неудовольствие ее величества королевы Элении заметно смягчилось.
— Что же ты узнал в Ламорканде, Спархок? — спросила она, лениво вытягиваясь на ложе. Интерес к политике никогда полностью не покидал мыслей Эланы.
— Западный Ламорканд кипит. Там есть один граф по имени Геррих. Мы встречались с ним, когда искали Беллиом. Он был в сговоре с Мартэлом в одном хитроумном замысле, имевшем своей целью держать воинствующие ордена подальше от Чиреллоса на время выборов.
— Это весьма много говорит о характере господина графа.
— Возможно и так, но Мартэл всегда был искусен в манипулировании людьми. Он завязал небольшую войну между Геррихом и братом патриарха Ортзела. Как бы то ни было, та кампания слегка расширила горизонты нашего графа. Он подумывает о ламоркандском троне.
— Бедненький Фредди, — вздохнула Элана. Фридаль Ламоркандский приходился ей дальним родственником. — Но какое дело до этого церкви? У Фредди большая армия, он как-нибудь управится с одним честолюбивым графом.
— Все не так просто, любовь моя. Геррих заключил союзы с другими дворянами западного Ламорканда. Он собрал армию никак не меньше королевской и ведет переговоры с пелосийскими баронами из окрестностей озера Вэнн.
— Эти бандиты, — с откровенным пренебрежением проговорила королева. — Их может купить кто угодно.
— Ты хорошо осведомлена в тамошней политике, Элана.
— Приходится, Спархок. Пелосия на северо-востоке граничит с Эленией. Нынешние беспорядки могут как-то повредить нам?
— Пока что — никак. Геррих обратил свои взоры на восток — то есть к столице.
— Может быть, мне стоит предложить Фредди союз, — пробормотала королева. — Если в тех местах разразится война, я смогу под шумок оттяпать кусочек юго-западной Пелосии.
— У нас появились территориальные амбиции, ваше величество?
— Не сегодня, Спархок, — усмехнулась она. — Нынешней ночью у меня на уме кое-что другое. — И снова потянулась к нему.
Миновало время, был близок рассвет. Размеренное дыхание Эланы говорило Спархоку, что она заснула. Он выскользнул из постели и подошел к окну. Годы военной службы приучили его почти бессознательно проверять погоду перед наступлением дня.
Дождь прекратился, зато ветер усилился. Была ранняя весна, и еще несколько недель не стоило даже надеяться на приличную погоду. Спархок рад был, что вовремя добрался домой — наступающий день выглядел очень уж неприглядно. Он посмотрел на факелы, горевшие во внутреннем дворе, — их пламя металось и билось, вспыхивая на ветру.
Как случалось всегда в непогоду, мысли Спархока вернулись к годам, которые он прожил в выжженном солнцем Джирохе, где женщины с закрытыми лицами, с головы до пят закутанные в черное, шли к источнику в сером сиянии рассвета и где женщина по имени Лильяс заполняла его ночи тем, что она именовала любовью. Спархок, однако, не вспоминал ту ночь в Кипприа, когда наемные убийцы Мартэла едва не выпустили из него всю кровь вместе с жизнью. Этот счет он уладил с Мартэлом в Земохе, в храме Азеша, так что не стоило вспоминать ни старый скотный двор в окрестностях Кипприа, ни звон монастырских колоколов, взывавший к нему из тьмы.
Минутное ощущение, что за ним следят, ощущение, испытанное им на узкой улочке по дороге ко дворцу, все еще беспокоило Спархока. Происходило что-то непонятное, и он от души жалел, что не может поговорить об этом с Сефренией.
ГЛАВА 2
— Но, ваше величество, — протестовал граф Лэнда, — нельзя в таком тоне обращаться к архипрелату! — Лэнда с досадой воззрился на лист бумаги, который только что передала ему королева. — Вы разве только не назвали его вором и негодяем!
— Как, неужели я это упустила? — отозвалась она. — Какая невнимательность!
Как обычно по утрам, они собрались в отделанной синим Зале Совета.
— Неужели ты не можешь повлиять на нее, Спархок? — взмолился Лэнда.
— О, Лэнда, — рассмеялась Элана, улыбаясь ветхому старичку, — это же всего лишь черновик. Я была слегка раздражена, когда писала его.
— Слегка?!
— Я знаю, мой лорд, что мы не можем отправить это письмо как есть. Я просто хотела дать тебе понять, каковы мои истинные чувства, прежде чем мы перефразируем их и уложим в рамки дипломатического языка. Все дело в том, что Долмант заходит слишком далеко. Он всего лишь архипрелат, а не император. Церковь и так уже забрала чересчур много власти над светскими делами, и если Долманта не окоротить, скоро все монархи Эозии станут его вассалами. Прошу прощения, господа. Я истинная дочь церкви, но мне вовсе не улыбается падать на колени перед Долмантом и принимать из его рук корону в какой-нибудь выдуманной церемонии, вся цель которой — как следует меня унизить.
Спархок был слегка удивлен политической зрелостью своей юной жены. Структура власти в Эозии всегда зависела от довольно хрупкого равновесия между властью церкви и властью королей. Стоило нарушить это равновесие, и дела шли наперекосяк.
— Ее величество права, Лэнда, — сказал он задумчиво. — Эозийские монархи за последние пару поколений не были особенно сильными. Алдреас был… — Он замялся, подыскивая слово.
— Болваном, — хладнокровно высказалась его жена о собственном отце.
— Я бы не стал выражаться так резко, — пробормотал он. — Воргун сумасброден, Сорос — религиозный фанатик, Облер стар, а Фридаль правит только с соизволения своих баронов. Дрегос позволяет своим родственникам решать все за него, Бризант Камморийский неумеренно сластолюбив, и я даже не знаю имени нынешнего короля Рендора.
— Оджарин, — вставил Келтэн. — Да только какое это имеет значение?
— Так или иначе, — продолжал Спархок, откинувшись в кресле и глубокомысленно потирая щеку, — в то же самое время у нас имеется изрядное количество весьма способных церковников. Долгое бессилие Кливониса некоторым образом поощряло патриархов действовать по своему разумению. Если б где-нибудь освободился трон, тот же Эмбан, Ортзел или Бергстен были бы не худшими на него кандидатами, и даже Энниас был весьма и весьма искушен в политике. Когда короли слабеют, церковь набирает силу — иногда даже чересчур.
— Валяй напрямик, Спархок! — проворчал Платим. — Ты что же, хочешь сказать, что мы должны объявить войну церкви?
— Не сегодня, Платим, хотя эту идею стоит приберечь про запас. Именно сейчас, я думаю, самая пора послать в Чиреллос кое-какие предостерегающие сигналы, и именно это может сделать наша королева. После того как она обвела всю курию вокруг пальца во время выборов Долманта, они, я думаю, не пропустят мимо ушей ни единого ее слова. Я даже не уверен, Лэнда, что это письмо так уж нуждается в смягчении. Посмотрим, удастся ли нам привлечь их внимание.
Глаза Лэнды загорелись.
— Именно так и следует играть в эту игру, друзья мои! — воодушевленно воскликнул он. — Вы только учтите, — заметил Келтэн, — вполне возможно, Долмант и сам не понимает, что перешел границу. Может быть, он послал Спархока в Ламорканд как временного магистра Ордена Пандиона и совершенно не учел тот факт, что Спархок еще и принц-консорт. Сарати сейчас чересчур занят.
— С такой рассеянностью ему нечего делать на троне архипрелата! — напористо объявила Элана. Глаза ее сузились, что всегда было опасным признаком. — Дадим ему ясно и недвусмысленно понять, что он задел мои чувства. Он из кожи вон вылезет, чтобы загладить свою вину, и я, быть может, сумею этим воспользоваться, чтобы вернуть это герцогство к северу от Ворденаиса. Лэнда, есть ли у нас какой-нибудь способ удержать людей от того, чтобы завещать свои владения церкви?
— Это древний обычай, ваше величество.
— Знаю-знаю, но земля-то изначально принадлежит короне. Разве мы не имеем права хоть в какой-то степени решать, кто ее унаследует? Казалось бы, если дворянин умирает бездетным, следует ожидать, что его земли вернутся в казну, но всякий раз, когда в Элении объявляется бездетный нобиль, церковники кружат над ним, точно стая стервятников, уговаривая отдать земли им.
— Отбирай титулы, — посоветовал Платим. — Издай закон, что если у дворянина нет наследника, он не властен решать судьбу своих владений.
— Аристократия взбунтуется! — воскликнул Лэнда.
— А для чего тогда существует армия? — пожал плечами Платим. — Чтобы усмирять бунты. Вот что я скажу тебе, Элана: издай закон, а я устрою несколько шумных и кровавых случаев для тех, кто будет кричать громче всех. Аристократы соображают не шибко, но уж этот намек они поймут — рано или поздно.
— Как по-твоему, это выход из положения? — спросила Элана у графа Лэнды.
— Не может быть, чтобы ваше величество всерьез обсуждали такое!
— Но ведь что-то же надо делать, Лэнда. Церковь пожирает мое королевство акр за акром, и когда очередные владения попадают к ней в руки, они раз и навсегда изымаются из налоговых списков. — Она помолчала. — Пожалуй, это и есть возможность сделать то, о чем говорил Спархок, — привлечь внимание церкви. Почему бы нам не изготовить набросок какого-нибудь особенно жесткого закона и не позволить «случайно» оказаться этому наброску в руках какого-нибудь церковника средней руки? Можно наверняка сказать, что набросок окажется в руках Долманта прежде, чем успеют просохнуть чернила.
— Это же бесчестно, ваше величество! — вздохнул Лэнда.
— Я так рада, что ты одобряешь мою идею, мой лорд. — Она огляделась. — Что у нас еще на сегодня, господа?
— Незаконные разбойники в горах близ Кардоса, Элана, — прогудел Платим. Чернобородый толстяк восседал в кресле, забросив ноги на стол. Под рукой у него стояли бутыль с вином и кубок. Камзол на нем был измят, весь в следах еды, нечесаные волосы свисали на лоб, почти закрывая глаза. Платим был хронически неспособен пользоваться титулами, но королева предпочитала закрывать на это глаза.
— Незаконные? — удивленно хохотнул Келтэн.
— Ты знаешь, что я имею в виду, — проворчал Платим. — У них нет разрешения от совета воров действовать в тех местах, а кроме того, они нарушают все правила. Я не уверен до конца, но, по-моему, они из бывших приспешников первосвященника Симмура. Тут ты дала промашку, Элана. Тебе нужно было сначала заполучить их всех в свои руки, а уж потом объявлять вне закона.
— Да ладно, — пожала плечами королева. — Никто не совершенен.
Отношения Эланы с Платимом носили особенный характер. Она понимала, что толстяк неспособен к аристократической почтительности, а потому прощала ему грубоватость, которой не потерпела бы ни от кого другого. При всех своих недостатках Платим оказался одаренным, почти блестящим советником, и Элана высоко ценила его.
— Меня не удивляет, что пособники Энниаса, оказавшись в затруднении, вышли на большую дорогу. Они и с самого начала были настоящими разбойниками. Кроме того, эти горы всегда кишели бандитами. Шайкой больше, шайкой меньше — какая разница?
— Элана, — вздохнул толстяк, — ты для меня точно младшая сестренка, — но иногда ты проявляешь прямо-таки вопиющее невежество. Законный разбойник знает правила. Он знает, каких путников можно ограбить или убить, а каких лучше оставить в покое. Никого особенно не потревожит, если какому-нибудь богатому купцу перережут горло и заберут у него кошелек, но если в горах погибнет чиновник или знатный дворянин, властям придется предпринять хоть какие-то шаги и хотя бы сделать вид, что они исполняют свои обязанности. А такое повышенное внимание властей весьма вредно для нашего дела, потому что на виселицу попадают совершенно невинные преступники. Разбой на большой дороге — занятие не для дилетантов. К тому же это еще не все. Эти бандиты говорят крестьянам, что они не простые разбойники, а патриоты, восставшие против жестокого тирана — то есть против тебя, сестренка. А среди крестьян всегда в достатке недовольных, чтобы в них пробудилось сочувствие к этому отребью. Вам, аристократам, не стоит соваться в наше ремесло. Вы вечно примешиваете к преступлению политику.
— Как, неужели я это упустила? — отозвалась она. — Какая невнимательность!
Как обычно по утрам, они собрались в отделанной синим Зале Совета.
— Неужели ты не можешь повлиять на нее, Спархок? — взмолился Лэнда.
— О, Лэнда, — рассмеялась Элана, улыбаясь ветхому старичку, — это же всего лишь черновик. Я была слегка раздражена, когда писала его.
— Слегка?!
— Я знаю, мой лорд, что мы не можем отправить это письмо как есть. Я просто хотела дать тебе понять, каковы мои истинные чувства, прежде чем мы перефразируем их и уложим в рамки дипломатического языка. Все дело в том, что Долмант заходит слишком далеко. Он всего лишь архипрелат, а не император. Церковь и так уже забрала чересчур много власти над светскими делами, и если Долманта не окоротить, скоро все монархи Эозии станут его вассалами. Прошу прощения, господа. Я истинная дочь церкви, но мне вовсе не улыбается падать на колени перед Долмантом и принимать из его рук корону в какой-нибудь выдуманной церемонии, вся цель которой — как следует меня унизить.
Спархок был слегка удивлен политической зрелостью своей юной жены. Структура власти в Эозии всегда зависела от довольно хрупкого равновесия между властью церкви и властью королей. Стоило нарушить это равновесие, и дела шли наперекосяк.
— Ее величество права, Лэнда, — сказал он задумчиво. — Эозийские монархи за последние пару поколений не были особенно сильными. Алдреас был… — Он замялся, подыскивая слово.
— Болваном, — хладнокровно высказалась его жена о собственном отце.
— Я бы не стал выражаться так резко, — пробормотал он. — Воргун сумасброден, Сорос — религиозный фанатик, Облер стар, а Фридаль правит только с соизволения своих баронов. Дрегос позволяет своим родственникам решать все за него, Бризант Камморийский неумеренно сластолюбив, и я даже не знаю имени нынешнего короля Рендора.
— Оджарин, — вставил Келтэн. — Да только какое это имеет значение?
— Так или иначе, — продолжал Спархок, откинувшись в кресле и глубокомысленно потирая щеку, — в то же самое время у нас имеется изрядное количество весьма способных церковников. Долгое бессилие Кливониса некоторым образом поощряло патриархов действовать по своему разумению. Если б где-нибудь освободился трон, тот же Эмбан, Ортзел или Бергстен были бы не худшими на него кандидатами, и даже Энниас был весьма и весьма искушен в политике. Когда короли слабеют, церковь набирает силу — иногда даже чересчур.
— Валяй напрямик, Спархок! — проворчал Платим. — Ты что же, хочешь сказать, что мы должны объявить войну церкви?
— Не сегодня, Платим, хотя эту идею стоит приберечь про запас. Именно сейчас, я думаю, самая пора послать в Чиреллос кое-какие предостерегающие сигналы, и именно это может сделать наша королева. После того как она обвела всю курию вокруг пальца во время выборов Долманта, они, я думаю, не пропустят мимо ушей ни единого ее слова. Я даже не уверен, Лэнда, что это письмо так уж нуждается в смягчении. Посмотрим, удастся ли нам привлечь их внимание.
Глаза Лэнды загорелись.
— Именно так и следует играть в эту игру, друзья мои! — воодушевленно воскликнул он. — Вы только учтите, — заметил Келтэн, — вполне возможно, Долмант и сам не понимает, что перешел границу. Может быть, он послал Спархока в Ламорканд как временного магистра Ордена Пандиона и совершенно не учел тот факт, что Спархок еще и принц-консорт. Сарати сейчас чересчур занят.
— С такой рассеянностью ему нечего делать на троне архипрелата! — напористо объявила Элана. Глаза ее сузились, что всегда было опасным признаком. — Дадим ему ясно и недвусмысленно понять, что он задел мои чувства. Он из кожи вон вылезет, чтобы загладить свою вину, и я, быть может, сумею этим воспользоваться, чтобы вернуть это герцогство к северу от Ворденаиса. Лэнда, есть ли у нас какой-нибудь способ удержать людей от того, чтобы завещать свои владения церкви?
— Это древний обычай, ваше величество.
— Знаю-знаю, но земля-то изначально принадлежит короне. Разве мы не имеем права хоть в какой-то степени решать, кто ее унаследует? Казалось бы, если дворянин умирает бездетным, следует ожидать, что его земли вернутся в казну, но всякий раз, когда в Элении объявляется бездетный нобиль, церковники кружат над ним, точно стая стервятников, уговаривая отдать земли им.
— Отбирай титулы, — посоветовал Платим. — Издай закон, что если у дворянина нет наследника, он не властен решать судьбу своих владений.
— Аристократия взбунтуется! — воскликнул Лэнда.
— А для чего тогда существует армия? — пожал плечами Платим. — Чтобы усмирять бунты. Вот что я скажу тебе, Элана: издай закон, а я устрою несколько шумных и кровавых случаев для тех, кто будет кричать громче всех. Аристократы соображают не шибко, но уж этот намек они поймут — рано или поздно.
— Как по-твоему, это выход из положения? — спросила Элана у графа Лэнды.
— Не может быть, чтобы ваше величество всерьез обсуждали такое!
— Но ведь что-то же надо делать, Лэнда. Церковь пожирает мое королевство акр за акром, и когда очередные владения попадают к ней в руки, они раз и навсегда изымаются из налоговых списков. — Она помолчала. — Пожалуй, это и есть возможность сделать то, о чем говорил Спархок, — привлечь внимание церкви. Почему бы нам не изготовить набросок какого-нибудь особенно жесткого закона и не позволить «случайно» оказаться этому наброску в руках какого-нибудь церковника средней руки? Можно наверняка сказать, что набросок окажется в руках Долманта прежде, чем успеют просохнуть чернила.
— Это же бесчестно, ваше величество! — вздохнул Лэнда.
— Я так рада, что ты одобряешь мою идею, мой лорд. — Она огляделась. — Что у нас еще на сегодня, господа?
— Незаконные разбойники в горах близ Кардоса, Элана, — прогудел Платим. Чернобородый толстяк восседал в кресле, забросив ноги на стол. Под рукой у него стояли бутыль с вином и кубок. Камзол на нем был измят, весь в следах еды, нечесаные волосы свисали на лоб, почти закрывая глаза. Платим был хронически неспособен пользоваться титулами, но королева предпочитала закрывать на это глаза.
— Незаконные? — удивленно хохотнул Келтэн.
— Ты знаешь, что я имею в виду, — проворчал Платим. — У них нет разрешения от совета воров действовать в тех местах, а кроме того, они нарушают все правила. Я не уверен до конца, но, по-моему, они из бывших приспешников первосвященника Симмура. Тут ты дала промашку, Элана. Тебе нужно было сначала заполучить их всех в свои руки, а уж потом объявлять вне закона.
— Да ладно, — пожала плечами королева. — Никто не совершенен.
Отношения Эланы с Платимом носили особенный характер. Она понимала, что толстяк неспособен к аристократической почтительности, а потому прощала ему грубоватость, которой не потерпела бы ни от кого другого. При всех своих недостатках Платим оказался одаренным, почти блестящим советником, и Элана высоко ценила его.
— Меня не удивляет, что пособники Энниаса, оказавшись в затруднении, вышли на большую дорогу. Они и с самого начала были настоящими разбойниками. Кроме того, эти горы всегда кишели бандитами. Шайкой больше, шайкой меньше — какая разница?
— Элана, — вздохнул толстяк, — ты для меня точно младшая сестренка, — но иногда ты проявляешь прямо-таки вопиющее невежество. Законный разбойник знает правила. Он знает, каких путников можно ограбить или убить, а каких лучше оставить в покое. Никого особенно не потревожит, если какому-нибудь богатому купцу перережут горло и заберут у него кошелек, но если в горах погибнет чиновник или знатный дворянин, властям придется предпринять хоть какие-то шаги и хотя бы сделать вид, что они исполняют свои обязанности. А такое повышенное внимание властей весьма вредно для нашего дела, потому что на виселицу попадают совершенно невинные преступники. Разбой на большой дороге — занятие не для дилетантов. К тому же это еще не все. Эти бандиты говорят крестьянам, что они не простые разбойники, а патриоты, восставшие против жестокого тирана — то есть против тебя, сестренка. А среди крестьян всегда в достатке недовольных, чтобы в них пробудилось сочувствие к этому отребью. Вам, аристократам, не стоит соваться в наше ремесло. Вы вечно примешиваете к преступлению политику.