— Так можно было и аппетит отбить.
   — И отбили. Я больше никогда теперь не ужинаю — слишком много неприятных воспоминаний. Мы с братьями очень рано начали устраивать заговоры друг против друга. У Таур-Ургаса было много жен и целый выводок детей. Поскольку корона передавалась старшему из живущих сыновей, все мы интриговали против старших братьев и старались защититься от интриг младших. Скажем, очаровательный мальчуган однажды набросился на своего брата с ножом, а было ему всего девять лет.
   — Из молодых, да ранних, — пробормотал Шелк.
   — Ну да. Таур-Ургас был конечно же восхищен, на какое-то время этот потрошитель даже стал его любимцем. Нам со старшими братьями пришлось из-за всего этого немало понервничать — ведь вполне можно было ожидать, что наш выживший из ума господин захочет нас всех передушить, чтобы освободить место для маленького монстра. Ну мы и предприняли кое-какие шаги.
   — Ну?
   — В один прекрасный день мы изловили его в верхней части дворца и выбросили в окно. — Ургит мрачно посмотрел на вздымающиеся волны Великого Западного моря. — С того дня, как нас увели от матерей, мы жили в атмосфере постоянного страха и бессмысленной жестокости. Считалось, что мы совершенные мурги — сильные, храбрые, абсолютно верные и беззаветно преданные Тораку. У каждого из нас был опекун-гролим, и мы ежедневно часами выслушивали всякую чушь про бога Ангарака. Да уж, счастливым детством такое не назовешь.
   — У Таур-Ургаса никогда не было привязанностей?
   — Возможно, и были, но меня он не любил — презирал за то, что я самый маленький, истинным мургам полагалось быть высокими и мускулистыми. За всю жизнь он не сказал мне ни единого доброго слова, когда же мне удалось стать прямым наследником, он уговаривал младших братьев убить меня.
   — Как же ты смог выжить?
   — Приходилось шевелить мозгами, а еще помогал ключ, который мне удалось стащить.
   — Ключ?
   — От дворцового сейфа. Не поверишь, но неограниченные денежные средства способны здорово помочь человеку, даже если он находится на территории Хтол-Мургоса.
   Шелк поежился.
   — Тут, на палубе, становится свежо, — сказал он. — Не уйти ли нам отсюда и не распить ли бутылочку хорошего вина?
   — Я не пью, Хелдар.
   — Не пьешь? — удивился Шелк.
   — Я должен всегда быть начеку. А если засунешь голову в бочку с вином, то ведь не увидишь, как сзади к тебе крадутся с ножом.
   — Брат, со мной ты в полной безопасности.
   — Я ни в чьем обществе не могу считать себя в полной безопасности, Хелдар, особенно в компании братьев. Да нет, пойми, ты тут ни при чем — просто сказывается трудное детство.
   — Ладно, — дружелюбно сказал Шелк. — Давай пойдем, и ты посмотришь, как я пью. Я очень хорошо это делаю.
   — Могу себе представить. Ведь ты же, в конце концов, алориец.
   — Ты тоже, дорогой братец, — улыбнулся Шелк. — Ты тоже. Так давай я приобщу тебя ко всем радостям, которые унаследовал и ты!
   Гарион готов был пойти за ними, но в этот момент на палубу вышел Белгарат, зевая и потягиваясь.
   — Полгара уже встала? — спросил он Гариона. Гарион покачал головой.
   — Я разговаривал с Дарником несколько минут назад. Он сказал, что после вчерашнего она очень измучена.
   Белгарат слегка нахмурился.
   — С какой стати она так уж сильно утомилась? — сказал он. — Признаюсь, зрелище было впечатляющее, но вряд ли все это настолько изнурительно.
   — Я думаю, что это не усталость, дедушка. Дарник сказал, что она полночи промучилась.
   Старик почесал бороду.
   — Ох, я иногда забываю, что Полгара женщина. Она ничего мимо себя не пропустит. Иногда сострадание побеждает в ней все остальные чувства.
   — Это не такая плохая черта, дедушка.
   — Но не для женщины.
   — Помнится мне, однажды в болотах кое-что случилось, — сказал ему Гарион. — И не ты ли пытался сделать все возможное, чтобы как-то помочь Вордею — из одного лишь чувства сострадания?
   Белгарат виновато отвел глаза.
   — Мы, по-моему, договорились, что вспоминать об этом ты не будешь.
   — Ай-ай-ай, дедушка, — Гарион слабо улыбнулся, — ведь ты лукавишь. Притворяешься, будто холоден, как лед, и тверд, как скала, а на самом деле чувствуешь то же, что и все мы.
   — Пожалуйста, Гарион, не надо распространяться на эту тему.
   — Тебе не нравится быть человечным?
   — Да нет, но у меня вроде бы есть некая репутация, которую нужно поддерживать.
   В конце второй половины дня береговая линия, вдоль которой двигалось судно, стала еще более неровной, волны оглушительно бились о скалы, вскипая бурунами.
   Шелк и Ургит поднялись по кормовому трапу, и Гарион отметил, что оба они не слишком твердо держатся на ногах.
   — Привет, Белгарион, — громко сказал Ургит. — Присоединяйся к нам, хочешь? Мы с Хелдаром решили немножко попеть.
   — Да? Спасибо, — осторожно ответил Гарион, — я не слишком хорошо пою.
   — Не важно, старик. Это совершенно не важно. Может, я и сам не так уж хорошо пою. Ничего не могу сказать по этому поводу, потому что за всю свою жизнь не спел ни единой ноты. — Он вдруг хихикнул. — Есть куча разных вещей, которых я никогда раньше не делал, и мне кажется, сейчас пришло время понемножку начинать пробовать.
   На палубе появились Сенедра и Прала. Вместо привычного черного платья Прала надела великолепный бледно-розовый халат, а волосы уложила на затылке замысловатым узлом.
   — Дамы. — Ургит приветствовал их церемонным поклоном, но поклон оказался несколько испорченным — Ургит пошатнулся.
   — Осторожно, старик. — Шелк подхватил его за локоть. — Мне бы не хотелось вылавливать тебя из моря.
   — Знаешь, Хелдар, — сказал Ургит, глупо моргая, — по-моему, мне еще никогда не было так хорошо. — Он посмотрел на Сенедру и темноволосую Пралу. — А еще знаешь что? Вот, смотри — две ужасно симпатичные девушки. Как ты думаешь, они не захотят спеть с нами?
   — Можем у них спросить.
   — Почему бы и нет?
   И они направились к Сенедре и ее спутнице, преувеличенно пылко упрашивая их присоединиться к пению. Прала улыбнулась. Когда корабль качнуло, король мургов тоже качнулся — вперед, потом назад.
   — По-моему, вы оба пьяны, — объявила она.
   — Мы пьяны? — спросил у Шелка Ургит, продолжая покачиваться.
   — Очень надеюсь, что да, — ответил Шелк. — Если нет, то мы понапрасну извели изрядное количество очень хорошего вина.
   — Ну, тогда мы и в самом деле пьяны. А теперь, когда мы с этим разобрались, скажи, что мы будем петь?
   — О боги! — вздохнула Сенедра, подняв глаза к небу.
   На следующее утро шел холодный моросящий дождь; мелкие брызги собирались в тяжелые капли и скатывались с просмоленных канатов. Полгара завтракала вместе со всеми в кают-компании у кормового трапа, однако была молчаливой и отрешенной. Бархотка огляделась. Помещение оказалось просторным, с окнами, выходившими на корму, вместо иллюминаторов крепкие брусья поддерживали потолок.
   Полгара взглянула на два подозрительно пустующих кресла у стола и поинтересовалась:
   — Как там принц Хелдар и его заблудший венценосный брат?
   — Кажется, они вчера засиделись за вином несколько дольше, чем следовало, — ответила Сенедра, улыбнувшись. — Представляю, каково им сегодня.
   — Знаешь, они вчера даже пели, — сказала Прала.
   — Да ну? И где же они пели? — поинтересовалась Бархотка.
   — На палубе, да так ужасно шумели, что распугали всех ласточек, я в жизни такого не слышала, — улыбнулась Прала.
   Полгара и Дарник, сидевшие у дальнего края стола, тихо переговаривались.
   — Со мной все в порядке, Дарник, иди, — уверяла она.
   — Я не хочу оставлять тебя одну, — ответил он.
   — Я не одна, дорогой. Со мной Сенедра, Прала и Лизелль. Я знаю, пока ты не убедишься, ты так и будешь расспрашивать, а потом пожалеешь, что упустил редкую возможность, так что иди.
   — Ну, если ты так уверена, Полгара…
   — Я совершенно уверена, дорогой, — сказала она, ласково касаясь его руки и целуя в щеку.
   После завтрака Гарион натянул плащ и вышел на палубу. Он постоял несколько минут под моросящим дождем и обернулся, услышав, что сзади хлопнула дверь. Это были Дарник и Тоф с рыболовными снастями в руках.
   — Тут есть свой резон, Тоф, — говорил Дарник, — когда воды так много, и рыбы должно быть много.
   Тоф кивнул, а потом раскинул руки, словно что-то измеряя.
   — Я, извини, не понял.
   Тоф повторил свой жест.
   — Ну, все-таки, я думаю, не такая, — возразил кузнец. — Разве такая большая рыба бывает?
   Тоф энергично закивал.
   — Я тебе верю, ты не думай, — серьезно сказал Дарник, — но все-таки хотел бы на нее посмотреть.
   Тоф пожал плечами.
   — Какое сегодня прекрасное утро, а, Гарион? — сказал Дарник, глядя на плачущее небо. Он поднялся на три ступеньки, вышел на корму и приветливо кивнул рулевому. Потом долго молча смотрел на пенистый след корабля и, наконец, критически взглянув на свою блесну, сказал Тофу:
   — По-моему, нам нужно грузило для удочек, чтобы удержать их внизу, тебе не кажется?
   Гигант слегка улыбнулся и кивнул.
   — Ну что, Шелку и Ургиту удалось встать? — спросил Гарион.
   — М-м-м? — Дарник неотрывно смотрел на яркую блесну, покачивавшуюся где-то далеко в кильватере.
   — Я говорю, Шелк и его брат уже встали?
   — А, да, встали, по-моему, я слышал какую-то возню в их каюте. Тоф, нам обязательно нужно грузило, чтобы удержать удочки.
   Тут на палубу вышел Белгарат в своем старом плаще, плотно обтягивавшем плечи. Он недовольно глянул на плывущий мимо берег, почти скрытый за пеленой дождя, и прошел дальше, в среднюю часть судна.
   Гарион подошел к нему.
   — Как ты думаешь, дедушка, сколько времени нам потребуется, чтобы добраться до Верката?
   — Пара недель, — ответил старик, — если погода не ухудшится. Мы плывем к югу, а сейчас сезон штормов.
   — Но ведь есть путь короче, — заметил Гарион.
   — Что-то я тебя не пойму.
   — Помнишь, как мы добрались от Ярвиксхольма до Ривы? Разве мы с тобой не могли бы это повторить? А остальные нас потом догонят.
   — Не думаю, что нам положено это делать. Мы должны быть все вместе, когда доберемся до Зандрамас.
   Гарион вдруг гневно стукнул кулаком по поручню.
   — Положено! — взорвался он. — Мне плевать, что там кому положено. Я хочу вернуть моего сына. Я устал двигаться черепашьими шагами только потому, что должен подчиняться Провидению, следовать за всеми его хитросплетениями и поворотами. Что плохого может случиться, если мы наплюем на это и отправимся прямо туда, куда нам надо?
   Белгарат невозмутимо взирал на рыжие скалы, почти скрытые за пеленой дождя.
   — Я сам много раз пытался так сделать, но это никогда не удавалось — обычно даже отбрасывало меня далеко назад. Я знаю, твое терпение на исходе, Гарион. Иногда трудно смириться с тем, что, подчиняясь воле Провидения, можно быстрее попасть туда, куда хочешь, но, по-видимому, всегда получается именно так. — Он положил руку Гариону на плечо. — Это так же, как рыть колодец. Вода внизу, но ты должен начать сверху. Пока никому еще не удалось вырыть колодец снизу вверх.
   — При чем тут это, дедушка? Не вижу связи.
   — Увидишь, если подумаешь немножко.
   Прибежал Дарник, в глазах его застыло изумление, руки дрожали.
   — Что случилось, Дарник? — спросил Белгарат.
   — Огромная рыба, я такой никогда в жизни не видел! — воскликнул кузнец. — Как лошадь!
   — Она наверняка у тебя сорвалась.
   — Поломала удочку со второго рывка. — В голосе Дарника была странная гордость, глаза ярко заблестели. — Какая замечательная рыба, Белгарат! Она вылетела из воды, словно камень из катапульты, и прошла по волнам на хвосте. Ах, какая рыба!
   — И что ты теперь будешь делать?
   — Ловить ее, разумеется, только мне нужна удочка покрепче и, может быть, даже канат. Ну и рыба! Прости. — И он заспешил на нос корабля к капитану — поговорить о канате.
   Белгарат улыбнулся.
   — Люблю я этого человека, Гарион, — сказал он. — Правда люблю.
   Дверь возле кормового трапа снова открылась, и появились Шелк с братом. По утрам Гарион первым выходил на палубу, но он знал, что в течение дня подышать бодрящим соленым воздухом и сделать пару кругов рано или поздно выходили все.
   Теперь вот и эта парочка с осунувшимися лицами брела по скользкой от дождя палубе. Выглядели оба не слишком-то хорошо.
   — Как продвигается наше путешествие? — спросил Шелк. Он был бледен, руки заметно дрожали.
   — Понемножку, — проворчал Белгарат. — Вы оба сегодня проспали.
   — По-моему, нам надо было спать еще дольше, — мрачно ответил Ургит. — У меня побаливает голова, где-то тут, у левого глаза.
   Пот тек с него ручьями, кожа приобрела какой-то зеленоватый оттенок.
   — Я ужасно себя чувствую, — объявил он. — Почему ты меня не предупредил, Хелдар?
   — Хотелось тебя удивить.
   — На следующее утро всегда так бывает?
   — Обычно, хотя иногда бывает и хуже.
   — Хуже? Куда уж хуже? Ох, прости. — Ургит бросился к поручням и свесился вниз. Его вырвало.
   — Он не слишком хорошо это переносит, а? — заметил Белгарат так, словно был доктором.
   — Нет опыта, — вздохнул Шелк.
   — До чего же плохо, прямо умираю, — простонал Ургит, вытирая рот трясущейся рукой. — Зачем ты мне позволил так много пить?
   — Такие решения мужчина обычно принимает сам, — ответил Шелк.
   — И, по-моему, тебе за этим занятием было не так уж плохо, — добавил Гарион.
   — Не знаю. Я на несколько часов отключился. Что я делал?
   — Ты пел.
   — Пел? Я? — Ургит опустился на скамью и закрыл лицо руками. — Боги! — вновь застонал он. — О боги, боги!
   Появилась улыбающаяся Прала в черном плаще. Она вынесла страдальцам под дождь две высокие пивные кружки.
   — Доброе утро, господа, — сказала она, сделав легкий реверанс, — госпожа Полгара сказала, что вам нужно это выпить.
   — А что там? — подозрительно спросил Ургит.
   — Я не знаю, ваше величество. Они с найсанцем что-то намешали.
   — Может, это яд, — с надеждой произнес Ургит. — Было бы неплохо — быстро умереть и разом со всем покончить. — Он схватил кружку и шумно втянул в себя ее содержимое. Все тело его передернулось, а на побелевшем лице отразился неподдельный ужас. — Какой кошмар, — прошептал он.
   Шелк, пристально понаблюдав за ним минутку, взял вторую кружку и аккуратно вылил ее за борт.
   — Ты что, свою пить не будешь? — с упреком произнес Ургит.
   — Не буду. У Полгары иногда бывает странное чувство юмора. Я бы и рисковать не стал — посмотрим еще, сколько рыбы всплывет кверху брюхом.
   — Как вы себя сегодня чувствуете, ваше величество? — спросила бедного Ургита Прала с притворным выражением сочувствия на лице.
   — Я нездоров.
   — Ну, так вы сами виноваты.
   — Пожалуйста, перестань.
   Она елейно улыбнулась.
   — А ты и рада, да? — с упреком спросил он.
   — Да, ваше величество, — закивала она, — рада.
   Она взяла кружки и пошла к корме, держась вдоль поручней.
   — Неужели они все такие? — жалобно спросил Ургит. — Жестокие?
   — Женщины? — Белгарат пожал плечами. — Конечно. У них это в крови.
   Дождливое утро все не кончалось. Шелк и Белгарат ушли в каюту, причем, как подозревал Гарион, не только из желания спрятаться от дождя, но хлебнуть чего-нибудь горячительного. Ургит сиротливо сел на мокрую скамью, опустив голову на руки. Гарион с угрюмым видом прохаживался неподалеку.
   — Белгарион, — жалобно попросил король мургов, — тебе обязательно надо так топать?
   Гарион слегка улыбнулся.
   — Шелк действительно должен был предупредить тебя.
   — Почему его все называют Шелком?
   — Это прозвище дали ему коллеги по драснийской разведке.
   — Зачем понадобилось члену драснийской королевской семьи становиться шпионом?
   — Такая у них национальная традиция.
   — Он действительно в этом что-то смыслит?
   — Он один из лучших.
   Лицо Ургита еще больше позеленело.
   — Это ужасно, — пробормотал он. — Я никак не пойму, что это — выпивка или морская болезнь? Засунуть, что ли, голову в ведро с водой, вдруг станет лучше?
   — Ну, разве что если продержать ее там достаточно долго.
   — Это мысль. — Ургит опять положил голову на поручни и подставил лицо под дождь. — Белгарион, — наконец спросил он, — что я делаю не так?
   — Ты выпил чуть больше, чем следовало.
   — Я не об этом. В чем я делаю ошибки — ну, как король?
   Гарион взглянул на него — маленький человечек, безусловно, был искренен.
   Гарион вновь почувствовал к нему симпатию, как когда-то в Рэк-Урге, и решил для себя, что Ургит все-таки ему нравится. Глубоко вздохнув, он сел рядом со страдающим королем мургов.
   — Кое-что ты уже и сам знаешь, — сказал он. — Ты позволяешь людям помыкать собой.
   — Это потому, что я пуганый, Белгарион. Мальчиком я позволял собой помыкать, чтоб меня не убили. Подозреваю, это вошло в привычку.
   — Да, смерти все боятся.
   — Ты-то ведь не боишься. Ты дрался с Тораком в Хтол-Мишраке, да?
   — Это была не совсем моя идея — и поверь, ты даже представить себе не можешь, с каким страхом я отправлялся на этот поединок.
   — Ты? Со страхом!
   — Да. Впрочем, ты уже начинаешь как-то с этим справляться. У тебя здорово получилось с этим генералом — Крадаком, да? — там, в Дроиме. Только всегда помни, что ты король и именно ты отдаешь приказы.
   — Попробую. А что еще я не так делаю?
   Гарион подумал.
   — Ты стараешься за все браться сам, — сказал он наконец. — Это никому не под силу. Слишком много всяких дел сваливается на одного человека. Тебе нужен помощник — хороший честный помощник.
   — А где я найду хорошего помощника в Хтол-Мургосе? Кому я могу доверять?
   — Ты доверяешь Оскатату?
   — Да, пожалуй.
   — Вот с него и начни. Видишь ли, Ургит, у тебя в Рэк-Урге приближенные принимали решения вместо тебя. Они стали сами это делать, потому что ты был слишком напутан или слишком занят другими делами, стараясь укрепить свою власть.
   — Ты непоследователен, Белгарион. Сначала ты уговариваешь меня подыскать верного толкового помощника, а потом утверждаешь, что мне не следует позволять другим людям принимать решения за меня.
   — Ты не понял. Люди, которые до сих пор принимали решения за тебя, — вовсе не те, кого ты облек доверием. Они сами себе присвоили это право. Ты зачастую и не знаешь, кто они такие. Это никуда не годится. Ты должен выбирать людей очень осторожно. И прежде всего — за способности, а уже потом исходя из их личной преданности тебе и твоей матери.
   — Нет людей, преданных мне, Белгарион. Мои подданные ни во что меня не ставят.
   — Тебя это, наверное, удивит. Ведь у тебя нет сомнений относительно преданности Оскатата или его способностей, да? Так вот, может быть, с этого и следует начать. Позволь ему выбрать для тебя управляющих. Сначала они будут преданы Оскатату, но потом станут уважать и тебя.
   — Я об этом даже и не думал. Ты считаешь, получится?
   — Вреда, во всяком случае, не будет, попробуй. Если уж совсем честно, друг мой, перед отъездом ты очень много всего натворил, всех распугал, но это временно, а ведь нужно же когда-то заявить о себе по-настоящему.
   — Я должен хорошенько обдумать все, что ты мне сказал, Белгарион. — Ургит вздрогнул и оглянулся. — До чего ж тут скверно, — сказал он. — Куда ушел Хелдар?
   — Внутрь, в каюту. Думаю, он пытается улучшить свое самочувствие.
   — Ты хочешь сказать, что есть средство вылечиться?
   — Некоторые алорийцы советуют принять еще немного того же, от чего им стало плохо.
   Ургит побледнел.
   — Еще? — ужаснулся он. — Как они могут?
   — Алорийцы — народ храбрый, это известно.
   В глазах Ургита мелькнуло подозрение.
   — А не будет ли мне от этого точно так же плохо завтра утром?
   — Может, и будет. Наверное, поэтому у жителей Алории всегда с утра такое отвратное настроение.
   — Глупо, Белгарион.
   — Знаю. На глупость у мургов нет полной монополии. — Гарион увидел, что его собеседник дрожит. — Шел бы ты в помещение, Ургит, — посоветовал он. — Ко всем твоим проблемам тебе еще только простуды не хватает.
   Дождь прекратился лишь поздно вечером. Капитан-мург посмотрел вверх, на небо, от которого все еще можно было ожидать чего угодно, потом на скалы и рифы, выступающие из бурлящей воды, и благоразумно приказал команде убрать паруса и бросить якорь. Дарник и Тоф с сожалением смотали свои снасти и теперь стояли, с гордостью глядя на десяток блестящих серебристых рыбок, лежащих на палубе у их ног.
   Гарион подошел и восхищенно оглядел их улов.
   — Неплохо, друзья, совсем неплохо!
   Дарник осторожно измерил руками самую большую рыбу.
   — Около трех футов, — констатировал он, — были еще такие же большие, но они сорвались.
   — Так, наверное, всегда бывает, — сказал Гарион. — Да, еще знаешь что, Дарник, я бы почистил их, прежде чем показывать Полгаре. Ты же знаешь, как она к этому относится.
   Дарник вздохнул.
   — Может быть, ты прав, — согласился он.
   Вечером, отведав за ужином добытой Дарником и Тофом рыбы, все сидели вокруг стола в кают-компании и разговаривали.
   — Ты думаешь, Агахак уже поймал Харакана? — спросил у Белгарата Дарник.
   — Сомневаюсь, — ответил старик. — Харакан хитрый. Если уж Белдин не смог его поймать, Агахаку вряд ли удастся.
   — Госпожа Полгара, — вдруг возмутился Сади, — скажите ей, пусть перестанет.
   — Что такое, Сади?
   — Графиня Лизелль портит мне змейку!
   Бархотка, тихо улыбаясь, исподтишка скармливала Зит икру одной из самых крупных рыб, пойманных Тофом и Дарником. Зеленая змейка, довольно урча, подняла голову в ожидании следующего лакомого кусочка.

Глава 18

   Всю ночь дул ветер — сильный, порывистый, он принес с собой запах ледяной пыли, и вчерашняя противная изморось сменилась мелким градом, который стучал по снастям и палубе, словно сверху кто-то пригоршнями швырял меленькие камушки.
   Гарион, как обычно, поднялся рано и босиком на цыпочках вышел из маленькой каюты, отведенной им с женой. Сенедра еще сладко спала. Он тихонько прошел мимо дверей кают, где досматривали сны его друзья, и вошел в кают-компанию.
   Некоторое время постоял у окошек, идущих вдоль кормы, глядя на бушующие волны и прислушиваясь к мерному потрескиванию снастей и тихому пению воды за кормой.
   Гарион присел надеть ботинки, которые держал в руках. Дверь открылась, и вошел Дарник, на ходу вытряхивая градины, набившиеся в складки плаща.
   — Похоже, какое-то время мы пойдем черепашьим шагом, — сказал он Гариону. — Ветер все крепчает, и дует он прямиком с юга. Мы идем прямо против ветра. Гребцы из сил выбиваются.
   — Ты представляешь хотя бы примерно, на каком мы сейчас расстоянии от оконечности полуострова? — спросил Гарион, вставая и притопывая ногами в башмаках.
   — Я немного потолковал с капитаном. Если верить ему, всего в каких-нибудь нескольких лигах. Правда, возле южного берега множество островков, и он предпочитает переждать шторм прежде, чем попасть в те места. Он не больно-то лихой моряк, да и посудина у него плохонькая — робость его вполне естественна.
   Гарион оперся локтями о подоконник и взглянул на штормовое море.
   — Такой ветер может дуть неделю кряду, — заметил он, потом повернулся к другу. — А что, наш доблестный капитан вполне оправился? Когда мы отплывали от берегов Рэк-Урги, у него было странноватое выражение лица.
   Дарник улыбнулся.
   — Сдается мне, он разговаривает сам с собою не переставая. Пытается уговорить себя, что ровным счетом ничего не видел на причале и что вообще ничего не произошло. Бедняга до сих пор съеживается, когда Полгара выходит на палубу.
   — Это хорошо. Кстати, она уже проснулась?
   Дарник кивнул.
   — Прежде чем уйти, я напоил ее чаем.
   — А как, ты полагаешь, она отнесется к моей просьбе слегка припугнуть капитана — ну, совсем чуть-чуть, а?
   — Я бы не употреблял слова «припугнуть», Гарион, — серьезно посоветовал ему Дарник. — Попроси ее «поговорить» с ним, «убедить» его. Полгара ни за что не согласится кого-либо запугивать.
   — Но тем не менее сделать это необходимо.
   — Разумеется, но она-то так не считает!
   — Давай-ка навестим ее.
   Каюта Полгары и Дарника была так же мала, как и все прочие на борту этого незавидного судна. Три четверти пространства занимала широченная кровать из крепких досок, растущая, казалось, прямо из стены. В самом центре этого внушительного сооружения восседала Полгара в любимом своем синем платье, обеими руками обхватив чашку с чаем и глядя в окошко на разбушевавшееся море.
   — Доброе утро, тетушка Пол, — поприветствовал ее Гарион.
   — Доброе утро, дорогой. Как мило, что ты зашел.
   — Ты в порядке? Ну, я имею в виду… Я понимаю, как страшно расстроило тебя все то, что приключилось там, в порту.
   Полгара вздохнула.
   — Думаю, самым худшим было то, что я ровным счетом ничего не могла поделать. Пробудив демона, Хабат подписала себе смертный приговор, но вот привести его в исполнение пришлось мне. — И без того мрачное лицо ее выразило искреннее и глубочайшее сожаление. — Сделай одолжение, давай переменим тему.
   — Хорошо. Не согласишься ли от моего имени кое с кем поговорить?
   — То есть?
   — С нашим капитаном. Он намеревается встать на якорь и дождаться, пока минует непогода, а мне не хотелось бы терять время.
   — А почему ты хочешь, чтобы с ним поговорила я?
   — Да потому, что люди куда внимательнее прислушиваются к твоим словам, нежели к моим. Так ты сделаешь это, тетушка Пол, ну, поговоришь с ним?