Страница:
– Слушай, мужик, пасть закгой и хлебай дальше свою отгаву!
Расшумевшийся крестьянин мешком рухнул обратно на лавку и, изумлённо хлопая белесыми ресницами, стал вглядываться в миловидное НЕБРИТОЕ личико девушки в красном платке.
– А-а-а-а? – открыл он было рот.
– Бэ-э-э-э! – дёрнул плечом Денис.
Мужик замотал головой, перекрестился и медленно поднялся из-за стола, сдавленно бормоча под нос: «Все, все пить бросаю!» За ним тянулось зеленоватое облачко.
– Слушай, – я низко наклонилась к столу, – они все порченые.
– Что ты имеешь в виду? – удивился Давидыв.
Подавальщица со звоном опустила перед нами глиняные тарелки с похлёбкой.
– Над людьми зелёный дымок!
– Что за дымок? – не понял Денис, с энтузиазмом хватаясь за ложку. Тут его посетила догадка, ужасом написавшаяся на лице: – Ты – ведьма, газ видишь колдовство?
Я замотала головой.
– Ну хогошо, – выдохнул он, хлебая безвкусное варево. – Хотя я и не пготив колдовства, ведьмачек не люблю, – быстро оговорился он. – У меня с одной по молодости любовишка случилася... – пустился он в воспоминания.
Я слушала вполуха, налегая на похлёбку, хотя изображала крайнюю степень заинтересованности. В это самое время ко мне вернулся сконфуженный странной девицей (читай Томой-Денисом) щербатый мужичишка. Он почмокал губами, а потом пробормотал мне на ухо, сильно волнуясь:
– Скажи, милсдарь, бога ради, она, – кивнул он на Дениса, – мужик или же баба?
– Баба, – отозвалась я, критически рассматривая Давндыва, облизывающего ложку.
Пьянчуга задумчиво кивнул и быстро устроился на прежнем месте, подвинув меня на край лавки тощим задом:
– А путь куда держите?
Мы с Денисом быстро переглянулись.
– В замок.
– В замок? – Тут мужик раззявил беззубый рот и неожиданно мелко затрясся, изображая всем своим исхудавшим от многодневных запоев телом смех.
– К Лопатову-Пяткину? Да кто ж вас туда пустить-то? Я заинтересованно посмотрела в сторону пьянчужки.
– А отчего нас не пустить-то?
Мужик вдруг посерьёзнел, прислонил к губам трясущийся палец и воровато покрутил головой, пытаясь разгадать, подслушивает ли нас кто-нибудь. Не заметив соглядатаев, успокоился и прошептал мне в лицо:
– Бедовое енто место, там хр... кр... мр... – он запнулся, – харррма плохая. Тише! – цыкнул он сам себе, когда на стол поставили бутыль с пивом. – Этот... в этом... – мужик сглотнул, не отрывая жаждущего взгляда от бутыли.
– И? – Я попыталась подтолкнуть его к откровениям.
Давидыв так и вовсе перестал жевать и уставился на говорившего. Мужик молчал и, казалось, жадным взглядом отпивал большими глотками пиво прямо из горла. Я поняла, что без отвратительного пойла разговора не получится, и кивнула Давидыву. Денис откупорил бутыль и налил пьянчуге полный стакан. Тот с жадностью опрокинул в себя половину и, обтерев губы, продолжил:
– В этом замке что-то ужасное происходит! Василий оттуда не выходит, по ночам из этого демонского логова такой вой доносится, что мы всей деревней молимся от страха, – он перекрестился и снова сделал глоток, – шоб ихнее чудище замковое не сожрало нас. Люди, кто живёт поближе к ентому ихнему кастлю (кастл – замок на ангельский манер вспомнила я уроки в институте благородных девиц), расссказывают, мол, сумасшедший граф каждый день прогуливается у реки, на воду смотрит такими жалобными глазами, что за душу берет. А по мне, так он свою покойную жену в Быстрянке утопил, а теперь оплакивает! У-у-убивец!
– Эй, Степан, – окликнул разговорившегося мужичишку приятель, такой же нечёсаный и немытый, с зеленоватым облачком-хвостом, – ты что заезжим гастролёрам сказки рассказываешь?
– Да нет, про графушку нашего гутарю, – пробурлил Степан после смачной отрыжки.
– Ваську-то? – крикнул тот, подходя и нацеливаясь на нашу ополовиненную бутыль с пивом.
Внезапно таверна загудела, всполошилась, со всех сторон посыпались горестные сетования в адрес графа Лопатова-Пяткина. Мол, он, стервец, оброком таким обкладывает, что голодать приходится, а барщину и вовсе сделал неподъёмной, осталось только на верёвку, и то – без мыла. Мы поняли, что толковой беседы не случится и, махнув рукой на пьяные небылицы старожилов, быстренько ретировались к выходу. К нашей удаче здесь же, в конюшне таверны, мы смогли оставить лошадей. За пару золотых конюх с лицом, изъеденным оспой, пообещал исправно их кормить и даже изредка чистить.
К замку вела извилистая дорога, обрывавшаяся у разрушенного каменного моста через реку. Мы удивлённо осмотрели остатки потемневшего, покрытого снегом остова и камни, аккуратно сложенные в пирамиду рядом с берегом. Возникало ощущение, будто кто-то специально разобрал мост, чтобы другой не смог перейти на противоположный берег Быстрянки. Хм, или на наш?!
Вблизи каменные стены замка выглядели плачевно. Издалека производившие впечатление мрачной красоты, они медленно ветшали, выедались холодными ветрами и осыпались песком. Высокий тонкий шпиль врезался облезлым флагом в хмурое небо. Замковые ворота с проржавелыми заклёпками были приоткрыты, и створки жалобно скрипели от задувающего ветра.
Мы стояли на берегу Быстрянки, прикидывая, как можно перебраться через едва прихваченную льдом речушку. Надеясь увидать переправу, мы подошли к крутому обрыву, закрытому густыми прутьями кустарника. Между ивняком виднелась прогалина, и мы осторожно, хватаясь за голые кусты, по скользкой дорожке спустились к воде. Снег тихо хрустел под ногами, мороз к вечеру крепчал, а ветер усиливался с каждой минутой, обещая совсем скоро превратиться в настоящую зимнюю метель.
– Лёд совсем плохонький, – с сожалением резюмировал Денис, глядя на полыньи, подёрнутые тонкой серой корочкой.
– Нет! – вдруг раздался с другой стороны Быстрянки испуганный, почти истеричный вопль. – Не переходите реку!!!
Я резко крутнулась на каблуках, ноги разъехались, и я, взмахнув руками, взлетела. Вернее, подлетела, чтобы камнем рухнуть вниз. Ледяная вода с радостью приняла меня и сначала показалась кипятком. От неожиданности я заорала, рванулась, чтобы попытаться выплыть, но что-то тянуло меня ко дну. Прежде чем потерять сознание, я почувствовала, как судорогой сводит ноги.
Я приоткрыла тяжёлые веки, перед глазами плыло. Сглотнув, почувствовала, как горит горло, потом, кашлянув, пошевелилась. Затёкшее тело казалось чужим и повиновалось с трудом. Руки не слушались, будто их от кончиков пальцев до самых плеч наполнили свинцом.
– Он пришёл в себя! – грохнул колоколом звонкий женский вскрик и штопором вонзился в голову.
– Слава богу! – раздался хриплый вопль Дениса. Я попыталась сфокусироваться на белом высоком потолке с лепниной. «Где я?»
Внезапно в поле зрения показалось круглое лицо с пухлыми губами, длинный завитый локон упал мне на щеку. Не очухавшись от беспамятства, я испуганно дёрнулась. Серый дневной свет, падавший сквозь высокие незанавешенные окна, ослепил. Красотка на поверку оказалась Давидывым.
– Фголушка, – ласково проворковал он, ощупывая меня взволнованным взглядом, – ты как?
– Не знаю, – прохрипела я, не узнавая собственного голоса и морщась от боли в горле. – Мы где?
– Вы у меня в гостях, – раздалось откуда-то, словно с неба.
Я отвернулась от созерцания плоского декольте Дениса и попыталась рассмотреть обладателя замечательного баса. В полумраке я различила высокую фигуру в чёрном камзоле и, лишь удовлетворив ненужное любопытство, с облегчением упала на подушки.
– Пожалуй, мы оставим вас, – предложил голос.
Я слабо махнула рукой и прикрыла глаза. Раздались поспешные сбивчивые шаги, потом тихо закрылась дверь. Сил не было, хотелось пить и снова забыться глубоким сном.
– Я думал, что ты уже не очнёшься, – едва слышно сказал Денис.
Я с трудом приподняла голову и уставилась на него, только тут заметив, что он наряжён в красное бархатное платье с пышной юбкой. В таком наряде выйти из двери было возможно лишь боком.
– Что? – просипела я и попыталась трясущейся рукой дотянуться до бокала с водой, стоящего на прикроватной тумбе.
– Ты самым подлым обгазом гухнула в воду и пегепугала меня до смегти! – Давидыв манерно, передразнивая высокородных дам, передёрнул плечами. Потом он выхватил хрустальный бокал буквально из моих рук и одним глотком осушил его. Я жадно сглотнула, пытаясь смочить пересохшее горло. – Этот чокнутый Евсей, – Денис сунул мне пустой бокал, я, тяжело вздохнув, глянула в прозрачное стеклянное донышко, – все из-за него! Ты хотя бы пгедставляешь, что я тут выделывал, лишь бы никто не узнал, кто из нас двоих баба?
– Сколько я была без сознания?
– Почти сутки, – он устало завалился на кровать рядом со мной. – Они обгядили меня в платье! – он вплеснул он руками, точно копируя привычку моей мамаши.
– Ты, по-моему, и так был в женской одежде, – осторожно заметила я.
Меня вдруг стало лихорадить, я натянула одеяло по самый подбородок.
Денис возмущённо охнул:
– А ещё мне дали туфли! – Он поднял свою огромную ножищу, обутую в изящные туфельки, явно маловатые по размеру. – Знаешь, никогда не думал, что так низко паду. Я – в юбке! Наташ, – он потряс меня за плечо, пришлось открыть горящие глаза, – это стганный замок, и люди в нём стганные. Надо быстгее выбигаться отсюда.
– Как найдём что надо, так и уйдём, – тихо проговорила я, широко зевая. На меня навалилась какая-то болезненная сонливость.
– Замок не обойти и за месяц! – услышала я сквозь сладкую дрёму голос Дениса.
Когда я снова открыла глаза, то в окна уже улыбалась ночная темнота. В комнате был зажжён камин, и горели свечи, отчего помещение стало немного уютным. Я огляделась, рядом с дверью застыла неподвижная фигура в темно-синей потёртой ливрее и в белом напудренном парике. Фигура шевельнулась, у меня от неожиданности даже сердце ёкнуло.
– Господин проснулся? – произнесла фигура, которая лицо имела вытянутое, бледное, с неживыми глазами и ещё умела говорить.
Я кивнула.
– Ужин уже начался.
Я снова кивнула, не поднимаясь с места, ожидая, когда неизвестный выйдет в коридор и позволит мне одеться.
– Я – Назар, – бесцветным голосом поведал незнакомец, – лакей.
Я молчала, рассматривала пуговицы на его камзоле.
– Меня к вам в услужение граф Василий поставил. Я помогу облачиться, – он кивнул на изящный резной стул, на спинке которого желтели какие-то тряпки, а потом перевёл взгляд на чёрное пятно на обитой облезлым шёлком стене.
– Я сам, – просипела я и опустила ноги на ледяной каменный пол.
– Это моя обя... – Назар резко осёкся и впился взглядом в мою стройную женскую ножку, торчащую из-под подола огромной ночной сорочки.
– Пошёл вон отсюда! – прошипела я, глядя в его бесцветные рыбьи глаза. – Сказал же, сам!
Лакей в долю секунды выскочил в коридор, неловко хлопнув дверью. Я усмехнулась: не хватало ещё, чтобы этот полумёртвый хлыщ разглядел перевязанную под рубашкой грудь и тонкие девичьи очертания! Поднявшись, я на цыпочках пробежала к стулу и с омерзением осмотрела шмотки с графского плеча. Порты пришлось подвязать шнурком, а шея, торчащая из ворота белоснежной накрахмаленной рубахи, казалась особенно тонкой и грязной. Потом я натянула канареечно-жёлтый камзол. Плечи наряда моментально сложились домиком, а рукава пришлось подвернуть. Когда я вышла в тёмный коридор, Назар смахнул с моего плеча невидимую пылинку и заявил будничным тоном:
– Вы выглядите великолепно.
– Я выгляжу, как шут гороховый! – рявкнула я, недовольно отбрасывая его руку.
Замок оказался поистине огромным. Мы долго петляли по холодным, плохо освещённым рекреациям и проходам, с бесчисленным количеством дверей. Звук наших шагов глухо разносился в звенящей тишине, теряясь под высокими тёмными арками. Когда мы оказались перед широкой мраморной лестницей, спускающейся в огромный пустой холл, я поняла, что если в замке и есть слуги, то они надёжно прячутся по углам. Или же ждут ночи в симпатичных бархатных гробиках, дабы в полночь вылезти и полакомиться моей сладкой девичьей плотью.
Назар открыл передо мной тяжёлые створки дубовой двери, и я оказалась в большой, ярко освещённой столовой. За длинным столом во главе с самим Лопатовым-Пяткиным, скрытым за большим канделябром, разместилась компашка из двух девиц, молодого человека со вздыбленной рыжей шевелюрой, господина самого неопределённого возраста в пенсне на крупном рыхлом носу и Давидыва, что-то яростно пилящего десертным ножом в своей тарелке.
– Фрол Петрович, – граф поднялся из-за стола, я непроизвольно отметила, что он выше меня почти на шесть вершков, – вы решили присоединиться к нашей скромной трапезе?
Я глянула на стол, ломящийся от яств, в животе моментально заурчало.
– Позвольте мне представить жителей нашего дома, – предложил он с дружеской улыбкой на устах.
Я неуверенно кивнула, глотая слюни от вида тушки зажаренного поросёнка с яблоком в раззявленной пасти.
– Это мои кузины, Соня и Ефросинья...
Девушки в унисон кивнули. Та что Соня, пышущая здоровьем темноволосая красавица, широко улыбнулась мне, открывая ряд белых ровных зубов. Вторая, с бледным немощным лицом, лишь едва кивнула и снова уставилась в абсолютно пустую тарелку.
– Это Евсей, тульянский князь Волков. Парень мотнул головой и сделал глоток из серебряного кубка.
– Александр Михайлович... – продолжал граф, кивнув в сторону господина без возраста, а я уже не могла совладать с ноющим животом и обильным слюноотделением. – Прошу к нашему столу, откушаем вместе.
Я вежливо кивнула и уселась на стул рядом с Давидывым. Очень хотелось придвинуть к себе блюдо с поросёнком и обглодать его до косточек. Только я протянула к кушанью руки с разбитыми пальцами и обгрызенными почти до мяса ногтями, как Соня воскликнула низким грудным голосом:
– Как хорошо, что вы не утонули в нашей реке! – Давидыв подавился и поспешно отпил из своего кубка.
– Если бы Евсей вас не напугал, то мы бы снова коротали вечер в нашей узкой компании, а мне так хочется общения! А давайте музицировать! – Она вдруг вскочила с места и бросилась вон из столовой. До нас донёсся её звонкий весёлый, голос: – Давайте, быстрее!
Я обвела внимательным взглядом присутствующих и заметила, что Ефросинья и Евсей даже не притронулись к кушаньям. Когда все переместились и маленькую гостиную, то меня шатало от голода и слабости. Мечтала я об одном – румяном поросене, оставленном на столе. Соня уселась за клавишами и завыла нечто протяжное и унылое, Ефросинья схватила рукоделие. Давидыв присел на краешек голубого стула, жалобно скрипнувшего под его весом, и уставился бессмысленным взглядом на огромный портрет за моей спиной.
– Господа, портвейн, – предложил граф, – сигары.
Не успела я опомниться, как в моей руке был зажат стакан. Я испуганно покосилась на Дениса-Тамару, тот непроизвольно сглотнул слюну и неприлично шмыгнул носом.
Ко мне неслышно подошёл Александр Михайлович.
– Вы с сестрой совсем не похожи, – шепнул он мне в ухо, глубоко вдыхая запах моих немытых волос. От неожиданности я подскочила, плеснув на графский камзол рубиновый напиток, и повернулась к мужчине.
– А мы не родные, – просипела я, чувствуя, как горло горит огнём.
Я холодно посмотрела в его гладкое лицо с пенсне колючие тёмные глаза. Взгляд у него был острый как будто видящий меня насквозь. Так я сама смотрю на людей, которые светятся магией...
Стоп! Он ясноокий! Я-то уж в состоянии из толпы обычных людей различить себе подобного!
Я посмотрела на лощёного невысокого мужчину с зализанными на макушке волосами. Широко улыбаясь и кивая головой в такт мелодии, он подошёл к завывающей немскую песню Соне.
Внезапно меня поразила страшная мысль, от которой заныло сердце и подогнулись колени. Если он ясноокий и чувствует в этой комнате магию, отчего её не чувствую я?!
Стоило мне скрыться в своём будуаре, стянуть с себя рубаху, натирающую шею крахмальным воротничком и умыться, как в покои без стука зашёл Денис.
– Нет, ты пгедставь себе! – воскликнул он, задирая юбку, под которой оказались мужские порты. – Ты знаешь, что он пгедложил мне? – Давидыв ухмыльнулся, вытащил из кармана кисет с табаком и стал сворачивать цигарку.
– Кто он? – поинтересовалась я, невозмутимо отобрав у него папироску и выкинув её в плевательную плошку. – Не в моей спальне! – отрезала я, поймав возмущённый взгляд.
– Василий твой! – хохотнул Денис. – Он сказал: мы люди взгослые, чего же згя вгемя тегять?
– И чего? – не поняла я, вешая канареечный камзол на спинку стула.
– Ни-че-го! – пожал Давидыв плечами, смачивая слюной новую бумажку. – Ты совсем ничего не понимаешь?
Я покачала головой.
– Он мне пгедложил в своих покоях заночевать! – Денис рухнул на кресло, то качнулось.
– Ты отказался? – Я решила его подзадорить. – Представляю его реакцию на твои, хм, женские прелести.
– И не говори! – Он таки закурил и с наслаждением выпустил сизое облако, а пепел стряхнул в напольную вазу с замысловатым рисунком.
–Денис, я знаю, у кого может быть Ловец, – заявила я, заваливаясь прямо в туфлях на кровать. Давидыв не без интереса посмотрел в мою сторону, сдувая с лица выбившуюся из причёски белоснежную прядь. – У Александра Михайловича, – продолжила я, облекая свою неприятную догадку в понятную для себя форму.
– Почему ты так гешила? – изумился Давидыв.
– Он ясноокий, – пояснила я. – Насколько я смогла понять, кто-то залезал в замок Мальи до Меня, но отчего-то забрал только одну половину заклинания, а фокус в том, что замок Мальи является лишь ясноокому. – Денис широко зевнул. – Короче, здесь два яснооких – я и Михалыч, – поспешно закончила я свой сбивчивый рассказ.
– Тебе лучше знать, – кивнул Денис, – гыбак гыбака видит издалека.
Предложив начать поиски с завтрашней ночи, а сегодня хорошенько выспаться на мягких перинах он откланялся и ушёл в свой будуар.
Разбудил меня странный шелест. Как будто что-то толкнуло в бок, и я открыла глаза. В окна падал прозрачный лунный свет, по углам пряталась темнота. Камин догорел, и комната стала постепенно остывать, дверь в коридор была чуть заметно приоткрыта. Я села на кровати и сглотнула пересохшим горлом, пытаясь понять, что меня потревожило.
– Кто здесь? – тихо спросила я. Ответа не последовало. «Это просто сквозняки!» – мелькнула догадка, но меня всё равно брала оторопь. Нет, я не боялась нечисти, просто сейчас, когда я внезапно перестала чувствовать магию, мне казалось, что я осталась без руки или ноги.
Снова раздался шорох, и опять все смолкло. Потом по коридору прошелестели тихие осторожные шаги, в дверной щели мелькнул и сразу потух желтоватый свет. Я быстро поднялась, каблуки туфель звучно ударились о каменный пол. В исподней рубахе и подпоясанных портах, я, как была, выскользнула в коридор. Световое пятно и неровная тень скрылись за поворотом. Осторожно на цыпочках я поспешила следом. Каждый раз свет ускользал от меня, а когда я свернула за очередной угол, то едва не наскочила на нагнувшегося Александра Михайловича. Я так испугалась, что молнией убралась обратно. Похоже, ясноокий моего присутствия не заметил и не почувствовал. Раздался жуткий скрежет, громоподобный в спящем замке, и все разом смолкло. Я осторожно выглянула, посреди коридора стояла одинокая свеча, угасающая на сквозняке. Александр Михайлович куда-то исчез.
Я, усомнившись в собственном трезвом рассудке, сначала продолжала рассматривать каменные стены, затем постучала по холодной кладке, пытаясь обнаружить потайную дверцу, куда мог спрятаться старый прощелыга. В этот момент вой, одуряющий лисиный вой взорвал мёртвую тишину. Он накрыл коридоры и спальни оглушающей волной, в клочья разорвал ночной покой. Я закрыла уши ладонями и едва не упала на пол от бессилия. Свеча потухла от порыва ветра. Холод и темнота сковали моё тело, когда страшный вопль стих. Я вдруг поняла, что уже слышала этот странный вибрирующий звук. Он казался знакомым и пробирал до костей, так могло реветь лишь одно известное мне животное – дракон.
– Денис, поднимайся! – Я фурией ворвалась в комнату Давидыва.
Тот с трудом поднял голову в чепце, завязанном под подбородком огромным бантом, повёл носом, а потом снова зарылся в подушку.
– Денис! – Я тряхнула его за плечо.
Даже спросонья тот отреагировал моментально: схватил меня за руку, и уже через секунду я лежала под его горячим телом на тёплой мягкой перине.
– С ума сошёл?! – заорала я, скидывая его с себя, и арбалетным болтом слетела с кровати.
– А? – Давидыв подслеповато прищурился и широко зевнул. – А, это ты, Фгол! Пготсти бгат, пгивычка! – Он сладко накрылся с головой.
– Давидыв! Очнись! – уже зашипела я. – Мне нужна твоя помощь! Мы должны проверить комнату Михалыча, пока он по замку бродит!
Мой подельник посмотрел на меня бессмысленным взглядом, а потом пробурчал:
– А я тебе зачем? Из нас двоих ты пгофессиональный вог!
– На стрёме постоишь! – прошипела я со злостью, все ещё вспоминая его горячее дыхание на своём лице и душную темноту под одеялом.
Он полежал ровно секунду и поднялся, уже окончательно проснувшись.
Мы прошли по коридору к комнате Александра Михайловича. Давидыв высоко задрал канделябр, освещая путь. Его огромный чепец, отороченный немским кружевом, отбрасывал уродливую тень, из-под широкой рубахи торчали кривые волосатые ноги, обутые в женские туфли.
– Стой здесь! – шикнула я, отбирая у него канделябр. – Задержишь Михалыча, если что!
И пока он не успел прочитать мне вполне заслуженную отповедь, скользнула в спальню ясноокого. Она оказалась маленькой, тёмной и холодной. Давно не топленный камин оскалился чёрной пастью, пыльный балдахин над кроватью покачивался от сквозняка. Рядом с занавешенным окном стоял огромный письменный стол, я кинулась к нему, как утопающий к плывущей доске. Открывала ящики, заваленные бумагами, какими-то книгами и чертежами. Потом повыше подняла свечи, и вдруг поняла, что смотрю на рисунок до боли знакомого пейзажа. Я зябко поёжилась. Набросок, выполненный твёрдыми резкими штрихами, не мог заключить в себе ужаса гнилых болот, но очень точно отражал их сумрак и тоску. Те же корявые деревья, заросшие толстым слоем чёрного мха, зыбкая гладь чёрного озерца, тростник, растущий по берегам. Трясущейся рукой я вытащила из-под груды листов новый рисунок. Это место было невозможно перепутать ни с каким иным. Замок Мальи выжигал в памяти отвратительный рубец, заставляя по ночам сжиматься от ужаса. На тонкий пергамент упала восковая капля, оставляя круглое пятно. Я как ошпаренная отпрянула от стола, свеча потухла, оставив лишь горьковатый дымок. Александр Михайлович бывал в замке Мальи, совершенно точно: у него вторая часть Ловца! Мне оставалось лишь следить за нашим подозреваемым, поджидая, когда он выдаст себя вместе с лысой макушкой. Не сомневаюсь, он уже догадался, что мы здесь не случайно.
Я выскочила в коридор и услышала странный сдавленный стон и далёкий грохот, как будто приглушённый стенами.
– Давидыв, – тихо позвала я, оглядывая пустой коридор.
Денис самым подлым образом исчез.
– Давидыв! – Я осторожно постучала по противоложной стене. Откуда-то издалека из-за каменной кладки раздался болезненный вопль. Я перевела дыхание. Похоже, мой спутник, сам того не желая, нашёл потайную комнату и свалился в открывшийся проход. Только как его самого теперь найти?
– Денис, – погромче позвала я. – Как ты дверь открыл?
– По-мо-ги-те! – орали внизу, не слыша меня.
Я воровато огляделась, оставаться одной в холодной темноте старого замка, наполненного непонятными существами и потайными комнатами, было жутковато.
– Денис! – снова позвала я и от отчаянья опёрлась на стену. Та беззвучно дёрнулась, а через секунду передо мной открылся беспросветный провал. – Денис! – крикнула я в черноту.
– Я здесь, – простонал он в ответ совсем близко. – Я, кажется, ногу сломал!
– Ничего не видно, – отозвалась я, и, сделав шаг, едва не оступилась на крутой каменной лестнице. – Ты где?
– Здесь, внизу, – отозвался приятель. – Я не могу подняться!
– Черт! – ругнулась я. Похоже, теперь мы застряли в этом замке надолго.
Пропущу описание того, как я вытаскивала пострадавшего из тайного бункера, на поверку оказавшегося обыкновенной кладовкой. Я так громко материлась и покрывала ругательствами весь окружающий мир, что разбудила всех немногочисленных жителей замка. Кстати, среди всех прочих, прибежавших на мои стенания и вопли Дениса, оказался и Александр Михайлович, будь он неладен, в умильном спальном колпаке. Пришлось соврать, что моя сестра Тома рухнула с высокой кровати и повредила ногу. В такую чушь, естественно, никто не поверил, но все сострадали от всей души, пообещав вызвать лекаря из деревни.
Утром несчастный Давидыв, синюшный и измученный болью, уложил опухшую ногу на пирамиду из подушек и тихо охал. Когда разодетая в очередной графский костюмчик я вошла в его спальню, он застонал ещё громче.
– Наташа, умигаю! Эта боль! Боже, за что мне такие мучения, глаз ночью не сомкнул! Мне бы обезболивающего!
– Бражки? – не задумываясь, предложила я, без интереса глядя в окно на пустынный неухоженный задний двор. Тёмные покосившиеся сараи, обездоленные людские казались нежилыми и заброшенными в течение многих лет. В соседней башне из узкого высокого окна через разбитое стекло развевалась старая оборванная занавесь.
Расшумевшийся крестьянин мешком рухнул обратно на лавку и, изумлённо хлопая белесыми ресницами, стал вглядываться в миловидное НЕБРИТОЕ личико девушки в красном платке.
– А-а-а-а? – открыл он было рот.
– Бэ-э-э-э! – дёрнул плечом Денис.
Мужик замотал головой, перекрестился и медленно поднялся из-за стола, сдавленно бормоча под нос: «Все, все пить бросаю!» За ним тянулось зеленоватое облачко.
– Слушай, – я низко наклонилась к столу, – они все порченые.
– Что ты имеешь в виду? – удивился Давидыв.
Подавальщица со звоном опустила перед нами глиняные тарелки с похлёбкой.
– Над людьми зелёный дымок!
– Что за дымок? – не понял Денис, с энтузиазмом хватаясь за ложку. Тут его посетила догадка, ужасом написавшаяся на лице: – Ты – ведьма, газ видишь колдовство?
Я замотала головой.
– Ну хогошо, – выдохнул он, хлебая безвкусное варево. – Хотя я и не пготив колдовства, ведьмачек не люблю, – быстро оговорился он. – У меня с одной по молодости любовишка случилася... – пустился он в воспоминания.
Я слушала вполуха, налегая на похлёбку, хотя изображала крайнюю степень заинтересованности. В это самое время ко мне вернулся сконфуженный странной девицей (читай Томой-Денисом) щербатый мужичишка. Он почмокал губами, а потом пробормотал мне на ухо, сильно волнуясь:
– Скажи, милсдарь, бога ради, она, – кивнул он на Дениса, – мужик или же баба?
– Баба, – отозвалась я, критически рассматривая Давндыва, облизывающего ложку.
Пьянчуга задумчиво кивнул и быстро устроился на прежнем месте, подвинув меня на край лавки тощим задом:
– А путь куда держите?
Мы с Денисом быстро переглянулись.
– В замок.
– В замок? – Тут мужик раззявил беззубый рот и неожиданно мелко затрясся, изображая всем своим исхудавшим от многодневных запоев телом смех.
– К Лопатову-Пяткину? Да кто ж вас туда пустить-то? Я заинтересованно посмотрела в сторону пьянчужки.
– А отчего нас не пустить-то?
Мужик вдруг посерьёзнел, прислонил к губам трясущийся палец и воровато покрутил головой, пытаясь разгадать, подслушивает ли нас кто-нибудь. Не заметив соглядатаев, успокоился и прошептал мне в лицо:
– Бедовое енто место, там хр... кр... мр... – он запнулся, – харррма плохая. Тише! – цыкнул он сам себе, когда на стол поставили бутыль с пивом. – Этот... в этом... – мужик сглотнул, не отрывая жаждущего взгляда от бутыли.
– И? – Я попыталась подтолкнуть его к откровениям.
Давидыв так и вовсе перестал жевать и уставился на говорившего. Мужик молчал и, казалось, жадным взглядом отпивал большими глотками пиво прямо из горла. Я поняла, что без отвратительного пойла разговора не получится, и кивнула Давидыву. Денис откупорил бутыль и налил пьянчуге полный стакан. Тот с жадностью опрокинул в себя половину и, обтерев губы, продолжил:
– В этом замке что-то ужасное происходит! Василий оттуда не выходит, по ночам из этого демонского логова такой вой доносится, что мы всей деревней молимся от страха, – он перекрестился и снова сделал глоток, – шоб ихнее чудище замковое не сожрало нас. Люди, кто живёт поближе к ентому ихнему кастлю (кастл – замок на ангельский манер вспомнила я уроки в институте благородных девиц), расссказывают, мол, сумасшедший граф каждый день прогуливается у реки, на воду смотрит такими жалобными глазами, что за душу берет. А по мне, так он свою покойную жену в Быстрянке утопил, а теперь оплакивает! У-у-убивец!
– Эй, Степан, – окликнул разговорившегося мужичишку приятель, такой же нечёсаный и немытый, с зеленоватым облачком-хвостом, – ты что заезжим гастролёрам сказки рассказываешь?
– Да нет, про графушку нашего гутарю, – пробурлил Степан после смачной отрыжки.
– Ваську-то? – крикнул тот, подходя и нацеливаясь на нашу ополовиненную бутыль с пивом.
Внезапно таверна загудела, всполошилась, со всех сторон посыпались горестные сетования в адрес графа Лопатова-Пяткина. Мол, он, стервец, оброком таким обкладывает, что голодать приходится, а барщину и вовсе сделал неподъёмной, осталось только на верёвку, и то – без мыла. Мы поняли, что толковой беседы не случится и, махнув рукой на пьяные небылицы старожилов, быстренько ретировались к выходу. К нашей удаче здесь же, в конюшне таверны, мы смогли оставить лошадей. За пару золотых конюх с лицом, изъеденным оспой, пообещал исправно их кормить и даже изредка чистить.
К замку вела извилистая дорога, обрывавшаяся у разрушенного каменного моста через реку. Мы удивлённо осмотрели остатки потемневшего, покрытого снегом остова и камни, аккуратно сложенные в пирамиду рядом с берегом. Возникало ощущение, будто кто-то специально разобрал мост, чтобы другой не смог перейти на противоположный берег Быстрянки. Хм, или на наш?!
Вблизи каменные стены замка выглядели плачевно. Издалека производившие впечатление мрачной красоты, они медленно ветшали, выедались холодными ветрами и осыпались песком. Высокий тонкий шпиль врезался облезлым флагом в хмурое небо. Замковые ворота с проржавелыми заклёпками были приоткрыты, и створки жалобно скрипели от задувающего ветра.
Мы стояли на берегу Быстрянки, прикидывая, как можно перебраться через едва прихваченную льдом речушку. Надеясь увидать переправу, мы подошли к крутому обрыву, закрытому густыми прутьями кустарника. Между ивняком виднелась прогалина, и мы осторожно, хватаясь за голые кусты, по скользкой дорожке спустились к воде. Снег тихо хрустел под ногами, мороз к вечеру крепчал, а ветер усиливался с каждой минутой, обещая совсем скоро превратиться в настоящую зимнюю метель.
– Лёд совсем плохонький, – с сожалением резюмировал Денис, глядя на полыньи, подёрнутые тонкой серой корочкой.
– Нет! – вдруг раздался с другой стороны Быстрянки испуганный, почти истеричный вопль. – Не переходите реку!!!
Я резко крутнулась на каблуках, ноги разъехались, и я, взмахнув руками, взлетела. Вернее, подлетела, чтобы камнем рухнуть вниз. Ледяная вода с радостью приняла меня и сначала показалась кипятком. От неожиданности я заорала, рванулась, чтобы попытаться выплыть, но что-то тянуло меня ко дну. Прежде чем потерять сознание, я почувствовала, как судорогой сводит ноги.
Я приоткрыла тяжёлые веки, перед глазами плыло. Сглотнув, почувствовала, как горит горло, потом, кашлянув, пошевелилась. Затёкшее тело казалось чужим и повиновалось с трудом. Руки не слушались, будто их от кончиков пальцев до самых плеч наполнили свинцом.
– Он пришёл в себя! – грохнул колоколом звонкий женский вскрик и штопором вонзился в голову.
– Слава богу! – раздался хриплый вопль Дениса. Я попыталась сфокусироваться на белом высоком потолке с лепниной. «Где я?»
Внезапно в поле зрения показалось круглое лицо с пухлыми губами, длинный завитый локон упал мне на щеку. Не очухавшись от беспамятства, я испуганно дёрнулась. Серый дневной свет, падавший сквозь высокие незанавешенные окна, ослепил. Красотка на поверку оказалась Давидывым.
– Фголушка, – ласково проворковал он, ощупывая меня взволнованным взглядом, – ты как?
– Не знаю, – прохрипела я, не узнавая собственного голоса и морщась от боли в горле. – Мы где?
– Вы у меня в гостях, – раздалось откуда-то, словно с неба.
Я отвернулась от созерцания плоского декольте Дениса и попыталась рассмотреть обладателя замечательного баса. В полумраке я различила высокую фигуру в чёрном камзоле и, лишь удовлетворив ненужное любопытство, с облегчением упала на подушки.
– Пожалуй, мы оставим вас, – предложил голос.
Я слабо махнула рукой и прикрыла глаза. Раздались поспешные сбивчивые шаги, потом тихо закрылась дверь. Сил не было, хотелось пить и снова забыться глубоким сном.
– Я думал, что ты уже не очнёшься, – едва слышно сказал Денис.
Я с трудом приподняла голову и уставилась на него, только тут заметив, что он наряжён в красное бархатное платье с пышной юбкой. В таком наряде выйти из двери было возможно лишь боком.
– Что? – просипела я и попыталась трясущейся рукой дотянуться до бокала с водой, стоящего на прикроватной тумбе.
– Ты самым подлым обгазом гухнула в воду и пегепугала меня до смегти! – Давидыв манерно, передразнивая высокородных дам, передёрнул плечами. Потом он выхватил хрустальный бокал буквально из моих рук и одним глотком осушил его. Я жадно сглотнула, пытаясь смочить пересохшее горло. – Этот чокнутый Евсей, – Денис сунул мне пустой бокал, я, тяжело вздохнув, глянула в прозрачное стеклянное донышко, – все из-за него! Ты хотя бы пгедставляешь, что я тут выделывал, лишь бы никто не узнал, кто из нас двоих баба?
– Сколько я была без сознания?
– Почти сутки, – он устало завалился на кровать рядом со мной. – Они обгядили меня в платье! – он вплеснул он руками, точно копируя привычку моей мамаши.
– Ты, по-моему, и так был в женской одежде, – осторожно заметила я.
Меня вдруг стало лихорадить, я натянула одеяло по самый подбородок.
Денис возмущённо охнул:
– А ещё мне дали туфли! – Он поднял свою огромную ножищу, обутую в изящные туфельки, явно маловатые по размеру. – Знаешь, никогда не думал, что так низко паду. Я – в юбке! Наташ, – он потряс меня за плечо, пришлось открыть горящие глаза, – это стганный замок, и люди в нём стганные. Надо быстгее выбигаться отсюда.
– Как найдём что надо, так и уйдём, – тихо проговорила я, широко зевая. На меня навалилась какая-то болезненная сонливость.
– Замок не обойти и за месяц! – услышала я сквозь сладкую дрёму голос Дениса.
Когда я снова открыла глаза, то в окна уже улыбалась ночная темнота. В комнате был зажжён камин, и горели свечи, отчего помещение стало немного уютным. Я огляделась, рядом с дверью застыла неподвижная фигура в темно-синей потёртой ливрее и в белом напудренном парике. Фигура шевельнулась, у меня от неожиданности даже сердце ёкнуло.
– Господин проснулся? – произнесла фигура, которая лицо имела вытянутое, бледное, с неживыми глазами и ещё умела говорить.
Я кивнула.
– Ужин уже начался.
Я снова кивнула, не поднимаясь с места, ожидая, когда неизвестный выйдет в коридор и позволит мне одеться.
– Я – Назар, – бесцветным голосом поведал незнакомец, – лакей.
Я молчала, рассматривала пуговицы на его камзоле.
– Меня к вам в услужение граф Василий поставил. Я помогу облачиться, – он кивнул на изящный резной стул, на спинке которого желтели какие-то тряпки, а потом перевёл взгляд на чёрное пятно на обитой облезлым шёлком стене.
– Я сам, – просипела я и опустила ноги на ледяной каменный пол.
– Это моя обя... – Назар резко осёкся и впился взглядом в мою стройную женскую ножку, торчащую из-под подола огромной ночной сорочки.
– Пошёл вон отсюда! – прошипела я, глядя в его бесцветные рыбьи глаза. – Сказал же, сам!
Лакей в долю секунды выскочил в коридор, неловко хлопнув дверью. Я усмехнулась: не хватало ещё, чтобы этот полумёртвый хлыщ разглядел перевязанную под рубашкой грудь и тонкие девичьи очертания! Поднявшись, я на цыпочках пробежала к стулу и с омерзением осмотрела шмотки с графского плеча. Порты пришлось подвязать шнурком, а шея, торчащая из ворота белоснежной накрахмаленной рубахи, казалась особенно тонкой и грязной. Потом я натянула канареечно-жёлтый камзол. Плечи наряда моментально сложились домиком, а рукава пришлось подвернуть. Когда я вышла в тёмный коридор, Назар смахнул с моего плеча невидимую пылинку и заявил будничным тоном:
– Вы выглядите великолепно.
– Я выгляжу, как шут гороховый! – рявкнула я, недовольно отбрасывая его руку.
Замок оказался поистине огромным. Мы долго петляли по холодным, плохо освещённым рекреациям и проходам, с бесчисленным количеством дверей. Звук наших шагов глухо разносился в звенящей тишине, теряясь под высокими тёмными арками. Когда мы оказались перед широкой мраморной лестницей, спускающейся в огромный пустой холл, я поняла, что если в замке и есть слуги, то они надёжно прячутся по углам. Или же ждут ночи в симпатичных бархатных гробиках, дабы в полночь вылезти и полакомиться моей сладкой девичьей плотью.
Назар открыл передо мной тяжёлые створки дубовой двери, и я оказалась в большой, ярко освещённой столовой. За длинным столом во главе с самим Лопатовым-Пяткиным, скрытым за большим канделябром, разместилась компашка из двух девиц, молодого человека со вздыбленной рыжей шевелюрой, господина самого неопределённого возраста в пенсне на крупном рыхлом носу и Давидыва, что-то яростно пилящего десертным ножом в своей тарелке.
– Фрол Петрович, – граф поднялся из-за стола, я непроизвольно отметила, что он выше меня почти на шесть вершков, – вы решили присоединиться к нашей скромной трапезе?
Я глянула на стол, ломящийся от яств, в животе моментально заурчало.
– Позвольте мне представить жителей нашего дома, – предложил он с дружеской улыбкой на устах.
Я неуверенно кивнула, глотая слюни от вида тушки зажаренного поросёнка с яблоком в раззявленной пасти.
– Это мои кузины, Соня и Ефросинья...
Девушки в унисон кивнули. Та что Соня, пышущая здоровьем темноволосая красавица, широко улыбнулась мне, открывая ряд белых ровных зубов. Вторая, с бледным немощным лицом, лишь едва кивнула и снова уставилась в абсолютно пустую тарелку.
– Это Евсей, тульянский князь Волков. Парень мотнул головой и сделал глоток из серебряного кубка.
– Александр Михайлович... – продолжал граф, кивнув в сторону господина без возраста, а я уже не могла совладать с ноющим животом и обильным слюноотделением. – Прошу к нашему столу, откушаем вместе.
Я вежливо кивнула и уселась на стул рядом с Давидывым. Очень хотелось придвинуть к себе блюдо с поросёнком и обглодать его до косточек. Только я протянула к кушанью руки с разбитыми пальцами и обгрызенными почти до мяса ногтями, как Соня воскликнула низким грудным голосом:
– Как хорошо, что вы не утонули в нашей реке! – Давидыв подавился и поспешно отпил из своего кубка.
– Если бы Евсей вас не напугал, то мы бы снова коротали вечер в нашей узкой компании, а мне так хочется общения! А давайте музицировать! – Она вдруг вскочила с места и бросилась вон из столовой. До нас донёсся её звонкий весёлый, голос: – Давайте, быстрее!
Я обвела внимательным взглядом присутствующих и заметила, что Ефросинья и Евсей даже не притронулись к кушаньям. Когда все переместились и маленькую гостиную, то меня шатало от голода и слабости. Мечтала я об одном – румяном поросене, оставленном на столе. Соня уселась за клавишами и завыла нечто протяжное и унылое, Ефросинья схватила рукоделие. Давидыв присел на краешек голубого стула, жалобно скрипнувшего под его весом, и уставился бессмысленным взглядом на огромный портрет за моей спиной.
– Господа, портвейн, – предложил граф, – сигары.
Не успела я опомниться, как в моей руке был зажат стакан. Я испуганно покосилась на Дениса-Тамару, тот непроизвольно сглотнул слюну и неприлично шмыгнул носом.
Ко мне неслышно подошёл Александр Михайлович.
– Вы с сестрой совсем не похожи, – шепнул он мне в ухо, глубоко вдыхая запах моих немытых волос. От неожиданности я подскочила, плеснув на графский камзол рубиновый напиток, и повернулась к мужчине.
– А мы не родные, – просипела я, чувствуя, как горло горит огнём.
Я холодно посмотрела в его гладкое лицо с пенсне колючие тёмные глаза. Взгляд у него был острый как будто видящий меня насквозь. Так я сама смотрю на людей, которые светятся магией...
Стоп! Он ясноокий! Я-то уж в состоянии из толпы обычных людей различить себе подобного!
Я посмотрела на лощёного невысокого мужчину с зализанными на макушке волосами. Широко улыбаясь и кивая головой в такт мелодии, он подошёл к завывающей немскую песню Соне.
Внезапно меня поразила страшная мысль, от которой заныло сердце и подогнулись колени. Если он ясноокий и чувствует в этой комнате магию, отчего её не чувствую я?!
Стоило мне скрыться в своём будуаре, стянуть с себя рубаху, натирающую шею крахмальным воротничком и умыться, как в покои без стука зашёл Денис.
– Нет, ты пгедставь себе! – воскликнул он, задирая юбку, под которой оказались мужские порты. – Ты знаешь, что он пгедложил мне? – Давидыв ухмыльнулся, вытащил из кармана кисет с табаком и стал сворачивать цигарку.
– Кто он? – поинтересовалась я, невозмутимо отобрав у него папироску и выкинув её в плевательную плошку. – Не в моей спальне! – отрезала я, поймав возмущённый взгляд.
– Василий твой! – хохотнул Денис. – Он сказал: мы люди взгослые, чего же згя вгемя тегять?
– И чего? – не поняла я, вешая канареечный камзол на спинку стула.
– Ни-че-го! – пожал Давидыв плечами, смачивая слюной новую бумажку. – Ты совсем ничего не понимаешь?
Я покачала головой.
– Он мне пгедложил в своих покоях заночевать! – Денис рухнул на кресло, то качнулось.
– Ты отказался? – Я решила его подзадорить. – Представляю его реакцию на твои, хм, женские прелести.
– И не говори! – Он таки закурил и с наслаждением выпустил сизое облако, а пепел стряхнул в напольную вазу с замысловатым рисунком.
–Денис, я знаю, у кого может быть Ловец, – заявила я, заваливаясь прямо в туфлях на кровать. Давидыв не без интереса посмотрел в мою сторону, сдувая с лица выбившуюся из причёски белоснежную прядь. – У Александра Михайловича, – продолжила я, облекая свою неприятную догадку в понятную для себя форму.
– Почему ты так гешила? – изумился Давидыв.
– Он ясноокий, – пояснила я. – Насколько я смогла понять, кто-то залезал в замок Мальи до Меня, но отчего-то забрал только одну половину заклинания, а фокус в том, что замок Мальи является лишь ясноокому. – Денис широко зевнул. – Короче, здесь два яснооких – я и Михалыч, – поспешно закончила я свой сбивчивый рассказ.
– Тебе лучше знать, – кивнул Денис, – гыбак гыбака видит издалека.
Предложив начать поиски с завтрашней ночи, а сегодня хорошенько выспаться на мягких перинах он откланялся и ушёл в свой будуар.
Разбудил меня странный шелест. Как будто что-то толкнуло в бок, и я открыла глаза. В окна падал прозрачный лунный свет, по углам пряталась темнота. Камин догорел, и комната стала постепенно остывать, дверь в коридор была чуть заметно приоткрыта. Я села на кровати и сглотнула пересохшим горлом, пытаясь понять, что меня потревожило.
– Кто здесь? – тихо спросила я. Ответа не последовало. «Это просто сквозняки!» – мелькнула догадка, но меня всё равно брала оторопь. Нет, я не боялась нечисти, просто сейчас, когда я внезапно перестала чувствовать магию, мне казалось, что я осталась без руки или ноги.
Снова раздался шорох, и опять все смолкло. Потом по коридору прошелестели тихие осторожные шаги, в дверной щели мелькнул и сразу потух желтоватый свет. Я быстро поднялась, каблуки туфель звучно ударились о каменный пол. В исподней рубахе и подпоясанных портах, я, как была, выскользнула в коридор. Световое пятно и неровная тень скрылись за поворотом. Осторожно на цыпочках я поспешила следом. Каждый раз свет ускользал от меня, а когда я свернула за очередной угол, то едва не наскочила на нагнувшегося Александра Михайловича. Я так испугалась, что молнией убралась обратно. Похоже, ясноокий моего присутствия не заметил и не почувствовал. Раздался жуткий скрежет, громоподобный в спящем замке, и все разом смолкло. Я осторожно выглянула, посреди коридора стояла одинокая свеча, угасающая на сквозняке. Александр Михайлович куда-то исчез.
Я, усомнившись в собственном трезвом рассудке, сначала продолжала рассматривать каменные стены, затем постучала по холодной кладке, пытаясь обнаружить потайную дверцу, куда мог спрятаться старый прощелыга. В этот момент вой, одуряющий лисиный вой взорвал мёртвую тишину. Он накрыл коридоры и спальни оглушающей волной, в клочья разорвал ночной покой. Я закрыла уши ладонями и едва не упала на пол от бессилия. Свеча потухла от порыва ветра. Холод и темнота сковали моё тело, когда страшный вопль стих. Я вдруг поняла, что уже слышала этот странный вибрирующий звук. Он казался знакомым и пробирал до костей, так могло реветь лишь одно известное мне животное – дракон.
– Денис, поднимайся! – Я фурией ворвалась в комнату Давидыва.
Тот с трудом поднял голову в чепце, завязанном под подбородком огромным бантом, повёл носом, а потом снова зарылся в подушку.
– Денис! – Я тряхнула его за плечо.
Даже спросонья тот отреагировал моментально: схватил меня за руку, и уже через секунду я лежала под его горячим телом на тёплой мягкой перине.
– С ума сошёл?! – заорала я, скидывая его с себя, и арбалетным болтом слетела с кровати.
– А? – Давидыв подслеповато прищурился и широко зевнул. – А, это ты, Фгол! Пготсти бгат, пгивычка! – Он сладко накрылся с головой.
– Давидыв! Очнись! – уже зашипела я. – Мне нужна твоя помощь! Мы должны проверить комнату Михалыча, пока он по замку бродит!
Мой подельник посмотрел на меня бессмысленным взглядом, а потом пробурчал:
– А я тебе зачем? Из нас двоих ты пгофессиональный вог!
– На стрёме постоишь! – прошипела я со злостью, все ещё вспоминая его горячее дыхание на своём лице и душную темноту под одеялом.
Он полежал ровно секунду и поднялся, уже окончательно проснувшись.
Мы прошли по коридору к комнате Александра Михайловича. Давидыв высоко задрал канделябр, освещая путь. Его огромный чепец, отороченный немским кружевом, отбрасывал уродливую тень, из-под широкой рубахи торчали кривые волосатые ноги, обутые в женские туфли.
– Стой здесь! – шикнула я, отбирая у него канделябр. – Задержишь Михалыча, если что!
И пока он не успел прочитать мне вполне заслуженную отповедь, скользнула в спальню ясноокого. Она оказалась маленькой, тёмной и холодной. Давно не топленный камин оскалился чёрной пастью, пыльный балдахин над кроватью покачивался от сквозняка. Рядом с занавешенным окном стоял огромный письменный стол, я кинулась к нему, как утопающий к плывущей доске. Открывала ящики, заваленные бумагами, какими-то книгами и чертежами. Потом повыше подняла свечи, и вдруг поняла, что смотрю на рисунок до боли знакомого пейзажа. Я зябко поёжилась. Набросок, выполненный твёрдыми резкими штрихами, не мог заключить в себе ужаса гнилых болот, но очень точно отражал их сумрак и тоску. Те же корявые деревья, заросшие толстым слоем чёрного мха, зыбкая гладь чёрного озерца, тростник, растущий по берегам. Трясущейся рукой я вытащила из-под груды листов новый рисунок. Это место было невозможно перепутать ни с каким иным. Замок Мальи выжигал в памяти отвратительный рубец, заставляя по ночам сжиматься от ужаса. На тонкий пергамент упала восковая капля, оставляя круглое пятно. Я как ошпаренная отпрянула от стола, свеча потухла, оставив лишь горьковатый дымок. Александр Михайлович бывал в замке Мальи, совершенно точно: у него вторая часть Ловца! Мне оставалось лишь следить за нашим подозреваемым, поджидая, когда он выдаст себя вместе с лысой макушкой. Не сомневаюсь, он уже догадался, что мы здесь не случайно.
Я выскочила в коридор и услышала странный сдавленный стон и далёкий грохот, как будто приглушённый стенами.
– Давидыв, – тихо позвала я, оглядывая пустой коридор.
Денис самым подлым образом исчез.
– Давидыв! – Я осторожно постучала по противоложной стене. Откуда-то издалека из-за каменной кладки раздался болезненный вопль. Я перевела дыхание. Похоже, мой спутник, сам того не желая, нашёл потайную комнату и свалился в открывшийся проход. Только как его самого теперь найти?
– Денис, – погромче позвала я. – Как ты дверь открыл?
– По-мо-ги-те! – орали внизу, не слыша меня.
Я воровато огляделась, оставаться одной в холодной темноте старого замка, наполненного непонятными существами и потайными комнатами, было жутковато.
– Денис! – снова позвала я и от отчаянья опёрлась на стену. Та беззвучно дёрнулась, а через секунду передо мной открылся беспросветный провал. – Денис! – крикнула я в черноту.
– Я здесь, – простонал он в ответ совсем близко. – Я, кажется, ногу сломал!
– Ничего не видно, – отозвалась я, и, сделав шаг, едва не оступилась на крутой каменной лестнице. – Ты где?
– Здесь, внизу, – отозвался приятель. – Я не могу подняться!
– Черт! – ругнулась я. Похоже, теперь мы застряли в этом замке надолго.
Пропущу описание того, как я вытаскивала пострадавшего из тайного бункера, на поверку оказавшегося обыкновенной кладовкой. Я так громко материлась и покрывала ругательствами весь окружающий мир, что разбудила всех немногочисленных жителей замка. Кстати, среди всех прочих, прибежавших на мои стенания и вопли Дениса, оказался и Александр Михайлович, будь он неладен, в умильном спальном колпаке. Пришлось соврать, что моя сестра Тома рухнула с высокой кровати и повредила ногу. В такую чушь, естественно, никто не поверил, но все сострадали от всей души, пообещав вызвать лекаря из деревни.
Утром несчастный Давидыв, синюшный и измученный болью, уложил опухшую ногу на пирамиду из подушек и тихо охал. Когда разодетая в очередной графский костюмчик я вошла в его спальню, он застонал ещё громче.
– Наташа, умигаю! Эта боль! Боже, за что мне такие мучения, глаз ночью не сомкнул! Мне бы обезболивающего!
– Бражки? – не задумываясь, предложила я, без интереса глядя в окно на пустынный неухоженный задний двор. Тёмные покосившиеся сараи, обездоленные людские казались нежилыми и заброшенными в течение многих лет. В соседней башне из узкого высокого окна через разбитое стекло развевалась старая оборванная занавесь.