Мой Астиафант ждал меня. Даже было немного обидно, что Савков кому-то продал его. Ведь как ваза могла попасть в музей? Глупец, он даже не представляет, насколько она драгоценна! Хотя мне это на руку, будет проще выкрасть.
Николаевск извивался по холмам узкими каменными улицами, расползаясь за городскую стену. Королевский дворец находился в некотором отдалении от города. Он стоял на высоком холме и как будто нависал над ним. Этакая обособленная феодальная крепость с остроконечными шпилями башен. Переночевав на постоялом дворе рядом с речным портом, на следующее утро через южные ворота я въехала в большой белокаменный город.
Королевский Белокаменный музей, где выставляли Астиафанта, находился в центре Николаевска и представлял собой белоснежное здание с огромными толстыми колоннами и бесчисленными широкими ступенями, ведущими к главному входу.
Минуя застывших в дверях охранников, я вошла в фойе музея и замерла от неожиданности на месте. На противоположной стене висел огромный гобелен, изображающий изогнувшегося дракона.
Перед глазами закружились стены. Как же я не вспомнила тогда?! Татуировка Савкова в точности повторяла герб Серпуховичей!
Меня кинуло в жар. Что это значит? Мне всегда казалось, что татуировки гербов позволяют себе делать только приближённые к королевской особе вельможи! Я воровато огляделась, непроизвольно заметив в углу стражника с заговорённым мечом, пристально рассматривающего меня.
Действовать надо было быстро. Вполне вероятно, что Савкову уже доложили о моем приезде, не зря же на границе меня так дотошно расспрашивали. Мне это ещё странным показалось.
Сейчас был тот самый час пик посещений, когда деревенские простаки, раззявив варежку, бродили по огромным гулким залам музея, наполненным портретами и никому не нужными скульптурами, тыкали пальцами с нечищеными ногтями в уродливо нарисованные лица придворных, шаркая валенками по натёртым до блеска мраморным полам. К моему удивлению, Белокаменный оказался буквально братом-близнецом Королевскому музею Изящных Искусств в Окии. Я медленно, умирая от желания побежать вприпрыжку к моему Астиафанту, переходила из зала в зал, делая вид, что рассматриваю десятки портретов обожаемого народом Ивана Седьмого. Попутно я изучала магические замки, охранные заклятия и оповещающие шары, висящие в воздухе. В общем, музей был как музей, где главным сокровищем считаются многочисленные рожи короля, развешанные по стенам.
Астиафант выставлялся в отдельной комнате. Он сверкал на высоком постаменте, и его окружал зеленоватый кокон ровно такого же магического заклятия, какое было в Окском. Я усмехнулась. Савков! Да он надо мной просто издевается. От одного взгляда на стройное невинное тело вазы с тонким изящным рисунком слезились глаза, тряслись руки и замирало сердце.
Вот он, мой Астиафант.
Мне надо было купить призмы для снятия заклятий, но где в Николаевске можно найти их, я представляла весьма смутно. В задумчивости я направилась к выходу и тут краем глаза заметила прежнего охранника, неотрывно следящего за мной.
Я спокойно дошла до казённой конюшни, где оставила свою лошадку, заплатив конюху золотой за неделю постоя, когда на улице стало происходить невиданное движение. Люди засуетились, затолпились, поднялся гомон.
– Едут, едут! – вдруг услышала я радостные детские крики.
Ехал отряд стражей, их лошади с зелёными попонами бряцали по брусчатке подкованными копытами. Я в недоумении стала разглядывать возбуждённую, почти счастливую толпу. Неужели стражий предел вызывает у людей практически эйфорию? Вот отряд прошёл, и через головы я увидела мужчину в красной бархатной мантии, отороченной соболями. Он величественно кивал народу, изредка кидал в толпу мелкие монетки. Один медяк звякнул рядом с моим сапогом. Девица рядом с королём вид имела презрительный и брезгливый, а лицом походила на мартышку. Я моментально её узнала, именно портрет этой леди прикрывал дверцу чулана в Королевском музее в Окии.
– И где наш Иван нашёл такую мегеру? – прошепелявила старуха рядом со мной.
Я сдавленно хмыкнула, глянула на сморщенное старушечье лицо, но, подняв глаза обратно к шествию, едва не рухнула на заледенелую дорогу. Среди свиты короля ехал он, гладко причёсанный, чисто выбритый, в дорогой одежде, с амулетом на полгруди, изображающим дракона. Я часто заморгала и просипела, вмиг охрипнув:
– Бабка, а это кто?
– Да главный маг короля, только-только назначили, – ответил сзади незнакомый мужской голос.
– Я имею в виду чернявого, – как можно спокойнее произнесла я.
– Ну и я о нем. Поговаривают, он своего конкурента убрал, провернул какое-то дельце тёмное, – отозвался собеседник.
Быстро развернувшись, я стала протискиваться через толпу, расталкивая людей локтями. Вот я и узнала, кто такой Савков. Главный маг объединённого королевства Серпуховичей и Тульяндии! В голове стучало: «Он провернул какое-то тёмное дельце и убрал конкурента»... Ясно как день божий, что за «дельце» провернул Савков. Он нашёл Ловец Душ! Боже мой, он нашёл-таки вторую половину заклинания!
Меня трясло. Тяжело дыша, я свернула под высокую каменную арку конюшен. Вот я и добралась до правды. Николай был прав: я была всего лишь пешкой в игре высших фигур.
Я заберу своего Астиафанта и забуду обо всём.
В порту, несмотря на поздний час, по-прежнему разгружались торговые суда. Замёрзшие матросы таскали корзины с рыбой. Здесь же зябли портовые девки. Завидев меня, они оскаливались и начинали зазывать грубыми прокуренными голосами:
– Парниша, давай к нам. Жизни научим! – кричала одна такая, совсем ребёнок.
– Сама уж научись, – хмыкнула я, бросив ей монетку.
В хмельной таверне меня уже ждал колдун. Он сидел в самом углу, воровато разглядывая пирующих моряков, пьяных от крепкого вина, и визжащих довольных шлюх.
– Принёс? – с ходу спросила я, подсаживаясь к нему.
– Пять золотых, – пробормотал он тихо себе в бороду.
– Сколько? – охнула я. – Да за такие деньги я сама тебе заклинание сделаю, хочешь прямо сейчас. Руками махну – в глазах потемнеет.
– Я предлагаю тебе поработать на меня. – Глаза у колдуна бегали, не останавливаясь подолгу ни на одном предмете.
Внезапно мне вспомнилось, как в такой же прокуренной таверне пять лет назад Арсений произнёс те же самые слова: «Работай на меня». Я пожала ему руку и теперь знала окончание таких историй.
Я быстро отвязала от пояса кошель и кинула его на стол. Монетки громко звякнули.
– Бери деньги, отдай мне призмы.
Колдун сцапал кошель, под столом посчитал золотые, потом осторожно положил мешочек с призмами.
– Если передумаешь, знаешь, где меня найти, – пробормотал он и поспешно встал. – Я знаю нужных людей, даже с Романом Менщиковым из Окии работал, если тебе это имя что-то говорит.
– Это имя мне говорит больше, чем тебе! – осклабилась я.
Сегодня я собиралась забрать своего Астиафанта.
Музей уже закрывался. Охраны на дверях не было, а потому я вполне спокойно прошла внутрь. Ещё раз взглянула на огромный гобелен, вспомнив Николая, и возликовала. Завтра по всему городу разнесутся слухи и домыслы об ограблении, жаль, меня здесь уже не будет. Савков, конечно, поймёт, что это я вернула свои ссуды. Я позволила себе широко улыбнуться и поспешно юркнула в соседний зал, когда услышала приближающиеся шаги. Быстро проносясь по музею, спугнув целующихся под портретом короля Серпуховичей военного курсанта и институтку, я едва не столкнулась со смотрителем, протирающим тряпочкой позолоченную плошку. Комнатка с пыльным скелетом дракона и большим изображением летающих демонов, скрывавшим за собой чуланчик, оказалась пуста. Я прикрыла дверцу как раз в тот момент, когда в зал заглянул стражник, а потом включились магические охранные лучи.
Клянусь, все повторялось как в дурном сне: торопливые шаги стражи, бой городских часов, оповещающих о полуночи, сквозняк в щель под дверью, шуршание мышей. Мне даже показалось, что я вернулась в тот октябрь, когда все началось. Вдруг стало страшно, я затряслась и попыталась взять себя в руки. В этот раз все пройдёт нормально, никто не знает, что я в городе, никто не ждёт меня и не устраивает засады, никто не хочет подставить. Все будет отлично.
Без тулупчика, спрятанного в снегу под окном, было зябко. Надо действовать, иначе руки совсем заледенеют и я не смогу в нужный момент разбить призму. Я приоткрыла дверцу, прижалась к стене, минуя грубо перекрещённые лучи, и медленно опустилась на мраморный пол.
Из зала в зал я переползала на животе, стараясь не поднимать головы: между дверей и арок, все ближе к вожделенной вазе. Астиафант был совсем рядом, манил меня, поблёскивал в магическом свете. Вот уже и распахнутые двери, за которыми он скучает и ждёт.
– Я ждал тебя!
– Твою мать! – Я так испугалась, что вскочила на ноги, пересекая все имеющиеся охранные лучи.
Тишину заполнил закладывающий уши визгливый вой заклинания. Савков стоял у стены, скрестив руки на груди, и выглядел совершенно подавленным.
– Заткни... это... заклятие! – заорала я, закрывая уши и пытаясь перекричать сигнал.
Николай хлопнул в ладоши, все смолкло. Откуда-то издалека до нас доносилось эхо поспешных шагов музейной охраны. Мы молча смотрели друг на друга, и в тишине я чувствовала, как стучит в висках кровь.
– Я ждал тебя, – ещё раз повторил он и стал приближаться ко мне. – Как же я ждал, что ты придёшь за своей треклятой вазой.
Я в ужасе попятилась, лицо горело. Налетела спиной на стену и поняла, что отступать стало некуда.
Он поднял тёмные, глубоко посаженные глаза, и сердце моё замерло. Я не хотела видеть того, что плескалось в их глубине. Непроизвольно вжавшись в стену, тихо прошептала:
– Не надо, все и так понятно. Не надо! – В горле вдруг встал отвратительный горький комок.
– Я так тебя ждал! – Он протянул руку и трясущимися пальцами осторожно дотронулся до моих криво отросших волос. Складки у крыльев носа за время нашей разлуки стали глубже, в волосах появилась тонкая седая прядка. – Как же я тебя ждал!
– Нет! – заорала я и в отчаянии, со всей силы оттолкнула его. Он пошатнулся, отступил на шаг.
– Николай Евстигнеевич! – Охрана подоспела как раз вовремя. Музейный маг ворвался в зал и едва успел остановиться, чтобы не сбить с ног главного колдуна королевства. За ним маячили испуганные лица стражей.
– Вон! – тихо прошипел Савков, не поворачивая головы. Маг топтался на месте, не зная, как поступить. – Я сказал: ВО-ОН!!! – заорал, вытаращившись на него.
Я сжалась, боясь пошевелиться, и в очередной раз пожалела, что не взяла с собой демона. Настойчивый запах жасмина кружил голову. Рука, сжимавшая призму с заклинанием, вспотела.
Стража, кажется, исчезла. Николай сунул руки в карманы, отошёл от меня на три шага, а потом снова пробормотал:
– Тебе ничего не нужно. Ты хочешь совсем другого...
– Что? – не расслышала я.
Николай посмотрел мне в лицо долгим, каким-то мучительным взглядом, а потом сорвался с места и кинулся к постаменту с Астиафантом.
– Ты это хотела?! – Он резко снял стеклянный колпак и шмякнул его об пол. Раздался оглушительный звон бьющегося стекла, мраморный пол усеяла прозрачная крошка. – Держи! – Он грубо схватил вазу и сунул её мне в руки. – Бери, я сказал! Ты мечтала об этом! Убирайся! Ты получила, что хотела! Убирайся отсюда!
Я стояла на месте, следила за тем, как он беснуется, и вдруг почувствовала, как предательски дрожат колени, а по щекам текут слезы. Отвратительные бабьи слезы.
– Убирайся! – Он схватил меня за руку и выволок из комнаты в соседний зал, где выстроилась в шеренгу стража. Охранники смотрели на происходящее с откровенным изумлением, широко открыв рот. – Что уставились?! – яростно захрипел он. – Что вылупились?! – Он тянул меня к выходу из музея.
– Стой! – прошептала я.
Я прижимала к себе Астиафанта, Николай орал мне в лицо:
– Убирайся из моей жизни, несчастная воровка! Недоделанная женщина!
Он резко оттолкнул меня. Я поскользнулась на начищенном до блеска полу. Ваза, словно живая, выскочила из моих рук, раздался тихий звон. Савков моментально замолчал, стража охнула, я нецензурно ругнулась. Астиафант прокатился ровно две сажени и с едва слышным щелчком распался на мелкие белые черепки.
– Наташа, – вдруг тихо позвал Николай, мне на плечо легла его большая тёплая ладонь.
Я не двигалась и не оборачивалась. Внутри происходила настоящая буря из смущения и неверия: он что, пытался сказать, что влюблён в меня? Никто никогда не говорил мне таких слов. Я не знала, как это – любить. Зачем это? Какие выгоды это даёт? Нежные чувства делают человека слепым и уязвимым. У меня есть одиночество. Оно слишком объёмно, чтобы пустить в душу нечто странное, горячее, красное, что называется «любовь».
– Наташа...
– Ты разбил моего Астиафанта. – Я стала приходить в себя. – Ты. Разбил. Моего. Астиафанта, – повторила я, разделяя слова. Я помолчала, а потом повернулась к нему и тихо произнесла: – Это хорошо, что мы встретились. Нам есть что сказать друг другу.
– Не здесь, – внезапно озаботился он.
– Здесь и сейчас, – процедила я. – Ответь мне на один-единственный вопрос: в октябре как ты узнал, что я буду в музее?
– Арсений... – Голос его сел, Николай откашлялся. – Арсений прислал письмо, у него ещё такой отвратительный облезлый голубь. Он сказал, что нашёл человека, который принесёт ему первую часть Ловца. Колдун давно работал на Серпуховичи, надеялся с нашей помощью совершить переворот. У нас были свои планы на это заклинание, поэтому я появился в музее. Мы знали обо всём и хотели забрать его, пока это было ещё возможно.
– Где вторая часть Ловца?
– Как оказалось, она потеряна. Ты и сама теперь об этом знаешь. Та часть у ясноокого Александра не была Ловцом...
– Я искренне считала, что нашла все заклинание, – перебила я его и заорала: – Меня едва дракон не сожрал!!! Ты знал, что Ловец ненастоящий, но ничего не сказал! Тогда в «Чёрном олене» ты не забрал амулет, ты взял мою вазу!!! Теперь Астиафанта нет!!! – Тут я громко всхлипнула и сама испугалась.
– Ты бы пришла ко мне только за вазой, – вдруг тихо ответил он. – Никак иначе, а я не смогу. Ты... Ты была такая странная. Ты ничего не знала и не понимала, ты готовилась к смерти, но всё равно хамила, устраивала истерики и пыталась... и отчаянно пыталась спрятать своё одиночество. Я как сумасшедший... все время – о тебе, с тех самых пор, как увидел в замке Лопатова-Пяткина. Он обнимал тебя...
– Я едва не погибла!!! – взвизгнула я. – Ты предал меня! Оставил на растерзание бейджанцам!
– Я был зол из-за Давидыва. Ты хотела уйти, но уйти вместе с ним. Я видел это в твоих чёртовых невыносимых глазах!!!
– Чушь! Ты подставил меня, как и все остальные! Предал! И Давидыв предал! Меня едва не отравили тоже из-за тебя! Что ты хочешь от меня теперь? Про что ты мне теперь пропоёшь?! Посмотри на меня, я же просто разменная монета, пешка в большой игре королевств! Ты хотел стать главным магом, шёл по головам и добился своей цели! Денис решил стать правителем Окии и бросил меня! Такое не прощают! Тем более я не могу такое простить!!! – Я замолчала. – Теперь можешь отправить меня в казематы, – добавила я уже спокойно. – Какая разница, где повесят: здесь или в Окии.
– Уходи.
Я быстро глянула на него.
– Уходи, я отпускаю тебя.
На то, чтобы развернуться на каблуках и исчезнуть в чёрных внутренностях музея, мне потребовалось всего несколько секунд. Я только почувствовала, как стало холодно там, где до плеча дотрагивалась его рука.
Ярмарка шумела и веселилась, яркие цыганские шатры колыхались на зимнем ветру. Румяные девицы, визжа и хохоча, скатывались с ледяной горки.
Шустрые бабки зазывали покупателей, пахло морозом и горячими пирогами. Я с детства обожала ярмарки, их краски, запахи, птичью трескотню толпы, музыку гармониста.
Возвращаясь обратно в Окию, я попала на огромные ежегодные масленичные гуляния. Мне было весело и беззаботно. Я рассматривала товары на многочисленных прилавках, жевала мочёное яблоко, отбивалась от пристающего ко мне Страха.
Мороз никак не отпускал, пальцы заледенели, кислый рассол тёк в рукав. Я остановилась рядом с прилавком, где рябой мужичок в шапке-ушанке продавал бусы и серьги. Толпящиеся девицы с придыханием рассматривали цацки, боясь даже прикоснуться к ним. Я сидела на лошади, а потому с лёгкостью рассматривала товар через их головы. Взгляд лениво скользнул по подвескам, цепочкам, малахитовым колечкам, розовой мраморной трубочке...
О господи!
Я уставилась на розоватую трубочку и почувствовала, как меня бросило в жар. Стараясь, чтобы голос не дрожал, я весело прикрикнула:
– Эй, мужик, почём вон ту розовую подвеску продаёшь?
Продавец оказался прожжённым, сразу разглядел во мне заинтересованного клиента, прищурился и крякнул:
– Три золотых.
Я была готова отдать все двадцать, имеющиеся у меня.
– Что-то дорого, – нахмурилась я.
– Я возьму! – вдруг крикнула тоненьким голоском купеческая дочка с торчащей из-под соболиной шапки длинной каштановой косой.
– Ну уж нет! – всполошилась я. Быстро достала кошель, не спешиваясь, протянула золотые мужику и быстро цапнула украшение. В отличие от них всех, толпящихся рядом с этим прилавком на этом рынке, я точно знала, что прячется внутри этой подвески.
Та часть Ловца Душ, что была у ясноокого Александра Михайловича, оказалась жалкой подделкой – просто сильное заклинание, чтобы не терять ясноокость в переполненном тёмной магией замке. Вторую половину, настоящую, сейчас я зажимала в кулаке и согревала своим теплом. Я тряслась, пыталась привести в порядок смятенные чувства, а от волнения дыхание спёрло и заслезились глаза.
Выехав с ярмарки, я остановилась на горбатом мостике через узкую речушку, из-за бурного течения не замерзающую даже зимой. Я сглотнула, нерешительно разжала кулак, посмотрела на Ловца. Помедлив ещё секунду, негнущимися пальцами с трудом отвинтила тугой колпачок и вытряхнула на ладонь крохотную желтоватую бумажку.
Мне не надо было её читать, я и так знала, что там написано: «Исканде ту дрэкон, сан сейвер Ианса» – найди твоего дракона, стань Берегиней Иансы.
Я повторила про себя как молитву: «Ич парандиси дрэкон, чо парадней су камер. Исканде ту дрэкон, сан сейвер Ианса».
Николаевск извивался по холмам узкими каменными улицами, расползаясь за городскую стену. Королевский дворец находился в некотором отдалении от города. Он стоял на высоком холме и как будто нависал над ним. Этакая обособленная феодальная крепость с остроконечными шпилями башен. Переночевав на постоялом дворе рядом с речным портом, на следующее утро через южные ворота я въехала в большой белокаменный город.
Королевский Белокаменный музей, где выставляли Астиафанта, находился в центре Николаевска и представлял собой белоснежное здание с огромными толстыми колоннами и бесчисленными широкими ступенями, ведущими к главному входу.
Минуя застывших в дверях охранников, я вошла в фойе музея и замерла от неожиданности на месте. На противоположной стене висел огромный гобелен, изображающий изогнувшегося дракона.
Перед глазами закружились стены. Как же я не вспомнила тогда?! Татуировка Савкова в точности повторяла герб Серпуховичей!
Меня кинуло в жар. Что это значит? Мне всегда казалось, что татуировки гербов позволяют себе делать только приближённые к королевской особе вельможи! Я воровато огляделась, непроизвольно заметив в углу стражника с заговорённым мечом, пристально рассматривающего меня.
Действовать надо было быстро. Вполне вероятно, что Савкову уже доложили о моем приезде, не зря же на границе меня так дотошно расспрашивали. Мне это ещё странным показалось.
Сейчас был тот самый час пик посещений, когда деревенские простаки, раззявив варежку, бродили по огромным гулким залам музея, наполненным портретами и никому не нужными скульптурами, тыкали пальцами с нечищеными ногтями в уродливо нарисованные лица придворных, шаркая валенками по натёртым до блеска мраморным полам. К моему удивлению, Белокаменный оказался буквально братом-близнецом Королевскому музею Изящных Искусств в Окии. Я медленно, умирая от желания побежать вприпрыжку к моему Астиафанту, переходила из зала в зал, делая вид, что рассматриваю десятки портретов обожаемого народом Ивана Седьмого. Попутно я изучала магические замки, охранные заклятия и оповещающие шары, висящие в воздухе. В общем, музей был как музей, где главным сокровищем считаются многочисленные рожи короля, развешанные по стенам.
Астиафант выставлялся в отдельной комнате. Он сверкал на высоком постаменте, и его окружал зеленоватый кокон ровно такого же магического заклятия, какое было в Окском. Я усмехнулась. Савков! Да он надо мной просто издевается. От одного взгляда на стройное невинное тело вазы с тонким изящным рисунком слезились глаза, тряслись руки и замирало сердце.
Вот он, мой Астиафант.
Мне надо было купить призмы для снятия заклятий, но где в Николаевске можно найти их, я представляла весьма смутно. В задумчивости я направилась к выходу и тут краем глаза заметила прежнего охранника, неотрывно следящего за мной.
Я спокойно дошла до казённой конюшни, где оставила свою лошадку, заплатив конюху золотой за неделю постоя, когда на улице стало происходить невиданное движение. Люди засуетились, затолпились, поднялся гомон.
– Едут, едут! – вдруг услышала я радостные детские крики.
Ехал отряд стражей, их лошади с зелёными попонами бряцали по брусчатке подкованными копытами. Я в недоумении стала разглядывать возбуждённую, почти счастливую толпу. Неужели стражий предел вызывает у людей практически эйфорию? Вот отряд прошёл, и через головы я увидела мужчину в красной бархатной мантии, отороченной соболями. Он величественно кивал народу, изредка кидал в толпу мелкие монетки. Один медяк звякнул рядом с моим сапогом. Девица рядом с королём вид имела презрительный и брезгливый, а лицом походила на мартышку. Я моментально её узнала, именно портрет этой леди прикрывал дверцу чулана в Королевском музее в Окии.
– И где наш Иван нашёл такую мегеру? – прошепелявила старуха рядом со мной.
Я сдавленно хмыкнула, глянула на сморщенное старушечье лицо, но, подняв глаза обратно к шествию, едва не рухнула на заледенелую дорогу. Среди свиты короля ехал он, гладко причёсанный, чисто выбритый, в дорогой одежде, с амулетом на полгруди, изображающим дракона. Я часто заморгала и просипела, вмиг охрипнув:
– Бабка, а это кто?
– Да главный маг короля, только-только назначили, – ответил сзади незнакомый мужской голос.
– Я имею в виду чернявого, – как можно спокойнее произнесла я.
– Ну и я о нем. Поговаривают, он своего конкурента убрал, провернул какое-то дельце тёмное, – отозвался собеседник.
Быстро развернувшись, я стала протискиваться через толпу, расталкивая людей локтями. Вот я и узнала, кто такой Савков. Главный маг объединённого королевства Серпуховичей и Тульяндии! В голове стучало: «Он провернул какое-то тёмное дельце и убрал конкурента»... Ясно как день божий, что за «дельце» провернул Савков. Он нашёл Ловец Душ! Боже мой, он нашёл-таки вторую половину заклинания!
Меня трясло. Тяжело дыша, я свернула под высокую каменную арку конюшен. Вот я и добралась до правды. Николай был прав: я была всего лишь пешкой в игре высших фигур.
Я заберу своего Астиафанта и забуду обо всём.
В порту, несмотря на поздний час, по-прежнему разгружались торговые суда. Замёрзшие матросы таскали корзины с рыбой. Здесь же зябли портовые девки. Завидев меня, они оскаливались и начинали зазывать грубыми прокуренными голосами:
– Парниша, давай к нам. Жизни научим! – кричала одна такая, совсем ребёнок.
– Сама уж научись, – хмыкнула я, бросив ей монетку.
В хмельной таверне меня уже ждал колдун. Он сидел в самом углу, воровато разглядывая пирующих моряков, пьяных от крепкого вина, и визжащих довольных шлюх.
– Принёс? – с ходу спросила я, подсаживаясь к нему.
– Пять золотых, – пробормотал он тихо себе в бороду.
– Сколько? – охнула я. – Да за такие деньги я сама тебе заклинание сделаю, хочешь прямо сейчас. Руками махну – в глазах потемнеет.
– Я предлагаю тебе поработать на меня. – Глаза у колдуна бегали, не останавливаясь подолгу ни на одном предмете.
Внезапно мне вспомнилось, как в такой же прокуренной таверне пять лет назад Арсений произнёс те же самые слова: «Работай на меня». Я пожала ему руку и теперь знала окончание таких историй.
Я быстро отвязала от пояса кошель и кинула его на стол. Монетки громко звякнули.
– Бери деньги, отдай мне призмы.
Колдун сцапал кошель, под столом посчитал золотые, потом осторожно положил мешочек с призмами.
– Если передумаешь, знаешь, где меня найти, – пробормотал он и поспешно встал. – Я знаю нужных людей, даже с Романом Менщиковым из Окии работал, если тебе это имя что-то говорит.
– Это имя мне говорит больше, чем тебе! – осклабилась я.
Сегодня я собиралась забрать своего Астиафанта.
Музей уже закрывался. Охраны на дверях не было, а потому я вполне спокойно прошла внутрь. Ещё раз взглянула на огромный гобелен, вспомнив Николая, и возликовала. Завтра по всему городу разнесутся слухи и домыслы об ограблении, жаль, меня здесь уже не будет. Савков, конечно, поймёт, что это я вернула свои ссуды. Я позволила себе широко улыбнуться и поспешно юркнула в соседний зал, когда услышала приближающиеся шаги. Быстро проносясь по музею, спугнув целующихся под портретом короля Серпуховичей военного курсанта и институтку, я едва не столкнулась со смотрителем, протирающим тряпочкой позолоченную плошку. Комнатка с пыльным скелетом дракона и большим изображением летающих демонов, скрывавшим за собой чуланчик, оказалась пуста. Я прикрыла дверцу как раз в тот момент, когда в зал заглянул стражник, а потом включились магические охранные лучи.
Клянусь, все повторялось как в дурном сне: торопливые шаги стражи, бой городских часов, оповещающих о полуночи, сквозняк в щель под дверью, шуршание мышей. Мне даже показалось, что я вернулась в тот октябрь, когда все началось. Вдруг стало страшно, я затряслась и попыталась взять себя в руки. В этот раз все пройдёт нормально, никто не знает, что я в городе, никто не ждёт меня и не устраивает засады, никто не хочет подставить. Все будет отлично.
Без тулупчика, спрятанного в снегу под окном, было зябко. Надо действовать, иначе руки совсем заледенеют и я не смогу в нужный момент разбить призму. Я приоткрыла дверцу, прижалась к стене, минуя грубо перекрещённые лучи, и медленно опустилась на мраморный пол.
Из зала в зал я переползала на животе, стараясь не поднимать головы: между дверей и арок, все ближе к вожделенной вазе. Астиафант был совсем рядом, манил меня, поблёскивал в магическом свете. Вот уже и распахнутые двери, за которыми он скучает и ждёт.
– Я ждал тебя!
– Твою мать! – Я так испугалась, что вскочила на ноги, пересекая все имеющиеся охранные лучи.
Тишину заполнил закладывающий уши визгливый вой заклинания. Савков стоял у стены, скрестив руки на груди, и выглядел совершенно подавленным.
– Заткни... это... заклятие! – заорала я, закрывая уши и пытаясь перекричать сигнал.
Николай хлопнул в ладоши, все смолкло. Откуда-то издалека до нас доносилось эхо поспешных шагов музейной охраны. Мы молча смотрели друг на друга, и в тишине я чувствовала, как стучит в висках кровь.
– Я ждал тебя, – ещё раз повторил он и стал приближаться ко мне. – Как же я ждал, что ты придёшь за своей треклятой вазой.
Я в ужасе попятилась, лицо горело. Налетела спиной на стену и поняла, что отступать стало некуда.
Он поднял тёмные, глубоко посаженные глаза, и сердце моё замерло. Я не хотела видеть того, что плескалось в их глубине. Непроизвольно вжавшись в стену, тихо прошептала:
– Не надо, все и так понятно. Не надо! – В горле вдруг встал отвратительный горький комок.
– Я так тебя ждал! – Он протянул руку и трясущимися пальцами осторожно дотронулся до моих криво отросших волос. Складки у крыльев носа за время нашей разлуки стали глубже, в волосах появилась тонкая седая прядка. – Как же я тебя ждал!
– Нет! – заорала я и в отчаянии, со всей силы оттолкнула его. Он пошатнулся, отступил на шаг.
– Николай Евстигнеевич! – Охрана подоспела как раз вовремя. Музейный маг ворвался в зал и едва успел остановиться, чтобы не сбить с ног главного колдуна королевства. За ним маячили испуганные лица стражей.
– Вон! – тихо прошипел Савков, не поворачивая головы. Маг топтался на месте, не зная, как поступить. – Я сказал: ВО-ОН!!! – заорал, вытаращившись на него.
Я сжалась, боясь пошевелиться, и в очередной раз пожалела, что не взяла с собой демона. Настойчивый запах жасмина кружил голову. Рука, сжимавшая призму с заклинанием, вспотела.
Стража, кажется, исчезла. Николай сунул руки в карманы, отошёл от меня на три шага, а потом снова пробормотал:
– Тебе ничего не нужно. Ты хочешь совсем другого...
– Что? – не расслышала я.
Николай посмотрел мне в лицо долгим, каким-то мучительным взглядом, а потом сорвался с места и кинулся к постаменту с Астиафантом.
– Ты это хотела?! – Он резко снял стеклянный колпак и шмякнул его об пол. Раздался оглушительный звон бьющегося стекла, мраморный пол усеяла прозрачная крошка. – Держи! – Он грубо схватил вазу и сунул её мне в руки. – Бери, я сказал! Ты мечтала об этом! Убирайся! Ты получила, что хотела! Убирайся отсюда!
Я стояла на месте, следила за тем, как он беснуется, и вдруг почувствовала, как предательски дрожат колени, а по щекам текут слезы. Отвратительные бабьи слезы.
– Убирайся! – Он схватил меня за руку и выволок из комнаты в соседний зал, где выстроилась в шеренгу стража. Охранники смотрели на происходящее с откровенным изумлением, широко открыв рот. – Что уставились?! – яростно захрипел он. – Что вылупились?! – Он тянул меня к выходу из музея.
– Стой! – прошептала я.
Я прижимала к себе Астиафанта, Николай орал мне в лицо:
– Убирайся из моей жизни, несчастная воровка! Недоделанная женщина!
Он резко оттолкнул меня. Я поскользнулась на начищенном до блеска полу. Ваза, словно живая, выскочила из моих рук, раздался тихий звон. Савков моментально замолчал, стража охнула, я нецензурно ругнулась. Астиафант прокатился ровно две сажени и с едва слышным щелчком распался на мелкие белые черепки.
– Наташа, – вдруг тихо позвал Николай, мне на плечо легла его большая тёплая ладонь.
Я не двигалась и не оборачивалась. Внутри происходила настоящая буря из смущения и неверия: он что, пытался сказать, что влюблён в меня? Никто никогда не говорил мне таких слов. Я не знала, как это – любить. Зачем это? Какие выгоды это даёт? Нежные чувства делают человека слепым и уязвимым. У меня есть одиночество. Оно слишком объёмно, чтобы пустить в душу нечто странное, горячее, красное, что называется «любовь».
– Наташа...
– Ты разбил моего Астиафанта. – Я стала приходить в себя. – Ты. Разбил. Моего. Астиафанта, – повторила я, разделяя слова. Я помолчала, а потом повернулась к нему и тихо произнесла: – Это хорошо, что мы встретились. Нам есть что сказать друг другу.
– Не здесь, – внезапно озаботился он.
– Здесь и сейчас, – процедила я. – Ответь мне на один-единственный вопрос: в октябре как ты узнал, что я буду в музее?
– Арсений... – Голос его сел, Николай откашлялся. – Арсений прислал письмо, у него ещё такой отвратительный облезлый голубь. Он сказал, что нашёл человека, который принесёт ему первую часть Ловца. Колдун давно работал на Серпуховичи, надеялся с нашей помощью совершить переворот. У нас были свои планы на это заклинание, поэтому я появился в музее. Мы знали обо всём и хотели забрать его, пока это было ещё возможно.
– Где вторая часть Ловца?
– Как оказалось, она потеряна. Ты и сама теперь об этом знаешь. Та часть у ясноокого Александра не была Ловцом...
– Я искренне считала, что нашла все заклинание, – перебила я его и заорала: – Меня едва дракон не сожрал!!! Ты знал, что Ловец ненастоящий, но ничего не сказал! Тогда в «Чёрном олене» ты не забрал амулет, ты взял мою вазу!!! Теперь Астиафанта нет!!! – Тут я громко всхлипнула и сама испугалась.
– Ты бы пришла ко мне только за вазой, – вдруг тихо ответил он. – Никак иначе, а я не смогу. Ты... Ты была такая странная. Ты ничего не знала и не понимала, ты готовилась к смерти, но всё равно хамила, устраивала истерики и пыталась... и отчаянно пыталась спрятать своё одиночество. Я как сумасшедший... все время – о тебе, с тех самых пор, как увидел в замке Лопатова-Пяткина. Он обнимал тебя...
– Я едва не погибла!!! – взвизгнула я. – Ты предал меня! Оставил на растерзание бейджанцам!
– Я был зол из-за Давидыва. Ты хотела уйти, но уйти вместе с ним. Я видел это в твоих чёртовых невыносимых глазах!!!
– Чушь! Ты подставил меня, как и все остальные! Предал! И Давидыв предал! Меня едва не отравили тоже из-за тебя! Что ты хочешь от меня теперь? Про что ты мне теперь пропоёшь?! Посмотри на меня, я же просто разменная монета, пешка в большой игре королевств! Ты хотел стать главным магом, шёл по головам и добился своей цели! Денис решил стать правителем Окии и бросил меня! Такое не прощают! Тем более я не могу такое простить!!! – Я замолчала. – Теперь можешь отправить меня в казематы, – добавила я уже спокойно. – Какая разница, где повесят: здесь или в Окии.
– Уходи.
Я быстро глянула на него.
– Уходи, я отпускаю тебя.
На то, чтобы развернуться на каблуках и исчезнуть в чёрных внутренностях музея, мне потребовалось всего несколько секунд. Я только почувствовала, как стало холодно там, где до плеча дотрагивалась его рука.
Ярмарка шумела и веселилась, яркие цыганские шатры колыхались на зимнем ветру. Румяные девицы, визжа и хохоча, скатывались с ледяной горки.
Шустрые бабки зазывали покупателей, пахло морозом и горячими пирогами. Я с детства обожала ярмарки, их краски, запахи, птичью трескотню толпы, музыку гармониста.
Возвращаясь обратно в Окию, я попала на огромные ежегодные масленичные гуляния. Мне было весело и беззаботно. Я рассматривала товары на многочисленных прилавках, жевала мочёное яблоко, отбивалась от пристающего ко мне Страха.
Мороз никак не отпускал, пальцы заледенели, кислый рассол тёк в рукав. Я остановилась рядом с прилавком, где рябой мужичок в шапке-ушанке продавал бусы и серьги. Толпящиеся девицы с придыханием рассматривали цацки, боясь даже прикоснуться к ним. Я сидела на лошади, а потому с лёгкостью рассматривала товар через их головы. Взгляд лениво скользнул по подвескам, цепочкам, малахитовым колечкам, розовой мраморной трубочке...
О господи!
Я уставилась на розоватую трубочку и почувствовала, как меня бросило в жар. Стараясь, чтобы голос не дрожал, я весело прикрикнула:
– Эй, мужик, почём вон ту розовую подвеску продаёшь?
Продавец оказался прожжённым, сразу разглядел во мне заинтересованного клиента, прищурился и крякнул:
– Три золотых.
Я была готова отдать все двадцать, имеющиеся у меня.
– Что-то дорого, – нахмурилась я.
– Я возьму! – вдруг крикнула тоненьким голоском купеческая дочка с торчащей из-под соболиной шапки длинной каштановой косой.
– Ну уж нет! – всполошилась я. Быстро достала кошель, не спешиваясь, протянула золотые мужику и быстро цапнула украшение. В отличие от них всех, толпящихся рядом с этим прилавком на этом рынке, я точно знала, что прячется внутри этой подвески.
Та часть Ловца Душ, что была у ясноокого Александра Михайловича, оказалась жалкой подделкой – просто сильное заклинание, чтобы не терять ясноокость в переполненном тёмной магией замке. Вторую половину, настоящую, сейчас я зажимала в кулаке и согревала своим теплом. Я тряслась, пыталась привести в порядок смятенные чувства, а от волнения дыхание спёрло и заслезились глаза.
Выехав с ярмарки, я остановилась на горбатом мостике через узкую речушку, из-за бурного течения не замерзающую даже зимой. Я сглотнула, нерешительно разжала кулак, посмотрела на Ловца. Помедлив ещё секунду, негнущимися пальцами с трудом отвинтила тугой колпачок и вытряхнула на ладонь крохотную желтоватую бумажку.
Мне не надо было её читать, я и так знала, что там написано: «Исканде ту дрэкон, сан сейвер Ианса» – найди твоего дракона, стань Берегиней Иансы.
Я повторила про себя как молитву: «Ич парандиси дрэкон, чо парадней су камер. Исканде ту дрэкон, сан сейвер Ианса».