– Эй, бабка, что с тобой?! – услышала я его хрипловатый окрик.
   Я резко села, подслеповато щурясь. Голова гудела, тело ныло, словно я провалялась в беспамятстве двое суток. Лулу спал, свернувшись клубочком, и сладко улыбался.
   – Бабка, ты чего это? Помирать вздумала? – причитал дед.
   Я тяжко вздохнула и перегнулась через бортик посмотреть, что же такое произошло, и едва не свалилась на развороченную копытами и колёсами дорогу. На обочине, под голым кустом лежала старушка. Морщинистое, с кулачок личико, закатившиеся глаза и алое родимое пятно, особенно сильно выделяющиеся на фоне мертвецкой бледности. Я хлопала глазами и с замирающим сердцем следила, как дед хлопает старуху по впалым щекам. Голова у меня заболела пуще прежнего, даже затошнило. Сомнений не возникало, старуха – та самая девчонка, указавшая нам дорогу до болота. Но тогда как?
   Встречная повозка тоже остановилась. Молодой возница спрыгнул в самую жижу, кинулся помогать деду. С облучка с любопытством за всем этим следила курносая девица, грызущая семечки.
   Я толкнула Лу в плечо и зашептала:
   – Копытин, проснись немедленно.
   Лулу приоткрыл сонные, подёрнутые поволокой глаза и недоуменно посмотрел мне в лицо, не узнавая. Мне казалось, я догадывалась, кто эта девица, и от осознания происходящего легче не становилось «За каждым драконом стоит человек...» Не эта ли девочка-старушка стояла за напавшим на нас драконом?
   – Что? – Лу сел, протёр грязными руками глаза.
   – Смотри!
   – Эй, вы чего уставились?! – заорал пьяненький мужичок, наш благодетель. – Помогите бабку в телегу затащить!
   Она лежала на соломе рядом с моими ногами, маленькая, как будто съёжившаяся. Грудь вздымалась, хоть и тяжело, но равномерно. Казалось, что старуха просто прикорнула и через секунду проснётся. Я, не отрываясь, следила за её сморщенным личиком с родимым пятном. Тут веки её дёрнулись и на секунду приоткрылись, под ними мелькнула странная желтоватая радужка с вертикальным зрачком. Она тихо застонала. Я в ужасе отпрянула к бортику, глаза у новой знакомой были змеиными.
   – Что, проснулась, мать? – услышала я довольный голос возницы.
   Мы как раз поднялись в горку. Внизу как на ладони раскинулась Благостная Малиновка со всеми своими покосившимися домиками, облезлой каланчей и деревенской звонницей, пугающей пустыми тёмными глазницами без колоколов.
   – Мы дальше своим ходом! – заявила я, на ходу спрыгивая с телеги. Лу от неожиданности крякнул, дождался, когда мерин остановится, потом неуклюже слез.
   – Спасибо, дед! – махнула я рукой. Тот пожал плечами, засунул в рот папиросу, прикурил от старенького огнива.
   – Не за что, – выпустил он облако серого табачного дыма и дёрнул поводья.
   Телега шустро покатилась под горку. Мы последовали за ней.
   Для чего ты это сделала? – обиделся сонный всклокоченный Лу.
   – Ты видел глаза этой старушки? – тихо спросила я.
   – Нет. А что с её глазами?
   – Ничего. Все нормально с её глазами, – отозвалась я.
   Она – Хранитель. Черт возьми, я готова отдать руку на отсечение, если это не так. Простой человек с нечеловеческими глазами. Почему она оказалась рядом с нами, она пыталась помешать нам? Конечно, для чего же ещё? Сначала мы увидели девицу, а потом произошло нападение дракона. Непонятно одно, почему вдруг она превратилась в морщинистую старуху. Может, это как-то связано с драконьей силой?
   На главной улице Малиновки происходило настоящее столпотворение. Жители повыскакивали из своих дворов и что-то возбуждённо обсуждали. Трое пацанят уселись, как воробьи, на забор и звонкими голосами покрывали матом мельтешащих внизу людей. Кто-то попытался их спустить и надавать тумаков, за что был обстрелян гнилыми яблоками из брошенного барского сада.
   – Что случилось?! – крикнула я им.
   – Матрёна Лукина увидела, как в барский сад черт залетел, чуть дух со страху не испустила, – прошепелявил тот, что был постарше. – Так решили сад этот освятить. Вона, крёстный ход готовят.
   И действительно, из церковных дверей уже показался бородатый батюшка, в котором я узнала вчерашнего оратора. За ним по пятам, крадучись и испуганно оглядываясь, вышел староста. Потом появилась и главная виновница торжества: молодая девица, полная и не слишком красивая, зато громкоголосая. Её вопль заглушил людской гул:
   – Простите меня, матушка и тятенька, – с надрывом в голосе орала молодуха, – грешна я! Оттого черт и пришёл забрать меня в царство своё тёмное!!!
   Она бросилась на колени в самую грязь перед двумя насмерть перепуганными родителями. Те ожидали от своей шалавы, перегулявшей со всеми деревенскими мужиками, чего угодно, даже дитяти в подоле, но никак не религиозного экстаза.
   – Кажется, я знаю, где надо искать нашего Савкова, – ухмыльнулась я.
   Мы двинулись в пресловутый барский сад за медленно тянущейся процессией, которая беспрестанно останавливалась из-за того, что вышеупомянутая девица перед обрядом «изгнания Диавола из сада барского» хотела попрощаться со всеми родными, коих насчиталось пять дворов.
   Ведьму нашу я увидела случайно. Она стояла, прислонившись к косяку ворот, в длинной яркой юбке, в дорогом платке, накинутом на плечи, и широко улыбалась карминовыми губами. В глазах её читалась лютая ненависть ко всей деревне. Не сразу я узнала её, казалось, что женщина постарела на десяток лет за какую-то ночь. Лицо её, прежде гладкое и яркое, потеряло свежесть, осунулось, щеки впали.
   – Чего вылезла?! – заорал ей щербатый малый, подвыпивший по случаю нечаянного праздника. По какому поводу торжество, он так и не уразумел, но и без того брага пошла отлично, даже ещё захотелось. – Ведьма! Как мы с твоим чудищем вчерась? А? Испужалась?! – сплюнул он себе под разбитые сапоги. – Смотри у нас, и до хозяйства твоего диавольского доберёмся! – пригрозил он разбитым кулаком.
   Женщина громко расхохоталась и махнула на него рукой. Я почувствовала лёгкий жасминовый аромат и увидела зеленоватую змейку, опутавшую задиру. Не замечая ничего, тот крикнул какую-то скабрёзную шутку, вся его братия зашлась пьяным гоготом.
   Ведьма обвела взглядом людскую толпу и увидела меня. Лицо её внезапно приобрело пепельный оттенок. Она хотела юркнуть во двор, но я была проворнее и в три прыжка оказалась рядом, схватив её за руку.
   – Стой ты!
   – Что тебе надо, ясноокая? – Она вырвалась, попыталась закрыть створку ворот. Я всунула ногу в проем, и она вмиг оказалась до боли зажатой. Даже в глазах потемнело.
   – Проклятие сними! – крикнула я ей, толкая ворота и пытаясь их открыть.
   Лу подскочил ко мне и навалился на ворота всем телом. Ведьма не выдержала, едва не упала, а мы ворвались во двор. Вблизи женщина выглядела ещё старше.
   – Не сниму! – захохотала она, поправляя выбившиеся из косы чёрные с проседью лохмы. – Не сниму! Выпь мою деревенские мужики убили, меня едва не снасильничали! Убирайтесь, пока совсем не попортила!
   – Мы и так как будто проклятые, – вынужденно призналась я, глядя в её тёмные глаза, – за нами драконы охотятся.
   Щека у меня горела так, словно к коже прислонили раскалённую кочергу. Я осторожно дотронулась до ожога, лицо свело болезненной судорогой.
   – Драконы? – Ведьма отступила на шаг, потом вдруг посмотрела на меня каким-то странным, понимающим взглядом. – Ты поди Иансу ищешь, коль дракон напал?
   – Ловец Душ.
   Женщина резко повернулась к нам спиной, в воздух взвилась длинная коса.
   – Прощаю! – выпалила она. – Вы всё равно почти мертвецы, ты и твой колдун! Ведьмы Мальи живых не оставляют! А теперь убирайтесь с моего двора!
   От её слов по спине побежали мурашки, а ладони вспотели.
   – Кстати, – мы уже выходили, а она так и стояла отвернувшись, – оберегайся этого, – я услышала явный хмык, – мальчика... что с тобой рядом.
   Я покачала головой, глянула на сконфузившегося Лу и кивнула на выход. Лицо уже не болело, отвратительный рубец испарился сам собой.
   Рядом с барским садом, заброшенным ещё десять лет назад, собралась вся деревня во главе с батюшкой, размахивающим кадилом. Люди толпой ходили вокруг покосившегося, серого от дождей щербатого забора, но заглянуть в сад, заполненный кряжистыми сырыми яблонями, готовыми упасть на землю с грузом, слегка подмороженных первыми ночными холодами, плодов, никак не решались. Оттуда, из-за забора, донёсся грохот и заунывный, словно нечеловеческий вой. Народ испуганно в унисон охнул и отскочил как по команде подальше к дороге. Батюшка едва не уронил кадило, девица снова упала на колени и судорожно закрестилась.
   Мы с Лу пролезли между потемневших досок. Сад, заваленный листьями и сгнившими яблоками, медленно погружался в вечерние сумерки. Яблони казались невиданными скрюченными гигантами, покрытыми серым мхом – признаком старости и наступления тихой смерти. Рядом с забором стояла крохотная банька с почти рухнувшей крышей, без двери, с единственным тёмным окошечком.
   – Помогите! – послышался яростный всхлип-хрип, который проносился по мрачному сонному саду и превращался снаружи в ужасный сиплый.
   Мы бросились к входу. Внутри, в баньке, было темно и холодно, пахло плесенью и застарелой сыростью.
   – Савков! – тихо позвала я.
   – Помогите! – прохрипел он откуда-то снизу. Я напрягла зрение, стараясь привыкнуть к сумраку. Сделала крохотный шажок внутрь и едва не провалилась под пол. Похоже, когда Николай влетел в баню, то прогнившие доски не выдержали, и колдун рухнул в яму, подмытую под фундаментом весенними талыми снегами.
   – Ты здесь? – Я присела на корточки и попыталась в непроглядной темноте разглядеть попутчика.
   – Здесь, – прохрипел он снизу. – У меня ноги по колено в д... – он закашлялся, – засосало.
   – Знаешь, тебя, похоже, тянет в топи. – Я попыталась прикинуть, как бы вытащить его оттуда.
   – Я весь мокрый ещё с болота, – продолжал жаловаться Савков, – замёрз как цуцик, а тут ещё ручей течёт.
   – Слушай, Коленька, – перебила я его стенания, – а ты кошель мой не потерял, я надеюсь?
   – Москвина, – прохрипел тот, – ты настоящая с-с-сука.
   – Да ладно тебе, – не обиделась я на грубое слово, – вылезай уже.
   – Как?! – заорал он. Снизу вылетела деревяшка, едва не угодив мне в глаз, и шлёпнулась на дощатый пол.
   – Желательно потише, – ухмыльнулась я, – там за забором на тебя травлю готовят. Лу!!! – Копытин моментально появился в дверях, загородив собой единственный источник света. – Иди вон своего друга спасай!
   Я поднялась и, толкнув растерявшегося Лу плечом, вышла в сад.

ГЛАВА 3

 
   Осень окончательно вступила в свои права. Налетала ледяным ветром, поливала дождями, смахивала с лесов последнюю листву.
   До Зелёных Дубков мы добрались к концу следующей недели. На отмытые до блеска в ледяном ручье золотые мы купили у цыган двух кляч. Остаток пути Лулу Копытин прижимался к моей спине, ёрзал в неудобном седле, спихивая меня, и тяжело дышал в ухо. Места вокруг тянулись безлюдные. Изредка попадались дешёвые постоялые дворы с неуютными холодными людскими, где клопов было больше, чем тараканов и постояльцев. На ветхие ночлежки и ушли последние деньги, выуженные из сворованного кошеля.
   Деревня Зеленые Дубки гнездилась возле старинного монастыря. В нем испокон века хранились мощи Святого Андрона, по преданию победившего отца всех драконов Исмаила. Деревня разрасталась вширь и в высоту, кормясь за счёт многочисленных паломников, желающих хотя бы одним глазком взглянуть на урну с прахом самого сильного героя былинных сказаний. С одной стороны храмовых стен вольготно раскинулись добротные дома с большими садами, с другой – бурлила полноводная река Святская, питающаяся болотами и разливающаяся вёснами аж до стен самого монастыря.
   Мы вошли в маленькую таверну. Под потолком висела масляная лампа, высвечивая на деревянном своде большой жёлтый круг. Три длинных стола занимали все крохотное пространство. В углу на стуле, опустив на грудь голову, дремал хозяин заведения.
   – Любезный, – позвал Николай.
   Тот дёрнулся, резко поднял голову, приложившись о стену, и моментально проснулся.
   – Добро пожаловать, – пробурчал он, тяжело поднимаясь. Тон его не допускал и мысли, что лично он рад нашему появлению в его заведении.
   Когда мы уже сидели за столом и вкушали холодную пшённую кашу, а хозяин, завидев в руках Савкова блестящий золотой, суетился вокруг нас, пытаясь подлить подогретого пряного вина, я осторожно спросила:
   – Скажи, мил-человек, а есть ли в деревне проводник по топям?
   Хозяин таверны резко остановился и с подозрением глянул на меня:
   – В топи никто не ходит. Гиблые там места, людей много пропало.
   – А если мы хорошо заплатим?
   – Сколько? – насторожился тавернщик.
   Я посмотрела на Савкова, тот утвердительно кивнул. Честно говоря, денег у нас оставалось всего пара медяков и тот единственный золотой, продемонстрированный Савковым.
   – Скажем, пять золотых, – пожала я плечами, принимая безразличный вид, – нас бы только до начала топи довести, а потом мы уж сами.
   Хозяин задумался, а потом подсел к нам и быстро заговорил:
   – Зря вы туда собрались! Если хотите в Тульянию без документов въехать, так мы это вам устроим в два счета! Через болота точно никто не полезет, не ищите даже! Я вам за семнадцать золотых принесу и грамоты тульянские, и подводу организую! Да что там, сам вас через границу перевезу.
   Я старалась сдержать ехидную ухмылку. Был у меня один знакомый, тоже грамоты грошовые по ночам рисовал. Взяли его как раз в тот момент, когда он ставил чернильную точку на моих новых документах. Поговаривают, издевались над ним зверски, выпытывая имена заказчиков из высокопоставленных чиновников. Он ничего не сказал, так и сгинул на медных рудниках. Талантливый, конечно, был, но дурак. Я бы на его месте выдала всех с потрохами. Тонуть, так всем кораблём.
   – Я вас провожу! – услышали мы.
   Я спокойно обернулась: на пороге таверны стояла фигура в чёрном мокром дождевике с капюшоном, закрывающим все лицо. Похоже, незнакомец слышал весь наш разговор и ни капли не смущался по этому поводу. Он сделал шаг вперёд и, войдя в тусклый круг света, струящийся от масляной лампы, снял капюшон. Перед нами стоял мужчина чуть постарше самого Савкова, сероглазый, на темечке топорщились светлые, неровно остриженные волосы. Такой в толпе мелькнёт – и не заметишь.
   – Меня зовут Степан Тусанин, и золотого мне вполне хватит, – протянул он руку Савкову, начисто проигнорировав моё присутствие.
   В путь тронулись поутру, чтобы к середине дня добраться до заколдованных топей. Мы надеялись засветло миновать все ловушки и спокойно дождаться рассвета и явления замка. Заплетая на ходу косу и широко зевая, я вышла во двор, где Николай с новым проводником седлали лошадей. Утро оказалось серым и холодным, только прекратился моросящий с ночи мелкий дождь, и двор превратился в одно большое мелководное озерцо.
   Николай заметил меня и проворчал:
   – Давай, Москвина, быстрее!
   Степан затянул подпругу, глянул с ехидцей и подставил для меня сцепленные руки вместо стремени.
   – Чего смотришь? – рявкнула я, усаживаясь на лошадь.
   Парень ухмыльнулся пошире, легко оседлал коня и молча направился к выезду.
   – Он мне не нравится, – упрямо заявила я Савкову, заметив его недовольство.
   – А тебе никто по утрам не нравится, – буркнул он, догоняя проводника.
   Лу стоял на крыльце, облокотившись о перила, и с хмурым видом следил за нашим отъездом. Я едва заметно кивнула ему, не будучи уверена, что когда-нибудь мы увидимся снова.
   Миновав деревенский погост, на дорожной развилке мы свернули в еловый лес и теперь медленно продвигались к началу топей. Сырой воздух буквально окутывал, болота гнили далеко, почти в десяти брегах, но даже здесь чувствовался резкий затхлый запах. Волосы моментально стали влажными, и у лба тугими спиральками свернулись маленькие локоны. Степан ехал впереди, огромный капюшон колыхался в такт мерному шагу коня.
   – Вы ведь замок Мальи искать собираетесь? – вдруг подал он голос.
   Мы с Николаем насторожённо переглянулись, пытаясь понять, что последует из такого опасного разговора.
   – Замок, – кивнул Савков после продолжительной паузы. – Как догадался?
   – Чутьё у меня на вас, искателей. – Степан обернулся, на его резком, словно высеченном из камня лице появилась едва заметная улыбка.
   Я с облегчением вздохнула, похоже, спросил так, для забавы.
   – Я уже сотню таких проводил до Чёртова моста через обрыв, правда, никого их не видел больше. Тут недавно энтузиаст приезжал, такой большой мужик лет этак пятидесяти на вид, а все туда же. Карета у него чудная была, настоящим золотом заклёпана по всем швам. Я его к реке проводил, он походил, походил, цокнул языком и вернулся обратно, – весело балагурил наш проводник.
   Мой мозг лихорадочно заработал, перед глазами так и встала картина: Арсений, тыкающий пальцем в окрашенные золотистой эмалью огромные заклёпки на двери кареты, и его слова: «Все будут думать, что золото настоящее!» Получается, что Арсений побывал в деревне, посмотрел на мост, а только потом подставил меня, отослав перебираться по этому мосту.
   – Что уж он там за этим мостом увидел, – не унимался Степан, – не знаю, но уехал из деревни тут же.
   – А почему мост Чёртовым называется? – просто чтобы поддержать разговор поинтересовался Николай.
   – Так происходит на нём чёрт знает что! – протянул проводник. – Сколько человек с моста того спрыгнуло, не поверите. Смотришь, вроде едет человек спокойно, едет, а потом как заорёт – и в воду. Некоторые, конечно, перебирались на другой берег, но всё равно потом в топях пропадали.
   – А сам-то мост переходил? – тихо спросила я.
   – Что же я, сумасшедший, что ли? – снова улыбнулся Степан. – Моё дело до топей проводить, а они аккурат за обрывом начинаются.
   Дальше мы ехали молча, сердце моё сжималось от предчувствия надвигающейся, словно снежная лавина, беды, готовой смять меня своим тяжёлым холодным телом.
   Дорога стала шире, ели отступили, и перед нами вырос каменный остов Чёртова моста. На другой стороне реки высился тёмный мрачный лес, а над ним, подобно шапке на вихрастой голове пострелёнка, нависала густая магическая пелена. Я как заколдованная следила за её лёгким покачиванием, от которого к горизонту убегала мелкая рябь. Спешившись, я медленно подошла к обрыву, внизу пенилась река. До меня доносился сладковатый аромат и гул бурлящих потоков.
   – Так не бывает, – тихо прошептала я, охваченная настоящей паникой. – Боже мой, это самоубийство!
   Николай хмуро разглядывал магическую шапку, скрестив руки на груди. На его лице не дрогнул ни единый мускул, только глаза, кажется, лихорадочно заблестели. Где-то за моей спиной хмыкнул Степан, ему-то такая реакция была не в новинку. Сам он, может, и не чувствовал магии, но уже много раз замечал, как менялись лица очередных путешественников.
   – Да уж, ничего подобного раньше не видел, – задумчиво прошептал Савков.
   – Коля, лучше бы нас повесили, – нервно хохотнула я. – Ей-богу! Тогда бы смерть у нас была быстрая и почти безболезненная!
   Я посмотрела в обветренное небритое лицо Николая, заросшее чёрной многодневной щетиной, и вдруг мне стало смешно. В последние недели я столько раз пыталась спастись от смерти только для того, чтобы самой прийти к ней. Хотя в этом имеются и свои положительные стороны – Савков погибнет вместе со мной. Я тихо хихикнула в кулак, потом вдруг из горла вырвался громкий смешок, а через секунду, согнувшись пополам, я упала на мягкую землю, покрытую многолетним слоем хвои. Нервный смех лился помимо моей воли. По щекам текли слезы, живот свело судорогой, а я все хохотала, размазывая по лицу слезы. Это же необычайно весело: я сдохну в компании ненавистного человека, по велению предавшего меня друга!
   – Хватит! – рявкнул Савков.
   Он подскочил ко мне, а в следующее мгновение меня отбросил на спину вполне мужской удар, даже челюсть хрустнула. От неожиданности я замолчала и сквозь слезы закричала в лицо Николая:
   – Там везде магия, этот лес одна сплошная ловушка! – потом широко открыла рот, проверяя, выбил ли ирод челюсть.
   – Степан, возьми наших лошадей. На них не поедем. Лулу тебе отдаст плату. Денег у нас нет, зато есть золотой браслет. Им и расплатится, – услышала я хриплый голос Савкова, потом поднялась, отряхнула порты. Я старалась делать все медленно, как будто промедление в несколько секунд могло помочь мне собрать внутренние силы.
   Степан уже уводил наших лошадей. На какую-то долю секунды он обернулся и измерил нас с Николаем странным нехорошим взглядом. Не нравился он мне, было в этом мужчине что-то отталкивающее и неприятное. Он весь как будто состоял из мраморных углов, куда ни ткнёшься, везде остро да твёрдо. Хорошо, что я его больше не увижу. Впрочем, возможно, я больше ничего в своей жизни не увижу...
   – Ну – Савков разглядывал каменный остов моста, – пойдём?
   Я неуверенно кивнула. Плечо к плечу мы ступили на ветхие пыльные плиты. Зелёный полог мягко качался над лесом, тонкая дымка медленно стекала, стелясь на противоположный берег. Мы сделали несколько осторожных шагов и переглянулись:
   – Вроде все нормально? – На бледном лице особенно ярко выделялись чёрные глаза.
   Снизу доносился отзвук бурления холодной реки, нас обдавало свежестью, но в равномерный гул вдруг вклинился резкий диссонирующий звук хлопающих крыльев. Я вздрогнула и медленно повернула голову, на нас неслось огромное чудовище. Никогда я не видела дракона так близко. Он открыл пасть, и где-то внутри чёрной глотки вспыхнула крохотная искра. Мы схватились за руки и молча кинулись к концу моста. Сбоку мелькали полуразрушенные каменные перила. Одуряющий животный вопль накрыл окрестности, под ногами задрожал мост, сверху посыпалась крошка, окутывая густой пыльной пеленой и попадая в глаза. В спину ударила горячая волна, под ногами захрустели мелкие камни.
   – Быстрее! – орал Савков. Лицо у него вытянулось, стало ещё бледнее.
   И следующий момент раздался треск рвущейся ткани, я почувствовала, как что-то острое болезненно царапнуло по спине. Меня вздёрнуло над землёй, на секунду перед глазами мелькнуло небо, потом горящий дымящийся мост, крохотная фигурка Савкова. Я завизжала и рухнула в пенистую реку. Вода показалась твёрже камня. От боли помутнело в глазах, на какие-то страшные секунды я потеряла сознание. Очнувшись, я попыталась закричать, едва не захлебнувшись. Лёгкие раздирало от нехватки воздуха, в глазах потемнело, казалось, что силы покидают меня и тонкой струйкой утекают в реку. Я стремилась туда, где над головой в мутной воде светлел серый круг, но река удерживала, хватала за руки, обнимала ноги, не отпуская и утягивая ко дну. Последний рывок – и тут я почувствовала на своём лице ветер и, хрипя, вздохнула полной грудью. Вокруг бурлила вода, меня относило все дальше по течению. Я старалась уцепиться за огромные скользкие валуны, но беспощадная река оказалась сильнее. До меня доносился крик Савкова. Колдун бежал, перепрыгивая через поваленные полусгнившие стволы упавших с обрыва деревьев. Лицо его расплывалось в бледное пятно с чёрным мазком – провалом рта. В каком-то полузабытьё я смогла доплыть до отмели, дотянулась носками до дна реки, а потом с трудом вылезла на каменистый берег.
   Я лежала на спине, глядя на низкие серые облака, и не чувствовала ничего, кроме холода и огромной усталости. Мост горел, дым чёрными клубами уходил в небо, старые камни почернели – казалось, ещё секунда, и они рухнут вниз и завалят реку.
   – Ты как? – Николай озабоченно склонился надо мной.
   – Жива, – прохрипела я, откашливаясь.
   Савков сморщился, резко поднялся и стал разглядывать бушующую реку. Потом зло сплюнул в воду и едва слышно добавил, обращаясь в пустоту:
   – Дура!
   «А что он хотел? Чтобы я сказала: „Коленька, мне холодно, страшно и две минуты назад я едва не захлебнулась?“ И так понятно, что мне холодно и очень, очень хочется разреветься, как я делала в детстве, когда чего-то боялась».
   – Мы не можем идти дальше, – произнёс он, – мы должны вернуться в деревню, а завтра снова попробуем.
   – Завтра моста не будет, он сгорит через несколько часов! – Я с трудом встала на корточки, чувствуя, как в глазах темнеет и кружится голова. – Разводи костёр, обсохну, и пойдём.
   Когда день разгулялся и в туманных облаках показалась желтоватая тень солнца, я натянула прокопчённый, тёмный от едкого дыма кафтан, завязала потуже пояс портов, и мы стали подниматься по высокому, почти отвесному склону туда, где темнел заколдованный болотистый лес.
   Это был самый странный лес, какой я когда-либо видела в своей жизни. Тёмная сила его тянула из самого воздуха, летела вместе с запахом гнили и холода. Мёртвая, почти потусторонняя тишина окутывала кряжистые стволы деревьев, заросшие мхом до самых крон. Тропинка оказалась утоптанной, словно по ней каждый день ходили десятки путников. Толстые кривые корни вылезали из-под земли и переплетались между собой.
   Мы медленно продвигались в глубь леса, стараясь не споткнуться и не упасть на холодную, пахнущую сладко-приторной магией землю, и с опаской оглядываясь вокруг в поисках незримых и, возможно, реальных противников. Где-то далеко ухнула болотная птица. Её крик, похожий на плач младенца, пронёсся по лесу тревожным сигналом. От страха я дрогнула, сердце забилось, как у мышки. Я вскинула голову и заметила быструю тень, мелькнувшую между деревьев.