TheLib.Ru » Биографии и Мемуары » Егорова Татьяна Николаевна » Андрей Миронов и Я » онлайн-чтение (стр. 40)

   Перед вылетом в Москву, в Нью-Йорке, говорю с неугомонной Зоей Германовной из Филадельфии, нашим американским антрепренером.
   – Таня, мне передали по секрету… здесь же все сразу становится известно… Одному знакомому звонил Ширвиндт из Москвы и в бешенстве орал: «Кто пригласил Егорову в Америку?» А я и не скрываю, что я. Не даю я ему покоя. Даже в Америке.
   На аэродроме один из моих друзей передал мне последний выпуск «Нового русского слова». Лечу в самолете – читаю.
   «Кое-что из личной жизни Андрея Миронова»
   Сразу думаю – кто? Оказывается, Фурманов. Концертный антрепренер Миронова и Голубкиной. Статья не об Андрее, а обо мне. В американской газете, как раз в момент моих успешных гастролей в США. Какое больное желание унизить меня и Андрея!
   «Для театрального мира это совершенно обычная ситуация, – говорит Фурманов, – когда известный артист ухаживает за вчерашней студенточкой. Так же, как приходит на стройку юная штукатурщица, а на нее кладет глаз опытный прораб».
   Господи! Как им не надоест писать пасквили обо мне. Исписались все, остался один – Фурманов. И понятно, с чьей подачи.
   Когда я пришла в театр, Андрей еще не был известным артистом. Мы были очень молоды, и первые письма с объяснениями в любви он мне написал только через три года. Для молодости три года – это целая вечность.
   Фурманов завершает свое интервью заявлением, что я – сумасшедшая. Ну что ж, не оригинально. Статья – анонимный экспорт из России – интервью без подписи. Кто же сумасшедший? «Юная штукатурщица» состоялась как личность и писатель, а «опытный прораб, положивший на нее глаз», стал великим артистом.

   Москва. Ноябрь 2000 года.
   Жизнь сама пишет заключительную главу моей театральной истории. В газете «МК» в ноябре вдруг появляется статья Марины Райкиной, где она гневно обрушивается на стариков-режиссеров, которыми, мол, засижены все наши театры и которые управляют труппой из постели по телефону. «Ага, – думаю я, – статья инспирирована наверняка Александром Анатольевичем». Ширвиндт наконец решил захватить театр Сатиры. Все давно продумано, подготовлено, осталось только взять почту и телеграф. В подтверждение моим догадкам получаю еще одну статью – из газеты «Новые известия», Филиппова, под названием «Корректная рокировка. Валентину Плучеку предложено оставить руководство театром Сатиры».
   «В последние годы Валентин Николаевич сильно сдал: он нечасто приезжал на работу, и дело катилось само по себе. Но театр – это большое, сложное производство, и сильный, энергичный лидер ему необходим. Александр Ширвиндт – наиболее вероятный претендент на роль главного, но что он представляет из себя в качестве организатора театрального дела, пока неизвестно. Неясно, что он вообще хочет от своего театра, какова его художественная платформа и чего от него нужно ждать.
   Валентин Плучек так прокомментировал ситуацию:
   «У нас был разговор с председателем Комитета культуры Бугаевым – он позвонил мне и предложил оставить театр. Скорее всего, я никогда больше в нем не появлюсь. Коллектив не знает о том, что происходит, вся интрига – дело рук Александра Ширвиндта. Я не верю в то, что Ширвиндт может быть хорошим руководителем театра, это несерьезно, ведь он по своей природе эстрадник».
   Ширвиндта в Москве в это время нет. Он в Израиле, дает концерты и ничего об этом не знает. Это его прием – шекспировский Клавдий за ковром. На этот оскорбительный выпад в направлении Ширвиндта немедленно появляется статья-мордобой, опять в «МК», под названием «Заповедная зона „совка“. О Плучеке. Пояснения.
   И что он недееспособный, и что разрушенный, и как он смел оскорбить самого Ширвиндта, написав, что он эстрадник и интриган. «Да и в Москве осталось несколько таких заповедных „совковых“ зон, в которых худруки и главрежи государственный театр рассматривают как частный. Может быть, их обнести высокими заборами и водить туда туристов, за деньги, показывая мастодонтов с их прошлыми заслугами и женами?»
   Нет сомнения, эта статья – месть 91-летнему старику Плучеку за оскорбление самого Ширвиндта. И во время этих газетных дуэлей Александра Анатольевича опять нет в Москве. Он, как Клавдий, всегда за ковром.
   А вот, наконец, и сам претендент на трон. Появился в газете «МК», с собственным портретом и большим интервью под названием: «Я не собираюсь быть киллером».
   Вопрос интервьюера:
   «– Вы разговаривали с Плучеком?
   – Я был у него. Когда ему стало известно про его интервью обо мне в одной из газет, которое он на самом деле никогда не давал, он сильно удивился, написал мне письмо, чтобы обсудить создавшееся положение».
   И дальше: «В общем, мне не очень хочется, но придется стать главным режиссером театра Сатиры».
   А вот что произошло за пределами газетных статей. Прочитав о себе в газете нелицеприятные высказывания Плучека, «очаровательный» Ширвиндт сильно разгневался и стал действовать методом «цель оправдывает средства». 90-летнему старику просто выкрутили руки. Пригрозили: либо он пишет извинительное письмо Ширвиндту, либо… в театре о нем немедленно забывают. Ни денег, ни машины, ни врачей… ни-че-го! Собралась труппа театра, на которую претендент не явился (как он выразился, «не хотел давить своим авторитетом»). «Клавдий» опять за ковром. На сцену вышла «праведница» Вера Васильева и с удовольствием прочла уничижительное письмо Валентина Николаевича с глубочайшими извинениями перед Ширвиндтом и уверениями, что он-де, Плучек, никаких статей никогда не писал. Все довольны. Ширвиндт – в кресле. Плучек – в постели, весь в пожизненных извинениях перед Ширвиндтом.
   Мне звонят по телефону читатели: «Татьяна Николаевна! Как Вы, оказывается, были прозорливы в своей книге! Шармёр действительно метил в это кресло». А мне грустно, оттого что Шура оказался хуже, чем я предполагала. И я думаю, Андрюша, как бы ты поступил в таком случае. Ты непременно вступился бы за Плучека. Есть правила: «защищай обиженного» и «лежачего не бьют». Когда я прочла слова Плучека: «Мне позвонил по телефону Бугаев, председатель Управления культуры, и предложил по телефону закончить свою деятельность, остаться дома», – я подумала, какая же у нас некультурная культура, ведь Плучек уже не год и не два недееспособен, а больше десяти лет. Почему бы раньше не подумать и о режиссере, и о труппе, а не когда вздумается Ширвиндту? Почему бы не взять корзину цветов, именные часы, двух делегатов и отправиться к главному режиссеру с бывшими заслугами? Надеть часы на руку, посмотреть на них и сказать: «Время! Пора! Валентин Николаевич», побеседовать, поговорить о преемнике, а не доводить все до такой тротиловой ситуации. Но в любом случае, Андрюша, ты никогда бы не переступил через Плучека, в каких бы отношениях с ним ни находился. Марк Захаров нашел себе театр и сделал его самым популярным в Москве. И тебе предлагали театр Комедии в Санкт-Петербурге. Поставил бы ты еще два спектакля, и тебе бы предложили стать главным режиссером какого-нибудь театра. Но тут дело в том, что Ширвиндту никто никакого театра не предлагал и предлагать не собирается. Не по Сеньке шапка! Кончился XX век, кончился век культа личностей: Гитлеров, Сталиных и главных режиссеров. В стране давно назрела театральная реформа. Институт режиссерского театра давно умер. Сейчас театру нужны молодые, энергичные, образованные люди, занимающиеся только репертуарной политикой. А какой режиссер хуже или лучше – решит публика.

   17 декабря я была на премьере у Людмилы Максаковой – Антурии, на спектакле «Сон», в театре, что на Покровке, в постановке Арцыбашева. Недалеко стоял и Ширвиндт. После спектакля и поздравления артистов за кулисами я оказалась на лестничной площадке и лестнице, которая вела вниз. Прямо передо мной – Ширвиндт.
   – Здравствуйте, Александр Анатольевич! – громко сказала я.
   – Зд-дд-равствуйте, – ответил он испуганно. Прохожу мимо него. Делаю шаг вниз по лестнице и продолжаю, не глядя:
   – Поздравляю! – Еще шаг вниз: – Наконец-то! – Еще одна ступенька: – Лучше поздно, чем никогда! – через две ступеньки. И на выходе, громко: – Цель оправдывает средства!
   Спасла Антурия – Максакова. Она так великолепно играла, что послевкусие от встречи с непорядочным человеком совершенно исчезло. Перед Новым годом Люда Максакова позвонила по телефону Плучеку:
   – Валя, я вас поздравляю с наступающим Новым годом! Я понимаю, как вам сейчас трудно.
   – Людочка! Ты не представляешь, что они со мной сделали! Ты очаровательная женщина и прекрасная актриса. Желаю тебе всего самого доброго. Больше не могу говорить.

   Все это грустно. Но жизнь продолжается. Во всех ее прекрасных и чудовищных проявлениях. И как прав был мой друг Сенека:
   «Денег на дорогу осталось больше, чем сама дорога»;
   «Пусть будет нашей целью одно: говорить, как чувствуем, и жить, как говорим»;
   «Жизнь, как пьеса: не то важно, длинна ли она, а то – хорошо ли сыграна».

   Дорогой Андрюша! Теперь я за одну ночь оказалась в новом, ХХI веке. И наша любовь, и наша книга тоже перешли этот порог в новый век, в новое тысячелетие. Милый мой! Ничего не изменилось. Ты мне так же снишься во сне. Я ощущаю тебя наяву. Я не знаю, что там у вас в посмертии, но я остро чувствую, когда тебе нужна моя помощь. И ты знаешь точно, когда помочь мне. Прошло столько лет, лет или времен, и ничего не изменилось – ты так же любим мной, я – любима тобой. Туманы, реки, небеса всегда несут весточку о тебе… За время разлуки мы стали ближе, роднее, нужнее. Скоро весна, твой день рождения, твой, как у нас на земле выражаются, юбилей. Тебе исполнится 60 лет. Ты что-нибудь споешь, будешь острить, расскажешь веселую историю и будешь заразительно смеяться. Распустятся цветы на земле, и я все их тебе дарю в твой день рождения. 8 марта 2001 года люди придут на то место, к тебе, и у оградки будет стоять кладбищенский поэт Потоцкий и опять прочтет:

Здесь люди глубже ощущают
Глазурной рифмы изразец
И светлой грустью очищают
Часовенки своих сердец.

Обнимаю, Андрюша. Бог даст, встретимся.
Таня.

Вместо постскриптума

   В канун 60-летия А. А. Миронова «Комсомольская правда» напечатала отрывки из только что прочитанного вами «Письма Андрею» и интервью Е. Левиной с автором книги. Вот полный текст этого интервью, опубликованного в газете под названием «Когда дело касается Андрюши, я беспощадна»

   Скандальная и дерзкая в своей откровенности книга Татьяны Егоровой «Андрей Миронов и я» вышла год назад и так шарахнула по авторитету нынешних заслуженных, и народных артистов, что казалось – быть шумной драке. Но публичных разборок не последовало.
   Именитые актеры от обсуждения книги уклонились: кто-то ее «просто не читал», а кто-то «не читал специально». И вдруг снова бомба!
   Вскоре выходит новое, значительно дополненное издание этой книги – и очередная порция подробностей и жареных фактов – Татьяна Егорова рассказывает, что произошло с ней и ее персонажами после выхода первого издания.

   – Татьяна Николаевна, признаюсь, ваш первый дамский роман я читала взахлеб и от слез не удержалась. Но вот отрывки из «Письма Андрею» выглядят, по-моему, чисто женской местью и попыткой свести с бывшими коллегами старые счеты. Только зачем?
   – Во-первых, это не дамский роман, поскольку «дам» в нашей стране нет. Их вывели в 1917 году. Во-вторых, по отрывкам – о целом не судят. В-третьих, это не «счеты» – это Гамбургский счет с людьми, которые сознательно уничтожали Андрея. Когда дело касается Андрюши, я беспощадна. В моей второй книге продолжается разговор и о театре, и о жизни, и об Андрее… Пишу о том, каким лицом ко мне повернулись «друзья» и близкие Андрея. И как испугались, что я отщипну от этого «каравая».
   – Меня в вашем послесловии зацепил такой момент: «Дорогой Андрюша, мы с тобой опять вместе, опять шумим… Шумим, да как!» Это что, радость по запоздалой славе?
   – Да нет, какая слава, она не мне, а Андрею была нужна. Мы шумели тогда, как пара влюбленных, о нас все время говорили, за нами следили, кто-то пытался эти отношения разрушить. Ах, как Вера Васильева (Цыпочка), актриса нашего театра, за нас переживала: «Таня, Андрей тебя любит больше, чем ты его». Это сейчас Вера Кузьминична меня не знает и не помнит. Не зря же я всегда твердила – не позволяйте Плучеку так с собой обращаться, дойдет и до вас. Дошло. Когда репетировали «Трехгрошовую оперу», Плучек за три дня до премьеры снял Васильеву и назначил другую актрису. По «индивидуальным» обстоятельствам, конечно. А Вера Кузьминична слегла в клинику с глубочайшим инсультом, она год ничего не помнила, лечилась. Может, поэтому у нее сейчас плохо с памятью.
   – Своей книгой вы отхлестали по щекам многих…
   – Я не собиралась никого хлестать. Я писала о событиях двадцатилетней давности. О торжестве любви над смертью. Это в одном письме мне написали: «Как же вы отхлестали всех своей любовью». Когда Марина Влади выпускала книгу о Высоцком, на нее в суд подавали, а Высоцкий – «гуляка и пьяница» – опять вышел на сцену жизни, и опять он им мешает жить, как и Андрей Миронов – «драчун и бабник».
   – Книга вроде о любви, а получилась слишком жестокой…
   – По-вашему, это получился «дамский жесткий роман», хотя я не написала и половины правды о тех людях, для которых Андрей был питательной средой, как для бактерий. Они использовали его. Андрей никому не мог отказать… Ему как-то прислали из зала апельсин и записку: «Андрюша, съешьте апельсин, вы плохо выглядите». А ему было просто некогда, Голубкина без конца мотала его за рубль по концертам. И только два человека просили: «Андрюша, остановись!» Это Александр Семенович Менакер и Таня Егорова.
   – У Миронова совсем не было друзей ?
   – Были. Игорь Кваша, например. И его жена Татьяна. У них всегда был гостеприимный дом, и Андрей очень любил там бывать.
   – А как Игорь Кваша отнесся к вашей книге?
   – Не очень хорошо отнесся. Я встретилась с ним на чужой территории, и он сказал что-то нелестное. Я его понимаю.
   – Отношения с Машей Мироновой, дочерью Андрея и Екатерины Градовой, у вас после выхода книги тоже разладились ?
   – С Машей-то, конечно. Она находится под влиянием людей, которые ее используют в своих целях. Я на нее совершенно не в обиде, она еще не понимает многого. Дети – модель родителей, когда Мария Владимировна была жива, она отдирала Машу от Катерины.
   – А за что вы Ширвиндта так зацепили?
   – Всегда про него говорили – хороший конферансье, остроумный, а теперь и этого нет. И не цепляла я его, просто написала правду, какая она есть. Видимо, в его душе есть «жила» – зависть, которая душит и отравляет. Но это его проблемы. А я ни к кому не испытываю зла. Уже пожилая Мария Владимировна все твердила: «Я этому припомню, и этому не забуду…» Спросила ее как-то: «Как можно в состоянии ненависти жить?» Марья ответила: «А вам просто лень».
   – Получается, что и вы многим «припомнили». Вам безразлична их реакция?
   – У вас все время лексикон прокурора – припомнили, свели счеты, зацепили. Я еще раз повторяю: я просто писала, и мне совершенно безразлична их реакция. Для меня они всего лишь персонажи. Единственный Плучек сейчас вызывает сожаление. А «зацепленный» Ширвиндт смекнул, форсировал события и сел в кресло главного режиссера. И вот не я, а он продолжает свою мстительную позицию – таков характер.
   – После вашей книги я узнала совсем другого Андрея Миронова. Не только блестящего, успешного актера, но и настоящего, простите… мерзавца. Предал вас. Предал свою любовь. Слабый, безвольный человек…
   – Это вы сказали. Это ваше личное мнение. У меня оно другое. Люди не ведают, что творят, и, простите, ваши характеристики просто хрестоматийны. Характер человека, и тем более особенного такого, как Андрей Миронов, – иррационален, противоречив, несбалансирован. Поэтому любовь – всегда жертва. И любить – значит понимать. Я понимала Андрея как могла.
   – А ваша книга, она его не опустила ?
   – У Ходасевича есть выражение: «Нас возвышающая правда». Да и в народе говорят: «Бог не в силе, а в правде». Другой судьбы у нас с Андреем быть не могло. Прожив десять лет с Марией Владимировной, я поняла ее характер. То все за ручку меня держала – «простите, простите». А с другой стороны, так и не изжила в себе эту ревность. Я ей говорю: «Мария Владимировна, у меня есть Андрюшины письма». А она с ревностью: «И у меня – тоже!»
   – У вас в театре друзья остались?
   – У меня не было друзей в театре. А как ушла из театра, перестала со всеми общаться. Но коллеги мне звонят до сих пор. Только просят никому не рассказывать. Боятся.
   – Вот и Аросева говорит, что не знает такую артистку Татьяну Егорову…
   – А ведь мы очень дружили. Когда с Наташей Селезневой только пришли в театр, нас сразу предупредили, против кого надо дружить: «Не здоровайтесь с Аросевой, Плучеку это не понравится». Но мы были единственными, кто нарушил это правило, и ездили к веселой и остроумной Аросевой в гости, мы ее очень любили. Но она об этом, наверное, забыла.
   – А за что вы Татьяну Васильеву в «галошу» посадили?
   – Таня – человек циничный, но несчастный, наделала много ошибок в погоне за славой. До того как Тане дали квартиру, она жила у меня, а я – в основном у Андрея. Она хотела перепрыгнуть и через Андрея Миронова. Достаточно вспомнить, как она с животом на девятом месяце играла Софью, «беременную то ли от Молчалина, то ли от Чацкого». А однажды у нас были гастроли в Риге, и латыши специально «на всякий случай» закрыли ящики в своих гримерных. Так вот Галоша взяла и зачем-то вскрыла чужой ящик во время антракта. И ее тут же обдало малиновой краской. Отмыть – невозможно. И беременная, пунцовая от стыда и краски, Софья весь второй акт играла спиной к зрителям. Бедный Миронов, а каково ему было играть с такой Софьей…
   – Может, кто-то из ваших героев остался за кадром?
   – Я еще могу три тома таких историй написать. Пощадила многих. Когда мой издатель решил рассекретить клички героев, я многое специально убрала, чтобы никого инфаркт не хватил.
   – Говорят, у популярного артиста Миронова было много женщин, но после выхода вашей скандальной книжки, кажется, никто больше из дам сердца не заявлял на Андрея Миронова права…
   – Михаил Державин дал интервью, что, мол, Егорова выиграла только тем, что первая написала (но моя книга об Андрее не первая, а четвертая). Они хотят унизить меня, а унижают Андрея. А то количество женщин, которые его окружали, лишь скрывало тревогу по несостоявшейся жизни известного актера. Андрей часто повторял: «Моя жизнь не состоялась…» Это в личной жизни. А вне личной жизни – он был гением театра. У него была честь таланта.
   – И вы ни разу не пожалели, что связались с этим бабником и драчуном? Что оказались рядом с властной Марьей?
   – Нет. Они мне столько дали… Я прошла через горнило, которое плавит сталь. Я тоже не случайно оказалась рядом с ними. Душеполезный получился обмен. Андрей был человеком с очень нежным чувством юмора, что встречается очень редко. Милый, жадный, добрый, коварный, простодушный – все было в нем. И это прекрасно… Если бы Андрей был жив, непременно поставил и сыграл бы к своему 60-летнему юбилею «Маскарад» Лермонтова (Арбенина).
   – Я знаю, что вы пишете еще один любовный роман, о чем он?
   – Рабочее название «Ветер сдувает шляпу». Снова о любви. Но это уже другой сюжет, другие обстоятельства. Это не моя история, но будут в ней, наверное, и мои черты… По крайней мере обещаю – скучно не будет.

   Вот и все. Вся история. Любовь и талант всегда будут торжествовать, а зависти и злости суждено вечно вариться на медленном огне вместе с их обладателями. Это – аксиома.
   Спасибо всем, кто мне писал, кто отдавал свои душевные силы, читая историю нашей жизни и любви, и кому эта книга, наполненная слезами, страданиями, радостями – сторицей вернула потраченное. Спасибо вам за любовь, посланную в обыкновенном почтовом конверте. Спасибо за силы, которые вы даете мне так искренне, эмоционально. И силы есть. Надеюсь, их хватит на следующую книгу о любви. История другая и, наверное, не менее интересная.
   Спасибо. И до встречи.

ДЕЙСТВУЮЩИЕ ЛИЦА И ИСПОЛНИТЕЛИ

   Акробатка – Нина Корниенко

   Антурия – Людмила Максакова

   Балерина – Майя Плисецкая

   Ворон – Михаил Воронцов

   Галоша – Татьяна Васильева

   Директор – Александр Левинский

   Драматург – Эдвард Радзинский

   Жора – Георгий Мартиросян

   Жорик – Георгий Менглет

   Зеленоглазая Зина – Зинаида Плучек

   Инженю – Наталья Защипина

   Клара – Маргарита Микаэлян

   Корнишон – Михаил Державин

   Магистр – Марк Захаров

   Певунья – Лариса Голубкина

   Пепита – Наталья Селезнева

   Пудель – Павел Пашков, муж Лили Шараповой

   Русалка – Екатерина Градова

   Сатирики – Аркадий Арканов и Григорий Горин

   Синеглазка – Наталья Фатеева

   Спартачок – Спартак Мишулин

   Стукачка – Регина Быкова

   Субтильная – Лиля Шарапова

   Сценарист – Александр Шлепянов

   Травести – Броня Захарова

   Толич – Анатолий Папанов

   Ушка – Владимир Ушаков, муж Веры Васильевой

   Цыпочка – Вера Васильева

   Чек – Валентин Плучек

   Червяк – Александр Червинский

   Шармёр – Александр Ширвиндт

   Энгельс – Игорь Кваша