Страница:
– Наверное, это унитаз, – предположил Михаил Соломонович, наморщив лоб.
Конструкция была настолько странной, что больше походила на гигантскую мясорубку, нежели на «белого брата», как называли унитаз на космофлоте.
– Это что такое? – угрюмо поинтересовался Кияшов у Новицкого. Штурман стоял у двери и задумчиво глядел в потолок.
– Ах, это, – замялся Новицкий, – это для отправления некоторых функций. Таким низкоорганизованным и слабым существам, как люди, это не нужно. У вас нет такого секрета.
– Секрета? – переспросил Сумароков. – Какого еще секрета?
– Секрет – это выделение, – пояснила Инна. – А секреторные продукты – вещества, вырабатываемые и выделяемые железами животных и человека.
– Secretus – на латыни «выделенный», – добавил Михаил Соломонович. – А у вас, значит, Новицкий, имеется такой особенный секрет, какого нет у низкоорганизованного человека?
– У меня есть, – с гордостью сообщил штурман.
– Любопытно… – заметил Михаил Соломонович. – Каково же предназначение этого вашего секрета? Я хочу сказать, какую функцию в жизнедеятельности организма он выполняет? Судя по тому, что мы не видим этого секрета, он не наружный, а внутренний…
– Чего ты ко мне привязался, Химель, – огрызнулся Новицкий. – Сказал, есть секрет – значит, есть!
– И где же он у вас вырабатывается?.. В какой части организма?..
– Не твое дело! – Штурман ткнул в доктора указательным пальцем. – Еще слово от тебя услышу – пришибу!
Михаил Соломонович нахмурился:
– А вот угроз не нужно. Хорошо, если вы не хотите рассказать нам о вашей новой совершенной физиологии, скажите хотя бы, как долго нас будут здесь держать?
– Почем я знаю. Сколько надо, столько и будут. Вы это… смотрите пока… И если чего надо, мне сейчас скажите, а то неизвестно, когда в следующий раз свидимся.
– Что это значит? – накинулась на штурмана Инна. – Как это неизвестно, когда свидимся?
Новицкий пристально посмотрел на девушку и, сложив руки на груди, заявил:
– Ха, не думала, что будешь обо мне скучать, Инка? А оно, видишь, как повернулось… Теперь ты без меня никуда. Так, что ли?
– Мерзавец, – выдохнула девушка. – Если бы я была мужчиной, то показала бы тебе, как…
– Оставьте его. – Михаил Соломонович тронул Инну за руку. – Вы что, не видите, ему и так непросто, у него есть секрет, которого у нас нет. Из-за этого он сильно переживает. Этот секрет все выделяется и выделяется, переполняя резервуары головного мозга…
Яловега захохотал. Его поддержал Кияшов.
– Кончайте веселиться! – прорычал Новицкий. – Я вам покажу резервуары головного мозга! Обезьяны бесхвостые!
– Все-все, молчу. – Механик прикрыл рот ладонью. – Извини, Ян, нашло что-то…
Тут не удержался Сумароков и истерически прыснул в кулак, чем еще больше рассердил штурмана. Он оглядывал своих бывших соплеменников с нескрываемой злобой.
Инна остановилась на пороге между душевой и основным помещением.
Покрытие пола везде было одинаковым – голый, пупырчатый пластик.
«Ходить по нему босиком будет довольно неприятно, – подумала она. – Значит, в душевую придется таскаться в тяжелых ботинках».
– Что, не устраивает уровень комфорта? – осклабился Новицкий. – Ну ладно, так и быть, уговорила, пойдем, поищу тебе местечко потеплее.. Возле меня.
Антон шагнул к предателю, сжав кулаки.
– Полегче! – Новицкий толкнул Антона в грудь, так что Делакорнов едва не упал. – Смелые все вы тут, как я погляжу. А на флоте знаешь как говорят? Смелого домой в свинцовой капсуле везут.
– Вали отсюда! – выдавил Делакорнов.
– Сами будете рады, когда я в следующий раз приду. – Новицкий оскалился и стремительно вышел из санчасти. Дверь за ним плавно закрылась, отрезая землян от внешнего мира…
Кормить их в ближайшее время, похоже, никто не собирался. В отличие от аурелиан, проявлявших гостеприимство и заботу о гостях, ретлианцы вели себя совсем иначе. Впрочем, разделанные трупы в хирургическом модуле ни у кого не шли из головы.
«Неизвестно, что лучше, – думал Антон, сидя на полу, – улыбки на лицах и приготовления к тому, чтобы убить тебя по-тихому, или вот такая очевидная позиция – ты наш пленник, и в будущем тебе ничего не светит. Так, по крайней мере, все ясно».
– Они жрать нам не дадут, что ли? – Яловега в ярости засадил кулаком по столу.
– Да, твой лучший друг Янчик, похоже, совсем про тебя забыл… – заметила Инна.
– Молчи лучше! – глядя на девушку исподлобья, пробурчал механик.
– Как знать, – продолжала Инна, – если ты будешь больше стараться, может, он все же простит тебя и снова полюбит… Любовь – это такое чувство. Никогда не знаешь, как все повернется. Я бы на твоем месте продолжала надеяться.
– Заткнись! – выкрикнул Яловега и вскочил на ноги.
– Сядь, Кирилл, – приказал Кияшов, – совсем рехнулся?! Будешь теперь на девку с кулаками бросаться?!
– А что она всякую чушь мелет?
– Ну и мелет. Тебе-то что? – Евграф Кондратьевич усмехнулся. – От красивых девушек умных речей ждать не приходится. Так что успокойся.
– Сами вы… неумный, – огрызнулась Инна.
– Ишь ты, – удивился Кияшов. – Я ей комплименты делаю, защищаю ее, а она, гляди-ка ты, гадости и мне говорит… Совесть у тебя есть, Лазуренко?
– У меня-то есть, – ответила Инна.
– Вот и помалкивай тогда, – повысил голос Кияшов. – А то ишь раздухарилась. Забыла, поди, кто тут главный?
– Может быть, хватит ругаться? – жалобно проговорил Сумароков. – У меня уже голова болит.
– Заткнись! – рявкнули Кияшов и Яловега одновременно. Несчастный Коля вскрикнул и замахал на них руками…
Помолчали. Угрюмые стены не слишком располагали и к задушевным беседам, и к ругани.
– Не похоже это на санитарную часть, – проговорил Делакорнов, – больше напоминает тюрьму.
– Здесь я с вами полностью согласен, Антон, – откликнулся Михаил Соломонович. – В санитарной части обычно имеется соответствующее оборудование…
– Ага, ножи, скальпели, пилы, – поддержал доктора Яловега, – руки, ноги отпиливать, грудную клетку и черепушку вскрывать. Нет уж, лучше тут сидеть, чем ждать, пока тебя разделают, как свиную тушку.
– Свинушку? – не расслышал Сумароков. – Это грибы такие – свинушки?
– Свинушка – это ты, – объявил Яловега. – Глухая свинушка, ко всему прочему. Я говорю – разделают, как свиную тушку.
– А-а-а.
– Вот тебе и «а-а-а»!
– Только тут нам сидеть тоже недолго. – Антон вздохнул. – Ретлианцы, скорее всего, тоже захотят нас изучить. Ведь с людьми они прежде не встречались.
– Может, нас всех превратят в ретлианцев, – с надеждой проговорил Яловега, – вон Новицкий вроде бы неплохо устроился. Живет себе и чувствует себя здесь своим…
Послышался мягкий шелест. Створка двери отъехала в сторону. Антон обернулся. В комнату втолкнули двух аурелиан. Дверь за ними закрылась. Вид у хвостатых и так был весьма перепуганный, а при виде сидящих на койках вокруг стола землян они истошно завопили. Один из аурелиан от страха не мог вдохнуть, только открывал в беззвучном крике рот, словно выброшенная на берег рыба. Другой вел себя мужественнее, присел и оскалился, готовый в любой момент броситься в бой. Вот только выставленные в сторону людей лапы заметно дрожали.
Повисла пауза. Никто не говорил ни слова и даже не шевелился. Земляне и аурелиане пялились друг на друга, как завороженные.
– Ничего себе! – прервал затянувшееся молчание Яловега. – Это что ж такое?!
– Не что, а кто, – поправила его Инна и проговорила по-аурелиански:
– Здравствуйте!
– Хм, а мест у нас, между прочим, всего шесть, – проворчал Кияшов. – Что они там себе думают? Хотят напихать полную камеру народу?! Безобразие, честное слово. Даже на Блинке у каждого заключенного свое место.
Тюремная планета Блинк находилась в созвездии Тельца и пользовалась самой дурной славой. Поговаривали, что заключенных там избивают и на свободу выходит лишь каждый третий. Остальные кончали свои дни в тюремных казематах.
– Вы не хирурги, часом? – поинтересовался Яловега.
Аурелиане молчали.
– Хирурги? – повторил механик и сделал несколько красноречивых жестов, изобразив вскрытие.
– Нет! – выдавил один из аурелиан, когда Яловега с самым сумрачным видом вынимал из воображаемой грудной клетки сердечную мышцу. Инопланетяне начали потихоньку приходить в себя, хотя глаза их по-прежнему были расширены от страха.
– А кто такие?
– Кирилл Янушевич, – вмешался Химель, – позвольте, разве так полагается встречать гостей? – Он поправил очки. – Простите нас за этот допрос. И добро пожаловать в наше временное пристанище.
Яловега расхохотался, чем снова поверг аурелиан в ужас:
– Гостей! Ну ты сказанул, Химель! Гостей! Можно подумать, ты здесь хозяин! Да ты такой же пленный таракан, как и они сами.
– Не слышал я прежде о пленных тараканах, – заметил Михаил Соломонович.
– Да о чем ты вообще слышал?! Добро пожаловать, ишь ты! Если уж мы в тюрьме, нужно вести себя жестко. А то эти твари нам на шею сядут и хвосты свои грязные свесят. Ты Джаката вспомни. Гад тот еще! Грязнохвостая обезьяна. И эти такие же, наверное.
– И вовсе у них хвосты не грязные, – неожиданно вступился за аурелиан Кияшов. – Очень даже симпатичные у них хвостики. Длинные, и шерсти как раз в меру…
– Я и забыл – ты же себе тоже хвост хотел отрастить, – хмыкнул Яловега.
– Хвост – это не лишняя пара лап, – не остался в долгу Кияшов. – И не шишка на голове. Ты, как я погляжу, очень хочешь стать ретлианцем. Да только они тебя не хотят. Что-то не спешит твой друг Новицкий делать тебя ретлианцем! Боится конкуренции, должно быть.
– Ничего, – буркнул Яловега, – я еще с вами посчитаюсь… Дайте только время.
– Время – деньги! – меланхолично отозвался Сумароков и тут же заверещал: «Ой, молчу-молчу!», потому что механик занес над ним кулак.
– Ты блокнот заведи и пиши в него, – предложил Кияшов. – Сколько раз с кем посчитаться надо. А то забудешь, чего доброго. И с ума сойдешь от расстройства.
Яловега хмуро оглядел старпома и сообщил:
– А что, идея мне нравится. Только блокнот тут не достанешь.
Аурелиане прислушивались к разговору настороженно, не приближаясь.
– Вы пленники? – спросил Сумароков, тщательно проговаривая аурелианские слова. – Или прислужники ретлианцев?
– А, ладно, – Кияшов поднялся, – оставь их, Коля. Еще познакомимся. Не видишь, что ли, шишек у них нет. Значит, не ретлианцы, а пленники. Такие же, как мы.
Один из аурелиан поднял хвост трубой и заявил гулким басом:
– О да, мы пленники этих ужасных созданий. Мы принимаем ваши приветствия и тоже адресуем вам. «Здравствуйте!»
– Как вы сюда попали? – заинтересовался Яловега.
– Что ты пристал! – скорчился, как от зубной боли, Кияшов. – Ты что, не видел, их ретлианцы сюда сунули. Может, в целях устрашения. А может, просто некуда больше.
– Ретлианцы надеются получить за нас крупный выкуп, – поведал басовитый аурелианин. – Только поэтому мы еще живы.
– Выкуп? Вот это любопытно! Стало быть, от пауков можно откупиться? – Механик потер ладони. – Это надо обмозговать. А, ребята? Вы что думаете?
– Понимаете ли, какое дело, Кирилл Янушевич… – заговорил Антон. – Товарно-денежные отношения имеют место, если есть продавец и есть покупатель. В данном случае – ретлианцы и аурелиане. Аурелиане могут заплатить, и ретлианцы обязаны будут соблюдать условия обмена, чтобы подобные сделки могли иметь место впредь. А вы – существо вне правового поля. Начиная с того, что вам заплатить нечем, и заканчивая тем, что обязательства с вами соблюдать необязательно. За вами ведь никто не стоит. Не следует забывать, что торговля – это одна из разновидностей общественного договора.
Яловега крякнул:
– Ишь ты – существо… Сам ты существо… Поднатаскался где-то. Раньше вроде таким умным не был. Ладно, я не о том. Как это за мной никто не стоит? За мной стоит вся мощь великой Земли! Я человек, и это звучит гордо! Да и продать найдется что. Информация – самый ценный товар. Это, помнится, и Байрам покойный утверждал. Но в одном ты прав – кинуть нас эти твари могут. Запросто. С умом надо к делу подойти… Обмозговать все, как я уже говорил. Может, и выберемся отсюда, если кое-что о Солнечной системе расскажем.
– Родину продавать собрались? – нахмурился Антон. – Постыдились бы, Кирилл Янушевич!
– А что такое? – спросил Яловега и засмеялся каким-то своим мыслям. – Ты меня что, тупым считаешь? Думаешь, я родину уже не смогу за хорошие деньги продать?
– Нет, не тупым… – вздохнул Антон. – Хуже.
– Да что там «могут кинуть», – помрачнел Кияшов, словно не слышал того, что только что говорил Делакорнов. – Они нас обязательно кинут! Точнее, выбьют все сведения, а потом уже пустят под нож, как скотину какую-нибудь бессловесную… Какая уж тут торговля? С тем, кто тебя в плену держит, торговаться не очень удобно. Расстановка сил не та.
Из утла донеслось тихое поскуливание. Это Сумароков не сумел сдержать эмоции. От полноты охвативших его чувств он даже говорить не мог – только скулил, как побитая собачонка.
– Тьфу ты, хлюпик какой! – скривился Евграф Кондратьевич. – Байрама на тебя нет да Новицкого. Распустился совсем. Надо же, какая несправедливость. Смелых вона сколько полегло на этой распроклятой планете, а этот сморчок живее всех живых.
– Везет таким, наверное, – высказался Яловега. – Дать бы тебе раз по башке, Сумароков, чтобы не скулил и перед хвостатыми нас не позорил.
Аурелиане тем временем начали осваиваться. Один из хвостатых даже заглянул в душевую. Поначалу они, должно быть, предположили, что их сунули в клетку к кровожадным чудовищам. Но оказалось, что «чудовища» владеют их языком и вполне внятно на нем изъясняются. Хотя и переругиваются между собой на каком-то странном наречии.
– Может быть, познакомимся? – предложила Инна по-аурелиански.
– Зачем? – осторожно спросил аурелианин с седыми подпалинами на висках. Голос у него был выше, чем у его басовитого сородича, покрытого с ног до головы черной, как смоль, шерстью.
– То есть как это «зачем»? – опешила Инна. – Хотя, наверное, вы правы… Это ваша война, а мы здесь оказались совершенно случайно. И нам, в отличие от вас, никто не поможет.
Черношерстный аурелианин несколько раз порывисто дернул хвостом и заявил басом:
– Если вы сможете обеспечить нам комфортные условия, я позабочусь о том, чтобы вас также выкупили у варваров-ретлианцев, когда представители нашей расы выйдут с ними на переговоры. Только я никак не могу понять, к какому биологическому виду вы относитесь? Бледные корпята? Нет, у тех четыре дополнительных тепловых сенсора возле ушных раковин… Или вы – увечные брамбики?
– Ах ты, нечисть хвостатая! – возмутился Яловега. – Условия ей обеспечь комфортные, а она еще и издеваться над нами будет! Сам ты – брамбик увечный.
Аурелианин с седыми висками зашипел, растопырил пальцы и нацелил их в глаза старшему механику «Семаргла».
– Эй, чего это он? – испугался Яловега. – Помогите, хулиганы зрения лишают!
– Вы бы болтали поменьше, Кирилл Янушевич, – посоветовал Делакорнов. И обратился к аурелианам: – Не обращайте на него внимания. Он серьезно болен.
– Чем он болен? – прорычал аурелианин, бросая на Яловегу исполненные ярости взгляды.
– Синдром жадности, – поведал Антон. – Проявляется в перманентной психологической неустойчивости. Он сам потом переживает. Ляпнет что-нибудь – и расстраивается.
– И это дает ему право нецензурно оскорблять особу королевской крови?! – Аурелианин зашипел и дернулся к Яловеге. Тот подался назад, выпучив глаза от страха.
– Выходит, этот черненький – принц? – спросил Кияшов, завороженно разглядывая «особу королевской крови».
Басовитый потупился:
– Я – принцесса. Прошу относиться с должным почтением к моему сану. Но в остальном – церемонии ни к чему.
– Да я же ничего плохого не сказал! – крикнул механик. – Чего он в меня пальцами тычет?
– Успокойся, Хагнат! – Принцесса тронула соплеменника за плечо: – Хагнат – не только мой друг. Он – мой телохранитель.
– А-а-а, тогда понятно, – откликнулся Яловега. – Слышь, мужик, я ничего плохого не хотел… Так что ты не очень-то на меня напирай.
Хагнат опустил руки, продолжая внимательно следить за каждым движением механика.
– А как вас зовут? – спросила Инна. Ей не удалось сдержать улыбку – слишком мало аурелианская принцесса походила на женщину. Да еще этот гулкий бас! Такой не у всякого оперного певца встретишь. Впрочем, она ведь и не женщина, а аурелианка!
– Галут, – пробасила принцесса. – Има Галут.
Каждый из землян вспомнил, что «има» на выученном ими инопланетном языке – общепринятое обращение к особе королевской крови.
– И как же вас угораздило попасть в плен? – поинтересовался Антон. – Вот они, должно быть, рады были, что поймали принцессу.
– Военная тайна, – отрезал Хагнат. – Распространяться на эту тему мы не будем.
– Если знают враги, могут знать и друзья, – сказала принцесса. – Мы прилетели на космическую станцию, чтобы посмотреть на диковинных полуразумных зверушек, неведомо как оказавшихся на Плацдарме. В это время станцию подбили. Мой личный корабль был поврежден при подлете к станции. Половина экипажа не пережила экстренной посадки. И угодили мы в расположение врага. Многие погибли во время стычки с ретлианцами. К счастью, Хагнат уцелел.
– Я был оглушен, – потупился телохранитель, – иначе им не удалось бы взять меня живым!
– …меня погубило любопытство, – продолжала принцесса. – И зверушек не посмотрела, и попала в плен. Что за несчастная судьба!
Слушая речь имы Галут, Яловега все больше наливался кровью. Под конец он не выдержал и закричал:
– Зверушек посмотреть? Ах ты, тварь инопланетная! Да я тебя сейчас!..
– Заткнись! – взревел Кияшов. – Позвольте заверить вас, има Галут, мы сами пресечем выходки этого типа с неустойчивой психикой.
Химель одобрительно кивнул.
– Ваше желание, Галут, исполнилось, – сказал он, улыбаясь, – мы и есть те самые полуразумные зверушки. Мы называем себя – люди. И считаем себя вполне разумными. Но, впрочем, какое это теперь имеет значение… Так что, Галут…
Хагнат выставил руку с растопыренными пальцами в сторону доктора.
– Има Галут, – проговорил он с угрозой в голосе.
– Я же и говорю – Галут, – нахмурился Михаил Соломонович. – Что, неправильное произношение?
– «Има» забыл, – пояснил Кияшов шепотом. – Они обижаются. Простите его, ваше высочество…
Принцесса была польщена тонким старинным оборотом – Кияшов, при переводе русского «ваше высочество» на аурелианский язык, сам того не Белая, употребил весьма изящную форму.
– С чего это ты, Евграф Кондратьевич, такой вежливый? – поинтересовался Яловега.
– Потому что этого требуют правила земного гостеприимства! Мы же цивилизованные люди. – Кияшов весь лучился от счастья.
– Ага, цивилизованные. – Механик недобро усмехнулся. – Они нас полуразумными зверушками считают, а мы их по всем правилам гостеприимства принимай. Да еще условия им обеспечивай.
Яловега хотел еще что-то добавить, но тут заговорила аурелианская принцесса. Она и сама почувствовала, что прежде проявила бестактность.
– Простите меня, лю-ди, – сказала има Галут. – Я полагала, что вы полуразумны, так доложила наша система оповещения, но теперь я вижу, что была допущена какая-то ошибка и вы – вполне разумные существа. Такие же разумные, как мы. Правда, Хагнат?
– Не знаю, – пробормотал телохранитель, землян он разглядывал настороженно, словно подозревал, что от них можно ждать любой пакости.
– Извините, я на пару минут. – Михаил Соломонович достал из кармана комбинезона чудом сохранившийся носовой платок, высморкался и пошел в душ. Там он открыл воду, собираясь смочить тряпицу.
– Эту воду можно пить? – поинтересовалась има Галут.
– Другой у нас все равно нет, – ответил Делакорнов.
– Я хочу пить! – простонал Сумароков.
– Так валяй, пей! – прикрикнул на него Кияшов. – Нечего об этом заявлять во всеуслышание. Ты еще сообщи нам, когда пойдешь отливать. Очень нам будет интересно узнать об этом!
– Николай, – крикнул Михаил Соломонович из душевой, – у тебя нет желания проверить химический состав этой воды?
– Да, конечно. – Коля с трудом поднялся с койки и, хромая, направился к струйке, сочащейся из тонкой трубы. – Совсем ноги не шевелятся, – пожаловался он.
– Располагайтесь, – предложил Кияшов.
После недолгого колебания аурелиане прошли и сели к столу.
– Все в порядке вроде бы, – возвестил Сумароков, сунув многофункциональный хронометр Байрама под тонкую струйку и нажимая сенсорные кнопки. – Химический состав в норме – так часы говорят, я-то не знаю, какие соединения вредные, какие полезные. Тут вот есть натрий хлор, калий хлор, натрий фтор, еще какое-то соединение – цэ о три… Так, кажется.
– Цэ о три? – заинтересовался Яловега. – Что-то это «цэ» мне подозрительно знакомо… Ты, Химель, чего-то рассказывал о том, что в молоке сфицерапсов был спирт… И что Новицкий все время ходил веселый. А вот формулу водки слабо вспомнить? Может, они ее как раз в воду и добавляют. Для дезинфекции… – Глаза механика подернулись мечтательной поволокой.
Химель, заглядывая Коле через плечо, пытался рассмотреть химические формулы содержащихся в воле веществ. За него ответил Делакорнов.
– Цэ два аш пять о аш, – сообщил он.
– Так это спирт, – не сдавался Яловега. – А водка?
– Водка – это разбавленный водой спирт, – объяснил Антон. – Ты вроде опытный в плане выпивки мужик, Кирилл Янушевич. Что, никогда спирт не разбавлял? Ни за что не поверю!
Яловега сверкнул глазами:
– Вот именно, что опытный. Кто же спирт разбавляет? Только мозгляки и молокососы. Не разбавлять, не запивать – вот принцип настоящего мужика!
– Девяностошестипроцентный не разбавлять? – покосился на него Кияшов. – И не запивать? Ну-ну, по всему видно, какой ты опытный. Или вы там, в механической части, глотки уже так вылудили, что и кислоту можете неразбавленной пить за милую душу?
– То, что нашёл Коля, – всего лишь карбонатный остаток, – вмешался в «научный спор» Михаил Соломонович. – Меня беспокоит другое – наличие органических соединений. Может быть, они подмешивают в воду вирусные культуры?
Кияшов фыркнул:
– Да зачем им в воду что-то подмешивать? Если надо будет, заломают вам руки и вколют, что надо. Тут всяких хитростей нет, я думаю. Тюряга, она и есть тюряга. Сиди себе и не вякай. А тюремщики твои с тобой что угодно сделать могут в любой момент.
– Возможно, вы и правы, – согласился Михаил Соломонович. – И все же я бы поостерегся пить эту воду…
– Я, пожалуй, тоже в душ, – сказала Инна, поднялась и пошла к секции с металлическими стержнями.
– Вы… – начал Михаил Соломонович, но девушка его перебила:
– Извините, но у нас нет другого выхода. Или умереть, или пить эту воду. Помните, как тогда, на плато. Только отсюда нас вряд ли кто-нибудь вытащит.
– Да, вы правы, абсолютно правы, – сник доктор Химель и уже без каких-либо сомнений сунул носовой платок под тонкую струйку воды.
Инна вернулась в основное помещение через несколько минут, умыв лицо и намочив волосы. Следом за ней, протирая очки, из душевой вышел Михаил Соломонович.
– Шкурка обгорела? – сочувственно поинтересовалась принцесса, разглядывая прическу Инны.
– Да, – ответила Лазуренко. – Кстати, има Галут, я ведь тоже девушка. То есть я, как и вы, женского пола, я хотела сказать.
– Я догадалась, – пробасила аурелианка. – Некоторые вторичные половые признаки, такие, как широкие бедра, наличие молочных желез, а также…
– Вы, наверное, биолог? – поспешно перебила аурелианку Инна.
– Биолог, – согласилась Галут. – И еще врач.
– У нас тоже есть биолог и врач, – сообщила девушка. – Я – биолог, а Михаил Соломонович – врач.
Аурелианка задергала хвостом и пристально уставилась на Химеля. Доктор даже покраснел от такого чрезмерного внимания к своей персоне.
– Может быть, расскажете нам, чего стоит ожидать от ретлианцев? – продолжила разговор Инна. – Вы ведь, наверное, хорошо знаете их повадки?
– Они – отвратительные существа, – поморщилась принцесса. – И совсем не похожи на нас. Устройство их общества таково, что все они, по сути, представляют как бы одно целое. Чтобы объяснить их поведенческие реакции и мыслительную модель, можно применить понятие коллективного разума. Не слишком точно, но кое-что объясняет. Часто они даже мыслят в унисон. Это помогает им принимать важные решения. Действовать так согласованно, как нам и не снилось. И конечно, у них нет никакого представления о субординации… Лишь жалкое подобие авторитарной демократии.
– А ведь у вас, кажется, тоже все равны, – заметил Делакорнов. – Так нам, по крайней мере, рассказывали, когда мы общались с одним из ваших…
Хагнат смерил Антона суровым взглядом, но руку с растопыренными пальцами в угрожающем жесте поднимать не стал.
– У нас каждый знает свое дело, – пояснила принцесса. – Кто-то ведет корабль, кто-то лечит, кто-то руководит. А эти твари почти не признают профессиональной специализации. Нам, индивидуалистам, понять такой тип мышления довольно сложно.
Конструкция была настолько странной, что больше походила на гигантскую мясорубку, нежели на «белого брата», как называли унитаз на космофлоте.
– Это что такое? – угрюмо поинтересовался Кияшов у Новицкого. Штурман стоял у двери и задумчиво глядел в потолок.
– Ах, это, – замялся Новицкий, – это для отправления некоторых функций. Таким низкоорганизованным и слабым существам, как люди, это не нужно. У вас нет такого секрета.
– Секрета? – переспросил Сумароков. – Какого еще секрета?
– Секрет – это выделение, – пояснила Инна. – А секреторные продукты – вещества, вырабатываемые и выделяемые железами животных и человека.
– Secretus – на латыни «выделенный», – добавил Михаил Соломонович. – А у вас, значит, Новицкий, имеется такой особенный секрет, какого нет у низкоорганизованного человека?
– У меня есть, – с гордостью сообщил штурман.
– Любопытно… – заметил Михаил Соломонович. – Каково же предназначение этого вашего секрета? Я хочу сказать, какую функцию в жизнедеятельности организма он выполняет? Судя по тому, что мы не видим этого секрета, он не наружный, а внутренний…
– Чего ты ко мне привязался, Химель, – огрызнулся Новицкий. – Сказал, есть секрет – значит, есть!
– И где же он у вас вырабатывается?.. В какой части организма?..
– Не твое дело! – Штурман ткнул в доктора указательным пальцем. – Еще слово от тебя услышу – пришибу!
Михаил Соломонович нахмурился:
– А вот угроз не нужно. Хорошо, если вы не хотите рассказать нам о вашей новой совершенной физиологии, скажите хотя бы, как долго нас будут здесь держать?
– Почем я знаю. Сколько надо, столько и будут. Вы это… смотрите пока… И если чего надо, мне сейчас скажите, а то неизвестно, когда в следующий раз свидимся.
– Что это значит? – накинулась на штурмана Инна. – Как это неизвестно, когда свидимся?
Новицкий пристально посмотрел на девушку и, сложив руки на груди, заявил:
– Ха, не думала, что будешь обо мне скучать, Инка? А оно, видишь, как повернулось… Теперь ты без меня никуда. Так, что ли?
– Мерзавец, – выдохнула девушка. – Если бы я была мужчиной, то показала бы тебе, как…
– Оставьте его. – Михаил Соломонович тронул Инну за руку. – Вы что, не видите, ему и так непросто, у него есть секрет, которого у нас нет. Из-за этого он сильно переживает. Этот секрет все выделяется и выделяется, переполняя резервуары головного мозга…
Яловега захохотал. Его поддержал Кияшов.
– Кончайте веселиться! – прорычал Новицкий. – Я вам покажу резервуары головного мозга! Обезьяны бесхвостые!
– Все-все, молчу. – Механик прикрыл рот ладонью. – Извини, Ян, нашло что-то…
Тут не удержался Сумароков и истерически прыснул в кулак, чем еще больше рассердил штурмана. Он оглядывал своих бывших соплеменников с нескрываемой злобой.
Инна остановилась на пороге между душевой и основным помещением.
Покрытие пола везде было одинаковым – голый, пупырчатый пластик.
«Ходить по нему босиком будет довольно неприятно, – подумала она. – Значит, в душевую придется таскаться в тяжелых ботинках».
– Что, не устраивает уровень комфорта? – осклабился Новицкий. – Ну ладно, так и быть, уговорила, пойдем, поищу тебе местечко потеплее.. Возле меня.
Антон шагнул к предателю, сжав кулаки.
– Полегче! – Новицкий толкнул Антона в грудь, так что Делакорнов едва не упал. – Смелые все вы тут, как я погляжу. А на флоте знаешь как говорят? Смелого домой в свинцовой капсуле везут.
– Вали отсюда! – выдавил Делакорнов.
– Сами будете рады, когда я в следующий раз приду. – Новицкий оскалился и стремительно вышел из санчасти. Дверь за ним плавно закрылась, отрезая землян от внешнего мира…
Кормить их в ближайшее время, похоже, никто не собирался. В отличие от аурелиан, проявлявших гостеприимство и заботу о гостях, ретлианцы вели себя совсем иначе. Впрочем, разделанные трупы в хирургическом модуле ни у кого не шли из головы.
«Неизвестно, что лучше, – думал Антон, сидя на полу, – улыбки на лицах и приготовления к тому, чтобы убить тебя по-тихому, или вот такая очевидная позиция – ты наш пленник, и в будущем тебе ничего не светит. Так, по крайней мере, все ясно».
– Они жрать нам не дадут, что ли? – Яловега в ярости засадил кулаком по столу.
– Да, твой лучший друг Янчик, похоже, совсем про тебя забыл… – заметила Инна.
– Молчи лучше! – глядя на девушку исподлобья, пробурчал механик.
– Как знать, – продолжала Инна, – если ты будешь больше стараться, может, он все же простит тебя и снова полюбит… Любовь – это такое чувство. Никогда не знаешь, как все повернется. Я бы на твоем месте продолжала надеяться.
– Заткнись! – выкрикнул Яловега и вскочил на ноги.
– Сядь, Кирилл, – приказал Кияшов, – совсем рехнулся?! Будешь теперь на девку с кулаками бросаться?!
– А что она всякую чушь мелет?
– Ну и мелет. Тебе-то что? – Евграф Кондратьевич усмехнулся. – От красивых девушек умных речей ждать не приходится. Так что успокойся.
– Сами вы… неумный, – огрызнулась Инна.
– Ишь ты, – удивился Кияшов. – Я ей комплименты делаю, защищаю ее, а она, гляди-ка ты, гадости и мне говорит… Совесть у тебя есть, Лазуренко?
– У меня-то есть, – ответила Инна.
– Вот и помалкивай тогда, – повысил голос Кияшов. – А то ишь раздухарилась. Забыла, поди, кто тут главный?
– Может быть, хватит ругаться? – жалобно проговорил Сумароков. – У меня уже голова болит.
– Заткнись! – рявкнули Кияшов и Яловега одновременно. Несчастный Коля вскрикнул и замахал на них руками…
Помолчали. Угрюмые стены не слишком располагали и к задушевным беседам, и к ругани.
– Не похоже это на санитарную часть, – проговорил Делакорнов, – больше напоминает тюрьму.
– Здесь я с вами полностью согласен, Антон, – откликнулся Михаил Соломонович. – В санитарной части обычно имеется соответствующее оборудование…
– Ага, ножи, скальпели, пилы, – поддержал доктора Яловега, – руки, ноги отпиливать, грудную клетку и черепушку вскрывать. Нет уж, лучше тут сидеть, чем ждать, пока тебя разделают, как свиную тушку.
– Свинушку? – не расслышал Сумароков. – Это грибы такие – свинушки?
– Свинушка – это ты, – объявил Яловега. – Глухая свинушка, ко всему прочему. Я говорю – разделают, как свиную тушку.
– А-а-а.
– Вот тебе и «а-а-а»!
– Только тут нам сидеть тоже недолго. – Антон вздохнул. – Ретлианцы, скорее всего, тоже захотят нас изучить. Ведь с людьми они прежде не встречались.
– Может, нас всех превратят в ретлианцев, – с надеждой проговорил Яловега, – вон Новицкий вроде бы неплохо устроился. Живет себе и чувствует себя здесь своим…
Послышался мягкий шелест. Створка двери отъехала в сторону. Антон обернулся. В комнату втолкнули двух аурелиан. Дверь за ними закрылась. Вид у хвостатых и так был весьма перепуганный, а при виде сидящих на койках вокруг стола землян они истошно завопили. Один из аурелиан от страха не мог вдохнуть, только открывал в беззвучном крике рот, словно выброшенная на берег рыба. Другой вел себя мужественнее, присел и оскалился, готовый в любой момент броситься в бой. Вот только выставленные в сторону людей лапы заметно дрожали.
Повисла пауза. Никто не говорил ни слова и даже не шевелился. Земляне и аурелиане пялились друг на друга, как завороженные.
– Ничего себе! – прервал затянувшееся молчание Яловега. – Это что ж такое?!
– Не что, а кто, – поправила его Инна и проговорила по-аурелиански:
– Здравствуйте!
– Хм, а мест у нас, между прочим, всего шесть, – проворчал Кияшов. – Что они там себе думают? Хотят напихать полную камеру народу?! Безобразие, честное слово. Даже на Блинке у каждого заключенного свое место.
Тюремная планета Блинк находилась в созвездии Тельца и пользовалась самой дурной славой. Поговаривали, что заключенных там избивают и на свободу выходит лишь каждый третий. Остальные кончали свои дни в тюремных казематах.
– Вы не хирурги, часом? – поинтересовался Яловега.
Аурелиане молчали.
– Хирурги? – повторил механик и сделал несколько красноречивых жестов, изобразив вскрытие.
– Нет! – выдавил один из аурелиан, когда Яловега с самым сумрачным видом вынимал из воображаемой грудной клетки сердечную мышцу. Инопланетяне начали потихоньку приходить в себя, хотя глаза их по-прежнему были расширены от страха.
– А кто такие?
– Кирилл Янушевич, – вмешался Химель, – позвольте, разве так полагается встречать гостей? – Он поправил очки. – Простите нас за этот допрос. И добро пожаловать в наше временное пристанище.
Яловега расхохотался, чем снова поверг аурелиан в ужас:
– Гостей! Ну ты сказанул, Химель! Гостей! Можно подумать, ты здесь хозяин! Да ты такой же пленный таракан, как и они сами.
– Не слышал я прежде о пленных тараканах, – заметил Михаил Соломонович.
– Да о чем ты вообще слышал?! Добро пожаловать, ишь ты! Если уж мы в тюрьме, нужно вести себя жестко. А то эти твари нам на шею сядут и хвосты свои грязные свесят. Ты Джаката вспомни. Гад тот еще! Грязнохвостая обезьяна. И эти такие же, наверное.
– И вовсе у них хвосты не грязные, – неожиданно вступился за аурелиан Кияшов. – Очень даже симпатичные у них хвостики. Длинные, и шерсти как раз в меру…
– Я и забыл – ты же себе тоже хвост хотел отрастить, – хмыкнул Яловега.
– Хвост – это не лишняя пара лап, – не остался в долгу Кияшов. – И не шишка на голове. Ты, как я погляжу, очень хочешь стать ретлианцем. Да только они тебя не хотят. Что-то не спешит твой друг Новицкий делать тебя ретлианцем! Боится конкуренции, должно быть.
– Ничего, – буркнул Яловега, – я еще с вами посчитаюсь… Дайте только время.
– Время – деньги! – меланхолично отозвался Сумароков и тут же заверещал: «Ой, молчу-молчу!», потому что механик занес над ним кулак.
– Ты блокнот заведи и пиши в него, – предложил Кияшов. – Сколько раз с кем посчитаться надо. А то забудешь, чего доброго. И с ума сойдешь от расстройства.
Яловега хмуро оглядел старпома и сообщил:
– А что, идея мне нравится. Только блокнот тут не достанешь.
Аурелиане прислушивались к разговору настороженно, не приближаясь.
– Вы пленники? – спросил Сумароков, тщательно проговаривая аурелианские слова. – Или прислужники ретлианцев?
– А, ладно, – Кияшов поднялся, – оставь их, Коля. Еще познакомимся. Не видишь, что ли, шишек у них нет. Значит, не ретлианцы, а пленники. Такие же, как мы.
Один из аурелиан поднял хвост трубой и заявил гулким басом:
– О да, мы пленники этих ужасных созданий. Мы принимаем ваши приветствия и тоже адресуем вам. «Здравствуйте!»
– Как вы сюда попали? – заинтересовался Яловега.
– Что ты пристал! – скорчился, как от зубной боли, Кияшов. – Ты что, не видел, их ретлианцы сюда сунули. Может, в целях устрашения. А может, просто некуда больше.
– Ретлианцы надеются получить за нас крупный выкуп, – поведал басовитый аурелианин. – Только поэтому мы еще живы.
– Выкуп? Вот это любопытно! Стало быть, от пауков можно откупиться? – Механик потер ладони. – Это надо обмозговать. А, ребята? Вы что думаете?
– Понимаете ли, какое дело, Кирилл Янушевич… – заговорил Антон. – Товарно-денежные отношения имеют место, если есть продавец и есть покупатель. В данном случае – ретлианцы и аурелиане. Аурелиане могут заплатить, и ретлианцы обязаны будут соблюдать условия обмена, чтобы подобные сделки могли иметь место впредь. А вы – существо вне правового поля. Начиная с того, что вам заплатить нечем, и заканчивая тем, что обязательства с вами соблюдать необязательно. За вами ведь никто не стоит. Не следует забывать, что торговля – это одна из разновидностей общественного договора.
Яловега крякнул:
– Ишь ты – существо… Сам ты существо… Поднатаскался где-то. Раньше вроде таким умным не был. Ладно, я не о том. Как это за мной никто не стоит? За мной стоит вся мощь великой Земли! Я человек, и это звучит гордо! Да и продать найдется что. Информация – самый ценный товар. Это, помнится, и Байрам покойный утверждал. Но в одном ты прав – кинуть нас эти твари могут. Запросто. С умом надо к делу подойти… Обмозговать все, как я уже говорил. Может, и выберемся отсюда, если кое-что о Солнечной системе расскажем.
– Родину продавать собрались? – нахмурился Антон. – Постыдились бы, Кирилл Янушевич!
– А что такое? – спросил Яловега и засмеялся каким-то своим мыслям. – Ты меня что, тупым считаешь? Думаешь, я родину уже не смогу за хорошие деньги продать?
– Нет, не тупым… – вздохнул Антон. – Хуже.
– Да что там «могут кинуть», – помрачнел Кияшов, словно не слышал того, что только что говорил Делакорнов. – Они нас обязательно кинут! Точнее, выбьют все сведения, а потом уже пустят под нож, как скотину какую-нибудь бессловесную… Какая уж тут торговля? С тем, кто тебя в плену держит, торговаться не очень удобно. Расстановка сил не та.
Из утла донеслось тихое поскуливание. Это Сумароков не сумел сдержать эмоции. От полноты охвативших его чувств он даже говорить не мог – только скулил, как побитая собачонка.
– Тьфу ты, хлюпик какой! – скривился Евграф Кондратьевич. – Байрама на тебя нет да Новицкого. Распустился совсем. Надо же, какая несправедливость. Смелых вона сколько полегло на этой распроклятой планете, а этот сморчок живее всех живых.
– Везет таким, наверное, – высказался Яловега. – Дать бы тебе раз по башке, Сумароков, чтобы не скулил и перед хвостатыми нас не позорил.
Аурелиане тем временем начали осваиваться. Один из хвостатых даже заглянул в душевую. Поначалу они, должно быть, предположили, что их сунули в клетку к кровожадным чудовищам. Но оказалось, что «чудовища» владеют их языком и вполне внятно на нем изъясняются. Хотя и переругиваются между собой на каком-то странном наречии.
– Может быть, познакомимся? – предложила Инна по-аурелиански.
– Зачем? – осторожно спросил аурелианин с седыми подпалинами на висках. Голос у него был выше, чем у его басовитого сородича, покрытого с ног до головы черной, как смоль, шерстью.
– То есть как это «зачем»? – опешила Инна. – Хотя, наверное, вы правы… Это ваша война, а мы здесь оказались совершенно случайно. И нам, в отличие от вас, никто не поможет.
Черношерстный аурелианин несколько раз порывисто дернул хвостом и заявил басом:
– Если вы сможете обеспечить нам комфортные условия, я позабочусь о том, чтобы вас также выкупили у варваров-ретлианцев, когда представители нашей расы выйдут с ними на переговоры. Только я никак не могу понять, к какому биологическому виду вы относитесь? Бледные корпята? Нет, у тех четыре дополнительных тепловых сенсора возле ушных раковин… Или вы – увечные брамбики?
– Ах ты, нечисть хвостатая! – возмутился Яловега. – Условия ей обеспечь комфортные, а она еще и издеваться над нами будет! Сам ты – брамбик увечный.
Аурелианин с седыми висками зашипел, растопырил пальцы и нацелил их в глаза старшему механику «Семаргла».
– Эй, чего это он? – испугался Яловега. – Помогите, хулиганы зрения лишают!
– Вы бы болтали поменьше, Кирилл Янушевич, – посоветовал Делакорнов. И обратился к аурелианам: – Не обращайте на него внимания. Он серьезно болен.
– Чем он болен? – прорычал аурелианин, бросая на Яловегу исполненные ярости взгляды.
– Синдром жадности, – поведал Антон. – Проявляется в перманентной психологической неустойчивости. Он сам потом переживает. Ляпнет что-нибудь – и расстраивается.
– И это дает ему право нецензурно оскорблять особу королевской крови?! – Аурелианин зашипел и дернулся к Яловеге. Тот подался назад, выпучив глаза от страха.
– Выходит, этот черненький – принц? – спросил Кияшов, завороженно разглядывая «особу королевской крови».
Басовитый потупился:
– Я – принцесса. Прошу относиться с должным почтением к моему сану. Но в остальном – церемонии ни к чему.
– Да я же ничего плохого не сказал! – крикнул механик. – Чего он в меня пальцами тычет?
– Успокойся, Хагнат! – Принцесса тронула соплеменника за плечо: – Хагнат – не только мой друг. Он – мой телохранитель.
– А-а-а, тогда понятно, – откликнулся Яловега. – Слышь, мужик, я ничего плохого не хотел… Так что ты не очень-то на меня напирай.
Хагнат опустил руки, продолжая внимательно следить за каждым движением механика.
– А как вас зовут? – спросила Инна. Ей не удалось сдержать улыбку – слишком мало аурелианская принцесса походила на женщину. Да еще этот гулкий бас! Такой не у всякого оперного певца встретишь. Впрочем, она ведь и не женщина, а аурелианка!
– Галут, – пробасила принцесса. – Има Галут.
Каждый из землян вспомнил, что «има» на выученном ими инопланетном языке – общепринятое обращение к особе королевской крови.
– И как же вас угораздило попасть в плен? – поинтересовался Антон. – Вот они, должно быть, рады были, что поймали принцессу.
– Военная тайна, – отрезал Хагнат. – Распространяться на эту тему мы не будем.
– Если знают враги, могут знать и друзья, – сказала принцесса. – Мы прилетели на космическую станцию, чтобы посмотреть на диковинных полуразумных зверушек, неведомо как оказавшихся на Плацдарме. В это время станцию подбили. Мой личный корабль был поврежден при подлете к станции. Половина экипажа не пережила экстренной посадки. И угодили мы в расположение врага. Многие погибли во время стычки с ретлианцами. К счастью, Хагнат уцелел.
– Я был оглушен, – потупился телохранитель, – иначе им не удалось бы взять меня живым!
– …меня погубило любопытство, – продолжала принцесса. – И зверушек не посмотрела, и попала в плен. Что за несчастная судьба!
Слушая речь имы Галут, Яловега все больше наливался кровью. Под конец он не выдержал и закричал:
– Зверушек посмотреть? Ах ты, тварь инопланетная! Да я тебя сейчас!..
– Заткнись! – взревел Кияшов. – Позвольте заверить вас, има Галут, мы сами пресечем выходки этого типа с неустойчивой психикой.
Химель одобрительно кивнул.
– Ваше желание, Галут, исполнилось, – сказал он, улыбаясь, – мы и есть те самые полуразумные зверушки. Мы называем себя – люди. И считаем себя вполне разумными. Но, впрочем, какое это теперь имеет значение… Так что, Галут…
Хагнат выставил руку с растопыренными пальцами в сторону доктора.
– Има Галут, – проговорил он с угрозой в голосе.
– Я же и говорю – Галут, – нахмурился Михаил Соломонович. – Что, неправильное произношение?
– «Има» забыл, – пояснил Кияшов шепотом. – Они обижаются. Простите его, ваше высочество…
Принцесса была польщена тонким старинным оборотом – Кияшов, при переводе русского «ваше высочество» на аурелианский язык, сам того не Белая, употребил весьма изящную форму.
– С чего это ты, Евграф Кондратьевич, такой вежливый? – поинтересовался Яловега.
– Потому что этого требуют правила земного гостеприимства! Мы же цивилизованные люди. – Кияшов весь лучился от счастья.
– Ага, цивилизованные. – Механик недобро усмехнулся. – Они нас полуразумными зверушками считают, а мы их по всем правилам гостеприимства принимай. Да еще условия им обеспечивай.
Яловега хотел еще что-то добавить, но тут заговорила аурелианская принцесса. Она и сама почувствовала, что прежде проявила бестактность.
– Простите меня, лю-ди, – сказала има Галут. – Я полагала, что вы полуразумны, так доложила наша система оповещения, но теперь я вижу, что была допущена какая-то ошибка и вы – вполне разумные существа. Такие же разумные, как мы. Правда, Хагнат?
– Не знаю, – пробормотал телохранитель, землян он разглядывал настороженно, словно подозревал, что от них можно ждать любой пакости.
– Извините, я на пару минут. – Михаил Соломонович достал из кармана комбинезона чудом сохранившийся носовой платок, высморкался и пошел в душ. Там он открыл воду, собираясь смочить тряпицу.
– Эту воду можно пить? – поинтересовалась има Галут.
– Другой у нас все равно нет, – ответил Делакорнов.
– Я хочу пить! – простонал Сумароков.
– Так валяй, пей! – прикрикнул на него Кияшов. – Нечего об этом заявлять во всеуслышание. Ты еще сообщи нам, когда пойдешь отливать. Очень нам будет интересно узнать об этом!
– Николай, – крикнул Михаил Соломонович из душевой, – у тебя нет желания проверить химический состав этой воды?
– Да, конечно. – Коля с трудом поднялся с койки и, хромая, направился к струйке, сочащейся из тонкой трубы. – Совсем ноги не шевелятся, – пожаловался он.
– Располагайтесь, – предложил Кияшов.
После недолгого колебания аурелиане прошли и сели к столу.
– Все в порядке вроде бы, – возвестил Сумароков, сунув многофункциональный хронометр Байрама под тонкую струйку и нажимая сенсорные кнопки. – Химический состав в норме – так часы говорят, я-то не знаю, какие соединения вредные, какие полезные. Тут вот есть натрий хлор, калий хлор, натрий фтор, еще какое-то соединение – цэ о три… Так, кажется.
– Цэ о три? – заинтересовался Яловега. – Что-то это «цэ» мне подозрительно знакомо… Ты, Химель, чего-то рассказывал о том, что в молоке сфицерапсов был спирт… И что Новицкий все время ходил веселый. А вот формулу водки слабо вспомнить? Может, они ее как раз в воду и добавляют. Для дезинфекции… – Глаза механика подернулись мечтательной поволокой.
Химель, заглядывая Коле через плечо, пытался рассмотреть химические формулы содержащихся в воле веществ. За него ответил Делакорнов.
– Цэ два аш пять о аш, – сообщил он.
– Так это спирт, – не сдавался Яловега. – А водка?
– Водка – это разбавленный водой спирт, – объяснил Антон. – Ты вроде опытный в плане выпивки мужик, Кирилл Янушевич. Что, никогда спирт не разбавлял? Ни за что не поверю!
Яловега сверкнул глазами:
– Вот именно, что опытный. Кто же спирт разбавляет? Только мозгляки и молокососы. Не разбавлять, не запивать – вот принцип настоящего мужика!
– Девяностошестипроцентный не разбавлять? – покосился на него Кияшов. – И не запивать? Ну-ну, по всему видно, какой ты опытный. Или вы там, в механической части, глотки уже так вылудили, что и кислоту можете неразбавленной пить за милую душу?
– То, что нашёл Коля, – всего лишь карбонатный остаток, – вмешался в «научный спор» Михаил Соломонович. – Меня беспокоит другое – наличие органических соединений. Может быть, они подмешивают в воду вирусные культуры?
Кияшов фыркнул:
– Да зачем им в воду что-то подмешивать? Если надо будет, заломают вам руки и вколют, что надо. Тут всяких хитростей нет, я думаю. Тюряга, она и есть тюряга. Сиди себе и не вякай. А тюремщики твои с тобой что угодно сделать могут в любой момент.
– Возможно, вы и правы, – согласился Михаил Соломонович. – И все же я бы поостерегся пить эту воду…
– Я, пожалуй, тоже в душ, – сказала Инна, поднялась и пошла к секции с металлическими стержнями.
– Вы… – начал Михаил Соломонович, но девушка его перебила:
– Извините, но у нас нет другого выхода. Или умереть, или пить эту воду. Помните, как тогда, на плато. Только отсюда нас вряд ли кто-нибудь вытащит.
– Да, вы правы, абсолютно правы, – сник доктор Химель и уже без каких-либо сомнений сунул носовой платок под тонкую струйку воды.
Инна вернулась в основное помещение через несколько минут, умыв лицо и намочив волосы. Следом за ней, протирая очки, из душевой вышел Михаил Соломонович.
– Шкурка обгорела? – сочувственно поинтересовалась принцесса, разглядывая прическу Инны.
– Да, – ответила Лазуренко. – Кстати, има Галут, я ведь тоже девушка. То есть я, как и вы, женского пола, я хотела сказать.
– Я догадалась, – пробасила аурелианка. – Некоторые вторичные половые признаки, такие, как широкие бедра, наличие молочных желез, а также…
– Вы, наверное, биолог? – поспешно перебила аурелианку Инна.
– Биолог, – согласилась Галут. – И еще врач.
– У нас тоже есть биолог и врач, – сообщила девушка. – Я – биолог, а Михаил Соломонович – врач.
Аурелианка задергала хвостом и пристально уставилась на Химеля. Доктор даже покраснел от такого чрезмерного внимания к своей персоне.
– Может быть, расскажете нам, чего стоит ожидать от ретлианцев? – продолжила разговор Инна. – Вы ведь, наверное, хорошо знаете их повадки?
– Они – отвратительные существа, – поморщилась принцесса. – И совсем не похожи на нас. Устройство их общества таково, что все они, по сути, представляют как бы одно целое. Чтобы объяснить их поведенческие реакции и мыслительную модель, можно применить понятие коллективного разума. Не слишком точно, но кое-что объясняет. Часто они даже мыслят в унисон. Это помогает им принимать важные решения. Действовать так согласованно, как нам и не снилось. И конечно, у них нет никакого представления о субординации… Лишь жалкое подобие авторитарной демократии.
– А ведь у вас, кажется, тоже все равны, – заметил Делакорнов. – Так нам, по крайней мере, рассказывали, когда мы общались с одним из ваших…
Хагнат смерил Антона суровым взглядом, но руку с растопыренными пальцами в угрожающем жесте поднимать не стал.
– У нас каждый знает свое дело, – пояснила принцесса. – Кто-то ведет корабль, кто-то лечит, кто-то руководит. А эти твари почти не признают профессиональной специализации. Нам, индивидуалистам, понять такой тип мышления довольно сложно.