Эддингс Дэвид. Властелин мургов

   Она действительно испугалась! По какой-то причине голубой свет меча напугал ее! Издавая крики и пытаясь защитить себя извержениями пламени, она пятилась, заливая поляну кровью из продолжавшего извиваться хвоста. Было что-то явно для нее непереносимое в свечении Шара. Охваченный приливом возбуждения, Гарион снова поднял меч, и жгучий столб пламени сорвался с конца клинка. Гарион стал разить птицу этим огнем в крылья и туловище, раздался треск и шипение. И вот, крича от боли и размахивая гигантскими крыльями, птица обратилась в бегство, цепляясь за землю когтями и поливая ее своей кровью.
   Тяжело и неуклюже она оторвалась от земли, прорываясь через верхние ветви деревьев по краю поляны. Оглашая окрестности страшным криком, извергая огонь и дым, поливая землю кровью, она полетела куда-то на юго-запад.
   Все молча наблюдали, как удаляется в дождливом небе ее огромный силуэт.
   Полгара, мертвенно-бледная, вышла из-за деревьев и подошла к Эрионду.
   — О чем ты думал в это время? — до странности спокойным голосом спросила она.
   — Не понимаю, о чем ты, Полгара, — ответил Эрионд, действительно удивленный.
   Полгара с видимым усилием старалась выглядеть спокойной.
   — Слово «опасность» для тебя ничего не значит?
   — Ты про птицу? О, она не так уж и опасна.
   — Ну да, а когда тебя с головой окутало огнем? — вступил в разговор Шелк.
   — А, ты про это? — Эрионд улыбнулся. — Но пламя-то было ненастоящим. — Эрионд обвел взглядом компанию. — Вы разве этого не знали? — спросил он, выглядя несколько удивленным. — Это только одна видимость. Все, что представляет собой зло, — это иллюзия. Мне жаль, если кто-то из вас волновался за меня, но у меня не было времени на объяснения.
   Полгара некоторое время смотрела на юношу, предельно спокойного, и затем обратилась к Гариону, еще не остывшему от боя.
   — И вы… вы… — Слова не давались ей. — Вы оба… Это невозможно выдержать!
   Дарник взглянул на Полгару встревоженно, потом передал свой топор Тофу и обнял ее за плечи.
   — Ну, успокойся, — произнес он.
   Некоторое время она пыталась сдерживать себя, а потом спрятала лицо на груди Дарника.
   — Ну ладно, ладно, Пол, — снова попытался он успокоить ее и повел к шатру. — Вот придет утро, и все покажется не таким страшным, как сейчас.

Глава 3

   Больше в эту дождливую ночь Гарион почти не спал. Сердце продолжало колотиться от возбуждения битвы, и он, лежа под одеялом подле Сенедры, вновь и вновь переживал события встречи с птицей-драконом. Лишь к утру он успокоился и смог вернуться к мысли, пришедшей ему в голову в пылу сражения. Ему понравилась битва, которая, казалось бы, должна была напугать его. Именно понравилась. И чем больше он думал об этом, тем отчетливее понимал, что такое с ним происходит не впервые. Еще в детстве это ощущение приходило к нему каждый раз, когда он оказывался в опасной ситуации.
   Его сендарийское воспитание подсказывало ему: такое влечение к стычкам и опасностям является, по-видимому, нездоровым алорийским наследием и следует контролировать себя, но он явственно сознавал, что не станет этого делать. Он наконец нашел ответ на этот надоедавший ему вопрос — «почему я?». Значит, он избран для этой трудной, опасной задачи, ибо идеально подходит для ее выполнения.
   — Такая миссия возложена на меня, — прошептал он. — Когда возникает необычно опасная ситуация, которую не может разрешить ни одно рациональное человеческое существо, привлекают меня.
   — Ты о чем, Гарион? — прошептала сквозь сон Сенедра.
   — Ни о чем, дорогая, — ответил он. — Просто думаю вслух. Спи, спи.
   — М-м-м, — промычала она и, свернувшись в клубок, теснее прижалась к нему, и он почувствовал лицом тепло ее волос.
   Бледный свет зари понемногу просачивался сквозь мокрые кроны деревьев.
   Вдобавок к непрекращающейся измороси от земли стал подниматься туман, и темные стволы елей и пихт медленно растворялись во влажном сером облаке.
   Гарион, открыв полусонные глаза, увидел силуэты Дарника и Тофа. Оба стояли возле погасшего очага у входа в шатер. Гарион аккуратно, стараясь не разбудить жену, выбрался из-под одеяла и надел влажные башмаки. Потом встал, набросил на плечи накидку и вышел на улицу. Взглянув на сумрачное утреннее небо, он произнес спокойным голосом человека, вставшего до восхода солнца:
   — Все еще сыплет, как я посмотрю.
   Дарник кивнул.
   — Такой уж сезон, теперь неделю не разгонит, а то и больше. — Он открыл кожаный мешочек, висевший на поясе, и достал оттуда трут. — Огонь надо бы разжечь.
   Тоф, огромный и безмолвный, подошел к шатру, взял пару кожаных ведер и пошел вниз по крутому спуску к источнику. Несмотря на свои гигантские размеры, двигался он сквозь мокрый кустарник почти бесшумно.
   Дарник стал на колени у очага и аккуратно сложил в центре сухие ветки.
   Рядом с горкой он положил трут и достал кремень и железо.
   — Как там Полгара, спит еще? — спросил его Гарион.
   — Лежит с закрытыми глазами. Говорит, что так приятно полежать в тепле, когда кто-то разводит огонь. — И Дарник улыбнулся, приятно и открыто.
   Гарион тоже улыбнулся ему в ответ.
   — Это оттого, что все эти годы она всегда встает первой. — Он помолчал. — Как она себя чувствует после сегодняшней ночи? Все переживает? — спросил он.
   — Я думаю, — сказал Дарник, нагнувшись над очагом и высекая искру, — она уже немного успокоилась.
   При каждом ударе железа о кремень сноп искр вылетал у него из-под рук.
   Наконец трут задымился, и кузнец стал осторожно раздувать уголек, пока не возник крошечный язычок пламени. Он поместил это пламя под сухие ветки, и они с треском занялись.
   — Вот и загорелось, — произнес он, убирая погашенный трут обратно в кожаный мешочек вместе с кремнем и железом.
   Гарион пристроился рядом и стал ломать длинные сучья.
   — Ты держался сегодня ночью героем, — сказал Дарник, подкладывая вместе с Гарионом сучья в огонь.
   — Я думаю, не героем, а ненормальным, — сухо ответил Гарион. — Разве кто в здравом уме полезет в такое дело? Несчастье в том, что я оказываюсь в центре таких событий, еще не успев понять, как это опасно. Иногда я задумываюсь: может, дедушка прав, утверждая, что тетушка Пол роняла меня в детстве и я ударялся головой?
   Дарник усмехнулся.
   — Я немножко сомневаюсь в этом, — сказал он. — Она всегда очень осторожна в обращении с детьми и другими хрупкими предметами.
   Они подбросили еще дров в костер. Гарион, увидев, что огонь весело пляшет на поленьях, встал. Красноватый свет костра проникал сквозь туман, и все вокруг казалось нереальным, словно ночью они невзначай пересекли границу реального и вошли в царство волшебства.
   Пришел Тоф с ведрами, и в этот момент из шатра появилась Полгара, расчесывая длинные черные волосы. Единственный белый локон над левой бровью почему-то казался сегодня утром раскаленным добела.
   — Какой хороший костер, дорогой, — сказала она, целуя мужа, а затем посмотрела на Гариона. — Как ты себя чувствуешь, все нормально?
   — Что? О да, прекрасно.
   — Может, какие порезы, ссадины, ожоги, которых ты не заметил ночью?
   — Нет. Похоже, я вышел из этого поединка без единой царапины. — Гарион помолчал, не решаясь задать ей вопрос. — Мы тебя действительно расстроили сегодня ночью, Полгара? Я имею в виду — Эрионд и я?
   — Да, Гарион, но это было ночью. Что бы ты хотел на завтрак?
   Некоторое время спустя, когда бледный рассвет стал увереннее пробираться сквозь деревья, вылез наружу и Шелк. Дрожа всем телом, он протянул руки над костром и стал с подозрением всматриваться в то, что кипело в котле у Полгары, поставленном на плоском камне у огня.
   — Опять эта размазня? — недовольно произнес он.
   — Овсяная каша, — поправила его Полгара, помешивая в котле длинной деревянной ложкой.
   — Какая разница!
   — Есть разница. Помельче овес или покрупнее.
   — Помельче, покрупнее — все равно одно и то же, Полгара.
   Она посмотрела на него, подняв бровь.
   — Скажи-ка, принц Хелдар, отчего ты по утрам вечно всем недовольный?
   — Потому что терпеть не могу утро. У утра есть единственный смысл — не давать, чтобы ночь и день столкнулись лбами.
   — Может, один из моих тонизирующих напитков придаст тебе свежесть.
   Он устало посмотрел на Полгару.
   — А, не надо, спасибо, Полгара. Теперь, когда я совсем проснулся, мне лучше.
   — Рада за тебя. Кстати, не мог бы ты чуть-чуть отодвинуться? Мне нужен этот край — поставить ветчину.
   — Как тебе будет угодно.
   Шелк повернулся и ушел в шатер.
   Белгарат, лежавший от нечего делать на своей постели поверх одеяла, с удивлением взглянул на маленького драснийца.
   — Для умного человека ты слишком часто позволяешь себе капризничать и взрываться, — сказал Белгарат. — Приучись не трепать нервы Полгаре, когда она готовит.
   Шелк что-то проворчал и взял в руки свой изъеденный молью меховой головной убор.
   — Пойду-ка проверю лошадей, — решил он. — Не хочешь прогуляться?
   Белгарат взглянул на уменьшающуюся кучку дров возле костра.
   — Неплохая идея, — согласился он и встал с постели.
   — И я с вами, — сказал Гарион. — Надо немного размяться. Похоже, я спал на корне эту ночь.
   Гарион набросил ремень ножен меча на одно плечо и тоже вышел из шатра.
   — Даже не верится, что это было, правда? — тихо произнес Шелк, когда они вышли на поляну. — Дракон какой-то. Сейчас, при свете, вообще все кажется прозаичным.
   — Не совсем, — возразил Гарион и указал на обрубок чешуйчатого хвоста дракона, валяющийся на краю поляны. Самый его кончик по-прежнему немного шевелился.
   Шелк кивнул:
   — Да, с таким не каждый день столкнешься. — Потом, переведя взгляд на Белгарата, спросил: — А не может эта птичка снова наведаться к нам? Нервная у нас получится дорога, если нам придется на каждом шагу оглядываться. Она мстительная?
   — А ты как думаешь? — спросил его в свою очередь старик.
   — Все-таки Гарион как-никак подрезал ей немного хвостик. Не примет ли она это слитком близко к сердцу?
   — Как правило, это не в ее духе, — ответил Белгарат. — Она несильна разумом. — Старик нахмурился. — Меня другое волнует — есть в этой встрече что-то не то.
   — Начать с самой этой встречи. — Шелк с омерзением поежился.
   — Я не о том. — Белгарат покачал головой. — Не уверен, правильно ли я понял, но мне кажется, птица прилетала по поводу одного из нас.
   — Эрионда? — предположил Гарион.
   — И вам кажется, да? Но когда она увидела его, как мне думается, она вроде бы испугалась. И что он имел в виду, когда говорил ей какие-то странные слова?
   — А кто его знает? — сказал Шелк, пожав плечами. — Он всегда был странным мальчиком. Я не думаю, что он живет в одном мире с нами.
   — А почему дракона так напугал меч Гариона?
   — Этот меч пугает целые армии, Белгарат. Одно его пламя чего стоит.
   — Но этой птице нравится — да, нравится! — пламя. Я видел, с каким умилением она смотрела на полыхающую конюшню. А как-то раз она целую неделю летала и любовалась лесным пожаром. А вот что с ней произошло этой ночью — убей, не могу понять.
   Из чащи, где были привязаны лошади, вышел Эрионд, старательно обходя высокие кусты, с которых при малейшем прикосновении обрушивалась вода.
   — Все в порядке? — спросил Гарион.
   — С лошадьми? Все нормально, Белгарион. Завтрак небось почти готов?
   — Если это можно так назвать, — с кислой миной промямлил Шелк.
   — Полгара отлично готовит, Хелдар, — горячо вступился за нее Эрионд.
   — Каша — она и есть каша, тут даже лучший повар мира ничего не придумает.
   Глаза у Эрионда засветились.
   — Каша? О, я так люблю кашу.
   Шелк посмотрел на Эрионда внимательно, а потом с досадой обратился к Гариону:
   — Видишь, как легко подкупить молодежь? Вот оно, воспитание. — Он пожал плечами и со скучной физиономией добавил: — Ладно, что бы там ни было, а надо идти.
   После завтрака они свернули ночной лагерь и под моросящим дождем тронулись в путь. Около полудня они вышли на широкое поле, местами поросшее кустарником и с пнями, торчащими тут и там. Шириной оно было с четверть мили, а в центре шла широкая и грязная дорога.
   — Вот главная дорога из Мургоса, — сказал Шелк с удовлетворением.
   — А зачем они посрубали все деревья? — спросил его Эрионд.
   — Это из-за разбойников, которые подстерегают путников, прячась близ дороги. А хороший обзор позволяет путешественникам издалека увидеть разбойников и скрыться от них.
   Путники выехали из леса, миновали заросшую высокой травой опушку и очутились на грязной дороге.
   — Теперь мы можем ехать быстрее, — сказал Белгарат и пустил лошадь резвым шагом.
   Они ехали по дороге на юг в течение нескольких часов, и почти все время легким галопом. Расставшись с лесистыми предгорьями, они оказались на заросшей травой равнине. Въехав на вершину небольшого холма, они дали немного отдохнуть лошадям. На северо-западе за пеленой дождя угадывалась граница Арендийского леса, а недалеко впереди, на луговой равнине, — мрачные очертания серых стен мимбрийского замка. Сенедра вздохнула, глядя на скучную мокрую равнину и крепость, у которой, казалось, и камни были пропитаны упрямой подозрительностью, столь характерной для арендийского общества.
   — Ты себя хорошо чувствуешь? — спросил Гарион, обеспокоенный выражением ее лица, которое, как он опасался, могло служить признаком возврата к недавней меланхолии, с таким трудом преодоленной.
   — Эта Арендия — такое печальное место, — произнесла Сенедра. — Тысячи лет ненависти и горя. И кому они что доказали? Даже этот замок — и тот словно плачет.
   — Просто дождь, Сенедра, — заметил Гарион предельно спокойным тоном.
   — Да нет, — со вздохом возразила Сенедра, — не только.
   Дорога из Мургоса представляла собой грязный желтый шрам, протянувшийся через поля побуревших и поникших трав. По этой дороге, змейкой извивавшейся под уклон к Арендийской долине, они ехали несколько дней — мимо громад мимбрийских замков и через грязные деревеньки с соломенными крышами и плетнями, над которыми постоянно висел в прохладном воздухе дым из труб, словно ядовитые испарения, а на лицах подневольных людей, облаченных в лохмотья, была написана вся история их жизни, прожитой в беспросветной нищете. На ночь путешественники останавливались в придорожных постоялых дворах, пропахших несвежей едой и немытыми телами.
   На четвертый день, оказавшись на вершине холма, они увидели внизу Большую Арендийскую ярмарку, стоявшую на развилке дороги из Мургоса и Великого Западного Пути. Палатки расползлись в пестром смешении голубого, красного и желтого цветов во всех направлениях на лигу и больше, а по дорогам под серым дождливым небом тянулись вереницы груженых повозок, словно цепочки муравьев.
   Шелк сдвинул на затылок свой поношенный головной убор и сказал:
   — Может, мне лучше спуститься и оглядеться, прежде чем мы все туда поедем. Мы давно не бывали в этих местах и осмотреться не помешает.
   — Хорошо, — согласился Белгарат, — только без всяких выкрутасов.
   — Выкрутасов?
   — Ты знаешь, о чем я говорю, Шелк. Держи там себя в руках.
   — Можешь на меня положиться, Белгарат.
   — Другого не остается.
   Шелк улыбнулся, пришпорил лошадь и поскакал галопом, а остальные шагом поехали вниз по длинному склону в сторону вечно «временного» палаточного городка посреди моря грязи. По мере приближения к ярмарке Гарион все явственнее слышал какофонию от смешения звуков — одновременного крика тысяч голосов.
   Доносились до путников и мириады запахов — специй и готовящейся пищи, редких духов, конюшен и загонов для лошадей.
   Белгарат попридержал коня.
   — Подождем Шелка здесь, лишние неприятности нам ни к чему.
   Они отвели лошадей в сторону и, стоя под моросящим дождем, наблюдали, как навстречу им взбираются по скользкой и грязной дороге повозки с грузом.
   Шелк приехал через три четверти часа. Его лошадь тяжело взбиралась по мокрой дороге.
   — Думаю, можно аккуратно подъезжать, — сказал он, и его лицо с острыми чертами хранило при этом весьма серьезное выражение.
   — А в чем там дело? — спросил Белгарат.
   — Я наткнулся на Дельвора, — ответил Шелк, — и он сказал мне, что на ярмарке какой-то купец из Ангарака интересовался нами.
   — Может, нам тогда лучше стороной объехать ярмарку? — предложил Дарник.
   Шелк покачал головой.
   — Я думаю, нам следует побольше разузнать об этом странном ангараканце. Дельвор предложил нам погостить в его палатках денек-другой. Есть мысль — обогнуть ярмарку и въехать с противоположной стороны. Там можно пристроиться к какому-нибудь каравану из Тол-Хонета. Так мы обратим на себя меньше внимания.
   Белгарат стал раздумывать над этим предложением, глядя, прищурясь, в дождливое небо.
   — Хорошо, — решил он. — Не будем терять время. Но мне не нравится, чтобы за нами кто-то шел. Поехали посмотрим, что нам посоветует Дельвор.
   Они обогнули ярмарку по луговой траве и выехали на Великий Западный Путь в миле к югу от ярмарочного городка. По дороге ехало несколько скрипучих повозок из Толнедры, на которых восседали одетые в богатые меха купцы. Гарион и его друзья, никем не замеченные, пристроились в хвост этой вереницы. Постепенно смеркалось, приближался неприятный дождливый вечер. В узких проходах между палаток сновали купцы и покупатели со всех краев света. Ноги тонули в жидкой грязи, перемешанной копытами сотен лошадей и ногами ярко разодетых торговцев, которые кричали, на все лады расхваливая свой товар, шумно торговались друг с другом, не обращая внимания ни на дождь, ни на грязь под ногами. По бокам полотняных палаток висели факелы и масляные фонари. Чего здесь только не было, причем бесценные украшения лежали рядом с медными кувшинами и дешевыми оловянными блюдами.
   — Теперь сюда, — сказал Шелк, указывая на ответвление дороги. — Палатки Дельвора — в нескольких сотнях ярдов отсюда.
   — А кто он, этот Дельвор? — спросила Сенедра Гариона в тот момент, когда они проезжали мимо шумного шатра-таверны.
   — Друг Шелка. Мы встречались с ним, когда были здесь в последний раз. Я думаю, он состоит в драснийской секретной службе.
   Сенедра усмехнулась.
   — А разве не все драснийцы состоят в секретной службе?
   — Возможно, — с улыбкой согласился Гарион.
   Дельвор ждал компанию возле своей палатки в белую и голубую полосы. За то время, что Гарион не видел приятеля Шелка, тот мало изменился. Выражение его лица оставалось таким же, а взгляд — столь же циничным и проницательным. Плечи драснийца плотно обтягивала отделанная мехом накидка, а мокрая от дождя неприкрытая лысина поблескивала на свету.
   — Моя прислуга приглядит за вашими лошадями, — объявил он гостям, когда те спешились. — Давайте-ка поскорее внутрь, пока вас не слишком многие успели увидеть.
   Путники последовали за ним в теплую, хорошо освещенную палатку, вход в которую он закрыл пологом, пропустив всех. Здесь оказалось вполне уютно, почти как в благоустроенном доме. Повсюду удобные стулья и диваны, большой полированный стол роскошно сервирован к ужину. Стены и полы покрывали ковры голубого оттенка, с потолка на цепях свисали масляные лампы, а в каждом углу стояло по жаровне с тлеющими углями. Слуги Дельвора в неярких ливреях без слов приняли у Гариона и его друзей мокрую верхнюю одежду и через проход унесли ее в соседнюю палатку.
   — Пожалуйста, присаживайтесь, — вежливо произнес Дельвор. — Я взял на себя смелость заранее приготовить ужин.
   Все сели за стол. Шелк огляделся вокруг и заметил:
   — Какая пышность.
   Дельвор пожал плечами.
   — Немного воображения и чуть-чуть денег. Палатка не обязательно должна быть неуютной.
   — К тому же эта палатка передвижная, — отметил Шелк. — Если надо переехать на другое место, все складывается и забирается с собой. С домом этого не сделаешь.
   — Это верно, — согласился Дельвор. — Да вы ешьте, друзья мои. Я знаю, какие здесь, в Арендии, удобства на постоялых дворах и какая пища.
   Ужин оказался приготовленным на славу, такой не стыдно было бы подать в любом богатом и благородном доме. На большом серебряном блюде лежала горка копченого мяса, тушеные бобы с луком и морковью плавали в тонком ароматном сырном соусе. Хлеб был белым вкусным и горячим, только что из печи. На столе имелся и большой выбор великолепных вин.
   — У тебя талантливый повар, Дельвор, — заметила Полгара.
   — Благодарю тебя, моя госпожа, — ответил драсниец. — Он обходится мне в несколько лишних десятков крон в год, и хотя очень своенравен, стоит всех расходов и неудобств.
   — А что там ты говорил насчет любопытствующего купца из Ангарака? — спросил Белгарат, доставая с блюда пару кусков мяса.
   — Он приехал на ярмарку несколько дней назад с пятью-шестью слугами, но никаких лошадей с поклажей с ним не было, повозок тоже. Видно, что лошадей он гнал во весь опор, словно он и его люди сильно торопились сюда. За делами я его не видел. Он и его люди только ходят да выспрашивают.
   — И расспрашивают про нас?
   — Не то чтобы поименно, о старейший, но суть его вопросов не оставляет сомнений. Причем он предлагает деньги за сведения, и немалые.
   — И откуда же он родом, этот купец?
   — Говорит, будто он надракиец, но если он надракиец, то я тогда талл. По-моему, он маллореец — среднего роста, крепкий, чисто выбритый и неброско одетый. Единственно, что в нем есть необычного, так это глаза. Кажется, что они совершенно белесые — кроме зрачков. Совсем лишены цвета.
   Полгара быстро подняла голову и спросила:
   — Он слепой?
   — Слепой? Нет, не думаю. Он, по-моему, видит, куда идет. А почему ты так спрашиваешь, моя госпожа?
   — Те свойства, что ты сейчас описал, встречаются крайне редко, — ответила Полгара. — Большинство людей, страдающих этим, слепнут.
   — Если мы, выехав отсюда, не хотим через десяток минут увидеть этого человека за спиной, нам потребуется как-то отвлечь его, — сказал Шелк, поигрывая хрустальным стаканом. Он оглядел друзей. — Не думаю, что у кого-либо из вас осталась хотя бы одна свинцовая монетка — из тех, что вы прятали в мургосской палатке, когда были здесь в последний раз.
   — Боюсь, что нет, Шелк. Несколько месяцев назад мне пришлось пройти через таможню на толнедрийской границе. Я подумала, что мне ни к чему, чтобы таможенники нашли в моих вещах такие вещи, и закопала их под деревом.
   — Свинцовые монеты? — удивилась Сенедра. — Что можно купить за монеты, сделанные из свинца?
   — Они имеют покрытие, ваше величество, — ответил ей Дельвор, — и точь-в-точь похожи на толнедрийские золотые кроны.
   Сенедра внезапно побледнела, потом с трудом вымолвила:
   — Это ужасно!
   Дельвор удивленно посмотрел на Сенедру, он никак не мог понять, что же вызвало ее столь бурную реакцию.
   — Ее величество — толнедрийка, Дельвор, — пояснил Шелк, — и подделка денег задевает толнедрийца за самое сердце. Я думаю, это связано с их религией.
   — Не вижу в этом ничего странного, принц Хелдар, — сухо сказала Сенедра.
   После ужина они еще немного побеседовали. Это был разговор людей, которые наслаждались долгожданным теплом и сытостью. Потом Дельвор отвел их в соседнюю палатку, разделенную на несколько спален. Гарион заснул, едва коснувшись подушки, и проснулся на следующее утро значительно посвежевшим, таким он не был уже несколько недель. Он потихоньку оделся, стараясь не будить Сенедру, и вышел в главную палатку.
   Шелк и Дельвор сидели за столом и тихо беседовали.
   — Здесь, в Арендии, сейчас заметно сильное брожение, — говорил Дельвор. — Сообщения о кампании против Медвежьего культа в Алории разожгло страсти, особенно среди горячих голов из молодежи. Молодые арендийцы очень переживают, что где-то состоялась битва, а их туда не пригласили.
   — Это не ново, — сказал Шелк. — Доброе утро, Гарион.
   — Здравствуйте, друзья, — вежливо поприветствовал обоих Гарион, придвигая себе стул.
   — Ваше величество, — церемонно ответил Дельвор и вновь обратился к Шелку: — Вспышка воинственности среди молодых людей из благородных семей вызывает беспокойство. Но куда опаснее недовольство подневольного населения.
   Гарион вспомнил нищенские лачуги в деревнях, через которые они проезжали в течение нескольких дней по дороге сюда, удрученные, а порой и злобные лица их обитателей.
   — У них есть все основания для недовольства, не правда ли? — заметил он.
   — Я самый первый соглашусь с вами, ваше величество, — сказал Дельвор. — Причем это случается уже не впервой. Но на этот раз все обстоит серьезнее. Власти то и дело находят тайники с оружием, и с весьма современным оружием. Одно дело — бедняк с вилами, что он может сделать против всадника в латах? И совсем другое — бедняк с арбалетом. Уже произошло несколько стычек.
   — Откуда у людей подневольных такое оружие? — удивился Гарион. — У них на еду-то почти никогда нет денег, как же они могут позволить себе покупать арбалеты?