Эддингс Дэвид. Властелин мургов

   — Садитесь, друзья мои.
   Все сели за каменный стол, потом пришел слуга с подносом, на котором стояли бокалы из полированного хрусталя и пара сосудов жгучего улгского напитка.
   — А теперь рассказывайте, что произошло, — произнес священный предводитель улгов.
   Белгарат налил себе бокал, а затем кратко поведал о событиях нескольких последних месяцев — об убийстве Бренда, попытке посеять рознь среди алорийцев, о военной кампании против оплота последователей Медвежьего культа — Ярвиксхольма. Слуги принесли подносы со свежими фруктами и овощами и дымящимся мясом, только что снятым с вертела.
   — Потом, — продолжал Белгарат, — примерно в то же время, когда мы брали Ярвиксхольм, кто-то проник в детскую комнату ривской цитадели и похитил принца Гэрана из его кроватки. Вернувшись на Остров, мы выяснили, что Шар готов вести нас по следам похищенного принца — во всяком случае, пока Шар будет находиться на сухопутье. И он повел нас на запад Острова, где мы встретили черекских фанатиков. На допросе они рассказали, что приказ о похищении исходил от нового вождя Медвежьего культа — Ульфгара.
   — И это оказалось неправдой? — понял проницательный старик.
   — Неправды в этом было больше, — ответил Шелк.
   — Они и сами не знали, что лгут, вот в чем дело, — продолжал Белгарат. — Все было тщательно подготовлено, и их рассказ выглядел весьма правдоподобным — особенно если учесть, что мы были уже в состоянии войны с Медвежьим культом.
   Как бы то ни было, мы затеяли кампанию против последнего оплота культа — Реона, это в северо-восточной Драснии. И вот после того, как мы взяли Реон и захватили в плен Ульфгара, правда стала выплывать наружу. Ульфгар оказался на самом деле маллорейским гролимом, звался Хараканом и не имел абсолютно никакого отношения к похищению. Настоящим же виновником была таинственная личность по имени Зандрамас, — помнишь, я говорил тебе о Зандрамас несколько лет назад. Я точно не знаю, какую роль играет в этом Сардион, но по какой-то причине Зандрамас хочет принести похищенного ребенка в место, указанное в Мринских рукописях, — Место, которого больше нет. Урвон тщетно пытается помешать этому и послал своих слуг сюда на Запад, чтобы те убили ребенка и предотвратили задуманное им.
   — У вас есть какие-нибудь идеи насчет того, откуда надо начинать поиск? — спросил Горим.
   Белгарат пожал плечами.
   — Есть пара наметок. Мы вполне уверены, что Зандрамас покинул Остров Ветров на борту найсанского судна, поэтому оттуда мы и хотим начать. Мринские рукописи говорят, что мне суждено разгадать тайны и найти дорогу к Сардиону, и я вполне уверен, что, когда мы найдем Сардион, Зандрамас и ребенок окажутся неподалеку от него. Может быть, я сумею отыскать какой-то намек в тех Пророчествах — вот только удалось бы заполучить неискаженный экземпляр.
   — Похоже, к этому имеют отношение и келльские прорицательницы, — добавила Полгара.
   — Прорицательницы? — удивленно произнес Горим. — Раньше они таковыми не были.
   — Я знаю, — ответила Полгара. — Одна из них, молодая женщина по имени Цирадис, явилась нам в Реоне и дала некоторые дополнительные сведения и кое-какие советы.
   — На них это очень не похоже.
   — Я думаю, дело идет к окончательному выяснению отношений, — высказался Белгарат. — Мы были целиком захвачены поединком между Гарионом и Тораком и упустили из виду, что по-настоящему сразиться должны Дитя Света и Дитя Тьмы. Цирадис сказала нам, что это будет последнее противостояние и все решится раз и навсегда. Я подозреваю, что именно поэтому и вышли на свет келльские прорицательницы.
   Горим нахмурился.
   — Никогда не подумал бы, что их могут озаботить дела других людей, — произнес он в тяжелом раздумье.
   — А кто они, эти мастерицы прорицания, святой Горим? — тихим голосом поинтересовалась Сенедра, удивленно взглянув при этом на старца.
   — Они, считай, почти наши братья и сестры, — просто ответил он.
   Вид Сенедры по-прежнему выдавал ее переживания.
   — После создания богами рас настало время разбирать их, — продолжал объяснять Горим. — Рас было семь — по числу богов. Алдур же решил не брать никого, и это означало, что одна из рас осталась неизбранной и без бога.
   — Да, это все я слышала, — сказала Сенедра, кивнув.
   — Все мы были частью одного народа, — продолжал Горим. — Улги, мориндимцы, карандийцы на севере Маллореи, мельсенцы далеко на востоке и далазийцы. Мы были ближе к далазийцам, но когда пошли дальше в поисках бога Ула, они уже обратились к небу в попытке научиться читать по звездам. Мы попытались призвать их быть с нами, но они не согласились.
   — И вы после этого утратили все связи с ними, да? — спросила Сенедра.
   — Почему-то некоторые из их светил-прорицателей пошли с нами, но они не говорят, что их побудило к этому. Мастера прорицания очень мудры, ибо через видения им открывается прошлое, настоящее и будущее и, что еще важнее, значение тех или иных событий.
   — И все они женщины?
   — Нет, есть и мужчины. Когда их посещает видение, они обычно завязывают глаза, чтобы внешний свет не мешал внутреннему. С прорицателем, он это или она, всегда следует немой человек — его сопровождающий и охранник. Они в паре навечно.
   — А почему гролимы так их боятся? — внезапно спросил Шелк. — Я несколько раз бывал в Маллорее и видел, что маллорейские гролимы зеленеют, стоит им только услышать о Келле.
   — Я так думаю, что далазийцы приняли меры, чтобы держать гролимов подальше от келльцев. Это связано с их учением, а гролимы нетерпимы ко всему неангараканскому.
   — А какая цель у всех этих прорицателей, о святой? — спросил Гарион.
   — У далазийцев не одни только прорицатели, Белгарион, — ответил Горим. — Они занимаются всеми видами чародейства — некромантией, волшебством, черной магией, колдовством и еще многим. Похоже, никто, кроме самих далазийцев, не знает, в чем их цель. Но в чем бы она ни состояла, они ей твердо привержены — и те, которые в Маллорее, и те, что здесь, на западе.
   — На западе? — Шелк от удивления замигал глазами. — Я и не знал, что здесь есть далазийцы.
   Горим утвердительно опустил голову.
   — Их разделило Восточное море, когда Торак использовал Шар для раскола мира. Западные далазийцы в течение третьего тысячелетия были покорены мургами. Но где бы они ни жили, на востоке или на западе, — веками служили какой-то цели. И в чем бы она ни состояла, они убеждены, что судьба всего творения зависит от нее.
   — И что — действительно зависит? — спросил Гарион.
   — Мы не знаем, Белгарион. Мы не знаем, в чем состоит эта цель, так что нам трудно даже догадываться о ее значимости. Мы точно знаем, что они не следуют Пророчествам, которые определяют судьбы вселенной. Они считают, что некоей высшей судьбой на них возложена особая задача.
   — Вот это-то меня и занимает, — подчеркнул Белгарат. — Цирадис манипулирует нами, выдавая нам туманные предупреждения. И насколько мне известно, она манипулирует и Зандрамас. Мне не хочется, чтобы нас водили за нос — особенно человек, мотивы поведения которого мне непонятны. Она запутывает дело, а мне эти дополнительные сложности не нужны. Я предпочитаю ясную и простую ситуацию, ясные и легкие решения.
   — Типа «добро и зло»? — спросил Дарник.
   — Нет, тут уже есть трудности, Дарник. Я предпочитаю так: «они и мы». Такой подход освобождает голову от излишнего багажа и позволяет держаться ближе к делу.
   Гарион этой ночью спал неспокойно, встал рано и с тяжелой головой. Он посидел некоторое время на каменной скамье в большой комнате дома Горима, потом, охваченный непонятным беспокойством, вышел из дома оглядеться. Шары, висевшие на цепях под сводами пещеры, слабым мерцанием освещали поверхность озера. В этом свете казалось, что все это происходит во сне, а не наяву. Гарион стоял на берегу, погруженный в свои мысли, как вдруг его внимание привлекло движение на другом берегу.
   Это шли женщины — с большими темными глазами, бледные, с бесцветными волосами, характерными для улгов, одетые в простые рубашки до пят, шли поодиночке и группами по два-три человека. У мраморной дамбы они остановились и стали чего-то ждать. Гарион посмотрел на них некоторое время и решил подать голос:
   — Вам что-нибудь нужно?
   Женщины пошушукались между собой, потом одна из них вышла вперед.
   — Мы… мы хотели бы увидеть принцессу Сенедру, — застенчиво произнесла она, и лицо ее порозовело. — Если, конечно, она не очень занята, вот.
   Говорила женщина спотыкаясь, словно это был не родной ее язык.
   — Пойду посмотрю, проснулась ли она, — ответил ей Гарион.
   — Спасибо вам, господин, — робко произнесла женщина и спряталась в группе подруг.
   Войдя в комнату, Гарион увидел, что Сенедра сидит на кровати. Лицо ее было уже не таким отрешенным, как в течение последних недель, в глазах — тревога.
   — Ты, я смотрю, рано встал, — произнесла она.
   — Мне плохо спалось. А ты себя нормально чувствуешь?
   — Все хорошо, Гарион. А почему ты так спрашиваешь?
   — Да я сейчас… — Он запнулся, разведя руками. — Там несколько молодых улгских женщин, они хотят видеть тебя.
   Сенедра нахмурилась.
   — А кто это может быть?
   — Они, похоже, знают тебя. Сказали, что хотели бы увидеть принцессу Сенедру.
   — Ой, конечно же! — воскликнула она и вскочила с кровати. — Как же я забыла?!
   Сенедра быстро надела зеленоватое платье-рубашку и выбежала из комнаты.
   Гарион с любопытством последовал за ней, но остановился, увидев в большой комнате сидящих за столом Полгару, Дарника и Горима.
   — Что это с ней? — спросила его Полгара, глядя вслед проскочившей через комнату маленькой королеве.
   — Там несколько местных женщин, — ответил Гарион. — Похоже, ее подруги.
   — Она всем здесь понравилась, когда приезжала прошлый раз, — сказал Горим. — Наши девушки очень стеснительные, но Сенедра со всеми сдружилась. Они ее обожали.
   — Извините меня, святейший, а где Релг? — спросил Дарник. — Я хотел бы встретиться с ним, раз уж мы здесь.
   — Релг и Таиба взяли детей и переехали в Марагу, — ответил Горим.
   — В Марагу? — удивился Гарион. — А тамошние духи?
   — Там они под покровительством бога Мары, — ответил ему Горим. — Между Марой и Улом существует взаимопонимание, насколько я знаю. Мара утверждает, что дети Таибы — мараги, и поклялся охранять их в Мараге.
   Гарион нахмурился.
   — А их первенец разве не собирается когда-нибудь стать Горимом?
   — Собирается, — кивнул старец. — И глаза у него по-прежнему такие же голубые, как сапфиры. Я вначале переживал, Белгарион, но уверен, что Ул вернет сына Релга в улгские пещеры, когда придет время.
   — Как Сенедра держалась сегодня утром, Гарион? — с серьезным видом спросила Полгара.
   — Вроде бы она почти вернулась к своему нормальному состоянию. Значит ли это, что теперь с ней все в порядке?
   — Это хороший признак, мой дорогой, но пока трудно что-то сказать с определенностью. Ты бы пошел присмотрел за ней.
   — Хорошо.
   — Только приглядывай за ней ненавязчиво. Сейчас у нее критический период, надо, чтобы она не подумала, будто мы глаз с нее не спускаем.
   — Я аккуратно, тетушка Пол.
   Гарион вышел из дому и стал ходить по островку, словно желая поразмять ноги, а сам то и дело бросал взгляд на группу женщин на том берегу. Бесцветные улгские женщины в белых одеждах облепили Сенедру, которая контрастно выделялась среди них своей зеленой рубашкой и огненно-рыжими волосами. Гариону внезапно пришел в голову образ: единственная красная роза на клумбе белых лилий.
   Через полчаса из дома вышла Полгара.
   — Гарион, — спросила она, — ты сегодня еще не видел Эрранда?
   — Нет, тетушка Пол.
   — Его нет в комнате. — Она слегка нахмурилась. — О чем этот мальчишка только думает? Поищи его.
   — Слушаюсь, — словно повинуясь команде, ответил Гарион.
   Ступив на мраморную дамбу, он улыбнулся. Несмотря на все, что произошло в его жизни, их отношения с тетушкой Полгарой вернулись к тем, какими они были в его детские годы. Гарион был уверен, что она едва ли помнила, что он король, и часто давала ему мелкие поручения, даже не задумываясь, не умаляют ли они его королевского достоинства. Но, более того, он и сам не возражал против этого. Ее не терпящие возражений приказания освобождали его от необходимости принимать трудные решения и возвращали в те счастливые времена, когда он был простым сельским парнем, лишенным привилегий и обязанностей, пришедших к нему вместе с короной Ривы.
   Сенедра и ее подруги расположились на камнях у берега и разговаривали вполголоса. Лицо Сенедры снова подернулось печалью.
   — У тебя все хорошо? — спросил Гарион, подойдя к женщинам.
   — Да, — ответила она. — Вот сидим, беседуем.
   Гарион взглянул на нее и хотел было что-то сказать, но воздержался, а вместо этого спросил:
   — Ты Эрранда не видела?
   — Нет. А разве он не в доме?
   Он покачал головой.
   — Думаю, пошел посмотреть здешние места. Тетушка Пол попросила меня разыскать его.
   Одна из женщин что-то прошептала на ухо Сенедре.
   — Саба говорит, что встретила его, идя сюда, он шел по главной галерее. Это было с час назад, — сообщила ему Сенедра.
   — А где это? — спросил он.
   — Вон там. — Сенедра показала ему на проход в стене пещеры.
   Он кивнул.
   — Тебе не холодно?
   — Все прекрасно, Гарион.
   — Я скоро вернусь.
   Он направился в проход, на который ему указала Сенедра. Ему не хотелось оставлять Сенедру, но он боялся сказать что-нибудь не то и вновь вернуть ее в состояние мрачной депрессии. Эта боязнь почти лишала его всякого желания говорить. Чисто физическое заболевание — одно дело, душевное же расстройство — это нечто совсем иное, пугающее.
   Галерея, в которую он вошел, как и все пещеры и переходы между ними, где проводили свою жизнь улги, была освещена слабым фосфоресцирующим светом.
   Каморки по обеим сторонам галереи отличались исключительной чистотой. Он видел целые семьи, завтракавшие за каменными столами, явно не обращая внимания на то, что они открыты любопытным взорам всякого прохожего.
   Поскольку редкий из улгов говорил на языке Гариона, то нечего было и пытаться спрашивать их, не проходил ли Эрранд, и король вскоре понял, что слоняется почти бесцельно, лишь надеясь, что случай сведет его с другом. Дойдя до конца галереи, он очутился в огромной пещере, откуда вырубленная в скалах лестница уводила вниз, в сумрак.
   Эрранд мог пойти обратным путем, чтобы взглянуть на свою лошадь, подумалось Гариону, но что-то подсказало ему, что не стоит двигаться по этому широкому уступу, спиралью опускающемуся по краю провала, а следует свернуть в сторону. Он прошел не более нескольких сотен ярдов, как услышал отдаленные голоса, доносившиеся из пасти темной галереи, зияющей между скалами.
   Многократно отражающееся эхо мешало различить слова, но Гариону показалось, будто он слышит голос Эрранда. Он устремился в темную галерею, ориентируясь только на звук.
   Поначалу в галерее было темно, поскольку ею не пользовались, и Гарион шел на ощупь, касаясь рукой грубой поверхности скальной стены, но, повернув за угол, он увидел идущий откуда-то спереди свет — странное немигающее белое излучение, не похожее на привычное зеленоватое фосфоресцирующее сияние пещер и переходов этого сумрачного мира. Коридор вдруг резко свернул влево, и Гарион увидел Эрранда, разговаривающего с высоким человеком в белой одежде. Глаза ривского короля расширились от неожиданности: свет исходил от этого человека.
   Гарион почувствовал трепет от присутствия неземного существа.
   Излучавший сияние, не оборачиваясь, пригласил спокойным, тихим голосом:
   — Белгарион, присоединяйся к нам.
   Гарион почувствовал, что дрожит, и беспрекословно подчинился незнакомцу.
   Потом фигура в белом обернулась к нему: на Белгариона смотрело неподвластное времени лицо самого Ула.
   — Я наставляю молодого Эрионда относительно той задачи, которая предстоит ему, — произнес отец богов.
   — Эрионда?
   — Да, Эрионд — это его имя, Белгарион. Пора ему отказаться от детского имени и пользоваться своим настоящим. Как ты носил простое имя Гарион, так и он прикрывался этим Эррандом. Есть в этом своя мудрость, ибо подлинное имя человека, которому предстоят большие дела, может зачастую до поры до времени представлять для его владельца опасность.
   — А хорошее имя, правда, Белгарион? — с гордостью спросил Эрионд.
   — Прекрасное, Эрионд, — согласился Гарион.
   Шар на рукояти большого Ривского меча в ножнах, висевшего за спиной у Белгариона, засиял голубым в ответ на безукоризненно белое сияние Ула, и бог кивнул, заметив этот жест Шара.
   — Задача стоит перед каждым из вас, — продолжал Ул, — и перед всеми, кто вас сопровождает. Все эти задачи должны быть выполнены до того, как состоится новая схватка Дитя Света и Дитя Тьмы.
   — Пожалуйста, скажи мне, святой Ул, — обратился к богу Гарион, — как там с моим сыном?
   — Он жив и здоров, Белгарион. Тот, кто удерживает малыша, заботится о нем, и в настоящий момент ему ничто не угрожает.
   — Благодарю тебя, — с искренней признательностью промолвил Белгарион, потом приосанился и спросил: — И в чем состоит моя задача?
   — Твоя задача, Белгарион, уже открыта тебе келльской прорицательницей. Ты должен перекрыть Зандрамас путь к Сардиону, потому что если Дитя Тьмы доберется вместе с твоим сыном до этого страшного камня, то на заключительном поединке Тьма одержит верх.
   Гарион напрягся, прежде чем задать последний вопрос, потому что боялся ответа, и наконец выпалил его:
   — В Ашабских пророчествах сказано, что Владыка Тьмы придет снова. Означает ли это, что Торак возродится и мне предстоит снова вступать с ним в поединок?
   — Нет, Белгарион, мой сын не вернется. Твой пламенный меч лишил его жизни, его больше нет. На новой встрече враг будет более опасным. Дух, который вселился в Торака, нашел новый сосуд. Торак был далек от совершенства, ему не хватало гордости. Тот, кто станет на его место — если тебе не удастся выполнить свою роль, — окажется непобедимым. И никакой меч — ни твой, ни все мечи этого мира — будет не в состоянии поспорить с ним.
   — Значит, придется сразиться с Зандрамас, — с горечью произнес Гарион. — У меня для этого есть веская причина.
   — Поединок между Дитя Света и Дитя Тьмы — это не ваша с Зандрамас встреча, — сказал Ул.
   — Но ведь Зандрамас Дитя Тьмы, — возразил Гарион.
   — В настоящее время — да. Так же, как в настоящее время ты — Дитя Света. Но сия тяжелая ноша перейдет с плеч каждого из вас на плечи других до того, как состоится решающий поединок. Знай это. Череда событий, начавшаяся рождением твоего сына, должна завершиться в определенное время. Тебе и твоим товарищам предстоит многое сделать до грядущего поединка. Если ты или кто-то из них не справится со своей задачей, то все наши многовековые усилия пойдут прахом.
   Решающий поединок Дитя Света и Дитя Тьмы должен состояться, и необходимо соблюсти при этом все условия, ибо в результате этого поединка все то, что разрозненно, станет одним целым. Судьба этого мира — так же, как и всех других миров, — находится в твоих руках, Белгарион, и исход поединка будет зависеть не от твоего меча, а от выбора, который тебе предстоит сделать. — Отец богов с любовью посмотрел на обоих. — Не бойтесь, сыны мои. Хотя вы в чем-то и различны, но оба едины по духу. Помогайте и поддерживайте друг друга, и пусть вас согреет мысль, что я с вами.
   Сияющая фигура исчезла, и по пещерам улгов прокатилось эхо — такое, словно перед этим прозвучал невообразимо огромный колокол.

Глава 2

   Безмятежность сошла на Гариона, нечто похожее на ту спокойную решимость, с которой он выходил на поединок с Тораком на руинах Города Ночи на расстоянии в полмира отсюда. Вспоминая ту страшную ночь, он начал понимать обескураживающую правду. Искалеченный бог не рвался к чисто физической победе, он всей своей мощью пытался подчинить себе всех окружающих, и поражение ему нанес в конечном итоге не столько пламенный меч Гариона, сколько твердый всеобщий отказ уступить его воле. Хотя зло казалось непобедимым в мире Тьмы, оно стремилось к обладанию и Светом, и только капитуляция мира Света могла привести к победе Тьмы. И пока Дитя Света оставалось твердым и несгибаемым, его было не победить. Стоя в темной пещере, где гулко перекатывалось эхо, вызванное отбытием Ула, Гарион, казалось, читал мысли своего врага Зандрамас. Тот, несомненно, испытывал тот же страх, какой в свое время гнездился в душе Торака.
   Потом Гарион понял еще одну правду, одновременно настолько предельно простую и глубокую, что она потрясла его. Такой вещи, как Тьма, не существует!
   То, что казалось таким всеохватывающим и грозным, было всего лишь отсутствием Света. И пока Дитя Света будет держать это в голове, Дитя Тьмы никогда не сможет победить. Торак в свое время знал это, теперь знает Зандрамас, и Гарион наконец понял эту истину и возликовал в душе.
   — Легче становится, когда поймешь это, правда? — тихо спросил молодой человек, которого прежде они звали Эррандом.
   — Ты знаешь, о чем я подумал, да?
   — Да. А тебе это неприятно?
   — Да нет. Пожалуй, нет.
   Гарион осмотрелся по сторонам. Галерея, где они находились, окунулась в полный мрак после исчезновения Ула. Гарион знал дорогу назад, но идея, которая только что пришла ему в голову, требовала какого-то подтверждения. Он повернул голову и обратился к Шару на конце рукояти большого меча:
   — Ты не смог бы дать нам немного света?
   Шар ответил голубым сиянием, и одновременно в голове зазвучала прозрачная песня Шара. Гарион взглянул на Эрионда.
   — Пойдем обратно? А то тетушка Пол немного забеспокоилась, увидев, что тебя нет.
   Следуя пустынной галереей, Гарион с чувством обнял своего друга за плечи.
   В этот момент оба испытывали радость от единения душ и взаимной симпатии. Они вышли из галереи и оказались на краю провала, освещенного слабыми точечками огней. Снизу доносился шепот далекого водопада.
   Гарион внезапно вспомнил случай, произошедший днем раньше.
   — А что это такое — насчет тебя и воды? Ну, вчера, когда тетушка Пол всполошилась? — с любопытством в голосе спросил Гарион.
   Эрионд рассмеялся.
   — Вон ты о чем. Когда я был маленький и мы переехали в дом Полгары в Долине, то я часто падал в реку.
   — По мне — так это вполне естественно, — рассмеялся Гарион.
   — Этого уже давно не случалось, но Полгара думает, что я приберегаю эту привычку до поры до времени.
   Гарион рассмеялся. Они шли уже по коридору с каморками по сторонам, который вел в пещеру Горима. Улги бросали в их сторону удивленные и беспокойные взгляды.
   — Ой, Белгарион, — спохватился Эрионд, — Шар-то все горит.
   — Я и забыл! — Белгарион обернулся к Шару, продолжавшему приветливо светиться, и произнес:
   — Все, теперь достаточно.
   Шар разочарованно мигнул и погас.
   Все собрались на завтрак в большой комнате дома Горима.
   — Где вы?.. — начала было Полгара, но, вглядевшись повнимательнее в глаза Эрионда, осеклась. — Что-нибудь случилось?
   Эрионд кивнул.
   — Да, случилось, — ответил он. — Ул пожелал поговорить с нами. Мы узнали от него кое-что важное.
   Белгарат отодвинул от себя чашу, и лицо его сделалось напряженным.
   — Вам, я думаю, стоит рассказать об этом нам. Садитесь и рассказывайте, не торопясь и ничего не пропуская.
   Гарион подошел и сел за стол рядом с Сенедрой. Он подробно поведал собравшимся о встрече с отцом богов, стараясь в точности передать все слова Ула.
   — И потом он сказал, что мы оба едины по духу и должны помогать и поддерживать друг друга, — закончил свой рассказ Гарион.
   — Это все? — спросил Белгарат.
   — Да, и так довольно много.
   — Ул еще сказал, что он с нами, — добавил Эрионд.
   — И ничего более-менее конкретного о времени, когда все должно закончиться? — спросил старик слегка обеспокоенно.
   Гарион отрицательно замотал головой.
   — Нет, дедушка. Жаль, но нет.
   Белгарат внезапно расстроился.
   — Терпеть не могу работать по наметкам, которые не видел своими глазами, — проворчал он. — Не поймешь, где ты и что ты.
   Сенедра прижалась к Гариону, несколько успокоившаяся, но по-прежнему озабоченная.
   — Нет, он действительно сказал, что с нашим сыном все хорошо? — допытывалась она.
   — Ул сказал, что малыш жив и здоров, — ответил ей Эрионд. — Тот, кто удерживает его, заботится о нем, и в настоящий момент вашему сыну ничто не угрожает.
   — В настоящий момент?! — воскликнула Сенедра. — Что это значит?!
   — Больше он ничего не сказал, Сенедра, — ответил на сей раз Гарион.
   — А почему ты не спросил Ула, где наш сын?
   — Потому что я был уверен: он мне не скажет. Найти Гэрана и Зандрамас — это мое дело, и я не думаю, что меня освободят от выполнения этой задачи.
   — Освободят? Кто освободит?
   — Пророчества. Оба Пророчества. Они ведут игру, и мы должны следовать их правилам, даже если мало что о них знаем.
   — Но это нелепо.
   — Пойди и скажи им. Это ведь не мной придумано.
   Тетушка Полгара с любопытством посмотрела на Эрионда.
   — А ты знал об этом? Я имею в виду о своем имени?
   — Я знал, что у меня другое имя. Когда вы назвали меня Эррандом, мне это не показалось правильным. А тебе не нравится мое теперешнее имя, Полгара?