Эддингс Дэвид. Властелин мургов

   — Тогда поезжайте, — сказал Шелк, — а я порасспрошу народ. Кое-что мне хотелось бы разузнать.
   Белгарат хмыкнул.
   — Возможно, идея недурна. Только не слишком задерживайся. Я намереваюсь достичь Великого Южного леса до наступления зимы, если, конечно, такое реально.
   — Я поеду с ним, дедушка, — предложил Гарион. — Мне надо проветриться, чтобы освободиться от мрачных мыслей, — они мучают меня со вчерашнего дня.
   И они вдвоем поехали по высоким травам в сторону потока перепуганных беженцев, текущего на юг.
   — Гарион. — Шелк вдруг натянул поводья. — А вон тот человек, что толкает тачку, часом не сендариец?
   Гарион, заслоняя глаза ладонью, вгляделся в здоровяка, на которого указывал Шелк.
   — Здорово смахивает на сендарийца, — согласился он. — Только вот что делает сендариец здесь, в Хтол-Мургосе?
   — Почему бы не спросить об этом его самого? Сендарийцы — болтуны и сплетники, так что это блестящий случай разузнать о том, что тут творится.
   Маленький человечек неторопливо подъехал к коренастому мужчине с тачкой.
   — Доброе утро, приятель, — дружелюбно поздоровался он. — Что поделываешь так далеко от родных мест?
   Здоровяк выпустил ручки своей тачки и оценивающим взглядом окинул зеленое одеяние Шелка.
   — Я не раб, — объявил он, — так что выкинь дурь из башки.
   — Ах, ты об этом? — засмеялся Шелк, двумя пальцами берясь за зеленую ткань. — Не волнуйся, приятель, мы не найсанцы. Просто сняли одежду с убитых, которых нашли на дороге, решив, что эта зелень поможет нам, если вдруг наткнемся на представителей здешних властей. Так что же ты поделываешь тут, в Хтол-Мургосе?
   — Спасаюсь бегством, — мрачно сказал сендариец, — вместе со всеми этими бедолагами. Ты разве не слыхал о том, что тут приключилось?
   — Нет. Мы ведь издалека и ни с кем еще не успели перемолвиться.
   Коренастый здоровяк вновь взялся за ручки своей тачки и съехал с обочины.
   — Из Горута на запад выступила огромная армия маллорейцев, — принялся рассказывать он. — Они спалили город, в котором я жил, и перебили половину горожан. Они пренебрегли Рэк-Хтакой, город уцелел — именно туда мы все сейчас и направляемся. Там я попытаюсь отыскать какого-нибудь капитана, который намеревается отплыть в сторону Сендарии. Я отчего-то вдруг заскучал по родному дому.
   — Так ты жил в мургском городе? — изумленно спросил Шелк.
   Здоровяк скорчил гримасу.
   — Уж будь уверен, не по собственной воле. Я не поладил с представителями властей в Толнедре, когда наведывался туда по торговому делу лет с десяток тому назад, и сговорился с одним капитаном-торговцем. Он согласился помочь мне выехать из страны, но оказался негодяем: когда у меня вышли денежки, бросил меня прямо на пристани в Рэк-Хтаке. Я переправился оттуда в городок, что на северном берегу озера. Мне позволили остаться. Я искал заработка, а там как раз нужны были рабочие руки: кое-чем мурги сами брезгуют заниматься, но и рабам не доверяют — мол, дело слишком важное. Конечно, все это унизительно, но жить-то ведь как-то надо было! Но вот пару дней назад в город вошли маллорейцы. Когда они покидали город, там не осталось камня на камне.
   — А как тебе удалось уцелеть? — спросил Шелк.
   — Я пролежал под копной до темноты. Ну а потом присоединился к этим несчастным. — Он поглядел на толпу беженцев, вязнущих чуть ли не по колено в чавкающей жиже. — Ну разве не жалкое зрелище? У них даже не хватает ума, чтобы вылезти из грязи и топать по траве! Уж солдаты-то никогда так не поступят!
   — А у тебя, видать, есть кое-какой опыт в военном деле?
   — Да уж как пить дать, — гордо ответил крепыш. — Я был сержантом в армии принцессы Сенедры, сражался вместе с нею в Тул-Марду.
   — Жаль, я прозевал эту кампанию, — вздохнул Шелк. — Был занят другими делами. Послушай, а если мы поедем отсюда до Великого Южного леса, не нарвемся ли на маллорейцев?
   — Кто знает? Я не разведывал обстановку. Но одно скажу: негоже вам ехать в лес. Вся эта бойня пробудила людей-воронов.
   — Людей-воронов? Это еще что за твари?
   — Вурдалаки. В основном питаются мертвецами, хотя в последнее время я слышал просто жуткие истории. На вашем месте я ни за что не поехал бы лесом.
   — Мы это учтем. Спасибо за информацию. Удачи тебе в Рэк-Хтаке, и надеюсь, ты благополучно доберешься до Камаара.
   — Я предпочел бы Тол-Хонет. Толнедрийские тюрьмы вовсе не так уж плохи.
   Шелк на прощание улыбнулся сендарийцу, и, поворотив коней, они с Гарионом галопом поскакали за остальными.
   Тем же вечером они перешли вброд реку Хтаку в нескольких лигах от побережья. С наступлением сумерек дождь постепенно прекратился, хотя небо оставалось облачным. Вдали темнела зубчатая стена деревьев — здесь и начинался Великий Южный лес. Опушка его была совсем близко.
   — Ну что, рискнем? — спросил Шелк.
   — Нет, спешить мы не будем, — решил Белгарат. — Я немного озабочен тем, что наговорил тебе тот парень. Не уверен, что нам нужны сюрпризы — особенно в темноте.
   — Вниз по течению есть небольшая ивовая рощица. — Дарник указал на довольно обширные заросли ивняка на самом речном берегу в полумиле к югу. — Мы с Тофом можем поставить там палатки.
   — Хорошо, — согласно кивнул Белгарат.
   — А далеко ли отсюда до Верката, дедушка? — спросил Гарион, когда они направились к полноводной после дождя реке и чахлому ивняку.
   — Если верить карте, ближайшее к острову побережье примерно лигах в пятидесяти на юго-восток отсюда. Там нам придется отыскать какое-нибудь судно.
   Гарион вздохнул.
   — Не унывай, — утешил его Белгарат. — Мы движемся куда быстрее, чем я ожидал, к тому же Зандрамас не может убегать от нас вечно. Земной шар — это всего лишь земной шар, и он не бесконечен. Рано или поздно мы настигнем ее.
   Пока Дарник и Тоф натягивали палатки, Гарион и Эрионд бродили в зарослях, отыскивая дрова для костра. Найти что-то подходящее оказалось неожиданно нелегким делом, и, проплутав в течение часа, они собрали лишь жалкую охапку каких-то прутиков и веточек, чудом оставшихся сухими после долгого дождя. Всего этого хватило разве что развести огонь под кухонной жаровней Полгары. Когда она начала колдовать над жаровней, готовя на ужин бобы с олениной, Гарион заметил, что Сади бродит между палаток, как-то уж очень пристально вглядываясь в траву.
   — Это не смешно, дорогая, — сурово приговаривал он. — А ну-ка выходи! Выходи сию же минуту!
   — Что стряслось? — спросил Дарник.
   — Зит нет в кувшинчике, — ответил Сади, не прерывая поисков.
   Дарник поспешно поднялся, пожалуй, даже чересчур поспешно.
   — Ты уверен?
   — Она находит забавным играть со мной в прятки. А ну-ка иди сюда, иди немедленно, непослушная ты змея!
   — Пожалуй, не стоит говорить об этом Шелку, — дружески посоветовал евнуху Белгарат. — Он ударится в истерику сразу, как только обнаружит, что змея ползает неведомо где. — Старик осмотрелся. — А кстати, где он?
   — Они с Лизелль пошли прогуляться, — ответил Эрионд.
   — В такую погоду? Кругом же такая сырость! Нет, в самом деле, он меня порой удивляет.
   Сенедра присела на бревнышко подле Гариона. Он обнял ее за плечи и крепко прижал к себе. Она нежно прильнула к нему и вздохнула.
   — Я все думаю, что сейчас делает Гэран.
   — Наверняка спит.
   — Он так хорош, так мил, когда спит. — И, снова вздохнув, она прикрыла глаза.
   Откуда-то из зарослей вдруг послышался треск, а через мгновение как ошпаренный выскочил Шелк. Глаза у него были совершенно круглые, а лицо смертельно бледное.
   — Что случилось? — воскликнул Дарник.
   — У нее змея в корсаже! — выпалил драсниец.
   — У кого?
   — У Лизелль!
   Полгара с большой ложкой в руке обернулась и оценивающе оглядела трясущегося принца. Бровь ее медленно поползла вверх.
   — Скажите, принц Хелдар, — ледяным тоном произнесла она, — а что вам-то понадобилось в корсаже графини Лизелль?
   Шелк мужественно силился выдержать ее взгляд, но хватило его не более чем на минуту — и он начал мучительно краснеть.
   — А-а, — протянула Полгара, — понимаю. — И вновь занялась варевом.
   Уже перевалило за полночь, когда Гарион внезапно проснулся, недоумевая, что именно разбудило его. Он медленно приподнялся, стараясь не потревожить спящую Сенедру, и раздвинул полог палатки. От реки поднимался густой туман, и Гарион не увидел ничего, кроме густой молочной белизны. Он затаил дыхание, чутким ухом ловя ночные звуки.
   И вот откуда-то из тумана донеслось еле слышное позвякивание. Гарион тотчас же узнал этот звук: где-то неподалеку проезжал всадник, одетый в стальную кольчугу, а может быть, и не один. Гарион нашарил в темноте свой верный меч.
   — И все же, я считаю, ты должен рассказать нам, что нашел в доме, прежде чем подпалить его, — раздался издалека голос с характерным маллорейским выговором.
   Всадники были еще далеко, но звуки в ночи разносятся на большие расстояния, поэтому Гарион отчетливо слышал каждое слово.
   — Да сущие мелочи, капрал, — уклончиво ответил другой маллореец. — То да се, всего помаленьку.
   — Тебе следует поделиться с нами. В конце концов, мы же держимся друг за дружку. Один за всех, все за одного.
   — Эта мысль, вот ведь странно, пришла вам в голову лишь тогда, когда выяснилось, что мне посчастливилось кое-какое барахлишко прибрать к рукам? Хотите свою долю награбленного? Надо было раньше думать. Трудно, что ли, было пошуровать по дому? А вы предпочли получить удовольствие — казнить пленников.
   — Мы на войне, — торжественно проговорил капрал. — Наш долг — уничтожать врага.
   — Долг! — саркастически хмыкнул его собеседник. — Мы всего лишь дезертиры, капрал. И в долгу лишь перед самими собой. Хотите рубить этих земледельцев — пожалуйста, не стану мешать. Сам же я предпочитаю запастись кое-чем впрок, чтобы было на что жить после отставки.
   Гарион осторожно выбрался из палатки. Ощущая полнейшее спокойствие, словно все чувства его в одночасье умерли, он поднялся и бесшумно направился туда, где лежали тюки, и принялся шарить в одном из них, покуда не нащупал холодную сталь. Потом с величайшей осторожностью, стараясь действовать беззвучно, надел тяжелую кольчугу.
   Тоф стоял в дозоре около лошадей — его огромная фигура отчетливо вырисовывалась в тумане.
   — Мне надо кое-что уладить, — тихо прошептал Гарион на ухо немому великану.
   Тоф серьезно поглядел на него и кивнул. Потом отвязал коня, под уздцы подвел его к Гариону, затем огромной своей ладонью дружески стиснул плечо друга и бесшумно отступил.
   Гарион не хотел давать маллорейским дезертирам времени уйти далеко и затеряться в тумане, поэтому он вскочил на неседланного коня и тотчас же выехал из рощицы.
   Похоже было, что мирно беседующие дезертиры направляются прямо к лесу, и Гарион тихо ехал за ними след в след, прислушиваясь к звукам, доносящимся из тумана и напрягая свое шестое чувство.
   Проехав с милю, он услышал вдруг резкий и пронзительный смех — звук шел откуда-то спереди и немного слева.
   — Ты помнишь, как они визжали, когда их сажали на кол? — донесся из тумана хриплый голос.
   — Вот и славно, — пробормотал Гарион сквозь стиснутые зубы, обнажая меч.
   Он поехал прямо на звук голоса, а чуть погодя сжал каблуками бока коня.
   Тот пошел быстрее, но копыта его ступали по траве все так же бесшумно.
   — Огоньку бы, — вздохнул один из солдат.
   — Думаешь, это не опасно? Кругом шастают патрули в поисках дезертиров.
   — Сейчас уже за полночь. Все патрульные солдаты дрыхнут. Не бойся, смело зажигай факел.
   Мгновение спустя в тумане заколебалось алое пламя, решившее участь маллорейцев.
   Нападение Гариона застигло их врасплох. Несколько солдат были мертвы, ничего не успев понять. Раздавались лишь отчаянные крики и предсмертные хрипы, а Гарион неумолимо прорубал себе дорогу сквозь скопление ополоумевших от ужаса дезертиров. От мощных ударов его меча, наносимых справа и слева, они слетали с седел, почти перерубленные надвое. Огромное остро отточенное лезвие легко пронзало кольчугу, плоть и дробило кости. И вот уже пятеро распростерлись на земле бездыханными. Потом Гарион кинулся на троих оставшихся — один из них тотчас же обратился в бегство, другой выхватил из ножен меч, а третий, державший факел, просто застыл в полнейшем оцепенении.
   Самый отважный неловко взмахнул мечом, но лишь для того, чтобы защитить свою голову от страшного удара меча Гариона. Но он был уже обречен — сверкающее лезвие переломило клинок, словно сухую щепку, и рассекло солдата от макушки до пояса. Гарион стряхнул подрагивающее тело с клинка и обернулся к воину, замершему с факелом в руке.
   — Умоляю! — воскликнул перепуганный маллореец, пытаясь поворотить коня. — Пощадите!
   Но эта мольба отчего-то разъярила Гариона еще пуще. Зубы его сжались.
   Широкий взмах меча — и голова убийцы покатилась куда-то в туманную муть.
   Гарион пришпорил скакуна и, прислушиваясь к удаляющемуся топоту коня последнего солдата, спасающегося бегством, ринулся в погоню.
   Он нагнал его в считанные минуты. Сперва он ехал лишь на звук, но вот различил в тумане силуэт всадника. Гарион взял немного вправо, легко поравнялся с отчаявшимся противником и вот уже преградил ему путь.
   — Кто ты? — пронзительно закричал небритый маллореец, натягивая поводья. — Чего тебе нужно?
   — Я — возмездие, — хрипло выдохнул Гарион, пронзая мечом последнего негодяя.
   Дезертир изумленно уставился на мощное лезвие, торчащее из его груди.
   Затем раздался булькающий звук — и он стал медленно заваливаться на бок, соскальзывая с обагренного кровью меча.
   Все еще ощущая ледяное спокойствие, Гарион спешился и вытер меч об одежду убитого. Потом почти бездумно подхватил поводья его коня, вскочил в седло и поехал обратно — туда, где прикончил остальных. Он внимательно оглядел тела, чтобы убедиться, что никто не подает признаков жизни, и, прихватив с собой еще трех лошадей, поскакал в сторону лагеря, скрытого в ивняке.
   Шелк уже стоял подле Тофа и вглядывался в туман.
   — Где ты был? — хрипло прошептал он.
   Гарион соскочил с коня.
   — Нам ведь нужны были лошади, — ответил он, отдавая поводья захваченных в короткой схватке коней великану.
   — Это же кони маллорейцев, если судить по сбруе и седлам, — отметил Шелк. — А где ты их отыскал?
   — Всадники ехали мимо лагеря, и я услышал голоса. Они слишком веселились, вспоминая свой недавний визит на мургский хутор.
   — И ты даже не пригласил меня к тебе присоединиться? — обиделся Шелк.
   — Прости, — сказал Гарион, — но мне надо было спешить. Я не хотел потерять их в тумане.
   — Их было четверо? — спросил Шелк, пересчитав лошадей.
   — Еще четыре лошади убежали, испугавшись, я так и не смог их поймать. Но этих вполне достаточно, чтобы возместить наши потери во время кораблекрушения.
   — Так их было восьмеро? — ошарашенно спросил Шелк.
   — Я застиг их врасплох. Они даже не оказали сопротивления. Послушай, почему бы нам еще не вздремнуть?
   — Знаешь, Гарион, — придирчиво оглядел его драсниец, — тебе не мешало бы умыться, прежде чем лечь. Сенедра — женщина весьма чувствительная и может сильно расстроиться, если поутру увидит тебя, залитого кровью с головы до пят.
   Наутро туман стал еще гуще. Холодная молочно-белая пелена объяла оба берега реки, путалась в ветвях плакучих ив и унизывала их каплями, похожими на крупные жемчужины.
   — По крайней мере, это для нас дополнительное прикрытие, — заметил Гарион, все еще охваченный странным оцепенением.
   — Равно как и для кого-то другого, по ту сторону тумана, — вставил Сади, — или для чего-то другого. У этого леса весьма дурная репутация.
   — А насколько он велик?
   — Возможно, это самый большой лес в мире, — ответил Сади, приторачивая тюк к спине лошади. — Он простирается на сотни и сотни лиг. — И, взглянув в сторону коновязи, он неуверенно спросил: — Это игра моего воображения или за ночь лошадей у нас прибавилось?
   — Ночью я случайно наткнулся на нескольких, — уклончиво ответил Гарион.
   После завтрака они собрали походную кухню Полгары, сели в седла и поехали по луговине к мрачному лесу, окутанному густым туманом.
   Гарион ехал, прислушиваясь к беседе Шелка с Дарником, — они ехали позади.
   — Так что же ты вчера вечером поделывал? — со свойственной ему прямотой спрашивал кузнец. — Ну, когда нашел Зит в корсаже Лизелль?
   — Она собирается написать рапорт Дротику по возвращении, — ответил Шелк. — А кое-чего ему явно не следует знать. Ну а если мне удастся наладить с нею дружеские отношения, то, возможно, я смогу убедить ее на некоторые вещи посмотреть сквозь пальцы.
   — Знаешь, это не слишком-то порядочно. Она же всего-навсего девушка.
   — Поверь, Дарник, Лизелль вполне самостоятельная и может о себе позаботиться. Мы с нею затеяли занятную игру. Но признаюсь, наткнуться на Зит в мои планы не входило.
   — А драснийцы всегда так забавляются?
   — Конечно! Так время летит быстрее. В Драснии зимы долгие и суровые. Игры помогают нам изощрять наш ум и впоследствии преуспевать в делах весьма и весьма серьезных. Гарион! — вдруг позвал маленький человечек.
   — Да?
   — Надеюсь, мы объедем то место, где ты… нашел вчера лошадей? Не стоило бы расстраивать дам сразу после завтрака.
   — Это во-он там. — Гарион указал влево.
   — О чем это вы? — спросил Дарник.
   — Ну, о лошадях, появившихся у нас ночью. Они принадлежали маллорейским дезертирам, которые развлекаются тем, что разоряют мургские хутора, — беспечно ответил Шелк. — Гарион позаботился о том, чтобы у них отпала нужда в лошадях.
   — О-о, — протянул Дарник. Потом немного поразмышлял и подытожил: — Хорошо.
   Когда путники приблизились к опушке, из туманной мути выступили исполинские черные деревья. Листья на них стали коричневыми и сморщились — зима была не за горами. Проезжая под пологом переплетенных ветвей, Гарион пытался определить породы деревьев, но ничего подобного ему никогда прежде видеть не приходилось. Они приняли совершенно фантастические формы, словно в беззвучной мольбе протянув к мрачному небу страдальчески скрюченные ветви. Узловатые стволы сплошь покрывали темные пятна, глубоко въевшиеся в грубую кору, и отметины эти придавали корявым исполинам страшное сходство с уродливыми человеческими лицами, искаженными ужасом: были тут и широко раскрытые глаза, и словно разверстые в крике беззубые рты. Под ногами лошадей шелестели опавшие листья, почерневшие и съежившиеся, а на острых сучьях висели рваные клочья тумана.
   Сенедра, содрогнувшись, поплотнее запахнула плащ.
   — Нам предстоит проехать через весь этот лес? — жалобно спросила она.
   — А я думал, ты любишь деревья, — улыбнулся Гарион.
   — Да, но не такие. — Она испуганно озиралась. — В них есть что-то… что-то очень жестокое. Они ненавидят друг друга.
   — Ненавидят? Деревья?
   — Они сражаются друг с дружкой и, беспощадно расталкивая собратьев, тянутся к свету. Мне не нравится здесь, Гарион.
   — А ты попытайся не думать об этом, — посоветовал он.
   Путники постепенно углублялись в мрачную чащу. Говорить им отчего-то не хотелось. Все чувствовали себя подавленными мрачной враждебностью, исходящей от этих странных уродливых деревьев, а тьма лишь усиливала тягостное впечатление.
   Они сделали краткий привал и наспех перекусили, даже не разводя огня, и вновь тронулись в путь. Вечерело, и туманная полумгла неумолимо сгущалась, скрывая уродливые деревья.
   — Думаю, мы проехали достаточно — на сегодня хватит, — сказал наконец Белгарат. — Давайте разведем огонь и поставим палатки.
   Возможно, воображение Гариона сыграло с ним злую шутку или просто вскрикнула во тьме какая-то хищная птица, но лишь первые языки пламени лизнули сухие сучья, ему почудилось, что деревья вокруг закричали. Это был вопль страха, смешанного с леденящей душу яростью. Он огляделся: изуродованные лица, запечатленные самой природой на узловатых стволах, словно зашевелились в сполохах пламени и безмолвно оскалились, взирая на ненавистный огонь.
   После ужина Гарион отошел от костра. Он все еще чувствовал себя каким-то одеревеневшим, словно все его чувства на время замерли. Он обнаружил, что даже не может припомнить подробностей ночной бойни, — ему вспоминались лишь смутные, отрывочные картины: хлещущая кровь в свете факела, всадники, безжизненно соскальзывающие с седел, голова солдата, летящая в туман.
   — Хочешь поговорить об этом? — спросил Белгарат, подошедший сзади.
   — Не то чтобы хочу, дедушка. Ты вряд ли одобришь содеянное мною — так почему бы не оставить эту тему? Я никак не смогу заставить тебя все понять.
   — О, я все понимаю, Гарион. Просто считаю, что это ничего не решает. Ты убил… скольких человек ты убил?
   — Восьмерых.
   — Так много? Ну, хорошо. Восемь маллорейцев. И что ты этим доказал?
   — Я не намеревался ничего доказывать, дедушка. Я просто хотел, чтобы эти негодяи никогда больше не повторили ничего подобного. Более того, я даже не вполне уверен, что это те самые дезертиры, которые истребили мургских земледельцев, которых мы видели. Хотя они наверняка кого-то где-то зверски убили, а тех, кто творит такое, надо остановить!
   — Пусть так. Ты это сделал. И что, легче тебе стало?
   — Нет. Думаю, что нет. Я даже не ощущал злости, когда убивал. Просто что-то необходимо было сделать — и я сделал. Теперь все кончено, и я вскоре об этом позабуду.
   Белгарат посмотрел на него задумчивым и долгим взглядом.
   — Хорошо, — молвил он наконец. — Поскольку ты не можешь выбросить из головы случившееся, я полагаю, что ты не нанес самому себе непоправимого ущерба. Давай вернемся к огню. В этом лесу сыро и холодно.
   Гарион дурно спал той ночью, и Сенедра, которую он почти испуганно прижимал к груди, беспокойно вздрагивала, то и дело всхлипывая во сне.
   Наутро Белгарат, проснувшись, вышел из палатки и раздраженно огляделся.
   — Дикость какая-то! — взорвался он. — Где солнце?
   — Оно скрыто тучами и туманом, отец, — откликнулась Полгара, спокойно расчесывая длинные, темные волосы.
   — Это мне известно, Полгара, — раздраженно ответил он, — но мне необходимо видеть его хотя бы время от времени, чтобы определить верное направление. Может кончиться тем, что мы будем ходить по этой чаще кругами.
   Тоф, занятый костром, поднял голову и поглядел на старика. Лицо великана было невозмутимым, как всегда. Он поднял руку и указал слегка в сторону от их вчерашнего направления движения.
   Белгарат насупился.
   — Ты совершенно уверен?
   Тоф кивнул.
   — Ты прежде бывал в этих лесах?
   Немой великан снова кивнул и вновь уверенно указал рукой в том же направлении.
   — И если мы поедем туда, то выберемся из леса прямо на южном побережье, неподалеку от острова Веркат?
   Тоф вновь кивнул и занялся огнем.
   — Цирадис сказала, что он едет с нами, чтобы помочь в наших поисках, дедушка, — напомнил Белгарату Гарион.
   — Хорошо. Ежели уж он знает дорогу, то пусть и будет нашим проводником в этой чаще. Я устал тыкать пальцем в небо.
   Они проехали около двух лиг, следуя за Тофом, который уверенно вел их по еле приметной тропе, когда Полгара внезапно натянула поводья своего коня и вскрикнула:
   — Берегитесь!
   Из тумана со свистом вылетела стрела, пущенная прямо в Тофа, но великан успел защититься своим исполинским посохом. Из леса выскочила орда оборванных людей — среди них, несомненно, были мурги, но большинство принадлежали к некоей неизвестной путникам расе. Вооружены они были чем попало.
   Мгновенно оценив ситуацию, Шелк соскользнул с седла и молниеносно выхватил оба своих кинжала из-под зеленого одеяния работорговца. Когда вопящие бандиты кинулись на него, он прыгнул им навстречу, вытянув вперед руки с двумя массивными кинжалами, словно два копья.
   Спрыгивая с седла, Гарион увидел, как Тоф тяжелым посохом крушит врагов направо и налево, а Дарник, вооруженный топором, довершает дело.
   Гарион выхватил из ножен меч и бешено завращал над головой сверкающим клинком. Один из бандитов подпрыгнул высоко в воздух, неумело имитируя тот самый боевой прием, которым частенько пользовался ловкий Шелк. Но техники ему явно недоставало. Вместо того чтобы с размаху ударить Гариона пятками в лицо или в грудь, бандит напоролся прямо на острие меча, которое легко пронзило его насквозь.
   Шелк тем временем поразил прямо в сердце одного из злодеев и успел развернуться, чтобы вонзить второй кинжал другому прямо в лоб.
   Тоф и Дарник, двигающиеся навстречу друг другу с разных концов поляны, опутали веревками кучку нападавших и теперь методично уничтожали одного за другим, а враги лишь беспомощно дергались, пытаясь высвободиться.
   — Гарион! — раздался вдруг отчаянный вопль Сенедры.
   Обернувшись, он увидел, как коренастый небритый человек стаскивает с седла сопротивляющуюся королеву, замахиваясь остро отточенным ножом. Но пальцы его вдруг разжались, нож вонзился в землю, а злодей обеими руками схватился за горло, вокруг которого обвился тонкий шелковый шнур. С ледяным спокойствием златовласая Бархотка, упершись коленом в спину содрогающегося бандита, все туже затягивала петлю. А Сенедра в ужасе глядела, как тот, кто чуть было не убил ее секунду назад, задыхается на ее глазах.